А. И. Никифоров
Сказка [нем. Märchen, англ. tale, франц. conte, итал. fiaba, серб.-хорв. pripovijetka, болг. приказка, чешск. pohadka, польск. bajka, белор. и укр. казка, байка, у русских до XVII в. баснь, байка] — рассказ, выполняющий на ранних стадиях развития в доклассовом обществе производственные и религиозные функции, т. е. представляющий один из видов мифа; на поздних стадиях бытующий как жанр устной художественной литературы, имеющий содержанием необычные в бытовом смысле события (фантастические, чудесные или житейские) и отличающийся специальным композиционно-стилистическим построением. В динамике развития общественных форм и общественного сознания изменяется и понятие «С.».
1. ПРОИСХОЖДЕНИЕ СКАЗКИ. — На ранних стадиях культуры С., сага и миф встречаются нерасчлененными и носили первоначально, вероятно, производственную функцию: охотник жестом и словом приманивал вспугнутого зверя. Позднее вводится пантомима со словом и пением. Следы этих элементов сохранила С. поздних стадий развития в виде драматического исполнения, напевных элементов текста и широких пластов диалога, которого в С. тем больше, чем она примитивнее.
На более поздней стадии скотоводческой экономики, дородовой и раннеродовой социальной организации и анимистического мировоззрения С. получает часто функцию магического обряда для воздействия уже не на зверя, а на души и духов. С. обязаны или привлекать и развлекать, особенно у охотников, лесных и всяких других духов (у турок, бурят, сойатов, урянхайцев, орочон, алтайцев, шорцев, сагайцев, жителей о. Фиджи, Самоа, австралийцев), или они употребляются как заклинания (в Новой Гвинее, у алтайцев, чукчей), или С. прямо входит в религиозные обряды (у малайцев, гиляков, иранских таджиков). Напр. знаменитый мотив магического
769
бегства разыгрывается чукчами в их похоронном обряде. Даже русская С. входила в свадебный обряд. Благодаря этому культовому значению С. у многих народов существует регламентация сказывании сказок: их нельзя говорить днем или летом, а только ночью после захода солнца и зимой (белуджи, бечуаны, готентоты, уитото, эскимосы). Разумеется, что такие С. полигенетичны, и лишь на более поздней стадии общественного развития из них выделяется собственно С. как охарактеризованный выше жанр фольклора.
2. ВИДЫ СКАЗКИ. — Несмотря на конструктивное единообразие, современная С. различает в себе несколько типов: 1) С. о животных — древнейший вид; он восходит частью к примитивным Natursagen, частью к позднейшему влиянию литературных поэм средневековья (вроде романа о Ренаре) или к рассказам северных народов о медведе, волке, вороне и особенно о хитрой лисе или ее эквивалентах — шакале, гиене. 2) С. волшебная, генетически восходящая к разным источникам: к разложившемуся мифу, к магическим рассказам, к обрядам, книжным источникам и т. д.: волшебные с. бывают мужскими или женскими по герою и свадебными или авантюрными по целеустановке. Сюда относятся например сказки о «Победителе змея», «О царствах золотом, серебряном и медном», «О юноше, обещанном морскому царю», «Хитрая наука», «Муж ищет исчезнувшую жену», «Мачеха и падчерица», «Иван царевич и серый волк» и др. 3) С. новеллистическая с сюжетами бытовыми, но необычными: «Правда и кривда», «Мудрая жена», «Терпеливая жена», «Маркобогатый», С. о глупых чертях, великанах, о ловких ворах и т. п. Среди них имеются разновидности С. анекдотической (о пошехонцах, хитрых женах, попах и т. п.) и эротической. Генетически новеллистическая С. чаще корнями уходит уже в феодальное общество с четкими классовыми расслоениями. 4) С. легендарная, столь же поздняя, как и новелла. Она корнями ближе к мифам или к религиозной литературе исторических религий: христианства, мусульманства, буддизма, иудаизма и т. д. Напр. «Гордый царь», «Божий крестник», «Бог в гостях у человека», «Пустынник и черти» и т. п. 5) С.-пародии (совсем новый жанр), пародирующие сказочную форму (напр. коротушки или бесконечные, так наз. «докучные» сказки), или содержание сказок («Фома Беренников»), С.-дразнилки. Особенно среди пародий надо отметить небылицы, происхождение которых может быть даже очень древнее. Наконец, 6) детская С., т. е. рассказываемая детьми, а часто и взрослыми для детей, — генетически очень сложна и невыяснена, но составляет особый жанр со своим строением и даже сюжетами. Таковы напр. «Петушок подавился зернышком», «Коза и козлята», «Теремок», «Коза за орехами» и т. п. У отдельных народов система разновидностей С. конечно колеблется.
