Реферат по онтологии
Основные теории познания
ПЛАН
1. «Платонические» теории познания.
2. Имманентистские теории.
3. Трансцендентализм.
4. Литература.
1. «Платонические» теории познания.
К ним относятся доктрины, утверждающие, что знание образует особый идеально-духовный мир, являющийся трансцендентным (от лат. transcendent — выходящий за пределы) относительно индивидуального сознания. Этот объективно существующий мир знания является субстанциальной (порождающей) основой любых конкретных продуктов человеческой познавательной деятельности, хотя, в свою очередь, способен обнаруживать себя и даже, по мнению ряда мыслителей, прирастать только за счет творческих актов индивидуального сознания.
Гносеологическая доктрина классического платонизма вытекает из знаменитого символа платоновской пещеры, противополагая мир чувственных теней, в который погружено обыденное сознание, умопостигаемому солнечному миру идей, образующему идеальную онтологическую основу бытия вечно текучего телесного мира и являющемуся истинной целью познавательных устремлений земного человека. Мир знания — это вечный, неизменный и совершенный мир истины, блага и красоты, к которому, по Платону, душа человека способна непосредственно приобщиться лишь после физической смерти, избавившись от телесных оков, препятствовавших духовному созерцанию этого идеального бытия. Но мир идей может открыться душе и при жизни за счет искусства рассуждения и развитого дара умозрения, помогающих развеять магию чувственно-телесного образа мира. «Когда же кто-нибудь делает попытку рассуждать, — пишет великий греческий философ, — он, минуя ощущения, посредством одного лишь разума, устремляется к сущности любого предмета (т.е. к его идее или, точнее, к его идеальному прототипу. — Прим. авт.), пока при помощи самого мышления не постигнет сущности блага. Так он оказывается на самой вершине умопостигаемого...».
При всей, казалось бы, фантастичности и мифологичности платоновских идей, столь непривычных для современного сознания, они имеют весьма серьезные гносеологические основания для своего существования.
Во-первых, любое практическое действие человека, а как сейчас выясняется, и многие действия животных подразумевают наличие идеального плана действий. Излюбленный образ самого Платона — горшечник, который на основании идеи горшка в своей голове способен вылепить из глины множество реальных горшков, сообразуясь с их идеальным прототипом. Логично предположить вслед за Платоном, что и множество природных объектов одного и того же рода должно иметь единую сверхпространственную и сверхвременную идеальную основу для своего существования, обеспечивающую единство их свойств, несводимое к свойствам составных частей, и остающуюся неизменной в случае гибели или распада единичных представителей этого множества. Вводя свою теорию онтологически сущего мира идей, Платон по-своему отвечает на вопросы о связи материальных и идеальных начал бытия и о причинах удивительной гармонии природы.
Во-вторых, общие понятия (числа, цвета, формы), а тем более философские категории типа времени, сущности или закона не выводимы напрямую ни из какого внешнего опьпа и социального научения. Напротив, они сами только и делают возможным наш чувственный опьп и процесс социализации. Так, для того чтобы умозаключить о качественном сходстве (или несходстве), количественном равенстве (или неравенстве) вещей, данных нам в чувственном опыте, необходимо предварительно уже обладать общей идеей сходства и равенства. Платон в этой связи замечает следующее: «Прежде чем начать видеть, слышать и вообще чувствовать, мы должны были каким-то образом узнать о равном самом по себе — что это такое, раз нам предстояло coотносить с ним равенства, постигаемые чувствами...». Такие априорные формы опыта, как их назовет последующая традиция, Платон и1 выносит в мир вечных и неизменных идей.
В-третьих, знание имеет удивительное свойство, раз возникнув, приобретать как бы собственную жизнь и логику развития, независимые от воли и желания людей. Например, натуральный ряд чисел был известен еще в античности, а различные его закономерности математики продолжали открывать спустя столетия и даже тысячелетия. Законы классической ньютоновской механики подвергаются уточнению и математической переформулировке по сию пору. Открытия в науке много раз совершались одновременно в разных уголках земного шара учеными, не знавшими о существовании друг друга Воистину мир знания является каким-то особым миром («третьим миром» — в терминологии К. Поппера, наряду с миром физических процессов и миром психических состояний), словно призывающим под свои знамена познающего индивида и повелевающего, что, как и в какой последовательности им должно быть познано.
В-четвертых, многие видные ученые и художники искренне верят, что научные открытия и художественные произведения не выдумываются и не изобретаются ими, а как бы уже существуют в особом «пространстве мысли» или «ландшафте смысла». Посредством их творческих усилий они лишь раскрываются для подлунного мира.
