А.В. Поляков, доцент юридического факультета СПбГУ
Н.М. Коркунов, наряду с Л.И. Петражицким и П.А. Сорокиным, принадлежал к тем блестящим ученым, профессорам юридического факультета Санкт-Петербургского Императорского Университета, которые формировали оригинальную и самобытную петербургскую школу философии права.1 Многие правовые и политические идеи, актуализированные этими выдающимися мыслителями, сохраняют свое значение и сегодня. Политико-правовое учение Н.М. Коркунова находилось у истоков школы, и свое наиболее зрелое воплощение оно нашло в фундаментальном двухтомном труде "Русское государственное право", имевшим до революции семь переизданий.
Николай Михайлович Коркунов родился в 1853 г. в семье известного русского академика. В 1874 г. он окончил курс обучения на юридическом факультете Петербургского университета (получив золотую медаль за сочинение по государственному праву) и с 1878 по 1897 гг. читал лекции по энциклопедии права и государственному праву на этом же факультете, а с 1876 г. - и в Александровском лицее. Одновременно Коркунов преподавал в Военно-юридической академии государственное право иностранных государств и международное право. После смерти своего университетского учителя А.Д. Градовского, возглавил в Петербургском университете кафедру государственного права. В это время были опубликованы и основные работы ученого: "Лекции по общей теории права" (1886 г., множество переизданий и переводов на иностранные языки), "Международное право" (1886 г.), "Общественное значение права" (1890 г.), "Сравнительный очерк государственного права иностранных держав" (1890 г.), "Русское государственное право" (1892-1893 гг. - магистерская диссертация), "Указ и закон" (1894 г. - докторская диссертация), "История философии права" (1896 г.) и др. Ученый активно сотрудничал с рядом юридических журналов, таких как "Юридические летописи", "Журнал гражданского и уголовного права", "Журнал Министерства юстиции", и публиковал в них свои статьи.2
В 1895 г. профессор Коркунов был назначен помощником статс-секретаря Государственного Совета. Много сил он отдавал работе в кодификационном отделе и в комиссии по финляндским законам, но в конце 90-х годов, в связи с тяжелой болезнью, вынужден был оставить профессуру и административные должности. Скончался Н.М. Коркунов в 1904 г., только-только перейдя пятидесятилетний рубеж.
Учение Н.М. Коркунова о праве и государстве несет на себе яркий отпечаток его индивидуальности, несмотря на определенную идейную зависимость от немецкой философско-правовой традиции. Профессору Коркунову удалось обосновать одну из первых в России "широкую" социологическую концепцию права, в соответствии с которой право "не перекрывается" государством, а относится к самой сути общества, сосуществуя в нем на разных уровнях и в самых различных формах. Соответственно Коркунов выделял в праве не только нормативный аспект, но и социально-деятельный, воплощающийся в правовых отношениях, а также аспект психический, обеспечивающий то, что сегодня можно назвать социально-ценностной легитимацией права. Фактически, мыслитель предвосхитил последующие попытки правовой теории выйти на интегральный вариант правопонимания,3 в рамках которого возможно примирение нескольких научно значимых подходов к праву и установление "единого понятия права, обнимающего все явления правовой жизни".4 Осуществить замысел в полной мере не удалось. Серьезным препятствием на этом пути явилась известная ограниченность методологического и философского кругозора ученого, ориентированного главным образом на "научный позитивизм".
"Визитной карточкой" русского правоведа стала его концепция права, в центре которого находилось понятие объективного интереса. Основываясь на учении знаменитого немецкого мыслителя Р. Иеринга (1818 - 1892), Коркунов утверждал, что главным содержанием общественной жизни является столкновение различных интересов: политических, юридических, экономических и др. Для возможности сосуществования различных интересов они должны быть разграничены. Отсюда, по мысли Коркунова, и вытекает необходимость права как средства разграничения интересов и обеспечения социального порядка. Именно в разграничении интересов Коркунов и видел основную задачу права, в отличие от нравственности, которая те же интересы лишь оценивает (как хорошие или нехорошие, достойные - недостойные и т. д.). Из данной посылки следовало довольно расплывчатое определение права, имевшее однако то преимущество, что оно позволяло петербургскому профессору избежать ряда ошибок, характерных для правопонимания, сложившегося в традиционных направлениях правоведения (в школах естественного права и правового этатизма - прежде всего). Например, ученый усматривал отличительные признаки своего определения права в том, что им не устанавливается раз и навсегда содержание юридических норм, не указывается, как разграничиваются сталкивающиеся интересы и какой принцип лежит в основании такого разграничения. Коркунов принципиально оставлял открытым вопрос о способах и причинах правообразования, а принудительность права в качестве его основного признака - категорически отвергал. Таким образом, с одной стороны, ученый явно стремился уйти от этатистской парадигмы, сводившей право к принудительным установлениям государства, но, с другой стороны, ему претили и идеологические, нормативно-ценностные определения права, характерные для естественно-правового направления.
