Тихим летним утром Александра Павловна Липина, молодая вдова, местная помещица, живущая в своем имении со своим братом, отставным штаб-ротмистром Сергеем Павловичем Волынцевым, направляется в соседнюю деревню, где она занимается благотворительностью (ухаживает за больной старухой). Возвращаясь обратно, она встречает Михаила Михайловича Лежнева, соседского помещика, которому она нравится. Одновременно ей навстречу попадается Константин Диомидович Пандалевский, который живет у соседки Александры Павловны Дарьи Михайловны Ласунской, богатой помещицы, в качестве "приемыша или нахлебника". Пандалевский "по-молчалннски" услужлив и угодлив. Он передает Александре Павловне приглашение на обед от Дарьи Михайловны, говорит, что к той должен вот-вот приехать замечательный человек барон Муффель из Петербурга. Барон написал какую-то статью по экономике и спрашивает у Дарьи Михайловны совета "по литературной части". Распрощавшись с Липиной, Пандалевский принимает развязный тон и заигрывает со встретившейся ему крестьянской девушкой, но в самый неожиданный момент появляется Басистов (учитель сыновей Дарьи Михайловны Вани и Пети) и презрительно упрекает Пандалевского, которого явно недолюбливает. Пандалевскнй приходит к себе и сосредоточенно разучивает музыкальный этюд ему надо позаботиться о том, чем он будет развлекать свою богатую покровительницу. Дом Дарьи Михайловны Ласунской считался чуть ли не первым во всей губернии. Дарья Михайловна была знатной и богатой вдовой тайного советника. И хотя Пандалевский уверял всех окружающих, что ее вся Европа знает, Европа знала ее мало, даже в Петербурге она важной роли не играла, хотя в Москве ее все знали и ездили к ней. В молодости она была хороша собой, к настоящему времени ее красота увяла, но замашки светской львицы у нее сохранились. Каждое лето она вместе со своими детьми (их было у нее трое: сыновья Ваня и Петя десяти и девяти лет и дочь Наталья семнадцати лет) выезжала в деревню. От нее порядком доставалось местным провинциальным барыням, которых она терпеть не могла, а кроме того, не считала нужным стеснять себя в деревне. Пандалевский, выучив этюд, спускается в гостиную, "салон" уже в разгаре. В частности, присутствует некто Африкан Семенович Пигасов, который был "озлобленный противу всего и всех особенно против женщин, он бранился с утра до вечера, иногда очень метко, иногда очень тупо, но всегда с наслаждением". Происходил он от бедных родителей. Пигасов "сам себя воспитывал, сам определил себя в уездное училище, потом в гимназию, выучился языкам, французскому, немецкому и даже латинскому, и, выйдя из гимназии с отличным аттестатом, отправился в Дерпт, где постоянно боролся с нуждою, но выдержал трехгодичный курс до конца... Мысли его не возвышались над общим уровнем, а говорил он так, что мог казаться не только умным, но очень умным человеком. Получив степень кандидата, Пигасов решился посвятить себя ученому званию: он понял, что на всяком другом поприще он бы никак не мог угнаться за своими товарищами... Но тут в нем, говоря попросту, материала не хватило.,. Он жестоко провалился в диспуте, между тем как живший с ним в одной комнате другой студент, над которым он постоянно смеялся, человек весьма ограниченный, но получивший правильное и прочное воспитание, восторжествовал вполне". Пигасов сжег все свои книги и поступил на службу. Чиновником он оказался бойким, хотя и не слишком распорядительным. Однако ему захотелось поскорее "выскочить в люди" он запутался и вскоре должен был выйти в отставку. После трех лет жизни в своей деревне, он женился на богатой вдове, но впоследствии стал тяготиться семейной жизнью. Пожив с ним несколько лет, жена тайком уехала от него в Москву и продала свое имение, в котором Пигасов только что отстроил усадьбу. Он было затеял тяжбу, но ничего не выиграл; и теперь доживал свой одинокий век, разъезжая по знакомым, которых он ругал за глаза, а бывало что и в глаза. Пигасов затевает словесную баталию на свой излюбленный предмет: о женщинах. В частности, он заявляет, что на свете есть три разряда эгоистов: эгоисты, которые сами живут и жить дают другим, эгоисты, которые сами живут и не дают жить