Реферат

На тему:

Мюнхен - преддверие войны

1938 г. занимает особое место в предыстории второй мировой войны. Именно во второй половине этого года произошло резкое нарастание политического кризиса в Европе и возникла реальная угроза агрессии со стороны фашистских государств, которые, пользуясь попустительством правящих кругов Франции и Англии, приступили к реализации своих экспансионистских замыслов. Центральным драматическим событием стала конференция в Мюнхене. 29 сентября в «Доме фюрера» на Королевской площади главы правительств Франции, Англии, Германии и Италии подписали соглашение о расчлении Чехословакии. Судетская область суверенного Чехословацкого государства передавалась во владение фашистского рейха. Представители Чехословакии не были допущены на конференцию, на которой решалась судьба страны.

Конференция в Мюнхене явилась заключительным этапом развития чехословацкого кризиса в сложных и противоречивых международных отношений в Европе. В отечественной историографии проблемы, связанные с развитием международных отношений накануне и после Мюнхена, нашли отражение в коллективных работах и монографиях историков.

Чехословацкий кризис развивался с весны 1938 г. Германия, угрожая европейским державам военным конфликтом, требовала «разрешения» вопроса о Судетской области. Пресса фашистского рейха подняла кампанию «в защиту» немцев, проживающих в этом районе Чехословакии, которых будто бы угнетали чехи. Любому здравомыслящему политику было ясно, что Берлин готовит агрессивную акцию, направленную против суверенного европейского государства. Проблема Судетской области была для Гитлера лишь предлогом для реализации более обширных захватнических планов. А. Франсуа-Понсе, долгие годы находившийся в Берлине в должности посла Франции и хорошо изучивший политику нацистской Германии, в депеше, направленной в Париж, писал: «...Руководители рейха не делают тайны из того, что они ставят целью стереть Чехословакию с карты Европы... Речь идет не о исправлении линии границы, а о самом существовании Чехословакии... Противоречия между сторонниками Генлейна» и чехами служат рейху лишь предлогом, исходной точкой его требований. Главная цель состоит в том, чтобы, наказывая деятелей Праги, уничтожить тот барьер, который представляет Чехословакия как союзница Франции и России на пути продвижения германизма». Представитель Франции в юридическом отделе секретариата Лиги наций, профессор права Реннского университета Э.Жиро в письме французскому премьер-министру Э. Даладье также подчеркивал опасность для Европы замыслов руководителей фашистской Германии. Цели Гитлера, писал Жиро, «заключаются в том, чтобы страхом и приманками обеспечить господство Германии в Центральной и Восточной Европе». «После, - указывалось в письме, - будет возможно напасть на Францию и Англию и завоевать гегемонию Германии над всей Европой... Совершенно абсурдно полагать, что аннексия Судетской области удовлетворит аппетиты Германии и положит конец ее планам по пересмотру территориального статуса в Европе».

В политическом отношении Чехословакия не была одинока или изолирована. Она была членом Лиги наций и имела договоры о взаимопомощи с Францией и Советским Союзом. Эти договоры создавали международно-правовую основу для сотрудничества трех государств по обеспечению безопасности Чехословакии.

Внешнеполитический курс СССР в 1938 г. определялся принятой Кремлем концепцией о необходимости обеспечения коллективной безопасности и решительного отпора агрессии. Москва понимала, что в одиночку Чехословакия не могла противостоять притязаниям фашистской Германии, которая превосходила ее по всем параметрам военного потенциала. Судьба Чехословакии зависела от позиции европейских государств, которые общими усилиями могли предотвратить германскую экспансию, а в случае необходимости пресечь агрессию.

Защищая Чехословакию, Москва, естественно, преследовала и свои особые политические цели. Фашистская Германия для кремлевских лидеров была не только идеологическим антагонистом, но и политическим и вероятным военным противником Советской России. Сокрушение Германии означало ликвидацию очага агрессии в Европе, а следовательно устранение источника угрозы для Советского Союза.

Важным звеном в обеспечении коллективной безопасности в Европе могли стать советско-французский и советско-чехословацкий договоры о взаимопомощи.

Подписанный в мае 1935 г. в Париже советско-французский договор о взаимопомощи предусматривал взаимные консультации в целях принятия согласованных мер в случае угрозы или опасности нападения какого-либо европейского государства на СССР или Францию. Стороны обязались оказывать друг другу немедленную помощь и поддержку.

Советско-французский договор о взаимопомощи 1935 г. имел определенные недостатки. Французская сторона отклонила советское предложение о включении в текст договора определение агрессии, что лишало этот важный международный документ универсальности. Безусловно слабостью договора было отсутствие фиксированной договоренности сторон о дополнении пакта обязательной военной конвенцией.

Вместе с тем, следует подчеркнуть, что, несмотря на некоторые слабые стороны, советско-французский договор о взаимопомощи имел большое международное значение. Впервые в истории пакт о взаимопомощи против агрессии был заключен между социалистическим государством и капиталистической державой. Это служило доказательством возможности сотрудничества государств с различным социально-политическим строем на принципах мирного сосуществования во имя укрепления коллективной безопасности в Европе. Непосредственным следствием заключения советско-французского договора о взаимопомощи явилось подписание аналогичного пакта между Советским Союзом и Чехословакией.

Основные положения советско-чехословацкого договора, подписанным 16 мая 1935 г. в Праге, были идентичны положениям советско-французского договора. В протокол подписания была включена оговорка, гласившая, что стороны в случае агрессии будут оказывать взаимопомощь при условии, что жертве нападения будет оказана помощь со стороны Франции.

Договор о взаимопомощи с СССР был с удовлетворением встречен большинством населения Франции. Известный французский историк Ж.Б. Дюрозель отмечал: «Большая часть французского общественного мнения была за сближение (с СССР. - И.Ч.). И это были не только коммунисты, но многие социалисты, часть радикалов, такие как П.Кот и Э. Эррио, и даже некоторые деятели из числа правых националистов».

Однако после подписания советско-французского договора Москва отметила, что правящие круги Франции весьма прохладно относятся к перспективе развития сотрудничества с СССР.

Советское руководство отдавало себе отчет в том, что отношение французских правящих кругов к СССР определяется особенностями внутреннего положения Франции и общей ориентацией ее внешней политики, рассчитанной на укрепление франко-английского альянса и возможное соглашение с Германией.

Фактическое отношение сменяющих друг друга французских правительств к советско-французскому договору проявлялось в вопросе о военной конвенции, без которой пакт о взаимопомощи становился лишь политической декларацией без определения условий реализации взаимных обязательств для отражения агрессии. Настойчивые попытки советской дипломатии добиться согласия французской стороны на переговоры по военным вопросам наталкивались на полную пассивность парижских лидеров.

В беседе с французским послом Р. Кулондром М.М.Литвинов отметил, что французское правительство никогда не проявляло желания укрепить советско-французское сотрудничество. «...Французы, заключив с нами пакт о взаимопомощи, систематически уклонялись от соответственных военных разговоров о методах реализации этой помощи. Уклонялись они от этого даже тогда, когда Чехословакия стала фактически в этой помощи нуждаться».

Следует отметить, что военные инстанции Франции не только не проявляли заинтересованности в расширении контактов с СССР по военной линии, но и активно выступали против военно-политического альянса с Советским Союзом.

После заключения франко-советского договора 1935 г. начальник генерального штаба французской армии генерал Гамелен в докладе военному министру писал: «Альянс с Россией в трудно предсказуемых политических условиях представляется нежелательным». В справке, подготовленной французским генеральным штабом в июне 1937 г., делался вывод о целесообразности отказа от сотрудничества с СССР в военной области. «Всякое новое сближение Франции с Москвой привело бы с точки зрения французской безопасности к нулевому или даже отрицательному результату», - указывалось в документе.

Ж. Бонне, министр иностранных дел в правительстве Э. Даладье, политика которого привела Францию к войне и капитуляции, писал после окончания войны, что франко-советский договор в его представлении «Не имел никакого практического значения», поскольку «между французским и советским генеральными штабами никогда не было переговоров о том, каким образом русская помощь Франции могла стать практически реализована». Бонне лишь констатирует печальный итог французской дипломатии накануне второй мировой войны, оставляя в стороне вопрос об ответственности за столь крупный провал внешней политики Франции.

Однако советско-французский и советско-чехословаций договоры о взаимопомощи оставались действующими договорами, и советская дипломатия использовала их в период чехословацкого кризиса в целях организации отпора надвигавшейся агрессии со стороны Германии.

Советские дипломатические инициативы не встречали поддержки в Париже, где по-прежнему отвергалась идея советско-французского альянса. Как отмечал заместитель наркома иностранных дел В.П. Потемкин, «несмотря на крайнюю напряженность международной обстановки, французское правительство не изменяло своей позиции нерешительности, бездействия и легковерия перед лицом событий, создающих непосредственную угрозу для общего мира и прямую опасность для самой Франции».

В начале апреля 1938 г. кабинет министров социалиста Л. Блюма ушел в отставку. Было сформировано новое правительство во главе с лидером радикалов Э.Даладье.

Эдуард Даладье не был новичком в правительственных кругах Франции. Впервые портфель министра колоний он получил еще в 1924 г. В 1933 г. в течение 9 месяцев был председателем совета министров Франции. Даладье считался специалистом в области обороны и военной политики, занимая в 1925, 1932, 1933 гг. пост военного министра, с 1936 г. министра национальной обороны.

