С.В. Стрельченко
«Энергия» 2006, № 7. С. 65-68.
Есть множество различного рода человеческих общностей, которые можно рассматривать как субъекты культурно-исторического процесса. Например: государство, вождество, этнос, каста. Одной из таких общностей является диаспора. Экономические процессы — важная и неотъемлемая часть культурно-исторического процесса, поэтому любой из его субъектов не может существовать без связи с экономикой и имеет свои специфические характерные для него институты и функции. При этом роль диаспор в экономической сфере, как правило, непропорционально значима по сравнению с их величиной. И эта закономерность имеет стойкую тенденцию к дальнейшему резкому усилению, что делает проблему все более актуальной.
Прежде всего, определимся с самим содержанием термина «диаспора». В настоящее время под диаспорой чаще всего подразумевается группа этнического меньшинства, живущая в иноэтничном окружении. Именно в этом смысле термин давно и прочно вошел в лексикон политиков. В научной литературе он трактуется шире: имеется в виду и группа конфессионального меньшинства. В отечественной и зарубежной литературе существуют сотни определений диаспоры, но нет единого общепринятого. На это указывает, например, А. Милитарев: «В современной литературе термин этот достаточно произвольно применяется к самым разным процессам и явлениям, с вкладыванием в него того смысла, который считает нужным придать ему тот или иной автор или научная школа». В контексте данной статьи под диаспорой понимается любое живущее в инородном окружении этническое или конфессиональное (эндогамное) меньшинство, объединенное общим самосознанием, которое выражается в чувстве груповой солидарности (определение автора статьи). Сам факт наличия меньшинства не означает существования диаспоры, поскольку его представители могут выбрать способ индивидуальной адаптации путем ассимиляции. Следовательно, диаспорой является лишь меньшинство, обладающее институтами внутренней консолидации. Есть мнение, что диаспора — процесс. Его придерживается, в частности, известный отечественный ученый С.А. Арутюнов: «Это процесс развития от "еще недиаспоры" через собственно "диаспору" к "уже недиаспоре"». Бесспорно, диаспоры появляются на недиаспорной основе, и в перспективе возможно их исчезновение или же трансформация в общности иного рода — субэтносы, касты и т.д. Но, несомненно, диаспора — достаточно долговременная общность.
Диаспоры существуют века и даже тысячелетия — сроки, соизмеримые с существованием таких субъектов культурно-исторического процесса, как этнос и государство. Процессом можно считать миграцию, но не диаспору, представляющую собой продукт этого процесса, то есть субъект. Как субъект она может быть связана с миграцией, ассимиляцией, этнической трансформацией и разного рода иными этническими и социальными процессами. Но это не дает основания отождествлять ее с каким-либо процессом или считать одним из процессов. Диаспору принято рассматривать в связи со страной исхода и страной нового места жительства. При этом под многозначным термином «страна» в различных источниках подразумевается как государство, так и культурно-исторический регион. В контексте данной статьи — это культурно-исторический регион, что не тождественно употребляемому в ней термину «государство». Примером тому служат современные немецкие, польские и итальянские диаспоры, время появления которых в странах Нового Света относится к периоду, когда ареалы названных этносов были разделены границами множества государств. Но члены диаспоры связывают себя с Германией, Италией, Польшей как культурно-историческими регионами и могут не помнить о конкретных государствах — местах эмиграции. Полем исследования является история человечества в целом, и выводы о наиболее общих закономерностях сделаны на основе анализа и обобщения фактов по множеству государств и культурно-исторических регионов в разные времена.
Судя по древнейшим письменным источникам и этнографическим материалам об этносах, имеющих догосударственные формы социальной организации, диаспоры как субъекты культурно-исторического процесса столь же древни, как сами этносы и конфессиональные общности. Поскольку история человечества неотделима от экономики, ибо любая человеческая общность имеет какой-либо экономический базис, диаспоры изначально были субъектами экономических процессов, При этом с древнейшего времени прослеживаются многие из существующих в современности общих закономерностей. Как отмечалось выше, диаспоры могут играть в экономике непропорционально большую по сравнению со своей величиной роль. Эта закономерность объясняется целым рядом причин.
