Каптерев П. Ф.
Уже в изложенных взглядах Рачинского на устройство народной школы довольно ясно пробивается церковность; но этот церковный элемент уравновешивается и даже подавляется собственно народным и остается пока в тени. Рачинский заявлял в начале своей педагогической деятельности, до возникновения церковно-приходских школ, что священники в большинстве случаев отказываются от преподавания Закона Божия. Поэтому, как ни желателен надзор духовенства за школами там, где есть "священники, стоящие на высоте своего призвания", "даровать право надзора нашему сельскому духовенству огульно было бы величайшим злом". В то время Рачинский был убежден, что руководящая сила истинно доброго сельского священника совершенно независима от официального наименования школы, т. е. от того ведомства, которому она принадлежит и которому подчинена; он даже утверждал по появлении правил о церковно-приходских школах, что практическое значение этих правил "совершенно ничтожно, ибо должное влияние священника на школу, находящуюся при церкви, вполне обеспечено силою вещей, если только он священник добрый, усердно и искренно преданный школьному делу; духовное же ведомство в низших своих инстанциях ни охотой, ни уменьем взяться за школьное дело не отличается" (в статье Sursum corda).
Сообразно с таким убеждением Рачинский и действовал: свою Татевскую школу, в которой он работал, и другие, им основанные, он держал в ведении земского училищного совета. Другими словами, это были земские школы. А когда какой-то благочинный вздумал перевести их в разряд церковно-приходских школ, Рачинский оказал сопротивление и удержал их в земском ведомстве. Но мало-помалу его взгляды на значение духовенства в народном образовании изменяются, народность школ отступает на задний план, а на передний выдвигается церковность; вместе с тем Рачинский и администрацию всех народных школ признал полезным передать духовенству. После 1894 году Рачинский свои школы передал в ведение епархиального училищного совета и сделался почетным попечителем церковно-приходских школ IV благочиннического округа Бельского уезда Смоленской губернии, за что и был в 1899 году удостоен Высочайшим рескриптом и пожизненной пенсией.
В этом втором периоде своей школьной деятельности Рачинский уже мало говорит о национальной школе, а лишь о школе церковной 1. Таким образом, то широкое основание, которое он прежде указал для народной школы, чрезвычайно суживается. Главнейшие положения, которые он развивает в это время о народных (они же церковные) школах, следующие:
1) лучший из мыслимых руководителей начальной школы есть добрый священник;
2) самый желательный из доступных нам сельских учителей есть диакон, подготовленный долгим учительством;
3) школы низшего разряда никому, кроме священника, поручены быть не могут.
О школах земских и министерских Рачинский теперь весьма невысокого мнения. Школьная деятельность земств, по его мнению, заслуживает безусловной похвалы и благодарности в количественном отношении, но не в качественном. Руководство школами — деятельность совершенно непосильная и несвойственная земствам, она была им поручена в период крайнего шатания умов, в период бурного разлива противоцерковных идей, в период всеобщего увлечения популярными отголосками западного материализма и позитивизма. Мудрено ли, что школьная деятельность земств грешила совершенным непониманием роли церковного элемента в начальном образовании, а зачастую даже и враждебностью по отношению к этому элементу? Ныне замечается несомненный поворот к лучшему. Огульную передачу земских школ духовенству в настоящее время Рачинский признает "пока преждевременной", но, очевидно, ничего не имеет против такой передачи в принципе.
Пример школьной деятельности земств за минувшее тридцатилетие неопровержимо доказывает, по мнению Рачинского, сколь неуместно и опасно предоставлять руководство школой учреждениям, неизбежно отражающим переменчивые настроения минуты. Школа должна стоять вне этих случайных, часто беспорядочных, веяний. Она должна стоять на основе твердой и вечной.
О деятельности Министерства народного просвещения Рачинский говорит следующее: "Кое-что по школьному делу делается также Министерством народного просвещения. Им устроены кадры правильного надзора, пока невозможного, за малолюдством персонала; но кадры эти могут быть пополнены. Им основаны многочисленные учительские семинарии сомнительного достоинства и несомненной дороговизны; но оно, конечно, озабочено тем, чтобы деньги, на них ассигнованные, тратились более производительно. Им содержится немало образцовых училищ, ничем, кроме дороговизны, не отличающихся от школ, коим они призваны служить образцом; но эти училища, наряду со школами других наименований, удовлетворяют местным потребностям".
