Михаил Свердлов
— Почему яблоко падает на землю? — спросят тебя на уроке физики.
—Потому что на него действует сила тяжести, — ответишь ты.
Спросим о том же волшебную сказку — и получим иные ответы:
—Яблоко упадёт или по воле главного героя сказки, или по воле его противника, или же по воле самого яблока.
При этом если сказка захочет, чтобы яблоко не упало, а, например, взлетело вверх, то оно непременно взлетит.
Мы видим: многое в сказке совершается вопреки законам природы. Каким же законам она подчиняется?
“Сказка похожа на сон, — считал один из первых немецких сказочников Новалис. — Наши сновидения по-сказочному чудесны, таинственны и бессвязны”.
Допустим, что это так. Порой ведь нам снятся чудесные и таинственные сны, в которых воплощаются наши самые сильные страхи и желания — как в сказке. Но в одном никак нельзя согласиться с Новалисом: народная сказка вовсе не бессвязна. Напротив: её законы непреложны.
Попробуем же перечислить самые главные из них, а вы все подумайте: может быть, увидите в сказке ещё какие-нибудь важные законы.
Понятие
Закон 1: закон счастливого конца, или восхождения от несчастья к счастью.
Как правило, сказка начинается плохо, а заканчивается хорошо. Получается, что её задача — привести героя из пункта А («Несчастье») в пункт В («Счастье»), из несчастного превратить в счастливого.
Если, например, пункт А — бедность и унижение главной героини, то пункт В — это её непременная свадьба с принцем (сюжет какой знаменитой сказки здесь очерчен?). Если же сказка начинается с того, что королевич заболевает от любви к прекрасной королевне, то кончиться она должна самым счастливым образом — опять-таки свадьбой.
Понятие
Закон 2: закон сказочной справедливости.
Этот закон вытекает из первого. Всем известно: добро в сказке торжествует, зло должно быть повержено и посрамлено; герой оказывается победителем, его противник — побеждённым. При этом за добрые поступки и качества в сказке обязательно следует награда, за злые поступки и дурные качества — наказание.
Основные качества героев, за которые полагается награда, — это простота, смирение, милосердие, честность и бескорыстная преданность; наказание же полагается, конечно, за всевозможные злодейства, но также и за такие качества, как неблагодарность, зависть, гордыня и леность; за такие поступки, как обман, неверность и клевета.
Вот в зачине сказки появляются хорошая работница и её завистливые, ленивые сестры. Исход известен: первую должны одарить золотом, а последних — смолой.
Допустим, сказочная ведьма приготовила для героя ловушку. И что же? Она сама должна попасть в печь, в которой она собиралась зажарить свою жертву.
Представим себе коварную старую королеву, которая люто ненавидит свою невестку. Конечно же, злодейка сама сгорит на костре, который приготовили для оклеветанной ею молодой королевы.
Понятие
Закон 3: закон превосходной степени и наибольшего контраста.
Согласно сказочному закону, в сказке всегда всё “самое-самое”.
Красавицы — “первые красавицы на всём белом свете”. Страшилища такие, “каких свет не видывал”. Путь в дальнюю сторону столь далёк, что ни солнце, ни месяц не знают, как туда идти. Волшебное окно столь дальнозоркое, что в него можно видеть “всё и на земле, и под землёю”. Самый толстый может выпить море, самый чуткий услышать, как растёт трава, самый длинный — выше самой высокой горы на земле.
Другая сторона этого закона — требование контраста. В сказке “самое-самое” постоянно сталкивается с чем-то себе противоположным или превращается во что-то противоположное.
Мальчик-с-пальчик встречает великана (контраст высокого и низкого). Некий человек чувствует себя тем холоднее, чем жарче его печёт, и тем жарче, чем холоднее его морозит (контраст холодного и жаркого). Гордая красавица может отыскать всё на земле и под землёю, но не может найти то, что ищет, у себя под косой (контраст далёкого и близкого). Самые бедные превращаются в самых богатых; те, кого считают самыми глупыми, оказываются всех умнее — так положено по закону наибольшего контраста. Под мерзкой личиной лягушки скрывается прекрасный принц (контраст уродства и красоты). Добрый принц должен принять образ ужасного на вид медведя (контраст привлекательного и страшного).
Понятие
Закон 4: закон всесильного желания и слова.
Чего мы прежде всего ждём от сказки? Разумеется, чудес. А в чём причина этих чудес? Вернёмся к началу этой главы и повторим: причина — волшебное желание.
Сказочный закон требует, чтобы желание героя в конце концов непременно осуществилось, вопреки всем препятствиям и испытаниям. Когда он говорит: “хочу!”, невозможное становится возможным, несбыточное сбывается.
“Хотению” героя в сказочном мире всегда противостоит “хотение” его противника. Но желание героя могущественнее — и должно победить.
От него требуют исполнения невыполнимых заданий — и он выполняет их. Ему угрожают коварные замыслы или злое волшебство — он спасается. Ему противостоит волшебная сила заклятия (“принцесса уколется веретеном и умрёт”) или запрета (“не срывай двенадцать цветов”, “не открывай запертую дверь”) — его расколдовывают. Когда герой не может справиться с вражеской волей сам, его выручают волшебные помощники и волшебные предметы.
Такую же волшебную силу имеет в сказке и сказанное слово. Слова в сказочном мире — это не просто слова. Всё сказанное, произнесённое прямо воздействует на то, о чём идёт речь, или на того, о ком идёт речь.
Поэтому если герой дал словесное обещание, то он должен выполнить его — иначе последует наказание. Если герою загадали загадку, то он должен разгадать её — иначе смерть. Предсказания в сказке всегда сбываются, заклинания достигают своей цели, произнесённые заклятия — не отменить.
В обычной речи мы можем сравнивать один предмет с другим, находя в них что-то общее или различное. Например: что общего между яблоком и лицом? Румяный цвет. Поэтому и говорят про румяного человека: румяный, как яблоко.
Мы можем пойти и ещё дальше и вместо сравнения свойство одного предмета перенести на другой. Например: в сравнении “румяный, как яблоко” убираем союз “как” . Получается выражение: “щёки-яблоки”. Это уже не сравнение, а метафора.
Этого метафорического волшебства мы обычно не ощущаем в языке. Другое дело — сказка. В сказке слово должно стать делом, переносное значение — прямым.
Если мы говорим, что слёзы подобны жемчужинам, то сказка превратит их в жемчужины. Когда в сказке рождается мальчик, румяный, как кровь, и белый, как снег, это значит, что вскоре прольётся его кровь и он побелеет от смерти. О человеке, охваченном горем, говорят: “сердце сжалось от тоски”. Сказка понимает это буквально: у слуги, радующегося освобождению хозяина от злого заклятия, на сердце с треском лопаются сжимавшие его обручи.
В том, как сказочное слово становится делом, мы можем убедиться на примере эпитета “храбрый” из сказки «Храбрый портняжка». В начале он “храбрый” только на словах. Так, когда он хвалится: “Побил семерых одним махом”, это значит, что он прихлопнул семь мух. Но чем ближе к концу сказки, тем портняжка становится храбрее на самом деле: он побеждает свирепых великанов, единорога и вепря, с которыми никто не мог справиться.
В нашей речи постоянно встречаются фразеологизмы — устойчивые образные выражения, такие как “потерять голову от любви”, “отправиться к чёртовой бабушке”. Так вот: в сказке они сбываются, прямо воплощаются в действие.
Бесчисленные персонажи сказок действительно теряют голову от любви — поскольку им её отрубают. Когда же героям сказок хотят задать невыполнимое задание, их действительно отправляют к чёртовой бабушке — и те прекрасно находят с ней общий язык.
Такова сила сказочного слова.
Перечисленные нами законы определяют мир народной сказки. Кто же творец народной сказки? Конечно, не кто-то один, а многие и многие. Прилагательное “народная” подсказывает: народ. А существительное “сказка” добавляет: сказители. Народная сказка потому так и называется, что её рассказывают в народе, передают из уст в уста, из поколения в поколение.
Сюжеты самых известных сказок издавна проникали в литературу, а потом их стали записывать и перерабатывать в соответствии со вкусами образованной публики. Так более 400 лет назад появились первые европейские авторы-сказочники — сначала в Италии. Столетием позже итальянцам наследовал знаменитый француз Шарль Перро. Читали о Коте в сапогах, о Красной Шапочке? Эти сказки стали известны именно благодаря Перро. О нём мы ещё поговорим — немного позже.
Но должно было пройти ещё более ста лет, чтобы наконец возникла мысль записать сказки с голоса сказителя, запечатлеть на письме первоначальную устную форму сказки. Те, кто поставил перед собой задачу сохранить народные сказки в их подлинности, стали первыми настоящими собирателями сказок. Эта честь по праву принадлежит немецким учёным-филологам братьям Гримм. О них и пойдёт речь в следующем разделе.
Сказка о братьях Гримм
Вначале сказки героям положено претерпевать всевозможные беды и испытания, чтобы когда-нибудь достичь счастливого конца. Не часто, но так бывает и в жизни. Так произошло с братьями Гримм.
Братья Гримм, Якоб (1785–1863) и Вильгельм (1786–1859), прожили скромную жизнь. Они были великими учёными-филологами. После них филология совершенно преобразилась. Но в биографии братьев на первый взгляд нет ничего замечательного. Так ли это? Примем к сведению мнение поэта Новалиса, современника братьев Гримм, утверждавшего, что всё в жизни можно увидеть в свете сказки.