1. Представители диаспорного меньшинства могут обладать специфическими трудовыми навыками, которыми в меньшей степени обладают или не обладают представители окружающей диаспору внешней среды. Так, в период с конца XVIII в. по 1917 г. армянские диаспоры Поволжья подтверждали правило о непропорционально большом вкладе диаспоры в экономику на примере ее торгово-промышленной сферы, а украинское меньшинство региона практически монополизировало соляной промысел. Подобная очень узкая специализация диаспоры в какой-либо области экономики — не единичный пример. Аналогичные, позволяющие сделать обобщение факты не редки. В начале XIX в. выходцы с Гаити на Кубе специализировались на производстве кофе, который был мало известен на острове как сельскохозяйственная культура. В 70-е гг. XX в. корейцы городских диаспор Латинской Америки контролировали торговлю готовой одеждой. В Древнем Египте дальнее мореплавание являлось специфической областью деятельности этнических финикийцев.
Специфические трудовые навыки и род экономической деятельности могут быть связаны с конкретными этнокультурными особенностями, носителями которых являются члены диаспор. Но эта закономерность не универсальна. Так, в начале XX в. для русских Парижа была характерна профессия водителя такси. Прямой связи с особенностями этнической культуры здесь нет. А гусеводство — одна из традиционных отраслей русского крестьянского хозяйства, и это прослеживается, в частности, на примерах русских молоканских диаспор в странах ближнего и дальнего зарубежья. Во втором случае экономическая деятельность имеет явную этническую, а следовательно, этно-диаспорную маркировку. Фактологический материал подобных примеров огромен. Причина здесь в том, что этносы связаны с характерными для них хозяйственно-культурными типами (ХКТ), которые формируются под действием географо-климатических и социальных условий и отражаются в трудовых навыках и, следовательно, в социально-экономической роли диаспоры.
В условиях взаимосвязанного и параллельного развития межэтнической интеграции и интеграции экономической традиционные навыки и продукты производства значительно реже воспринимаются как имеющие этническую маркировку. Но даже в эпоху глобализации существуют многочисленные рестораны национальных кухонь, сувенирные и антикварные магазины и т.д., что вносит в совокупности значительный вклад в производство и сферу обслуживания.
1 Березкин Ю.Б. Инки: исторический опыт империи. — Л.:Наука. 1991.
2. Диаспоры могут владеть непропорционально большой долей денежного капитала и собственностью других видов. Это дает возможность дальнейшей концентрации собственности и ведет к усилению позиций диаспор в различных отраслях экономики, вплоть до их полной монополизации. Пример тому — известные с древнейших времен по настоящее время торговые меньшинства. Они существовали во всех культурно-исторических регионах с государственными или предгосударственными формами социальной организации (вождествами). Так, в странах Юго-Восточной Азии сферу торговли в основном контролировали китайские, индийские, арабские диаспоры. В странах Черной Африки со средних веков значима роль индийских, а еще более — арабских, в частности ливанских, торговых меньшинств. Торговое меньшинство существовало даже в государстве инков, в обществе, которое практически не знало института торговли1. С приходом капитализма торговые диаспоры начинают заниматься не только торговлей, но и организацией производства. Поэтому их вернее будет назвать в наше время «торгово-предпринимательскими».