другим, наконец, эгоисты, которые и сами не живут и не дают жить другим. Женщины, по его словам, большей частью принадлежат к третьему разряду. На возражение Дарьи Михайловны, что мужчинам тоже свойственно ошибаться в суждениях, Пигасов отвечает, что это действительно так, но разница между ошибкой женщины и "нашего брата" состоит в том, что "мужчина может, например, сказать, что дважды два не четыре, а пять или три с половиною, а женщина скажет, что дважды два стеариновая свечка". На вопрос о том, что ему нравится, Пигасов отвечает, что литература, "да только не нынешняя". На просьбу пояснить свою нелюбовь к современной литературе, Пигасов рассказывает случай о том, как он на паромной переправе повстречался с каким-то барином. "Паром пристал к крутому месту: надо было втаскивать экипажи на руках. У барина была коляска претяжелая. Пока перевозчики надсаживались, втаскивая коляску на берег, барин так кряхтел, стоя на пароме, что даже жалко его становилось... Так и нынешняя литература: другие везут, дело делают, а она кряхтит".
Далее на вопрос одного из мальчиков, где находится какой-то город, Пигасов отвечает, что "в самой Хохландии". Потом заявляет, что "будь у меня лишние деньги, я бы сейчас сделался малороссийским поэтом". На удивленные возгласы, разве он умеет писать по-малороссийски, Пигасов отвечает, что не умеет, "да оно и не нужно". Все недоумевают, а Пигасов поясняет, что надо "только взять лист бумаги и написать наверху: "Дума"; потом начать так: 'Той ты доля, моя доля!" или "Седс казачино Наливайко на кургане!", а там: "По-пид горою, по-пид зеленою, грае-рае воровае, гоп! гоп!" или что-нибудь в этом роде. И дело в шляпе. Печатай и издавай. Малоросс прочтет, подопрет рукою щеку и непременно заплачет, такая чувствительная душа!" Учитель Басистов возмущается, что это клевета на малороссийский народ, который он искрение любит, и что "грае, грае, воровае" полнейшая бессмыслица. Тут появляются Волынцев и Липина. Пигасов язвит по поводу барона, которого все ждут, считая философию никчемной отвлеченностью, а по его сведениям, барон "Гегелем так и брызжет". Пигасов презирает "высшие" точки зрения, восклицает: "И что можно увидать сверху? Небось коли захочешь лошадь купить, не с каланчи на нее смотреть станешь!" Вскоре Дарья Михайловна получает известие, что барон получил предписание тотчас вернуться в Петербург, а статью передает со своим приятелем Дмитрием Николаевичем Рудиным. Входит Рудин, "человек лет тридцати пяти, высокого роста, несколько сутуловатый, курчавый, смуглый, с лицом неправильным, но выразительным и умным... Платье на нем было не ново и узко, словно он из него вырос". Рудин представляется, говорит, что у него имение в Т...ой губернии, что здесь он недавно, что с бароном они друзья Рудин помогает ему в разного рода начинаниях, хотя сам в отставке. Статья, которую он привез, оказывается, толкует "об отношении промышленности к торговле в нашем отечестве". Пигасов язвительно интересуется тем, насколько эта статься отвлеченного характера, добавляя, что абстрактные рассуждения беда нынешнего времени и что нужно в первую очередь "подавать" факты. Рудин рассудительно отвечает, что "барон в этом деле дилетант, но в его статье много справедливого и любопытного, затем в словесной перепалке с Пигасовым изящно ловит его на непоследовательности в суждениях, говорит, что "общие положения" также необходимы (приводит в качестве примера учение Коперника и законы Ньютона). На неуважительное замечание Пигасова об "образованности" Рудин отвечает, что "все эти нападения на системы, на общие рассуждения и так далее потому особенно огорчительны, что вместе с системами люди отрицают вообще знание, науку и веру в нее, стало быть, и веру в самих себя, в свои силы.... Скептицизм всегда отличался бесплодностью и бессилием... Если у человека пет крепкого начала, в которое он верит, нет почвы, на которой он стоит твердо, как он может дать себе отчет в потребностях, значении и будущности своего народа?" Пигасов злится и отходит в сторону. Рудин говорит увлеченно, и вскоре только один его голос раздается в комнате. На всех присутствующих он производит сильное впечатление, так как никто не ожидал