3. СКАЗОЧНЫЕ МОТИВЫ И СЮЖЕТЫ. — В С. различают: мотив (простейшая повествовательная художественная единица: напр. гонение на младшего в роде), эпизод (конкретное воплощение мотива: напр. сироту не кормят, бьют, выгоняют) и т. д. и т. п. — Märchentypus (более или менее стойкий по разным странам комплекс эпизодов: напр. сироту гонят, он участвует в добывании невесты и возвышается над гонителями); приэтом Märchentypus в каждой небольшой области встречается, как правило, в нормальном (типическом для данной местности) виде и в единичных, отклоняющихся от нормы, более или менее художественно совершенных и дающих толчок к дальнейшему творческому переформированию С. вариантах. Мотивы делятся на общинные, связанные с производственно-бытовыми социально-экономическими формами примитивного общества; мотивы суеверно-волшебные, т. е. или те же общинные мотивы с выветрившимся, забытым их реализмом, или мотивы, созданные намеренным переосмыслением действительности; и наконец мотивы культурные, связанные с развитием человеческой культуры и техники с позднейшими стадиями развития общества, с фактами классовой борьбы и т. д. Мотивы и эпизоды связаны с разными стадиями развития человеческого общества и человеческого мышления. Анимистически-тотемное мировоззрение сказалось в образах зверей-помощников, в мотивах превращений, в рассказах о происхождении людей от растений и животных и т. д. Матриархальная община породила сюжеты о выборе мужа женщиной (Амур и Психея), о трагическом для мужчины исчезновении жены (Мелюзина), о партеногенезе и т. п. Патриархальный род дал сюжет древнеегипетской С. о двух братьях, о борьбе отца с сыном. На племенной и эттической стадиях зарождаются мотивы о старых и новых людях, о великанах и людях, об изобретениях, идеализации героя. Сложные отношения феодально-классового общества создают мотивы сокровищницы царя Рампсенита, неверных жен, антагонизма бедных и богатых, солдата и офицера, барина и слуги, попа и крестьянина. В целом современная С. включает в себя сложнейший конгломерат мотивов.
Сказочные типы, сюжеты уже бывают настолько сложны, что если можно относительно них также предполагать в редких случаях полигенезис, то сходство сложных сюжетов в разных странах допускает мысль о миграции в литературном или устном переносе. Бенфей прав, что «Панчатантра» через переводы на многочисленные языки перенесла в Европу группу сюжетов С. Но конечно роль и значение Индии, как и идеи миграции, бесконечно ниже претензий ученых индианистов и не такова в своей сущности, как они это предполагали. Механически точное перенесение С. из страны в страну есть явление уникально редкое. Заимствование всегда совершается путем сложнейшего процесса «органической» переработки заимствуемого сюжета или мотива в новой воспринимающей среде. При этом С. подвергается действию прежде всего закона бытового и социального переосмысления, национально-социальной акклиматизации. Попадая к разным классам, С. облекается в конкретные образы, тенденции и целеустановки враждующих и борющихся классов, подменивая соответственно мотивы, эпизоды, образы, цели. С. международной купеческо-торговой среды, С. солдатско-военные, крестьянские, батрацкие и мелкоремесленнические даже в сходных сюжетах носят ярко выраженные различия. На основе закона социального переосмысления в сильнейшей степени на сказку действуют законы памяти и логического мышления (запамятование мелочей и даже эпизодов, их путаница, индивидуализация общего или обобщение частного, координирование эпизодов) или законы художественного мышления (напр. амплификация одной С. элементами из другой, суммирование двух С., умножения эпизодов, лиц, создание действий по аналогии, замена по сходству и контрасту, зооморфизация, антропоморфизация, демонизация героев и т. п.).
