ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
по курсу «История»
по теме: «Режим санации»
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
1. ЗАРОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ РЕЖИМА САНАЦИИ
1.1 Характеристики режима санации Пилсудского
1.2 Экономическое и политическое положение Польши в 1926-1935 гг
2. РЕЖИМ САНАЦИИ БЕЗ ПИЛСУДСКОГО
2.1 Внутриполитическое и экономическое положение в Польше в 1935-1939 гг. Военно-техническая модернизация армии
2.2 Внешняя политика Польши в 1935-1939 гг
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
I. Основные источники
II. Исследования и статьи
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы. 12 мая 1926 года власть в Польше в результате «трехдневной гражданской войны» была захвачена диктатором Юзефом Пилсудским. Правительством Пилсудского была принята так называемая «программа санации», которая была должна вывести Польшу из кризиса. Программа санации должна была обеспечить Польше экономическую стабилизацию, но одновременно означала переход от демократии к авторитаризму.
Весной 1927 года, выступая в польском сейме, маршал Пилсудский заявил о недопустимости «неуправляемой демократии», которая, по словам маршала, склонна к «перерождению в анархию». Таким образом, маршал Пилсудский изобрел термин, который ныне очень популярен в России начала 21 века. Исторический опыт «управляемых демократий», среди которых именно детище Пилсудского предлагает широкий набор ассоциаций и параллелей представляет большой интерес для анализа и изучения. В первую очередь, наиболее интересной представляется трактовка режима санации с точки зрения того, к какому строю он принадлежит.
После смерти Пилсудского в 1935 году программа санации в той или иной мере продолжала реализовываться вплоть до сентября 1939 года, когда Польша прекратило свое существование как самостоятельное государство. Отсюда следует выделение хронологических рамок исследования режима санации – с мая 1926 года, когда этот режим санации был провозглашен, до сентября 1939 года. При этом, поскольку после смерти Пилсудского режим санации приобрел новые черты и характеристики, в исследовании необходимо выделить два подпериода – режим санации при Пилсудском и после его смерти.
Источниковая база. Источниковой базой исследования являются:
документы внешней политики: советско-польские, советско-чехословацкие, советско-германские, германо-польские договоры, коммюнике, декларации, документы министерств иностранных дел этих стран;
законодательные акты Второй Речи Посполитой (мартовская Конституция 1921 г., апрельская Конституция 1934 г.1;
мемуары адъютанта маршала Пилсудского М. Лепецкого и генерала Войска Польского В. Андерса2.
Периоду программы санации посвящено достаточно много работ.
При изучении режима санации в советские годы историки уделяли внимание, прежде всего, процессам классообразования и борьбы классов, оставляя в тени остальные исторические и политические аспекты. Среди авторов того времени можно выделить М.А. Манусевича, который является автором раздела, посвященному режиму санации, в фундаментальном труде в 3-х томах по истории Польши3. Этот историк определяет режим санации как военно-фашистский. Отметим, однако, что данная точка зрения соответствовала общепринятой в Советском Союзе того времени «сталинской» и «коминтерновской» исторической точке зрения. В более позднее время этот историк меняет мнение и определяет данный режим как военно-авторитарный.
С конца 1980-х гг. начинается новый этап исследований новой и новейшей зарубежной истории, формируются новые подходы к исследованию, расширяется источниковая база, повышается уровень научных работ. Все вышесказанное имеет отношению и к периоду санации в истории Польши. Можно выделить, например, такие работы того времени, как труды Иванова Ю., Лациса О.4, Парасадановой В.
Достаточно разработана данная тема и в польской историографии. Дискуссии на тему «санация и фашизм» начались среди польских историков уже в 50-60-е годы. Заслуживают внимания в этом плане съезды польских историков в 1958, 1964, 1969 и 1974 гг., а также дискуссии в связи с подготовкой к печати 4 тома академического издания «История Польши». Из современных работ польских историков выделим фундаментальный труд М. Тымовского1, Згорняка М.2, Дембски С3.
Кроме исторических трудов при подготовке работы использовались также такие виды источников как хронологические источники, мемуары и документы личного пользования.
Методология исследования. При проведении исследования использовались аналитические методы. При проведении анализа и обобщения теоретического материала применялись методы сопоставления, структурно-функционального анализа, единства исторического и логического.
Научная новизна исследования заключается в систематизации оценок режима санации в его разные периоды, и выдача заключения о его типологии и принадлежности к определенному политическому режиму.
Цели, задачи, практическая значимость. В тоже время актуальность и недостаточная разработанность проблемы предопределили выбор темы дипломной работы, ее цель и задачи. Цель дипломной работы состоит в том, чтобы проанализировать типологию и характеристику установившегося в Польше режима. Сущность исследуемых проблем потребовала решения следующего установленного комплекса задач:
1) выявить основные этапы режима санации;
2) проанализировать основные черты режима санации как политического режима и выявить его принадлежность к определенному виду политического режима;
3) проанализировать экономическое положение Польши в период режима санации, выявить степень оздоровления и развития польской экономики того времени;
4) проанализировать особенности внутренней и внешней политики Польши, того времени и, в особенности, отношения с Россией и Германией в данный период.
Практическая значимость исследования заключается в том, что данная работа может быть использована при проведении специальных учебных курсов по новейшей истории зарубежных стран в средних учебных заведениях.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования данной работы является история Польши времен периода санации. Предмет исследования – режим санации и его исторические характеристики.
Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованных источников.
1. ЗАРОЖДЕНИЕ И РАЗВИТИЕ РЕЖИМА САНАЦИИ
1.1 Характеристики режима санации Пилсудского
Один из наиболее часто эксплуатировавшихся элементов «белой» легенды Пилсудского заключался в утверждении, что он якобы никогда не имел диктаторских поползновений. «После переворота, – писал ВладиславПобуг-Малиновский, – Маршал не думал о диктатуре. Наоборот, он втиснул польскую жизнь в рамки действующего до тех пор формального права, вернее, сохранил ее в этих рамках». Внешне, по крайней мере, во второй своей части, это заявление соответствовало истине. Пилсудский в самом деле старался, чтобы жизнь страны как можно скорее вернулась на рельсы легализма. Но это он делал отнюдь не из-за отвращения к диктатуре и симпатий к правопорядку, а четко следуя своим политическим интересам.
Большинство историков и государствоведов характеризуют режим санации Пилсудского как авторитарный режим. В отличие от эмоциональных оценок, присущих публицистике, современное государствоведение использует понятия «авторитаризм» и «тоталитаризм» применительно к аналитическим конструкциям, каждой из которых соответствует различная степень доминирования авторитарных принципов организации властно-политических отношений. Так, абсолютное преобладание этих тенденций, когда государство фактически полностью «поглощает» гражданское общество, беспредельно вмешиваясь не только в другие области социальной действительности, но и в частную жизнь граждан, является отличительной чертой тоталитарного режима.
Понятие «тоталитаризм» (от лат. totalis – весь, целый, полный) было впервые использовано в 1920-е г.г. итальянскими либералами Дж. Амендолой и П. Габетти для характеристики диктатуры Б. Муссолини. Позднее данный термин применялся для раскрытия сущности политических режимов фашистской Италии, гитлеровской Германии, а также СССР в годы сталинизма.
Тоталитарный режим характеризуется следующими чертами (цит. по учебнику Политология)1:
«1) политические права и свободы граждан, возможность их самостоятельного и активного участия в определении государственной политики принципиально отвергаются концепцией вождизма, лежащего в основе режима. У граждан нет выбора, они ориентированы на существование единой системы, для которой нет вариантов: не только выступления против нее, но и простая критика рассматриваются законом как уголовное преступление;
2) переход политического руководства от одной партии к другой не может быть осуществлен путем выборов: обычно существует одна легальная партия, а если допускается существование других, то они, как массовые общественные организации, находятся под контролем партии; руководящая роль партии закреплена конституционно;
3) политический плюрализм принципиально отвергается, политическая оппозиция не допускается, защита прав меньшинства не признается; принцип демократического централизма, требовал безусловного подчинения меньшинства большинству. Под руководство правящей партии, фюрера, военного совета поставлены все существующие общественные организации, создается единый механизм политического властвования. Иногда провозглашается создание целостного, слитного организма «партии-государства», членами единственной партии объявляются все граждане, а органы государства становятся органами партии (парламент – законодательный совет партии, правительство – исполнительный совет и т. д.);
4) разделение властей отвергается, в конституциях в том или ином варианте фигурирует принцип единства власти. Представительные органы либо распущены, либо являются единственными законодательными органами. Местное самоуправление также лишено всякого реального значения: на местах правят назначенные представители главы государства и правительства, а если их нет (власть Советов), то реальные полномочия сосредоточены в руках партийных органов;
5) единая обязательная политическая идеология обеспечивается государственным принуждением в явственных или скрытых формах
6) правящий режим часто развязывает захватнические войны, провозглашается превосходство одной расы или национальности над другой».
Тоталитарные режимы могут возникнуть на разной социально-экономической базе и в различном социокультурном контексте, быть следствием военного поражения или государственного переворота, навязываться извне или появляться в результате внутренних противоречий общества.
В отличие от тоталитарных, авторитарные режимы обычно пользуются репрессиями в минимальных дозах, основывая свою стратегию на здоровой или относительно здоровой экономике и ощутимых преимуществах для более широких секторов общества, чем малочисленная привилегированная группа. Авторитарное правление нередко сочетается с ограниченным политическим плюрализмом.
Авторитарные режимы ищут свое обоснование в различных вариантах концепции героев и толпы. Для действий толпы нужен вождь, который направляет ее, хотя она этого и не осознает.
Авторитарный режим характеризуется следующими чертами (цит. по учебнику Политология):
«1) сильная власть, сосредоточенная в руках узкого круга лиц или одного верховного правителя;
2) политические права и свободы граждан признаются в ограниченном объеме, который не обеспечивает возможности самостоятельного участия граждан в определении государственной политики, не предоставляет права некоторым оппозиционным партиям действовать легально;
3) переход политического руководства от одной партии к другой и формирование высших органов государства на основе выборов, но сам выбор партий избирателями ограничен. Выборы депутатов парламента происходят часто на основе этнических и религиозных пристрастий, выборы президентов подчинены харизматическому принципу;
4) признается лишь ограниченный политический плюрализм, разрешаются только некоторые организации, причем только на определенных условиях, государственные решения принимаются большинством правящей партии без учета прав меньшинства, права политической оппозиции нарушены, ее издания подвергаются цензуре, а ее лидеры подвергаются арестам. «В условиях, когда разрешены только те течения, которые способствуют поддержанию социального равновесия, – отмечает Г. Эрме, – силы, находящиеся «с правильной стороны» плюрализма, могут законно выступать на стороне власти по каналам якобы непартийных организаций или даже партий, отобранных по принципу их конформизма. С другой стороны, те силы, которые угрожают статус-кво, обречены быть вне закона или в подполье, чем и оправданы откровенные репрессии против них»;
5) принцип разделения властей может быть упомянут в конституции, но фактически он отвергается. Акты президента или правительства вторгаются в сферу законодательной власти и нередко имеют большее значение, чем закон. Судебная деятельность во многом находится под контролем исполнительной власти;
6) плюрализм политической идеологии ограничивается;
7) вооруженные силы часто играют политическую роль;
8) развивается национализм и захватническая идеология.»
Проанализируем теперь основные черты режима санации Пилсудского.
В исторической научной литературе представлено различное отношение к Пилсудскому. Для подавляющего большинства польских историков он является национальным героем. Историки либерального направления оценивают его как выдающегося польского государственного и общественного деятеля, отмечая в тоже время и негативные стороны его правления, в том числе и авторитарность режима. Историки коммунистического направления характеризуют его исключительно с негативных позиций, считая его представителем «реакционных националистических кругов польской буржуазии».
Однако в оценке способов его прихода к власти и методов правления историки более единодушны. Способ прихода Пилсудского к власти и установления «режима санации» характеризуется как военный переворот, а само правление Пилсудского – как диктатура.
В 1920 году Пилсудский был главнокомандующим польской армии, получившим 14 ноября 1920 года он принял маршальский жезл из рук солдата Яна Венжика. В марте 1921 года сейм принял Конституцию, по которой глава государства подконтролен сейму и не может быть одновременно главнокомандующим армией.
Маршал не захотел быть президентом, подчиненным Сейму. В новом раскладе сил Пилсудскому не нашлось места в государстве и армии. Он демонстративно отказался от предложенной ему должности начальника генштаба и гордо заявил, что все отдал Польше и теперь хочет насладиться семейной жизнью. «Уединился» он в пригороде Варшавы - Сулеювке, имении, подаренном ему армией.
Сулеювкский затворник активно вмешивался в проекты реформы армии, особенно создания структуры ее высшего командования. Наконец Пилсудский добился своего: пост военного министра 27 декабря 1925 года занял его вернейший сторонник генерал Л. Желиговский. Тот сосредоточил под Варшавой (в Рембертове) «для маневров» преданные Пилсудскому дивизии.
В 1926 году экономическое положение в Польше резко ухудшилось. Число официально зарегистрированных безработных возросло с 185 тыс. в конце 1925 г. до 500 тыс. в мае следующего года. По всей стране проходили демонстрации безработных. В Калите, Люблине, Варшаве и многих других городах полиция нападала на демонстрантов.