Н.М. Коркунов исходил из того, что любая попытка определить право по его содержанию неизбежно приведет к установлению дефиниций, указывающих не на то, каково в действительности всякое существующее право (каков его онтологический статус), а лишь "каким оно должно быть по чьему-либо субъективному мнению". Вместо определения общих признаков права, в таком случае лишь "намечают идеал будущего его развития", который имеет вполне произвольную форму и идеологически заданное содержание. Таковы, в частности, как справедливо полагал Коркунов, все попытки определить право через свободу. Свобода в этом случае чаще всего понимается как основное содержание всех правовых норм (как их аксиологически значимое, как цель). Но в истории, замечает Коркунов, можно найти множество норм, не отвечающих указанному признаку. Таковы законодательные нормы кастовых государств Востока; таковы нормы античных государств, допускавших существование рабства; не являются исключением и нормы сословных государств средневековья. Для того, чтобы обойти подобного рода затруднения, защитники подобных дефиниций признают юридические нормы нормами свободы не в том смысле, будто они по содержанию всегда отражают начало свободы (как свою цель и основную ценность), а в том, что все они так или иначе ограничивают свободу человека, и в этом контексте устанавливают и нормы свободы. Однако подобное формальное определение свободы не помогает выйти из затруднения, так как любая социально обязывающая норма, как точно подмечает Коркунов, устанавливает ограничение свободы (устанавливая, что можно делать, а что - нельзя), и, следовательно, такое определение оставляет невыясненным, чем правовые ограничения свободы отличаются от ограничений, например, моральных.
Другим существенным недостатком определения права через свободу Коркунов считал то, что оно противопоставляет интересы отдельных личностей, и таким образом праву приписывается исключительно разделяющая, а не соединяющая функция. Дело в том, что по теории Коркунова свобода может быть принадлежностью только отдельной личности как субъекту сознательной воли. При этом свобода может пониматься только как чисто отрицательное понятие, указывающее "на противоположение личности всему остальному миру, на ее индивидуальное обособление. Свобода есть только отсутствие зависимости, связи; она не предполагает вовсе никакого определенного содержания. Напротив, понятие интереса, потребности есть понятие положительное и потребности, интересы личности есть именно то, что связывает ее со всем окружающим миром и, в частности, с другими людьми. Наши интересы не суть исключительно наши личные, индивидуальные интересы. Большинство их являются общими интересами или всего человечества или, по крайней мере, известной группы людей. И при осуществлении этих общих интересов мы можем сталкиваться с другими людьми, и для них требуется разграничение. Но разграничивая такие общие интересы, право не отграничивает свободу отдельных личностей, а соединяет их единством права на осуществление общего их интереса".5
Таким образом, Н.М. Коркунов вполне в духе традиционной русской правовой философии выступает сознательным противником индивидуалистического, либерального направления в науке права, противопоставляющего личность и общество. Понимание права как норм индивидуальной свободы возможно лишь тогда, когда в обществе видят совокупность автономных личностей, связанных сознательным договором. Но оно совершенно не пригодно при взгляде на общество как на "определяющий общественный фактор", которому обязана подчиняться и личность. Законодатель при этом не ограничивается размежеванием одних индивидуальных интересов, а "все больше и больше обращает внимание на регулирование общих интересов, не могущих быть приуроченными к отдельной личности".6 Ученый, таким образом, склоняется к своеобразной "общественной" теории права, которая лежит и в основе его учения о государстве. Право в этом случае понимается не как нечто противополагаемое индивидом обществу (естественно-правовая школа), а, напротив, как созидаемое обществом и предоставляемое им индивиду.7 Разграничение интересов может, по мысли ученого, осуществляться в двух формах: делением объекта пользования в частное обладание по частям (установление различия моего и твоего) и приспособлением объекта к совместному осуществлению разграничиваемых интересов. На этом основании профессор основывает разделение права на частное и публичное. "На… различении моего и твоего основывается весь институт частной собственности, приводящий к поделению определенных частей общего народного богатства в частное раздельное обладание. На этом же начале основывается и институт семьи, ограничивающий каждому отдельную семейную сферу, как исключающую вмешательство сторонних лиц". В то же время, "наряду с установлением различия моего и твоего, необходимо должна существовать еще другая форма разграничения интересов, которая частью заменяет первую, как, например, в отношении к путям сообщений (которую нельзя поделить - А.П.), частью восполняет ее, как в отношении к орудиям обмена".8
