Понятие человечности в контексте философии Э.В. Ильенкова и проблема качества страдания
А.В. Суворов, доктор психологических наук
Через всё теоретическое наследие Э.В. Ильенкова проходит сопоставление - и противопоставление - человеческого, нечеловеческого и античеловеческого. Нанизываются понятийные цепочки: человеческое - историческое - социальное - культурное - нравственное; нечеловеческое - неспецифическое для человека - биологическое (зоологическое) - природное; античеловеческое - сциентистское - обожествляемое, то есть фетишизируемое как бы то ни было... "Наложение печати идеального" - опредмечивание-распредмечивание (идеализация-материализация) - "реальная антропоморфизация" - очеловечивание (в том числе самого человеческого существа) - воспитание и обучение; отчуждение (как "опредмечивание" может быть отнесено и в предыдущую цепочку, но здесь - как чуждость человеку всего человеческого, всего культурного) - обезличивание - коверкание (в том числе человеческого существа) - частичность - кретинизм (профессиональный, да и всякий) - обесчеловечивание... Личность - всеобщая талантливость - универсальность развития - универсальные способности - мышление - воображение - нравственность - физическая культура - снятие отчуждения; индивид - "привилегия талантливости" - частичность (однобокость, абстрактность, отчуждённость) развития - частичные способности - всеобщий кретинизм (как "продуктивный", так и "репродуктивный"): ""слепой" музыкант, "глухой" живописец, "слепоглухой" математик"...
Что "человеческое", то, в конечном счёте, и человечное; а что человечно, то и культурно, ибо культура определяется как всё, что сделано человеком для человека (сделанное явно против человека - например, атомную бомбу, - в культуру невозможно включить).
Нечеловеческое - общее у человека со всей остальной живой природой, - чтобы стать человеческим, подлежит очеловечиванию, антропоморфизации, окультуриванию, "идеализации" (то есть наложению "печати идеального").
Античеловеческое - всё, что так или иначе приводит к человеческим жертвоприношениям, прежде всего к превращению живых людей из высших ценностей, самоцелей - в средства достижения каких бы то ни было посторонних целей, обретения каких бы то ни было "высших" по сравнению с людьми "ценностей". Античеловечно, бесчеловечно - всё, что на шкале ценностей и целей отводит живым людям какое бы то ни было подчинённое место, - какое бы то ни было место, кроме самого первого.
Поэтому в разряд "античеловеческого" безусловно попадает любая религия, и с особой беспощадностью Э.В. Ильенков разоблачает те разновидности религии, которые рядятся под науку, - будь то затея части кибернетиков сконструировать "машину умнее человека", или обожествление науки вообще, науки как таковой (сциентизм), или обожествление любых отдельных научных дисциплин (редукционизм).
Обожествляется ли электронно-вычислительная машина, "язык науки", формальная логика, генетическая программа человеческого развития, "наука вообще", "искусство вообще", "свобода вообще", - всему одна честь, один приговор: всё это бесчисленные варианты одной и той же "чертовщины". А именно - изворотливого, вездесущего, всюду прорастающего, как метастазы, - богоискательства, богостроительства, боготворчества, идолопоклонства. Главное - в идолопоклоннической сути отношения, а что именно в роли идола - не всё ли равно: будь то перепачканный кровью и жиром, закопчённый кусок бревна, или математический талант, которому якобы срочно необходимы специальные школы для математически одарённых детей, или новейшее кибернетическое чудо... Любое кумиротворчество - античеловечно. (Я сознательно абстрагируюсь от различения идола и бога в христианстве; там - "не сотвори себе кумира",___1 КРОМЕ_._0... "истинного"; здесь - не сотвори себе какого бы то ни было кумира вообще, и разница между идолом и богом стирается.)
Однако в бесчеловечно устроенном мире страдающему человеку трудно обойтись без бога. Надо же у кого-то спросить, за что такие муки. И чтобы выжить, чисто физически и душевно, надо же внушить себе, что ты нужен хотя бы творцу вселенной, если не нужен этому бесчеловечному социуму, и хотя бы творец вселенной заинтересован в твоём существовании, жалеет тебя, страданиями учит тебя милосердию, чтобы потом вознаградить за все добрые дела. И надо же, кроме всего прочего, как-то защититься от факта своей смертности, от факта, что когда-нибудь перестанешь существовать. Бог поэтому выступает не только в качестве идола, но и в качестве духовного костыля для надломленного страданиями человека. И пока человеческий мир, то есть обязанный своим существованием деятельности человечества, не стал настолько человечным, чтобы каждый мог с гордым достоинством выдерживать выпавшую на его долю сумму страданий, - до тех пор бесчеловечно вышибать из-под верующего его духовный костыль. Пусть себе верит, если ему так легче существовать.
И в "Диалектике идеального" Э.В. Ильенков защищает идеализм от пошлой интерпретации как якобы сплошного вздора и фантазёрства, указывая, что идеализм - всякий идеализм, и религиозный, и философский, - это естественное порождение мира, в котором очеловечивание природы оборачивается обесчеловечиванием человека; мира, в котором, как указывал К. Маркс ещё в 1844 году, рабочий чувствует себя свободным только вне своей собственно человеческой жизнедеятельности, только украшая себя, напиваясь, затевая драки, - только тогда, когда его ни под каким микроскопом от животного не отличишь. И идеализм в этом мире, - утверждает Э.В. Ильенков, - является вовсе не "вздором", а трезвой констатацией фактического положения вещей, - констатацией того, что чем больше очеловечивается (то есть изменяется человеческим трудом) природа, тем больше обесчеловечивается сам человек, тем в более безысходное рабство попадает он к результатам собственной деятельности.