найти в нем человека замечательного: он был так посредственно одет, о нем ходило так мало слухов. Дарья Михайловна про себя думает о том, как она оделит Рудина своими милостями, выведет в свет. На вопрос Рудина отчего он нападает на женщин, Пигасов отвечает, что он "до всего человеческого рода небольшой охотник", а на вопрос, что могло ему дать такое дурное мнение о людях, Пигасов заявляет, что причиной этому изучение своего собственного сердца, в котором он с каждым днем открывает все более и более дряни. Рудин говорит, что сочувствует Пигасову, замечает, что "какая благородная душа не испытала жажды самоуничижения?" Пигасов отвечает, что благодарит за выдачу его душе "аттестата в благородстве", но он в этом не нуждается. Рудин начинает говорить о самолюбии, доказывать, что самолюбие тот архимедов рычаг, которым движется личность, чтобы работать на всеобщее благо. Все его слушают. Один Пигасов стоит в стороне, потом уходит, но этого никто не замечает. Более других были поражены гостем учитель Басистов и дочь Дарьи Михайловны, Наталья. Пандалевский играет выученный этюд, Рудин говорит, что музыка напомнила ему время, проведенное в Германии. Оказывается, он провел год; в Гейдельбёрге и около года в Берлине. На просьбу рассказать что-нибудь из студенческой жизни Рудин припоминает несколько случаев. Однако "в описаниях его недоставало красок. Он не умел смешить. Впрочем, Рудин от рассказов своих заграничкых похождений скоро перешел к общим рассуждениям о значении просвещения и науки, об университетах и жизни университетской вообще. Широкими и смелыми чертами набросал он громадную картину. Все слушали его с глубоким вниманием. Он говорил мастерски, увлекательно, не совсем ясно... но самая эта неясность придавала особенную прелесть его речам. Обилие мыслей мешало Руднну выражаться определительно и точно. Образы сменялись образами; сравнения, то неожиданно смелые, то поразительно верные, возникали за сравнениями... Все мысли Рудина казались обращенными в будущее; это придавало им что-то стремительное и молодое". После окончания вечера все между собой говорят о Рудине, а Наталья не может ночью заснуть. На другой день Рудина приглашает к себе Дарья Михайловна. Она разговаривает с ним, пускается в воспоминания. Однако, рассказывая о людях, с которыми она зналась, Дарья Михайловна неизбежно переходила на себя. "О каком бы лице ни заговорила Дарья Михайловна, на первом плане оставалась все-таки она, она одна, а то лицо как-то скрадывалось и исчезало. Зато Рудин узнал в подробностях, что именно Дарья Михайловна говорила такому-то известному сановнику, какое она имела влияние на такого-то знаменитого поэта. Судя по рассказам Дарьи Михайловны, можно было подумать, что все замечательные люди последнего двадцатипятилетия только о том и мечтали, как бы повидаться с ней, как бы заслужить ее расположение". О Пигасове Рудин отзывается как о человеке неглупом, но замечает, что "в отрицании полном и всеобщем нет благодати. Отрицайте все, и вы легко можете прослыть за умницу: эта уловка известная. Добродушные люди сейчас готовы заключить, что вы стоите выше того, что отрицаете: А это часто неправда. Во-первых, во всем можно сыскать пятна, а во-вторых, если вы даже и дело говорите, вам же хуже: ваш ум, направленный на одно отрицание, бледнеет, сохнет... Порицать, бранить имеет право только тот, кто любит".
Дарья Михайловна, говоря о соседях, с похвалой отзывается о Михаиле Михайловиче Лежневе, Рудин говорит, что знал его прежде. В это время докладывают, что приехал Лежнев (у него дело с Дарьей Михайловной по размежеванию). Ласунская представляет ему Рудина, тот холодно с ним здоровается, а на замечание Рудина, что они вместе учились в Германии, отвечает, что "мы и после встречались". На упреки Ласунской, что он редко ездит к ней, Лежнев отвечает, что не принадлежит к их кругу, а кроме того, он "не любит стеснять себя", что, мол, у него и фрака порядочного нет, и перчаток нет. Сказав, что условия размежевания обсуждены и утверждены, Лежнев прощается и уезжает, несмотря на уговоры остаться. После его ухода Рудин говорит о нем, что он "болен той же болезнью", что и Пигасов "желаньем быть