Как уже было отмечено, Н.М. Коркунов не разделял позицию правового этатизма, связывавшего право только с установлениями государства и отождествлявшего, таким образом, право и закон. Если отличительной особенностью права считать его государственно властную установленность, то хотя это и дает возможность различать юридические и нравственные нормы, но зато, как справедливо полагал ученый, слишком суживает понятие права, выводя за его рамки, например, право обычное. Поэтому закон понимался Коркуновым лишь как одна из форм права, содержание же закона, отмечал наш автор, уже раньше его издания существует как требование общественного мнения или как установившаяся судебная практика.9
Этими исходными посылками определяется и другое важное теоретическое положение правового учения Н.М. Коркунова. Как уже было отмечено, он выступал решительным противником определения права как принудительных норм. Ученый был убежден в том, что реализация права вполне возможна и без принуждения - например, если члены общества добровольно исполняют возлагаемые на них обязанности. Поэтому, по мысли Коркунова, даже с позиций правового этатизма в лучшем случае следовало бы говорить не о том, что право всегда реализуется через принуждение, а о том, что в отношении права должна существовать возможность его принудительного осуществления. Но и такое предположение не решает проблему. Как отмечает наш правовед, принудительно осуществляемы могут быть только такие нормы, которые заключаются в применении наказаний (санкций - в широком смысле слова). Но наказать - не значит заставить. Вполне возможны такие ситуации, когда человек предпочтет наказание исполнению обязанности, и право субъекта в таком случае останется неудовлетворенным.
Говоря о невозможности связать право и принуждение в качестве его неотъемлемого признака, Коркунов имел в виду принуждение физическое. Но если под принуждением понимать и психическое принуждение, то необходимо признать, что такое принуждение сопутствует каждому правовому явлению, а поэтому, нет никаких оснований видеть в принуждении отличительный признак одного только права. Сказанное не означает, что Н.М. Коркунов недооценивал роль физического принуждения в праве. "…С прогрессом общественной жизни, - писал он, - право стремится к возобладанию над силой и пользуется ею, насколько она является пригодным средством для осуществления права. Но право может обойтись и без принуждения, и не всякое право осуществимо через принуждение".10
Н.М. Коркунов признавал близость своего варианта правопонимания концепции Р. Иеринга, но относился к учению немецкого правоведа достаточно критически. Так, если Иеринг определял право как охрану интересов, то Коркунов настаивал на том, что право интересы лишь разграничивает. Он был убежден, что утилитарное определение права как охраны интересов приводит в последовательном своем развитии к безграничной правительственной опеке. Дело в том, что идея охраны интереса предполагает и выбор лучшего способа его осуществления. Поэтому, если задача права - охранять интересы, оно должно обязать граждан держаться в осуществлении своих интересов способов, признанных наилучшими, и, следовательно, "совершенно подавит личную инициативу, необходимый фактор общественного развития". Разграничение же интересов, по мысли ученого, напротив, только устраняет взаимные столкновения интересов, не вмешиваясь в выбор лучших способов осуществления каждого интереса в отдельности. "Насколько осуществление данного интереса не мешает осуществлению других интересов, оно определяется только требованиями целесообразности и нравственности, не регулируясь юридическими нормами. Таким образом, право как разграничение интересов, представляет середину между двумя крайностями: индифферентизмом формального понимания права и безусловным уничтожением всякой индивидуальной самостоятельности".11 Тем не менее, в таком подходе как раз и можно усмотреть теоретическую слабость предлагаемой ученым правовой конструкции. Определяя право как разграничение, а не охрану интересов, Коркунов опирается опять-таки на определенное "мнение" или, по другой терминологии, на идеологию. Ведь он говорит о желательном варианте развития права (сохранение личной инициативы), а не о том, чем является право в своей онтологии. (Для решения этого вопроса, по-видимому, вообще необходимо покинуть почву интересов и способов их разграничения и обратиться к правовой структуре12 ).