Параллельно с политическим и экономическим кризисом развернулся кризис в армии, выразившийся в том, что под давлением сторонников Пилсудского ушла в отставку целая группа весьма компетентных генералов, в том числе Ю. Галлер, Т. Розвадовский, С. Шептицкий. Пытаясь вызвать падение правительства, в феврале 1926 г. вышел из его состава давний союзник Пилсудского, один из лидеров ППС – Морачевский. В самом правительстве шла острая борьба вокруг путей преодоления кризиса. 20 апреля его покинули члены ППС. 5 мая правительство Скшиньского в полном составе подало в отставку. Сеймовая фракция ППС официально просила Пилсудского стать во главе правительства. Но, не желая в какой-либо мере зависеть от сейма и считая, что создаются условия, благоприятствующие реализации его диктаторских планов, Пилсудский отклонил предложение ППС.
В тяжелых социально-экономических условиях резкого обнищания населения либерально-демократический строй Польши не смог устоять. 12 мая 1926 года Пилсудский начал из Рембертова марш на Варшаву. К вечеру 12 мая начались вооруженные столкновения между войсками, поддерживавшими правительство, и воинскими частями, поднявшимися на борьбу против него. После первых успехов сторонников Пилсудского в ходе уличных боев, происходивших 13 мая, правительственные войска, которыми командовали Т. Розвадовский и В. Аиндерс, потеснили противника. Однако стачка железнодорожников, воспрепятствовавшая переброске правительственных войск к Варшаве, а затем и всеобщая стачка, сопровождавшаяся сооружением баррикад, формированием добровольческих отрядов, привели к решительному изменению обстановки. Продолжение боевых действий грозило превратить борьбу против авантюристического по своему замыслу «похода на Варшаву», в ходе которого в уличных боях были убиты 379 человек и зарегистрировано 920 раненых, в настоящую гражданскую войну. Этого боялись лидеры обеих сторон. 14 мая 1926 г. правительство приняло решение об отставке, а действующий президент С. Войцеховский передал свои функции маршалу сейма М. Ратаю.
М. Ратай по рекомендации Пилсудского назначил главой правительства профессора Львовского политехнического института, К. Бартеля, лидера малочисленной, располагавшей всего пятью мандатами в сейме «группы труда», которая была образована в апреле 1925 г. деятелями, вышедшими из состава ПСЛ – «Вызволене».
Формируя правительство, Бартель вопреки традициям не консультировался с депутатскими клубами, Не сомневаясь в поддержке партий, активно участвовавших в майском выступлении, он пригласил войти в состав правительства деятелей более правых, чем те, которые оказали поддержку государственному перевороту. Тем самым обеспечивалось выжидательное или благожелательное отношение к перевороту «Левиафана» – объединения крупнейших капиталистов и Союза землевладельцев. Себе Пилсудский оставил портфель военного министра.
31 мая 1926 г. состоялось объединенное заседание сейма и сената для выборов нового президента. 3а два дня до этого Пилсудский принял представителей ряда партий и весьма недвусмысленно предупредил их, что если выборы пройдут не так, как он ожидает, то ему придется («править с помощью кнута»). Узаконив, таким образом, произошедший переворот, он, чтобы сохранить не ограниченную конституционными нормами свободу для своих дальнейших действий, отказался занять пост главы государства, порекомендовав на него своего давнишнего друга и единомышленника профессора Львовского политехнического института И. Мосьцицкого, который и был избран президентом 1 июня.
Распустив сейм и сенат на каникулы и, используя конституционную поправку, вступившую в силу 2 августа 1926 г., правительство 5 августа повысило оклады офицерам. На следующий день президентским декретом был учрежден пост генерального инспектора вооруженных сил. Лицо, занимающее этот пост, не несло ответственности за свои действия ни перед правительством, ни перед сеймом. 27 августа 1926 г. Пилсудский занял и пожизненно сохранял этот фактически диктаторский пост, как и портфель военного министра. 2 октября 1926 г. он возглавил новое правительство, в состав которого были включены некоторые близкие ему деятели из различных партий, а также два видных представителя консервативных кругов.
Таким образом, официально в отличие, например, от того же Гитлера (в 1934 г. после смерти Гинденбурга Гитлер объединил в своём лице посты канцлера и президента, став тем самым и верховным главнокомандующим), Пилсудский не считался первым лицом страны, что свидетельствует в пользу того, что его режим являлся скорее авторитарным, а не тоталитарным.
В стране был провозглашен «режим санации». Другое название режима Пилсудского – «правление полковников» (окружение Пилсудского состояло в основном из действующих офицеров или ветеранов Польских легионов).
В отличие, например, от фашистской Германии, где германские нацисты в короткое время ликвидировали основные политические свободы, запретили все партии, разогнали в 1934 г. профсоюзы, упразднили свободу печати, формально в Польше существовало разделение властей, действовал парламент. При этом, однако, он выполнял в большей степени сугубо декоративную роль.
Важным признаком авторитарного режима является опора на армию и силовые структуры. После своего прихода к власти Пилсудский следовал концепции превращения армии в опору своего влияния и положения в государстве. Для этого ему необходима была вся армия, а точнее, ее офицерский корпус, потому что с политическими убеждениями солдат почти не считались. Такой подход привел к тому, что Пилсудский не преследовал офицеров, которые вели бои с его войсками. В одном из первых приказов после переворота он писал: «В одну и ту же землю впиталась наша кровь, землю, которая столь дорога и тем и другим, любима обеими сторонами. Так пусть же эта горячая кровь, самая ценная в Польше кровь солдата, будет под нашими ногами новым посевом братства. (...) Пусть Бог смилуется и отпустит наши грехи и отведет карающий перст, а мы возьмемся за работу, которая укрепит и возродит нашу землю».
Эти слова были совсем не похожи на слова победителя, обращавшегося к побежденным. Потому что должны были служить примирению, а не размежеванию противников, которых извилистые пути политики поставили друг против друга. И таких жестов Пилсудский сделал много. Символическое значение приобрело решение об общей торжественной траурной церемонии похорон жертв боев с обеих сторон. Руководствуясь желанием привлечь на свою сторону всю армию, Маршал не провел чистки офицерского корпуса, которую ожидали многие. Кадровые перестановки, сделанные им, не соответствовали масштабу победы. Он избавился только от тех генералов, антагонизм которых к нему был непреодолимым. Некоторые из них не помышляли о компромиссе. В отношении же офицеров низшего уровня Пилсудский отказался практически от всех репрессивных шагов.
2 августа 1926 г., после длившегося почти месяц обсуждения в сейме и сенате, вступила в силу поправка к конституции, которая существенно ограничивала права законодательных органов, освобождая правительство в ряде вопросов от контроля сейма и сената, резко расширявшая права и полномочия президента. В тех отдельных случаях, когда сейм и сенат принимали решения, не отвечавшие интересам правящей верхушки, исполнительная власть почти всегда находила способ действовать, игнорируя основные нормы парламентской демократии. Так без всяких последствий остался внесенный в августе 1926 г. в сейм срочный запрос депутатов-коммунистов, членов Белорусской громады, Независимой крестьянской партии и других левых депутатов об амнистии, о преследовании независимых органов печати и т.п.
Пилсудский, став единоличным диктатором Польши, продемонстрировав редкостный для Европы издевательский тон по отношению к парламенту: «...Я мог бы не впустить вас в зал национального собрания, насмехаясь над всеми вами, но я проверяю, можно ли пока еще в Польше править без кнута». «Сейм политических проституток» - эту оценку польского парламентаризма Пилсудский пронес через всю свою политическую деятельность.
Пилсудский сразу же решил продемонстрировать свое неуважение к сейму. Вместо того чтобы немедленно представить кабинет парламенту, он 25 октября 1926 г. отправился вместе с членами правительства в замок Несвиж, принадлежавший одному из крупнейших магнатских родов Польши и расположенный в непосредственной близости от границы с СССР. Туда съехались около 400 представителей высшей польской аристократии, полностью поддержавших политику Пилсудского. Поводом для торжественного собрания явилось возложение орденского знака на гробницу одного из Радзивиллов, погибшего во время советско-польской войны 1920 г. Несвижская встреча стала наглядным подтверждением того, что правительство «санации» не собирается считаться с позицией ППС и других демократических партий, поддержавших майский переворот.
В период санации в стране проводились парламентские выборы, но их нельзя было назвать демократическими. Так в марте 1928 г. режимом санации были назначены выборы в сейм и сенат. Перед выборами был создан Беспартийный блок сотрудничества с правительством маршала Юзефа Пилсудского (ББ). Возглавил его близкий диктатору полковник В. Славек. На проведение Блоком избирательной кампании из государственных средств было отпущено по личной записке Пилсудского 8 млн. злотых. Весь административный аппарат должен был служить делу избирательной борьбы Блока.
Сам Пилсудский, рассчитывая на полный избирательный успех, согласился стать первым кандидатом в списке ББ. Выборы превращались тем самым в своеобразный плебисцит, который должен был отразить отношение к режиму и его главе. Несмотря на нажим, который оказывался на избирателей, ББ хотя получил в сейме 125 мест из 444 и стал там самой многочисленной группой, но не имел даже простого большинства. В ряде избирательных округов конкурировавшие с кандидатами ББ деятели оппозиции убедительно доказывали произвол и злоупотребления, допущенные избирательными комиссиями в интересах ББ. Кандидаты избирательного блока Рабоче-крестьянского единства собрали 920 тыс. голосов, что вынудило власти признать избрание семи коммунистов, которые на открытии 27 марта 1928 г. первой сессии нового состава сейма выкрикивали: «Долой фашистское правительство Пилсудского!»
27 августа 1930 г. в проправительственной «Газете польской», отражавшей взгляды «группы полковников», появилось интервью Пилсудского с грубейшими выпадами против конституции и сейма. Еще через день 29 августа – декретом президента были распущены сейм и сенат и назначены на ноябрь новые выборы. Избирательную кампанию «санация» начала своеобразно: чтобы не допустить такого провала, который в 1928 г. потерпел ББ, в ночь с 9 на 10 сентября были по списку, составленному Пилсудским, арестованы, а затем заточены в военную тюрьму в Брестской крепости виднейшие деятели оппозиции. Всего были арестованы 84 бывших депутата и сенатора. В официальном сообщении об арестах указывалось, что арестованные совершили уголовные и политические преступления. В результате проходивших в условиях террора и фальсификации выборов, состоявшихся 16 ноября 1930 г., ББ получил 46 % голосов и 249 из 444 мест в сейме.
Юзеф Пилсудский перед кончиной (12 V 1935 г.) успел утвердить и авторитарную Апрельскую конституцию, значительно ограничивающую полномочия Сейма и расширяющую прерогативы президента. Президент теперь избирался на семь лет всеобщим голосованием. Допускалась возможность выдвижения на президентский пост лишь двух кандидатов. Одного из них могло назвать специально с этой целью сформированное собрание электоров в составе 50 лиц, избранных сеймом из своего состава, 25 – от сената, а также маршалов сейма и сената, премьер-министра, генерального инспектора вооруженных сил и председателя Верховного суда. Другого кандидата выдвигал завершающий срок своих полномочий президент. Согласно новой конституции, президент наделялся широкими полномочиями: он назначал премьера, а по предложению последнего – министров, созывал и распускал сейм и сенат, был верховным командующим вооруженных сил, решал вопросы войны и мира, располагал прерогативой издания различных актов без предварительного согласования с премьером или отдельными министрами, назначал треть состава сената. Располагая этими и многими другими правами, президент считался ответственным за свои действия «лишь перед Богом и историей». Конституция, резко ограничив избирательное право, стала еще одним шагом от демократическо-парламентской системы к авторитарному устройству государства.
Ряд историков высказывают следующую версию принятия Конституции 1935 г. Будучи уже немолодым и не очень здоровым человеком, Пилсудский в начале 30-х озаботился вопросом о своем возможном преемнике. Однако, как это часто бывает, подходящей кандидатуры не находилось.
Многие способные люди из его окружения оказались недостаточно послушными и впали в немилость (например, будущий премьер-министр в годы Второй мировой генерал Сикорский), люди же послушные выглядели недостаточно способными. Наконец «Дед» (Dziadek), как называли Пилсудского, решил, что для окончательного наведения порядка ему нужно сосредоточить в своих руках не только формальную, но и номинальную власть и только потом передать ее преемнику. В 1935 году конституция Польши была переписана, превратив страну из парламентской в президентскую республику. Изменения производились «под Пилсудского», но 12 мая того же года маршал умер, так и не успев стать президентом.
Существование Конституции (пусть ее многие положения и оставались действительными только на бумаге) и выборов (пусть даже заведомо не демократических) все же свидетельствует об авторитаризме режима Пилсудского, а не о его тоталитаризме.
Пилсудский правил сильной рукой. «Санация» поддерживала своё господство карательными экспедициями («пацификации»), военно-полевыми судами. Подавление инакомыслия в Польше имело место, но все же не приняло таких больших масштабов, как в фашистской Германии. В январе 1927 г. власти приступили к разгрому Белорусской крестьянско-рабочей громады; среди арестованных были и депутаты сейма, что явилось грубейшим нарушением действовавшей тогда Конституции, гарантировавшей личную неприкосновенность депутатов. Таким же образом «санация» расправилась с деятелями Независимой крестьянской партии, выражавшей интересы польской деревенской бедноты, а в 1932 г. запретила деятельность возникшего в октябре 1926 г. Украинского крестьянско-рабочего объединения «Сельроб», подавила революционные круги ППС, создавшие партию «ППС-левица». В короткий срок в тюрьмах оказалось свыше 6 тыс. политических заключенных.