В результате воздействия указанных законов сюжет делается почти неузнаваемым. Каждый конкретный вариант сюжета есть самостоятельная единица творчества и, отвечая вкусам и настроениям приютившего его класса, умирает, выходя из данного класса, вновь возрождается уже с новой сущностью в классе другом. Вот почему восстановление «праформы» сюжета С. задача недостижимая. Голая сюжетная схема не есть еще С. Предположение о широкой международности сказочных сюжетов должно быть ограничено не только исходя из процессов бытования С., но также и из статистических фактов. Общее число европейских сказочных сюжетов невелико. Наиболее богатый репертуар — украинский — содержит ок. 2 300 сказочных сюжетов, у семи крупнейших европейских народностей насчитывается всего ок. 1 300 типов, русская С. знает ок. 700 типов сюжетов. Сказочный репертуар и в конкретных сюжетах и в сумме у каждого народа отличается от репертуара соседей. Зап.-европейская С. напр. богаче животными сюжетами сравнительно с русской. Русская С. из волшебных сюжетов очень любит «Ивашку и ведьму», «Волшебное кольцо», «Царя Салтана», «Морозко», «Безручку» и почти совсем не знает популярных на Западе «Иоринду и Иорингель», «Царевича-лягушку». Украинская С. знает животных сюжетов в 5 раз больше, чем русская, и в два раза больше, чем европейская. Анекдотов на Украине в 4 раза больше, чем у русских или в Европе. Сибирские народы, напр. чукчи и эскимосы, почти не знают сюжетов европ. С. при богатстве и самобытности сказочного репертуара, в котором между прочим значительное место принадлежит особым шаманским сюжетам, о коих европейская С. даже понятия не имеет. Районирование идет глубже на более узкие районы. На р. Пинеге 50% всех С. — волшебные и 37% новеллистические, а в Заонежье, наоборот, новеллистических — 57%, волшебных — 31%. У чукоч оленных преобладают С. о добывании жениха или невесты, у чукоч приморских преобладают сюжеты авантюрные и т. д. Делалось несколько попыток сгруппировать и классифицировать сказочные сюжеты (Hahn, Gomme, Арнаудов, Wundt и др.), но все они условны, неточны и спорны, так же как и широко распространенная в настоящее время классификация Aarne — Thompson — Андреева. Последняя делит С. на три группы: животные С., собственно С. (с подразделением на волшебные, легендарные, новеллистические, о глупом чорте) и анекдоты.
4. СКАЗОЧНЫЕ ОБРАЗЫ — разнообразны и неустойчивы. У народов доклассовой стадии в оформившейся С. довольно сильны элементы мифические. Эскимосская богиня Седна не только героиня мифа, но и С. Ее параллель у народов Европы — баба Яга, Кощей бессмертный, Сам с перст-борода семь верст, окружаемые более мелкими духами вроде северных шаловливых лесных троллей, южных нимф и сильванов или среднеевропейских фей, чертей, ведьм. Феодально-классовое общество расширяет запас образов за счет условно «глупого» Ивана-дурака, Ганса и т. д. Русская С. имеет свои излюбленные образы. Кроме названных Яги и Кащея, это змей о 3, 6, 9, 12-головах, силы природы — солнце, месяц, вихрь, а затем бытовые персонажи — поп, работник, купец, барин, солдат, царь и т. п. Изменение быта меняет и сказочный образ. После революции царь в С. постепенно исчезает.
5. КОМПОЗИЦИЯ СКАЗКИ. — С переходом С. из плана мифотворчества в план художественного творчества в ее композиции появляется характерная особенность — любование действием, т. е. замедление, ретардация. Оно осуществляется путем или естественного умножения мотива (несколько встреч, состязаний, задач и т. п.), причем мерой для умножения служит математическое мышление. Напр. чукотская и эскимосская С. строятся на пятиричной системе (пять братьев, пять встреч и т. п.), европейская С. — на триальной системе (три брата, три встречи и т. п.). И 3 и 5 взяты из примитивных систем счисления. Или любование действием выявляется путем включения необычных в быту мотивов или наконец повторением отдельных мест (loci communes), которые постепенно шаблонизируются. Так поэт-общинник создает специфическую композицию С. еще на раннеродовой стадии. На более поздней ступени, напр. у крестьянства феодальной Европы, С. еще более усложняет структуру, знает напр. системы спиральных, т. е. повторных, ходов действия. Разумеется, что и миф, и героическая сага, и Natursage, постепенно утрачивая свои сакральные или научные функции, опускались до состояния С., обогащая ее репертуар и образуя подчас в С. особые потоки, особые разновидности сказочного жанра. Потребность смеха, использованная в социальной борьбе, порождала сатирический и юмористический вид С. Позднее книга служила еще одним источником ее обогащения. Так, современная С. вбирала в себя материал разных источников, подчиняя его известному комплексу принципов специфической сказочной композиции. Недаром романтики и народники — исследователи С. — склонны были видеть в ней поэтическую формулу философии жизни, представители исторической школы толковали ее как культурно-исторический памятник, а формалисты находили в ней особенно убедительный материал для развлекательной концепции словесного искусства.