Исходя из исторического подхода к праву, ученый критиковал естественно-правовую гипотезу. Как было отмечено выше, Коркунов полагал, что право, в отличие от нравственности, не дает масштаба для оценки интересов с точки зрения этических требований. Оно лишь определяет границы осуществления интересов, устанавливает определенные права и обязанности субъектов правоотношения. Такой подход предполагает признание релятивности (относительности) права. К праву, по Коркунову, нельзя подходить с точки зрения абсолютных критериев (как это имеет место у сторонников естественного права). То, что у одних народов признается правовым, не признается таковым у других. Следовательно, утверждал ученый, не может быть абсолютной противоположности права и бесправия. Исходя из этого, Коркунов утверждал, что понятие права охватывает собой всякое разграничение интересов, независимо от того, справедливо оно, или несправедливо и кем установлено: обычаем, законом, судебной практикой или просто субъективным правосознанием.13
По Коркунову, право отнюдь не есть неизменное установление природы, но оно не есть и произвольное установление людей. Право в трудах мыслителя предстает как закономерно развивающийся и потому необходимый продукт общественной жизни. "Оно создается не произволом отдельных личностей, а необходимым ходом человеческой истории. Не будучи ни естественным, ни произвольным, право есть историческая необходимость".14 При этом Коркунов предостерегал против того, чтобы видеть в праве общественный порядок, которому пассивно подчиняются человеческие личности. Можно сказать, что Коркунов заложил основы психологической теории права.15 Так, основу права ученый усматривал в индивидуальном сознании. В субъективном сознании отдельными людьми обязательности сложившегося в обществе права заключается и последнее основание его силы и действия. "Право действует, подчиняет себе деятельность отдельных личностей не потому, чтобы само по себе было объективно существующим порядком общественной жизни. Действительный ход жизни общества никогда не совпадает вполне с действующим в нем правом… Значение и сила права лишь в том, что оно сознается отдельными личностями как должный порядок общественных отношений. Поэтому право выражает собою не объективно данное подчинение личности обществу, а субъективное представление самой личности о должном порядке общественных отношений".16 Но образование представлений о должном порядке общественных отношений, подчеркивал Коркунов, не есть дело "сознательное и произвольное". Личность невольно и бессознательно приходит к сознанию своих идеалов и потому склонна видеть не свое субъективное творчество, а воспроизведение объективного порядка общественных отношений. Поэтому вырабатываемые личностью представления не только не имеют произвольного характера, но и не являются вполне индивидуальными. "Бессознательный процесс их образования определяется, кроме субъективных свойств личности, окружающей ее средой, да и самые субъективные свойства личности слагаются частью под влиянием наследственности, частью под влиянием той обстановки, среди которой живет человек. Поэтому идеалы, вырабатываемые отдельными личностями, принадлежащими к одному и тому же обществу, представляются в общем одинаковыми и только в подробностях замечаются в них индивидуальные различия".17
Среди разнообразных форм человеческого общения первенствующее значение Н.М. Коркунов признает за государством. История человечества творится главным образом государственной деятельностью. Теоретические представления Н.М. Коркунова о государстве также отличаются своеобразием. По его мнению, большинству из существующих в науке определений государства присущи те же недостатки, что и определениям права. Так, многие правоведы, определяя государство, указывают каким оно должно быть согласно их воззрениям, вместо того, чтобы выявлять те признаки, которые присущи всем государствам. Для Коркунова основополагающим признаком государства является власть. В этом, конечно, нет ничего оригинального. Но ученый отвергает такой традиционный признак государственной власти как ее суверенитет, если под последним понимать безусловную и безграничную власть. Такой власти, по Коркунову, просто не существует. В действительности власть каждого государства ограничена и обусловлена извне. Подлинная же отличительная особенность государства заключается в том, что оно одно осуществляет самостоятельно принудительную власть. Все другие союза, как бы они ни были самостоятельны в других отношениях, осуществляют функцию принуждения только по полномочию государства и под его контролем.18 Государство есть монополист принуждения. Но самостоятельность власти, подчеркивает профессор Коркунов, не предполагает ее неограниченности или полной независимости. Поэтому, хотя отдельные государства, входящие в состав союзного государства, и подчинены союзной власти и ограничены ею в своей компетенции, они все-таки, по Коркунову, остаются государствами до тех пор, пока в пределах своей компетенции остаются самостоятельными. "Их самостоятельность, - подчеркивал ученый, - практически выражается в том, что они сами организуют органы для осуществления собственной власти, вне всякого воздействия союзной власти на личный их состав. Напротив, общины и области единого государства, даже при самой широкой постановке самоуправления никогда не пользуются полной свободой в определении личного состава своих органов".19 Таким образом, по Коркунову, любые федерации представляют собой "государства в государстве": образуя из себя федеративное целое - союзное государство - субъекты федерации не перестают сами быть государствами, хотя и лишаются при этом суверенитета. Таковы Северо-Американские штаты или Швейцарские кантоны.20
Что же представляет собой государственная власть по Коркунову? Как уже было отмечено, значительную роль в теории права и государства этого мыслителя играл психологический аспект, который дополнял его социологическую теорию интереса. Глубинные основы права и власти ученый усматривал в психике человека. В этом направлении его теория соприкасается с психологической теорией права Л.И. Петражицкого и концепцией власти П.А. Сорокина. Мыслитель не согласен с объяснением власти через конструкцию "единой воли". Волевая теория объяснения государственного властвования, ведущая свое происхождение от христианских учений и доминировавшая в новое время, должна, по мысли Коркунова, уступить свое место "позитивно-научной" теории.21 Дело в том, что с позиций "научного подхода", опирающегося по замыслу нашего правоведа на реальные явления общественной жизни, такую единую волю можно обнаружить только у реальной же личности, а у государства отсутствует основной признак личности - единство самосознания. В исторической действительности жизнь государства представляет не надо всем господствующую единую волю, а борьбу многих противоположных воль.
