Министерство образования УР

УдГУ

Факультет психологии и педагогики

РЕФЕРАТ ПО ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

ТЕМА: ФИЛОСОФСКО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ НИКОЛО МАКИАВЕЛЛИ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Ижевск

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ. 3

НИКОЛО МАКИАВЕЛЛИ. ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. 4

“ГОСУДАРЬ” МАКИАВЕЛЛИ. 8

ПОНЯТИЕ “МАКИАВЕЛЛИЗМА”. 19

МАКИАВЕЛЛИЗМ И СОВРЕМЕННОСТЬ ( ПРОБЛЕМЫ МОТИВАЦИИ ЛИДЕРОВ). 20

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 26

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 28

ВВЕДЕНИЕ.

Цель оправдывает средства.

В разработке теории политики Николо Макиавелли, несомненно, стоял на прагматических и утилитарных позициях, следуя принципу “цель оправдывает средства” и четко отграничивая политику и мораль. Он решительно отстаивал смелость и решительность, уверенность и гибкость в проведении политики, выступал за соединение в политике “черт льва и лисицы”, отмечая, что “необходимо быть лисой, чтобы разглядеть западню, и львом, чтобы сокрушить волков”. К сожалению, эти и аналогичные высказывания были односторонне истолкованы как проявления крайнего аморализма, лицемерия, вероломства, жестокости и даже преступности политики, в связи с чем понятие “макиавеллизм” нередко используется лишь в негативном плане. Это серьезно искажает действительную позицию Макиавелли, который хотя и был сторонником решительного и смелого достижения поставленных политических целей, подчинения морали высоким политическим целям, но отнюдь не стоял на позиции безоговорочного признания, что любая цель всегда и везде оправдывает любые средства ее достижения.

В данной работе мы попытаемся рассмотреть различные точки зрения: традиционную, излагаемую в большинстве учебных пособий по политологии < 4, 6 >, а также анализ основного труда Макиавелли “Государь” Л.М.Баткина< 1 >.

НИКОЛО МАКИАВЕЛЛИ. ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА.

НИКОЛО МАКИАВЕЛЛИ (1469—1527) — италь­янский политический мыслитель, основатель свет­ской политической науки. Широкое распростране­ние получил термин “макиавеллизм”, под которым понимается тактика вероломного захвата власти, диктатура личной власти, авантюристическая внеш­няя политика тайных сговоров, обмана союзников, лицемерие и цинизм; все может быть выражено девизом: “цель оправдывает средства”.< 6 >

Политические позиции и воззрения Макиавелли отражали конкретно-историческую обстановку того времени. В условиях раздробленной Италии XVI в. необходимы были, по мнению Макиавелли, и жест­кая диктатура власти, и насилие в отстаивании идеалов республики, и использование иных мер, ко­торые в другие времена были бы неоправданны.

На этапе раннебуржуазного развития политика, как и другие сферы общественной жизни, начина­ет осознаваться как особая и крайне важная сфера человеческой деятельности. Ренессансные концеп­ции общества и государства отрывались от своей теологической основы, бывшей господствующей в средние века. Одним из первых, кто откликнулся на политику как самостоятельную сферу жизни общества, был Макиавелли.

Мыслитель из Флоренции в своих произведени­ях фокусирует один из критических моментов гу­манистической традиции — момент преодоления синкретизма Возрождения. Так, из человеческих мотивов поведения на первое место выносятся два: страсть к приобретению (собственничество) и чес­толюбие (чувство собственного достоинства). Эти два интереса, первый из которых является преоблада­ющим, учитываются не только при анализе пове­дения отдельных личностей, но и поведения широ­ких масс. Деятельность собственника дистанцируется от деятельности власть имущих, но последние про­должают сохранять свою опеку. “Он (государь) дол­жен побуждать граждан спокойно предаваться тор­говле, земледелию и ремеслам, чтобы одни благоустраивали свои владения, не боясь, что эти владения у них отнимут, другие — открывали свою торговлю, не опасаясь, что их разорят налогами; более того, он должен располагать наградами для тех, кто заботится об украшении города или госу­дарства”< 3 > .