17 июня 1934 года по приказу Пилсудского был открыт концлагерь в восточной части Польши, недалеко от границы с Россией, в Березе Картузской. Этот концлагерь был точной копией немецкого концентрационного лагеря Ориенбург: пять защитных рядов изгороди из колючей проволоки, широкий ров с водой, затем проволочная изгородь под высоковольтным напряжением, по углам высокой ограды (около 7 метров) располагались сторожевые вышки с пулемётами, большое количество охраны с немецкими овчарками. Непосредственно за организацию лагеря отвечал польский воевода Костик Бернацкий.
Важным признаком авторитаризма является существование в Польше оппозиции. Так в Сейме, до его разгона, сложился оппозиционный блок левых партий - «Центролев». Используя парламентские методы борьбы, партии «Центролева» также предпринимали рискованные попытки организовать массовое движение. Самой значительной акцией «Центролева» стали события Краковского конгресса 29 июня 1930 г., в ходе которого была продекларирована борьба за отмену диктатуры.
Сфальсифицировав результаты выборов, «санация» обеспечила себе большинство в Сейме, но сохранившаяся легальная оппозиция - ППС и крестьянских партий (в 1931 году последние объединились в Стронництво людове) - усиливала противодействие режиму.
Важным отличием авторитаризма от тоталитаризма является степень развития национализма в стране. Маршал Пилсудский в течение десяти лет (1926-1935) был фактическим диктатором Польши. И если с точки зрения поклонников демократии это все-таки была диктатура, а значит, явление отрицательное, то с точки зрения трех миллионов польских евреев это было чудесное время: они (как и прочие национальные меньшинства) пользовались равными с поляками правами. Положение изменилось в худшую сторону лишь после смерти Пилсудского.
Однако прочим национальным меньшинствам повезло меньше. Права украинцев, белорусов, евреев, литовцев, немцев на территории «санационной» Польши были значительно ограничены. Одним из элементов санации была так называемая «пацификация» («умиротворение») национальных окраин, прежде всего украинских земель.
Процесс полонизации – насаждение польского языка и культуры – в оккупированной Западной Украине проходил сначала довольно медленно, но затем ускорился. Восточные территории, населенные украинцами, были постоянной головной болью варшавского правительства. О какой-либо толерантности к украинцам нечего и говорить: притеснялись национальные школы, закрывались греко-католические и православные церкви, которые превращались в костелы, культурные и экономические организации в Галиции и на Волыни постоянно находились под жестоким давлением.
Диктатор – это, как правило, харизматическая личность. Авторитаризму, как и тоталитаризму присущ культ личности диктатора. Культ личности Пилсудского нес такой же отпечаток пошлости и безвкусицы, как и культы Сталина, Гитлера, Муссолини. Вот один из образчиков популяризации образа Пилсудского, принадлежащий писателю Юлиушу Каден-Бандровскому. Описываются тяжелые будни вождя нации во время Первой мировой войны: «Уснул в Енджеевском комиссариате, не доев даже супа. Мы не смели будить его. Это мог сделать только Жулиньский (один из руководителей польских легионеров). Он ждал до последней минуты. Затем наклонился и легко взял Пилсудского за руку. Если бы я не боялся преувеличения, сказал бы: как будто ангел будил льва. Сколько силы, и кротости, и веры было между двумя людьми»1.
Отличительной чертой авторитаризма является попытка модернизации вооруженных сил. Эти попытки имели место и со стороны Пилсудского, но они имели меньший успех по сравнению с тем, чего достиг Гитлер в этом вопросе. Тоталитарная Германия также проводила более агрессивную внешнюю политику. Уже в 1935 г. гитлеровский режим приступил к ликвидации последствий Версальского договора и расширению «жизненного пространства для немецкого народа». В 1935 году Германии возвращён Саар и восстановлено право на создание регулярной армии. Большую роль в укреплении фашизма в Германии играло попустительство со стороны западных держав – противников Германии по первой мировой войне.
Итак по большинству признаков режим Пилсудского являлся авторитарным, но не тоталитарным и фашистским.
1.2 Экономическое и политическое положение Польши
в 1926-1935 гг
На момент начала режима санации Польша являлась аграрной страной. В сельском хозяйстве было занято около 65 % населения, в промышленности – только 9 %; 7 % занималось ремесленным производством, 6 % работало в торговле и на транспорте. Из переписи 1921 г., не охватившей территорию Верхней Силезии и Виленщины, явствует, что в стране насчитывалось 3262 тыс. самостоятельных сельских хозяйств общей площадью 30 340 тыс. га, причем 34 % всех хозяйств имело менее 2 га, а 30 % – от 2 до 5 га. На другом полюсе были 18 тыс. поместий, которым принадлежало 45 % всей земли, находившейся в частной собственности. Кроме того, в польской деревне насчитывалось 1,3 млн. безземельных сельскохозяйственных рабочих. Крупным земельным собственником оставалась католическая церковь. Лишь на церковные земельные владения, имевшие более 50 га каждое, приходилось 229 тыс. га.
По продуктивности сельского хозяйства, несмотря на достаточно благоприятные климатические и почвенные условия, Польша находилась на одном из последних мест в Европе.
Являясь государством со средним уровнем развития капитализма, Польша располагала в то же время высокоразвитой топливно-сырьевой базой и тяжелой промышленностью, сосредоточенной в Домбровском бассейне и Верхней Силезии, столь же развитой текстильной промышленностью Лодзинского района и Белостока, многочисленными сахароваренными, винокуренными и другими предприятиями. Но общий объем промышленной продукции за все время существования режима санации не поднялся до довоенного уровня. Среди причин этого историки выделяют узость внутреннего рынка, сложность становления единого народнохозяйственного организма, слабую конкурентоспособность польских товаров на мировом рынке. Историки коммунистического толка выделяют также в качестве причин отсутствие торговых связей со Страной Советов.
Начало режима санации совпало с некоторым оживлением польской экономики. Упрочению позиций нового режима способствовало то, что в связи с продолжительной забастовкой своих углекопов Англии пришлось с начала лета впервые прибегнуть к закупкам польского угля. Министром промышленности и торговли в 1926 г. стал инженер-химик Э. Квятковский, показавший себя крупным хозяйственным руководителем, многое сделавшим, в частности, для строительства железнодорожной магистрали, связавшей Верхнесилезский угольный бассейн с Гдыней. Если в первой половине 1926 г. Польша экспортировала только 3,5 млн. т угля, то во второй половине того же года уже 10 млн. т. Резко возросли транспортные перевозки, новые заказы получили машиностроительная и другие отрасли промышленности, уменьшалась безработица, несколько укрепился курс злотого. К тому же 1926 год оказался весьма урожайным. Оживлению экономики также способствовали внедрение в польскую – преимущественно добывающую – промышленность английских, американских, а также немецких капиталов, бурный рост в стране картелей, появление ряда новых отраслей промышленности, получение в октябре 1927 г. займа в 62 млн. долларов и 2 млн. фунтов стерлингов в целях стабилизации злотого.
Эти изменения в экономике на какое-то время стабилизировали внутриполитическую обстановку. Они способствовали тому, что сохранялись некоторые надежды на подлинное оздоровление, существовавшие в пору майского переворота. Сравнительно благоприятная экономическая конъюнктура, деятелями «санации» выдавалась за результат предпринятых ими действий.
Во второй половине 1928 г. стали проявляться признаки экономического застоя. Ранее других они дали себя знать в одной из ведущих отраслей польской промышленности – текстильной. Спаду в экономике способствовало то, что немалая часть государственных средств, остро необходимых для удовлетворения социальных нужд населения, для поддержания народного образования и т. п., использовалась в интересах промышленных монополий, банков, крупнейших земельных собственников, доходы которых стали снижаться в связи с начавшимся в 1929 г. мировым экономическим кризисом.
Особо опустошительные последствия приобрел кризис в сельском хозяйстве. Доходы крестьянских хозяйств непрерывно сокращались.
Избирательная кампания 1930 г. совпала с периодом резкого обострения социально-экономических трудностей в стране. Источником существования 61 % населения продолжало оставаться сельское хозяйство. Происходившее с 1928 г. падение цен на сельскохозяйственную продукцию при сравнительно высоком уровне цен на промышленные изделия порождало «ножницы» цен, особенно ущемлявшие сельскую бедноту. В 1930 г. произведенная польской промышленностью продукция в целом сократилась на 18 % по сравнению с 1929 г., в 1935 г. – на 34 %. Количество официально зарегистрированных безработных возросло с 162 тыс. человек в декабре 1928 г. до 343 тыс. в декабре 1933 г., фактическое же их количество составляло более 740 тыс. человек. Национальный доход снизился с 26 млрд. злотых в 1929 г. до 12,5 млрд. в 1935 г.
В годы режима санации усиливается борьба трудящихся за свои права, в которой историки коммунистической ориентации усматривают обострение классовой борьбы. Отстаивая свои интересы в борьбе против попыток капиталистов сохранить прибыли путем сокращения заработков рабочих, текстильщики Лодзи провели 17-22 сентября 1928 г. стачку. 4 октября стачка возобновилась, охватив вскоре и другие текстильные центры. 15 октября в знак солидарности с текстильщиками в стачку включились почти все рабочие Лодзи. В ее ходе складывался снизу единый фронт рабочих, принадлежавших к различным профсоюзным объединениям и политическим партиям.
Политическое положение в стране, несмотря на некоторое оживление экономики и репрессивные меры правительства, оставалось неустойчивым. В ноябре 1926 г. ППС приняла решение о переходе в оппозицию, добиваясь при этом не ликвидации существующего режима, а лишь реорганизации правительства, устранения из его состава наиболее реакционных министров. Этот сдвиг в расстановке политических сил, обещавший дальнейшее осложнение отношений с сеймом, сторонники санации попытались компенсировать введением обязательного преподавания религии в школах, что отвечало интересам клерикальных элементов.
В мае 1931 г. снижение уровня жизни сопровождается дальнейшими массовыми выступлениями против социальной политики правительства. В ряде местностей происходят столкновения рабочих с полицией. Принявшая особенно широкие масштабы стачка горняков вынуждает шахтовладельцев отказаться от намеченного снижения заработной платы. По всей Польше проходят забастовочные выступления, демонстрации безработных и бездомных, различные формы протеста деревенской бедноты против налогового гнета, разорения крестьянских хозяйств. В 1932 г. крестьянство прибегло к новой форме протеста: широкое распространение получил бойкот рынков – своеобразная крестьянская забастовка.
Период режима санации отмечен обострением внутрипартийной борьбы в правящей группировке. Внутри «санационного» лагеря происходила довольно острая борьба. «Полковничьей группе» в ряде вопросов противодействовала клика «славных генералов» с Э. Рыдз-Смиглы во главе. Сложность положения в известной мере обуславливала неустойчивость правительства: кабинет Свитальского пробыл у власти лишь с апреля до начала декабря 1929 г.; на смену ему пришло правительство, которое опять возглавил Бартель; затем, с марта по июль 1930 г., главой правительства был Славек; после длившегося более месяца правительственного кризиса 25 августа 1930 г. пост премьер-министра снова занял Пилсудский, а для систематической работы в правительственном аппарате пост вице-премьера был поручен адъютанту маршала полковнику Ю. Беку.
Внешняя политика, проводимая Пилсудским, оценивается различными историками с совершенно противоположных позиций. Коммунистические историки инкриминируют ему сотрудничество с фашисткой Германией, считая, что «польско-германское соглашение, являлось одним из этапов в подготовке фашистской агрессии против СССР». Российские историки патриотически-великодержавного направления также не могут простить Пилсудскому «антисоветский курс польской политики». Так Юрий Иванов в своей статье «Очерки истории советско-польских отношений в документах 1917-1945 гг.» приводит такие надуманные свидетельства об агрессии Польши: «Как подтверждение агрессивных намерений Польши было воспринято отклонение ей в 1926 году предложения заключить договор о ненападении. Военный переворот в Польше в мае 1926 года и приход к власти старого противника и победителя в войне 1920 года Ю. Пилсудского был, естественно, воспринят как «усиление реальной военной угрозы со стороны Польши». И далее: «Определённые надежды на улучшение двусторонних отношений в Москве связывали с осуществлением в 1934 году ответного визита в СССР министра иностранных дел Польши Ю. Бека. Однако эти надежды не оправдались. Тем не менее, состоявшийся в ходе визита обмен мнениями внёс ясность в перспективу этих отношений. Во время переговоров при рассмотрении вопросов о возможном взаимодействии сторон против фашистской Германии все сделанные предложения на этот счёт польской стороной были отклонены»1.
Как видим, Юрий Иванов напрочь отрицает возможность существования у Польши своей политической позиции, считая видно, что Польша должна была действовать только так как хотели правящие круги Советского Союза того времени.
Юрию Иванову вторит Сергей Константинов отмечая: «все геополитические конструкции маршала оказались хрупкими и недолговечными. Речь Посполита так и не возродилась. Ее начал душить тот политик, с которым Пилсудский первым в Европе в 1934 году заключил пакт о ненападении, – Гитлер. Который не желал делиться в Европе местом и начал новую мировую бойню с войны против Польши – государства, когда-то открывшего дипломатическое признание третьего рейха. Пилсудский своими руками готовил гибель Польши, не разглядев в Гитлере и третьем рейхе геополитических соперников»1.