Композиция С. в современном европейском виде характеризуется следующими чертами. Славянские и русские С. начинаются часто с присказки (см.), неизвестной другим европейским народам. За присказкой следует особый зачин, во всей Европе сходный: «Es war einmal», «Once upon a time», «Il y avait une fois», армянский — «Жил не жил, был не был», русский — «Жили-были», «В некотором царстве, в некотором государстве» и т. п. Есть и другие зачины: «Jch weiss eine Geschichte»; «Хочу я вам, братцы, сказку сказать; не любо, не слушай, а врать не мешай». Часты в европейской С. переходные формулы, от одного крупного эпизода к другому: «Скоро сказка сказывается — нескоро дело делается» и т. п. Часты общие места, вроде «Сивка-бурка, вещий каурка — стань передо мной, как лист перед травой». Заканчивается С. просто обрывом или словами «Все», «Конец», а чаще специальной концовкой: «Und wenn sie nicht gestorben sind, so leben sie noch heute», «Стали жить, поживать — добра наживать». Эти основные признаки сказочной композиции не исключают вариаций. Встречаются ich-форма, т. е. рассказ от себя, английская балладная форма и т. п. Рассказывается С. устно, прозой, хотя в ней встречаются стихи и напевные части.
6. БЫТОВАНИЕ СКАЗКИ — акт чрезвычайно сложный. Переходя от создателя в коллектив, С. попадает в уста носителя, который редко бывает механическим носителем, а всегда сотворцом и трансформатором С. Взаимосвязь личности творца и коллектива всегда органична. Коллектив выдвигает творческую личность, личность создает художественный продукт — С. для среды. Сказочник в разные эпохи был различен. Предполагают даже существование сказочников профессионалов на том основании, что у многих народов рассказывание С. вводится в производственную жизнь и компенсируется натурой. Современный же сказочник-мастер в большинстве случаев не является профессионалом, а только человеком, готовым развлечь, занять, потешить слушателей. Репертуар современного европейского сказочника колеблется от 2—3 сказок до сотни. Венгерский сказочник со 122 сказками, украинский Чмыхала с 72, самарский Абрам Новопольцев с 72, воронежская Куприяниха с 56 — сравнительное редкое явление. Более обычны сказочники с репертуаром в один-два-три десятка С. Женщины у примитивных народов иногда лишены права даже присутствия при рассказе (напр. у кабилов), но у европейцев есть замечательные сказочницы. Широко бытует С. в детской среде. Русские сказочники знают разновидности: эпик — спокойный рассказчик; забавник — увеселитель, сатирик или эротик; мемуарист — припоминающий С. к случаю в виде поучения или анекдота. Интерес С. определяется не столько текстом, сколько комплексом текста, голоса, ритма, жеста, музыкальных моментов и обстановки исполнения.
История русской С. может служить наглядным примером бытования С. в различных общественных формациях. В церковных поучениях XII в. запрещалось «басни баять, песни петь и в гусли гудеть». В «Слове» XII в. сообщается о богаче, что «возлежащю же ему и не могущу уснути друзи ему нози гладять, инии по лядвеям тешат его, инии по плечам чешуть, инии гудуть, инии бають и кощунять». В царском указе 1649 говорится, что многие люди «сказки сказывают небывалые». В XVI—XVIII вв. бахарь-сказочник был необходимым лицом при царях и в каждом зажиточном доме. Иностранцы Олеарий и Самуил Маскевич подтверждают это. Даже в XIX в. С. Аксаков, Н. Давидов и Л. Толстой вспоминают о дворовых-сказочниках. В середине XIX в. сказочник был нередким гостем в городских трактирах. У крестьян же С. до нач. XX в. в зимние досужие вечера была любимым развлечением всех возрастов. Северные лесорубы, сплавщики леса и рыболовы рассказывали С. в перерывах на работе. Уральские рудниковые рабочие тоже. В сельской и домашней работе, в овинах, на барщине, чтоб не уснуть, пермские пимокаты, вологодские богомазы, деревенские портные, печники, торговцы скотом, плотники, мельники, церковные сторожа, дьячки, бурлаки, няньки, молодежь на беседах и посиделках, солдат в казарме или дома, матрос, балаганный клоун и скоморох, сибирские артели судостроев, ямщики, нищие и бомольцы — вот профессии и положения, для которых С. была ведущим жанром художественной литературы.
Положение русской сказки, промежуточное между Востоком и Западом, обнаруживает в ней элементы влияния Востока через Византию, южных славян и непосредственно через Иран и турецкие народности. С своей стороны русская С. влияла на закладные: финские, зап.-славянские и германские С. Но конечно русская С. не ограничивалась посреднической ролью, а обнаруживает и собственное творчество в виде новых комбинаций известных мотивов и эпизодов, иногда создания их заново и почти всегда в виде нового стилистического оформления и новой социальной устремленности.