Еще более определенно Макиавелли отделял по­литику от религии и морали. Им было положено начало секуляризации политической мысли, ее осво­бождению от теологии. В своем взгляде на соотно­шение церкви и государства он резко расходился со средневековыми представлениями и ставил ре­лигию на службу государству, а не государство на службу религии.

Макиавелли стал на исторически перспективную точку зрения в важнейшем для Европы XVI—XVIII вв. вопросе — о соотношении религиозной и государ­ственной власти — и обосновал определяющую роль светской власти. Политика имеет свои закономер­ности, которые должны изучаться и осмысливать­ся, а не выводиться из теологических постулатов, из Священного Писания. Макиавелли не выявляет природу экономической власти. Но есть анализ че­ловека “политики”, включающего в себя то, что поз­днее было названо Вебером понятием социальной роли и ролевой функции, которые так или иначе соотносятся с понятием личности новоевропейско­го типа и культуры, индивида, принадлежащего самому себе.

В традиционалистском обществе, как отмечают исследователи, нет “ролей”, которые не сливались бы с человеком в целом. Макиавелли, сконструи­ровав абсолютно нетрадиционалистского индивида, таким образом провозгласил смену принципов: принцип традиционализма уступал место принци­пу личности. Признавалась не только сила “Фортуны” (судьбы), обстоятельств, которые заставляют че­ловека считаться с силой необходимости, но и сила “доблести” (“вирту”) —человеческой энергии, уме­ния, таланта. “Вирту” — активное и ведущее на­чало в жизни человека и общества.

Макиавелли вводит один из ключевых терминов политической науки — государство. Го­сударство означает политическое состояние общес­тва. Необходимость тех или иных форм правления Макиавелли выводит из задач, стоящих на поли­тической повестке дня. Для объединения государ­ства лучшей формой правления выступает монар­хия, но после объединения страны лучшей формой является республика.

Деятельность государства — это такая сфера про­явления интересов, чувств, настроений людей, групп, правительств, в которой действуют свои пра­вила поведения, морали, отличающиеся от отноше­ний между частными лицами.

Государство создается и сохраняется не только с помощью насилия, но и хитрости, коварства, обма­на. “Надо знать, — пишет мыслитель, — что с вра­гом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй — зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второ­му. Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека и зверя... Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе. Лев боится капканов, а лиса — волков, сле­довательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков”< 3 >.

Макиавелли удалось выявить ряд общих зако­номерностей политической жизни, поэтому многие положения не утратили своего исторического зна­чения и в наши дни. Его работа “Государь” явля­ется настольной книгой политических деятелей раз­ных стран, что говорит о прозорливости автора и глубине его идей.

“ГОСУДАРЬ” МАКИАВЕЛЛИ.

“Первая задача — понять произ­ведение так, как понимал его сам автор, не выходя за пределы его понимания. Решение этой задачи очень труд­но и требует обычно привлечения огромного материала.

Вторая задача — использовать свою временную куль­турную вненаходимость. Включение в наш (чужой для автора) контекст”.

М. М. Бахтин

Как уже говорилось выше, основное произведение Макиавелли “Государь” и сегодня является настольной книгой для многих политических деятелей, служит своеобразным сво­дом правил политического властвования.

Непосредственно Макиавелли занимают свойства чи­стой индивидности. Именно в них — как в неустранимое условие—упирается решение его прикладной задачи. Индивид как субъект исторического действия и он же как “универсальный человек”, который должен ссохнуться до “государя”,— это как-никак один и тот же индивид. Обычный политик — конкретный “этот” — ограничен сво­ей отдельностью; он, скажем, по природе склонен дейст­вовать или обдуманно, медлительно, осторожно, или напористо и безоглядно. Между тем выясняется, что лучше всего, если правитель был бы человеком, который спосо­бен вести себя и так, и этак, и по-всякому, т. е. меняться по обстоятельствам, поступать, как он считает нуж­ным,— и в этом смысле преступать границы своей при­роды, с ее единичностью и готовностью, быть творцом самого себя. Его-то Макиавелли, как известно, и вообра­жает, описывает, ожидает, о нем возвещает в трактате о “Государе”. Лишь такой человек может стать великим политиком и спасителем Италии.