Новый премьер-министр сохранил за собой портфели военного министра (министра армии. -И.Ч.) и министра национальной обороны, сосредоточив в своих руках большую власть.

Э. Даладье пользовался известностью и авторитетом среди различных слоев населения Франции. Его биография внушала уважение. Провинциал, сын булочника, он достиг высокого положения своим трудом и настойчивостью. Будучи преподавателем истории в одном из лицеев, молодой Даладье зарекомендовал себя на политической арене как верный республиканец. Ветеран войны 1914-1918 годов. Он начал военную службу сержантом и за боевые заслуги получил чин лейтенанта. В 1919 г. Э. Даладье избирается в парламент от партии радикалов и начинает свою активную политическую деятельность.

В политических и журналистских кругах Э. Даладье сумел создать репутацию молчаливого человека с сильной волей, «человека из народа». Небольшого роста, коренастый, с бычьей шеей и простоватым лицом он вызывал симпатии у французов, которые видели в нем решительного и волевого человека, получившего прозвище «воклюзский бык». В условиях подъема демократического движения во Франции Даладье выступал как сторонник Народного фронта. Его нередко видели среди участников различных демонстраций и митингов вместе с социалистами и коммунистами. Однако для радикала Даладье было характерно сползание на более правые позиции. Став премьером, он практически покончил с Народным фронтом. Но в то же время он старался отмежеваться от крайних реакционеров и профашистов.

Производя впечатление прямого и откровенного политика, Даладье был лицемерным и тщеславным человеком, но в то же время осторожным деятелем, учитывающим соотношение политических сил в парламенте и правительстве. Близко знавшие Даладье люди видели в характере премьер-министра неуверенность и бесхребетность, что породило новую ироническую кличку «бык с рогами улитки». По мнению известного французского дипломата Леона Ноэля, «этот почти диктатор был слабым политическим лидером, пассивным и неспособным». Даладье сыграл роковую роль в судьбе Франции, став одним из участников мюнхенской сделки и виновником поражения Третьей республики.

Противоречивая политика Э.Даладье не способствовала улучшению советско-французских отношений в период начавшегося чехословацкого кризиса.

17 марта по поручению ЦК ВКП(б) и советского правительства народный комиссар иностранных дел М. М. Литвинов выступил перед представителями печати с официальным заявлением, в котором изложил позицию СССР в связи с нарастающим напряжением в Европе. «Нынешнее международное положение ставит перед всеми миролюбивыми государствами, и в особенности великими державами, вопрос об их ответственности за дальнейшие судьбы народов Европы, и не только Европы», - говорил советский нарком. В заявлении подчеркивалось, что правительство Советского Союза «по-прежнему готово участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усилившейся опасности новой мировой бойни». В этот же день специальной телеграммой НКИД СССР обязал советских полпредов в Лондоне, Париже, Праге и Вашингтоне вручить текст заявления М.М.Литвинова в министерства иностранных дел Великобритании, Франции, Чехословакии и США в качестве официального документа, отражавшего точку зрения СССР на актуальные международные проблемы.

В Париже было принято решение игнорировать декларацию советского наркома. Директор политического департамента министерства иностранных дел Франции Р. Массигли наложил на документе резолюцию: «Это не дипломатическая нота. Следовательно, нет и формальных предложений. Подготовить проект ответа: симпатии, но практические трудности прежде всего. Соединенные Штаты не скрывают своих колебаний».

В апреле 1938 г. в ЦК ВКП(б) вновь были обсуждены вопросы, связанные с позицией СССР в европейском кризисе. В принятом постановлении подчеркивалась решимость Советского Союза не допустить нового акта агрессии в Европе со стороны фашистской Германии.

Советская позиция была сообщена правительству Франции. 28 апреля 1938 г. посол Франции в СССР Р. Кулондр в специальной депеше, направленной в Париж, сообщил о его беседе с народным комиссаром по иностранным делам М.М. Литвиновым. Судя по содержанию документа, французский посол придавал большое значение полученной информации. «Я уже указывал, что я был поражен реализмом и сдержанностью господина Литвинова... В отношении Чехословакии... позиция Советов очень четкая, они согласились рассмотреть конкретные предложения по оказанию помощи этой стране».

Проводя линию на сговор с Германией, французский министр иностранных дел Ж.Бонне проявлял осторожность и хитрость. Он старался усыпить общественное мнение, обеспечить поддержку своей политики в правительственных кругах, показать сторонникам франко-советского сотрудничества, что он готов пойти на контакты с Москвой даже в военной области.

27 мая в беседе с советским полпредом в Париже Я.З. Сурицем Бонне сообщил, что он дал указание французскому послу в Москве Р. Кулондру совместно с военным атташе Франции встретиться с наркомом обороны К.Е. Ворошиловым и переговорить с ним по ряду «практических вопросов, связанных с проведением в жизнь наших пактов в свете чехословацких событий».

По мнению Сурица, с французской стороны дело сводилось лишь к постановке перед советскими военными инстанциями некоторых вопросов, а не о переговорах между СССР и Францией по проблемам военного сотрудничества.

Выполняя инструкцию своего министра, 29 мая Р. Кулондр сообщил В. П. Потемкину, что «в Париже назрела мысль о необходимости договориться с СССР и Чехословакией о совместных действиях в случае нападения Германии».

Заявление французского дипломата было довольно холодно встречено заместителем наркома иностранных дел. В НКИД считали, что демарш Кулондра не выходит за рамки зондажа. К таким заявлениям, по мнению Потемкина, следовало относиться «весьма осторожно». Для такой «осторожности» советской дипломатии имелись основания.

20 апреля Кулондр, возвратившись из Парижа, в беседе с Потемкиным сообщил, что военно-воздушный атташе Франции в СССР получил указание от министра авиации активизировать переговоры в Москве о предоставлении французским представителям технической информации по производству советских образцов истребителей. Французская сторона, по утверждению посла, была готова сообщить данные о своих самолетах, которые могли бы заинтересовать командование ВВС СССР. Кулондр подчеркнул целесообразность франко-советского сотрудничества в области авиации. 25 апреля французский посол посетил М.М. Литвинова и заявил, что военные инстанции

Франции готовы закупить в СССР некоторое количество истребителей, имеющих высокие тактико-технические данные. Со своей стороны Франция могла бы оказать помощь авиационным заводам в СССР в налаживании производства французских образцов бомбардировщиков-истребителей.

Однако далее благих намерений дело не пошло. И не по вине советской стороны. В начале июня военно-воздушный атташе Франции получил от своих начальников распоряжение прекратить переговоры с советскими представителями по вопросам самолетостроения.

Французский посол в Москве был крайне удивлен таким решением. «Сегодня, - писал он в телеграмме на Кэ д'Орсе от 13 июня, - министерство авиации отказывалось от сотрудничества с СССР, и это в тот момент, когда после стольких лет усилий мы наконец встали на путь реализации этого сотрудничества».

Советский полпред в Париже Я.З.Суриц, хорошо разбиравшийся в хитросплетениях дипломатии Ж.Бонне, в обширном письме в НКИД от 27 июня писал: «...Факт бесспорный - теперешнее правительство меньше всего свою чехословацкую политику строит в расчете на помощь СССР... Несмотря на наличие советско-французского пакта, на наличие параллельных пактов с Чехословакией, взаимно между собой связанных и друг друга дополняющих, руководство французской внешней политикой ни разу по-серьезному (если не считать обрывочных разговоров Бонне) не предложило приступить к совместному и практическому обсуждению вопроса, вытекающего из наших пактов».

Обстановка в Европе накалялась. Однако французское правительство все еще надеялось без сотрудничества с СССР найти какой-то выход, который бы обеспечил явные и тайные интересы правящего класса Франции.

Отказавшись от сотрудничества с СССР, фактически перечеркнув советско-французский договор о взаимопомощи, французские правящие круги играли на руку нацистской Германии.

Политическое и военное руководство фашистского рейха понимало, что договоры о взаимопомощи между СССР, Францией и Чехословакией могут служить прочным заслоном на пути реализации экспансионистских замыслов. Гитлер и командование верхмата не исключали участие СССР в вооруженной защите Чехословакии. В проекте директивы по операции «Грюн» (против Чехословакии) от 20 мая 1938 г. указывалось: «По всей вероятности, следует ожидать попытки русских оказать военную помощь Чехословакии». В изменениях к директиве о единой подготовке вооруженных сил к войне от 30 мая также подчеркивалась необходимость предвидеть «вероятность военной поддержки Чехословакии со стороны России».

Перед нацистской дипломатией стояла задача: помешать развитию франко-советского сотрудничества, добиться ликвидации договоров о взаимопомощи между СССР, Францией и Чехословакией и тем самым изолировать Чехословакию. Кроме того, разрушение франко-советского альянса могло бы значительно ослабить Францию и в определенной мере ограничить возможность Москвы участвовать в европейских делах.

Используя профашистские элементы, свою агентуру и прессу, германские информационные службы распространяли злостную клевету на СССР, пытались дискредитировать политику Москвы, пугали французов «угрозой большевизма».

В июне 1938 г. французский посол в Берлине сообщил на Кэ д'Орсе, что немецкие газеты обвиняют правительство Праги в поддержке коммунистов, пишут, что Чехословакия становится «авангардом большевизма, центром советской заразы, угнездившейся в сердце Европы».