Якоб и Вильгельм рано остались без родителей и должны были взять на себя ответственность за трёх младших братьев и сестру. Им предстояли годы труда и материальных невзгод. Помимо личных несчастий, братьям суждено было в то же время пережить и общее горе — когда их родная германская земля Гессен была захвачена наполеоновскими войсками.
Если в начале сказки герою приходится худо, то в конце концов его непременно ждёт чудесная награда. И это сбылось: братья Гримм нашли сокровища. Эти сокровища — народные сказки.
В библиотеках разных городов братья находили забытые рукописи, старинные книги и открывали их для читателей. Они хотели “разбудить покоящиеся веками творения, воскресить дремавшую в тени милую сердцу мудрость старины”. Учёные как будто видели себя в роли принцев, пробуждающих Спящую царевну.
Ещё ближе к сказочным героям они были, когда разыскивали подлинные народные сказки. По их словам, к ним в руки как будто попала волшебная палочка, способная находить клады. Когда же сказки были собраны в книгу, сокровищница открылась и для читателей. “Я хотел бы стать хорошим горняком, — не без зависти отозвался друг братьев, писатель-сказочник Людвиг Ахим фон Арним, — чтобы раскопать этот клад и получить сокровище — детские сказки!”
Братьям Гримм не пришлось искать свои сокровища за тридевять земель. Сказителей — пастухов, крестьянок, отставных солдат — они встречали во время прогулок в окрестностях их родного города Ханау. Им рассказывали сказки в соседской аптеке, в доме важного городского чиновника, даже в гостиной баронессы. Им помогали друзья, направляя их поиски, записывая и присылая сказки. Волшебная палочка делала своё дело.
Сказки принадлежат языку. Углубляясь в изучение языка, братья вновь обнаружили несметные богатства. Сказочным героям в поиске кладов помогают заклинания. Вот и у братьев научные идеи порой звучат, как волшебные слова: “Мысль — молния, слово — гром; согласные — это скелет языка, гласные — это кровь языка”.
В сказках должны совершаться чудесные подвиги. Именно так, в духе богатырской героики, современники и воспринимали научные труды братьев (“героическое дело”, “исполинские создания”, “творения могучих гениев”, “гигантов”). Почти каждая выпущенная ими книга открывала какую-то новую, неисследованную область знаний; значит, подобно многим сказочным героям, братья шли “неведомыми дорожками”, по следам “неведомых зверей”.
Сюжет
Богатырские труды братьев Гримм
Мир сказки полон чудесных цифр. В научной биографии братьев Гримм сухие цифры почти так же поражают воображение. Они издали 170 древних рукописей. Их собственные труды заняли два десятка увесистых томов. “На это не могло хватить человеческой жизни и человеческого терпения”, — сказал поэт Генрих Гейне по поводу «Немецкой грамматики», изданной в 4 книгах по 1000 страниц каждая.
Ещё удивительнее подвиг создания 4 огромных томов «Немецкого словаря»; в нём братья, уже пожилые люди, решили описать историю всех слов немецкого языка. “Дело неохватного объёма, — ужасался Якоб. — Как бывает, когда с неба целый день падают снежные хлопья и вскоре всю местность покрывает необозримый снежный покров, так и меня, словно снегом, засыпает масса отовсюду, изо всех углов и щелей напирающих на меня слов”. Якоб, уже после смерти Вильгельма, успел сделать почти четверть всей работы (до буквы “F”); а чтобы завершить начатый Гриммами труд, многим и многим учёным понадобилось более ста лет. Замечательное совпадение: смерть прервала Якоба на слове “Frucht” (“Плод”), как будто указав на волшебные плоды, добытые братьями.
Как правило, в конце сказки герой обретает королевский трон. Якоба Гримма в конце его жизни объявили владыкой трёх королевств — правоведения, истории и языка. Он разделил этот трон с братом.
Что же помогло им совершить все эти подвиги? Конечно, талант и трудолюбие. Но ещё дружба, как в сказке, где брат обязательно выручит брата из беды. Ещё молодыми людьми братья-сказочники дали клятву: “Оставаться вместе, покуда это в наших силах”. Им не просто было остаться вместе: их разлучали нужда и война. Но слова, сказанные в разлуке, оказались сильнее разлуки.
Братья исполнили свою клятву. Где бы в дальнейшем они ни жили, они были вместе. В детстве братья работали за одним столом, в зрелые годы делали одно дело, и в конце концов их имена составили одно целое — как две стороны волшебного ножа из сказки.
Такова сказка о том, как братья стали сказочниками, о том, как они нашли сокровище — народные сказки.
Но возникают вопросы.
Вопрос
Почему сказка — сокровище? И ещё: были ли братья Гримм сказочниками?
Сказка — сокровище
Cказка — сокровище, потому что она уходит своими корнями в глубокую древность, к истокам самых ранних мифов.
Сказка — сокровище, потому что она обращена в будущее. Она дарит надежду на будущее преодоление всех несчастий, на счастливый исход и восстановление справедливости.
И ещё потому, что в ней даны уроки народной мудрости.
Сказка любит определённость: вот добро, а вот зло. Сказка учит добру, но не прямо, а намёком. Ведь сказка — это игра. Игра по правилам — по сказочным законам, о которых у нас уже шла речь. Попробуем проверить их силу на одной из сказок — «Живая вода».
В начале сказки три брата плачут о своём горе: король, их отец, неизлечимо болен. Тут-то и вступает в действие закон всесильного желания и слова. Стоило братьям пожелать, чтобы король был здоров, как тут же появился помощник — вещий старик. Не побрезговали тогда братья рассказать старику о своём горе — и дал он спасительный совет: излечить короля можно только живой водой. Получается, что слёзы, пролитые за отца, и обычные слова печали уже обладают волшебной силой.
Братья отправляются в путь за живой водой. На пути их ждёт испытание. Что же требуется от них? Только сказать доброе слово первому встречному — карлику. Старший и средний брат не захотели разговаривать с карликом, а младший был с ним приветлив. Так мало — но от этого зависело многое.
По закону наибольшего контраста, маленькие дела в сказке превращается в большие: маленькие проступки — в преступления, маленькие добрые дела — в подвиги.
На первый взгляд старший и средний братья наказаны карликом за дурное слово. На самом же деле — за то злодейство, что вырастет из дурных слов и мыслей.
Сперва старший и средний братья не были злодеями. Но стоило им подумать о награде за доброе дело, и они уже были обречены. Одна корыстная мысль — и душа их погибла.
Расчёт порождает высокомерие — и братья смеются над карликом. Высокомерие порождает коварство — и мысли о троне приводят их к краже живой воды. Коварство превращается в злодейство — и они подговаривают отца убить младшего принца. Вот за что, опережая события, наказывает их вещий карлик.
А из маленького приветливого слова, сказанного младшим братом, вырастут большие добрые дела. Он приветлив, потому что думает не о себе, а о других. Так будет и в дальнейшем. В заколдованном замке он достанет живую воду — чтобы помочь отцу. Он снимет кольца с пальцев зачарованных принцев не затем, чтобы присвоить кольца, а затем, чтобы освободить принцев от заклятия. Волшебные предметы — хлеб и меч — он тоже возьмет не для себя. Потому и послужат они для великого дела. С их помощью он избавил целое королевство от врагов и целый народ от голода.
Сюжет
Превращение волшебных предметов
В награду за доброе слово карлик вручил принцу железный прут и две маленькие коврижки. В награду за доброе дело — уже после испытания в замке — принц получил волшебный меч и хлеб, которого “невпоед”. Прут превратился во всепобеждающий меч, коврижки — в неоскудевающий хлеб. Малое превращается в большое.
Вот что предвидел карлик, вот за что младшему брату награда — согласно закону сказочной справедливости.
Действие этого закона парадоксально. Кому не будет счастья в сказке? Тому, кто охотится за счастьем. Кому суждено быть счастливым? Тому, кто меньше всего думает о своём счастье.
Нежелание подумать о себе — в обычной жизни это может быть воспринято как глупость. А в сказке?
Понятие
Парадокс (от греческого paradoxos — неожиданный, странный) — суждение, противоположное привычным суждениям; неожиданное явление, не соответствующее привычному порядку вещей.
Вопрос
Почему младший брат засыпает в самые решающие моменты?
Карлик два раза предупреждал его: не медлить в замке, не доверять братьям. И что же? Принц оба раза уснул: сперва в замке — чуть не просрочив отпущенное ему время, потом на корабле — позволив братьям осуществить их коварные замыслы. И в том, и в другом случае сладкий сон едва не стоил ему жизни.
Принц настолько легкомыслен по отношению к самому себе, что это уже граничит с наивностью дурачка. Но именно в кажущейся слабости сказочных героев и заключается их сила. Пусть братья потешаются над принцем: “Надо было быть тебе поумнее”. Всё равно принцесса и королевство достанутся тому, кто не думает о себе.
В том-то и дело, что сказка не любит расчётливых и здравомыслящих. Зато она всеми своими чудесами поддерживает наивных и безоглядных. Неосторожность чуть не погубила принца, но в ней же — залог его счастья. Безрассудство сказочных героев — это как раз то, что позволяет им преодолеть непреодолимые препятствия и выполнить невыполнимые задания. Урок сказки — это урок бескорыстия.
Были ли братья Гримм сказочниками?
Благодаря Гриммам многие читатели подружились со сказкой, услышали её урок. Именно братья вдохновили многих других собирателей, дали образцы для новых и новых сборников народных сказок. Но можно ли их самих назвать сказочниками? И да, и нет.