“Индивидуализм” Макиавелли не имел внутренних, духовных проблем, все проблемы Госу­даря — во внешнем мире.

Возрождение еще не знало понятия личности, но оно его подготавливало вплотную. Основанием предощущения личности послужили концепции гумани­стического диалогизма и “варьета”. Свернутые внутрь индивида, они дали в высшей степени парадоксальную концепцию “универсального человека”, т. е. своего рода ренессансного человека без свойств, индивида в качестве собственной возможности. Это и было нечто вроде первого фантастического наброска идеи личности.

Так вот: у Макиавелли можно наблюдать первый кри­зис этой идеи. По Макиавелли, если подойти к природе индивида с за­просами энергичного практического целеполагания, по­требно ее коренное преобразование. “Фортуне” не в си­лах противостоять природный индивид, сам являющийся лишь одним из моментов прихотливой натуралистиче­ской комбинации случайностей. Только свободная в от­ношении к себе индивидуальность, не предопределенная готовыми парадигмами поведения, не ограниченная своей частичностью и малостью, только ее доблесть в состоянии бросить вызов судьбе. Нечто крайне важное именно для конституирования новоевропейской индивидуальной лич­ности было преподано, таким образом, в “Государе” с не­сравненной остротой.

Исследователи Макиавелли, безусловно, давно приня­ли во внимание, что в центре всех размышлений фло­рентийца об истории и политике находился “доблестный” индивид, способный добиваться своих целей. Однако изучение касалось исключительно то­го, каким он виделся Макиавелли: что разуметь под “доб­лестью”, в какой степени “фортуна” ставит пределы возможностям человека, что, собственно, такое эта “фортуна”, должны ли мы считать безукоризненно ра­ционального и потому удачливого государя концентриро­ванным образом реальности или, скорее, идеальным про­ектом и так далее. В этом же теоретическом кру­гу всегда оставались попытки вскрыть пагубность (или, напротив, историческую вынужденность и оправдан­ность) крайнего “индивидуализма” Макиавелли, не при­знающего препон для восхваляемой им сильной личности.

Хотя новому государю никак невозможно избежать жестоких мер, “тем не менее он должен вести себя уме­ренно, благоразумно и милостиво. Или: “Госу­дарь должен стараться, чтобы в его поступках обнару­живались величие, сила духа, значительность и твердость”. “Госу­дарь должен также выказывать себя поклонником даро­ваний, оказывать почет тем, кто отличился в каком-либо искусстве или ремесле. Он должен побуждать граждан спокойно заниматься своими делами, будь то торговля, земледелие, или что-либо иное... Он должен являть собой пример милосердия, щедрости и широты, но при этом твердо блюсти величие своего достоинства, которое должно присутствовать в каждом его действии”<3>.

Макиавелли требует от правителя великодушия, в сущности, не менее, чем вероломства. О щедрости он роняет: “...и многие другие достигли высочайших степеней”, ибо “были и слыли щедрыми”. Он пишет весьма характерно о щедрости, что эту добродетель нужно уметь “употреблять умело и как сле­дует”<3>.

“Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это оборачивается против него и если исчезли причи­ны, побудившие дать обещание. Подобное наставление бы­ло бы нехорошим, ежели люди были бы хороши; но так как они скверны и не стали бы держать данное тебе слово, то и тебе незачем его держать. А благовидного предлога нарушить обещание — какому правителю и когда недо­ставало? Можно было бы привести бессчетное множество свежих примеров...” и т. д. Всему этому предшествует общетеоретическое соображение: “Вы должны знать, что бороться можно двумя способами: во-первых, законно, во-вторых, насильственно. Первый способ присущ чело­веку, второй — животным; но так как первого часто не­достаточно, следует прибегать и ко второму. Таким образом, государю необходимо уметь превосходно пускать в ход то, что свойственно и человеку и животному. Именно этому иносказательно учили государей древние авторы, рассказывавшие о том, как Ахилла и многих других го­сударей в древности отдавали на воспитание кентавру Хирону, чтобы он их взрастил и выучил. Что это значит иметь наставником полуживотпое, получеловека, как не то, что государь должен уметь совместить в себе обе эти природы, потому что одна без другой сделала бы его власть недолгой”<3>.