Реакционные элементы во Франции охотно прислушивались к подобной информации из Берлина и использовали полученные сведения для пропаганды тезиса о целесообразности соглашения с Гитлером и отказе от обязательств защищать Чехословакию. Политики правой ориентации считали, что Франции выгодно стать партнером Германии и Италии. В политической сфере представители этой ориентации были бывшие премьер-министры П. Лаваль, П. Фланден, К. Шотан (зам. премьера в правительстве Э.Даладье), министры Ж. Бонне, Ш. Помарэ, многие депутаты парламента.

Политическая и пропагандистская деятельность этих реакционных сил находила значительную поддержку среди широких кругов французской буржуазии. Победа Народного фронта во Франции в 1936 г., победа левых сил в Испании напугали имущие классы. Для французской буржуазии фашистский режим в Германии и Италии представлялся как «режим порядка», как оплот против «красной опасности». Один из политических деятелей Третьей республики, приложивший немало усилий к поражению Народного фронта, К. Шотан писал в своих мемуарах: «Часть буржуазии из-за ненависти к демократии и страха перед социальной революцией чувствовала все большую и большую привязанность к фашизму, который иностранная пропаганда представляла как единственного врага коммунизма и как символ порядка».

Антикоммунизм и антисоветизм были факторами, влиявшими на формирование внешнеполитического курса Франции, в котором национальные интересы страны уступили место политическим симпатиям буржуазии. Французские шансонье на Монмарте, хорошо чувствовавшие политический климат, осыпали насмешками «прекрасных дам и господ, которые предпочитают быть побежденными Гитлером, чем быть победителями вместе со Сталиным». Насмешки шансонье были обоснованы. Для французских правых «красная угроза» была страшнее «коричневой опасности».

Правительство Э.Даладье оказалось в трудном положении. С одной стороны, оно не хотело полностью уступать правым силам и способствовать усилению Германии и Италии. Но с другой стороны, оно боялось прямого столкновения с агрессивным блоком, но опасалось идти навстречу предложениям Москвы о развитии франко-советских отношений.

Советское руководство правильно оценивало политику Парижа. В информационном письме в советское полпредство в Китае заместитель наркома иностранных дел Б.С. Стомоняков писал в апреле 1938 г.: «Реакционная буржуазия Франции являет миру еще более разительный, чем в Англии, пример предательства национальных интересов своей страны под давлением животного страха перед революцией».

Я.З. Суриц отмечал в письме в НКИД, что правительство Даладье толкают на путь капитуляции политики во главе с Ж. Бонне. Эта группа стремилась во что бы то ни стало воспрепятствовать сотрудничеству Франции с СССР в деле противодействия агрессору. По мнению советского полпреда эти политики не столько страшились проиграть войну, сколько «опасались поражения Гитлера и фашизма». Вовлечение Франции в конфликт они рассматривали «как катастрофу при любом из эвентуальных исходов войны», а поражение Германии, по их мнению, повлекло бы к «неслыханному повсеместному торжеству большевизма».

Выступая на коллоквиуме в Париже, посвященному деятельности правительства Даладье, французский исследователь внешней политики Третьей республики Р. Жиро подчеркивал: «...Согласие на установление более тесных отношений с СССР в то время, как вся буржуазия Франции (в том числе и мелкая буржуазия) испытывала великий страх перед Народным фронтом до такой степени, что забыла национальные традиции, значило бы вызвать опасные нападки на политических руководителей и обвинения в благожелательном отношении в СССР».

Антисоветизм и антикоммунизм правящих кругов Франции, определял политику «умиротворения» агрессора, порождал надежды найти такое политическое решение, которое позволило бы вывести Францию из трудной военно-политической ситуации. Такое решение представлялось осуществимым, если бы германская экспансия была направлена в восточном направлении, если бы возникла война между нацистским рейхом и Советским Союзом. В этом случае, по мнению некоторых политиков, решался целый комплекс трудных проблем: силой верхмата можно было бы уничтожить враждебное по своей классовой сути советское государство; добиться ослабления Германии, давнего соперника; не только сохранить, но и упрочить позиции Франции в Европе и во всем мире.

Известный французский историк Ж.Б. Дюрозель признает, что «во Франции существовала мечта о чудесном возникновении благословленной войны между нацистами и советами». Расчеты политических лидеров Франции, что «немецкий паровой котел взорвется на Востоке», безусловно учитывались в подготовке мюнхенских соглашений. Министр в правительстве Даладье Жан Зей, в годы войны погибший от рук гитлеровских оккупантов, в своих мемуарах писал: «... Решимость дать Германии полную свободу действий в Восточной и Центральной Европе... была определена задолго до сентябрьского кризиса. Это было принципиальное и взвешенное решение, главным проводником которого в кабинете Даладье был министр иностранных дел Жорж Бонне».

В редакционной статье газеты «Монд» за 5 июля 1974 г. делалось очень важное замечание об атмосфере в политических кругах Франции накануне Мюнхена. «Многие из французских руководителей, - писала «Монд», - в глубине души считали лучшим вариантом дать возможность столкнуться Германии с Россией - «коричневой чумы» с «красной холерой» - и таким образом обеспечить мир на западе, путем предоставления рейху свободы действий на востоке».

В предвоенные годы Франция на международной арене выступала в союзе с Англией. Франко-английский альянс начал складываться с 1936 г. и в период чехословацкого кризиса и после его обрел большое военно-политическое значение. Ведущая роль в складывавшейся франко-английской коалиции принадлежала Лондону. Франция, учитывая ослабление своих позиций в Европе и нарастание опасности со стороны Германии, нуждалась в поддержке Англии и готова была пойти на значительные политические уступки во имя этой поддержки.

Советская дипломатия учитывала зависимость французского правительства от Лондона, который оказывал сдерживающее влияние на развитие сотрудничества между СССР и Францией. 27 июля 1938 г. полпред СССР во Франции Я.З. Суриц писал: «Сейчас Даладье как с единственно реальным союзником считается только с одной Англией. Он исходит из того, что Англия близка, под рукой, что она до сих пор пользуется ореолом сильнейшей страны в мире, обладает несметными ресурсами, а главное, внушает немцам уважение и страх. Такая оценка, впрочем, разделяется огромным большинством французских государственных деятелей, и недаром сотрудничество с Англией является наиболее стабильным и наиболее устойчивым элементом во всей системе французской внешней политики последнего времени».

Лидирующее положение одной из держав в военно-политическом союзе не означает автоматического лишения другой союзной державы самостоятельности и инициативы во внешней политике. Правительство Франции могло и в некоторых случаях сохраняло свободу маневра на международной арене. Однако сложилась такая ситуация, когда французские лидеры охотно следовали за Лондоном в ущерб национальным интересам Франции.

3 сентября в телеграмме Я.З. Сурица в Москву указывалось: «Всякий раз, когда в кабинете поднимается вопрос об установлении с нами действительного контакта по чехословацкому вопросу, в частности по линии военных штабов, высказывались опасения, что это будет встречено недружелюбно в Лондоне».

Некоторые французские историки подтверждают эти факты и склонны объяснять политику Парижа до войны полной зависимостью от принимавшихся решений в Лондоне. Весьма настойчиво подчеркивает «зависимую», «второстепенную» роль Франции Ж.Б. Дюрозель. По его мнению в мюнхенской политике роль Франции была «равна нулю как в области информации, так и в области действий». Подчинение Франции Англии в 1938 году было до такой степени абсолютным, что трудно это представить. Дошло до того, что англичане перестали маскировать тон».

Однако столь категорическое утверждение о полной зависимости французской дипломатии от Лондона встретило скептическое отношение со стороны многих политических деятелей и историков. Директор французского Института современной истории Ф. Бедарида в выступлении на коллеквиуме, посвященном деятельности правительства Даладье, заметил: «Если действительно настаивать на тезисе о подчинении Франции английской политики, то возникает риск прийти к упрощенной схеме. Может быть удобной, но абсолютно неверной, которая, более того, лишает французскую политику какого-либо содержания и заинтересованности, поскольку все объясняется делом рук Англии». Именно потому, что английская политика «умиротворения» соответствовала намерениям французских политиков, они, по словам французского историка А.Мишеля, «охотно позволяли, чтобы Великобритания первой шла в союзнической упряжке».

Советское руководство учитывало, но не переоценивало степень зависимости Парижа от Лондона и обоснованно считало, что французское правительство несет свою долю ответственности за Мюнхен.

Во время визита в октябре 1938 г. посла Франции Р. Кулондра к наркому иностранных дел СССР М. М. Литвинов отметил, что позиция французского правительства в период чехословацкого кризиса вызывает удивление. По его словам, те английские политические деятели, которые не были согласны с политикой Чемберлена, жаловались на то, что обманулись в своих надеждах получить поддержку со стороны Даладье и Бонне. «У меня сложилось впечатление, - говорил нарком, - что на этот раз Чемберлену не приходилось таскать за собой французских министров, а что последние сами толкали Чемберлена в ту пропасть, в которую они свалились».

Распространенным аргументом сторонников политики умиротворения и, по мнению мюнхенцев, наиболее убедительным явилось утверждение о военной слабости Франции и Англии.

Следует признать, что военный потенциал Франции уступал военным возможностям Германии. Верхмат превосходил французские вооруженные силы по численности и боевому оснащению сухопутной армии и имел значительный перевес в военной авиации. Франция обладала преимуществом по мощности своих военно-морских сил. Французское правительство в период чехословацкого кризиса могло рассчитывать лишь на ограниченную военную мощь Англии на Европейском континенте. Лондон обещал направить во Францию на 21-й день мобилизации только две дивизии и еще четыре дивизии через три месяца.

