Исследованию политико-правовых аспектов “Философии права” Гегеля, роли и значения диалектики в анализе права как специфически общественного феномена посвящена обширная литература. Однако анализ права осуществляется с точки зрения тех конкретных результатов, которые достигнуты Гегелем в учении о государстве и праве, его внутренних противоречиях, соотношении семьи, гражданского общества и государства и т.д. Распространённый ныне скептицизм в возможности познания права как специфически общественного феномена обусловлен в значительной мере снижением философско-логической культуры современных исследований тем более необходимой в условиях крушения одних общественных состояний сложных организмов и возникновения других. “Юридическая мысль, судя по всему, обречена на бесконечный поиск определения права, побуждаемая к этому практической необходимостью построить правопорядок на фундаменте как можно более надежных, четких и полных знаний о его сущности, предмете правового регулирования”. (1,с .30).
Современное состояние разработки теоретико-методологических проблем права отличается крайней разбросанностью и неоднозначностью трактовок, определений права, взаимоисключающими представлениями, сложившимися на протяжении столетий. Об этом свидетельствует тот факт, что в настоящее время “существуют сотни, а может быть тысячи определений права и среди них нет единой общепризнанной, разделяемой всеми, кто ценит и изучает право”. (1,с.31) Ясно, что большинство теоретиков считают, что успех дефиниции права и т.д. зависит от её общепризнанности, от того насколько успешными и согласованными могут быть договорённости в выработке общепринятого определения права.
Отказ от надежды на объективно-истинное отображение такого феномена, каким является право, с неизбежностью ведёт к взглядам, которые проповедуют возможность ”... только верить в право, как тот порядок, который ... устраивается мировыми силами прежде, чем к нему прикасаются человеческие руки и осмысливает разум”. (1,с.31) Неудовлетворенность современным уровнем юридических знаний оборачивается своего рода официальным признанием ведущих теоретиков права, как явствует из указанной книги, в бессилии и неспособности разума к адекватному познанию самых сложных феноменов, каковыми и являются общественные феномены, а также обращением в этой связи к неким “ мировым силам“, как единственным спасителям и организатором “мирового порядка”, познание которого возможно только с помощью веры. В тоже время, как указывают авторы, если надежды на “общемировое понимание и определение права” практически невозможны, окажутся тщетными, то в пределах отдельного государства и контролируемого им пространства все же следует вести “поиски общего для всех участников правоотношения понимания права”, что имеет определенный “упорядочивающий смысл”. (1,с.32)
Упование на построение утилитарно-прагматических концепций права, без которых система правового регулирования обрекается на бездействие и свидетельствует, на наш взгляд, о том, что возможности познания сущности права становятся иллюзорными. Бесконечное многообразие дефиниций права покоится на отсутствии чёткого понимания необходимости исследования философско-логических оснований права, а пренебрежительное отношение к теоретическому мышлению, как известно не остаётся безнаказанным, оно оборачивается беспомощностью и бессилием в познавательном, а тем более, практическом овладении предметом.
Современное состояние разработки проблем права, как это ни парадоксально, воспроизводит в значительной мере те трудности познавательного процесса, которые были проанализированы Гегелем в “Философии права”, устранить их, минуя, и игнорируя диалектико-логическую форму постижения специфического предмета, не представляется возможным.
Поскольку рамки указанной статьи не позволяют, развернуть всестороннее обоснование, мы специально ограничиваемся в данном случае анализом “Предисловия”, написанного Гегелем к “Философии права”. Это вызвано, во-первых, тем, что именно в ”Предисловии” к “Философии права ” Гегель совершенно определенно говорит о целях и задачах своего исследования и, во-вторых, указывает на необходимую связь и обусловленность изучения содержания специфического предмета познания правовой реальности и диалектико-логической формы её постижения.