Представим себе двух спорщиков. Один из них утверждает: “Братья Гримм — не сказочники, а собиратели сказок”. Другой возражает: “Нет, всё же они — сказочники”. Вот какие доводы каждый мог бы привести в защиту своего мнения.
Что отличает братьев от предшествовавших им писателей-сказочников?
Возьмём для примера знаменитого Шарля Перро (1628–1703). Он тоже брал сюжеты для своих «Сказок моей матушки Гусыни» (1697) из фольклора. Но только затем, чтобы переделать эти сюжеты и тем самым угодить вкусам придворных дам. Он очаровывал их стилистической игрой — рассказывая истории то с простотой и наивностью народной сказки, то с изысканностью и изяществом светской беседы.
Совсем иные задачи были у братьев Гримм. Они считали, что вовсе не их пересказ делает сказку сокровищем, но что она сокровище сама по себе. Поэтому они и хотели быть посредниками между устной традицией и читателями. Сперва Гриммы стремились к “буквальной точности” в записи устного рассказа, затем — к тому, чтобы как можно вернее передать сам дух народной сказки. Братья, конечно, обрабатывали записанный ими материал, но чтобы полностью переделывать сказки — это им и в голову не приходило.
У Перро есть сказка «Красная Шапочка». Есть она и у братьев Гримм, но те же персонажи ведут себя здесь совсем по-другому.
Шарль Перро:
Красная Шапочка дёрнула за веревочку, и дверь отворилась.
Волк видит, что она вошла, спрятался под одеяло и говорит:
—Положи-ка пирожок на квашню, да и горшочек поставь, и иди ляг со мной.
Красная Шапочка разделась, пошла ложиться и очень удивилась, когда увидала, какова её бабушка раздетая. И говорит:
—Бабушка, да какие же у вас большие руки!
—Это чтобы покрепче тебя обнять, внучка!
—Бабушка, да какие же у вас большие ноги!
—Это чтобы лучше бегать, деточка!
—Бабушка, да какие у вас большие уши!
—Это чтобы лучше слышать, деточка!
—Бабушка, да какие же у вас большие глаза!
—Это чтобы лучше видеть, деточка!
—Бабушка, да какие же у вас большие зубы!
—А это чтобы тебя съесть!
И с этими словами злой волк бросился на Красную Шапочку и съел её.
Братья Гримм:
Красная Шапочка удивилась, что дверь настежь открыта, а когда вошла в комнату, всё показалось ей таким странным, и она подумала: “Ах, Боже мой, как мне нынче тут страшно, а ведь я всегда бывала у бабушки с такою охотой!” И она крикнула: “Доброе утро!” — но ответа не было.
Тогда она подошла к постели, раздвинула полог, видит — лежит бабушка, надвинут чепец у неё на самое лицо, и выглядит она так странно-странно.
—Ой, бабушка, отчего у тебя такие большие уши?
—Чтоб лучше тебя слышать!
—Ой, бабушка, а какие у тебя большие глаза!
—Это чтоб лучше тебя видеть!
—Ой, бабушка, а что это у тебя такие большие руки?
—Чтоб лучше тебя схватить!
—Ой, бабушка, какой у тебя, однако, страшно большой рот!
—Это чтоб легче тебя было проглотить!
Только сказал это волк, и как вскочит с постели — и проглотил бедную Красную Шапочку.
Наелся волк и улёгся опять в постель, заснул и стал громко-прегромко храпеть. А проходил в ту пору мимо дома охотник и подумал: “Как, однако, старуха сильно храпит, надо будет посмотреть, может, ей надо чем помочь”. И он вошёл к ней в комнату, подходит к постели, глядь — а там волк лежит.
—А-а! Вот ты где, старый греховодник! — сказал он. — Я уж давненько тебя разыскиваю.
И он хотел было уже нацелиться в него из ружья, да подумал, что волк, может быть, съел бабушку, а её ещё можно спасти; он не стал стрелять, а взял ножницы и стал вспарывать брюхо спящему волку. Сделал он несколько надрезов, видит — просвечивает красная шапочка, надрезал ещё — выскочила оттуда девочка и закричала:
—Ах, как я испугалась, как было у волка в брюхе темно!
Выбралась потом оттуда и старая бабушка, жива-живёхонька, еле могла отдышаться. А Красная Шапочка притащила скорее простых камней, и набили они ими брюхо волку. Тут проснулся он, хотел было убежать, но камни были такие тяжёлые, что он тотчас упал, — тут ему и настал конец.
Обратим внимание: волк у Перро хитрее и коварнее. Он поначалу “прячется”, затем дольше и лучше притворяется бабушкой. Зачем? Чтобы не просто съесть свою жертву, но ещё и получить удовольствие от жестокой игры с ней.
Перро заботится о том, чтобы всё в его сказке соответствовало литературным правилам. Ему важно, чтобы его персонажи воплощали одно определённое качество: волк — изощрённое коварство, Красная Шапочка — наивную доверчивость. Тогда из сказки можно с полным правом вывести мораль: “Опасно детям слушать злых людей”; “Из всех волков опасней льстивый волк”.
У Гриммов волк гораздо проще и грубей: проглотив Красную Шапочку, он громко храпит (Перро никогда бы не допустил подобного неприличия). Народная сказка не заботится о правилах хорошего вкуса. Она нередко груба. К тому же её смысл не укладывается и в однозначную формулу морали.
Зато народная сказка строго следует сказочным законам. И в этом её главное отличие от сказки литературной. Сказка Перро заканчивается плохо, сказка братьев Гримм — хорошо. В сказке Перро коварство сильнее наивности, в сказке братьев Гримм коварство наказано, наивность вознаграждена.
Народная сказка не может кончаться плохо. Сказители невольно приводят её в соответствие с основными сказочными законами — счастливого конца и сказочной справедливости. И Гриммы в своём собрании сказок остаются верны этим законам.
Так, значит, братья Гримм просто передавали то, что они слышали? Нет, существует второе мнение: братья Гримм были сказочниками.
Чтобы это доказать, достаточно сравнить самую первую рукопись братьев, в которой сказки записаны так, как их рассказывали, с теми же сказками, но уже опубликованными.
Возьмем сказку «Шиповничек». Во исполнение злого заклятия принцесса и королевский дворец должны погрузиться в сон. Но пройдёт сто лет — и поцелуй принца расколдует спящих. В рукописи эти сцены выглядят следующим образом:
И тут принцесса укололась веретеном и впала в глубокий сон. В это мгновение вернулись король с королевой и всем двором, и все-все, кто был во дворце, тоже погрузились в сон, уснули даже мухи на стенах.
И, войдя во дворец, принц поцеловал спящую принцессу, и все проснулись и сыграли свадьбу принца с принцессой, и стали жить-поживать да добра наживать.
А вот как те же эпизоды выглядят в опубликованном варианте:
И в тот миг, когда принцесса почувствовала укол, она упала на постель, что стояла в светёлке, и погрузилась в глубокий сон.
И сон этот распространился по всему замку; король и королева, которые только что вернулись домой и вошли в зал, тоже уснули, и вместе с ними и все придворные. Уснули и лошади в стойлах, и собаки на дворе, голуби на крыше, мухи на стенах; даже огонь, пылавший в печи, и тот замер и уснул, и жаркое перестало шипеть и поджариваться, а повар, схвативший было за волосы поварёнка за то, что тот чего-то недоглядел, отпустил его и тоже уснул. И ветер утих, и не шелохнулся ни один листок на деревьях около замка.
И только королевич к ней прикоснулся, открыла Шиповничек глаза, проснулась и ласково на него поглядела. И сошли они вместе с башни.
И вот проснулись король с королевой и все придворные, и они удивлённо посмотрели друг на друга. Поднялись лошади на дворе и стали отряхиваться. Вскочили гончие собаки и замахали хвостами. Подняли голуби на крыше свои головки, огляделись и полетели в поле. Мухи стали ползать по стене. Огонь в кухне поднялся тоже, запылал и стал варить обед; жаркое начало снова жариться и шипеть. А повар дал такую затрещину поварёнку, что тот так и вскрикнул; а стряпуха стала поскорей ощипывать курицу. И отпраздновали тогда пышную свадьбу королевича с королевной Шиповничек, и жили они счастливо до самой смерти.
Что прежде всего отличает один отрывок от другого? Ответ очевиден: первый отрывок короче, второй — длиннее. А почему? Потому что во втором отрывке больше деталей. И это не случайно: детали в рукописном и книжном вариантах имеют разное значение.
Деталь в народной сказке — это рычаг, с помощью которого движется сюжет сказки. Назначение детали здесь состоит в том, чтобы приблизить счастливый конец — так положено, согласно сказочному закону.
Деталей в народной сказке не может быть много. В данном эпизоде рассказчику необходимо сообщить, что заснула не только королевна, но и все во дворце. Чтобы подчеркнуть, что заснули именно все-все в большом-большом дворце, нужна непременно самая маленькая деталь (этого требует закон наибольшего контраста). Поэтому в рукописном варианте появляется муха, и с её появлением сюжет делает шажок вперёд.
Но затем отношение братьев к детали существенно изменилось. Когда братья работали над рукописью, они ещё были только собирателями сказок. Но когда пришло время готовить сказки к печати, перед Гриммами встала совсем другая задача — произвести впечатление на читателя. Представляя сказки на читательский суд, они осознавали себя уже не скромными собирателями, а проводниками в сказочный мир. Это в наши дни сказки, созданные народом, читаются почти всеми детьми и многими взрослыми. А братья Гримм были первопроходцами; им только ещё предстояло добиться читательского признания народной сказки.