Однако военное положение Франции в 1938 г. не было столь катастрофичным, как пытались представить мюнхенцы. Франция, кроме Англии, могла иметь достаточно сильных союзников. Франко-советский и франко-чехословацкий договоры о взаимопомощи предусматривали совместные действия в случае германской агрессии.

Чехословакия обладала значительным военным потенциалом. Весной 1938 г. в одном из документов штаба сухопутных войск Германии указывалось, что «чешская армия должна оцениваться как современная армия по уровню вооружения и снаряжения».

Укрепления по чехословацко-германской границе представляли значительное препятствие для продвижения германских войск и создавали прочную основу для организации обороны. В области авиации Чехословакия уступала фашистской Германии. Однако чехословацкое командование рассчитывало на помощь Советского Союза.

Было бы неверно считать, что до дня подписания соглашений в Мюнхене правительство Даладье не располагало информацией и мнением экспертов, на основании которых можно было сделать вывод о значении Чехословакии для военно-стратегического положения Франции. 9 сентября 1938 г. начальник генерального штаба национальной обороны генерал Гамелен представил в правительство доклад о стратегическом значении Чехословакии. По расчетам Гамелена, чехословацкая армия могла удерживать от 15 до 20 германских дивизий, что привело бы «к соответствующему ослаблению немецких сил на Западном фронте, дало бы выигрыш времени для создания коалиции». В документе также подчеркивалось, что «Чехословакия представляет для Германии большую угрозу в качестве базы для действий авиации». Гамелен не был сторонником решительных мер в защиту Чехословакии. Но из присущей ему осторожности, представляя другим принять принципиальные решения, он хотел показать свою объективность и подчеркивал стратегическое значение союзной державы. Однако, по утверждению Р.Жиро, военные возможности Чехословакии не принимались во внимание при разработке политических решений правительством Франции. Французское общественное мнение стало жертвой провокационных заявлений о военной слабости Франции.

В письме в НКИД от 27 июня советский полпред Я.З.Суриц отмечал: «Огромное большинство французов сходятся на том, что теперешняя Франция, при ее уровне вооружений и промышленности, с ее низким потенциалом населения, уже неспособна выдержать единоборство с гитлеровской Германией и не может сама, без помощи со стороны, помешать движению германской лавины на Чехословакию».

Военное положение Франции в период чехословацкого кризиса французскими лидерами зачастую рассматривалось в отрыве от оценки состояния вооруженных сил Германии. Сторонники политики уступок Гитлеру трубили о слабости военного потенциала Франции, но избегали говорить о том, что в политических и военных кругах Германии опасались серьезных трудностей, с которыми может встретиться верхмат в случае военного конфликта в Европе. Конечно, генеральный штаб французской армии располагал сведениями о слабых сторонах верхмата. 26 сентября 1938 г., то есть за два дня до Мюнхенской конференции, генерал Гамелен в беседе с английским премьером отметил, что, несмотря на значительный военный потенциал, Германия еще не преодолела серьезные недостатки в подготовке своих вооруженных сил к войне: не закончено строительство укреплений на границе с Францией, верхмат испытывает нехватку командных кадров, мобилизационные возможности ограничены. Французский военачальник подчеркнул, что рейх не располагает достаточным количеством сырья, особенно нефти, и не сможет вести длительную войну. Гамелен продемонстрировал свое значение стратегической обстановки в Европе, но промолчал о том, что он никогда не настаивал в правительстве на решительном отпоре агрессивным проискам Гитлера.

В период обострения чехословацкого кризиса в правительственных и военных инстанциях Франции не рассматривались возможности франко-советского военного сотрудничества. Как и в предыдущие годы, французские политические и военные деятели, обосновывая свое отрицательное отношение к франко-советскому альянсу, неоднократно подчеркивали военную слабость СССР. В документах французского командования за 1938 г. красной нитью проходит мысль о том, что военное сотрудничество с СССР не имеет большого значения. В марте 1938 г. в одной из своих директив французский премьер отметил: «СССР благожелательно относится к заключению военных соглашений, но их ценность и своевременность спорна». В докладе высшего совета национальной обороны Франции от 4 апреля 1938 г. делался вывод: «Было бы несвоевременным идти на соглашение с СССР в военной области, тем более что состояние армии лишает это соглашение интереса для Франции». В своих мемуарах, написанных после окончания второй мировой войны, генерал Гамелен объяснял, почему в своих докладах в правительство он давал низкую оценку военного потенциала СССР. По его словам, он был всегда сторонником союза с Россией. «Но после 1937 г., - пишет генерал, - все сведения, которые мы получали, свидетельствовали, что армия СССР переживает по различным причинам кризис. Я не думаю, что мы ошибались в этом отношении».

Безусловно, французская разведка располагала сведениями о слабых сторонах военного потенциала СССР. В разведсводках отмечались существенные недостатки в советской военной промышленности, слабая сеть железных и грунтовых дорог, отрицательное влияние на боеспособность Красной Армии массовых репрессий, приведших к снижению уровня профессиональной подготовки командных кадров. Такие оценки не были лишены оснований. Однако не принимать в расчет при анализе военно-стратегической обстановки в Европе военный потенциал Советского Союза было бы со стороны правительственных кругов Франции большой ошибкой. Следует подчеркнуть, что несмотря на противоречивость информации французских спецслужб, правительство и военные инстанции имели в своем распоряжении сведения, которые давали возможность объективно оценить военную мощь СССР.

18 апреля 1938 г. посол в СССР Р. Кулондр направил в МИД Франции доклад французского военного атташе в Москве полковника Паласа. В этом докладе Палас отмечает некоторые недостатки боевой подготовки Красной Армии, но в целом дает высокую оценку боевым возможностям Советских Вооруженных сил. В документе указывалось: «Вооружение современное и по количеству достаточное. Достигнут прогресс в развитии артиллерии. Лично Сталин и народный комиссар обороны активно занимаются этим вопросом. Возможности производства вооружений значительны в результате развития советской индустрии и должны в этом году еще увеличиться... Патриотизм молодых коммунистов, гордость за свою великую страну не вызывают у меня сомнения», - писал французский военный атташе. В своих выводах Палас отметил, что Красная Армия, надежно обеспечивая оборону страны, может предпринять мощное, но ограниченное наступление.

Р. Кулондр полностью поддерживал мнение полковника Паласа. Он писал: «Не приходится сомневаться, что организация национальной обороны на протяжении многих лет и особенно в настоящее время является главной заботой советского правительства... СССР, осуществляющий максимальные усилия по укреплению армии, обеспечил ей значительную мощь, которая, по моему мнению, по сравнимым качествам не уступает мощи других армий Европы, и заметно выше мощи русской армии в 1914 году».

Однако полученная из Москвы информация с неудовольствием была воспринята в высших военных инстанциях Франции. Полковник Палас, несмотря на поддержку французского посла в Москве, получил выговор от своего начальства. Ему вменялось в вину, что он проявляет слабость перед «советскими теориями», недостаточно знает «практикуемые Кремлем методы», и неправильно оценивает советскую экономику.

Столь же настойчиво в политических кругах Франции распространялось мнение, что Советский Союз не может оказать помощь не только в силу своей военной слабости, но и по причине позиции Польши и Румынии, правительства которых отказывались предоставить СССР право прохода войск Красной Армии через их территорию.

Конечно, политика Польши и Румынии создавала серьезные трудности для реализации советско-французского и советско-чехословацкого договора о взаимопомощи. Польша была связана с Францией политическим договором 1921 г. и секретной конвенцией, предусматривавшей военное сотрудничество двух сторон. Франция оказывала Польше финансовую и военно-техническую помощь. Румыния также имела тесные связи с Францией и была заинтересована в ее поддержке на международной арене. Французское правительство, пользовавшееся авторитетом в Западной Европе, имело реальные возможности оказывать влияние на политику Варшавы и Бухареста.

Проблема, связанная с позицией Польши и Румынии и, конкретно, с возможностью прохода советских войск через их территорию в случае необходимости оказания помощи Франции и Чехословакии, возникла еще в 1936-1937 гг. и беспокоила, естественно, советское руководство. Однако решена она не была.

14 мая 1938 г. в ходе беседы народного комиссара иностранных дел СССР М.М.Литвинова с министром иностранных дел Франции Ж. Бонне был затронут вопрос о позиции Польши и Румынии. В ответ на замечание Бонне, что, судя по официальным заявлениям, поляки и румыны не хотят пропустить войска Красной Армии, М.М.Литвинов ответил: «...Мы, естественно, не можем оказать достаточное дипломатическое воздействие на лимитрофные страны...». Нарком дал понять, что требуются более сильные дипломатические меры давления, в осуществлении которых должны участвовать другие заинтересованные страны. Советское правительство считало, что обсуждение проблемы защиты Чехословакии в Лиге наций, на международных конференциях, непосредственные контакты с Польшей и Румынией могут изменить общую политическую обстановку в Европе, мобилизовать общественное мнение в пользу Чехословакии и тем самым окажут влияние на позицию Варшавы и Бухареста. Французские послы в Варшаве и Бухаресте сообщили, что существуют реальные возможности добиться желаемых изменений в политике Румынии и Польши. 5 апреля 1938 г. посол Франции в Бухаресте Тьерри на совещании на Кэ д'Орсе отметил, что общественное мнение Румынии благоприятно для Франции. 6 сентября он телеграфировал из Бухареста о беседе с министром иностранных дел Румынии П. Комненом, из которой он сделал вывод: «Не исключено, что румынское правительство в конце концов примет решение не препятствовать авиационной помощи, которую Россия может оказать Чехословакии». Французский посол в Варшаве Л. Ноэль также не терял надежды положительно решить с польским правительством вопрос о взаимодействии СССР по оказанию помощи Чехословакии. Об этом он высказался в телеграмме от 26 апреля 1938 г.: «Кажется немыслимым, чтобы мы не предприняли попыток повлиять на Польшу и уточнить ее намерения в военном плане по отношению к Чехословакии, поскольку наш союз и различные обязательства, которые взяла на себя Франция, выполнение договоров, заключенных в Рамбуйе (в апреле 1938 г. шли переговоры о ходе выполнения соглашения о финансовой помощи Польше, подписанном в сентябре 1936 г. в Рамбуйе. - И. Ч.) позволяют нам быстро добиться необходимого решения и одновременно дают определенное средство для «убеждения Польши».