Классовая борьба и противоречия в русской С. выражены отчетливо, деля С. на бедняцкую, батрацкую, кулацкую, солдатскую, антипоповскую, купеческую и т. д. Наиболее известные и замечательные русские сказочникимастера сказки: самарский Абрам Новопольцев, олонецкий И. В. Митрофанов, печорские А. В. Чупров и В. Соболь, белозерский И. Семенов, пермский А. Д. Ломтев, сибирские Н. О. Винокурова и Ф. А. Аксаментов, воронежская «Куприяниха», архангельская М. С. Кривополенова.
Революция внесла изменения в жизнь С. Текст сказки обновляет иногда образы, вводит новые понятия — милиция, аэроплан и т. п. — и вообще медленно, но модернизируется. Кое-где в сюжеты включаются рассказы из истории гражданской войны, революции, о большевиках: С. советизируется.
III. ЛИТЕРАТУРНАЯ СКАЗКА. — С. устная настолько тесно связана с С. письменной, литературной, что выдвигалась теория чисто литературного происхождения С. вообще (Альберт Вессельский). Теория эта маловероятна, но основана она на том факте, что литературная С. известна от глубочайшей древности. Древнейшая египетская С. о двух братьях сохранилась в форме литературной повести XIII в. до н. э. О том, что древний мир литературно использовал С., говорит наличие сказочных реминисценций в вавилонском эпосе о Гильгамеше, в ассирийском — об Ахикаре, в еврейских книгах — Библии и Талмуде, греческом и римском эпосе — «Илиаде», «Одиссее», «Энеиде», у баснописцев — Эзопа, Бабрия, Федра, у писателей, поэтов и ученых — Петрония, Плавта, Овидия, Марциала, Апулея, Плиния, Геродота, Фукидида и др. Древнеиндийская С. и С. стран Востока сохранились также в форме различных литературных сборников. Таков напр. знаменитый индийский сборник «Панчатантра» (см.), обошедший в переводах весь культурный мир (см. «Калила и Димна»). Другие индийские литературные сборники С., как «Джатаки» (см.) (рассказы о рождении Будды), «Хитопадеша», «Веталапанчавиншати», «Викрамачарита», «Шукасаптати» и огромный сборник Сомадевы, возникшие в разное время первого тысячелетия н. э., представляют собой широкое море сказочных сюжетов, которые в виде переводов, переделок, смешиваясь со сборниками других народов, вроде монгольских «Шидди-кюр», «Арджи-Борджи», китайского «Шан-хон-Конг», арабских «1001 ночь», разлились постепенно по всему Востоку и по всей Европе.
Европейская средневековая литература поставила лит-ую С. на службу церковно-клерикальным интересам, превращая ее в поучительную притчу [сборники «Disciplina clericalis» Петра Альфонса (XII в.), «Gesta Romanorum» (ок. 1300)], и это направление использования С. известной струей проходит и дальше через литературу, до XIX в. включительно. С другой стороны, классовые антагонизмы уже в средние века порождают в кругах антиклерикально и антирыцарски настроенной городской буржуазии знаменитый французский роман о Ренаре-Лисе, построенный на сатирическом использовании С. о животных.
В эпоху Возрождения элементы С. претворяются в наиболее типический для эпохи повествовательный жанр — новеллы (см.). Сатирическое и дидактическое использование сказочных мотивов отмечалось во всех сборниках итальянских новелл — в «Новеллино», в «Декамероне» Бокаччо, в сборниках Серкамби [XIV в.], Саккетти [1392], Поджо («Фацеции», XV в.), Мазуччо («Новеллино», сер. XV в.) и др. Есть оно и в «Кентерберийских рассказах» Чосера [XIV в.], и в «Гаргантюа» Рабле [XVI в.]. Целиком почти на сказочном материале построены итальянские сборники Страпаролы [XVI в.] и Базиле («Пентамерон», 1634). Новеллистическое и сатирико-дидактическое переосмысление С. продолжается и в XVII—XVIII вв. Галантно-эротическая С. представлена Лафонтеном и позднее Дора́, Дюкло, Казоттом и др. Вольтер, Дидро, в Англии Свифт известны философско-политической С., сатирой на нравы общества и пороки духовенства. Наконец XVIII в. обилен С. нравоучительной: Мармонтель, Жанлис, в России — Хемницер, и др. Но в эту же эпоху начинается укрепление в письменной литературе С. как самостоятельного художественного жанра; она связывается сперва с новыми идеями в педагогике, далее — с ростом интереса к культуре колониальных стран и наконец с романтическим увлечением «народной» стариной.
