(Проблема способностей в учении Я. Л. Морено)
Вот уже пять столетий в европейском гуманитарной традиции не прекращаются дебаты о природе специфически человеческой способности к творчеству - умения создавать новые формы вещей, отношений, поведения, ситуаций, в пределе - чего угодно. Крайние точки зрения были сформулированы еще в XVIII в. Позиция французских просветителей, отголоски которой легко различимы в установках позитивизма, социальной и культурной антропологии, рефлексологии, бихевиоризма и прагматизма, заключалась примерно в следующем: способность к творчеству представляет собой нечто вроде генерализованного условного рефлекса, (побочного) продукта формирующего воздействия среды, главным образом, - социальной.
"Человека
дрессировали, как дрессируют животных, писателем становятся также как
носильщиком. Геометр научился выполнять самые трудные чертежи и вычисления,
подобно тому как обезьяна научается снимать и надевать шапку или садиться
верхом на послушную ей собаку. ... Как мы видим, нет ничего проще механики
нашего воспитания: все сводится к звукам или словам, которые из уст одного
человека через посредство ушей попадают в мозг другого, который одновременно с
этим воспринимает глазами очертания тел, произвольными знаками которых являются
эти слова" (3,191).
Оппозиционную точку зрения в столь же с заостренной и бескомпромиссной манере
выразили немецкие штюрмеры - литераторы и философы, объединившиеся в конце
XVIII в. в движение "Sturm und Drank". " Ваша убийственно лживая
философия убрала со своего пути Природу" (2, 29), - укорял просветителей
И. Г. Гаман. Между тем, талант - это ее, Природы (жизни - уточнит Ницше),
потенция. Пытаться понять его закон - тщетный труд, ибо он иррационален, не
подвластен рассудку. Соответственно нечего и думать о производстве в согласии с
бэконовской формулой "знание-сила" способности к творчеству. Она -
счастливый удел избранных - титанов, гиперборейцев, сверхчеловека (Ницше).
"Гений! гений! - кричат они: гений выше всяких правил! То, что делает
гений, то и правило" (2, 27), - писал о штюрмерах Лессинг. Позже эта
весьма типичная для эпохи modernity концепция творческой личности была не
только многократно воспроизведена, но и усилена аргументами Ницше, Бергсона,
Кьеркегора, Ортеги, Шелера и других столпов экзистенциально-персоналистской
философии.
Итак, либо демократическое обучение готовым формам деятельности, выработка системы навыков (условных рефлексов), обеспечивающих оптимальную адаптацию к социальной среде, либо самоактуализация витальной потенции к творчеству, отсутствие которой свидетельствует о принадлежности индивида к категории неподлинных личностей, массы, толпы и т. п . Либо репродукция (чужих) достижений, либо уникальность (а, следовательно, непознаваемость и невоспроизводимость) творчества. Таково исходное противоречие, с необходимостью разрешения которого сталкивается всякий, кто ставит себе целью развитие способностей человека.
В учении Морено это противоречие занимает центральное место, хотя между его философскими и практическими, психотерапевтическими, манифестациями существует значительное расхождение. Теоретически ницшеанская поэтика не знающего узды социального нормирования творческого порыва мирно уживается у Морено с просветительски-контовской идеей социометрического планирования общества, иррациональность межличностных сим-, анти-, эм- и теле- патий с их скрупулезным подсчетом и классификацией и т.д. Практически же отец групповой психотерапии разработал метод тренинга спонтанности, позволяющий воспитывать способность к творчеству, и таким образом на деле преодолел односторонность умозрительных перспектив.
Важнейшие
теоретические составляющие этого метода таковы:
1. Прежде всего, Морено чутко распознал краеугольную проблему традиционной
системы образования и воспитания, а именно, - ее нацеленность натрансляцию
знаний, умений, навыков в "снятом", готовом виде. Такие знания он
называл культурными консервами. Их освоение, точнее - заучивание, зазубривание,
автоматизированное воспроизведение (если речь идет о навыке или роли) может
дать индивиду иллюзию всезнайства, а то и всемогущества, но ни коим образом не
ведет к выработке соответствующих деятельных способностей. Почему? Да потому,
что усваивается в этом случае лишь результат, а не полный противоречий путь к
нему, форма продукта, а не деятельности, его породившей. "В сущности все
эти методы сводятся к игнорированию, отбрасыванию подлинного и выдающегося
творческого процесса, положенного в продукте, в затушевывании всех деятельных
живых моментов, в стремлении к одной неизменной цели: иллюзии законченного и
безупречного продукта, чье условное совершенство служило бы оправданием par
excellence отречения от его прошлого, предпочтения одной абстрактной стороны
системе целого" (4, 233).
2. Почему же системы образования западных государств производят людей с ограниченными творческими способностями с таким упорством? И как им удается выживать в современном динамичном обществе?