Авторитет велений органов власти основывается, по Коркунову, не на внешней физической силе, а на признании их обязательности со стороны общества. Такое признание необходимости исполнения каждым обращенных к нему велений и обусловленное им внутреннее понуждение других к подчинению не есть уже исполнение велений, а составляет деятельное к ним отношение. Все это заставляет Коркунова признать, что власть не предполагает непременно направленной на властвование воли. Властвование предполагает сознание не с активной стороны, не со стороны властвующего, а с пассивной стороны, со стороны подвластного. Все, от чего человек сознает себя зависимым, властвует над ним, все равно, имеет ли оно и даже может ли иметь волю. Для властвования нет надобности, чтобы это сознание зависимости было реально. Не требуется даже, чтобы существовало то, идея о чем властвует над человеком. Для властвования требуется только сознание зависимости, а не реальность ее. Другими словами, "власть есть сила, обусловленная не волю властвующего, а сознанием зависимости подвластного… Так как власть есть сила, обусловленная сознанием зависимости подвластного, то и государство может властвовать, не обладая ни волею, ни сознанием, только бы составляющие его люди сознавали себя зависимыми от государства".22 Фактически, Коркунов формулирует те признаки государственной власти, которые в современной политологии трактуются как ее легитимность.
Единство языка, обычаев, культуры, родственные и общественные связи, чувство патриотизма, экономические отношения - все это делает жизнь для большинства населения возможной только в одном государстве. В степени осознания этой зависимости и заключается мера и граница власти государства. "Государственная власть - это сила, обусловленная сознанием зависимости от государства".23
Государство есть не просто отдельный акт властвования, а "состояние установившегося властвования". Вооруженное вторжение на чужую территорию и властвование на ней с помощью оружия не образует государства. Коркунов особо подчеркивает то обстоятельство, что о государстве как об особой форме человеческого общежития можно говорить лишь тогда, когда властвование уже установилось, другими словами, государство предполагает мирный порядок, признанный в целом обществом, составляющим государство. Но государство не есть властвование над рабами. Такая власть составляет содержание права собственности, а не государственного общения. Государственное властвование есть властвование над свободными людьми. Коркунов считает необходимым особо говорить это обстоятельство, ввиду того, что в современной ему литературе игнорировалось различие государственного властвования от властвования над рабами. Таким образом, государство по учению Коркунова есть "общественный союз свободных людей с принудительно установленным мирным порядком посредством предоставления исключительного права принуждения только органам государства".24
Интересно, что Н.М. Коркунов не включил в число признаков государства территорию. Не подвергая сомнению правомерность такого признака для современных государств, ученый полагал его спорность относительно государств прошлого, в частности, для кочевых народов. Еще в греческих государствах, по его мнению, нахождение на "территории, им подвластной, не установляло подчинения местной власти и местным законам".25
Особое внимание Н.М. Коркунов уделял выяснению специфики государственного принуждения. Монополизируя власть принуждения, государство ставится в необходимость принуждать не только в своем собственном интересе, но и в частных интересах самих членов общества. Раз государство запрещает принуждение всякому другому, оно должно действовать само, хотя бы его это прямо и не касалось. Органы государства, призванные силой охранять нарушенные интересы граждан и общественных союзов делают это только по обязанности и поэтому спокойно и бесстрастно. Таким образом, принудительные меры, по мысли Коркунова, "подчиняются уже не чувству, побуждающему к насилию, и не правилам только целесообразности, но и началам права и морали. Принуждение дисциплинируется правом, проникается этическими принципами, служит не грубому насилию, а высшим нравственным идеям".26