По его собственному свидетельству, которому у нас нет оснований не доверять, Моцарт мог слышать сразу и целиком все музыкальное произведение, как бы сверхвременно и сверхфизически переживая его идею (или эйдос). ПА Флоренский был способен видеть сразу весь математический ряд Фурье. По свидетельству химика Кекуле, открывшего бензольное кольцо, оно приснилось ему ночью в образе змеи, кусающей свой хвост. Точно также многие большие поэты убеждены, что ничего не сочиняют от себя и что идея создаваемого ими стихотворения уже как бы существует в каком-то особом пространстве, а их творческое дело — дать ей сквозь себя объективно сказаться, как бы позволить органично «истечь» в мир в соответствующих земных словах, ритмах и рифмах. СА Есенин именовал себя «божьей дудкой»; М.И. Цветаева подчеркивала, что вынашивает стихотворение какживого ребенка; У. Блейк говорил, что лишь записывает то, что посылается ему свыше.
Все вышеприведенные факты объясняют удивительную живучесть платонического подхода к сущности знания в науке и философии. Так, знание может трактоваться как сфера божественного бытия и божественного слова — как Царство Христа-Логоса — в рамках различных вариантов христианской гносеологии. В этом случае мир истинного божественного знания выступает и в роли онтологической основы существования мира материальных вещей (вспомните знаменитое начало Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово...»), и как источник разумности индивидуальной человеческой души (тезис о человеке как образе Божием), и как цель познавательных стремлений человека и всего человечества в целом (обретение Живой Истины Христа в Царствии Небесном), и, наконец, как условие гносеологического согласования мира вещей и мира идей, когда мы имеем дело с обыденным, научным или техническим знанием.
Кроме христианских существует довольно большое разнообразие пантеистических платонических подходов к знанию в духе «философии тождества» Шеллинга или гегелевского панлогизма, когда Бог, рассматриваемый как идеальное естество мира или как абсолютная логическая идея, исторически раскрывает свою сущность в актах человеческого познания и творчества и в нем же достигает полноты своего самопознания и самоосуществления.
Но платонизм не есть только достояние философского умозрения. Взгляд на знание и на бытие фундаментальных идей как на особую реальность разделяли и разделяют крупнейшие ученые из разных научных областей знания. Платониками были математик, основоположник теории множеств Г Кантор, логики. Фреге, физик В. Гёйзенберг, биолог АА Любищев. Типично платоническими являются сегодня теория «семантической вселенной» В.В. Налимова, разного рода гипотезы информационных и психических полей во Вселенной. В некотором роде платонизм не менее популярен среди ученых, особенно математиков, чем реалистические теоретико-познавательные установки.
Однако, как и у каждой гносеологической программы, у платонического подхода есть свои трудности. Во-первых, возникает вопрос о свободном и творческом участии человека в осуществлении познавательного процесса. Неслучайно в свое время НА Бердяев активно выступил против идеи С.Н. Булгакова о предзаданности всех идей и знаний в Божественном Уме и невозможности открытия и созидания! человеком чего-либо нового в окружающем мире. Во-вторых, не очень понятно, как следует мыслить этот онтологически сущий мир знания тем, кто непосредственно к нему не причастен. Недаром столько споров всегда вызывал вопрос о том, что представляет собой платоновская идея — схематический образ, родовое общее понятие, живое существо, как она мыслилась Шеллингу и B.C. Соловьеву, или же она, согласно А.Ф. Лосеву, «есть максимально обобщенная умственная конструкция, картинно данная в виде непосредственно-интуитивной целостности». В-третьих, вечным камнем преткновения для платонизма является вопрос о механизмах связи идеального бытия идей с их частными земными обнаружениями, будь то множество материальных вещей или же множество их идеальных вариаций в головах людей. Еще Аристотель упрекнул Платона в том, что тот, говоря о подражании и причастности вещей идеям, не удосужился конкретно объяснить, что под этим следует понимать.
Словом, вопросов и здесь возникает не меньше, чем дается ответов, что заставляло философскую мысль искать такое понимание сущности знания, где снимались бы недостатки гносеологического реализма (идея отражения мира) и платонизма (идея трансцендентной природы знания).
2. Имманентистские теории.
Имманентистские (отлат. immanens — свойственный, присущий) доктрины утверждают, что знание является внутренне (имманентно) присущим сознанию человека во всей своей истинной полноте или же, напротив, во всей своей субъективной ненадежности, даже иллюзорности. Познавательная деятельность человека имеет дело не с противостоящими ей миром вещей или миром идей, а с реальностью, составляющей сущность ее собственного бытия. Реальной гносеологической основой имманентистской парадигмы является тот факт, что любые вещи и любые виды опыта всегда даны нам сквозь призму нашего сознания. Из этого факта, однако, могут бьпь сделаны различные гносеологические выводы.