Читатели Макиавелли всегда обращали и обращают внимание (что вполне естественно), на оправдание в трактате — вопреки общепринятой морали — насилия и обмана, “животной” природы государя. Тем более что сам автор уделяет этому больше всего доводов и слов. Но очень важно понять, что упоминания и о другой, “человеческой”, благой и законной стороне государствен­ной деятельности, никоим образом не имеют характера риторической уловки, пустой отговорки. Теоретически равно необходимы обе “природы”: чтобы государь пред­стал в образе Кентавра. Ведь без такой двойственности исчезло бы универсальное умение “употреблять” свои добродетели и пороки. После уже приводившей­ся фразы, что “если... добродетелями обладают и сле­дуют им всегда, то они вредны; но если государь произ­водит впечатление обладающего ими, то они полезны”, далее значится:

“Иначе говоря, надо казаться сострадательным, вер­ным слову, милостивым, искренним, набожным , и быть им на самом деле; но сохранять в душе готовность, если понадобится, не быть таковым, чтобы ты мог и сумел изменить это на противоположные качества”<3>.

Ответ состоит не в том, что Макиавелли проповедовал какое-то неслыханное, дьявольское лицемерие, дело в том, что, по мысли Макиавелли, “мудрый государь” вообще вовсе не лицемерен. Идеальный государь, который видится Макиавелли, действительно щедр, прямодушен, сострадателен и т.п.; и он же действительно скуп, хитёр, жесток.

Конечно, Макиавелли многократно напоминает, что правитель, желающий неуклонно следовать добру, неиз­бежно потерпит поражение, ибо люди по природе злы; если же он прибегнет к насилию и обману, то сумеет по­бедить и упрочить власть во благо тому же народу. Этот мотив в трактате есть. Но отнюдь не выбор в пользу зла составляет глубинную коллизию “Государя”. Такого аб­солютного выбора Макиавелли вообще не делает. Правда, автор, не дрогнув, высказывается за порочное поведение политика, если оно сулит успех. Набрать у Макиавелли соответствующих, внушающих нам отвращение цитат несложно. Но их нельзя по-настоящему истолковать вне цели и смысла его идейного построения в целом.

В 19-й главе Макиавелли разбирает три примера добродетельных римских императоров и четыре примера императоров порочных. “Марк, Пертинакс и Александр были все людьми скромного образа жизни, любили спра­ведливость, ненавидели жестокость, прилежали милосер­дию и благости — и все, кроме Марка, кончили, плохо. Только Марк прожил жизнь и умер в величайшем поче­те”<3>. Впрочем, ему не нужно было домогаться власти, он ее унаследовал — и сумел прочно удержать, “внушив по­чтение своими многочисленными добродетелями” солда­там и народу, так что “не было никого, кто его ненави­дел бы или презирал”<3>. Но в другом случае: распущенные преторианцы не захотели сносить честную жизнь, к кото­рой их принуждал Пертинакс, и убили его. Доброта Александра была такова, что за 14 лет правления он не казнил ни одного человека, зато сам был убит мятежны­ми войсками. “Нужно заметить: добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными”<3>.

Далее Макиавелли переходит к образчикам иного рода. “Если вы рассмотрите теперь, напротив, качества Коммода, Севера, Антонина Каракаллы и Максимипа, то найдете, что они отличались крайней жестокостью и хищностью, и все, кроме Севера, кончили, плохо”<3>. Там преуспел один из троих, здесь один из четверых; статистика, если можно так выразиться, даже не в пользу порока...

О добродетельнейшем Марке Аврелии, философе на троне, Макиавелли отзывается с уважением. Север, который “вел себя, то как свирепейший лев, то как хитрей­шая лиса”,— человек в его глазах тоже заслуживающий восхищения. Вот два государя, которые действовали противоположными способами, но оба восторжествовали. А также: вот правители, которые действовали одинаково, но один победил, другие проигра­ли. Каждый поступал в соответствии со своим характе­ром, но обстоятельства всякий раз были несходные.