Если власть не воля, а сила, обусловленная сознанием зависимости от государства, то единство государства имеет свое основание не в единстве его воображаемой воли, а в единстве побуждения к подчинению к государственному властвованию. Такое единство есть уже не единство личности, а единство отношения. Коркунов пытается сформулировать концепцию государства как юридического отношения. При таком подходе, по мысли Коркунова, иначе понимается внутренний характер единства государственного союза, но нисколько не нарушается само это единство. Так, в гражданском праве семья признается не единой личностью, а отношением, но это отнюдь не разрушает ее единства. В государстве такое отношение носит публично-правовой характер и характеризуется тем, что его объект - государственная власть - приспосабливается к совместному пользованию, а не делится на частное пользование отдельных лиц.27 Это означает, что "дестинатариями, имеющими право пользоваться государственной властью, т.е. покровительством государственных законов, судебной защитой, содействием административных органов… являются все участники государственного общения… Распоряжение же государственной властью возложено, как объективная функция, на точно определенных лиц".28 Если само государство есть юридическое отношение, то "субъекты его - все участники государственного общения, от монарха до последнего подданного".29 Коркунов не устает повторять, что государственное властвование предполагает реализацию не личных интересов, а интересов государства. Властвование же в чужом интересе никак не может быть односторонним отношением. Наряду с правами властвующего в чужом интересе необходимым образом существуют и права тех, в чьем интересе осуществляется властвование. Власть при этом трактуется как та сила, в пользовании или распоряжении которой состоят все права граждан как членов государственной организации. Таким образом, с юридической точки зрения государство представляется Н.М. Коркунову "юридическим отношением самостоятельного принудительного властвования, субъектом которого является все население государств, объектом - самая власть принуждения, а содержание составляют права участия во властвовании и обязанности повиновения". Соответственно с этим науку государственного права Коркунов определяет как "учение о юридическом отношении государственного властвования".30
Не меньший интерес представляет и учение почтенного ученого о правомерной монархии, представлявшей собой специфический вариант правового государства, складывавшегося в условиях российской действительности конца Х1Х в. Коркунов трактовал государственную власть в России как абсолютную, но правомерную, т.е. действующую на основе законности. Такой вывод последовательно вытекал из государственно-правовой теории этого мыслителя. Но при этом Н.М. Коркунов различал становление "правомерной" государственной власти на Западе и в России. На Западе государственной власти противопоставляются субъективные права отдельных сословий, отдельных местностей, отдельных граждан. Правомерность при этом получает характер ограничения власти. Государственная власть дробится и возникает ограниченная монархия. В России государственной власти противопоставляется не субъективное, а объективное право, - не чужое право, а норма, закон. Власть остается в руках монарха, а в основании государственного строя оказывается не субъективное начало договора, а объективное начало закона.31 Коркунов связывает такое положение дел с тем, что на Западе королевская власть развивалась из власти местных князей, являвшихся, прежде всего, вотчинниками определенной области и потому представителями местных и сословных, а не национальных интересов. "Чтобы возвыситься до положения представителей государственной власти, они нуждались в занесенных извне формулах римского права, в фикции преемства римской императорской власти… В своем стремлении присвоить себе всю полноту власти государственной они встречались с правами других землевладельцев, с ними приходилось… вступать… в компромиссы, противопоставлять им поддержку городского сословия, приобретенную опять ценой выговоренных уступок. Таким образом, королевская власть встречалась на каждом шагу с противопоставляемыми ей правами. Будучи сама местного и сословного происхождения, она не могла стать выше местного и сословного противодействия, а вынуждена была идти на уступки, ограничения".32 Совершенно в ином положении находились русские князья: их власть не носила вотчинного характера. Они не оседали в отдельных княжениях, а являлись членами одного общерусского княжеского рода и в силу этого были с самого начала представителями идеи национального единства. Национальная идея, которую олицетворял собой князь, была выше всяких местных интересов или прав. Коркунов, правда, признает, что царская власть, объединившая русские земли в одно могучее государство, получила вотчинный характер. Но с прекращением династии Рюриковичей и всенародным избранием Михаила Романова навсегда закрепляется мысль о едином государстве и едином царе.