Указывая на роль и значение диалектики в познании права в общем виде, современные исследования в области права, совершенно недостаточно обращают внимания на выявление логического аспекта достигнутых Гегелем результатов. А они, на наш взгляд, в наибольшей степени обусловлены именно логическими достижениями Гегеля в исследовании им специфически общественной реальности. Согласно утверждению самого автора “Философии права”, если даже не брать во внимание “предполагаемого знакомства читателей с научным методом”, вдумчивому читателю, “и без того бросится в глаза, что как всё произведение и целом, так и разработка его разделов имеют своим основанием дух логики”. (2,с.45) Поскольку определяющее значение в анализе права приобретает логическая сторона познавательного процесса, постольку значимость данного произведения, с точки зрения самого автора, определена не столько конкретными результатами, сколько использованием и применением разработанного им метода как логики и теории познания определенного предмета. “Данная работа отличается от обычного компендия, прежде всего своим методом, который играет в ней руководящую роль”.(2,с.45).
“Философия права”, согласно Гегелю, представляет собой первое в истории человеческой мысли произведение, в котором эмпирический материал конкретной области подвергнут специальному, диалектико-логическому постижению, и в этом своём качестве оно противоположно предыдущим трактатам. В отличие от прежних представлений, недооценивающих значение формы постижения содержания предмета и уверяющих в том, что “ форма есть нечто внешнее и для предмета изучения безразличное...” (2,с.45) Гегель со всей настойчивостью убеждает в необходимости сознательного владения такой логической формой, которая позволит осуществить поставленную цель - способствовать адекватному отображению имманентной сущности предмета. Поэтому первостепенное значение в “ Предисловии ” приобретает обсуждение проблемы соотношения “предмета содержания науки, рассматриваемого как завершенное”, и разработку “правил и манеры изложения его формы “(2с.44.).Новый взгляд на эту проблему позволяет ему обратить внимание на то, что наука, существующая сотни лет, может не достигать своей завершенности, а выступать как некий компендий различных понятий, представлений, аксиом и т.д. Наука лишь тогда обретает законченный вид, когда она осознает своё собственное содержание в адекватной самой себе понятийно-категориальной форме с точки зрения систематического развития адекватных ее сути понятий, в которые выливается её имманентная душа и содержание.
Совпадение формы и содержания предмета науки оказывается возможным благодаря разработанному им методу, сознательное применение и использование которого, как самодвижущегося содержания предмета, Гегель считает смыслом научного познания и главной задачей достижения предметом, в особенности философией, высот науки. Осуществление такого подхода означает освобождение философии, “... из того состояния позорного упадка, в котором она в настоящее время пребывает”. (2,с.45.) Для преодоления ситуации, в которой оказалась философия, Гегель считает необходимым реформирование логики, превращение логики как свода правил в свод законов — содержательно, а не формально отображающих предметное содержание мира. Ибо “худший вид того презрения”, в котором пребывает философия, заключается в том, что “ ... каждый убеждён, что он без особых усилий может разобраться в философии и высказать о ней своё суждение”(2,с.48).
Гегель связывает поверхностное представление о философии с такими же представлениями и других наук о самих себе. Поверхностное представление не минует и другие науки, в том числе и науку о праве и государстве, относительно которой каждый с величайшей самоуверенностью даёт себе право высказываться и “...питать уверенность в том, что он без всякой подготовки и может высказывать подобные мысли и тем самым обрести доказательство в обладании философией”(2,с.48).Мышление, мнящее себя философией, ограничивается некоторыми представлениями о предмете науки о государстве и праве, но не на понятии о нём.