Имманентный субъективизм. Данная позиция, которую иногда более привычно обозначают термином «субъективный идеализм», в наиболее ярком виде представлена Дж. Беркли. По его мнению, всё, что мы можем воспринимать во внешнем опыте, — это содержание нашего собственного сознания. У нас нет доступа к вещам помимо наших субъективных идей, а, стало быть, и какой-либо действительности, независимой от нашего сознания, попросту не существует. «В том, — пишет Дж. Беркли, — что все, что я вижу, слышу и осязаю, существует, т.е. вое принимается мной, я также мало сомневаюсь, как и в собственном бытии. Но я не усматриваю, как может свидетельство ощущений служить доказательством существования чего-либо, что не воспринимается в ощущении». Правда, божественное бытие, предшествующее индивидуальному сознанию и его идеям, Беркли все же вынужден признать, иначе картина мира приобретает чудовищный эгоцентрический характер: все, что только ни есть в бытии, — это только комплексы моих индивидуальных ощущений, включая жизнь других людей, их переживания, факты биографии и т.д. В принципе, как показал Б. Рассел, внимательно анализировавший позицию такого крайнего солипсизма {отлат. solus — единственный, ipse — сам), логически опровергнуть ее практически невозможно — в силу точности исходной посылки о первичности бытия сознания по отношению к любому иному виду бытия. Другое дело, что следствия из нее получаются совершенно неприемлемые в жизненно-человеческом отношении. Более разумной представляется поэтому иная попытка оттолкнуться от факта фундаментальности бытия индивидуального сознания.
В противовес солипсизму направлен на то, чтобы не познаваемое бытие сузить до размеров индивидуального сознания, а, напротив, сознание расширить до размеров всего познаваемого бытия. К нему, с известными оговорками, могут быть отнесены взгляды таких мыслителей, как В. Шуппе, И. Ремке, Дж. С. Милль, Р. Авенариус. Утверждая, что противопоставление субъективного объективному в знании является ошибочным, представители имманентного объективизма постулируют, во-первых, наличие некоторого вполне объективного содержания в индивидуальном познающем сознании; во-вторых, рассматривают весь познавательный процесс как осознавание потенциальных содержаний сознания. Отсюда знаменитый тезис имманентов, восходящий к Дж. С. Миллю, что объективно существовать и, соответственно, выступать в роли возможного объекта познавательного акта — значит быть «потенциально воспринимаемым».
Чтобы избежать упреков в солипсизме, ряд представителей имманентного объективизма (например, В. Шуппе) вынуждены были вводить представление о «всеобщем сознании», к которому причастно индивидуальное сознание и которое служит для последнего источником объективного познавательного содержания (логического, математического, этического): «В том, что всякий находит в себе... некоторые стороны могут принадлежать сознанию вообще, которое, индивид также находит только в себе, а другие стороны получают... свой особый вид и окраску из индивидуальности и принадлежат к ее сфере». Как убедительно показал в свое время С.Л. Франк в работе «Предмет знания», на позиции последовательного имманентного объективизма удержаться невозможно, и его последователи неизбежно, рано или поздно склоняются или к солипсизму, или кимманентизму платонического толка, как это видно в случае с Шуппе, ибо его «сознание вообще» вполне может трактоваться как Божественное сознание.
Платонический имманентизм. Эта позиция, которая также может быть названа идеал-реалистическим имманентизмом, исходит из того, что в недрах самого человеческого сознания заключен весь универсум возможных знаний о мире и о самом себе. Лишь обратив познающий взор на тайники собственного духа, человек может открыть важнейшие истины бытия. Здесь познание оказывается, в сущности, тождественным самопознанию; погружение в свои имманентные глубины — трансцендированию в мир объективного знания; направленность на истину внешнего предмета — припоминанию (анемнезису, говоря языком Платона) уже имеющейся в сознании идеи этого предмета. Отсюда и термин — «платонический». Любопытно, что этот вид имманентизма оказывается наиболее распространенным в мировой философии. Так, в индийской веданте целью бытия человека признается проявление своего потенциального богоподобия через актуализацию внутреннего атмана (всезнающего «зерна духа»), тождественного трансцендентному Абсолюту — брахману. Христианский вариант платонического имманентизма представлен Августином, для которо-
го целью человеческого бытия и познания является деятельное проявление божественной искры всезнания, таящейся в недрах нашего существа Познавая внешний предмет, мы на самом деле обнаруживаем его идею, уже как бы предзаданно существующую в глубинах собственного духа Отсюда и гносеологический призыв Августина, который будет потом так последовательно развит, например, в монадологии Лейбница: «...вне себя не выходи, а сосредоточься в самом себе, ибо истина живет во внутреннем человеке... Поэтому стремись туда, откуда возжигается самый свет разума».