Не последнюю роль в различии государственного устройства России и Запада сыграли своеобразные условия нашего быта. Если на перенаселенном Западе население, не имевшее возможности уйти от теснившей его правительственной власти, по необходимости вынуждалось к борьбе, к отстаиванию своей свободы и своих прав, противопоставляя государству свою сословную организацию, то бесконечный простор русской земли давал возможность недовольным элементам общества избегать борьбы с властью, уходя в безлюдные степи. "При такой подвижности населения государству не приходилось бороться за власть, не приходилось отстаивать свои права против враждебных притязаний. Главная задача государственной власти сводилась к тому, чтобы собрать полуоседлое население и как-то устроить его. При таких условиях вопрос ставился естественно уже не о субъективных правах, а о порядке, о законе. Отсутствие скученности и простой оседлости населения делало невозможным и образование сколько-нибудь организованных сословий… Самые сословные различия явились у нас созданием государственной власти, а не ее ограничением".33 В силу этих условий, отмечает Коркунов, начало правомерности получило в государственном устройстве России строго объективную форму. "Осуществление государственной власти регулируется у нас не субъективными правами отдельных сословий и личностей, а объективным правом, обычаем и законом. Правомерность установилась у нас не как продукт борьбы сословий и общественных классов за свои права, а как объективное требование порядка. Законность является в нашей государственной жизни не ограничением, извне навязанным, власти, а собственным ее созданием. Поэтому, развитие законности не обусловливалось у нас развитием политических прав. Мы имеем полную обеспеченность собственности, независимый суд, самоуправление и вовсе лишены политических прав. Между тем, на западе именно развитие политических прав, ограничивающих власть, являлось основой и обеспеченной частной собственности, и независимости суда, и развития местного самоуправления".34 Организации суда ученый уделял особое внимание в концепции разделения властей как различных функций государственной власти. Только независимый суд, осуществляющий судебную проверку законодательных и правительственных актов (а не сам парламент или правительство), может, по его мнению, являться политической гарантией правового государства.
Необходимости обеспечения личной, гражданской свободы в государстве Н.М. Коркунов уделяет особое внимание в своей государственно-правовой концепции. Гражданская свобода понимается им как необходимое условие "прогрессивного развития" государственной жизни. "Все силы государства сводятся, в конце концов, к личным силам составляющего его населения, а силы эти, конечно, не могут развиваться, если будет подавлена личная свобода, а с нею и личная инициатива. Государственное властвование опирается не столько на материальную силу, сколько на нравственное сознание долга подчиняться требованиям мирного государственного порядка. Чувство же долга может быть сколько-нибудь сильно развито только в нравственно развитой личности, с сознательно выработанными и твердыми нравственными убеждениями. А без свободы не может быть нравственного развития, нравственной крепости. Рабство не может воспитать не только героев, но и вообще нравственно стойких людей. Государственная деятельность требует людей, привыкших общее ставить выше своего частного, личного, интересующихся общественными вопросами, умеющих действовать сообща, друг друга знающих и друг другу доверяющих. Если же общественная жизнь в государстве стеснена, если подданные не могут свободно обмениваться мыслями и знаниями, свободно сходиться друг с другом, не могут заключать союзов для совместной деятельности, они невольно замыкаются в рамки узкого эгоизма, приучаются чуждаться друг друга, делаются неспособны ко всякой сколько-нибудь энергичной и плодотворной общественной деятельности".35
Этот отрывок из сочинения Н.М. Коркунова как нельзя лучше показывает соотношение индивидуальной свободы и общественной необходимости по учению этого мыслителя. По сути - это один из вариантов либерального консерватизма. Личная свобода в государстве сдерживается началом государственного единства. Поэтому личные интересы, враждебные интересам государственным, особенно интересы отдельных общественных классов и отдельных национальностей - не должны посягать на целостность и жизнеспособность всего государства. Помимо этого, ученый специально обращал внимание на то, что государство не может руководствоваться в своей деятельности интересами только "наличного поколения". Оно является и естественным охранителем интересов грядущих поколений "против одностороннего эгоизма настоящего". Поэтому оно "не может допустить хищнических способов хозяйства, приводящих в близком будущем к полному истощению естественных богатств страны; оно не может по той же самой причине не думать о развитии в стране не одной добывающей, но и обрабатывающей промышленности; оно оберегает население от вырождения и вымирания, обеспечивает нарастающему поколению необходимое образование и т.д.".36 Поэтому, если в отношении к отдельным личностям государство является исключительно охраняющей силой, то в осуществлении общих государственных интересов проявляется его творческое начало. Именно такой творческой деятельностью создается и упрочивается могущество государства, расширяется его территория, приобретаются удобные границы, развивается народное хозяйство, повышается общественная культура.