Гегель считает, что содержание той науки, систематический анализ которой он собирается произвести, “...давно столь же известно, сколь и общепризнанно”, но столь же должно быть известно и то, что содержание, не соответствующее форме его выражения, есть поверхностное представление о предмете. В чём только это поверхностное мышление не искало опоры: и во власти “...субъективной случайности, мнения и произвола” и на чувстве, но только не на том, “...представляет собой работу разума и его понимания, — работу, совершавшуюся в течение многих тысячелетий”. (2,с.49) В обосновании определяющей роли, диалектико-логического исследования права, Гегель проводит различие эмпирического и теоретического уровней познавательного процесса. Там, где господствует эмпирический уровень познания, там, где господствует прежняя логика, и там наука освобождается от “всех усилий разумного понимания и познания, руководимого спекулятивным понятием” (2,с.49). Теоретический уровень познания с необходимостью должен полагать “...в основание науки развитие мысли и понятия ”, а не основывать её “...на непосредственном восприятии и случайном воображении ”(2,с.49).
Ограниченность эмпирического уровня познания, нравственности, права и долга, с точки зрения Гегеля, состоит не только в том, что он останавливается на “субъективных целях и мнениях”, на субъективном чувстве и частном убеждении, но и в том, что “...такой подход не только не касается субстанции вещей, но даже не подозревает о её существовании”(2,с.51). Поэтому задача философского постижения права и государства вовсе не в том, чтобы “ конструировать государство таким, каким оно должно быть, ... его цель лишь показать как государство, этот нравственный универсум, должно быть познано ”(2,с.55).Поэтому, главной задачей своего философского сочинения становится — не только “...постичь то, что есть, но и найти адекватную форму познания того, что есть” (2,с.55). Для систематического отображения предмета, которое Гегель формулирует как свою сознательную цель — “ дать собрание и систематизацию существенных моментов содержания ”(2,с.55), имеются достаточные основания, заключённые в той системе категорий, которые подверглись основательной разработке в “Науке логики”, на что специально указывает автор: “Природу спекулятивного знания, я подробно разработал в моей “Науке логики”, поэтому здесь я лишь кое-где добавлю поясняющие замечания о процессе и методе ” (2,с.45).
Философия, имеющая в своём арсенале прежнюю логику, о дискредитации которой писали Бэкон, Декарт, Спиноза и Кант, в значительной степени несёт на себе ответственность за её неэффективность как метода отыскания нового знания. Логика, считает Гегель, должна способствовать достижению нового знания, а не просто разъяснять имеющиеся представления. Прежняя логика не содержит иных представлений, кроме как умения подводить под свои правила готовое содержание, поэтому самое твёрдое знание правил общей логики не гарантирует безошибочность их применения. Систематическое отображение предмета не может опираться на общую логику, оно требует иной логики, исследующей правила и законы применения теоретического интеллекта.
Трудности постижения специфически - общественной реальности обозначаются Гегелем, как преграды на пути создания теории “новой и особенной” средствами прежней логики. Оказалось, что для “спекулятивной науки”, претендующей на познание собственных связей вовсе “... недостаточно правил прежней логики - дефиниций, умозаключений, представляющих правила рассудочного мышления” (2.с.45). Критическое положение, сложившееся в различных областях знания, рассматривается им с одной стороны, как необходимость познания более глубоких, внутренних связей предмета, а, с другой стороны, как беспомощность и ограниченность правил и форм прежнего познания.
В систематическом познании предмета, первостепенное значение приобретает разрешение проблемы адекватности содержания предмета и формы его постижения. Она может быть сформулирована как противоречие между содержанием готового знания, существующим в виде ряда отдельных понятий, абстрактных сторон, категорий, отдельных “общезначимых истин” и неспособностью их освоить прежними логическими формами и правилами. Содержание знания”, ... которое давно столь же известно и общепризнанно” (2,с.44), дано своим предметом знания, получившим отображение в виде общезначимых истин и представлений. Но истины, которые провозглашаются одними, одновременно, с такой же степенью убежденности”, ...вытесняются и отбрасываются такими же истинами, щедро распространяемыми другими” (2.с.46). Чем более многообразны определения и представления о предмете, тем с большей степенью достоверности можно утверждать об отсутствии подлинного знания, которое Гегель связывает только с теоретическим, систематическим постижением предмета. Существующие в современной науке о праве” сотни, и может быть, даже тысячи определений права”, как указывалось ранее, с наибольшей убедительностью свидетельствует о том, что наука не преодолела, критикуемый Гегелем, эмпирический уровень познания, Если для современных представлений о праве, выработка “общепризнанных” и “общезначимых” дефиниций, становится предельным основанием и предельной целью познания, то, как считает Гегель, действительное познание только начинается с того, что сформировалось как “ общепризнанное” и “общезначимое”.