оригинальным. Тот прикидывается Мефистофелем, этот циником. Во всем этом много эгоизма, много самолюбия и мало истины, мало любви. Ведь это тоже своего рода расчет: надел на себя человек маску равнодушия и лени, авось, мол, кто-нибудь подумает: вот человек, сколько талантов в себе погубил! А поглядеть попристальнее и талантов-то в нем никаких нет". Дочь Дарьи Михайловны, Наталья, "училась прилежно, читала и работала охотно. Она чувствовала глубоко и сильно, но тайно... Черты ее лица были красивы и правильны, хотя слишком велики для семнадцатилетней девушки". На прогулке Наталья сталкивается с Рудиным, они идут вместе в сад. Рудин говорит с пей о поэзии, заявляет, что поэзия не только в стихах, она разлита везде вокруг. На вопрос, сколько Рудин намерен оставаться в этих местах, он отвечает, что "все лето, осень, а может быть, зиму", говорит, что он человек небогатый, дела его расстроены, а кроме того, ему надоело "таскаться с места на место". Наталья удивляется таким словам, говорит, что Рудин с его талантами должен "трудиться, стараться быть полезным". Тот отвечает, что он бы рад, да "где найти искренние, сочувствующие души?" Тем не менее, он благодарит Наталью, заявляет, что ее слово напомнило ему его долг, его дорогу, что он должен действовать, а не растрачивать свои силы на пустую, бесполезную болтовню. "И слова его полились рекою. Он говорил прекрасно, горячо, убедительно о позоре малодушия и лени, о необходимости делать дело. Он осыпал самого себя упреками, доказывал, что рассуждать наперед о том, что хочешь сделать так же плохо, как накалывать булавкой наливающийся плод... Он говорил долго и окончил тем, что еще раз поблагодарил Наталью Алексеевну". На прощание Рудин позволяет себе вольность пожимает Наталье руку. По пути к дому они встречаются с Волынцевым, который видит перемену, произошедшую в Наталье за последние дни, и страдает от этого. Вернувшись к себе домой, Волынцев видит у своей сестры Лежнева. Александра Павловна просит брата, чтобы он помог убедить Лежнева в том, что Рудин необычайно умный и красноречивый человек. Лежнев скептически отзывается о Рудине, Александра Павловна говорит, что его задевает превосходство Рудина. На это Лежнев, по настоянию Александры Павловны, рассказывает о прошлом Рудина (Лежнев хорошо знал Рудина раньше): "Родился он в Т...ве от местных помещиков. Отец его скоро умер. Он остался один у матери. Она была женщина добрейшая и души в нем не чаяла: толокном одним питалась и все какие у нее были денежки употребляла на него. Получил он свое воспитание в Москве, сперва на счет какого-то дяди, а потом, когда он подрос и оперился, на счет одного богатого князька, с которым... сдружился. Потом он поступил в университет... уехал за границу. Из-за границы Рудин писал своей матери чрезвычайно редко и посетил ее всего один раз, дней на десять... Старушка и скончалась без него, на чужих руках, но до самой смерти не спускала глаз с его портрета... Добрая была женщина и гостеприимная... потом я встретился с Рудиным за границей. Там к нему одна барыня привязалась из наших русских, синий чулок какой-то, уже немолодой и некрасивый, как оно и следует синему чулку. Он довольно долго с ней возился и, наконец, ее бросил... или нет, бишь, виноват: она его бросила". Липина упрекает Лежнева в том, что он представил факты в неприязненном свете, тот отвечает, что рад был бы поверить в то, что Рудин изменился.
Прошло два месяца. В течение этого времени Рудин почти не выезжал от Дарьи Михайловны. Рассказывать ему о себе, слушать его суждения сделалось для нее потребностью. Пигасов реже бывает у Дарьи Михайловны, так как Рудин давит его своим присутствием. "Не люблю я этого умника, говаривал он, выражается он неестественно, ни дать ни взять, лицо из русской повести; скажет: "Я", и с умилением остановится... "Я, мол, я..." Слова употребляет все такие длинные. Ты чихнешь он тебе сейчас станет доказывать, почему ты именно чихнул, а не кашлянул... Хвалит он тебя точно в чин производит... Начнет самого себя бранить, с грязью себя смешает ну, думаешь, теперь на свет божий глядеть не станет. Какое! Повеселеет даже, словно горькой водкой себя попотчевал". "Все в доме Дарьи