Первый этап представлен во Франции сказками Перро [1689] и графини d’Aulnoy [1698], в Германии — Музеуса [1782]. Когда в 1704 появился французский перевод «1001 ночи» Галлана, европейскую литературу залила струя увлечений «восточными» сказками — «1001 день», «1001 час», С. китайские, монгольские, перуанские и т. д. Подлинно восточного в этих С. почти ничего не было, но они были написаны в предполагаемом восточном стиле. Во Франции печатание этих «Contes des Fées» было настолько широко, что в 1785—1789 появился целый «Cabinet des Fées» в 41 т. Из Франции они распространились по континенту — между прочим в большом количестве переводов и в русской литературе. В России из сборников такого типа с русским материалом надо отметить «Пересмешник» М. Чулкова (М., 1766, в 4 чч.) и его же «Русские сказки» (М., 1780, в 10 чч.).
В XIX в. С. включается в общие пути развития литературы, становясь в то же время предметом научного изучения (см. «Фольклор»). Романтики вместе с интересом к «народному» начинают обращаться к особому виду художественной С., которая строится то на форме крестьянской С., то на ее образах, то просто на принципе сказочно-фантастического переосмысления действительности. Такова сказка Гёте, Тика, Шамиссо, Брентано, Мерике, Эдгара По и др. Надо специально оговорить большое влияние в Европе романтической сказки Гофмана, Гауффа, Андерсена и Эдгара По. У писателей-реалистов С. опять часто ставится на службу политике и сатире, напр. у Доде, Мопассана, Лабуле. Известностью пользуются норвежские сказки Асбьернсена и румынские Кармен-Сильвы.
Русская художественная литература XIX—XX вв. очень обильно насыщена С., хотя с этой стороны она еще совсем не изучена. Обработки С. у В. Жуковского («Мальчик с пальчик», «Сказка о царе Берендее», «Сказка об Иване царевиче и сером волке», «Кот и в сапогах» и др.) и Пушкина («Золотой петушок», «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о попе и о работнике его Балде», «Сказка о спящей царевне и семи богатырях») укрепляют литературный жанр стихотворной С. Прозаическая сказка Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки») включает элементы романтической С., точным воспроизведением романтической Wirklichkeitsmärchen являются С. молодого А. К. Толстого («Упырь» и др.), тогда как его поэтические обработки сближаются с использованием С. для пропаганды националистических идей у К. Аксакова («Сказка о Вадиме») и В. Даля (том «Русская сказка»).
Другая линия развития русской художественной С. — морализирующая С., частью использующая сюжеты легенды (см.). Таковы напр. сказки Н. Лескова, Л. Н. Толстого («Сказка об Иване дураке и трех чертенятах»), Ф. Достоевского («Мальчик у Христа на елке»), В. Короленко («Сказание о Флоре, Агринне и Менахеме, сыне Иегуды», «Восточная сказка»), В. Гаршина («Сказание о гордом Аггее») и мн. др. Аналогична ветвь сказочек для детей у В. Гаршина («Сказка о жабе и розе», «Лягушка-путешественница»), Г. Данилевского («Живая свирель», «Смоляной бычок», «Лесная хатка», «Ивашко», «Каратышка», Ершова («Конек-Горбунок»), В. Одоевского («Бедный Гнедко», «Мороз Иванович», «Сиротинка», «Город в табакерке»), Л. Н. Толстого (сказки в «Азбуке» и «Книгах для чтения»), Вагнера («Сказки Кота-Мурлыки») и мн. др. Если морализирующая С. представляет для нас лишь исторический интерес, то несравненно ближе нашей современности политическое использование сказочных элементов для целей политической и общественной сатиры. Здесь на первом месте стоят сказки Салтыкова-Щедрина (том «Сказки», «Премудрый пискарь», «Самоотверженный заяц», «Карась-идеалист», «Как один мужик двух генералов прокормил» и др.), а позднее — М. Горького («Русские сказки» и др.). Как жанр, дающий возможность самой широкой аллегории и фантастики, С. очень удобна для политической сатиры; поэтому и после революции ряд писателей пользуется С. для сатиры на антисоветские элементы, напр. Д. Бедный («Сказка о батраке Балде и страшном суде», «Сказка складка про старые порядки», «Царь Андрон», «Правда и Кривда»), Н. Асеев («Русская сказка», «Про зайца-китайца и лису-англичанку»), Чуковский в советской сказке и др. (см. «Литература для детей»). В современной советской литературе жив интерес к литературной С., как и к С. устной; особенно показательна в этом отношении статья М. Горького «О сказках».