Итак, единственная сила, способная действовать в народном образовании вполне твердо и благотворно, есть церковь. Приняв это, Рачинский из педагога-народника превратился в педагога-церковника и поплыл по несшемуся узкому, но быстрому течению. С виду Рачинский оставался как будто прежним деятелем по народному образованию, но внутренне изменился глубоко. Прежде Рачинский не был защитником церковно-приходской школы, он защищал необходимость школы народно-приходской или народно-церковной, а это далеко не то же, что защищать необходимость церковно-приходской школы. Рачинский основывал в первый период своей деятельности свой идеал школы прежде всего на народных началах, для чего и старался охарактеризовать русский народ и русских детей. Религиозности и церковности он придавал важное значение, потому что эти явления составляют, по его мнению, характерные особенности русского народа; следовательно, они же должны отличать и русскую школу от всех других. Таким образом, церковность есть только один из элементов народной школы, основание народной школы гораздо шире церковности; будучи церковной, школа может быть и не народной, потому что свести все внутреннее душевное существо русского народа к одной церковности невозможно. Русский народ и русские дети, по Рачинскому, одарены богато, а не скудно, и их народный характер невозможно отождествлять только с церковностью. Церковно-приходская школа сходит с этого широкого основания, на котором хотел основать Рачинский народную школу, и цепляется только за церковность, принимая часть за целое. Рачинский признавал церковно-славянский язык в народной школе "педагогическим кладом", изучение его благотворным для развития ума. Церковное богослужение он высоко ценил за его глубокий догматический смысл и высокопоэтический характер; церковное чтение и пение считал весьма важными искусствами, имеющими великую воспитательную силу.
Друзья и последователи Рачинского как педагога-церковника усвоили его идеи о церковной школе, но лишили их глубины и поэтических черт, характерных для трактовки их друга и учителя; они оставили одну лишь церковность, в ней усмотрев все, всю педагогию и психологию русского народа. О развитии учеников школьным обучением, о воспитательной силе отдельных предметов курса народной школы они или совсем не говорят, или же говорят только отрицательно (за исключением Закона Божия и связанных с ним славянского чтения и церковного пения). Свободное развитие человеческих способностей ими признается чисто протестантским началом, а протестантизм и неверие — ветвями одного и того же ствола. Русской православной школе, считают они, ставить своим началом развитие детских способностей нельзя, это значило бы изменить православию и сделаться протестантской школой. Сами науки ярыми педагогами-церковниками разделяются даже на научные и православные, на христианские и нехристианские, а задачей воспитания ставится подчинение авторитету. О народности в образовании также ничего не говорится, или же она без всяких околичностей сводится к церковности, исчерпывающейся преимущественно внешним благочестием с соблюдением разных обрядов. Так прямо и говорят: "Русская школа должна быть православной, т. е. церковной школой", между тем это далеко не одно и то же, так как и земская школа является, несомненно, православной. Задачей такой школы ставится введение учащихся в церковную жизнь, приучение к постам, церковным песнопениям и пр. Это только для немецкой школы, полагают они, сущая смерть отказаться от стремления развивать, потому что вместе с отказом от такого устремления исчезнет самая школа, и у нее ничего более не останется; русская же школа счастливее, у нее помимо развития учащихся, что не составляет ее задачи, есть другая прямая и весьма важная цель — приучение детей к церковности и подчинению авторитету.
Происхождение церковно-приходской школы, по мнению ее защитников, обусловливалось чисто церковной потребностью, ее дело есть то оглашение, которое для взрослых должно предшествовать крещению, а для младенцев — следовать за ним. Из этого оглашения и возникла первоначальная церковно-приходская школа. Древнейшая и знаменитейшая огласительная школа в христианстве была александрийская. Следовательно, церковно-приходская школа происхождения не русского, она ведет свое начало с Востока и по самому своему существу теснейшим образом связана с таинством крещения. Она есть простое орудие церкви, подготовительное вероисповедное учреждение, его сущнось, задачи и цели миссионерские. Такое происхождение церковно-приходской школы определяет ее программу, организацию и всю ее жизнь.
Православная церковь имеет не только неоспоримое право, но и непременную обязанность воспитывать православных детей в исповедуемых ею началах веры и жизни, это ее неотъемлемое право и одновременно долг; осуществлять же их она может лишь через полномочного истолкователя ее голоса — священника. Пастырь церкви является естественным руководителем воспитания и всего образования детей; свет веры, дух церковности должен пронизывать и объединять все действия учителя, направленные на раскрытие в ребенке нравственно-сознательной личности. Поэтому учитель должен сам стоять в деле воспитания под руководством и наблюдением священника, как его младший брат и сотрудник.