3. Социально-демографическая структура диаспор как предпосылка к лидерству в экономике. Самый известный из всех вариантов генезиса диаспор — их появление в результате переселения с исторической родины. Анализ фактологического материала дает основания сделать такой вывод: во множестве случаев группу переселенцев нельзя рассматривать просто как «сколок с этноса», его механически отделенную часть, с внутренней структурой, один к одному отражающей структуру исходной общности. Мигранты различны при их рассмотрении по разным критериям: поло-возрастной состав, уровень образования и профессиональной подготовки, психологические характеристики. В потоке мигрантов преобладают мужчины трудоспособного возраста, с уровнем образования и профессиональной подготовки выше среднего, как правило, энергичные и предприимчивые. Таким образом, мигранты экономически более активны в сравнении со средними характеристиками исходной общности. Явление это отчасти стихийно, отчасти целенаправленно контролируется со стороны государств, заинтересованных в притоке или ограничении каких-либо категорий мигрантов. Многие государства практиковали вербовку или вводили ограничительные квоты в соответствии с возрастным, профессиональным, имущественным и т.д. уровнем мигрантов. Как следствие этих стихийного и целенаправленного отборов, экономическая роль диаспоры может превышать средний показатель в окружающем социуме, что проявляется, в частности, в уровне жизни, который значительно выше, чем на исторической родине, и превосходит уровень окружающих. Например, В США конца XX в. суммарный доход диаспор азиатского происхождения значительно превосходил средний: 22.1 тыс. долл. на семью против среднестатистического — 16.8 тыс. долл. Он даже несколько выше, чем у белых американцев с доходом в 20.8 тыс. долл. (по данным 1984 г.). При этом японцы и выходцы из Южной Кореи составляли лишь меньшую часть диаспорных групп, обобщенных под понятием «азиаты» и включающих в себя китайцев, вьетнамцев, филиппинцев, индийцев, иранцев и выходцев из других стран Азии. Таким образом, подавляющее большинство азиатских диаспор имеет исторические родины с уровнем жизни значительно ниже американского. Аналогичная закономерность прослеживается и в некоторых русских и русскоязычных диаспорах США, в частности на Аляске.
2 Athens, Aden, Arikamedu: Essays of the interrelations between India, Arabia and Eastern Mediterranean / Ed. by M.— F. Boussas and J.-F. Sates. — New Delhi. 1995.
4. Корпоративность как преимущество в экономической деятельности. В то время как большая часть индивидуумов окружающего социума социально атомизирована, представители диаспор используют преимущество корпоративности. При этом корпоративность может быть как внутренней, так и внешней. Внутренняя корпоративность проявляется во взаимопомощи, которую члены диаспоры оказывают друг другу. Она действует и в экономической сфере, причем имеет разнообразные формы: помощь при адаптации вновь прибывших, включая трудоустройство, льготные финансовые ссуды, предпочтения при деловых контактах и т.д. С развитием международной интеграции все большее значение приобретает внешняя корпоративность. Диаспора может быть связана с множеством разного рода общностей: государством — местом исхода, материнским этносом, другими диаспорами той же этнической или конфессиональной принадлежности. Часто диаспоры имеют контакты с другими диаспорами, обладающими с ними общими признаками, либо с иными общностями, так или иначе связанными с ними культурно и исторически. Так, в конце XX в. у русских Ирана были связи с армянской общиной. Калмыки США сближаются, с одной стороны, с русской диаспорой, с другой — с японской. Являясь выходцами из Польши, белорусы Аргентины были ориентированы на Россию, как на государство близкого этноса. По мнению В.В. Тишкова, в наше время «обязательность "исторической родины" уходит из диаспорного дискурса. Связь выстраивается с такими глобальными понятиями, как "Африка", "Ислам"». Такая закономерность действительно есть, но не является ни единственно магистральной, ведущей к замещению всех остальных, ни абсолютно новой. В начале I тысячелетия нашей эры в Индии существовали диаспоры яванов, которые связывали себя с такой «глобальной метафорой», как греко-римский западный мир2. С другой стороны, современные диаспоры этносов пост-Югославии и Ливана отличаются узколокальным самосознанием.
3 Ланда Р. Мусульмане в Великобритании //Азия и Африка. — 2000. — № 9.