Неспособность преодолеть эмпирический уровень познания, доказывает Гегель, состоит именно в пренебрежении и недооценке диалектико-логического способа познания. Логическое отображение предмета, его форма, существенным образом зависит от его специфичного содержания. Поэтому он отвергает те представления, которые считают, что форма выступает как нечто внешнее и безразличное для предмета изучения на том основании, что такой подход безжалостно уничтожает самую возможность познания истины.
Следует высказать предположение о том, что любая наука находящаяся на уровне эмпирического познания, представляет собой достаточно большое число точек зрения, трактовок, представлений, которые ещё нуждаются в сведении их к единому основанию. Такое состояние знаний, как полагает Гегель, естественный результат процесса познания, прошедшего длительный этап “своего формирования и развития ”, на пути к систематическому познанию и остановившемуся перед ним. Результат “тысячелетней работы разума “ и должен стать полем деятельности действительного разума - научного познания. Наличие бесконечного разнообразия представлений о том или ином аспекте реального и есть состояние знания, не осознавшего еще своего собственного процесса формирования, возникновения и развития. Этот уровень характеризуется лишь тем, что знание отрабатывает и открывает различные составные части, стороны, моменты своего предметного бытия. Оно нуждается в сведении этого многообразия к единому основанию с тем, чтобы вывести это многообразие из его собственной адекватной основы, как некоторого необходимого, взаимосвязанного и взаимообусловленного само развивающегося целого.
Если предмет в своем развитии не достиг богатства, всесторонности своих образований, сторон, отношений и не выступает как некоторое “...богатство расчлененности, … строгой со размеренности, приданной каждой стороне, арке, контрфорсу, силу целого и гармонии его членов...“(2,с. 49), не представляется возможным осуществить познание с точки зрения единства содержания и формы. Именно эту цель и ставит перед собой Гегель.
Движение познания предмета к своей целостности, как видно из предыдущего, Гегель выражает специально в некой поэтической форме, т.к. эта целостность ещё не есть целостность, представшая как результат теоретического познания, а целостность лишь как богатая расчленённость предмета, т.е. ещё как чувственное многообразие предмета, разложенное на его отдельные, абстрактные стороны и отношения, но представленная на уровне понятия, как познанная органическая целостность, выступает как сторона и момент целого, неотделимая от него и воссоздается лишь тогда, когда воспроизведено целое.
Подробное описание целостности, как некоторого наличного бытия сторон предмета, показывающего знание как “завершенное здание”, является, с точки зрения Гегеля, лишь предпосылкой его познания. Действительное познание требует отображение взаимосвязи сторон предмета. Но, чтобы познать его сущность, недостаточно указать на то, что что-то есть, что есть наличное бытие, на которое можно указать, например, есть нормы права, государства, деньги и т.д. Подлинное познание не может “... остановиться на данном”, а “... требует знания себя в глубочайшем единении с истиной “(2,с.46). Стало быть, познание сущности лишь начинается с того, что “... человек мыслит и ищет в мышлении свою свободу и основание ” (2,с.47) права, государства, нравственности.