J. Bolte und G. Polivka в их новой обработке гриммовских Anmerkungen zu den Kinder- und Hausmärchen, 5 Bde, Lpz., 1913—1932 (библиография в III и V тт.). Сборники русских и других восточно-славянских С. начинаются с А. Н. Афанасьева, Народные русские сказки, вып. I—VIII, М., 1855—1863 (изд. 2, М., 1872), а затем последовали сборники русских сказок: Худяков И. А., Великорусские сказки, вып. 1—3, М., 1860—1862
Эрленвейн А. А., Народные сказки, М., 1863 2 изд.: Народные русские сказки и загадки, М., 1882
Чудинский Е. А., Русские народные сказки, прибаутки и побасенки, М., 1864
Садовников Д. Н., Сказки и предания Самарского края, СПБ, 1884 («Записки имп. р. геогр. об-ва по отд. этнографии», т. XII)
Иваницкий Н. А., Материал по этнографии Вологодской губ., «Известия Имп. об-ва любителей естествознания, антропологии и этнографии» т. XIX, М. 1890. Этн. отд., кн. XI, вып. 1
Ончуков Н. Е., Северные сказки, СПБ, 1908 («Записки имп. р. геогр. об-ва по отд. этнографии», т. XXXIII)
Зеленин Д., Великорусские сказки Пермской губ., П., 1914 («Записки имп. геогр. об-ва по отд. этногр.», т. XLI)
Его же, Великорусские сказки Вятской губ., П., 1915
Соколовы Б. и Ю., Сказки и песни Белозерского края, М., 1915
Азадовский М., Сказки Верхне-Ленского края, в. 1, Иркутск, 1925
Его же, Pohádky z hornolenskeho Kraje, Cast 2, «Národopisny Věstník Českoslovansky», 1928, XXI—XXII
Его же, Сказки из разных мест Сибири, Новосибирск, 1929
Его же, Русская сказка. Избранные мастера, тт. I—II, изд. «Academia» [Л. 1932]: Смирнов А. М., Сборник великорусских сказок архива РИО, вып. 1—2, П., 1917 («Записки р. геогр. об-ва по отд. этнографии», т. XLIV, вып. 1—2)
Карнаухова И., Сказки и предания Северного края, изд. «Academia», М. — Л., 1934
Русские народные сказки, сост. О. И. Капица, Гиз, М. — Л., 1930
Озаровская О. Э., Пятиречье, изд-во писателей в Ленинграде, [Л., 1931]. Белорусские сборники: Романов Е. Р., Белорусский сборник, т. 1, вып. 3, Витебск, 1887, вып. 4, Витебск, 1891, вып. 6, Могилев, 1901
Добровольский В. Н., Смоленский этнографический сборник, ч. 1, СПБ, 1891 («Записки имп. р. геогр. об-ва по отд. этнографии», т. XX)
Шейн П. В., Материалы для изучения быта и языка русского населения Сев.-Зап. края, т. II, СПБ, 1893 (Сб. 2-го отд. имп. Акад. наук, т. 57)
Fedorowski M., Lud białoruski na Rusi Litewskiej, 3 vv., Kraków, 1897—1902
Сержпутовский А. К., Сказки и рассказы белорусов-полещуков, СПБ, 1911
Его же, Казкі і апавяданьні беларусау з Слуцкага павету, Л., 1926. Украинские: Рудченко И. Я., Народные южно-русские сказки, вып. 1—2, Киев, 1869—1870
Чубинский П. П., Труды этнографическо-статистич. экспедиции в Западно-русский край, т. II, СПБ, 1878
Драгоманов М. П., Малорусские народные предания и рассказы. Киев, 1876
Манжура И. И., Сказки, пословицы и т. п., записанные в Екатериносл. и Харьковск. губ., Харьков, 1890
Гринченко Б. Д., Этнографические материалы, собранные в Черниговской и соседних с ней губ., 1, 2, 4, Чернигов, 1895, 1897, 1900 (последний вып. 4 вышел под др. заглавием «Из уст народа» — прилож. к № 12 «Земского сборника» за 1900 г.)