Почему опубликованный вариант длиннее рукописного, почему в нём так много деталей? Это чтобы увлечь читателя. Детали должны на время остановить действие сказки — чтобы читатель подольше задержался в сказочном мире, обрёл сказочное настроение.
Что может увлечь читателя? Что-нибудь забавное или страшное. В «Шиповничке» больше забавных деталей: вот огонь и ветер засыпают вместе с людьми, лошадьми и мухами, вот повар после столетнего сна как ни в чём не бывало отвешивает затрещину поварёнку. Но есть в собрании Гриммов сказки, где от иных деталей — мороз по коже. Например, в «Красной Шапочке» одно только слово — “странный” (“комната показалась ей странной”, “бабушка выглядела так странно-странно”) — пугает читателя гораздо больше, чем вся сказка Перро.
Едва ли не самая страшная сказка Гриммов — «Жених-разбойник». Из неё и приведём два отрывка. Начнём с рукописного варианта:
Разбойники убили бабушку, стянули у неё с пальцев все кольца, а кольцо с безымянного пальца никак не снималось; тогда этот палец они отрубили, и он отлетел за бочку и упал прямо в подол принцессы.
Убедись сам, насколько книжный вариант страшнее:
Притащили разбойники с собой какую-то девушку: они были пьяные и не обращали внимания на её вопли и крики. Дали они ей выпить три полных стакана вина: один стакан белого, другой стакан красного, а третий стакан янтарного, и у неё от этого напитка разорвалось сердце. Потом сорвали они с неё красивое платье, положили её на стол, порубили на куски её красивое тело и посыпали его солью.
Бедная невеста, сидя за бочкой, вся так и дрожала, она поняла, какую судьбу ей готовят разбойники. Заметил один из разбойников на мизинце убитой девушки золотое кольцо, но снять его сразу не смог, тогда он схватил топор и отрубил ей палец; но подскочил палец вверх как раз над самой бочкой и — упал невесте на колени.
Какие детали в опубликованной сказке усиливают ощущение страха? В рукописи жертва была старушкой, в книге на её месте — прекрасная девушка. Чем красивее девичье платье и тело, тем сильнее чувство ужаса и сострадания у читателя. В рукописи жертву только убивают, в книге — уже съедают, да ещё с солью. Вопли девушки и дрожь прячущейся невесты усиливают впечатление. Так деталь воздействует на читателя.
Гриммовские сказки — уже не совсем народные. Они как бы на полпути к литературной сказке, а сами братья — наполовину сказочники.
От народной сказки к сказке авторской
Братья Гримм и их друзья привили любовь к сказкам — не только читателям, но и писателям. А писатели к тому времени уже привыкли всё делать по-своему. Поэтому им показалось мало просто пересказывать и переделывать сказки; им захотелось их придумывать — от начала до конца.
Так на смену Шарлю Перро и братьям Гримм пришли новые сказочники — сочинители. Это означало, что в сказочном мире переменилась власть: народная сказка превратилась в авторскую, литературную.
Прежде всякие феи, маги и колдуны, творя чудеса, строго следовали законодательству народной сказки. Отныне же им волей-неволей пришлось подчиниться волшебнику гораздо могущественнее их — автору, сказочнику-творцу. Больше не стало в сказках одних и тех же непреложных законов. Их заменили какие-то загадочные правила — у каждого автора свои.
В народной сказке всё было ясно: любое чудо можно было предвидеть наперёд. Другое дело, когда чудом правит авторская выдумка — фантазия: теперь готовься к неожиданностям и гадай, что случится на следующей странице.
Было время, когда сказки начинались с “однажды” и “жили-были”. Меньше всего тогда от них ждали правдоподобия. Так и говорили: сказка — это то, чего не бывает. Всякий знал, что место её не здесь, а где-то там — “за тридевять земель”, “в некотором царстве-государстве”. Но всё изменилось с приходом в сказочный мир творцов: в обыденной жизни они начали искать следы сказки, в сказке — следы обыденной жизни.
Они решились смешать реальность и чудо, заставили встретиться повседневное с небывалым. Зачем? Чтобы действительность преобразилась.
Для этого им понадобились разные магические секреты.
Магические секреты литературной сказки
Конечно, литературная сказка не вполне порывает с народной. Нередко сказочники-творцы прибегают к законам народной сказки. Но важнее для них найденные, изобретённые ими секреты. Один из них — это секрет внезапного чуда. Когда вы читаете народную сказку, вы ожидаете чудес и не удивляетесь им. Не так — в литературной сказке.
Сказочники-творцы начинают, как правило, с изображения обычных героев в обычных обстоятельствах. До поры до времени жизнь в книге идёт своим чередом и всё совершается, как всегда. Но вот в какой-то момент говорится волшебное слово “вдруг”. И точно: вдруг появляется колдун из-за угла аптеки, джин из бутылки, фея под видом гувернантки. Игрушки оживают, птицы начинают говорить на человеческом языке, люди открывают в себе немыслимые способности.
Или из домашнего шкафа, дачного погреба, лесной норы открывается путь в волшебную страну. Снова, как заклинание, сказано слово “вдруг”. И — кто бы мог подумать? — в следующее мгновение самые обыкновенные персонажи оказываются в самых невероятных мирах. При этом заворожённый читатель уже представляет себя на их месте — удивляясь, пугаясь и радуясь вместе с ними.
Пользуясь секретом внезапности, литературная сказка внушает читателю: мир неизведан, жизнь непредсказуема, а чудо где-то рядом.
Другой секрет — это секрет неожиданной точки зрения. Сказочники выведали его у поэтов.
Известно: привычка — враг очарования. Знаете и вы: если привыкаешь к какой-нибудь вещи, то вскоре перестаёшь её замечать. Как разбудить чувства, как вызволить вещь из плена скуки?
Для этого надо знать секрет, позволяющий без всякой помощи чародеев увидеть удивительное в привычном, чудесное в будничном.
В чём же он состоит? В готовности играть. Благодаря игре вещи весело сдвигаются со своих мест, вступают в непредвиденные отношения с другими вещами и, наконец, становятся неузнаваемыми. С этим секретом отчасти знаком каждый, кому случалось играть с заброшенными и забытыми мелочами. Всё зависит от того, как на них посмотреть. В игре и щепка — корабль, и лоскуток — знамя, и палка — рыцарский меч.
А глубже всех секрет неожиданной точки зрения постигли поэты. У них ведь во все времена особенный взгляд на вещи — не такой, как у всех остальных.
Например: в век стремительного технического прогресса поэт способен изумиться даже устаревшему телефонному аппарату. И всё потому, что поэту ведомы правила волшебной игры под названием «А что если?».
А что если взглянуть на телефон глазами озадаченного марсианина? Не превратится ли тогда аппарат в домашнее животное, которое любит поспать?
А что если телефон зазвонит и кто-то поднимет трубку? Марсианину покажется, что животное проснулось и плачет, а хозяин его убаюкивает, поднеся к губам.
А что если кто-то начнёт набирать номер? Марсианин решит, что хозяин будит животное, щекоча его пальцем.
Вот во что издавна умеют играть поэты.
Примерно двести лет назад они поделились своим секретом со сказочниками. И те научились превращать простые явления и происшествия в сказку исключительно благодаря неожиданному выбору точки зрения. А ещё — переворачивать быт одним только вопросом “А что если?”.
А что если уменьшить персонажа до размеров спичечного коробка и передать ему восприятие травинки, лужицы и жука?
А что если взглянуть на снег — глазами теплолюбивого аиста, на топор — глазами сосны, на смену правительства — глазами воробья, на человеческую судьбу — глазами бутылочного горлышка?
Тогда мир очистится от серости будней, и в нём прорастёт волшебство.
Наконец, сказочники владеют секретом загадочной детали.
Мы уже знаем: народная сказка обходится без морали, без поучительных выводов. Не так в литературной сказке: она почти всегда нас чему-нибудь учит, внушает нам какую-нибудь мораль.
Но при этом авторы сказок имеют в виду и то, что прямые поучения обычно никого не убеждают. Если сказочники будут твердить: делай то-то, а того-то не делай, — нам станет скучно, и мы попросту закроем книгу.
Так что если литературная сказка желает быть поучительной, она должна быть хитрее.
Помните, в предыдущей главе мы играли с народной сказкой в “вопросы–ответы”, учились понимать намёки народной мудрости?
Так вот: идя за фольклором, сказочники-творцы тоже усвоили искусство рассказывать с намёком.
Но этого им было мало. Они придумали, как воздействовать на читателей, чтобы те сами захотели извлечь из сказки мораль. Для этого надо сделать урок немного таинственным, советы и выводы — зашифровать. Это должно подтолкнуть читателя к новой, более сложной игре — уже не в “вопросы–ответы”, а в “загадки–разгадки”.
Мы уже говорили до этого о различных видах деталей в сказках. Сказочники-творцы знакомят нас с новым видом: любая обычная вещь, любое будничное явление может стать загадочной деталью. Теперь, чтобы выяснить сказочную мораль, читателю приходится разгадывать её ключевые детали, расшифровывать её наиболее важные эпизоды. Чтобы понять литературную сказку, недостаточно только следить за её сюжетом, надо ещё и спрашивать: “А что это значит?” — по поводу каждой детали.
Так в литературной сказке появляется подтекст. Вот как это понятие определил один школьник: это когда между двумя строками ищут третью.