Кому же должен подражать “мудрый государь”, Мар­ку или Северу? “...Новый государь в новом государстве не может подражать действиям Марка и ему незачем уподобляться Северу; но ему следует заимствовать у Севера те качества, которые необходимы для основания государства, а у Марка — те достойные и славные каче­ства, которые пригодны для сохранения государства, уже установившегося и прочного”<3>. Значит, ни Север, ни Марк, ни сплошной порок, ни стойкая добродетель — сами но себе еще не пример госу­дарственного человека.

Макиавелли пишет: “Пусть никто не думает, будто можно всегда принимать безошибочные решения, напро­тив, всякие решения сомнительны; ибо в порядке вещей, что, стараясь избежать одной неприятности, попадаешь в другую. Мудрость заключается только в том, чтобы, взвесив все возможные неприятности, наименьшее зло почесть за благо”<3>. Нет абсолютных решений, нет безусловно полезных способов поведения. Выбрать в каж­дый момент наименьшее зло — это и значит быть уни­версальным, объемлющим в себе все человеческое, впро­чем, не актуально, а про запас, до востребования.

Итак, нужен “редкостный человек”... И если Госу­дарь в конечном счете не милостив, не жесток, не кова­рен, не прямодушен, не щедр, не скуп, а таков, каким требуют быть меняющиеся обстоятельства,— это никоим образом не означает просто обезличенности. Государст­венная “мудрость” нуждается в особой концентрации личных дарований. “Государю прежде всего следует каждым поступком создавать впечатление о себе, как о великом и знаменитом человеке”<3>.

Надо исходить “из себя”. В интеллектуальном отношении — и во всех отношениях. “...Только те спосо­бы защиты хороши, надежны и прочны, которые зависят от тебя самого и от твоей доблести”. Соответст­венно те, кто потерял власть, пусть винят в этом себя. Воспользоваться шансами, которые время от времени предоставляет фортуна, способен только какой-то необык­новенный, господствующий над собственной природой, не зависящий от себя и вместе с тем всецело исходящий из себя индивид.

У всех наслуху, что, по Макиавелли, “цель оправды­вает средства”. Макиавелли действительно высказал не­что подобное.

Очень легко возразить и тысячу раз возражали, что самая наилучшая цель пятнается, извращается дур­ными средствами, поскольку цель заложена уже в средствах, средства же входят в химический состав цели, они системно нераздельны и пр. Все это элементарно и справедливо. Однако у Макиавелли настоящая и, пожа­луй, совершенно новая проблема не в том, что Государь должен, если надо, прибегнуть к насилию, обману, но в том, что, когда он прибегает к милосердию, это тоже рас­четливая политическая акция, а не органика индиви­дуального поведения. Личность правителя выступает в качестве средства, как бы он себя ни вел. Политика, по Макиавелли, делает необходимым такое превращение, а это бесконечно глубже, чем выбор между честным или бесчестным средством.

У Макиавелли — пожалуй, именно благодаря тому, что вопрос был поставлен в пределах узкой политической целесообразности, а не в метафизическом плане - политик пугающе свободен от всего, что мог­ло бы ограничить его индивидуальное веление, от бога, от принятой морали, от собственной природы, от всего, кроме обстоятельств. Зато эта же невиданная свобода превращает его потенциально во все то, чем новоевропей­ская история и культура позволят стать отдельному человеку.

Итак, поскольку автор “Государя” создал поразитель­ную модель индивида, который совершенно свободен по отношению к себе и сам решает, как себя вести, каким ему быть в конкретной обстановке, по исходному опреде­лению это нечто весьма нам знакомое, напоминающее об идеализованном гуманистическом индивиде, способном “стать тем, чем хочет”.

Но гуманисты брали “доблестного” и “героического” че­ловека наедине с собой (а также в абстрактно-риториче­ском отношении к общине и согражданам, в сосредото­ченных творческих занятиях или посреди более или менее условной “деятельной жизни”, в пасторальных грезах или, может быть, в кругу семьи,). А Макиавелли размыкает этого индивида и грубо швыря­ет в поток истории<1>.