Малинка А. Н., Сборник материалов по малорусскому фольклору, Чернигов, 1902
Яворский Ю., Памятники галицко-русской словесности, Киев, 1915 («Записки р. геогр. об-ва по отд. этногр.», т. XXXVII, вып. 1)
Левченко М., Казки та оповідання з Поділля в записах, 1850—1860 рр., вып. 1—2, Київ, 1928
Кравченко Вас., Народні оповідання й казки (Етнографичні матеріали), т. II, Житомир, б. г. Что касатся сказок остальных народой в СССР, то отправными справочниками к ним могут служить: Coxwell C. F., Siberian and other folktales, L., 1925. По Кавказу: Фольклор Азербайджана и прилегающих стран, под ред. А. В. Багрия, вып. I—III, Баку, 1930. Определители сказочных сюжетов: Aarne A., Verzeichnis der Märchentypen (FFC № 3), Helsinki, 1910
Thompson S., The types of the folk-tale. A classification and bibliography (является переводом и дополн. изд. труда Аарне), (FFC № 74), Helsinki, 1928. Дополнения к нему Taylor A., A classification of formula tales, «Journal of American folklore», 1933, v. 46, № 179, Jan., p. 77—88
Андреев Н. П., Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне, Л., 1929
Никифоров А. И., Росийська докучна казна, «Етнограф. вісник», кн. 10, 1932, стр. 104). Указатели мотивов: Thompson S., Motive index of folkliterature, v. I—III (A. H.), «Indiana University studies», v. XIX, Bloomington, Ind., 1932—1934
Tille V., Verzeichnis der böhmischen Märchen, I (FFC № 34), Helsinki, 1921
Смирнов А. М., Систематический указатель тем и вариантов русских народных сказок, «Известия отделения русского яз. и словесности Академии наук», т. XVI (1911), кн. 4 и т. XVII (1912), кн. 3
Волков Р. М., Сказка. Разыскания по сюжетосложению народной сказки, т. I, Одесса, 1924. Справочник по собиранию сказки: Никифоров А., К вопросу о задачах и методах научного собирания произведений устной народной словесности, «Известия Русского географ. об-ва», т. 60, 1928, вып. 1
Азадовский М., Беседы собирателя, изд. 2, Иркутск, 1925
Соколовы Б. и Ю., Поэзия деревни, М., 1926. Отправные работы по изучению С. кроме указанных Anmerkungen еще: Handwörterbuch des deutschen Märchens, hrsg, von J. Bolte und L. Mackensen, Berlin und Lpz., 1931—1935 (вышло 11 вып.)
Thimme A., Das Märchen, Lpz., 1909
Leyen F., von der, Das Märchen, 3 Aufl., Lpz., 1925
Spiess K., Das deutsche Volksmärchen, 2 Aufl., Lpz., 1924
Соколов Б. М., Русский фольклор, вып. 2, Сказки, М., 1930
Никифоров А. И., Сказка, ее бытование и носители, в сб. «Русская народная сказка», сост. О. И. Капица, Гиз, М. — Л., 1930
Пропп В. Я., Морфология сказки, Л., 1928
Халанский М., Сказки, «История русской литературы», под ред. Е. Аничкова, т. II, М., 1908
Azadovsky M. K., Eine sibirische Märchenerzählerin [Н. О. Винокурова] (FFC 68), Helsinki, 1926
Сказительство и книга, «Язык и литература», VIII, Л., 1932 статьи А. Никифорова
Социально-экономический облик севернорусский сказки, «Сборник в честь С. Ф. Ольденбурга», Ленинград, 1934
К вопросу о морфологическом изучении сказки, «Сборник в честь акад. А. И. Соболевского», Ленинград, 1928. Бонч-Бруевич В., Ленин о поэзии, «На литературном посту», 1931, № 4 (отзыв В. И. Ленина о русской сказке). Справочники: кроме названных выше: Hoffmann-Krayer E., Volkskundliche Bibliorgaphie f. d. J. 1917—1927, 8 vv., Berlin, 1919—1933
Polivka J., Slovanske pohádky, l, Praha, 1932
Савченко С. В., Русская народная сказка (История собирания и изучении), Киев, 1914 [оттиск из «Университетских известий» (Киев), за 1912—1913]
«Обзоры» работ сказочной комиссии Русск. географич. об-ва за 1924—1925 за 1926 и 1927. О связи устной сказки с литературной: Bleich, Volksmärchen und Kunstmärchen, 1909—1910
Пыпин А. Н., Очерк литературной истории старинных повестей и сказок русских, СПБ, 1858 («Уч. записки 2 отделения имп. Акад. наук», кн. IV)
Трубицын Н. Н., О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX в., СПБ, 1812 («Записки ист.-филологич. ф-та СПБ ун-та», ч. CX)
Гроссман Л., Салтыков-сказочник, Сочинении Салтыкова-Щедрина, т. IV, Гиз, Л., 1927
Соколов Ю., Лев Толстой и сказитель Щеголенок, сб. «Звенья», 1934
Его же, из фольклорных материалов Щедрина, «Литературное наследство», т. 13—14, вып. 2, М., 1934
Его же, Природа фольклора и проблемы фольклористики, «Литературный критик», 1934, № 12, отр. 146—147, библиографии
Горький М., О сказках, в сб. его статей и речей: О литературе, Гослитиздат, М., 1935. Более раннее высказывание Горького о сказке «О сказках», статьи к над. «Книга тысячи и одной ночи», т. I, изд. «Academia», [Л.], 1929.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://feb-web.ru/