Подтекст — это то, что под текстом. Текст — это сам рассказ: его сюжет, персонажи, детали. А под текстом — то, о чём не рассказывают, о чём умалчивают, но на что указывают и намекают. Это-то чаще всего и есть самое важное в тексте.
Отношение текста к подтексту похоже на отношение загадки к разгадке. Возьмём загадку, предложенную мифическому герою Эдипу чудовищем Сфинксом:
Кто ходит утром на четырёх ногах, в полдень — на двух, а вечером — на трёх?
Что важнее в загадке — вопрос или ответ? Конечно, ответ. А ведь при этом в тексте загадки вопрос задан, а ответ не дан. Его мы сами должны отыскать. Как? С помощью деталей. В каждой из них — часть разгадки, каждая из них называет что-то другими словами и так подсказывает нам путь к ответу на вопрос. Опираясь на эти детали, мы начинаем играть в игру «А что это значит?».
Что значит “утро”? Начало дня. С чем можно сопоставить день? С жизнью. Получается, что утро значит “начало жизни”.
Тогда полдень — середина жизни, вечер — конец жизни.
Что значит “четыре ноги”? Чтобы ответить, надо сопоставить одну деталь с другой — “утро как начало жизни” с “четырьмя ногами”. Тогда мы имеем шанс догадаться: кто в начале жизни ходит на четырёх ногах? — да это же ползающий младенец.
А кто ходит на двух ногах? Взрослый человек. А на трёх? Старик с палочкой.
Что общего между младенцем, взрослым человеком и стариком? То, что они все — люди.
Постепенно разгадывание и сопоставление загадочных деталей приводит нас к ответу:
Кто ходит утром на четырёх ногах, днём — на двух, а вечером — на трёх? — Человек.
Вот так же и загадочная деталь в литературной сказке указывает читателю путь от текста к подтексту, от сюжета — к выводу и морали.
Нам ещё предстоит пройти этот путь. И проследить, как действуют перечисленные магические секреты в литературной сказке.
Что ж, приступим. Поговорим о сказках одного из первых и, уж конечно, самого знаменитого из сказочников-творцов — Ганса Христиана Андерсена.
Сказка о Гансе Христиане Андерсене
Когда мы говорили о жизни братьев Гримм как о сказке, то это была наша игра — не их. Они во всём любили порядок: в сказках пусть будут чудеса, а в жизни — научные труды, семейные обязанности и тихие удовольствия дружбы. Другое дело — Андерсен.
Датский сказочник Ганс Христиан Андерсен (1805–1875; сохраняем здесь традиционное в России написание его имени) говорил: “Из действительности вырастают чудеснейшие сказки”. С юных лет он ждал настоящих чудес — и дождался: “Жизнь моя настоящая сказка, богатая событиями, прекрасная! Если бы в ту пору, когда я бедным, беспомощным ребёнком пустился по белу свету, меня встретила на пути могущественная фея и сказала мне: «Я буду охранять и направлять тебя!» — и тогда жизнь моя не сложилась бы лучше, счастливее, разумнее”.
Оставалось только взять и написать сказку о самом себе. И Андерсен написал такую сказку. Называется она «Гадкий утёнок». Давайте прочитаем её.
Вряд ли кто-нибудь подумает, что это сказка о животных. Совершенно ясно: речь в ней идёт о людях. Но зачем же сказочнику понадобилось изображать людей под видом животных и себя под видом гадкого утёнка?
А затем, чтобы в итоге получилась сказка.
Иносказание для Андерсена — прежде всего повод воспользоваться магическими секретами, превращающими жизненную историю в историю сказочную. Воплотившись в гадкого утёнка, Андерсен смог увидеть себя с неожиданной — сказочной — точки зрения.
Понятие
Иносказание — это когда о чём-то сказано не прямо, а как-то иначе, чаще всего образно и занимательно. Возьмём понятие лести. Пример прямого высказывания: лесть — это притворная, корыстная похвала. Пример иносказания — басенный рассказ о вороне и лисице. В басне понятие лести представлено другими словами — через рассказанное происшествие и персонажей.
Сочиняя сказку о себе, он явно держал в уме предсказание старухи-гадалки, услышанное им ещё в раннем детстве: “Ганс — дикая птица с высоким полётом, большая и благородная”.
Удивительное прозрение, особенно если знать, что родился Ганс Христиан Андерсен в одной из самых нищих семей захолустного датского городка Оденсе. Сказка его жизни началась со слов старухи-гадалки: “Когда-нибудь по всему Оденсе устроят фейерверк в его честь” — а закончилась так, как и положено по сказочному закону, — именно грандиозным фейерверком в Оденсе.
Любопытно было бы сопоставить сюжет сказки «Гадкий утёнок» и факты реальной биографии Андерсена. Посмотрим, какие из этих фактов он освещает сказочным светом, а какие остаются в тени.
Гадкого утёнка оценивают по его наружности и манерам. “Больно велик”, “не удался”, “несносный урод” — судят о нём. И ещё: “совсем рехнулся”, всё делает не так.
Нечто подобное приходилось слышать и самому Андерсену.
Цитата
Говорили, что Андерсен странен, нелеп, смешон. Как будто даже внешне походил на гадкого утёнка: “Фигура его всегда имела в себе что-то странное, что-то неловкое, неустойчивое, невольно вызывающее улыбку. Руки и ноги его были несоразмерно длинны и тонки, кисти рук широки и плоски, а ступни ног таких огромных размеров, что ему, вероятно, никогда не случалось опасаться, чтобы кто-нибудь подменил его калоши. Нос его был тоже несоразмерно велик и как-то особенно выдавался вперёд”.
Поскольку Гадкий утёнок был непохож на других, его “клевали, толкали и осыпали насмешками”.
Юному Андерсену было не легче. В школе для бедных его дразнили “полоумным” и “дурачком”; в среде подмастерьев травили грубыми шутками. Наконец, в течение трёх своих гимназических лет он подвергался изощрённым издевательствам тамошнего ректора. Изо дня в день тот твердил Андерсену: “Вы глупый юноша, из вас не выйдет ничего путного. Вы ещё поплачете, верзила эдакий!”; “Тупее вас я никого не встречал. Вы лентяй! Вы несносный болван, полоумный, глупая скотина и тому подобное!” По выходе из гимназии Андерсен обратился к своему мучителю со словами: “Я хочу попрощаться с вами и поблагодарить за то хорошее, что вы для меня сделали”. И услышал в ответ: “Убирайтесь к чёрту!”
Не смирившись с жалкой участью отщепенца на птичьем дворе, Гадкий утёнок перемахнул через изгородь и был таков. Он скитался один; его преследовали опасности, голод и холод. Он чудом выжил в суровую зиму.
В 14 лет Андерсен совершил поступок столь же отчаянный. Почти совсем без денег он отправился из своего родного Оденсе в столичный Копенгаген, где у него не было ни родственников, ни знакомых.
Сюжет
Приезд Андерсена в столицу
В Копенгагене мальчик первым делом пришёл в Королевский театр, чтобы тут же приступить к осуществлению своей мечты — танцевать в балете или петь в опере. “Вы слишком худощавы для сцены”, — сказали ему. “Ах, если бы меня взяли в труппу с жалованием в 100 монет, я бы сразу потолстел”, — умолял Ганс. Над ним поначалу сжалились и взяли учиться вокалу и танцам. Но вскоре уволили со словами, похожими на приговор: “дальнейшее пребывание его в театре признано бесполезным”. Он попробовал писать пьесы — их вернули с суровой припиской: “ввиду полнейшей безграмотности автора дирекция просит его впредь никаких пьес не присылать”. Первые годы, проведённые в Копенгагене, принесли Андерсену одни лишения и неудачи.
Гадкого утёнка всюду поучали, но он поступал по-своему. Ведь у него была мечта. Он тянулся душой к недоступному — в круг гордых, величественных лебедей. И вот чудо! Он сам превратился в прекрасного лебедя.
Как гадкий утёнок преклонялся перед лебедями, так Андерсен боготворил артистов, художников и поэтов. Больше всего не свете хотел он быть с ними, одним из них. Ему доказывали: начинать нужно с малого — с ручного труда, с посильного ремесла. Он плакал, но не уступал: “Я буду служить искусству; только для этого я и живу”. Его учили ставить перед собой разумные цели, он же стремился к несбыточному — “быть великим писателем”. И это сбылось.
А всё же жизнь — не сказка. Вовсе не “вдруг” сбылась мечта Андерсена. Для того чтобы стать всеми любимым сказочником, ему потребовались годы и годы — неустроенности, безрадостного ученичества, упорной работы над собой; каждый шаг давался с трудом.
Но всё это осталось за пределами сказки. В «Гадком утёнке» иной сюжет; здесь главное — чудо. А чудо несовместимо с постепенным созреванием, последовательным ростом, мерным движением — оно должно быть внезапным.
Чтобы чудо состоялось, необходим контраст. Тем сильнее ощущение чуда, чем до того страшнее и безнадёжнее положение героя. Поэтому прежде чем преобразить гадкого утёнка, автор заставил его замерзать в сжимающейся полынье, без чувств лежать на снегу, приготовиться к смерти.
Чудо случается в тот самый момент, когда герой и читатель его менее всего ожидают. Гадкий утёнок ждал самого худшего, а дождался такого счастья, о котором не мог и мечтать. Вслед за другими он считал себя самым уродливым, а оказался “прекраснейшей между прекрасными птицами” (в связи с этим какие законы народной сказки вспоминаются вам?).