Однако, по мнению автора, внешняя политика Пилсудского и его последователей была во многом вынужденной. Пилсудскому приходилось маневрировать между фашистской Германией и сталинским Советским Союзом, которые потворствуя своим имперским амбициям, имели на Польшу и ее территорию далеко идущие планы.
Приход к власти Гитлера в основном не изменил взглядов большей части германского общества на вопрос о месте и роли Германии в Европе. Недовольство поражением, понесенным в Первой мировой войне, а также условия продиктованного немцам Версальского договора в силу ряда обстоятельств определяли германские государственные интересы. Все германские правительства после 1919 г., придерживаясь глубоко осознанного государственного интереса, вынуждены были стремиться к избавлению от Версальского договора. Этот договор предусматривал территориальные уступки на востоке и на западе Германии, санкционировал оккупацию промышленных районов, а также существенно ограничивал суверенитет германского государства. Принципиальные политические споры зарождались в Германии по тактическим вопросам, и программа Гитлера и его партии была в подобных дискуссиях существенным элементом.
В 20-е годы Польша занимала в германской политической стратегии на международной арене очень важное место. Варшаву на Шпрее воспринимали как существенный элемент версальской системы, созданный на основе антигерманских принципов, – таким образом интерпретировалось заключение союза с Францией. Поэтому польско-германские отношения в 20-е годы никогда не имели исключительно двухполюсного характера, чаще они были элементом развития германо-франко-английских, а также германо-советских отношений. Исходя из этого, трудно не заметить, что одной из ключевых предпосылок действий Берлина, стремившегося к договору с Россией, было наличие польско-французского союза. Рапалло «уравновешивало» франко-польское сотрудничество, носившее антигерманский характер, вновь создавая перспективу раздела Речи Посполитой.
Относительно благоприятная для Польши и других государств Центральной и Восточной Европы расстановка военных сил, сложившаяся после первой мировой войны, в начале 30-х годов начала ухудшаться под влиянием вооружения Германии и Советского Союза. Этим был обусловлен большой интерес Польши и Чехословакии к женевской Конференции по разоружению, этим же объяснялись и лихорадочные усилия, особенно Польши, направленные против немецких постулатов по вопросу о равноправии в области вооружений. Поднимался даже вопрос, как с помощью превентивных акций сорвать эти меры по вооружению, и высказывалось намерение вступить в связи с этим в переговоры с Францией1.
Эти слухи, однако, до сих пор не нашли полного подтверждения документальными данными. В любом случае растущая военная слабость Польши и нежелание ее западных союзников что-либо предпринимать делали такие усилия беспредметными. Последовавшая вскоре отмена ограничений в области вооружений, содержавшихся в Версальском договоре, явилась началом крушения Версальской политической системы, которое несло с собой угрозу, прежде всего, Польше и Чехословакии2.
Борьба национал-социалистов в Германии за власть под лозунгом свержения Веймарской республики и отмены положений Версальского договора вызывала в Польше глубокое беспокойство. С другой стороны, казалось, что нападки нацистов на коммунизм и на Советский Союз свели на нет развивавшееся после заключения Рапалльского договора германо-советское сотрудничество, в том числе в военной области, которое особенно беспокоило правящие круги Польши. В связи с этим в 1932 г. в польско-советских отношениях наступила определенная разрядка, завершившаяся подписанием пакта о ненападении, который сначала должен был действовать в течение трех лет, а немного позже был продлен до 1945 г.
Помимо того, Польша как один из главных (с германской точки зрения, совершенно не заслуженных) победителей в Первой мировой войне являлась объектом естественных и вполне понятных ревизионистских устремлений. Государство это, по мнению германских политиков, зародилось, воспользовавшись конъюнктурной, как считалось, протекцией западных держав. Им казалось, что для осуществления выгодных для Берлина «изменений» на востоке следовало в первую очередь договориться с Парижем и Лондоном, затем ослабить французско-польский союз, в оптимальном же варианте - совместно с Россией довести до восстановления status quo ante bellum в Центральной и Восточной Европе. Сближение с Москвой могло быть использовано как средство давления на западные державы.
Напряженное состояние, которое в 20-е годы поддерживалось Берлином в отношениях с Польшей, имело, с германской точки зрения, солидное обоснование. «Нет никаких доказательств того, - писал историк Г. Вайнберг, - что кто-нибудь из занимавших руководящие посты в Веймарской республике считал полезным для Германии существование сильной и независимой Польши». Польшу называли «сезонным государством», считая недееспособной из-за ее географического положения и позиций западных держав1. Это государство, согласно устным инструкциям, полученным первым послом Веймарской республики в Москве Ульрихом фон Брокдорфф-Ранцау, надо было «прикончить». Реализации этой цели мешала, однако, внутренняя слабость Германии, а также испытываемая некоторыми кругами боязнь расширения большевистской революции.
После прихода к власти в Германии Гитлера сначала имело место обострение польско-германских отношений, в частности из-за демонстраций нацистов в Данциге и усиления их антипольской кампании в вопросах «коридора» и Силезии, а также из-за подписания «Пакта четырех», который предусматривал, между прочим, возможность пересмотра границ в Европе. Польша реагировала на это ужесточением своей позиции, попытками сближения с Чехословакией и даже с Советским Союзом, а также вызывающими военными демонстрациями, которые побудили Гитлера несколько изменить свою позицию. Дело в том, что новый рейхсканцлер хотел выиграть время для осуществления своих обширных планов вооружения. Этой цели должна была прежде всего служить некоторая разрядка отношений с Польшей.
Пересмотр курса в отношении Польши был результатом холодных и рациональных расчетов. Для фюрера, так же как и для большинства немцев, главным врагом на международной арене оставалась Франция. Готовясь к вооруженной конфронтации с Францией, Гитлер пытался подорвать международные позиции этой страны, а в оптимальном варианте - довести дело до ее изоляции. Этой цели служили попытки поссорить Париж с Лондоном, сближения с Римом, но, прежде всего, стремление положить начало новой линии в отношениях с Варшавой. Этот последний шаг был косвенно направлен против Франции с ее «стратегией окружения» Германии. Париж по собственной инициативе уже давно отказался от этой стратегии, что, несомненно, свидетельствовало об успехах политики Густава Штреземана. Однако, французская политика уже не могла вернуться к традициям, существовавшим до 1925 г. Это значительно расширяло возможности маневра для Германии. Между тем, предпринятая фюрером попытка улучшения отношений с Варшавой имела и многих влиятельных противников в министерстве иностранных дел, рейхсвере, среди консервативных политиков, входивших в коалиционное правительство Гитлера, и даже среди его товарищей по партии1.
Урегулирование отношений с Польшей было связано с возможностью для нее, хотя и временной, проводить более независимую европейскую политику, в том числе «политику равновесия» в германо-польско-советских отношениях, несовместимую с долгосрочными планами Гитлера.
В начале ноября 1933 г. Пилсудский и Бек поручили польскому послу в Германии Ю. Липскому заявить фюреру, что с того времени, когда Гитлер стал главой германского правительства, наступило улучшение польско-германских отношений. Со своей стороны Гитлер, принимая несколькими днями позднее Липского, просил выразить Пилсудскому благодарность за занимаемую им позицию в отношении Германии и выразил сожаление по поводу того, что Версальский мир породил трудности в польско-германских отношениях, предоставив Польше выход к морю по «коридору», а не восточнее германских земель. При этом Гитлер подчеркнул, что у Германии и Польши есть общий враг – коммунизм.
После длительных переговоров обе стороны подписали 26 января 1934 г. декларацию, в которой взяли на себя обязательство при возникновении спорных вопросов ни в коем случае не прибегать к оружию. Кроме того, было определено, что заключенное соглашение в полном соответствии с принципами Парижского пакта Бриана-Келлога 1928 г. не должно ни в одном пункте препятствовать выполнению договоров, заключенных раньше с другими государствами. Этот договор должен был действовать в течение 10 лет.
В конце января 1934 г. прибывший в Польшу Г. Геринг был принят Пилсудским. В беседах с польскими военными деятелями Геринг подчеркивал особую заинтересованность Польши в Украине, а Германии – в территории Прибалтийских государств.
Договор с Германией дал Польше определенные преимущества. Германское правительство прекратило антипольскую пропаганду в печати, заявило о своем желании улучшить взаимоотношения с Польшей и даже дало понять, что германо-польское соглашение имеет более глубокие корни, чем это вытекает из опубликованной декларации. Экономические отношения оживились, и Польша, переставшая быть предметом прямых нападок, временно получила большую свободу действий на международной арене1.
Германия со своей стороны избавилась от политической изоляции, в которой она находилась после своего выхода из Лиги Наций, и получила большие возможности осуществлять вооружение, ибо Польша отказалась от своей прежней инициативы, связанной с вопросом о возможной превентивной акции. Гитлер с самого начала рассматривал договор с Польшей как тактический ход, направленный на то, чтобы дать Германии время для вооружения. В результате этот договор не защитил Польшу от агрессии, он лишь создал на несколько лет видимое улучшение отношений - вплоть до того момента, когда вермахт превратился в опасное оружие в борьбе за «жизненное пространство»2.
В Москве с волнением воспринимали тот факт, что Варшава извлекла выгоды из ухудшения советско-германских отношений. Предпринимались попытки противодействия этому процессу, придания польско-советским отношениям бесспорно антигерманского характера. Для достижения поставленной цели Москва старалась воспользоваться негативным отношением Польши к «пакту четырех», сходным с мнениями советской дипломатии. Так, Карл Радек во время пребывания в Польше в июле 1933 г. стремился убедить своих польских собеседников в возможности заключения польско-советского союза, гарантирующего независимость балтийских государств и направленного против Германии.
В середине февраля 1934 г. Бек посетил Москву. 13, 14 и 15 февраля Бек имел беседы с наркомом иностранных дел СССР М. Литвиновым. Последний выразил обеспокоенность в связи с декларацией 26 января 1934 г. Он сказал, что польско-германское соглашение вызвало во многих странах заметное беспокойство, ибо в германском соглашении с Польшей усматривается тактический маневр, который может позволить гитлеровцам временно направить свои захватнические устремления в другую сторону. Литвинов обратил особое внимание Бека на тот факт, что в соглашении нет оговорки о прекращении его действия в случае агрессии Германии, хотя подобные статьи давно считаются обязательными для всякого пакта о ненападении. Ю. Бек, отвечая на реплики советского наркома в связи с польско-германским соглашением, отметил необоснованность подобных опасений. А в связи с отсутствием статьи о прекращении действия соглашения в случае агрессии Германии и польский министр заметил, что ему приписывают секретную договоренность с этой страной о свободе рук для последней в Австрии и других местах. При этом он не попытался хоть как-то опровергнуть эти утверждения. Позитивным результатом переговоров явилось соглашение о взаимном преобразовании дипломатических миссий двух стран в посольства.
Неудачная попытка заключения «пакта четырех», а также выход Германии из Лиги наций только углубили политическую изоляцию Берлина на международной арене. Оживление и постепенное улучшение отношений с Польшей являлись наиболее благоприятным решением в создавшейся ситуации
В дальнейшей перспективе Гитлер рассчитывал на более тесные отношения с Варшавой и на подчинение ее немецким интересам на международной арене. В первую очередь он планировал развязать войну на западе против изолированной, лишенной союзников Франции. Лишь в случае достижения победы в этой войне, он намеревался обратиться против России, не исключая, в последнем случае, и сотрудничества с Варшавой. Ввиду этого, «роль Польши в перспективных планах Гитлера на востоке зависела от развития отношений между Германией и западными державами»1. Нормализация отношений с Польшей являлась в расчетах Гитлера первым шагом к ее будущей зависимости от Германии. Со временем, Берлин стремился установить более близкие отношения с Польшей, результатом которых было бы постепенное лишение польской дипломатии возможности маневра. Этой цели служили постоянно повторяемые германские предложения о пересмотре западной границы, связанные с территориальными приращениями на востоке или за счет Литвы, или за счет советской Украины, а также попытки склонить Варшаву к сотрудничеству против Коминтерна. Однако, поляки избегали обсуждения этих германских предложений, либо считая их отклонением от темы, либо находя все новые проблемы практического характера.
На VII конгрессе Коминтерна (июль 1935 г.) его генеральный секретарь Г.Димитров прямо сказал: «Наша борьба против варварского фашизма не означает, что мы стали сторонниками лицемерной и продажной буржуазной демократии! Да, мы не демократы!.. Цель нашей борьбы против фашизма не восстановление буржуазной демократии, а завоевание советской власти». Выводы, сделанные в результате наблюдения за всей совокупностью действий СССР на международной арене, давали польской дипломатии материал для оценки истинного содержания советской внешней политики. Все это не вызывало в Варшаве доверия к политике Кремля.
Пилсудский, заключивший пакты о ненападении с обоими великими соседями, отдавал себе отчет в том, что такое положение вещей было временным. «Мы сидим на двух стульях, - сказал он одному из генералов, - но это не может продолжаться долго. Нам только нужно знать, с какого мы упадем сначала». Он указывал своим сотрудникам на то, что они обязательно должны учитывать те изменения, которые происходили в Германии и СССР. Тем не менее, в Варшаве считали, что глубокие идеологические расхождения, существовавшие между «третьим рейхом» и Советским Союзом, делали невозможным сотрудничество между этими державами и это обстоятельство позволит Польше проводить в течение определенного времени политику равновесия между этими двумя великими соседями. В течение последующих лет в Варшаве старались поддерживать с ними по возможности самые хорошие отношения.