Макиавелли, кажется, единственный, кто в ренессансной культуре, низведя “универсального человека” до “государя”, тем самым придал нарождающейся личности это неожиданное экспериментальное измерение. Мимо жестких соображений флорентийца не мог, начиная с Шекспира, Сервантеса и Спинозы, пройти никто, кого волновало испытание индивидуальной жизни и души со­циальной практикой. Не случайно трактат о “Государе”, невзначай оброненный уходящей ренессансной эпохой, стал знаменитым и насущным уже за ее пределами. В конечном счете Макиавелли не столько исказил или сузил центральную проблему гуманизма, сколько ради­кально преобразил ее и вывел через узкую протоку Воз­рождения непосредственно на просторы культуры после­дующих веков, включая, конечно, и наш трагический век.<1>

ПОНЯТИЕ “МАКИАВЕЛЛИЗМА”.

МАКИАВЕЛЛИЗМ — образ, схема политического по­ведения, пренебрегающая нормами морали для до­стижения политических целей. Отличительной особенностью макиавеллизма, его основанием явля­ется тезис: “цель оправдывает средства”, когда ради достижения поставленных целей считаются оправ­данными и приемлемыми любые средства, включая вероломство, коварство, жестокость, обман полити­ческого противника.<6>

Главным механизмом борьбы за власть и ее осу­ществлением является сила. Именно сила позволя­ет гарантировать стабильность власти, а при ее ут­рате трудно возвратить власть. Основа власти государя — хорошие законы и хорошее войско. Страсть к завоеваниям — дело естественное и обыч­ное, а “крепкая и решительная власть никогда не допустит раскола”. Макиавелли довольно подробно описывает пра­вила, которыми руководствуется государь в зави­симости от обстоятельств и времени правления, ста­дий борьбы за власть и пользования властью. При этом он выделяет негативные и положительные качества государя, условия их взаимопревращения друг в друга. Так, на пути к власти щедрость необ­ходима, а при достижении власти она вредна. Го­сударю следует избегать следующих пороков: пре­зрения и ненависти подданных, злоупотребления милосердием и других. Презрение возбуждается непостоянством, легкомыслием, изнеженностью, ма­лодушием и нерешительностью. Государь наделя­ется и набором положительных качеств: верность данному слову, прямодушие, неуклонная честность, сострадательность, милостливость, искренность, благочестивость, великодушие, бесстрашие, муд­рость и др.

МАКИАВЕЛЛИЗМ И СОВРЕМЕННОСТЬ ( ПРОБЛЕМЫ МОТИВАЦИИ ЛИДЕРОВ).

Конкретные исследования пока­зывают, что властолюбие или карьеризм далеко не всегда явля­ются единственными или главными движущими силами вхожде­ния человека в политику и его дальнейшей деятельности в дан­ной сфере. Политики, воплощающие подобную мотивацию, так сказать, в “чистом”, законченном виде, обычно легко распозна­ются общественным мнением (или хотя бы наиболее проница­тельной его частью) и как бы выделяются им в особую категорию. Таких деятелей отличают явные черты поведения: цинизм, вероломство, неразборчивость в средствах, жестокость. В политологии и политической психологии их относят к макиавеллическому типу лидеров (по имени флорентийца Никколо Макиавелли, рекомендовавшего в XVI в. именно такую линию поведения со­временным ему властителям).

Г.Г. Дилигенский

В политико-психологической литературе <2> важнейшим мотивационным источником лидерства обычно признается потребность во власти. С этим тезисом, вероятно, со­гласится большинство людей, весьма да­леких от научных политологических исследований и изысканий. Борьба за власть — явная или тайная — пронизывает политичес­кую жизнь любого общества. Многие авторы считают стремление к власти присущим биологической природе человека, заложен­ным в его генах. Они располагают убедительным доказательст­вом — ведь ожесточенная борьба за лидерство в группе происхо­дит и в животном мире.