Удалось ли Андерсену внушить это ощущение чуда читателям? Время рассудило: да, удалось. Подумайте: какие два чуда чаще всего вспоминаются в наше время? Превращение Золушки в принцессу и превращение Гадкого утёнка в лебедя. Эти образы прочно вошли в наше сознание. Когда нам грустно и одиноко, когда нам кажется, что все против нас, мы невольно ставим себя или на место Золушки, или на место Гадкого утёнка. И это утешает нас, даёт нам надежду.
Вопрос
Знаете ли вы ещё какие-нибудь сказки, где бы авторы обращались к секрету внезапного чуда?
Вспомните сюжеты этих сказок и перескажите самые чудесные эпизоды.
Известно, что кино напрямую связано со сказкой. Вспомните кинофильмы, в которых используется секрет внезапного чуда.
Сказочные секреты «Гадкого утёнка»
Из чего мы выводим уроки народной сказки? Из борьбы противоположностей: счастья и беды, добра и зла, самопожертвования и себялюбия, верности и предательства.
Мораль «Гадкого утёнка» сложнее. Искать её надо в борьбе противоположных точек зрения.
Обратимся к началу сказки. Какие точки зрения здесь сталкиваются?
Сперва дан вид с высоты. Сверху мир предстаёт широким (за лугами — поля, за полями — леса), леса — большими, озёра — глубокими; и это хорошо (“Хорошо было за городом!”).
А затем мир показан с точки зрения утки и утят — из-под лопуха. И тотчас всё сужается, уменьшается, мельчает — как будто и нет вокруг ни широких просторов, ни больших лесов, ни глубоких озёр.
Для усиления этого ощущения Андерсен использует приём иронии.
Понятие
Ирония — так в Древней Греции называли притворство в том случае, если человек притворялся глупее, чем он есть на самом деле. Во-первых, ирония — это притворное одобрение в устах автора или персонажа, которое надо понимать наоборот (например, слова: “Он смелый” надо понимать наоборот: “Он трус”). Во-вторых, ирония — это когда читатель замечает нелепость каких-нибудь слов или поступков персонажа, а сам персонаж — не замечает (примеры такой иронии мы найдём в тексте «Гадкого утёнка»).
Утка сообщает утятам, что мир “тянется далеко-далеко”. Но где же заканчивается это “далеко-далеко”? Уже за садом, но и там утка сроду не бывала — далёкое оказывается до смешного близким. Так что из слов утки о “дали” уже совершенно ясно: её кругозор не простирается дальше изгороди птичьего двора.
Позже мы убеждаемся, что для всех обитателей птичьего двора этот двор и есть весь мир. “Общество”, “белый свет”, — говорит утка, но мы-то помним, что речь идёт только о птичьем дворе. Мирок этих птиц ограничен, поэтому ограниченны и они сами — и не видят ничего дальше собственного клюва.
Наблюдали ли вы когда-нибудь за повадками уток и кур на птичьем дворе? Вспомните: их взгляд почти всегда устремлён вниз в поисках корма. Андерсен использует это для сказочной игры в «А что если»: а что если представить ограниченных себялюбцев в образах домашних птиц?
Тогда люди, не видящие ни выси, ни дали, но только себя и своё, будут захвачены сказкой врасплох. В чудесном свете сказки они покажутся гораздо смешнее.
Намёки сказки лукавы. Она сравнивает: эгоисты любуются собой, как старая утка и индейский петух. Или, как утка-забияка, издеваются над тем, кто на них не похож. Или хлопочут только о собственной выгоде, как весь птичий двор суетится вокруг одной угриной головки. Показав людские нравы в масштабе птичьего двора, Андерсен заставляет читателя по-новому взглянуть на привычное — удивиться и устыдиться.
А ещё игра в “А что если?” приводит нас вот к какому выводу: чем ограниченнее мирок, тем в нём меньше добра, больше жестокости. Чем шире человеческий кругозор, тем лучше нравы.
Обитатели птичьего двора, дикие гусаки, кот и курица в избушке слишком самоуверенны. С Гадким утёнком дело обстоит совсем иначе: он слишком не уверен в себе.
Вопрос на поля
Как смотрит на мир сам Гадкий утёнок?
Сперва у него нет своей точки зрения — он только что вылупился из яйца. Чтобы обрести свой собственный взгляд на вещи, Гадкий утёнок должен преодолеть себя. Прежде чем увидеть мир глазами прекрасного лебедя, ему предстояло совершить три маленьких сказочных подвига — и так обрести веру в себя.
Первый он совершил, когда перемахнул через изгородь и на свой страх и риск пустился по белу свету. Так он породнился с героями народной сказки: ведь сказочное счастье обретается только в конце пути.
По дороге испытывается не только его характер, но и его способность наблюдать и сопоставлять. На птичьем дворе, на болоте, в избушке ему внушают, в чём смысл жизни. На птичьем дворе говорят: в том, чтобы хорошо плавать, не упустить угриную головку и держать лапки врозь (заметили иронический намёк на мамаш, учащих своих чад держать ноги вместе?). На болоте говорят: в том, чтобы летать к барышням-гусыням. В избушке говорят: в том, чтобы нести яйца, мурлыкать, выгибать спинку и испускать искры. При этом все уверены, что их птичий двор, болото, избушка и есть центр мира: “Вот какие дела идут на белом свете!”; “Мы и весь свет”.
И утёнок осознаёт: все говорят по-разному, потому что видят только своё. Тогда он начинает возражать: “Вы меня не понимаете!” Отказаться от корма и убежища на зиму, но всё же высказать свою точку зрения — это и есть второй подвиг Гадкого утёнка.
А третий — это подвиг самопожертвования ради красоты: ведь утёнок готов умереть за счастье побыть с прекрасными птицами.
И за это ему награда — прозрение.
Прозреть должен и читатель — чтобы ответить на один ключевой вопрос сказки.
Вопрос на поля
Почему утёнка ругают гадким?
Потому что он не похож на них. В нём находят уродство, потому что привыкли называть уродцами тех, кто другой, не такой, как все остальные. Смотрят на утёнка, а думают о себе: мы-то как хороши!
Андерсен указывает: внешнее неотделимо от внутреннего. Если смотрят на мир сквозь призму ограниченных представлений, то всё новое кажется уродливым. У тех, кто считает утёнка гадким, просто плохое зрение. Не утёнок безобразен — нелепы взгляды на мир.
Вот что важно: утёнок преобразится, как только будет увиден теми, кто по-настоящему красив. Только среди лебедей утёнок впервые увидит своё отражение. И посмотрит на себя по-другому: не глазами невзрачных уток, а глазами прекрасных лебедей.
Обратите внимание: в конце сказки сказана почти та же фраза, что и в начале: “Ах, как тут было хорошо!”
Хорошо то, что увидено или может быть увидено сверху — широким взглядом. В начале сказки так мир и показан. С чьей точки зрения?
С высоты птичьего полёта, с точки зрения летящего лебедя. Так и будет отныне смотреть на мир бывший гадкий утёнок.
А мы попробуем заглянуть в подтекст «Гадкого утёнка» и разгадать ещё один сказочный секрет — секрет загадочной детали.
В литературной сказке нет мелочей. Чтобы понять, что в ней к чему, приходится всё время останавливаться и спрашивать: “Почему?” или “А что это значит?”.
Например почему у старой утки на лапке красный лоскуток?
Это знак, что её скоро зарежут.
Ещё вопрос: почему собака не тронула Гадкого утёнка?
Потому что она приучена охотиться на диких уток, а не на лебедей.
Но это не полные ответы. Загадки, заданные в этих деталях, глубже.
Что значит красный лоскуток?
Что значит смерть молодых гусаков и спасение Гадкого утёнка
И — вопрос, тесно связанный с предыдущими: что значат покосившаяся избушка, дверь, висящая криво, дряхлость старушки?
Эти детали исполнены иронии — такой иронии, которая не вызывает ни смеха, ни даже улыбки. Старая утка думает, что она важнее всех. И она сама, и другие обитатели птичьего двора считают красный лоскуток признаком особого отличия. А на самом деле он означает смерть. Ввиду неизбежности скорой смерти самолюбование старой утки особенно нелепо — и от этого даже становится грустно.
Столь же зловещая ирония окрашивает и другие два эпизода. Только что молодые гусаки весело болтали о барышнях-гусынях и были в высшей степени довольны собой. “Пиф! Паф!” — и их не стало. Ещё увереннее в себе кот и курица, говорящие о себе: “Мы и весь свет”. А того они не ведают, что избушка ещё чуть-чуть — и развалится, что старушка немощна, что вовсе не долгий срок отпущен для их самодовольной жизни.
Андерсен по-своему понимает закон сказочной справедливости. Он учит: судьба жестоко смеётся над себялюбцами. Пусть эгоисты считают, что на них сошёлся свет клином, — смерть-то об этом не знает. Они ещё любуются и гордятся собой, но смерть близко, и им от неё не спастись.
Вопрос на поля
Так какова мораль «Гадкого утёнка»?
В «Гадком утёнке» есть мораль явная и скрытая. Явная только лукаво обманывает читателя. Смысл сказки вовсе не в том, о чём сказано прямо: “Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца!” В скрытой морали — настоящий смысл сказки: когда ты что-то любишь больше себя, больше собственной жизни, тогда уже смерть не имеет над тобой полной власти.
Такова точка зрения автора — на жизнь и смерть.
Круг понятий
Какие приёмы помогают донести до читателя сказочную мораль?