На первый
взгляд, все дело в инертности института культуры:
"В прошлом целью наших образовательных систем была подготовка человека к
серии жестких социальных ситуаций и профессиональных ролей. Пути, по которым
предстояло пройти индивиду, были заранее известны. Развитие и совершенствование
было возможно лишь в этих догматических и предопределенных границах, вне
которых царили хаос и разобщенность. Но за последнее столетие произошли
существенные перемены: мы не просто перешли от одной догматической ситуации к
другой, но совершили скачок в состояние текучести и нестабильности" (4,
193). "В наши дни ситуация изменяется от страны к стране, а часто и от
штата к штату, трансформируется всего за несколько лет даже в пределах одного
города. Это - не остающаяся стабильной, постоянно меняющаяся действительность.
Технологический прогресс разрушает традиционные профессии, и при помощи все
новых изобретений создает новые сферы приложения человеческой
деятельности" (4, 192). Система же образования, попросту не успевает
перестроится в соответствие с изменившимися потребностями общества...
Парадокс, однако, заключается в том, что владеющие сугубо функциональными навыками и умениями люди востребованы современным индустриальным обществом с его все более специализированной системой разделения труда и, добавим от себя, принципом "производство ради производства". И творческая импотенция нисколько не мешает им в случае необходимости успешно переключаться с воспроизведения одной формы деятельности на воспроизведение другой, усвоенной столь же механически и поверхностно. Так называемые профессионалы конца ХХ в., чье достоинство измеряется исключительно рыночной стоимостью их труда, чрезвычайно адаптивны - с легкостью переходят от менеджмента продаж к менеджменту образования (спорта, рекламы, нефтепереработки), переезжают из города в город и из страны в страну, меняют брачных партнеров и гастрономические пристрастия.
Они прекрасно приспособлены к среде своего обитания, проблема лишь в том, что они - не вполне люди. Морено называет их зооматами, или зоотехническими животными. Их роль в современном производстве принципиально ничем не отличается от той, которая все более успешно выполняется компьютерами и другими "умными" машинам (роботами). А значит, они могут быть заменены этими последними, вытеснены из производства и из жизни, поскольку способностью самодеятельности, позволяющей изменить ситуацию и себя самих, они не обладают... В этот поворотный момент у них появляется шанс, и они начинают представлять интерес для Морено, подобно тому, как Сизиф обретал привлекательность в глазах Камю исключительно в мгновения вынужденного досуга, когда на чело "пролетария богов" ложилась тень горестных раздумий.
"Существует мнение, что причиной такого развития является промышленная революция, а лекарством - совершенствование технологий, или вот еще: причина - в извращении человеческих инстинктов, а лекарство - в возврате к более примитивной цивилизации. Но есть и другая точка зрения: в человеке достаточно потенций для того, чтобы стать более разносторонним и гибким в соответствии с более дифференцированной и гибкой формой общества, возникающей на наших глазах" (4, 193).
Вне всякого сомнения, Морено не был ни революционером, ни реформатором, ни ретроградом. Даже в качестве последователя О. Конта (социометрического утописта) он был психотерапевтом и видел свою задачу в производстве психологически полноценного человека:
"Если будущее человечества вообще может быть "спланировано", то сознательная эволюция посредством тренинга спонтанности-креативности открывает новую перспективу развития нашего рода" (4, 235).
3. Но можно ли, в самом деле, научить человека творить средствами психологического тренинга?
Для ответа на этот вопрос чрезвычайно важно проводимое Морено различие между креативностью и спонтанностью. Креативность состоит в умении найти адекватный способ действия в новой ситуации (практической и теоретической), или новый способ действия в ситуации известной, стереотипной (4, 12). Это умение, естественно, предполагает культурное развитие человека, а именно - овладение определенными формами деятельности, принятыми в его социальном окружении. Однако этого не достаточно. Даже если индивид освоил не культурный консерв, а живой творческий способ деятельности, он должен перейти от его воспроизводства к собственному производству от конгениальности к гениальности. Для этого ему необходимо предоставить свободу действия, стимулировать его самостоятельную активность, спонтанность, по Морено. Иначе из него, возможно, и выйдет высоко оплачиваемый профессионал или эрудит (человек-компьютер), но творческая личность не получится точно.
"В истории человечества рождалось множество Микеланджело, но лишь один из них написал великие картины, множество Бетховенов, но лишь один создал великие симфонии, множество Христосов, единственный из которых стал Иисусом из Назарета. Что их объединяет - так это творческие потенции и творческие идеи. Что их разъединяет - это спонтанность, которая в успешных случаях дает человеку возможность распорядиться своими ресурсами, тогда как неудачники, несмотря на все свои сокровища, оказываются в проигрыше. ... Креативность без спонтанности безжизненна; ее сила возрастает и угасает пропорционально степени спонтанности, в ней участвующей. Спонтанность без креативности пуста и работает в холостую" (4, 11).