Морозов С.В. отмечает, что нормализация отношений с Советским Союзом, а также с Германией означала переход к новому этапу во внешней политике Польши1. Правовое урегулирование отношений с ними в значительной степени изменило ситуацию, сместило центр тяжести во внешней политике с этих направлений и способствовало созданию нового подхода к взаимоотношениям с другими странами. В его основе лежало осознание правящими кругами Польши относительной защищенности своих западных и восточных границ и при этом желание показать другим странам иной, великодержавный статус Польши, что привело к новому содержанию ее внешней политики.
Одними из первых, в отношении кого начал проводиться «новый курс», оказались Франция и Чехословакия. Так, например, не получили поддержку Варшавы предложения французского министра иностранных дел Л. Барту о заключении многостороннего пакта о не агрессии и взаимопомощи, сделанные им во время визита в Польшу в апреле-мае 1934 г. Больше того, Пилсудский пытался предостеречь Барту от политики сближения, сотрудничествa Франции с СССР. По отношению к французско-советскому проекту так называемого Восточного пакта Польша заняла отрицательную позицию.
Во Франции, связанной с Польшей союзными договорами, польско-германское сближение вызвало эффект разорвавшейся бомбы и оказало весьма сильное влияние на изменение позиции многих политических кругов в отношении своего стратегического союзника. О том, в каком направлении происходило это изменение и насколько глубоким оно было, можно судить по беседе, состоявшейся 16 февраля 1934 г. межцу пресс-референтом польского посольства в Париже А Узнанским и известной французской журналисткой Ж. Табун. В своем отчете польский дипломат сообщал, что подход Табун к польско-германской декларации и франко-польским отношениям характеризовался значительным радикализмом. Табун подчеркнула, что после январской декларации 1934 г. компетентные французские политические круги полностью перестали считаться с возможностью существенного улучшения взаимоотношений Франции с Польшей, причем этой же оценки придерживаются и широкие круги общественности.
Как сообщал далее А. Узнанский, одной из причин этих изменений Ж. Табун считала некое тайное польско-германское соглашение, которое якобы было заключено в дополнение К декларации 26 января 1934 г., а также противодействие со стороны Польши во всех сферах французской политики. В подтверждение своих слов Табун привела неудачный исход по вине поляков миссии генерала Дебени, при помощи которой предполагалось расширить польско-французский альянс, а также тайную германскую военную миссию, будто бы действовавшую в Польше.
А. Узнанский обращал внимание на то, что французская журналистка, будучи приближенной ко многим информированным источникам сообщала об изменении отношения Франции к обоим своим союзникам: компетентные французские круги полностью утратили доверие к Польше, в то время как к Чехословакии они, напротив, начали испытывать еще большее расположение. Она также говорила о слухах во французском правительстве, о возможном совместном польско-германском нападении на Советский Союз в течение будущего 1935 г.
При общем эмоциональном характере диалога, оценки французской журналистки, несмотря на стремление к излишней аффектации, свидетельствовали о том, что в Париже заключение польско-германского соглашения восприняли как серьезный удар по французской системе союзов.
С января по апрель 1934 г. польская внешняя политика в отношении Чехословакии также претерпела кардинальные изменения. Еще за две недели до подписания польско-германской декларации от 26 января 1934 г. Варшава начала проводить новый, более жесткий курс в отношении Праги. Он проявлялся в проведении античешской кампании в польской прессе, обвинявшей чешские власти в дискриминации и угнетении польского населения в Тешинской Силезии и деятельности консула Л. Мальхомме. Это привело к конфликтной ситуации в двусторонних отношениях и депортациям населения с обеих сторон.
Несмотря на предложение Бенеша урегулировать конфликт на основе польско-чехословацкого арбитражного договора 1925 г., посланник Гжибовский, выполняя инструкцию варшавского руководства, не пошел на создание двусторонней комиссии, которая бы ее рассмотрела. Завершающим штрихом нового содержания внешней политики режима санации стал курс на создание подпольных террористических организаций среди польского населения, проживавшего за границей, который проводили министерство иностранных дел и Второй отдел Главного штаба Войска польского. С 1935 г. эти подпольные группы начали свою деятельность на чехословацкой территории, в Тешинской Силезии.
Таким образом, можно сделать выводы, что экономическое и политическое положение Польши в этот период было достаточно противоречивым.
2. РЕЖИМ САНАЦИИ БЕЗ ПИЛСУДСКОГО
2.1 Внутриполитическое и экономическое положение в Польше в 1935-1939 гг. Военно-техническая модернизация армии
После смерти Пилсудского «санация» осталась без своего идеолога и руководителя. Президентом Польши остался И. Мосцицкий, военным министром со значительно расширенными правами стал генерал Э. Рыдз-Смиглы., ставший своего рода «Пилсудским без Пилсудского» и, увы, без политических способностей последнего.
Как раз в это время начала складываться в Польше относительно благоприятная экономическая конъюнктура. Под руководством министра финансов Э. Квятковского продолжалось развитие Центрального промышленного округа, о создании которого официально было сообщено еще 5 февраля 1935 г. В междуречье Вислы и Сана происходило сооружение ряда новых промышленных предприятий, преимущественно военного назначения. В целом промышленное производство, уровень развития которого в 1932 г. составлял по отношению к 1926 г. 54 пункта, поднялось в 1938 г. до 119 пунктов. Вместе с тем ввиду роста народонаселения общее количество безработных почти не уменьшалось. Принятый в 1936 г: четырехлетний инвестиционный план успешно осуществлялся. Но ни этот план, ни дополнительные капиталовложения, ни ряд иностранных займов, ни увеличивающаяся доля участия иностранного капитала – в основном немецкого и американского – в польской экономике не выводили Польшу в число индустриально развитых стран. За 1921-1939 гг. ее население возросло с 27 до 35 млн. человек, а удельный вес сельского населения за это время снизился лишь с 75 до 70 %. Рост национального дохода значительно отставал от роста населения. Прямым следствием этого являлось снижение жизненного уровня трудящихся, неодинаковое для разных районов страны и наиболее ощутимое в ее восточных областях.
Одним из важных направлений программы санации того времени стало перевооружение польской армии.
После смерти Пилсудского Генеральный штаб по указанию нового генерального инспектора вооруженных сил Рыдз-Смиглы провел сравнение польских вооруженных сил с вооруженными силами Германии, Франции и Советского Союза. Сравнение оказалось весьма неблагоприятным для польской армии. При большом удельном весе пехоты и кавалерии процент танковых войск, артиллерии, военно-воздушных сил, разведывательных и технических подразделений был очень незначителен, и такое неблагоприятное соотношение все больше увеличивалось в сравнении именно с армиями соседей. Удручающей была слабость средств противовоздушной и противотанковой обороны, моторизации армии, а также ограниченность мобилизационных резервов. Польские ВВС располагали более устаревшей техникой по сравнению с военно-воздушными силами соседей. Анализ такого положения стал исходной точкой для работы над планом модернизации вооруженных сил, начатой Генеральным штабом 1936 г. В качестве финансовой основы строительства армии в апреле 1936 г. был создан Фонд национальной обороны, в который должны были стекаться поступления от различных ведомств и пожертвования от населения.
Значительной помощью в осуществлении этого плана должен был стать так называемый заем Рамбуйе, предоставленный Рыдз-Смиглы в размере 2,6 млрд. франков (примерно 550 млн. злотых) во время его визита во Францию1. 1 миллиард франков давался в форме материальных кредитов, остаток должен был быть использован для расширения польской военной промышленности. Общая сумма расходов на модернизацию вооруженных сил (кроме обычных ежегодных бюджетных расходов на содержание армии) была определена в размере 4759 млн. злотых, а сам план должен был быть осуществлен в течение 6 лет (1936-1942 гг). Указанную сумму, эквивалентную 906 млн. тогдашних долларов США предполагалось использовать следующим образом: 47% - на сухопутные войска, 18,7 - на военно-воздушные силы, 14,04 - на противовоздушную оборону, 2,52 - на военно-морской флот, 3,89 - на сооружение укреплений, 11,22 - на развитие промышленности, закупку сырья и геологические изыскания, 2,73 - на другие цели1. План предусматривал не численный рост вооруженных и крупных формирований сухопутных войск, а только их оснащение оружием и техникой, соответствующее требованиям современной войны, причем в такой последовательности, которая позволила бы вооружить дивизии и бригады на уровне примерно 50% соответствующих вооружений в дивизиях соседних государств. В 1936-1938 гг. на осуществление плана было отпущено только 782 млн. злотых, то есть примерно половина того, что первоначально было запланировано на этот период, и реализация всего плана из-за нехватки средств была растянута на 10 лет, то есть до 1946 г.
Связанный с программой модернизации вооруженных сил план развития военной промышленности предусматривал создание множества промышленных предприятий в так называемой центральной индустриальной зоне на обоих берегах р. Вислы и в районе впадения в Вислу рек Сан и Дунаец, то есть в воеводствах, которым, как ожидалось, будет меньше всего угрожать будущий противник. Но до начала второй мировой войны работать начала только небольшая часть вновь построенных предприятий.
В 1939 г. в польской военной промышленности было занято свыше 32 тыс. человек2. Она в общем удовлетворяла потребность в стрелковом оружии и пулеметах, а частично также в минометах и боеприпасах к винтовкам. Артиллерийские орудия также производились в Польше, но только в очень ограниченном количестве. Так как наиболее жгучей была проблема вооружения армии зенитным и противотанковым оружием, то у шведской фирмы «Бофорс» была куплена лицензия на производство 37-мм противотанковых и 40-мм зенитных орудий и начато их производство. Выпускалась и бронированная техника, а именно небольшие бронеавтомобили ТК и ТКС, а также скопированные с английского «Виккерса» легкие танки типа 7 ТР и бронемашины «Урсус». В небольших количествах изготовлялись также тягачи, грузовики и мотоциклы. Авиационная промышленность производила различные типы самолетов, но лишь немногие из них соответствовали тогдашнему мировому уровню. Таким требованиям отвечал производившийся в 1938 г. бомбардировщик «Лос», а вот производство современных истребителей «Ястржаб» и «Сокол» должно было начаться соответственно только в 1940 и 1941 гг. Мобилизационные возможности военной промышленности были еще незначительны. В соответствии с докладом штабных офицеров военные потребности могли быть покрыты следующим образом: в припасах для личного огнестрельного оружия - на 50%, в пулеметах - на 45%, артиллерии - на 70%, в боеприпасах для артиллерии - на 40%, в боеприпасах для зенитных орудий - на 30%1.
Захват Праги, провозглашение Имперского протектората Богемия и Моравия, а также возникновение так называемого «независимого» государства Словакия, полностью зависимого от Третьего Рейха, захват Клайпеды и поставленные в резкой форме требования в данцигском вопросе и по вопросу экстерриториальных коммуникаций и связей через Померанский «коридор» побудили польское правительство к принятию ряда превентивных военных мер. Уже 21 марта, сразу же после переговоров Риббентропа с Липским был издан ряд приказов о мобилизации, которые были выполнены в течении ближайших дней. Так, армейские инспектора взяли на себя командование своими армиями и направились в места их дислокации. Армейские штабы были укомплектованы почти по полным штатам военного времени. Инспектор противовоздушной обороны государства генерал Ян Заяц был назначен командующим военно-воздушными силами и противовоздушной обороной. Все расположенные вблизи границы гарнизоны были усилены благодаря призыву на учения военнослужащих запаса. Частично была введена в действие предусмотренная на случай войны сеть обеспечения связи между главнокомандованием и командующими армиями, военно-морским флотом и военными (корпусными) округами1.
В связи со слухами о выходе немецкого флота к Данцигу (большая эскадра немецких военных судов прошла мимо него по пути в Клайпеду) военно-морскому флоту был отдан приказ об осуществлении постоянного наблюдения, о занятии исходного положения для боевых действий и усилении гарнизона на Вестерплятте. Пограничная охрана была подчинена особым армейским штабам, которым были выделены также соответствующие карты, боеприпасы, колючая проволока и материалы для сооружения препятствий и укреплений. 22 марта армии «Краков» было придано несколько батальонов пограничной охраны, чтобы закрыть пути, ведущие через Карпаты; усилены были и кавалерийские части армии «Лодзь».
На следующий день была предпринята «открытая» мобилизация в военном округе 9-го корпуса (Брест-на-Буге) и «черная» мобилизация в военном округе 1-го корпуса (Варшава), благодаря чему были доведены до штатной численности военного времени четыре пехотные дивизии, одна кавалерийская бригада и ряд частей, не входивших в состав дивизий2. Часть этих формирований была передана особым армейским штабам, прочие остались в качестве резерва главного командования на территории, где проходила мобилизация. Таким образом, было осуществлено прикрытие важнейших направлений, на которых не было гарнизонов в мирное время. В общем в результате частичной мобилизации численность польских вооруженных сил была доведена примерно до 350 тыс. человек. Вскоре после этого польско-германские отношения еще больше обострились, когда 26 марта Липский отверг немецкие требования. 31 марта премьер-министр Чемберлен предоставил Польше гарантии, а 3 апреля Бек направился в Лондон, где между Польшей и Великобританией был заключен союзный договор о взаимопомощи. Франция тоже подтвердила союзническую верность Польше. В тот же день в Германии была подписана директива на подготовку к осуществлению плана под условным наименованием «Вайс» («Белый»)1.