Иносказание
Ирония
Смена точек зрения
Подтекст
«Снежная королева» как сказка о Боге и дьяволе
Андерсен по-настоящему верил в чудо — в то, что оно случится не только в сказке, а и в жизни. Это потому, что он был очень набожным человеком. Однажды, когда он был ещё маленьким мальчиком, один злой управляющий поднял на него кнут. “Как вы смеете бить меня, ведь Бог может увидеть!” — эти слова малыша остановили уже занесённую для удара руку. И так всю оставшуюся жизнь, во всех испытаниях Андерсен плакал, молился и верил, что Бог непременно поможет ему. Вот какой итог он подвёл своей жизни: “История моей жизни скажет всем людям то же, что говорит мне: Господь Бог всё направляет к лучшему”.
Этой верой проникнуто всё творчество Андерсена. Миром его произведений управляет закон справедливости. Но, в отличие от народной сказки, героев Андерсена испытывает, наказывает и награждает сам Бог, а за сказочными помощниками стоят его ангелы. Так, Бог для датского сказочника — тоже сказочник, только начало его сказки — это сотворение мира, а конец — это конец света и Страшный суд.
Часто героями сказок Андерсена становятся демонические существа (тролли, русалки), животные, растения, вещи. Мы помним: это только способ посмотреть на человеческую природу с особой точки зрения, спросить: “А что если?”
Оживляя вещи, очеловечивая растения и животных, Андерсен словно задаётся вопросом: а что если представить себе мир без Бога? Тогда все тут же перестанут понимать друг друга, станут только хвалить себя и своё, как штопальная игла хвалится тем, что тонка и блестит, а барышня-мячик — тем, что она родственница сафьяновой туфли. И чем больше они будут хвалиться, тем печальнее будет их судьба — как у штопальной иглы, которая сломалась и затерялась, как у барышни-мячика, которая оказалась в помойном ведре. Сказочник не устаёт внушать: за себялюбцами смерть идёт по пятам.
Обсуждая «Гадкого утёнка», мы поставили вопрос: всесильна ли смерть в сказочном мире Андерсена? Теперь мы видим: она всесильна только в тех его иронических сказках, где персонажи (вещи, растения и животные) не обращаются к Богу. Но в тех сказках, где персонажи — люди, там всегда присутствует Бог — и там смерть не страшна.
В одной из своих знаменитых сказок — «Оле-Лукойе» — Андерсен изобразил смерть в образе справедливого сказочника:
Тут Оле-Лукойе приподнял Яльмара, поднёс его к окну и сказал:
—Сейчас увидишь моего брата, другого Оле-Лукойе. Люди зовут его также Смертью. Видишь, он вовсе не такой страшный, каким рисуют его на картинках! Кафтан на нём вышит серебром, что твой гусарский мундир; за плечами развевается чёрный бархатный плащ! Гляди, как он скачет!
И Яльмар увидел, как мчался во весь опор другой Оле-Лукойе и сажал к себе на лошадь и старых и малых. Одних он сажал перед собою, других позади; но сначала всегда спрашивал:
—Какие у тебя отметки за поведение?
—Хорошие! — отвечали все.
—Покажи-ка! — говорил он.
Приходилось показать; и вот тех, у кого были отличные или хорошие отметки, он сажал впереди себя и рассказывал им чудную сказку, а тех, у кого были посредственные или плохие, — позади себя, и эти должны были слушать страшную сказку. Они тряслись от страха, плакали и хотели спрыгнуть с лошади, да не могли — они сразу крепко пристали к седлу.
—Но ведь Смерть — чудеснейший Оле-Лукойе! — сказал Яльмар. — И я ничуть не боюсь его!
—Да и нечего бояться! — сказал Оле. — Смотри только, чтобы у тебя были хорошие оценки!
По мысли Андерсена, хорошие и плохие оценки ставят людям не учителя, а сам Бог. Назначение смерти — вершить божественную справедливость.
Обо всём этом следует помнить, приступая к чтению ещё одной сказки Андерсена — «Снежная королева».
Но прежде чем вы начнёте читать, надо вот ещё что сказать. Верить или не верить — это человек решает сам. Тот, кто верит в Бога, найдёт в Андерсене доброго друга и наставника. Тот, кто не верит, пусть попробует понять другого человека, другую культуру, другую эпоху. Сначала понять, а уж потом судить — подходит ли вам эта сказка. Книги, как и люди, не всегда бывают такими, как нам хочется, — мы должны их принять такими, какие они есть. В каждой хорошей книге, о чём бы в ней ни рассказывалось, есть что-то ценное и при этом неповторимое. И если читать внимательно, то всегда можно найти что-то и для себя.
Сказочные секреты «Снежной королевы»
В сказке Андерсена важно не внезапное чудо, а внезапное понимание, что такое чудо. «Снежная королева» — особенная сказка. О чём она? О борьбе Бога и дьявола за человеческую душу.
Если сказка взялась за такую тему, то всё в ней должно совершаться не так, как в других сказках. Всё — в том числе и чудеса.
Прежде всего обратим внимание на то, что одни чудеса в «Снежной королеве» прямо противоположны другим: одни — от дьявола, другие — от Бога.
Как сказано в одной из сказок Андерсена, “дьявол подражает Богу на свой собственный лад”. Вот и в «Снежной королеве» — дьявольские чудеса устраиваются в подражание божественным.
Дурные чудеса в том и состоят, чтобы вывернуть прекрасные чудеса наизнанку, поставить всё с ног на голову. Божественные чудеса мёртвое превращают в живое. Дьявольские — живое в мёртвое: так, сердце Кая превращается в кусок льда. Божественные чудеса преображают привычные вещи, делают их лучше, чем они были. Дьявольские — искажают, делают хуже: так, в волшебном зеркале и “прелестнейший ландшафт выглядит варёным шпинатом”. Божественные чудеса случаются “вдруг”, чтобы радостно удивить. Дьявольские — чтобы застать врасплох и погубить: так, осколок волшебного зеркала внезапно ранит Кая в сердце и глаз.
Дьявольские чудеса впечатляют: тут тебе и волшебное зеркало, и летающие сани, и разнообразные превращения снежинок, и сияющие ледяные чертоги. Но всё равно у дьявола ничего не получается.
А божественные чудеса — напротив, очень простые и даже незаметные. Судите сами. Как правило, сказочному герою, отправившемуся в путь, встречаются волшебные помощники. Но чем ближе Герда к настоящему чуду, тем меньше в её помощниках великолепия и признаков волшебства.
Сначала Герде встретилась старушка волшебница. И что же? Вместо помощи та в угоду себе околдовала Герду.
Затем Герда попала к принцу и принцессе. Они уже попроще: по крайней мере, не волшебники — может быть, поэтому и поддержали девочку. Однако они королевского звания и слишком заняты собой — поэтому помощь их была неуместной и не пошла впрок.
Потом Герда попала в плен к маленькой разбойнице, которая была лишена не только волшебных свойств, но и придворного блеска. Тем не менее именно она по-настоящему выручила Герду, поскольку сумела преодолеть свою корысть.
В характере разбойницы ещё были какие-то сказочные черты — по крайней мере, что-то увлекательное. Но вот Герда попала к лапландке и финке. И всё потускнело: ни в них, ни вокруг них вообще ничего необычного, один только жалкий быт.
В хозяйстве лапландки и финки ни одного лишнего предмета: так, сушёная треска годится и для переписки, и в пищу. Для себя им мало надо, но и Герде они мало что могут дать. Например: мы ждём, что финка вручит Герде волшебные предметы или даст какие-нибудь сказочные советы. Вместо этого старуха отправляет девочку в путь полуодетой и босой.
И тут вступает в действие один из законов народной сказки — закон наибольшего контраста. Чем проще герой и его помощники, тем удивительнее их возможности. Чем беднее быт, тем явственнее ощущается присутствие ангелов. Чем беззащитнее девочка, тем она сильнее. Почему же?
Сказочник внушает: божественные чудеса не где-то далеко-далеко, не в волшебных странах, а в сердцах людей. Эти чудеса — вера, любовь и чувство прекрасного. Они связывают человека с Богом, дьявол же против них бессилен.
Поэтому дьявол и проигрывает в борьбе за душу Кая — несмотря на размах дьявольского волшебства. Одна слеза Герды чудеснее, чем все чудеса ада.
В «Снежной королеве» игра в «А что если?» столь серьёзна, что уж серьёзнее некуда. Сказочник как будто спрашивает: а что если человек попадёт под власть дьявола? Как он посмотрит тогда на мир?
Андерсен рассказывает о двух дьявольских заговорах против Бога. Первый заговор — прямой, когда дьявол пытается направить на Бога своё волшебное зеркало. Второй — косвенный, когда после неудачи восстания дьявол обращает своё орудие на души людей. Так сказка явно намекает на библейскую историю.
Второй замысел дьявола гораздо хитрее и опаснее: нацелить адские осколки на человеческое восприятие окружающего мира. К чему приводит воздействие зловредной частички? К тому, что точка зрения человека смещается всё ближе и ближе к точке зрения дьявола.
Враг рода человеческого добивается, чтобы человек увидел вещи и других людей перевёрнутыми — в дурном, искажённом свете. Так зло атакует с неожиданной стороны, не в прямом бою; оно внедряется в души и направляет взгляд. И вот Кай, внезапно захваченный злом, начинает искать изъяны во всём живом и признаки совершенства в мёртвом. Это значит, что умирает его душа.
А как смотрят на мир люди, пребывающие в согласии с Богом? Чтобы ответить на этот вопрос, обратим внимание на одну деталь. Перед тем как заснуть во дворце, Герда думает: “Как добры все люди и животные!”