Доступность истины о праве, нравственности и государстве определяется тем, что она “столь же стара, сколь открыто дана в публичных законах, публичной морали, религии и общеизвестна” (2,с.46). Однако указанная данность еще не означает того, что эта истина познана. Т.о. в “Предисловии” Гегель рассматривает лишь возможные этапы движения предмета познания и формирования знания о нем. Движение предмета от чувственно-конкретного к “богатой расчлененности”, к абстрактному, предстает еще не как упорядочивающий, а как накапливающий и собирающий материал будущего оформления знания, возвышения его до уровня теории. Этапу восхождения от абстрактного, т.е. “богатой расчлененности” предмета к понятийно - конкретному воссозданию предмета на уровне науки соответствует познание “... внутренней субстанции вещей ” (2,с.51).
Поскольку существует множество “истин”, которые провозглашаются одними, и с той же целеустремленностью отбрасываются и вытесняются другими, поскольку вновь и вновь возникает проблема, как “выявить в этом столкновении истин то, что есть не старое или новое, а пребывающее, как выявить его среди этих бесформенно растекающихся мнений, как отличить и утвердить его, если не посредством науки” (2,с.46).
Т.о., чувственная конкретность предмета, богатство его сторон и отношений, которую Гегель именует “богатой расчлененностью предмета, которая и есть государство”, выступает как процесс “... формирования действительности”, возникновения недостающих предмету деталей, сторон и отношений, их строгой соразмерности, которую он придает каждой “колонне, арке и контрфорсу”, пока все здание не приобретет завершенный вид. Поскольку только завершенное здание, по Гегелю, делает возможным познание не только отдельных частей, сторон, моментов, органов предмета, но и способов их взаимосвязи, способа порождения данной конкретности. Формирование предмета как “завершенного здания”, своего рода готовность к познанию самого предмета, в котором в чувственной конкретности все стороны и органы целого взаимосвязаны, делают возможным познание предмета, но не действительным, т.к. эта взаимосвязь должна еще предстать как теоретическое отображение внутренних связей предмета. Обрисовав сам предмет, как “богатую расчлененность “, которая выявила в своем формировании все свои стороны, как недостающие ей органы, и некоторые их внешние взаимосвязи как некоторого конкретного целого, Гегель обращает внимание на возможности познания “богатой расчлененности”. Движение познания от поверхностного, внешнего к внутреннему, зависит, стало быть, не только от готовности самого предмета познания, но и адекватности способа теоретического освоения предмета. Становится ясным, что в таком случае возможность познания определяется только способностью философии выбраться из того состояния, в котором она “прозябает”, и которое характеризуется как “ последняя степень презрения” (2,с.48) . Этапу отображения внутренних связей должен соответствовать иной уровень самой философии, выбирающаяся из узких тисков поверхностности и рассудочности, философия лишь тогда сможет “... полагать в основание науки развитие мысли и понятия” (2,с.49), когда овладевает методом проникновения во внутренние связи предмета, в его субстанциональное бытие. Но в качестве понятийно-систематического отображения философия “... появляется лишь после того, как действительность закончила процесс своего формирования и достигла завершения” (2,с.56). Гегель, безусловно, прав, когда в качестве основы сопоставления состояния философии и предмета науки выдвигает принцип соответствия содержанию предмета адекватной ему формы познания. Пренебрежительное отношение к методу, как к форме постижения знания, становится абсолютно нетерпимым именно тогда, когда на первый план выдвигается завершение становления предмета на уровень науки.