Указанная многоплановость создает возможность множества вариантов внешней корпоративности. Вследствие этого диаспоры могут лоббировать экономические интересы общностей, с которыми связаны и, в свою очередь, получать от них экономическую помощь. Примером современных узколокальных экономических связей могут служить также итальянские, греческие и отчасти китайские диаспоры Новой Зеландии. Они проявляются в экономической сплоченности, заметной по однородности деятельности. Для греков характерно занятие ресторанным бизнесом, для итальянцев — пригородное садоводство. Другое свидетельство этого — эффект «цепной миграции»: мигранты прибывают из одних деревень и городских районов Греции и Италии, большая часть китайцев — из Гонконга и прилегающей территории Южного Китая. Яркий пример экономической ориентации на «глобальные метафоры» — мусульманская община Великобритании. Она лоббирует политические и экономические интересы не только конфетных этносов и государств, но и исламского мира в целом, включая те его части, которые не давали притока мигрантов в нее. Уже в XIX в. она отстаивала интересы как суннитской Османской империи, так и шиитского Ирана3. Но, как правило, диаспоры ориентированы на конкретные государства и этносы, «именно эти варианты чаще всего реализуются в экономической сфере. В том случае, если материнский этнос имеет свой этносоциальный организм в виде отдельного суверенного государства, векторы связи диаспоры с этносом и государством практически совпадают.
Так, армяне диаспор конца XIX — начала XX в. были ориентированы на основную часть своего этноса (его ареал находился в границах Османской империи), а также на другие армянские диаспоры, но не на «государство Османская империя», которое не было выразителем их политических и экономических интересов. В случае китайских диаспор векторы этнической и государственной ориентации совпадают. Таким образом, китайские диаспоры много веков поддерживают экономические связи как с государством, так и со своим этносом, существующим и в форме этносоциального организма (ЭСО) «государство Китай», и в форме диаспор в других государствах. С развитием международной интеграции экономические связи китайских диаспор со своими ЭСО (Китаем, Тайванем) и между собой имеют тенденцию к усилению — в результате растет их роль в окружающем социуме. Так, китайцы Вьетнама, составляя около 1% населения, дают вклад в ВВП 20%. Аналогичная ситуация сложилась в Индонезии, Малайзии и ряде других государств Юго-Восточной Азии. При этом китайцы диаспор не только пользуются связями с исторической родиной, но и активно сотрудничают на уровне разделенных границами государств диаспор, поэтому зарубежные инвестиции получают именно те отрасли экономики, в которых заняты китайцы. Подобная практика может способствовать одновременно экономическому развитию окружающего социума, самих диаспор и общностей, на которые они ориентированы.
Каждая из экономических тенденций, в которых участвует диаспора, связана с более общими закономерностями функционирования диаспоры, будучи ее частным проявлением. При этом ни одна из тенденций не является абсолютно новой, но все они выходят на новый уровень. Связанные с диаспорой тенденции развиваются в русле расширяющихся этнических, социальных и экономических тенденций современности. Их удачное обобщение дали в совместной работе И. Абрамова (Россия) и К. Штоль (ФРГ): «Одним из важнейших последствий глобализации стал рост географической мобильности рабочей силы. Огромные массы людей в относительно короткие временные промежутки меняют место обитания, род поселений, сферу деятельности, характер веками складывающихся представлений и привычек. При этом они оказываются в новой, непривычной для себя среде, среди людей, имеющих другой жизненный уклад, другую систему светских и религиозных ценностей и говорящих на другом языке». Из причин роста миграций можно выделить следующие:
демографический вакуум в экономически развитых государствах и высокий прирост населения в менее экономически развитых;
предпочтение, отдаваемое работодателями дешевой рабочей силе, включая труд недостаточно социально защищенных нелегалов;
развитие информационных и транспортных коммуникаций в сочетании с облегчением возможности легального и нелегального пересечения границ государств.
Существуют две тесно взаимосвязанные тенденции: увеличение удельного веса диаспорной части во внутренней структуре этносов и стирание граней между «диаспорными» и «недиаспорными» этносами. Согласно Ю.И. Семенову, этнос может состоять из:
этнического ядра — компактно живущей на определенной территории основной части этноса;
этнической периферии — компактных групп представителей данного этноса, так или иначе отделенных от основной его части;
этнической диаспоры — отдельных членов этноса, рассеянных по территориям, занимаемым другими этническими общностями.