С конца февраля 1939 г. польский Генеральный штаб активизировал работу над планом «Зет». После занятия Чехии и Моравии немецкими войсками в него были внесены поправки, вытекающие из изменившейся оперативной обстановки. Затем он был представлен на утверждение главнокомандующего30. В общем и целом правильно были предусмотрены как районы сосредоточения, так и направления наступления немецких войск. Силы, которыми мог располагать «третий рейх» оценивались в 100-120 дивизий, из которых 70-80 легких, моторизованных и танковых дивизий должны были напасть на Польшу. Численность немецких военно-воздушных сил оценивалась примерно в 3500 боевых самолетов, из которых большинство должно было быть направлено на польский фронт2.
Польский план носил оборонительный характер. Намечалось защищать те части, которые были незаменимы для ведения войны, и при этом нанести противнику как можно больший урон, не позволить ему разбить себя до начала наступательных действий союзников. Главная линия обороны должна была пройти через Бибрзу, Нарву, Вислу до впадения в нее Брды, через Бромберг, Верхнюю Варту, через Силезию до Белицаи Сайбуша. Первый удар должны были принять на себя части армий первого эшелона, еще раньше приведенные в полную боевую готовность. Они должны были прикрыть остальные части, из которых состоял резерв главнокомандующего. А на юге линия обороны должна была идти вдоль Карпат.
Учитывая соотношение сил между «третьим рейхом» и Польшей, а также почти полное окружение страны враждебными соседями, осуществление польского плана обороны не имело никаких видов на успех. Польский Генеральный штаб осознавал это, поскольку имел довольно точную информацию о существующем положении от польской военной разведки. Разведке удалось определить расположение 80% крупных частей немецких сухопутных войск и военно-воздушных сил. На основе этих сведений о сосредоточении войск противника были определены главные направления его наступления. Несмотря на это, генеральный инспектор польских вооруженных сил до середины августа не был полностью убежден в том, что немецкое вторжение действительно состоится1.
В 1939 г. превосходство над Польшей Германии, которая к тому времени примерно на 40% увеличила наличный состав действующих вооруженных сил, было подавляющим. Польша была на грани разгрома, а изменение позиции Советского Союза завершило катастрофу2.
Большинство историков сходятся во мнении, что со смертью Пилсудского положение правящей элиты становится шатким. Об этом свидетельствуют результаты состоявшихся в 1935 году выборов в сейм. Даже по официальным данным, 55,5 % избирателей, откликаясь на призыв оппозиции, бойкотировали выборы. Практически «санацию» поддерживали лишь государственные служащие, офицерство, часть буржуазии, работники государственных предприятий. Примерно такими же итогами завершились состоявшиеся 15 сентября выборы в сенат. Новый сейм назвали «сеймом назначенцев». Провал «санации» был столь значителен, а борьба в правящем лагере между «президентской», или «замковой», группой, «генеральской», или «бельведерской», группой, которую возглавлял Рыдз-Смиглы, «полковничьей» и другими группами, столь ожесточенной, что в октябре было объявлено о роспуске ББ. Для упрочения позиций «санации» вместо ББ в феврале 1937 г. был образован Лагерь национального единства (ОЗН), который возглавил полковник А. Коц, позднее замененный генералом С. Скварчиньским.
Перетасовки в правящей верхушке не могли остановить новой волны массовых выступлений. Если в 1934 г. в стране произошло 946 забастовок с 396 тыс. участников, то в 1935 г. – 1165 забастовок с 450 тыс. участников, в 1936 г. – 2040 забастовок и 662 тыс. участников, а из общего количества стачек 952 носили оккупационный характер.
Большое оживление наступило в крестьянском движении. Массовая крестьянская партия на съезде, происходившем в декабре1935 г., выдвинула требования распределения без выкупа крупных земельных владений, амнистии политических заключенных, ликвидации концентрационного лагеря в Березе Картузской, роспуска сейма, проведения демократических выборов, изменения внешнеполитического курса.
29 июня 1936 г. президенту от имени крестьянской партии были вручены предварительно обсуждавшиеся требования о восстановлении демократической конституции, проведении свободных выборов, создании правительства народного доверия. Бурные антисанационные выступления произошли во многих сельских местностях.
Однако историками отмечается, что легальная оппозиция, несмотря на радикализацию и возросшую активность левых элементов не смогла существенно повлиять на заметное скатывание вправо правительственного курса внутренней и внешней политики. Некоторые, более реалистические буржуазные круги прилагали известные усилия к тому, чтобы потеснить, «санацию», сплотиться в борьбе против нее. Проявилось это, в частности, в том, что сложилось неустойчивое, чисто верхушечное сотрудничество влиятельных политических деятелей, в известной мере пытавшихся противодействовать «санации», – Падеревского, Сикорского, Галлера. По местности, в которой жил Падеревский в Швейцарии, этот круг деятелей получил название «Фронта Морж». Но не решавшиеся опереться на массы участники «Фронта» не смогли в чем-либо воздействовать на правительственную политику, хотя Сикорский пытался объединить тех, кого он считал добросовестными и честными демократами, в нелегальный Союз возрождения республики. Столь же безрезультатными были усилия начавших складываться в конце 1937 г. клубов антифашистски настроенной интеллигенции, послуживших в 1939 г. базой для Демократической партии, лидерами которой были М. Михалович, В. Жимовский и др. Историки делают выводы, что всему антисанационному кругу общественно-политических сил не хватало ни энергии, ни сплоченности, ни желания и умения опереться на складывавшийся антифашистский фронт не хватало авангарда, способного отстоять независимую Польшу.
Захват у Чехословакии в сентябре 1938 г. Тешинской Силезии – экономически высокоразвитого района площадью 801 кв.км с 227 тыс. жителей – «санационные» правители использовали для раздувания национально-патриотической кампании. В обстановке разгула шовинистических страстей «санация» решила упрочить свой режим проведением новых выборов в сейм и сенат. Декретом президента от 13 сентября обе палаты были досрочно распущены, избрание нового состава сейма было назначено на 6 ноября, сената на 13 ноября 1938 г. Хотя партии оппозиции настаивали на восстановлении демократического избирательного закона и призвали бойкотировать выборы, в них приняли участие 67 % избирателей, т.е. намного больше, чем в предыдущих избирательных кампаниях. Это явилось результатом не только различных способов давления сверху, но и шумного прославления «Тешинской победы».
Искусственный и временный характер ситуации, сказавшийся на ходе ноябрьских выборов, в полной мере обнаружили результаты проходивших в декабре муниципальных и общинных выборов. Накануне их был введен в действие ряд чрезвычайных антидемократических декретов. Но, несмотря на эти акты, оппозиция в муниципалитетах получила 56% всех мандатов, а на общинных выборах около 70% избирателей проголосовали за оппозиционную крестьянскую партию.
Из наиболее отрицательных черт внутренней политики Польши в 1935-1939 гг. можно выделить ярко выраженный антисемитизм1. После смерти Пилсудского антисемитизм превратился в открыто агрессивный, и возглавляли его две политические партии - национал-демократы и национал-радикалы. С трибуны Сейма произносились откровенно антиеврейские призывы; евреи были изгнаны с государственной службы и из всех промышленных предприятий, принадлежащих государству. Открытых погромов не было, но находящееся в руках государства радио постоянно призывало поляков проявлять «патриотизм», а именно - ничего не покупать у евреев - «чуждого для страны элемента». «Учебные гетто» были легализованы, и евреи не смели садиться на места, предназначенные для «высшей расы», - и это все было до того, как печально известные «Нюрнбергские законы» в Германии вступили в силу!
И все-таки, когда над Польшей разразилась гроза нацистского вторжения, ни один еврей не уклонился от вступления в ряды польской армии. Поляки и украинцы, евреи и белорусы - все они в равной степени пережили страшные дни сентября 1939 года.
Как видим, в период после смерти Пилсудского, происходит ухудшение общий ситуации в стране на фоне общего ухудшения экономических показателей и усиления политической борьбы. После смерти Пилсудского санационный режим не теряет свои авторитарные черты, что проявляется в частности в недемократическом проведении выборов, усилении антисемитских настроений.
2.2 Внешняя политика Польши в 1935-1939 гг
Как сам Пилсудский, так и его преемник, генерал Эдвард Рыдз-Смиглы, избегали тесного одностороннего сближения, как с Россией, так и с Германией. Так, например, Польша не поддержала возникавшую в 1934 и 1935 гг. идею так называемого Восточного пакта, но одновременно отклоняла попытки вовлечь себя в русло антисоветской политики. В этот отрезок времени произошло определенное ослабление польско-французского союза, хотя он и впредь оставался основой польской военной и внешней политики. Польша с недовольством и беспокойством восприняла франко-чехословацко-советский договор, подписанный в мае 1935 г. По мнению руководящих кругов в Варшаве, он ограничивал возможности продолжения политики равновесия и лавирования между двумя великими соседними государствами. Тем не менее, когда в марте 1936 г. Гитлер нарушил Локарнский договор и немецкие войска вошли в демилитаризованную Рейнскую область, министр иностранных дел Бек и представитель польского военного атташе в Париже Густав Ловчовский заявили о готовности Польши выполнить свой союзнический долг, если Франция решит активно реагировать на действия Гитлера1. Как известно, в то время Франция вела себя совершенно пассивно. Выход вермахта на прежние западные границы Германии значительно ухудшил стратегическое положение как Польши, так и Чехословакии2. Возможность развертывания наступления французских войск с целью оказания помощи восточным союзникам была, кроме того, ограничена еще и заявлением о нейтралитете Бельгии, которая до той поры являлась союзницей Франции. И только кризис 1936 г. побудил Францию принять решение о выделении кредитов на вооружение, которые должны были открыть возможность частично модернизировать французскую армию и стимулировать повышение ее интереса к восточным союзникам.
Польское правительство в целом позитивно отнеслось к заключенному в ноябре 1936 г. Антикоминтерновскому пакту Германии и Японии, к которому в ноябре 1937 г. присоединилась Италия. О подготовке пакта Польша была поставлена в известность еще в августе 1936 г. Во время беседы в феврале 1937 г. Рыдз-Смиглы с Герингом речь шла о том, что Германия заинтересована в дружеских отношениях с Польшей, что обеим странам угрожает опасность со стороны России независимо от того, является ли она коммунистической, монархической или либеральной, и что в этом отношении интересы Польши и Германии едины. В ноябре того же года Геринг заявил посетившему Берлин вице-министру иностранных дел Польши Я. Шембеку: Германии «нужна сильная Польша», которая вправе иметь выход к Черному морю. В таком же духе высказывался и Гитлер.
Принимая в январе 1938 г. Бека, фюрер не скрывал особых интересов Германии в отношении Австрии и Чехословакии, но подчеркивал, что ликвидация большевизма является первейшей задачей его политики. Бек ответил заверением в стремлении польского правительства «сохранить с Германией дружеские отношения, и продолжить политику маршала Пилсудского».
В тоже время, вопреки интересам мира и безопасности в Европе, рассчитывая направить гитлеровскую экспансию на восток, против СССР, западные державы интенсивно вели переговоры об удовлетворении притязаний Германии. Эти переговоры закончились в Мюнхене в ночь на 30 сентября 1938 г. подписанием соглашения Англии, Франции, Италии и Германии, которое обязывало Чехословакию передать часть ее территории – Судетскую область – гитлеровской Германии.
Как только было заключено это соглашение, польское правительство, угрожая использованием военной силы, предъявило Чехословакии ультимативное требование о передаче Тешинской Силезии. Руководители Чехословакии предпочли политике отпора агрессорам при опоре на СССР политику удовлетворения требований Германии и Польши.
В связи с выдвижением третьим рейхом притязаний в отношении Польши, появилась серьезная угроза подрыва основ проводимой министром Беком политики балансирования. Германские требования были представлены польской стороне 24 октября 1938 г. министром иностранных дел Иоахимом фон Риббентропом в беседе с польским послом в Берлине Юзефом Липским. Берлин добивался включения Данцига в состав рейха, признания за Германией права на экстерриториальную автостраду через «польский коридор», а также присоединения к антикоминтерновскому пакту1. Этот пакт намеревались пополнить консультационной частью, следовательно, Варшава обязалась бы согласовывать свою внешнюю политику с Германией. Последнее являлось основным пунктом германских притязаний. Требования Берлина не несли в себе ничего нового, но на этот раз были соединены в один блок вопросы, которые Берлин хотел «совокупно» урегулировать, проявляя не замечавшуюся ранее решительность2.
Гитлер имел серьезный повод, чтобы избрать именно этот момент для принятия основных решений относительно Польши. Во-первых, польская акция против Чехословакии повлияла на изоляцию Варшавы на международной арене. Это привело к тому, что преимущество в германо-польских отношениях оказалось на стороне Берлина. Кроме того, в столице рейха обольщались надеждой, что поляки будут благодарить Германию за помощь, оказанную им в деле присоединения Тешинской Силезии к Польше. Во-вторых, рассчитанный на четыре года немецкий план вооружений начал уже приносить результаты. После его завершения, предусматривавшегося в 1940 г., Гитлер планировал начать войну с Францией. К этому времени Берлин должен был подчинить Польшу своему влиянию, исключив, с одной стороны, возможность ее участия в войне на стороне Парижа, с другой, - создав «буферную» зону, отделяющую рейх от Советского Союза, которая была бы совершенно зависима и подконтрольна ему1.