Некритическое сознание берет различные стороны, образования и опосредования предмета как таковые, “... вне их внутренних связей”. Если и отображаются связи сторон, то они, как правило, лишь внешние связи и поэтому остающиеся на уровне непосредственности, внешности предмета. Но различение эмпирического и теоретического уровня, согласно Гегелю, как слишком общее различение, трансформируется им в некоторый философско-логический механизм отображения предмета. Самое существенное, как он полагает, начинается с процесса логического отображения сущности. Логическое отображение “некоторой целостности” означает постижение предмета согласно его содержанию в адекватной его сути, понятийно-категориальной форме. Таким образом, метод, как новая логическая форма отображения сущности, разработанный Гегелем в “Науке логики”, - метод восхождения от абстрактного к конкретному, становится способом теоретического воссоздания предмета. Отображение внутренних связей, с точки зрения нового метода, представляет как восхождение от такого непосредственного бытия предмета, которое являет собой его исходное основание, “исходный пункт”, логическое начало развертывания целостности предмета. И тогда движение познания разворачивается как восхождение от логической непосредственности предмета, в его исходном бытии к анализу сущности, затем явлению и действительности. Поскольку механизм восхождения от абстрактного к конкретному, разработан в “Науке логики”, то Гегель не считает необходимым подробно рассматривать его в своем “Предисловии”, а уделяет внимание лишь тем сторонам познавательного процесса, которые относятся к особенностям применения метода к анализу специфически общественной реальности. Поскольку предполагаемое знакомство читателя с научным методом избавляет автора от необходимости выявлять логические переходы, тем не менее, в качестве такого поясняющего, но очень существенного замечания, кроме указанных выше, выступает, с его точки зрения, положение о соотношении действительности и видимости.
То, какое значение придает этому соотношению Гегель, становится понятным именно в свете выявления трудностей познания специфически общественного в отличие от природного. “Существуют законы двоякого рода: законы природы и законы права. Законы природы абсолютны и имеют силу так, как они есть: они не допускают ограничения, хотя в некоторых случаях могут быть и нарушены” (2,с.57). Особенность законов природы состоит, согласно Гегелю, в том, что ”мерило этих законов, находится вне нас, и наше познание ничего им не прибавляет, ни в чем не способствует им: глубже может стать только наше познание их” (2,с.57).
В отличие от законов природы “ правовые законы - это законы, идущие от людей“. Гегель специально подчеркивает указанный принцип, отмечая значимость данного положения. Законы права выступают как некоторый результат сознательной деятельности людей. Человек не может подчиняться им так, как законам природы. Он может вступать с ними в различного рода коллизии, может и согласиться с ними, но никогда не подчинится им как необходимости природы. Специфика проявления этих законов ставит перед познанием задачу различения действительности как единства сущности и явления действительности как “видимости”. “Человек не останавливается на налично сущном, а утверждает, что внутри себя обладает масштабом правого”, поэтому его подчинение необходимости власти никогда не может быть таким, каковым является его подчинение необходимости природы.
Правовая необходимость рассматривается, не только как отношение к сущему, но как отношение, с точки зрения, должного, ибо “его внутренняя сущность всегда говорит ему, как должно быть, и он в себе самом находит подтверждение или опровержение того, что имеет силу закона”(2,с.57). Если в природе “закон вообще существует”, то в обществе предписание имеет силу не просто потому, что оно существует, а потому, что “...каждый человек требует, чтобы оно соответствовало его собственному критерию”. (2,с.57).В этой особенности и заключается, согласно Гегелю, соответствие или несоответствие законов права их собственному предметному содержанию: произвольности или непроизвольности правовых форм. Специфический характер соответствия содержания и формы правовых регламентаций, определяется не самым по себе правом, а тем насколько оно соответствует, используется и применяется в бесконечной смене и реализации своих норм.
Возникновение коллизии между сущим и должным, наличной действительностью, как “в себе и для себя сущим правом, остающимся неизменным, и произвольным определением того, что есть право” (2,с.57), разрешается в бесконечной смене форм и образований сущего и может быть познано только как “пребывающее ” в них.