Михайловны покорялись любой прихоти Рудина: малейшие желания его исполнялись". Пандалевский заискивает перед ним. Волынцев, хотя Рудин и за глаза и в глаза превозносил его достоинства, чувствовал некоторое напряжение и неловкость, когда о таких вещах говорят в его присутствии. Басистов благоговеет перед Рудиным, ловит каждое его слово. Лежнев по-прежнему с ним холоден. Рудин занимает пятьсот рублей у Дарьи Михайловны и двести у Волынцева. Рудин входил во все: толковал с Дарьей Ми505 хаиловнои о распоряжениях по имению, о воспитании детей, о хозяйстве, "вообще о делах". Подолгу Рудин беседует и с Натальей. Он дает ей книги, поверяет свои планы, читает ей "первые страницы предполагаемых статей и сочинений", он декламирует ей из романтических произведений (гетевского "Фауста", Гофмана, или "Письма" Беттины, или Новалиса). В числе прочего Рудин говорит Наталье, что зимой собирается писать большую статью "о трагическом в жизни и в искусстве", хотя и признается, что "еще не совсем сладил с основной мыслью". Затем он рассуждает о любви, о том, какое это великолепное, возвышенное чувство и прочее "Рудин охотно и часто говорил о любви". В одну из встреч Рудин туманно намекает Наталье о своих чувствах. Между Александрой Павловной и Лежневым происходит разговор о Рудине. Липина замечает, что Рудин по-прежнему не нравится Лежневу и хочет узнать причину этой неприязни. Лежнев нехотя соглашается. Он говорит, что Рудин "замечательно умный человек, хотя в сущности пустой". Но он не ставит ему это в вину. Не ставит и то, что он в душе деспот, что ленив и не очень сведущ, любит пожить на чужой счет, разыгрывает роль и проч., а ставит в вину то, что "он холоден, как лед". Липина удивляется, как может быть холодной "эта пламенная душа". Лежнев поясняет, что Рудин знает о своей холодности и лишь притворяется пламенным, что он играет опасную игру, "опасную не для него, разумеется; сам копейки, волоска не ставит на карту а другие ставят душу". "Худо то, что он не честен. Ведь он умный человек: он должен знать цену слов своих, а произносит их так, как будто они ему что-нибудь стоят... Спору нет, он красноречив; только красноречие его нерусское. Да и, наконец, красно говорить простительно юноше, а в его года стыдно тешиться шумом собственных речей, стыдно рисоваться". Лежнев намекает на то, что эти речи могут погубить юное, неопытное сердце. Наталья Алексеевна, как утверждает Лежнев, чувствует и размышляет глубже, чем остальные, тем более, чем ее мать, которая по своей натуре эгоистка. Александра Павловна удивляется тому, что в представлении Лежнева Рудин какой-то Тартюф. "В том-то и дело, что он даже не Тартюф. Тартюф, тот, по крайней мере, знал, чего добивался; а этот, при всем своем уме..." отвечает Лежнев. Лежнев рассказывает историю своего знакомства с Рудиным. Рано осиротевший Лежнев жил в доме тетки и "делал что хотел", он любил порисоваться и похвастать. Поступив в университет, он попал в неприятную историю ("солгал и довольно гадко солгал"), из которой ему помог выйти один необыкновенный человек Покорскмй (умерший несколько лет назад). Покорский своего рода антипод Рудина. Покорскнй был очень беден и кое-как перебивался уроками, но к нему, в бедную каморку, ходило множество народа. Именно у него Лежнев познакомился с Рудиным. Покорскнй говорил хорошо, но не удивительно. "В Рудине было гораздо больше блеску и треску, больше фраз и, пожалуй, больше энтузиазма. Он казался гораздо даровитее Покорского, а на самом деле был бедняк в сравнении с ним. Рудин превосходно развивал любую мысль, спорил мастерски; но мысли его рождались не в его голове: он брал их у других, особенно у Покорского. Покорский был на вид тих и мягок, даже слаб, и любил женщин до безумия, любил покутить и не дался бы никому в обиду. Рудин казался полным огня, смелости жизни, а в душе был холоден и чуть ли не робок, пока не задевалось его самолюбие: тут он на стены лез. Он всячески старался покорить себе людей, но покорял он их во имя общих начал и идей и действительно имел влияние сильное на многих. Правда, никто его не любил, один я, может быть, привязался к нему. Его иго носили... Покорскому все отдавались сами собой. Зато