Варшава пыталась усилить свою позицию путем улучшения отношений с СССР, положение которого на международной арене также не было благоприятным. Мюнхенский прецедент показал, что и в будущем европейские проблемы могли бы разрешаться без участия СССР, углубляя его международную изоляцию. «Официально Москва по-прежнему поддерживалась так называемой политики коллективной безопасности. Однако можно допустить, что после Мюнхена советские руководители в большей степени начали обращать внимание на другую сторону своей политики, т. е. на усилия отыскать modus vivendi в отношениях с Германией». В свою очередь, в министерстве иностранных дел работали многие сторонники этого направления восточной политики рейха, которое ориентировалось на линию Рапалло.
Сигналы о возможном улучшении польско-советских отношений не вызвали энтузиазма в Берлине. Шаги Варшавы однозначно интерпретировались немцами как завуалированная форма отказа от германского предложения присоединиться к антикоминтерновскому пакту. Следует согласиться с историком Войцехом Матерски, который, оценивая совместное польско-советское коммюнике с точки зрения ухудшающихся отношений между Польшей и Германией, утверждает: «...само коммюнике, равно как и реакция прессы, вызванная этим документом под лозунгом сближения Варшавы и Москвы, частью политических наблюдателей были оценены как антигерманская демонстрация. В этом смысле западная польская политика получила дополнительные осложнения»2.
5 и 6 января 1939 г. в Берхтесгадене и Мюнхене руководитель польской дипломатии провел беседы с Гитлером и Риббентропом. Во время этих бесед немецкие политики, не прибегая еще к угрозам, настойчиво повторили все свои прежние притязания. Гитлер утверждал также, что рейх заинтересован в существовании сильной Польши, независимо от того, какая политическая система будет господствовать в России, а наличие сильной польской армии могло бы ослабить бремя военного бюджета Германии. Риббентроп подчеркнул, что германские предложения не сводятся лишь к территориальным проблемам, ибо рейх «прежде всего, безусловно, хочет укрепить взаимоотношения» с Польшей. «Если министр Бек еще обольщал себя надеждой, что ввиду польского отказа Германия не будет настаивать на своих октябрьских притязаниях, а все предложения будут предъявлены Риббентропом по собственной инициативе, то тогда его быстро избавили от подобного заблуждения»1. Несмотря на то, что польско-германские отношения ухудшались, а Берлин постепенно усиливал давление на Варшаву, германская дипломатия не акцентировала внимание на данном обстоятельстве на международной арене. Подобная позиция, вероятно, вытекала из установки не раскрывать перспективы развития германо-советских отношений.
Тем временем, в Москве беспокоились о том, не будет ли использовано польской дипломатией в качестве разменной монеты в переговорах с Германией только что принятое польско-советское коммюнике. 7 января 1939 г. польский посол в Москве Гжибовский был вызван в Народный комиссариат иностранных дел, где состоялась его беседа с Потемкиным. Содержание беседы Гжибовский затем передал в Варшаву: «Потемкин, используя образные выражения, высказал опасение, что наша совместная декларация может быть только маневром и предметом для торга. Я категорически заметил, что если не признают независимость нашей политики как аксиому, то нашу политику действительно трудно понять. Тогда Потемкин уточнил, что польское общественное мнение, имея возможность выбирать между фашизмом и большевизмом, может скорее избрать фашизм. Я ответил ему, что такой альтернативы нет, зато мы считали бы так же нежелательным большевизацию Германии, как и гитлеризацию Советского Союза»1.
Положение Варшавы было тогда трудным. С одной стороны, оживление отношений с СССР могло действительно усилить ее позицию по отношению к Германии на международной арене, с другой − этот шаг могли воспринять в рейхе как провокацию. Из-за этого польская дипломатия избегала возможности использовать советскую карту2.
Ряд «патриотически» настроенных историков отмечают непоследовательную и враждебную позицию Польши по отношению к Советскому Союзу. Так, например, ими отмечается, что 11 мая 1939 г., на следующий день после встречи Потемкина с Беком, в Москве состоялась беседа вновь назначенного народного комиссара иностранных дел СССР В.М. Молотова с польским послом в СССР В. Гжибовским. Посол, действуя в соответствии с инструкцией своего правительства, заявил Молотову: «Польша не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР ввиду практической невозможности оказания помощи Советскому Союзу». При этом высказывается мнение, что Советский Союз ожидал не помощи со стороны Польши, а ее согласия на военное сотрудничество с СССР в случае нападения на нее гитлеровской Германии.
Далее в развитие этой доктрины, в качестве примера приводится тот факт, что 25 мая 1939 г. советский посол в Варшаве Н.И. Шаронов подтвердил Беку готовность оказать военную помощь Польше, но предложение это было отвергнуто. Негативной оказалась позиция Варшавы и тогда, когда в ходе англо-франко-советских переговоров возник вопрос о пропуске через польскую территорию советских войск в случае германской агрессии. Это стало одной из причин срыва трехсторонних переговоров в Москве.
Однако, по мнению автора, дальнейшее развитие событий показало «серьезность» и «правдивость» намерений Сталина по оказанию Польши какой-либо помощи. 23 августа 1939 г. Молотов и Риббентроп подписали советско-германский договор о ненападении – «Пакт Молотова – Риббентропа». В секретном приложении к договору, подлинник которого до последнего времени не обнаружен, было зафиксировано противоправное решение о фактической ликвидации независимого Польского государства и разделе его территории между подписавшими договор сторонами. Сферы своих интересов Германия и СССР разграничили по линии рек Нарев, Висла и Сан, а вопрос о желательности сохранения разделенного государства решили окончательно выяснить позже, договорившись определить его возможные границы «в порядке дружественного обоюдного согласия».
Но, как показало развитие событий, Польша переоценила добрую волю и роль своих западноевропейских союзников. В мае 1939 г. в Париже состоялись польско-французские военные переговоры, на которых договорились, что в случае немецкого нападения на Польшу Франция большой частью своих вооруженных сил предпримет наступательные действия против Германии. Между тем с самого начала генерал Гамелен не очень серьезно воспринимал эти обещания. 4 апреля и позже, 4 мая французские и британские штабы, согласовывая совместную акцию, решили, что они смогут развернуть наступление только против Италии, а против Германии в первые недели войны смогут предпринять только ограниченные наступательные действия. Крупное наступление на Германию на Западном фронте, по их мнению, стало бы возможным лишь в отдаленном будущем при активной помощи США. Что касается союза с Польшей и Румынией, то тогда же было констатировано, что такие союзы имели ценность только в том случае, если бы эти государства получили помощь от Советского Союза и если бы таким образом был создан постоянный и прочный Восточный фронт. Хотя польское правительство и польское военное главнокомандование в любом случае были полны решимости оказать «рейху» активное сопротивление, все же необоснованная вера в действительную помощь союзников играла важную роль в принятии политических решений в 1939 г. и поддерживала в польской общественности волю к борьбе.
Возникает вопрос, были ли польские правящие и военные круги, учитывая приближающийся глобальный конфликт, проинформированы о подготавливавшейся в 1939 г. переориентации советской внешней политики по отношению к Германии, западным державам, Польше и другим государствам Восточной Европы. Частичный ответ на этот вопрос мы можем найти в меморандуме полковника Людвика Садовского, обобщившего работу 2-го отдела Генерального штаба1. Этот меморандум был подготовлен по распоряжению созданной во Франции при правительстве генерала Владислава Сикорского комиссии, которая должна была расследовать причины поражения Польши в 1939 г. Расследование проводилось на основе опросов и сообщений 190 сотрудников польской разведки. Той же самой проблемы касается написанный после войны подробный отчет начальника Генерального штаба польской армии генерала Вацлава Стахевича. Согласно приведенным здесь источникам и данным, изменение позиции Советского Союза явилось для 2-го отдела большой неожиданностью. Польский Генеральный штаб, как и министр иностранных дел Бек, предполагал, что германо-советское соглашение абсолютно невозможно из-за глубоких идеологических противоречий, существовавших между двумя политическими системами. В начале 1939 г. 2-й отдел обновил свое прежнее исследование высоко оценивавшейся им Красной Армии. В Варшаве в общем не верили в активное выступление Советского Союза против Германии уже в первые недели войны. Считалось, что он будет сохранять благожелательный нейтралитет, что подтверждали многочисленные заявления представителей советского правительства.
Против таких оценок (в том числе и первого заместителя начальника 2-го отдела полковника Йозефа Эиглихта) говорили поступившие сообщения о заседании Политбюро Центрального комитета в Москве, на котором, как указывалось, выступили сторонники соглашения с Германией. Руководитель самостоятельного отдела «Россия» (капитан Ниезбрзыцкий) рассматривал это, однако, как советскую дезинформацию, 2-му отделу Генерального штаба сообщили также что Великобритания и Франция стремятся отравить атмосферу германо-советских отношений. Озадачивало отсутствие антисоветских акцентов в речи Гитлера, произнесенной им по поводу спуска на воду броненосного крейсера «Бисмарк», а также заявление Молотова на 3-й сессии Верховного Совета (летом 1939 г.) о восстановлении торговых отношений с Германией1. Разведка пограничной охраны в июне того же года информировала о выгрузке военной техники с немецких судов в Ленинграде. И, наконец, польский военный атташе в Берлине в июне 1939 г. сообщил о высказываниях генерала Боденшатца, рекомендовавшего Польше принять предложения Гитлера, поскольку отказ от них мог бы иметь фатальные последствия, так как Германия уже длительное время ведет переговоры с Советским Союзом, которые, по слухам, успешно продвигаются вперед. Это заявление было сделано Боденшатцем еще 30 апреля и было направлено французскому военно-воздушному атташе в Берлине капитану Паулю Штелину. Однако 2-й отдел отнесся к этому сообщению с пренебрежением как к еще одной попытке оказать влияние на позицию Польши и подтолкнуть ее к уступкам.
1 сентября 1939 г. фашистская Германия напала на Польшу. Вплоть до самого начала войны органы польской тактической и стратегической разведки в Советском Союзе ничего не сообщали о каких-либо особенных передвижениях советских вооруженных сил в направлении польской границы. Лишь 1-5 сентября такие сообщения стали поступать в довольно больших количествах, но к ним относились как к нормальной советской реакции на начало войны. 12 сентября польский военный атташе в Париже прислал выдержку из коммюнике французского 2-го отдела, содержавшую агентурные данные о том, что Советская Россия якобы предпримет действия, направленные против Польши и Румынии. Несмотря на это, советская акция 17 сентября, как однозначно указывают все приведенные выше источники, явилась полной неожиданностью для польских военных и правительственных кругов, которые находились тогда вблизи румынской границы и еще намеревались защищать так называемый «румынский плацдарм».
Учитывая такое положение, правительство, а также главнокомандующий маршал Эдуард Рыдз-Смиглы и его Генеральный штаб решили перейти румынскую границу, чтобы направиться во Францию и там вместе с западными союзниками продолжать борьбу. Однако румынское правительство сорвало эти намерения и интернировало в Румынии, как членов польского правительства, так и маршала Польши вместе с его штабом. Оперативный план «Запад», подвергшийся в 1936-1939 гг. многочисленным модификациям и не разработанный в своих деталях до конца, не вышел за рамки первой, вступительной фазы польско-германской войны.
По мнению автора, внешняя политика межвоенной Польши вытекала из концепции «двух врагов», объективно требовавшей от польской дипломатии постоянного лавирования между более сильными соседями – Советским Союзом на востоке и Третьим рейхом на западе. Разумеется, польская дипломатия вообще, и в том числе накануне второй мировой войны, была далеко не безгрешной: ее ошибки объясняются главным образом идейно-политическими позициями представителей режима санации, для которых Запад (за исключением Германии) был всегда ближе и понятнее Востока. Однако далеко не безгрешны в своей внешней политике и остальные участники международных отношений тех лет, в том числе Англия и Франция, без помощи которых Польша не могла устоять против гитлеровской агрессии, тем более что от подчинения рейху она решительно отказалась. Вторую Речь Посполитую обрекли на гибель не столько колебания и ошибки «санационного» правительства, сколько сложные перипетии исторического процесса, в ходе которого внешние факторы явно сыграли более весомую роль, чем внутренние. Но в том, что Польша не стала более сильной и не продержалась дольше в час тяжелого испытания, вина «санации», несомненно, есть. С другой стороны, даже если бы в Польше в то время был демократический строй, вряд ли бы это помогло ей уцелеть.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В 1926 году в Польше установился режим «санации», то есть, в дословном переводе, очищения и оздоровления общества. 12 мая 1926 года польские войска, поддерживавшие Ю. Пилсудского, пошли на Варшаву и после уличных боев заняли ее. 14 мая президент С. Войцеховский и премьер В. Витос сложили свои полномочия. Абсолютным большинством голосов депутатов сейма и сената президентом Польши был избран Ю. Пилсудский, отказавшийся от этого поста и 6 августа возглавивший созданное им не подчиненное парламенту и правительству управление Генерального Инспектора вооруженных сил Польши, занимавшееся делами армии, с подчинением Генерального штаба, начальником которого остался сам маршал. Президентом Польши стал профессор Игнаци Мосцицкий, который не являлся самостоятельной политической фигурой
Большинство историков подразделяют санацию на два исторических периода: режим санации при Пилсудском (1926-1935 гг.) и режим санации после смерти Пилсудского (1935-1939 гг.).