Подобная позиция получила свое интересное и глубокое развитие в русской религиозной философии, в частности у B.C. Соловьева, С.Л. Франка, Н.О. Лосского, ПА Флоренского и ряда других русских мыслителей. Будучи органической частью метафизики всеединства, она отождествляет истинное знание и истинное бытие, но разводит актуально данное человеку в реальных актах его сознания и потенциально в нем имеющееся. Цель человеческого существования — деятельно проявить свое потенциальное всезнание, осознать свое жизненное единство со всем мировым сущим и, самое главное, свою ответственность за его эволюцию. «Мы, — пишет С.Л. Франк, — есмы само абсолютное бытие, но лишь в потенциальной, непроясненной форме. Поэтому всякое расширение нашего знания есть лишь самопрояснение в нас, возвышение до чистой, актуализированной сверхвременности, самого абсолютного бытия... Своеобразие такого живого знания в том и состоит, что в нем уничтожается противоположность между предметом и знанием о нем: знать что-либо в этом смысле и значит не что иное, как быть тем, что знаешь, или жить его собственной жизнью». В этом плане зло, по мысли русских философов, оказывается тождественным неведению и эгоистическому разобщению с окружающим миром.
Актуальность такого сопряжения онтологии, гносеологии и аксиологии становится особенно заметной в современном культурном
контексте глобального экологического и духовного кризиса. Вместе cj тем у позиции платонического имманентизма есть (или по крайней мере был вплоть до последнего времени один серьезный недостаток — он сопряжен с элементами мистики, т.е. с идеей связи всего совсем в мире и с утверждением особой роли интуитивного схватывания истины. В силу этого он вызывает настороженное отношение философов и ученых, придерживающихся традиционного рационалистического мировоззрения. Зато позиция трансцендентализма, близкая по своим исходным установкам ко второму варианту имманентизма, является подчеркнуто рационалистической теоретико-познавательной доктриной, до сих пор имеющей в своих рядах многочисленных сторонников.
3. Трансцендентализм.
Трансцендентализм — гносеологическая установка, рассматривающая знание как продукт активной конструктивной деятельности человеческого сознания и направленная на выявление всеобщих и конститутивных — трансцендентальных — условий любого возможного опыта. Иными словами, задача исследования познания состоит здесь не в обращении к объекту познания и не к знанию как таковому — не важно, имманентному или трансцендентному, — а к исследованию инвариантных, т.е. одинаковых для всех людей, структур субъективности благодаря которым они одинаково продуцируют и понимают знание. На конструктивный характер человеческой субъективности и возможность ее априорного самопознания, не прибегая к реалистическим и платоническим (особенно теистическим) допущениям, первым обратил свое пристальное внимание И. Кант. Для него все «го, что разум всецело создает из самого себя, не может бьпь скрыто, а обнаруживается самим разумом, как только найден общий принцип того, что им создано. Полное единство такого рода знаний, а именно знаний исключительно из чистых понятий, делает эту безусловную полноту не только возможной, но и необходимой». Но И. Кант, в отличие от подавляющего большинства своих последователей в ХГХ и XX вв., учитывал, что сознание человека отнюдь не абсолютно свободно в своей конструктивной деятельности, но детерминировано извне, объектно-аффицировано как со стороны вещей и процессов внешнего окружения, так и со стороны других свободных «Я». Впоследствии этот реалистический компонент кантовской теории познания подвергается решительной ревизии в неокантианстве, сконцентрировавшемся на конструктивной деятельности теоретического разума в естественных и гуманитарных науках, а также в феноменологии, на которой, в силу ее исключительного влияния на теоретико-познавательную мысль ХХ в., необходимо остановиться подробнее.
Рождение феноменологии связано с именем немецкого философа Э. Гуссерля. Его самым сокровенным философским стремлением (вплоть до последних работ) являлось создание строго объективной и рациональной философской науки о сознании, которая бы:
а) базировалась
на детально
разработанном
феноменологическом
методе,
адекватном
бытию самого
сознания;
б) преодолевала натуралистические, психологические и метафизические недостатки предыдущей европейской философии во взглядах на сознание и, соответственно, на природу человеческого знания;
в) на основе полученных результатов выступала в качестве твердого априорного основания всего возможного универсума человеческих знаний.