В церковно-приходской школе Закон Божий есть главнейший предмет воспитывающего обучения. Это есть центр всего учебно-воспитательного дела, определяющий собой до известной степени тон и направление преподавания прочих предметов. К наставлению в Законе Божием ближайшим образом примыкает обучение детей церковно-славянскому чтению и церковному пению. Это также весьма важные в церковной школе предметы обучения (между ними, т. е. между важными учебными дисциплинами, русский язык не назван). Наставляемому недостаточно лишь слышать Слово Божие, а надобно самому уметь читать священные и духовно-назидательные книги, самому петь, так как таким путем верующий получают возможность ближайшего участия в церковном богослужении. С научением грамоте неразрывно связано и научение письму, а с понятием о грамотном человеке соединено знакомство с первыми четырьмя действиями арифметики. По возможности, при всяком случае, обращается внимание учащихся на Бога и религию. "На уроках родного языка, при ознакомлении с картинами быта и нравов в родной земле, при доступном для детского ума изучении явлений и сил природы, как легко и удобно в подходящих случаях освещать все это религиозно-нравственными принципами". Конечно, воспитание детей в духе церковности должно быть не только теоретическим, осуществляться не только беседами, уроками, наставлениями, но в равной мере и даже более практическим путем, соответственными религиозными упражнениями — совершением молитв, посещением храма, деятельным участием в богослужении, исполнением заветов и преданий церкви и т. д. Детям для чтения по гражданской печати следует указывать и давать книги более или менее назидательные в духовно-нравственном отношении, обучение же славянской грамоте должно вестись по Евангелию, псалтири и часослову... Уроки ежедневно должны начинаться пением всеми учениками молитвы "Царю небесный" и затем чтением одним из учеников молитвы, положенной перед началом учения. Уроки должны оканчиваться также пением молитвы "Достойно есть". Во все время урока лампадка перед классным образом должна быть зажжена... Уроки могут прерываться пением церковных песней, например праздничных тропарей, имеющих отношение к урокам; при этом все ученики должны стоять, обратившись к св. иконе... Во все воскресные, праздничные и высокоторжественные дни ученики церковно-приходской школы непременно должны быть в церкви на всех службах и стоять вместе рядами вблизи алтаря, чтобы священник всегда мог видеть, как они стоят и молятся... Священник всеми мерами должен приучать учеников церковно-приходской школы к точному соблюдению правил и постановлений св. церкви, например, св. постов, должен располагать их говеть, исповедоваться и причащаться не только в великий пост, но и в пост перед Рождеством Христовым и пр. 2
Такая школа напоминает монастырскую средневековую школу, изображенную Рабаном Мавром. Как преддверие церкви она, собственно, более церковного, чем национального характера. Защитниками церковно-приходской школы русское дитя понимается не столько как русское, сколько как церковное существо, которое следует учить не ради его человеческого достоинства, не ради его русской национальности, а для того, чтобы образовать из него церковную тварь. Человечность и национальность здесь отодвигаются на задний план, а на передний ставится церковность. Православными могут быть не только русские, но и представители других национальностей. Скажем, в Японии есть обращенные в православие японцы, составляющие целые приходы и образующие даже епископский округ или епархию. У них ревнители церковно-приходской школы заведут такую же школу, как и в России, потому что, по их представлениям, школа есть преддверие православной церкви. Где-нибудь да она не будет национальной, либо в России, либо в Японии, а вернее, ни здесь, ни там, потому что идеал церковно-приходской школы, оторвавшись от национальности, превращается в исключительно вероисповедный. Но вероисповедание не есть народность и в настоящее время далеко не может покрывать народности.
Старинная допетровская школа была тоже церковной школой, но она была и национальной, потому что русский времени до Петра и современный — не одно и то же. Народная душа не остается без перемен, она развивается, как и душа отдельного человека. Церковная религиозность господствовала в сознании наших допетровских предков, подавляла все, поэтому и церковная школа была национальной. Постепенно душа русского человека осложнилась новыми элементами, выдвинулись экономические интересы, началось и окрепло правовое самосознание, началось в народе богоискательство в широком и глубоком смысле, причем церковная обрядность отошла совсем на задний план. Эволюция народной души в последнее время совершается быстро, и церковная школа как вероисповедное учреждение отстала от развития русской народной души. Церковная школа может быть названа национальной настолько, насколько церковность есть составной элемент русского быта и по настоящее время. Эта бытовая сторона церковности сообщает и церковной школе вид национальной школы.
Ни общество, ни государство не могут удовлетвориться церковной школой. Если признать правильным основное положение защитников церковной школы, что "религиозные верования и церковная жизнь каждого народа составляют самую сущность его бытия, весь итог его исторического развития, всю его нравственную ценность" 3, то нужно каждой религии, каждому вероисповеданию, каждой секте предоставить организовывать свои церковные школы. Что же будет? Россия покроется сетью вероисповедных школ, в которых, как в преддвериях различных храмов, будут готовиться православные, католики, протестанты, иудеи, магометане, раскольники-поповцы и беспоповцы, штундисты и многие другие, до язычников включительно. А где же будут воспитываться русские? Государство и общество разве не заинтересованы в народной школе? Или им параллельно церковно-конфессиональным школам разных религий и исповеданий придется заводить свои собственные школы, государственные и общественные и в них как в преддвериях государственно-общественной жизни воспитывать граждан членов общества и государства? Что же тогда будет за система народного образования? Очевидно, одна народная школа должна удовлетворять всем запросам: и церкви, и государства, и общества, а не то, чтобы каждый из этих трех факторов, признавая себя, свою деятельность самой важной в жизни, сущностью всего исторического процесса, выговаривал себе поэтому право исключительно на свой лад, только по своим началам организовывать всю народную школу. Церковь, государство и общество должны действовать совместно и дружно в организации народной школы и народного образования 4.