Проведенное исследование показало, что в оба этих периода режим санации имел все черты авторитарного режима. Такая позиция и бытует в современной исторической науке. В этом свете следует признать что позиция, поддерживаемая советскими историками и большинством польских историков времен существования Польской Народной Республики, заключающаяся в том, что режим санации относится к фашистским, является ошибочной и конъюнктурной.
В политическом смысле Польша 20-30-х годов являла собой странное сочетание демократии и авторитаризма, гражданских свобод и репрессий против оппозиции. Фактически власть в стране принадлежала Пилсудскому, а после его смерти – «группе полковников». Была создана партия власти, получившая откровенное название – «Беспартийный блок сотрудничества с правительством». На парламентских выборах 1928 года, проходивших еще в относительно свободных условиях, ему не удалось завоевать большинства. Цель была достигнута два года спустя, после выборов, состоявшихся уже под откровенным давлением правительства. Но и тогда блок не получил двух третей депутатских мест, необходимых для изменения конституции в духе, соответствовавшем антидемократическим целям «санации». Таковое изменение было осуществлено лишь в 1935 г. незадолго до смерти Пилсудского.
В польском сейме до середины 30-х оставалась весьма влиятельная оппозиция, хотя в сентябре 1930 года Пилсудскому удалось нейтрализовать наиболее известных оппозиционных политиков: они были арестованы по сфабрикованным обвинениям и отправлены в заключение в Брестскую крепость. В годы санации имели место также протестные выступления трудящихся, борющихся за свои права.
При режиме санации в Польше произошло усиление национализма. Особенно ярко это проявилось после смерти Пилсудского, считавшегося филосемитом. В конце 30-х в Польше были, в частности, введены квоты, ограничивавшие долю евреев среди студентов, участились случаи нападений на магазины и учреждения, принадлежавшие представителям нацменьшинств. Очень напряженной была обстановка в Галиции, где Организация украинских националистов (ОУН) развернула кампанию террора против чиновников польской администрации, на что власти ответили репрессиями против даже умеренных украинских активистов.
Рассматривая режим санации с социальных позиций, за отправную точку следует взять тот факт, что принятая правительством программа санации должна была обеспечить Польше экономическую стабилизацию. Необходимо отметить, что некоторые меры экономической стабилизации, проведенные в Польше в тот период, принесли свои плоды. Так, например, начал развиваться центральный экономический район, на полученные внешние займы была частично осуществлена модернизация польской армии. Однако, вплоть до конца существования Второй республики в 1939 году в Польше так и не был достигнут уровень промышленного производства 1913 года.
Рассматривая режим санации в военном отношении, следует отметить, что Польша претендовала на роль великой державы, хотя достаточным для этого экономическим и военным потенциалом за годы «санации» так и не обзавелась. Отношения с соседями были напряженными. С Чехословакией Польшу разделял территориальный спор о Тешинской области. Границу с СССР, установленную Рижским мирным договором в 1921 году, обе стороны считали лишь временным компромиссом, а граница с Германией не была ни признана Берлином, ни гарантирована западными державами.
Во внешней политике Польша продолжала намеченный ещё в 20-х годах курс на определённое лавирование между Германией и СССР. Подобный курс отвечал государственным интересам Польши и исходил из реальных предпосылок внешнеполитической, экономической и военной мощи, как Германии, так и Советского Союза. Пилсудский и, в какой-то мере, его последователи четко представляли себе, что рано или поздно их стране придется воевать или с нацистами, или с коммунистами, и стремился лишь избежать самого страшного – войны на два фронта против Германии и СССР. Однако в сентябре 1939 года случилось именно это.
Вождей «санации» трудно винить в том, что они не смогли спасти Польшу: зажатое между двумя тоталитарными исполинами, вряд ли смогло бы выстоять и более сильное, и более демократическое государство. Однако, к концу своего существования режим «полковников» держался в основном благодаря лояльности силовых структур и политической инерции. Не найдя общего языка ни с правыми, ни с левыми, он презентовал себя обществу в качестве надпартийного защитника национальных интересов, но отождествлял эти интересы с интересами самих военных, ставших политиками, и их немногочисленных союзников. Выведя страну из политического хаоса первой половины 20-х годов, Пилсудский и его последователи не предложили связной программы политического и экономического обновления (Польша очень сильно пострадала от Великой депрессии начала 30-х). Возглавляемый весьма популярным лидером, режим использовал эту популярность для обеспечения мертвящей, чуждой реформам стабильности внутри страны и для «надувания щек» во внешней политике.
Однако у режима санации, несмотря на его авторитарную сущность, были и положительные стороны. Польша Пилсудского была далеко не образцовым обществом. Однако убежденность в абсолютной ценности собственного независимого государства вошла в кровь подавляющего большинства поляков именно за два десятилетия существования «межвоенной», как говорят наши западные соседи, Польши. И поколебать эту убежденность не смогли ни пять с половиной лет нацистской оккупации, ни 45 лет правления зависимого от Москвы режима польских коммунистов. Главная цель Юзефа Пилсудского – создание модерной польской нации – была достигнута. Польша возродилась из исторического небытия.
БИБЛИОГРАФИЯ
I. Основные источники
Документы внешней политики, 1939 г. Часть 2. Издание министерства иностранных дел Российской Федерации. М., 2002.
Документы и материалы по истории советско-польских отношений тт. 1-6. – М., 1957-1964.
Документы по истории мюнхенского сговора 1937-1939 гг. – М., 1979.
Кен О.П. Рупасов А.И. Политбюро ЦКВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами (конец 1920-1930-х гг.). Проблемы. Документы. Опыт комментария. Ч. 1. Декабрь 1928 – июнь 1934. Спб, 2000.
Новые документы по истории Мюнхена. – М., 1958.
Андерс Б. Без последней главы. – М., 2001.
Konstytucja (kwietniowa) Rzeczypospolitej Polskiej.// Wybуr tekstуw źrуdlowych z historii ustroju Polski 1926-1939. – Wrocław, 1974.
Konstytucja (marcowa) Rzeczypospolitej Polskiej. // Wybуr tekstуw źrуdlowych z historii ustroju Polski 1926-1939. – Wrocław, 1974.
Lepecki M. Pamiętnik adiutanta Marszałka Piłsudskiego, Warszawa, Państwowe wydawnictwo naukowe, 1987.
II. Исследования и статьи
Айненкель А. Фашизм и политическое устройство государств Центральной Европы в период между Первой и Второй мировой войны. // Фашизм и антидемократические режимы в Европе. Начало 20-х годов – 1945. М., 1981.
Баландин Р., Миронов С. Товарищ Сталин, пан Пилсудский и «независимая» Польша. //Наш современник. 2004. №12.
Безыменский Л.А. Советско-германские договоры, 1939: Новые документы и старые проблемы // Новая и новейшая история. 2006. № 3.
Гришин Я.Я. Путь к катастрофе. Польско-чехословацкие отношения 1932-1938 гг. – Казань, 2007.
Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5.
Жаворонский Я. Проблема фашизма в польской историографии // Фашизм и антидемократические режимы в Европе. Начало 20-х гг.-1945 г. – М., 1981.
Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4.
Иванов Ю. Очерки советско-польских отношений в 1917-1945 гг. // Наш современник. 2003. №10.
История Польши т. 1-3 – М., 1956-1958. Т. 3.
Клемперер В. Язык III Рейха // Вестник Российской Академии наук. 2002. № 12.
Константинов С. Как будто ангел будил льва…// Независимая газета. 2005. №234.
Крал В. План Зет. Пер. с чеш. – М., 1978.
Крал В. Дни, которые потрясли Чехословакию. Пер.с чеш. – М., 1980.
Краткая история Польши. С древнейших времен до наших дней. – М., 2003.
Краткая история Чехословакии. С древнейших времен до наших дней. – М., 1988.
Лацис О. Последние дни мира.// Вопросы истории. 2004. №4.
Манин Е. Варшавская трагедия. // Чайка. 2003. №3.
Мельтюхов А.В. Советско-польские войны. – М., 2005.
Михутина И.В. Режим «санации» в Польше и политические организации (1926-1930 гг.) // Фашизм и антидемократические режимы в Европе. Начало 20-х годов – 1945 г. – М., Наука, 1981.
Михутина И.В. Режим «санации» в Польше и рабочий класс // Кризис политической системы капитализма в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. – М., 1982.
Михутина И.В. Политические силы имущих на пути к ликвидации буржуазной демократии. Майский переворот 1926 г. и формирование государственной системы «санации» // Политические системы в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. – М., 1988.
Морозов С.В. Изменение внешнеполитического курса Польши и польско-чехословацкие отношения в начале 1934 г. // Вестник МГУ. Серия 8. История. 2003. №3.
Мюнхен – преддверие войны. Исторические очерки. – М., 1988.
Наленч Д. и Т. Юзеф Пилсудский − легенды и факты. – М., 1990.
Ормош М., Инце М. Типы фашистских государственных систем в странах Центральной Европы. // Кризис политической системы национализма в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. – М.: Наука, 1982.
Ормош М., Инце М. Фашизм и кризис капитализма 20-30-х гг. (О некоторых теоретических вопросах изучения фашизма) // Кризис политической системы капитализма в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. – М., 1982.
Парасаданова В.С. Польша, Германия и СССР между 23 августа и 28 сентября 1939 года // Вопросы истории. 2004. №7.
Парасаданова В.С. Юзеф Пилсудский // Вопросы истории. 1996. №1.
Политология: Учебник / Отв. ред. В.В. Лазарев. М., 2006.
Прасолов С.И. Договор о взаимной помощи между Советским Союзом и Чехословакией 1935 г. Советско-чехословацкие отношения между двумя мировыми войнами 1918-1939. – М., 1968.
Тымовский М., Кеневич Я., Кольцер Е. История Польши. Пер. с польск. – М.: Весь мир, 2004.
Фолькман Г.-Э. Польша в политико-экономических расчетах «третьего рейха» в 1933-1939 гг. // Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. Пер. с нем. – М., 1996.
Яковлева Е.В. Польша против СССР 1939-1950 гг. – М.: Вече, 2007.
Buszko J. Historia Polski: 1864-1948. Państwowe wydawnictwo naukowe Warszawa, 1978.
Dziele Polski/ Pool red y Topolskiego. CzЈsc VI (A. Czubinski). Państwowe wydawnictwo naukowe. Warszawa, 1975.
Załuski Z. Drogi do pewnoski. Iskry, Warszawa, 1986.
Zielinski H. Historja Polski. 1864-1939. Państwowe wydawnictwo naukowe. Warszawa, 1971.
1 Konstytucja (kwietniowa) Rzeczypospolitej Polskiej.// Wybуr tekstуw źrуdlowych z historii ustroju Polski 1926-1939. – Wrocław, 1974. Konstytucja (marcowa) Rzeczypospolitej Polskiej. // Wybуr tekstуw źrуdlowych z historii ustroju Polski 1926-1939. – Wrocław, 1974.
2 Lepecki M. Pamiętnik adiutanta Marszałka Piłsudskiego, Warszawa, Państwowe wydawnictwo naukowe, 1987.
3 История Польши т. 2-3 – М., 1956-1958. Т. 3.
4 Лацис О. Последние дни мира.// Вопросы истории. 2004. №4.
1 Тымовский М., Кеневич Я., Кольцер Е. История Польши. Пер. с польск. – М.: Весь мир, 2004.
2 Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4.
3 Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5.
1 Там же. С. 80.
1 Константинов С. Как будто ангел будил льва…// Независимая газета. 2005. №234. С. 17.
1 Иванов Ю. Очерки советско-польских отношений в 1917-1945 гг. // Наш современник. 2003. №10. С. 41.
1 Константинов С. Как будто ангел будил льва…// Независимая газета. 2005. №234. С. 19.
1 Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5. С. 37.
2 Там же.
1 Там же.
1 Там же.
1 Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5. С. 39.
2 Документы и материалы по истории советско-польских отношений тт. 1-6. – М., 1957-1964. С. 389.
1 Документы и материалы по истории советско-польских отношений тт. 1-6. – М., 1957-1964. С. 397.
1 Морозов С.В. Изменение внешнеполитического курса Польши и польско-чехословацкие отношения в начале 1934 г. // Вестник МГУ. Серия 8. История. 2003. №3. С. 44.
1 Документы по истории мюнхенского сговора 1937-1939 гг. – М., 1979.Т. 1. С. 414.
1 Документы по истории мюнхенского сговора 1937-1939 гг. – М., 1979.Т. 1. С. 418.
2 Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4. С. 21.
1 Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4. С. 25.
1 Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4. С. 26.
2 Манин Е. Варшавская трагедия. // Чайка. 2003. №3. С. 34.
1 Лацис О. Последние дни мира.// Вопросы истории. 2004. №4. С. 68.
2 Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4. С. 29.
1 Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4. С. 33.
2 Там же.
1 Манин Е. Варшавская трагедия. // Чайка. 2003. №3. С. 37.
1 Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5. С. 44.
2 Там же.
1 Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4. С. 35.
2 Там же.
1 Манин Е. Варшавская трагедия. // Чайка. 2003. №3. С. 41.
2 Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5. С. 45.
1 Иванов Ю. Очерки советско-польских отношений в 1917-1945 гг. // Наш современник. 2003. №10. С. 51.
1 Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5. С. 47.
2 Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5. С. 47.
1 Дембски С. Польско-советские отношения в оценках Берлина в 30-е годы. Некоторые вопросы.// XX век. 2002. №5. С. 48.
1 Згорняк М. Военно-политическое положение и оперативные планы Польши перед началом второй мировой войны.// Вопросы истории. 2002. №4. С. 36.