Думаю, всему контексту и пафосу теоретического творчества Э.В. Ильенкова не будет противоречить следующая дефиниция: человечность - это прижизненно формирующаяся способность быть человеком ("с большой буквы", как любил уточнять Э.В. Ильенков). А быть человеком - значит идеализировать не только природу, но и себя, овладевая универсальным духовным итогом человеческой истории, - культурой диалектического мышления (то есть теоретической культурой), культурой воображения (то есть эстетической культурой), культурой строительства, налаживания нравственных, человеческих, человечных взаимоотношений между людьми (этической культурой), - всё это вместе - культура обретения и поддержания духовного здоровья, - и ещё культурой обретения и поддержания здоровья физического. В результате же такой самоидеализации как раз рождается "Человек с большой буквы" - личность. Разумное, родовое, а не видовое, не чисто биологическое, существо.
Но из такой дефиниции человечности напрашивается взрывной вывод: далеко не каждый представитель биологического вида Homo Sapiens - человек. Кто стал, тот стал. А остальные, не ставшие - идолопоклонники всех мастей и оттенков. Что за идолы у них - это "подробности" (любимое ильенковское пренебрежительное словечко): хоть собственный желудок, хоть сексуальная мания, хоть наркотики, - хоть политическая власть, хоть "свобода творчества", которую не отличишь от "свободы" ослиного хвоста, мажущего краской по полотну).
Но, следовательно, и самоценным приходится признать далеко не каждого представителя вида Homo Sapiens, а только того, который стал представителем рода - именно стал человеком. За прочих представителей вида, не ставших представителями рода, род в ответе примерно так же, как взрослые и дееспособные члены семьи - за несовершеннолетних и слабоумных родственников.
Думается, что проблему качества страдания можно решить в этом же теоретическом контексте. А именно, приходится признать, что не всякое страдание - действительно человеческое, но только то, которое включено в универсальный духовно-исторический контекст, - в контекст теоретической, эстетической и, в особенности, этической культуры. Вне этого контекста страдание приобретает либо чисто зоологический, либо античеловеческий, антикультурный, безумный характер; либо ощущение физической боли и инстинктивное заступничество за детёнышей и сексуального партнёра, либо - месть всем без разбора за своё страдание. Человечными становятся только те, кто умеет страдать по-человечески, в универсальном духовно-историческом контексте, прежде всего этическом, а потому - человечно. И естественно, что в несовершенном, бесчеловечно устроенном, отчуждённом мире на долю тех, кто умеет по-человечески, человечно страдать (а следовательно, и любить), достаётся особенно большое, особенно трудно переносимое количество страданий. Они ведь умеют страдать не только за себя. И не только за своих близких. Они умеют страдать за весь род человеческий, за весь окружающий и включающий в себя этот род - мир. И в таком контексте понятие "страдать" приобретает ещё один смысловой пласт, ещё один аспект: страдать - значит не только испытывать боль (физическую или душевную), но и быть озабоченным судьбами рода и мира, брать на себя ответственность за эти судьбы, сколь бы очевидно непосильной такая глобальная ответственность ни была. Страдая по-человечески, в универсальном духовно-историческом контексте, не брать на себя такой глобальной ответственности просто невозможно. Тут даже нет проблемы, брать или не брать, нет выбора: ответственность сваливается на вас сама, как естественное и неизбежное следствие человеческого качества ваших страданий. А если не сваливается - ну, значит, по-человечески страдать вы ещё не умеете. И неважно, что вы мало что можете. Неважно. Судьбы рода и мира вам не безразличны, - и постольку вы уже за эти судьбы отвечаете, как бы ни были ничтожны ваши возможности сделать род и мир хоть на самую ничтожную чуточку добрее.
Самому Эвальду Васильевичу Ильенкову человеческое страдание было свойственно в высшей степени, ибо его страдание было включено в универсальный духовно-исторический контекст, как у очень-очень немногих. Он умел не только страдать - сострадать, - но и понимать, за что именно страдает, что именно его не может не заботить, какая поэтому неслыханная ответственность гнёт, сутулит его физически слабенькие, интеллигентские плечи. Его эта неслыханная ответственность давила всю жизнь, чем дальше, тем больше, давил стыд за страну, в которой он живёт, стыд за весь род человеческий, - и раздавил через месяц после того, как он отметил своё пятидесятипятилетие.
Из того, что не все представители вида становятся представителями рода и, следовательно, достойны "статуса" самоценных существ, Э.В. Ильенков делает не людоедский вывод в смысле геноцида неродовой части вида, а гуманистический вывод в смысле создания таких общественных условий, которые вынудили бы "каждого живого человека становиться личностью", то есть каждого представителя вида - действительно человеком, представителем рода. Вывод - изменение условий, отчуждающих часть представителей вида от сущности рода, обесчеловечивающих эту часть; иными словами, вывод - снятие отчуждения в разумном, действительно человеческом (человечном) "ансамбле всех общественных отношений", каким бы "измом" мы этот "ансамбль" ни обозначили бы. Хоть горшком назови, только в печку не ставь, - а проблему снятия отчуждения решать придётся, потому что речь идёт о физическом существовании, выживании рода человеческого, и без решения проблемы снятия отчуждения это выживание - весьма и весьма проблематично.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://suvorov.reability.ru/