Подобный подход к психологии лидерства при всей внешней бесспорности, разумеется, не может решить проблему его моти­вации. Скорее он ставит новые вопросы. Во-первых, стремление к власти у одних людей сильнее, чем у других; у многих оно вооб­ще отсутствует. Понять причины этих различий необходимо хотя бы для того, чтобы выяснить, кто и почему становится полити­ческим лидером. Во-вторых, даже на уровне обыденного созна­ния власть не признается единственно возможной целью поли­тиков. Весьма обычное в сегодняшней российской прессе и об­щественном мнении осуждение политиков за то, что они думают только о власти, а, скажем, не о благе народа, равносильно при­знанию, что хотя бы в принципе у них могут быть и иные, менее своекорыстные цели. Если это так, важно понять, как потреб­ность во власти взаимодействует в психологии лидера с другими мотивами и с какими именно.

Сильную потребность во власти, присущую потенциальным и реальным лидерам, проще всего объяснить их врожденными ин­дивидуальными особенностями. И действительно, исходя из здра­вого смысла невозможно отрицать, что условием достижения и осуществления лидерства является какой-то минимальный набор природных задатков: организационные способности, воля, сила убеждения, быстрота реакции, стиль общения и т.д., хотя, как мы уже видели, этот “набор” различен в различных социально-исто­рических условиях. Способности же, как известно, трансформи­руются в потребности: человек, способный осуществлять власть, испытывает потребность в ней. Однако в ходе своего развития политико-психологическая наука вышла за рамки “генетическо­го” подхода. С 30-х годов на исследование психологических пред­посылок лидерства значительное влияние оказывают идеи фрей­дистского психоанализа. Они побуждают искать эти предпосыл­ки в условиях первичной социализации личности, в отношениях ребенка с непосредственной социальной средой.

Так, в работах американского психолога Г. Лассуэла доказы­вается, что психологической основой политической деятельнос­ти является бессознательное вытеснение “частных конфликтов”, пережитых личностью, в сферу общественных объектов и после­дующая их рационализация в понятиях общественных интересов. По мнению этого автора, проявляющаяся во все более сильной форме потребность во власти имеет компенсаторное происхож­дение: обладание властью психологически компенсирует ущер­бность, фрустрацию, испытываемую личностью. Иллюстрацией к этим тезисам может служить высоко оцениваемая в США биог­рафия президента В. Вильсона. Стремление Вильсона к власти и характерные черты его полити­ческого стиля: жесткость позиций, неумение идти на уступки и компромиссы авторы выводят из отношений будущего президен­та с суровым и требовательным отцом. Эти отношения, сочетав­шие идентификацию с отцом и подавленную враждебность к нему, породили в психике Вильсона фрустрацию, которую компенси­ровало жесткое осуществление власти.

Подобное психоаналитическое анатомирование собственных национальных лидеров приобрело широкое распространение в американской литературе. Так, в одной из биографий Р. Никсона этот президент описывается как невротик, одолеваемый страстью к самоутверждению, страхом смерти и потребностью в эмоцио­нальном враге, что порождало у него склонность к провоцированию политических кризисов, подозрительность, социальную изо­ляцию и трудности в принятии решений1.

Можно по-разному оценивать адекватность подобных выво­дов. В американской политической психологии психопаталогический подход к феномену лидерства вызвал серьезные возраже­ния. Один из ее видных представителей Р. Лэйн даже выдвинул в противовес этому подходу тезис, в соответствии с которым ус­пешно действующими демократическими политиками становят­ся люди со здоровой, уравновешенной психикой17. В любом слу­чае было бы неверно недооценивать значение бессознательных внутрипсихических конфликтов в развитии и укреплении пот­ребности во власти и различных черт личности, проявляющихся в ее осуществлении.

Современные американские исследователи разработали коэф­фициент измерения уровня макиавеллизма, основанный на та­ких показателях, как слабая роль эмоций в межличностных отно­шениях, пренебрежение конвенциональной моралью, отсутствие идеологических убеждений, наслаждение, получаемое от мани­пулирования другими людьми.