Однако французское правительство не приложило должных усилий к тому, чтобы оказать влияние на правителей Польши. Очевидно, это не входило в его реальные замыслы. Более того, министр иностранных дел Франции Ж.Бонне делал прямо противоположные заявления для Варшавы и Москвы. 27 мая 1938 г. посол Польши в Париже Ю. Лукасевич имел продолжительную беседу с Ж. Бонне. В своем донесении в Варшаву посол отметил, что французский министр назвал франко-советский договор «условным», и что «французское правительство отнюдь не стремится опираться на него». Лукасевич подчеркивал, что Бонне лично не является «приверженцем сотрудничества с коммунизмом», он был бы «особенно доволен, если бы он мог, в результате выяснения вопроса о сотрудничестве с Польшей, заявить Советам, что Франция не нуждается в их помощи». Но для Москвы у Бонне были другие слова. В телеграмме министра поверенному в делах Франции в СССР Ж. Пайяру от 31 августа с указанием проинформировать наркома иностранных дел Советского Союза говорится: «Несмотря на мои усилия, я до сих пор не добился положительного ответа ни от польского, ни от румынского правительства. Более того, правительство Польши довело до моего сведения категорическое заявление, что оно приняло решение воспрепятствовать проходу через свою территорию советских войск и авиации. Правительство Румынии в более сдержанных выражениях сообщило мне идентичный ответ».

Редакция X тома Французских дипломатических документов указала в примечаниях, что на полях документа сделана пометка «Ложь!». Документ обнаружен в архиве бывшего премьер-министра Э. Даладье.

В народном комиссариате иностранных дел СССР складывалось мнение, что Ж. Бонне нарочито подчеркивает трудности, которые встретит Советский Союз со стороны Польши и Румынии, оказывая помощь Чехословакии. Бонне рассчитывал получить от советского правительства заявление о невозможности выполнить свои обязательства по защите Чехословакии. По мнению заместителя наркома иностранных дел СССР В.П.Потемкина, Ж.Бонне хотел бы получить от советского правительства «такой ответ, которым французское правительство могло бы воспользоваться для оправдания своего собственного уклонения от помощи Чехословакии».

Оценивая политическую ситуацию во Франции, сотрудники наркомата иностранных дел и высшее руководство СССР принимали в расчет, что противники франко-советского сотрудничества и сторонники сговора с Германией за счет Чехословакии использовали пацифистские идеи, которые были распространены во французском общественном мнении после первой мировой войны, которая оставила глубокий след в сознании французов. За годы войны Франция потеряла убитыми 1315 тыс. чел., 2,8 млн. французов были ранены, 60 тыс. стали калеками. В первой половине 30-х гг. во Франции окрепло движение сторонников мира, которое ставило своей задачей борьбу против угрозы войны, против фашизма, за коллективную безопасность в Европе. Однако это движение в общественной жизни Франции постепенно теряло свою направленность. Это было связано с ослаблением позиций левого крыла Народного фронта, неудачами антифашистской борьбы в Испании, усилением влияния правых сил. Все большее распространение получал пацифизм, проповедовавший отказ от войны вообще, без учета реально сложившихся исторических обстоятельств.

Пацифизм, в определенной мере стихийно возникший в стране, которая понесла большие потери в минувшей войне, стал орудием реакционных правых сил в их борьбе против антифашистского движения, против идеи коллективной безопасности и отпора агрессору. «По причине ужасов войны и из желания избежать ее повторения, - писал бывший президент Международного комитета истории второй мировой войны А. Мишель, - пацифизм толкал различные слои населения к желанию договориться с Германией, даже ставшей гитлеровской... Вся нация была охвачена глубоким пацифизмом, который иногда был близок к пораженчеству».

На головы французов обрушилась лавина заявлений политических партий, рассуждения ученых мужей, мнения военных и публицистов. Смысл всех этих заявлений сводился к тому, что надо избежать кровавой бойни, надо пойти на соглашение с Гитлером. Всех тех, кто призывал к сопротивлению агрессору, правая пресса окрестила «поджигателями войны». 12 апреля 1938 г. на страницах газеты «Тан» профессор права Ж. Бартелеми писал, что Франция не должна поддерживать Чехословакию. «Следует ли для того, чтобы 3 млн. судетских немцев оставались под властью Праги, идти на жертвы 3 млн. французов, моих и ваших сыновей, на жертвы среди молодежи университетов, школ, деревень и промышленных предприятий?», - задавал читателям вопрос этот профессор и сам же отвечал на него. «С болью я твердо отвечаю - Нет!». «Пацифистская депрессия», по выражению Ж. Б. Дюрозеля, «утробный пацифизм», по словам Ж.-П. Азема, охватили французское общество и облегчили осуществление политики «умиротворения».

Полпред СССР в Париже Я.З.Суриц писал в Москву 12 октября 1938 г.: «Организаторы капитуляции» бесспорно очень умело и ловко использовали всеобщий страх перед войной и глубоко внедрившееся в стране нежелание воевать... Умелой пропагандой (особенно в памятные дни перед самым Мюнхеном) этот «риск» (риск войны. - И.Ч.) был превращен капитулянтами в «неизбежность» и страна была поставлена перед трудной дилеммой - уступить или воевать». По словам Сурица, «трусость возводилась в добродетель и капитулянты прославлялись как национальные герои».

Кампания, поднятая во французской прессе, о смертельной опасности для Франции в случае оказания помощи Чехословакии, служила прикрытием и оправданием капитулянтской политики.

Французский министр иностранных дел активно поддерживал утверждение противников франко-советского сотрудничества, что СССР проявляет вероломство, заявлял о своем желании оказать помощь Чехословакии. Он утверждал, что Москва не намерена выполнять свои обязательства. «Чехословакия в 1938 г. не могла ни в какой мере рассчитывать на СССР, - писал Ж.Бонне в 1946 г., -... Несомненно советское правительство имело тайное желание выиграть время, чтобы завершить программу вооружений и остаться вне войны».

Отрицательная оценка политики СССР в период чехословацкого кризиса нашла отражение в работах некоторых французских авторов. Военный историк П.Ле Гойе уже в 1975 г. писал: «...В советской стратегической игре Франция была лишь пешкой, которую Сталин передвигал в зависимости от своих интересов».

Известные исследователи международных отношений в предвоенный период отвергают подобную оценку внешнеполитического курса СССР. П. Ренувен, М.Бомон, Ж.Б. Дюрозель в своих исследованиях подтверждают, что правительство СССР во время чехословацкого кризиса неоднократно заявляло о своей готовности помочь Чехословакии, если Франция выполнит свои обязательства. М.Бомон в двухтомном труде «Крушение мира (1918 - 1939)» утверждает: «Во время судетского кризиса политика Советов была абсолютно правильной. Они заявляли о своей готовности выполнить до конца все свои обязательства. Эта честная позиция подкреплялась очевидной заинтересованностью в сопротивлении гитлеризму, во всеуслышание заявившему о возобновлении политики Drang nach Osten». О четкой позиции Советского Союза свидетельствуют видные политические деятели Франции. П. Рейно в своих воспоминаниях отмечает, что СССР был заинтересован в укреплении сотрудничества с Францией: «Россия неоднократно проявляла инициативу, чтобы вдохнуть жизнь во франко-советский союз, во всякий раз она обнаруживала у нас колебания, апатию... Франция оставалась безучастной ко всем инициативам правительства России».