При этом ученый специально оговаривает недопустимость вмешательства государства в две области общественной жизни: область веры и область знания. "Средства, которыми располагает государство, бессильны в этой сфере. Принуждением нельзя возбудить чувство веры, нельзя выяснить и доказать истины. Правда, в государстве иногда задавались этими неосуществимыми целями. Но последствия получались всегда не те, каких ждали. Принуждение в области веры приводило или к изуверству, или к омертвению чувства веры; в области знания - к полному упадку научного мышления. А между тем, без веры и знания государству невозможно обойтись".37
Таковы основные черты сформулированной Н.М. Коркуновым концепции "правового самодержавия", которая уже в конце Х1Х века вызывала неприятие у многочисленных сторонников западноевропейского либерализма, обвинявших ученого в идеализации автократии.38
Исходя из своей концепции государства как юридического отношения властвования, Н.М. Коркунов и учение о государственном праве понимает как учение об этом отношении и его элементах. Соответственно система государственного права подразделяется на четыре основных отдела: 1) общая характеристика государственного строя; 2) учение о субъектах государственного отношения - монарха и подданных; 3) учение об объекте - о власти, ее функциях и органах; 4) учение о содержании государственного отношения - о правах и обязанностях монарха и подданных. В рамках этой проблематики автор выделяет общую и особенную части курса, в которых последовательно раскрывает содержание всех вопросов русского государственного права конца Х1Х в. К сожалению, в кратком предисловии невозможно осветить все многообразие талантливо разработанных автором государственно-правовых тем. Хочется особо подчеркнуть, что Н.М. Коркунов предстает на страницах "Русского государственного права" не только как теоретик-государствовед, но и как незаурядный историк права, тонкий знаток сравнительного правоведения и русский патриот. В свое время, еще в начале творческого пути, учитель Н.М. Коркунова, профессор А.Д. Градовский, заметил, что "никто не сомневается в том, что для нас необходима государственная наука, - и притом не иноземная, а основанная на национальных началах государственной, земской жизни…".39 Вдумчивому читателю книга профессора Н.М. Коркунова даст достаточно оснований для признания того, что русское государственное право как наука действительно существует.
1 См.: Поляков А.В. Петербургская школа философии права и задачи современного правоведения // Правоведение. 2000. №2. Правовые взгляды П.А. Сорокина могут быть отнесены к Петербургской школе, несмотря на то, что большая часть его творчества пришлась на годы эмиграции, и оно затрагивало преимущественно вопросы социологии в широком смысле слова.
2 Позднее собраны в "Сборнике статей 1877-1897 гг." (СПб., 1898).
3 См. об этом: Поляков А.В. Онтологическая концепция права: Опыт осмысления // Право и политика. 2000. №6.
4 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1907. С. 56.
5 Там же. С. 61.
6 Там же. С. 62.
7 Там же. С. 81.
8 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1907. С. 178.
9 Там же. С. 66.
10 Там же. С. 75.
11 Там же. С. 84.
12 См. об этом напр.: Поляков А.В. Онтологическая концепция права: опыт осмысления // Право и политика. 2000. № 6.
13 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. СПб., 1907. С. 57.
14 Там же. С. 87.
15 О параллелях между учением Коркунова и западными правовыми теориями см., напр.: Зорькин В.Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978. С. 116.
16 Там же. С. 227.
17 Там же. С. 228.
18 Там же. С. 239.
19 Там же. С. 239-240.
20 Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 1. С. 26.
21 Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 1. СПб., 1909. С. 8.
22 Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. С. 246.
23 Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т.1. С. 24.
24 Там же. С. 27.
25 Там же. С. 28. Позиция ученого в этом вопросе представляется не вполне корректной, так как само понятие "подвластной территории" предполагает не кровный, а территориальный признак господства.
26 Там же. С. 30-31.
27 Там же. С. 44. Ср.: Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. С. 178-179.
28 Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 1. С. 45.
29 Там же. С. 46. Уже дореволюционные ученые подвергли концепцию государства как юридического отношения критической оценке. См. об этом, напр.: Корф С.А. Коркунов // Новый энциклопедический словарь. Т. 22. Птг., б/г. С. 783; Зорькин В.Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978. С. 104-117.
30 Там же. С. 48.
31 Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 1. С. 217.
32 Там же. С. 217.
33 Там же. С. 218.
34 Там же. С. 219.
35 Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 1. С. 450.
36 Там же. С. 62.
37 Там же. С. 63.
38 Ср.: Зорькин В.Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978. С. 116.
39 Градовский А.Д. Собр. соч. Т. 1. СПб., 1899. С. 3.