Постигнуть взаимосвязь сущего как должного и должного как сущего в бесконечной смене его наличных форм как “тысячелетней работы разума”, означает понимание того, что “истинная мысль не есть мнение о предмете, а понятие самого предмета”(2,с.58). Такая форма обладания истиной как данностью не удовлетворяет мыслящий дух, потому что истина нуждается в том, чтобы “ ее постигли и чтобы самому по себе разумному содержанию была придана разумная форма”. Гегель развивает чрезвычайно важную, с точки зрения познания специфически общественных явлений мысль о том, что сознание как индивидуальное сознание оказывается включенным в процесс выработки самим ходом общественного процесса таких феноменов как право, государство, мораль, нравственность и т.д. Причем эта включенность бесконечно переплетающихся и сталкивающихся индивидуальных сознаний в реализации самого механизма функционирования общественной реальности по отношению к отдельным действиям индивидов выступает как некоторый неосознаваемый ими общественный результат. Рассматривая такие явления общественной реальности как право, нравственность, государство и т.д., Гегель гениально ухватывает их специфическую суть, состоящую в том, что они выступают как некоторый объективный результат действия самого общественного механизма, в котором находят выражение и закрепляются многократно перекрещивающиеся индивидуальные сознания и воли. Итогом этих действий и выступает некоторая специфическая общественная предметность, каковой являются специфически общественные феномены/нормы права, формы государства, мораль и нравственность/.
Заслугой Гегеля в анализе специфически общественных зависимостей, в значительной степени не освоенным последующим сознанием, является, на наш взгляд, положение о том, что сознание исследуется им не как индивидуальное сознание само по себе, а лишь по тем объективациям, в которых оно выступает как некоторый общественный результат. Это величайшее завоевание гегелевской мысли явилось и для философии К.Маркса, отправным пунктом в анализе специфически экономических предметностей /товар, деньги, капитал и т.д. Экономические предметности, исследуемые К. Марксом, как более сложные общественные феномены, представляют в “товарной” модели в качестве без личностных, предметных объективаций бесконечного множества также перекрещивающихся индивидуальных проекций сознания и воль. Но это такой объективированный результат сознательной деятельности индивидов, который лишь первичен по отношению ко всем иным объективациям. Гегель рассматривает право, нравственности и государство в виде некоторой объективации, “данной самим ходом общественного процесса, и выступающей в виде общеизвестных истин в публичных законах, публичной морали, религии, государстве, праве и т.д.”. Но мыслящий дух не может остановиться на “данном” и ”поэтому требует знания себя в глубочайшем единении с истиной”. Объективированный результат действия общественного механизма, выступающий в феномене права, государства и т.д., нуждается в раскрытии тайн его происхождения, формирования и развития, в постижении его внутренней субстанции, внутренних взаимосвязей, которые скрыты от сознания отдельных индивидов. Познать внутренние зависимости общественных феноменов как объективаций или “истин” - задача философского сознания. Более того, механизм формирования, возникновения и развития подобных общественных объективаций и проекций, в котором, принимают участие многоразличные, перекрещивающиеся действия индивидов обладающих сознанием и волей, оказывается скрытым и угасшим в своем результате. Человечество вынуждено идти обратным путем, чтобы за изменяющейся внешней оболочкой норм права, морали, нравственности и государства, вскрыть прячущееся в них “ внутреннее ядро“. Для науки вообще, исследующей лишь поверхность предмета, исходным пунктом познания выступает видимость, то, как предмет выказывает себя на уровне “действительной видимости”, то, как действительность выступает в “бесконечном богатстве форм, явлений, образований”, окружающих “ свое ядро пестрой корой “ (2,с 54).
Рассуждения Гегеля о соотношении действительности и видимости в специфически общественных отношениях в отличие от природных процессов имеют первостепенное значение еще и потому, что познание рассматривающее в качестве своего “исходного пункта “ внешнее существование, т.е. то, как “ядро “ предмета выступает на его поверхности, в его различных формах и образованьях, закрывает путь к постижению сущности предмета. Преодолеть пеструю “кору“, поверхность предмета, на которой застревает сознание, берущее её различные формы и образования в качестве “исходного пункта” - задача, разрешить которую не в силах прежняя логика. Поэтому новая логика не останавливается на ”внешней видимости” в качестве исходного, на котором “застревает сознание”, а возникает к действительному исходному основанию предмета, чтобы “ ... нащупать внутренний импульс и ощутить его биение также и во внешних образованьях” (2,с. 54).