Французские дипломатические документы показывают, что некоторые сотрудники министерства иностранных дел не были согласны с политикой Ж. Бонне и не сомневались в возможности сотрудничества с СССР. Оставаясь в рамках служебной иерархии, они в документах, направленных на имя министра, высказывали собственное мнение и тем самым пытались внести коррективы во франко-советские отношения. 5 сентября 1938 г. временный поверенный в делах Франции в СССР Ж. Пайяр, докладывая в Париже о беседе с Литвиновым, счел необходимым дать следующую оценку позиции Советского Союза: «Советы не поддаются чувствам, они не прикрывают свои действия идеологической завесой, они ясно представляют, что если им придется сражаться, то это произойдет в силу выводов, вытекающих из соотношения сил и в целях сокрушения определенных, успешно осуществляющихся экспансионистских замыслов, жертвой которых Советы опасаются стать в один прекрасный день... Было бы ошибочно сомневаться в твердом намерении СССР выполнить свои обязательства во всем объеме, если он будет чувствовать поддержку со стороны Запада и если не будет значительно ослаблена оборона его собственной территории». 6 сентября политический департамент МИД Франции представил Ж. Бонне служебную записку, в который подчеркивалась целесообразность приведения в действие франко-советского договора о взаимопомощи в случае германской агрессии против Чехословакии. Авторы документа считали необходимым, чтобы французское правительство проявило твердость в вопросе оказания помощи союзной державе и развивало военно-политическое сотрудничество с СССР. «...Не следует забывать, - указывалось в записке, - что Советы неоднократно предлагали нам начать переговоры о военном альянсе, но мы постоянно отвечали им отказом... Поэтому Советы проявляют определенное недоверие, которое может объяснить, если не оправдать, некоторую сдержанность, нежелательную в настоящих условиях, по отношению к Франции». Ж.Бонне, вероятно, с неудовольствием воспринял этот документ. Директор политического департамента Р. Массигли попал в немилость и был удален из Парижа в Анкару на пост посла Франции в Турции. Французский посол Р. Кулондр 17 сентября шлет в Париж телеграмму, в которой отметил, что в политических кругах Москвы растет недоверие к Франции. «Здесь, - писал посол, - опасаются выработки Западом формулировок, подобных пакту 4-х, которые будут направлены против СССР... Во всех случаях, в целях недопущения здесь нежелательной реакции и, прежде всего, поворота в политике, следовало бы сделать все от нас зависящее, чтобы в Москве не складывалось впечатление, что ее оставляют в стороне, и чтобы в ходе переговоров СССР получил бы максимально возможное удовлетворение». 24 сентября Р. Кулондр посылает в Париж срочную телеграмму, в которой говорилось: «Учитывая масштабы конфликта, я полагаю необходимым немедленно начать военные переговоры, предложенные г. Литвиновым, в целях уточнения размеров советской помощи в различных условиях. Также следует принять незамедлительные решения по координации акций двух стран в деле защиты Чехословакии». Опытный французский дипломат, Р. Кулондр позволил себе в беседе с заместителем наркома открыто критиковать политику своего правительства. 23 сентября во время встречи с В.П.Потемкиным он заявил, что «глубоко удручен» позицией Парижа и Лондона в чехословацком вопросе. Правда, он выразил надежду, что под воздействием общественного мнения эта позиция может измениться. В.П.Потемкин в своем дневнике отметил, что слова Кулондра свидетельствуют не только о протесте против политики французского правительства, но и об опасении определенных кругов французской буржуазии потерять такого союзника для Франции как СССР.

В середине сентября поступившая в Москву информация давала основание считать, что Франция и Англия, несмотря на многочисленные оговорки своих лидеров, готовы пойти на уступки Гитлеру и отказаться от поддержки Чехословакии. 15 сентября в телеграмме из Женевы нарком иностранных дел сделал вывод: «Что Чехословакия будет продана, не подлежит сомнению».

Однако советское руководство считало, что необходимо до конца отстаивать свою позицию и использовать все средства для организации отпора агрессору. Об этой позиции СССР свидетельствовало и заявление М. М.Литвинова в Лиге наций 23 сентября. Советский нарком подчеркнул, что принятие Чехословакией англо-французского ультиматума подразумевает эвентуальное денонсирование советско-чехословацкого пакта «Советское правительство, - говорил М. М. Литвинов, - несомненно, имело моральное право также немедленно отказаться от этого пакта. Тем не менее советское правительство, не ищущее предлогов, чтобы уклониться от выполнения своих обязательств, ответило Праге, что в случае помощи Франции... вступит в силу советско-чехословацкий пакт».

Отечественные и зарубежные исследователи не располагают документами, которые могли бы опровергнуть этот тезис и поставить под сомнение искренность политики СССР.

Во второй половине сентября в Советском Союзе были осуществлены военные мероприятия, цель которых, по всей вероятности, заключалась в том, чтобы продемонстрировать готовность СССР выполнить свои обязательства по защите Чехословакии, и также побудить Париж и Лондон отказаться от намеченной сделки с Гитлером. Кроме того, проводимые акции должны были поддержать правительство Праги. По указанию высшего политического руководства страны наркомом обороны были проведены мероприятия по усилению группировки Красной Армии на западных границах СССР. Всего в боевую готовность были приведены: танковый корпус, 30 стрелковых и 1 кавалерийская дивизия, 7 танковых, моторизованная и 12 авиационных бригад, 7 укрепленных районов, значительные силы противоздушной обороны. Предусматривалось также приведение в боевую готовность второго эшелона войск в составе 30 стрелковых и 6 кавалерийских дивизий, 2 танковых корпусов, 15 танковых бригад, 34 авиабаз. В Красную Армию из запаса в общей сложности было призвано 330 тыс. чел.

О принятых мерах Москва информировала французское правительство. 26 сентября по поручению наркома обороны К. Е.Ворошилова военно-воздушный атташе в Париже Н. Н. Васильченко посетил генерала Жанеля, исполнявшего обязанности начальника канцелярии генерала Гамелена, и сообщил ему о проводимых мероприятиях советского командования. Естественно, советская сторона ожидала ответа французского генерального штаба. Но заместитель начальника генерального штаба французской армии генерал Л. Кольсон посчитал несвоевременным вступать в переговоры с советским командованием, подчеркнув, что не слудует об этом информировать Москву. По его мнению в сложившейся обстановке было «невыгодно останавливать русских». По всей вероятности французский генеральный штаб полагал, что военные меры, предпринимаемые в Советском Союзе, могут оказать влияние на Гитлера и сделать его более уступчивым на переговорах с Францией и Англией по судетской проблеме.

Безусловно, международная обстановка в 1938 г. была очень сложной и взрывоопасной. Обеспечение безопасности Советского Союза требовало от кремлевского руководства осторожности и осмотрительности. Лучшим вариантом выхода из европейского кризиса были бы совместные действия СССР, Франции и Чехословакии, направленные на предотвращение германской агрессии на континенте. В этом случае можно было бы рассчитывать и на участие в совместных антигерманских акциях Англии, несмотря на колебания Лондона и прогерманскую позицию многих политических лидеров. Но надежд на осуществление такого варианта было мало.

Во многих трудах советских историков можно встретить утверждение, что советское правительство было готово оказать военную помощь Чехословакии против германской агрессии даже в том случае, если Франция не выполнит своих обязательств по франко-чехословацкому договору о взаимопомощи, конечно, при условии, что правительство Праги обратится непосредственно к СССР за помощью. Авторы при этом ссылаются на заявления некоторых политических лидеров Советского Союза и Чехословакии, на отдельные дипломатические документы этого времени.

26 апреля 1938 г. председатель президиума Верховного Совета СССР М.И.Калинин выступил в одном из районов Москвы с докладом «О международном положении». Коснувшись отношений между СССР и Чехословакией, зависимости осуществления обязательств по договору о взаимопомощи от позиции Франции, М. И. Калинин заявил: «Разумеется, пакт не запрещает каждой из сторон придти на помощь, не дожидаясь Франции». Заявление М.И.Калинина было сделано в весьма общей форме, как вариант толкования советско-чехословацкого пакта. Иногда в качестве доказательства о возможности помощи Чехословакии со стороны Советского Союза без участия Франции ссылаются на телеграмму полпреда СССР в Праге С. С.Александровского от 22 сентября 1938 г. В этом документе докладывалось, что в полпредство явилась делегация чешских рабочих и служащих, им было сказано: «...СССР дорожит Чехословацкой республикой и интересами ее трудящихся, и поэтому готов помочь защитой от нападения. Путь к оказанию помощи усложнен

отказом Франции, но СССР ищет пути и найдет их, если Чехословакия подвергнется нападению и будет вынуждена защищаться».

При оценке этого высказывания полпреда следует отметить, что оно не носило категорический характер. В определенной мере свое заявление С. С. Александровский объясняет сложившейся политической ситуацией в Чехословакии. В своих «Заметках к событиям в Чехословакии в конце сентября и начале октября 1938 г.» полпред отмечает, что после 19 сентября, то есть после получения правительством Э. Бенеша так называемого англо-французского плана урегулирования судетско-немецкого вопроса, в общественном мнении Чехословакии уже не было сомнения в отказе не только Англии, но и Франции оказать реальное противодействие агрессивным устремлениям Гитлера. Однако большинство населения Чехословакии верило, что Советский Союз не оставит чехов и словаков в беде. «Если бы в этот момент кто-нибудь авторитетный сказал из Москвы: СССР помогать не будет, - писал полпред, - то глубокое народное возмущение, царившее против Франции и Англии, повернулось бы с еще большей силой и против СССР. Я говорю с еще большей силой, потому что народные массы неизмеримо больше верили СССР и его слову, чем всем остальным так называемым друзьям Чехословакии».

В дипломатических кругах также циркулировали слухи об особой позиции Советского Союза. 10 июня 1938 г. посол Франции Р. Кулондр сообщил в Париж о состоявшейся беседе с наркомом иностранных дел. В бесед участвовал также посол ЧСР З. Фирлингер. По утверждению Кулондра, М.М.Литвинов заявил: «...В случае, если по тем или иным причинам Франция не выступит, то СССР возможно все же окажет помощь Чехословакии».