Все произведения германского мыслителя изобилуют программно-методологическими пассажами, хотя сущность и цель феноменологического подхода к сознанию и знанию явственно присутствуют уже в «Философии как строгой науке»: «Исследование должно бьпь направлено на научное' познание сущности сознания, на то, что "есть" сознание во всех своих различных образованиях, само по своему существу, и вто же время на то, что оно "означает", равно как и на различные способы, какими оно сообразно с сущностью этих образований... мыслит "предметное" и "выявляет" его как "значимо", "действительно" существующее»'. Методологическими средствами выявления таких устойчивых смысловых предметностеи и актов сознания служат, по Гуссерлю, во-первых, процедура «феноменологической редукции», т.е. заключение в скобки метафизических предпосылок о существовании природного мира и вообще какого-либо бытия за пределами сознания; во-вторых, акты эйдетической рациональной интуиции, посредством которых в «очищенном зеркале» сознания совершенно непосредственно усматриваются его конститутивные идеально-априорные сущности (базовые доопытные смыслы); в-третьих, выражение усмотренных таким образом сущностей на строгом феноменологическом языке, позволяющем имманентно осуществить интерсубъективную проверку и коррекцию результатов, полученных чужим сознанием.
Феноменологическая программа оказала огромное влияние на формирование различных направлений западной и отечественной философии, в частности на таких разнородных мыслителей, как ГГ. Шпет и А.Ф. Лосев, М. Хайдегтер и Х.Г Гадамер, М. Шелер и М. Мерло-Понти. Несомненно воздействие феноменологии на психологию (в частности, под ее влиянием сложилась гештальтпсихология), лингвистику и социальную теорию. Весьма эвристичными оказались также язык и методы феноменологии при изучении восточной практики йоги и восточной ментальное в целом. Она до сих пор имеет влиятельных сторонников, а Гуссерль остается одним из самых цитируемых мыслителей XX в.
Однако феноменологической программе присущ целый ряд серьезных недостатков. Отчасти мы уже указывали на них в онтологическом разделе учебника. Главнейший из них — угроза субъективистского солипсизма, ведь для феноменолога (несмотря на его радикальный антипсихологизм) нет другого предмета исследования, кроме бытия его собственного сознания. В этом смысле позиция Гуссерля неизбежно сближается с имманентизмом в двух его первых разновидностях, причем даже скорее в варианте субъективного имманентизма, недаром Гуссерль именует свою позицию «солипсистской эгологией». Знаменательно, что еще С.Л. Франк в «Предмете знания», подвергнув обстоятельной критике философию имманентов, показал, что именно с ней все больше сближается гуссерлевская феноменология3. Далее выяснилось, что сознание совсем не прозрачно для рациональной интуиции, как думалось Э. Гуссерлю. Она сама, вопреки претензиям на абсолютную непосредственность, сплошь и рядом оборачивается оправданием сугубо рациональных предрассудков и метафизических идеологем философа. Недаром сам немецкий мыслитель, осознавая слабость своей позиции, в конце жизни сравнивал работу феноменолога с творчеством художника. Наконец, поскольку феноменологические результаты изложены в форме логически связного и претендующего на доказательность философского текста, то с неизбежностью возникает культурно-смысловое влияние национального языка на характер полученных результатов, подрывая тезис об абсолютной объективности и строгости феноменологического подхода.
Последующие попытки избавить феноменологию от недостатков гуссерлевского рационализма (субъективный идеализм, игнорирование дорефлексивных структур сознания, влияния языка и культуры на познавательный процесс) привели к существенной смене акцентов1 в феноменологических исследованиях, а также сращиванию их с другими теоретико-познавательными направлениями.
Вышеприведенная классификация, конечно, не является исчерпывающей. Из нее выпал ряд важных философских подходов к познанию, заслуживающих самостоятельного анализа (структурализм, герменевтика, психоанализ и т.д.).
Однако в решении вопросов о сущности и происхождении человеческого знания представители этих направлений все равно вынуждены будут занять одну из рассмотренных общегносеологических позиций. Поэтому мы закончим на этом обзор основных теоретико-познавательных доктрин и обратимся к современной гносеологической ситуации.
Литература.
Алексеев П.В., Панин АВ. Теория познания и диалектика. М., 1991.
ИвановА.В. Сознание и мышление. М., 1994.
Марголис Дж. Личность и сознание. М.,
Фоллмер Г. Эволюционная теория познания. М., 1998.