Наиболее благоприятными для проявления макиавеллизма считаются ситуации, в которых политик обладает относительной свободой действий в определенной сфере, например, если он возглавляет ведомство, обладающее относительно высоким уров­нем автономности в государственном аппарате. Именно таким, по мнению некоторых американских исследователей, было поло­жение Г. Киссинджера в администрации Никсона, что и позво­лило расцвести пышным цветом макиавеллическим чертам этого деятеля.

За пределами американского контекста ситуации, благопри­ятные макиавеллизму, легко обнаружить в условиях тираничес­ких, абсолютистских и тоталитарных режимов. А также в обста­новке крупных революционных катаклизмов, когда разрушены старые и еще не возникли новые “нормы-рамки” политической деятельности. Достаточно вспомнить о таких отечественных во­площениях макиавеллизма, как Сталин, Берия или Андропов. Именно специфика и ограниченность исторических (или адми­нистративно-управленческих) условий, в которых проявляются деятели макиавеллического типа, показывают, что гипертрофи­рованное властолюбие не может рассматриваться как единствен­но возможная мотивация лидерства.

С этой точки зрения особый интерес представляют мотивы революционных лидеров. Эта проблема кажется достаточно слож­ной. С одной стороны, обстановка революционного подполья, Жесткой дисциплины и конспирации создает предпосылки “во­ждизма” и революционного макиавеллизма (по принципу “цель оправдывает средства”). С другой стороны, невозможно отрицать, что для многих рево­люционных лидеров исходным мотивом их деятельности были бескорыстные мотивы борьбы за свободу и народное благо, которые в России утвердились в культуре и ценностных ориентациях разночинной интеллигенции. Исследователи, принадлежащие к психоаналитическому направлению, склонны видеть в таких мо­тивах лишь рационализацию личных неосознанных страстей, но это трудно доказать в каждом конкретном индивидуальном слу­чае. В то же время очевидно, что наиболее революционные тече­ния — и прежде всего большевизм — по мере своего становле­ния, развития и особенно приобщения к борьбе за власть и ее осуществлению неизбежно порождали макиавеллический тип ли­дерства.

Возможно, у многих революционных лидеров потребность во власти развивается и укрепляется не с раннего детства, а под влиянием тех лидерских ролей, которые они приобретают в рево­люционном движении. Реальная власть, сначала над ближайшими сторонниками, а потом и над более широкой массой, превращается у них в способ самовыявления и самоутверждения, в потребность и устойчивую установку. Такая динамика в общем не противоре­чит современным научным представлениям о мотивации.

Важно иметь в виду, что политика — далеко не единственная и даже не самая благоприятная сфера для удовлетворения пот­ребности во власти. В демократическом “рыночном” обществе власть промышленного и финансового магната или менеджера крупной компании во многом не уступает, а по показателю ус­тойчивости превосходит власть политического лидера. Люди, пос­вятившие себя политике, прекрасно знают, что лишь немногие из них достигнут верхних этажей политического здания, где ин­дивид (президент, премьер, министр, партийный лидер, губерна­тор) является носителем реальной власти; даже члены высших законодательных органов обладают лишь властью коллективной вряд ли способной удовлетворить сильное личное властолюбие. Кстати, эмпирические исследования, проводимые среди запад­ных законодателей, не обнаруживают у них подобной мотива­ции. Все это подтверждает многообразие и сложность мотивации политиков вообще и политических лидеров в частности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Макиавелли удалось выявить ряд общих зако­номерностей политической жизни, поэтому многие положения не утратили своего исторического зна­чения и в наши дни. Его работа “Государь” явля­ется настольной книгой политических деятелей раз­ных стран, что говорит о прозорливости автора и глубине его идей.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Баткин Л.М. Итальянское возрождение в поисках индивидуальности. М., “Наука”, 1989.

Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., “Новая школа”, 1996.

Макиавелли Н. Избранные сочинения. М., 1982.

Мельник В.А. Политология. Минск, “ Вышейшая школа”, 1997.

Психология господства и подчинения. /Сост. А.Г.Чернявская. Минск, Харвест, 1998.

Политология. Краткий энциклопедический словарь-справочник. М., 1997.

Словарь по этике. М., 1983.