28 декабря 1949 г. в «Правде» была опубликована статья генерального секретаря ЦК Компартия Чехословакии К.Готвальда, в которой говорилось о его встрече с И.В.Сталиным в мае 1938 г. По словам Готвальда, Сталин заверил его, что Советский Союз готов оказать помощь Чехословакии и без участия Франции. Более того, Сталин заявил, что СССР придет на помощь Чехословакии даже в том случае, если Польша и Румыния откажутся пропустить советские войска через свою территорию. Но советская помощь, говорил Сталин, будет оказана при непременном условии - Чехословакия окажет сопротивление германской агрессии и обратится к СССР за помощью.

Но все же перед историками остается, на наш взгляд, еще окончательно не решенный вопрос: был ли готов СССР оказать помощь Чехословакии в случае отказа Франции от своих обязательств? Положительный ответ на этот вопрос, содержавшийся во многих работах советских историков, не очень убедителен. Во-первых, приводимые доказательства, в том числе и документальные лишь косвенным образом подтверждают этот тезис. Во-вторых, следует принимать во внимание политико-идеологические факторы, некоторые положения сталинской доктрины и его жесткий прагматизм при решении вопросов безопасности социалистического государства.

Конечно, сокрушить гитлеровскую Германию - главного политического и идеологического противника - соответствовало интересам СССР. Но, на наш взгляд, в 1938 г. речь могла идти только о совместных действиях Советского Союза, Франции и Чехословакии против Германии. В перспективе к этому блоку, вероятно, могли бы присоединиться и другие государства. Сталинское руководство никогда бы не пошло на риск войны с Германией в защиту Чехословакии, не имея союзников. Ибо такой вариант неминуемо означал бы втягивание в войну с Германией один на один, что, естественно, не соответствовало жизненным интересам СССР.

Исследователь внешней политики СССР В. Я. Сиполс подчеркнул в своих трудах, что советское правительство понимало нереальность и опасность защиты Чехословакии только силами СССР. Решительно заявляя о своей готовности выполнить свои обязательства в отношении Чехословакии, Советский Союз «проявлял и необходимую осмотрительность, чтобы не оказаться в одиночку в состоянии войны с блоком фашистских агрессоров, а то и со всем лагерем капитализма». Французский историк Р. Жиро имел основания писать: «СССР в 1938 г. не намеревался жертвовать своими интересами во имя спасения какого-либо государства в Центральной Европе. Советы считали вправе это сделать, поскольку западные страны (в этом отношении правительства Франции и Англии были почти единодушны) упорно стремились держать СССР в неведении их намерений и дипломатических расчетов».

Можно предположить, что Москва сознательно создавала впечатление о своей готовности оказать помощь Чехословакии даже в случае отказа Франции от своих обязательств. Такие акции советской дипломатии следует, по всей вероятности, рассматривать как маневр, как попытки оказать давление на Прагу и Париж для поддержания их решимости оказать сопротивление

агрессору. Возможны и другие, неизвестные до сих пор советским историкам, расчеты и планы сталинского руководства в период чехословацкого кризиса. Эти проблемы нуждаются в дальнейших исследованиях на базе новых документов.

Мюнхенские соглашения неоднозначно были восприняты современниками и историками. Возвращаясь из Мюнхена, Э. Даладье пребывал в мрачном настроении, понимая, что по отношению к своему союзнику правительство Франции и он - премьер-министр, совершили недостойный поступок, отказавшись от своих обязательств и предав Чехословакию. Однако французский премьер был весьма удивлен, когда в столице его встретили толпы ликующих парижан. В последующие дни большинство французских газет поместили восторженные материалы о «спасении мира». 1 октября лидер социалистов Леон Блюм писал в газете «Попюлер»: «Нет ни одного мужчины, ни одной женщины во Франции, которые отказали бы Н. Чемберлену и Э. Даладье в справедливой благодарности. Вновь можно наслаждаться красотой осеннего солнца». Газета «Пари-Суар» за 1 октября восторженно писала: «Мир! Мир! Мир! Вот слово, которое сегодня утром можно прочитать в глазах каждого, которое радостно исходит из всех уст. Общество вздохнуло. Мы, следовательно, еще будем жить... Наш председатель совета министров и наш министр иностранных дел сохранили нам мир. Это хорошо! Они сохранили нам мир, оберегая честь и достоинство. Это еще лучше! Благодаря им Франция может следовать своей прекрасной и славной судьбе миролюбивой и демократической нации».

В этой атмосфере всеобщей эйфории, охватившей французов, диссонансом звучали лишь публикации в органе ФКП «Юманите», в газете «Эпок» А. де Кериллиса - публициста, стоявшего на традиционных позициях буржуазного национализма. «День 29 сентября, - писал в «Юманите» генеральный секретарь ФКП М.Торез, - войдет в историю как день величайшей измены, которую когда-либо совершило республиканское правительство в отношении Франции, мира и демократии. Те, кто предал Чехословакию, нанесли удар безопасности Франции». Резко критиковал позицию правительства А.де Кериллис. «Нам горько и стыдно при мысли, - отмечал он в «Эпок» за 30 сентября, - что наша страна скомпрометировала свою благородную репутацию, предав союзника в момент опасности».

4 октября правительство Даладье внесло на обсуждение французского парламента вопрос о мюнхенских соглашениях. В своем выступлении премьер-министр квалифицировал сделку в Мюнхене как победу сил мира над силами войны, как пример «защиты собственных национальных интересов» Францией. «Речь шла о спасении мира... Я сказал «да» и не жалею ни о чем... Мы спасли мир в Мюнхене». Палата депутатов 535-ю голосами (против 75, из них 73 коммуниста) одобрила мюнхенские соглашения. В сенате декларация правительства о внешней политике была также одобрена большинством голосов (280 - «за», 2 - «против»).

Когда несколько сникли восторженные оценки мюнхенских соглашений и появилась возможность более трезво взглянуть на военно-политическую обстановку, сложившуюся после Мюнхена в Европе, французы почувствовали, что Франция не только не укрепила своего положения на континенте, но оказалась ослабленной, потеряв свои прежние позиции. Однако этот процесс осознания пагубности мюнхенских соглашений в конце 1938 г. лишь обозначился. Опрос общественного мнения в конце октября 1938 г. показал, что только 37 процентов опрошенных заявили о своем несогласии с мюнхенскими соглашениями.

Оценки мюнхенских соглашений во французской историографии также противоречивы. Автор семитомного труда «Сто лет Республики» Жак Шастене называет мюнхенские соглашения «бесславными», но в то же время утверждает, все сделано для того, чтобы устранить вероятность такой ситуации, когда Франция окажется вынужденной взять в руки оружие. Большинство французских историков приходят к выводу, что участие Франции в мюнхенской конференции было трагической ошибкой, результатом серьезных политических просчетов французского правительства. «Символом позора» считал Мюнхен М.Бомон, «военная капитуляция западных держав в форме дипломатического поражения» - утверждал генерал П. Стелен. «Мюнхен, - писал Ж.-П. Азема, -ставший ключевым событием нашей современной истории, страшным ругательством в нашей политической лексике, был решающим событием в судьбах Европы. Полагали, что установили мир, а вступили во вторую мировую войну».

Москва решительно осудила мюнхенские соглашения, рассматривая их как капитуляцию западных демократий, подрывающую устои мира в Европе.

2 октября, встретившись в Женеве с французским министром иностранных дел Ж. Бонне, М.М.Литвинов отметил, что Франция, имея такого надежного союзника, как Чехословакия, и возможность помощи со стороны СССР, все же уступила шантажу Гитлера. В создавшейся обстановке, по словам, наркома, «трудно представить себе дальнейшую борьбу Франции с Германией».

Принимая в Москве французского посла Р. Кулондра, Литвинов назвал мюнхенские соглашения «катастрофой для всего мира». Он подчеркнул опасность для Франции и Англии политики уступок агрессору, поскольку подобный внешнеполитический курс не может остановить германскую экспансию.

6 ноября в докладе на торжественном заседании Моссовета, посвященном 21-й годовщине Октябрьской революции председатель СНК СССР В.М.Молотов резко осудил политику уступок агрессору и подчеркнул, что от мюнхенских соглашений пострадала не только Чехословакия, но и Франция, ибо правительство Англии и правительство Германии «победили» французское правительство, добившись отказа Франции от договора о поддержке Чехословакии. По мнению главы советского правительства, пострадала также и Англия, поскольку в Мюнхене французское и английское правительства пожертвовали не только Чехословакией, но и своими интересами.

Заявления советских лидеров, публикации в средствах массовой информации не только осуждали мюнхенские соглашения, но и резко критиковали политику Франции. Однако дипломатических документов с протестом советского правительства по поводу отторжения от Чехословакии Судетской области участникам мюнхенской конференции представлено не было.

Внешнеполитические акции Франции и Англии накануне и после Мюнхена свидетельствовали о их намерениях изолировать СССР на международной арене и тем самым создать угрозу его национальной безопасности. Естественно, советское руководство рассматривало различные меры, которые могли бы противодействовать замыслам Парижа и Лондона. В дипломатических кругах в Москве не исключали возможности денонсации правительством СССР советско-французского договора о взаимопомощи. Посол Франции в СССР Р. Кулондр в начале октября 1938 г. сообщил в Париж о перспективах франко-советских отношений. «Россия теперь ничего не ждет от Франции. Если она еще сохраняет франко-советский пакт 1935 г., то не потому, что верит в его эффективность, а лишь потому, что еще надеется на его использование в будущем». Кроме того, считал посол, Москва стремится избежать полной дипломатической изоляции и считает нецелесообразным денонсировать франко-советский пакт. Будучи опытным дипломатом, Р. Кулондр сумел обнаружить определенные изменения в политике Кремля по отношению к Франции.