Гегель совершенно определенно указывает на специфический характер проявления общественной реальности, заключающийся в том, что общественная действительность как единство сущности и явления выступает ещё и как видимость, причем, видимость как необходимая форма проявления “внешнего существования” действительности. Систематическое отображение предмета, в противоположность эмпирическому, обязывает определить действительный исходный пункт, исходное основание предмета. Анализ “Предисловия” позволяет тем самым выявить главный момент в необходимости применения нового метода восхождения от абстрактного к конкретному - определение исходного основания предмета ещё и потому, что только открытие “исходного пункта” познания, позволит логически воссоздать развитие предмета с точки зрения внутренних связей, выявить его "внутреннее ядро" и преодолеть “внешнюю видимость ” предмета. Если в качестве исходного основания берется ставшее, т.е. развитие состояния предмета, и, например, “государство” или его отдельные проявления, познать сущность предмета вообще не представляется возможным.
Различение действительности и видимости как внешнего существования предмета, его внешних “форм и образований“, покрывающих свое ядро пестрой корой, необходимость прорыва сквозь эту форму проявления, Гегель считает важнейшим принципом познания специфически общественного в отличие от природного процесса. Трудности познания правовой реальности определяются не только необходимостью преодолеть исчерпание возможностей познания специфической реальности средствами прежней логики, но и особенностями познания самого общественного процесса. “Обвинения против философии имеют свое оправдание, - подчеркивает Гегель, - именно в той поверхности, до которой деградировала эта наука, а с другой - сами коренятся в той сфере, против которой они столь неблагодарно направляют свои нападки ” (2,с. 52).
Прежнее познание должно было быть направленно на преодоление той поверхности, которая заключена в особенностях проявления самой специфической действительности, поскольку именно она становится камнем преткновения на пути её освоения средствами прежней логики. Её, прежней логики “ поверхность” и поверхность действительности, на которой “застревает сознание ”, взаимоопределяют друг друга.
Проблема и состоит в том, чтобы выявить ограниченность того исходного пункта, который лежит в пределах видимости и выявить действительное исходное основание предмета. Преодолеть границы и разбить оковы поверхностного подхода, призван новый способ логического постижения, сознательное применение которого и позволит, как считает Гегель, создать “ теорию новую и особенную”. “Постигнуть сущность права “, заключает Гегель, “постигнуть мысли, лежащие в основе права”, становится возможным лишь тогда, когда сама мысль возвысилась до “существенной формы“ (2,с.58). Познание, возвысившееся до существенной логической формы, способно осуществить отображение предмета, поскольку “понятие предмета не дается нам от природы “ (2,с.58).
“У каждого человека есть пальцы, - подчеркивает Гегель, заключая свое “Предисловие”, - он может получить кисть и краски, но это еще не делает его художником, так же обстоит дело и с мышлением“ (2,с.58). Наука, также как и искусство, требует колоссальных затрат для того, чтобы овладеть адекватной предмету логической формой его постижения, если стремится проникнуть в его внутренние связи, а не оставаться в плену видимости.
В “Предисловии ” к “Философии права” Гегель достаточно определенно осознает взаимосвязь и взаимоусловленность, с одной стороны, познания такого специфического предмета, каким является правовая реальность, во-вторых, обусловленность его познания, разработанным в “Науке логики” методом восхождения от абстрактного к конкретному. Необходимость преодоления пренебрежительного отношения к форме постижения содержания предмета диктуется, стало быть, не какими то абстрактными иллюзиями и благими пожеланиями, а возвышением предмета на уровень науки, проникновением во внутренние связи специфического предмета, в его субстанциональное бытие.
Теория государства и права Изд. БЕКМ, / 1995 г.
Гегель “Философия права” Предисловие: М. Мысль, 1990
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.i-u.ru/