Но ведь мы знаем, что не так уж добра была к ней старушка волшебница, замечаем множество недостатков и смешных черт в вороне с вороной и принцессе.
Так-то оно так. Однако Герда смотрит на людей и животных преображающим взглядом, с той точки зрения, с которой они выглядят добрее и благороднее.
Может быть, это наивный взгляд? Да, но тем верней он приводит к чуду. Позже финка скажет: “Не видишь, что ей служат и люди, и животные?”, тем самым подтверждая правоту девочки. Какими бы ни были те, кто встречается ей по пути, она своим взглядом делает их лучше.
Заметьте: и после эпизода с ранением Кая Герда не изменила отношения к нему; в дороге она всё время вспоминает хорошего Кая и никогда плохого. И Кай становится снова хорошим. Точно так же в разбойнице она замечает не худшее, а лучшее. И разбойница действительно становится лучше.
Так какова же точка зрения Герды? Это взгляд сверху — глазами ангелов. И перед ним рассеивается дьявольское наваждение.
В сказках о Боге и дьяволе всегда немало таинственного. В таких сказках особенно важны загадочные детали. Здесь ими никак нельзя пренебречь — иначе не сможешь войти в сказку, так и останешься стоять у входа.
Обратимся же к загадочным деталям в «Снежной королеве» — самым важным из них.
Вот испуганный Кай мчится на санках за Снежной королевой. Чтобы спастись, он хочет прочесть «Отче наш», но в уме у него вертится одна таблица умножения. А что это значит? Почему таблица умножения противостоит молитве?
Молитва — это слово, обращённое к Богу. Если таблица умножения мешает молитве, то она против Бога. Но как же так? Ведь всякий знает: таблица умножения — весьма полезная вещь; какой же от неё вред?
Что ж, разберёмся.
В эпоху Андерсена уже многие люди не верили в Бога. Иные из них говорили, что научный разум несовместим с верой. А некоторые шли ещё дальше и утверждали: неоспоримы только научные факты, неопровержима только логика математических упражнений и теорем; любовь же и красота — это лишь выдумки или ошибки разума.
Такие суждения не могли не огорчать сказочника. И он решил направить против них единственное оружие, которым хорошо владел, — сказочную иронию.
Чтобы представить ложные мнения в неожиданном свете, он взялся за свою любимую игру в «А что если?». А что если бы остались только научное знание и разум? Знания и разум без веры, красоты, чувства прекрасного? Что бы тогда было?
Тут сказочник прибег к одному из законов народной сказки — закону всесильного слова. Он превратил слово — известную метафору “ледяной разум” — в дело, в сюжетный ход.
Попробуем угадать ход его мысли. “Вы говорите, любовь — всего лишь пустое слово? — как будто спрашивает он. — Допустим”. И вот сердце Кая превращается в кусок льда. “Вы говорите, прекрасно только то, что математически правильно? Допустим”. И вот уже Кай отвергает всё живое, поскольку не находит в нём правильных линий и строгой симметрии. “Вы говорите, вера — предрассудок, оставшийся от неразумных эпох? Допустим”. Но ведь свято место пусто не бывает. И вот уже дьявол управляет человеком при помощи владычицы “ледяного разума” — Снежной королевы.
Таблица умножения — это, конечно, хорошо. Но и лёд может пригодиться. Оставить человека один на один с таблицей умножения это всё равно что кормить его одним льдом.
И вот разуму действительно становится холодно и одиноко — в чертогах вечной зимы. И он, конечно, не замечает этого, потому что уже почти мёртв. А дьяволу только того и надо.
Обратимся к другому эпизоду. В чертогах Снежной королевы Кай складывает из льдин слово “вечность”. Если он сложит это слово, то будет сам себе господин, а притом Снежная королева подарит ему “весь свет и пару новых коньков”. А что это значит? Почему Снежная королева сулит Каю новые коньки, и так уже пообещав весь свет?
Снежная королева хитра — как и её хозяин. Она пытается погубить душу мальчика. Во всех историях про человека и дьявола повторяется одно и то же. Чёрт предлагает грешнику сделку: человек получает разные земные блага, а дьявол — его душу. Вот и Снежная королева предлагает Каю в уплату за его душу весь свет и пару коньков.
Попробуйте поставить себя на место Кая. Понимаете ли вы, что значит обладать “всем светом”? Вот и Кай не понимает — это для него слишком большие и слишком общие слова. Тогда Снежная королева на всякий случай добавляет насчёт новых коньков — это должно понравиться каждому датскому мальчишке.
Но что же нам хочет подсказать автор? Что по закону наибольшего контраста все великие дела начинаются с малых. Божественные чудеса — с будничных добрых поступков. Дьявольские преступления — со злых насмешек. Так же и с новыми коньками.
Кто же не хочет завладеть хорошей вещью? Каждому хочется что-то иметь, чем-то пользоваться по своему усмотрению. Но для дьявола вещь — только предлог. Ему важно внушить своей жертве страсть к обладанию, привычку к словам “хочу”, “иметь” и “моё”. А дальше — по уже знакомой нам пословице: “От малой искры большой пожар”.
Пусть жертва сначала научится гордиться своей вещью: “мои коньки”. А затем пусть учится говорить всё с большей и большей гордостью: “мои владения”, “мои люди”, “хочу ещё”, “всё должно быть моё”. Обманутый дьяволом мальчишка скажет: “хочу иметь коньки”. А соблазнённому дьяволом взрослому этого будет уже мало: он захочет владеть, захочет всё большей и большей власти над людьми. Наконец, “весь свет” — это уже масштаб самого дьявола.
Получается, что Снежная королева в нескольких словах показывает Каю начало и конец страшного пути. Начало — себялюбивое мальчишеское “хотение”, конец — дьявольская страсть захватить “весь свет”.
Тут надо вспомнить, как ведёт себя Кай в первые дни после ранения дьявольским стёклышком. Он ведь не делает ничего страшного — проказничает, придирается к словам, передразнивает соседей. Но его поведением уже управляет дьявол, начинает вести его по страшному пути.
Однако как ни хитёр был замысел дьявола, он всё же не удался.
В связи с этим — последний вопрос: почему Кай не мог сложить слова “вечность”, когда был во власти Снежной королевы, и смог, когда его расколдовала Герда?
Не так уж трудно догадаться: если Кай сложит слово “вечность” по заданию Снежной королевы и дьявола, то душа его погибнет навеки. Пока же она хотя бы немного жива, страшное слово никак не складывается.
Но это ещё не всё объяснение. Подумаем: что такое “вечность” в понимании Снежной королевы? Подсказку находим в эпизоде похищения Кая. Перед тем как волшебные сани взвились в небо, Кай “устремил свой взор в бесконечное воздушное пространство”.
“Вечность”, “бесконечность” — Снежная королева как будто диктует Каю научные понятия. Однако может ли мальчик представить, что это такое? Не может. Вот поэтому и не складывается у него слово “вечность”.
Но когда Герда освободила Кая от злых чар, всё изменилось. Теперь это слово уже означало не вечную смерть, а вечную жизнь, вечное спасение. И Кай легко сложил заветное слово.
Кто-то может возразить: “Но божественную вечность так же трудно представить, как и вечность Снежной королевы”. Что на это ответить?
Положим, нам, действительно, трудно это представить. Однако не забывайте: нам важно понять не только себя, но и мысль Андерсена, человека другой эпохи. А Андерсен считал, что божественная вечность — это так же ясно и просто, как розы, бабушка и отчий дом. Тем более для ребёнка: ведь слово “жизнь” для него гораздо понятнее, чем “смерть”, слово “навсегда” гораздо понятнее, чем “никогда”.
Отсюда и мораль Андерсена: с Богом человек у себя дома, а с дьявольским “ледяным разумом” — как дитя, потерявшееся в “бесконечном пространстве”.
Задания
В каких эпизодах «Снежной королевы» действуют законы народной сказки? Приведите примеры и назовите законы.
Можно ли в «Снежной королеве» найти схему сказочных приключений, характерную для народной сказки? Попробуйте составить такую схему.
Найдите примеры иронии в тексте сказки (помимо уже упомянутых).
Найдите в сказке примеры метафор и сравнений. Действует ли на эти метафоры и сравнения закон всесильного слова? Если да, то приведите примеры.
Найдите, в каких эпизодах сказки появляются ангелы. Почему они появляются?
Найдите, в каких эпизодах появляются в сказке розы. Что означают розы? Чему они противопоставлены?
Поиграйте в игру «А что это значит?» самостоятельно. Обратите внимание на один эпизод. В самом начале сказки Кай хвастливо грозит Снежной королеве: “Я посажу её на тёплую печку, вот она и растает!” Вопрос: растает ли Снежная королева на печке? Обоснуйте ответ.
Подсказка: помните, куда летала Снежная королева в то время, когда в её чертоги пришла Герда? Свяжите два эпизода.
Почему Герда должна лишиться своих красных башмачков? Почему она должна отправиться к чертогам Снежной королевы полуголая и босая?
Почему у маленькой разбойницы печальные глаза?
Самостоятельно найдите в сказке загадочные детали. Придумайте к ним вопросы. Попробуйте найти ответы на эти вопросы.
Сравните две сказки: как «Гадкий утёнок» и «Снежная королева» говорят о жизни и смерти? В чём сходство и в чём различие?
Что прочитать?
СкурлаГ. Братья Гримм. Очерк жизни и творчества. Перевод с немецкого. М., 1989.
ГренбекБ. Ханс Кристиан Андерсен. Жизнь. Творчество. Личность. Перевод с датского. М., 1979.