17 октября в письме к полпреду Сурицу нарком иностранных дел писал, что в качестве ответной меры на действия Франции в Москве «поднимался вопрос об эвентуальном денонсировании франко-советского пакта». Однако решение не было принято. «Необходимо прислушаться к происходящему в Берлине, Лондоне и Париже, а потом уже принимать решение».

Я.З. Суриц в письме в НКИД от 12 октября отметил, что во Франции существуют политические силы, которым ненавистен советско-французский договор о взаимопомощи и которые всегда хотели ликвидировать договорные отношения между СССР и Францией. После Мюнхена, когда появилась вероятность денонсации советско-французского пакта правительством СССР, правые силы во Франции стремились подтолкнуть, спровоцировать Москву на этот шаг. «Возьми мы на себя такую инициативу, особенно непосредственно после Мюнхена, после того, как отпраздновано было «избавление от войны», так легко было бы подбросить обвинение, что мы обозлились за срыв войны, что мы «хотим войны» и т.д.». В то же время полпред отмечал, что как премьер Э. Даладье, так и министр иностранных дел Ж. Бонне полностью не разделяют позицию правых и проявляют колебания в определении внешнеполитического курса Франции. 18 октября Я.З.Суриц телеграфировал в Москву, что Ж.Бонне, во время беседы с ним пытался опровергнуть «все приписываемые ему намерения «элиминировать» СССР и ослабить франко-советские отношения», более того, французский министр заявлял о своем намерении установить между Францией и СССР «постоянный и эффективный контакт» в военной области. НКИД незамедлительно телеграфировал в советское полпредство в Париже следующие инструкции: «Мы не верим в серьезность намерений Бонне сотрудничать с нами, и Вам поэтому не следует втягиваться в обсуждение вопросов, которые он ставит перед Вами с неизвестными нам целями». В письме к Сурицу нарком писал: «Последнее заявление Бонне в разговоре с Вами о неизменности отношений и т.д. имеет также мало значения, как и заявление англичан и французов о том, что «они не намерены исключить нас из решения европейских вопросов»... Им, конечно, невыгодно теперь же рвать с нами, ибо они тогда лишатся козыря в переговорах с Берлином. Обратятся они к нам только в том случае, если не вытанцуется соглашение с Берлином, и последний предъявит требования, даже для них неприемлемые».

Очевидно, что в Москве существовало глубокое недоверие к политике Ж.Бонне. Но в то же время предполагалось, что в перспективе, при определенном развитии международных отношений внешнеполитический курс Парижа может измениться, и в этом случае советско-французский договор 1935 г. может стать базой для сближения с Францией. Об этом свидетельствует беседа наркома М.М.Литвинова с Р. Кулондром, состоявшаяся 16 октября. Кулондр явился в НКИД с прощальным визитом в связи со своим назначением полом Франции в Германии. Французский дипломат высказал сожаление по поводу своего отъезда и сказал, что «он ехал сюда с намерением содействовать улучшению отношений, но должен констатировать, что после двух лет пребывания в Москве ему это не удалось». Кулондр подчеркнул, что он остается «сторонником улучшения и уточнения» франко-советских отношений. Судя по записям, беседа проходила в доверительном тоне. Литвинов критически оценил позицию Франции в период чехословацкого кризиса и выразил опасения, что Англия и Франция «будут и в дальнейшем удовлетворять все требования Гитлера». Но в то же время нарком не исключал вероятность смены внешнеполитического курса Парижа и Лондона: «Англия и Франция осознают опасность и начнут искать пути для противодействия дальнейшему гитлеровскому динамизму. В этом случае они неизбежно обратятся к нам и заговорят с нами другим языком».

Как принято в дипломатической практике, Литвинов и Кулондр договорились о прощальных завтраках 23 и 25 октября. Но эти дипломатические завтраки не состоялись. Произошел инцидент, который может служить иллюстрацией советско-французских отношений после Мюнхена.

19 октября Кулондр явился к Литвинову и заявил протест по поводу статьи в газете «Журналь де Моску», содержащей, по его мнению, несправедливые нападки на внешнюю политику Франции. Посол требовал, чтобы НКИД в печати отмежевался от этой статьи. Нарком отвел этот протест, указав, что «отсутствует взаимность, ибо французское правительство не реагирует на более оскорбительные для СССР выражения во французской печати». Кулондр поспешил ответить, что он пришел в НКИД по личной инициативе, не имея по этому делу поручения своего правительства, поэтому он может ответить лишь «разрывом личных отношений». Посол ушел от наркома не попрощавшись. Скорее всего в разговоре Кулондра с Литвиновым речь шла о редакционной статье в еженедельнике «Журналь де Моску» от 18 октября под заголовком «Наследие Франции без защиты». В статье отмечалось, что мюнхенской сделкой закончился первый акт европейской трагедии. Наступил второй акт - борьба за французское наследие в Европе. «В результате капитуляции в Мюнхене Франция все потеряла в Европе и даже лишилась возможности сказать: «все кроме чести». Далее указывались отрицательные последствия для Франции мюнхенских соглашений: выдача противнику своего верного союзника, потеря помощи чехословацкой армии, разрушение доверия к французской политики других союзников, в том числе Польши, которая отныне потеряна для Франции, угроза французской империи со стороны Италии. «Ныне мы наблюдали борьбу за политическое наследие Франции в Европе, - писала газета, - и львиная доля этого наследия перейдет, естественно, к германским агрессорам». Можно сказать, что в статье «Журналь де Моску» не было ничего неожиданного для французского дипломата, отсутствовали прямые обвинения в адрес главы французского правительства Э.Даладье и министра иностранных дел Ж.Бонне. Хотя на встрече с наркомом Литвиновым посол заявил, что его демарш носит личный характер, не исключено, что Кулондр получил на этот счет указание из Парижа. Критические стрелы из Москвы оказывали определенное влияние на общественное мнение во Франции и создавали некоторые трудности для Ж.Бонне в осуществлении его внешнеполитического курса после Мюнхена.

Несмотря на бодрые и оптимистические официальные заявления о том, что в Мюнхене была предотвращена война и в Европе созданы условия для длительного мира, несмотря на то, что деятельность Э. Даладье и Н.Чемберлена получила одобрение большинства общественного мнения двух стран, в Париже и в Лондоне все же чувствовались какая-то неловкость, беспокойство. Можно с определенной уверенностью предположить, что даже те, кто одобрял Мюнхен, понимали, что свершилось неправедное дело: союзная Чехословакия была отдана агрессивной Германии, в Мюнхене состоялась закулисная сделка. Для многих французов и англичан было очевидно, что Даладье и Чемберлен действовали в Мюнхене, не получив на это согласие большинства европейских стран, не проведя консультации даже со своими союзниками, в том числе с СССР. Вероятно, для того, чтобы каким-то образом выйти из этого весьма щекотливого положения, на Западе появились сообщения в печати, по всей вероятности инспирированные, об участии Советского Союза в мюнхенской конференции. Парижский корреспондент агентства Юнайтед Пресс сообщил, что будто бы правительство СССР уполномочило премьер-министра Э. Даладье выступить в Мюнхене от имени Советского Союза.

2 октября в СССР было опубликовано сообщение ТАСС, в котором указывалось, что советское правительство никаких полномочий господину Даладье не давало, равно как не имело и не имеет никакого отношения к конференции в Мюнхене и к ее решениям. Сообщение агентства Юнайтед Пресс квалифицировалось, как «нелепая выдумка от начала до конца».

Тезис об участии СССР в мюнхенской сделке был подхвачен некоторыми газетами европейских стран. Официоз министерства иностранных дел Чехословакии «Прагер Пресс» 30 сентября поместил сообщение парижского корреспондента (опять Париж!) о том, что, якобы, Париж и Лондон регулярно информировали Москву о всех переговорах по Чехословакии, будто бы между министром иностранных дел Франции Ж.Бонне и советским полпредом в Париже Я.З.Сурицем проходили длительные совещания. Аналогичные совещания, сообщалось в информации, имели место в Лондоне между министром иностранных дел Англии Э.Галифаксом и советским полпредом И.М.Майским.

В сообщении ТАСС от 4 октября подчеркивалось, что информация в «Прагер пресс» не соответствует действительности. Никаких совещаний и тем более соглашений между правительствами СССР, Франции и Англии по вопросам о судьбе Чехословацкой Республики и об уступках домогательствам Германии не происходило. 4 октября за подписью заместителя наркома иностранных дел В.П.Потемкина представителям СССР за границей была направлена телеграмма, предписывавшая принять энергичные меры для опровержения клеветнических сообщений западной прессы. «Нужно разоблачать англо-французские махинации, имеющие целью либо обелить Англию и Францию нашим мнимым соучастием в их расправе с Чехословакией, либо скомпрометировать нас этой инсинуацией перед демократическими массами», - говорилось в телеграмме.

Советское руководство придавало большое значение разоблачению утверждений западной прессы об участии СССР в мюнхенской сделке. Глава советского правительства В.М.Молотов, выступая 6 ноября с докладом на торжественном собрании в Москве, посвященном 21-й годовщине Октябрьской революции, заявил: «Советский Союз не участвовал и не мог участвовать в сговоре империалистов фашистских и так называемых демократических правительств за счет Чехословакии.

Советский Союз не участвовал и не мог участвовать и в расчленении Чехословакии для удовлетворения аппетитов германского фашизма и его союзников».