Психологический тренинг не может заменить собой или восполнить (многолетнее и многотрудное) культурное развитие - в этом отношении Морено был реалистом. Но с его помощью можно развить в человеке спонтанность, которая позволит ему личностно освоить богатства человеческой культуры, т.е. превратить их в активные творческие способности своей личности.
4. В чем же состоит предложенный Морено метод тренинга спонтанности? Прежде всего, непременным условием такого тренинга является непосредственное взаимодействие с другими людьми. Учебные пособия, компьютерные программы и т.п. не только не способствуют развитию спонтанности, но, напротив, препятствуют этому процессу. Когда-то Ж. Пиаже экспериментально доказал, что функция понятийного мышления формируется у ребенка в результате интериоризации спора с другими детьми, что мышление - это умение возражать самому себе. Точно так же и спонтанность, или способность к нестандартному, адекватному ситуации, самостоятельному действию, возникает у индивида в ответ на активное (спонтанное) сопротивление других людей, стоящее на пути шаблонных действий и вынуждающее его, мобилизовав все свои ресурсы, прокладывать обходные пути. Вещи же, даже самые "умные", в отличие от людей не обладают ни граном спонтанности. Опасность, которую таит в себе подмена межличностной коммуникации "общением" с вещами, раскрывает следующее наблюдение Морено за детской игрой в куклы:
"Кукла не проявляет зачастую неприятной ответной спонтанности, которой чревато взаимодействие с живыми людьми. Вместе с тем, она обладает физическими, материальными характеристиками, отсутствующими у воображаемых партнеров. В полуреальном, полумеханическом кукольном мире ребенок может действовать как ничем не ограниченный правитель. Здесь он получает первый опыт общения с роботом, которого можно при желании разрушить и который действует исключительно по воле хозяина. ... В другом месте я показал, каким образом игра с механическими игрушками учит детей агрессивному обращению с людьми и животными"(4, 240).
Итак, главным вспомогательным психологическим орудием тренинга спонтанности является взаимодействие индивида с другими людьми (auxilliary egos) c их спонтанными ответными реакциями. Это взаимодействие происходит, разумеется, в рамках психодраматического представления, сценарии которого могут существенно варьироваться. Вот лишь некоторые из упоминаемых Морено возможностей:
Конструируется серия различных ситуаций, максимально приближенных к жизненному опыту протагониста. Ему же предлагают сыграть определенные эмоциональные состояния или характерные для него роли.
Одна и та же (значимая, проблемная) ситуация воспроизводится в нескольких вариантах, каждый из которых качественно сложнее предыдущего. Протагонист играет сначала простейшую роль в такой ситуации, а затем последовательно проходя по виражам ее усложнения, овладевает ею, научается действовать сообразно ее изменяющемуся рельефу.
Создается экспериментальная игровая ситуация, которая дает всем участникам группы (и психотерапевтической, и реальной, такой например, как семья) возможность попробовать себя в различных ролях и функциях, что позволяет им высвободить и оформить свои (взаимные) желания и интересы.
Инсценипровке предшествует разминка (Warming up), разогревающая спонанность членов группы. Ту же функцию выполняют специальные психодраматические техники ("зеркало", "обмен ролями" и т.д.) Кроме того, на каждой стадии представления поведение протагониста проходит своеобразный тест на реальность (адекватность), заключающийся в необходимости согласовывать собственные спонтанные действия со столь же спонтанными действиями партнеров (вспомогательных я), считаться с их сопротивлением, критикой и т.п. В результате индивид получает важнейший опыт модификации собственного поведения.
Метод Морено иногда обвиняют в условности, оторванности от действительности - дескать, одно дело творчески проявить себя на психодраматической сцене в игровой ситуации перед лицом дружественной аудитории и совсем другое - в реальной, непредсказуемой и порой жестокой жизни. Но психотерапия не заменяет жизнь и не конкурирует с ней. Она лишь помогает человеку посредством разнообразных искусственных психологических орудий овладеть собственным поведением, что, правда, в случае успеха позволяет ему активно формировать свою жизнь, а не быть ее рабом.
"Как развивающий метод Тренинг Спонтанности ... совершеннее школы жизни. Пройдя через обучение поведению в различных потенциальных ситуациях, ролях и функциях, которые возможно ему прийдется исполнять по отношению к самым разным людям в различных ролях, человек обретает способность реагировать на жизненные ситуации более адекватно. Тренинг делает его более находчивым и гибким" (4, 195).
Список литературы
1. Аристотель. Политика. Сочинения в 4-х т.т., М.: Мысль, т. 4. С. 375-645.
2. Гулыга А. В. Немецкая классическая философия. М.: Мысль, 1986.
3. Ламетри Ж. О. Человек-машина. Сочинения. М.: Мысль. 1983. С.169-227
4. Moreno J. L. Who shall survive? Student edition. McLean, VA. 1993.
5. Ромек. Е. Творчество. Репродукция. Спонтанность.