4 Гeллнep Э. Нации и национализм. — М.: Прогресс. 1991.
История одних этносов традиционно связана с диаспорой, история других практически не знает института диаспоры. Пример первых — евреи, чей этнос веками существовал только в форме диаспор, вторых — корейцы, доля которых за пределом ЭСО была незначительной. В короткий срок, за время последних десятилетий XX в., корейский этнос резко сменил позицию, став одним из самых «диаспорных», на что указал Ли Квангю в докладе на 1 международной конференции «Корейское зарубежье в общемировом контексте»: «В наши дни более 5 млн. корейцев (а это примерно 8.3% населения Корейского полуострова) проживает за его пределами. Корейская диаспора является второй по численности в мире, уступая только китайской. По процентному соотношению с населением страны происхождения корейцы уступают лишь ирландцам, но они лидируют по числу стран их иммиграции. Представители корейской диаспоры проживают в более чем 70 государствах: в Азии, Европе, Северной и Южной Америке и в Австралии». Таким образом, в результате роста абсолютной и относительной доли диаспор соответственно увеличивается их абсолютный и относительный вклад в экономику. Стирание граней между «диаспорными» и «недиаспорными» этносами ведет к ослаблению этнической(и этнодиаспорной) специализации, что выражается, в частности, в уменьшении роли традиционных торговых меньшинств4. Ранее потоки мигрантов оседали в тех регионах, природно-климатические условия которых напоминали место исхода. Например, большая часть британцев, осевших в Индии, стремились к возвращению, а в Северной Америке — старались обосноваться. Подобное явление как складывалось стихийно, так и планировалось на уровне политики государств. Существовали проекты переселения шотландцев в горные районы северной Индии, русских на север Квебека и т.д. Торговых меньшинств и жителей городов указанная закономерность касается в меньшей степени. В эпоху глобализации при росте урбанизации связь между природно-климатической средой и этнической спецификой слабеет, диаспоры развиваются в существенно отличных природно-климатических условиях — вьетнамцы Сибири, филиппинцы Аляски. Члены подобных диаспор заняты в промышленных отраслях, а не в сельском хозяйстве.
Ранее члены диаспор, сохраняя этническую и конфессиональную принадлежность, меняли гражданство, так что диаспоры становились ассоциированными частями других наций, например, украинцы в Канаде, японцы в Бразилии. Торговые меньшинства это затрагивало меньше, поскольку они могли иметь значительные внешнеэкономические связи и совершать маятниковые миграции. В эпоху глобализации эта, ранее частная, закономерность выходит на качественно более высокий уровень и становится одной из всеобщих. Растет количество людей с двойным гражданством, одновременно участвующих в экономической жизни двух и более государств, наций и этносов. Например, вкладывая труд в экономику одних государств, они направляют заработанные средства на историческую родину, платят двойные налоги и т.д. Как совокупность всех новых тенденций развивается тенденция магистральная — диаспоры приобретают все большую роль в экономической сфере. При этом их экономический потенциал становится соизмеримым и даже превосходит экономический потенциал государств и этносов на основной территории, а также государств и этносов, которые образуют среду. Так, кубинская диаспора США имеет доход, превышающий весь валовый национальный доход Кубы. В конце 70-х гг. прошлого века японцы Бразилии владели 5.8 млн. га сельскохозяйственных угодий, в то время как в самой Японии площадь всей обрабатываемой земли — 5 млн. га. Они составляли 2.5% от населения Бразилии, давая на внутренний рынок от 60 до 100% различных видов сельхозпродукции. При этом вместе с ростом экономической роли японской диаспоры шло увеличение инвестиций со стороны Японии. В кратчайший период с 1972 по 1974 гг. ее инвестиции переместились с шестого на второе место, уступая только США.
Таким образом, диаспора становится одним из важнейших субъектов экономических процессов нашего времени.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.courier.com.ru