Находя, что народные школы должны заключать в себе различные элементы, отвечающие всем запросам русского человека в его положении религиозном, государственном и общественном, мы тем самым логически приходим к допущению не одного, а различных типах народных школ ввиду естественного, по разным причинам, преобладания в известной местности того или другого элемента. С педагогической точки зрения трудно понять неодолимое стремление многих к одному типу народной школы, это стремление административное, а не педагогическое. Коль по самой своей сути элементы школы однородны, а разные местности обширной русской земли по всем своим физическим свойствам также весьма различны и притом населены не одним племенем, а многими неродственными, то, по здравому смыслу и естественным условиям народной жизни, народная школа не может быть одного типа, она временно должна видоизменяться, иначе не соответствующей жизни и потребности, т. е. мертвенной. Конечно, сущность каждого типа школы должна быть одинакова — удовлетворение религиозных, государственных общественных потребностей русского народа: но как их удовлетворять, в какой форме, какой элемент выдвинуть вперед — это будет зависеть от местных условий. Местный элемент был присущ даже допетровской школе, несмотря на большое однообразие условий ее существования по сравнению с нынешней. Древние буквари по своему составу были однообразны и отражали местные нужды: например, в учебнике по Закону Божию образовалось специальное внимание на те пункты вероучения, которые подвергались сомнению и стали предметом споров в той или другой местности, как то о Св. Троице — в западных, или о перстосложении — в восточных букварях.
С этой точки зрения может найти себе вполне правильное и законное место и церковная школа, конечно, видоизмененная, расширенная новыми элементами. В церковно-приходской школе есть одно весьма ценное педагогическое свойство — стремление не только учить, но и воспитывать обучаемых, забота о христианском настроении и христианской жизни учащихся. Это — вековое стремление русской педагогии. Допетровская педагогия и школа были насквозь проникнуты таким стремлением, хотя оно выражалось очень несовершенно, в виде приучения к церковности и внешними приемами христианского благочестия. В государственный период русской педагогии оно ослабело, но не исчезло. Один из педагогических догматов того времени — образование сердца первенствует, имеет несравненно большее значение и в жизни, и в развитии личности, чем образование ума, — есть не что иное, как воспроизведение в новой форме мысли старой, допетровской педагогии о том, что высшая цель образования и просто грамотности — душеспасительность. В новое время историческая религиозно-нравственная основа русского образования и русской школы была под напором новых идей и обстоятельств несколько забыта, ум выдвинулся на первый план, а сердце отступило на второй, приобретение знаний сделалось делом важным, чем приобретение добрых нравов. А так как и для души индивидуума, и для народной души более характерны настроения, чувства, сердце, чем ум и знания, то с преобладанием умственного образования над сердечным ослабевала воспитательность образования, а вместе с тем и национальный характер воспитания. Защитники церковно-приходской школы, не совсем ясно понимая, не отдавая себе полного отчета в постановке воспитательно-образовательной и в то же время национальной школы, видят и воспитательность, и национализм в церковности, хотя, противореча себе, тут же прибавляют, что такая церковная школа не русского, а древнегреческого и даже египетского происхождения и имеет целью воспитание не русского человека, а церковного существа — православного. Но для нас важно то, что она прямо стремится к воспитательности, хотя бы весьма узкой и ограниченной, ставит своей задачей не только образование, но и религиозно-нравственное укрепление личности. В земских школах такого стремления меньше, там приобретение знаний и развитие ума сильно выдвигаются на передний план, придавая школе несколько односторонний вид — школа умственных упражнений, умственной гимнастики. Некоторые учителя, подметив эту черту земской школы, совершенно определенно на нее указывают. Один из них, г-н Чигарев, так выражается: "Когда разговор касается училища, то речь обыкновенно идет только об успешности учеников по тому или иному предмету преподавания, и редко-редко, и то поверхностно, касается дисциплины на уроке. Никогда не бывает даже намека об успешности детей в нравственном отношении, об их моральном развитии" 5. Конечно, не следует это свидетельство понимать как доказательство полного отсутствия нравственного воспитания в земской школе; но во всяком случае народная школа, отодвигающая заботы о нравственном развитии учащихся на второй план, ограничивающаяся, главным образом, сообщением знаний и умственной гимнастикой, не всесторонне исполняет свое назначение 6.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/