Рудин никогда не отказывался толковать и спорить с первым встречным... Он не слишком много прочел книг, но во всяком случае гораздо больше, чем Покорский и все мы; притом ум имел систематический, память огромную, а ведь это-то и действует на молодежь! Ей выводы подавай, итоги, хоть неверные, да итоги! Совершенно добросовестный человек на это не годится. Попытайтесь сказать молодежи, что вы не можете ей дать полной истины, потому что сами не владеете ею... молодежь вас и слушать не станет. Но обмануть ее вы тоже не можете. Надобно, чтобы вы сами хотя наполовину верили, что обладаете истиной. Оттого-то Рудин и действовал сильно на нашего брата... Слушая Рудина, нам впервые показалось, что мы наконец схватили ее, эту общую связь, что поднялась наконец завеса". Попав в кружок Покорского, Лежнев как бы переродился. Причиной же ссоры с Рудиным была девушка, в которую Лежнев влюбился. Александра Павловна предполагает, что Рудин увел у Лежнева девушку, но не угадывает. Лежнев был влюбчив, писал романтические стихи и, влюбившись, буквально через неделю проболтался Рудину. Тот захотел познакомиться с предметом страсти Лежнева. И Рудин "вследствие своей проклятой привычки каждое движение жизни, и своей и чужой, пришпиливать словом, как бабочку булавкой, пустился обоим нам объяснять нас самих, наши отношения, как мы должны вести себя, деспотически заставлял отдавать себе отчет в наших мыслях и чувствах, хвалил нас, порицал, вступил даже в переписку с нами, вообразите! Ну, сбил нас с толку совершенно... пошли недоразумения, напряженности всякие чепуха пошла, одним словом. Кончилось тем, что Рудин в одно прекрасное утро договорился до того убеждения, что ему, как другу, предстоит священный долг известить обо всем старика отца (отца девушки), и он это сделал... Помню до сих пор, какой хаос носил я тогда в голове: просто все кружилось и переставлялось, как в камере-обскур: белое казалось черным, черное белым, ложь истиной, фантазия долгом... Э! Даже и теперь совестно вспоминать об этом! Рудин тот не унывал! Носится, бывало, среди всякого рода недоразумений и путаницы, как ласточка над прудом". В результате Лежнев расстается с предметом своей страсти, "нехорошо, гласно", но когда Рудин уезжает за границу, тот провожает его, хотя уже тогда на сердце у него залегла тень. А за границей Рудин окончательно открылся ему в своем истинном свете. В заключение Лежнев обращает внимание Александры Павловны на перемену, произошедшую в Волынцеве, намекает на то же самое, произошедшее с Натальей, которая, по его мнению, может всех удивить, так как относится к "девочкам, которые топятся, принимают яду и т.д.". "Страсти в ней сильные и характер тоже ой-ой!"
На другой день Рудин встречает Наталью, и они идут вместе гулять на пруд. Рудин рассуждает о любви, Наталья отвечает ему, говорит, что женщина способна на жертвенную любовь. Рудин говорит, что одобряет ее выбор (намекая на Волынцева), Наталья опровергает это, тогда Руднн говорит о своих собственных чувствах. Наталья убегает, а Рудин по пути в дом сталкивается с Волынцевым, который стал невольным свидетелем всей сцены. За обедом разговор не клеится. Пигасов, обедавший в этот день у Дарьи Михайловны, начал говорить о том, что все люди делятся на две категории куцых и длиннохвостых: "Куцыми бывают люди и от рождения, и по собственной вине. Куцым плохо: им ничего не удается они не имеют самоуверенности. Но человек, у которого длинный пушистый хвост счастливец. Он может быть и плоше и слабее куцего, да уверен в себе; распустит хвост все любуются. И ведь вот что достойно удивления: ведь хвост совершенно бесполезная часть тела... а все судят о ваших достоинствах по хвосту". Рудии самоуверенно вставляет фразу о том, что похожее уже говорил Ларошфуко. Волынцев его перебивает, требует позволить каждому высказывать то, что он считает нужным и добавляет: "По-моему, нет хуже деспотизма так называемых умных людей. Черт бы их побрал!" Под шумок Рудин назначает Наталье свидание. Пигасов тем временем пользуется молчаливостью Рудина и развивает идеи о том, что "ничего не может быть легче, как влюбить в себя какую угодно женщину: стоит только повторять ей десять дней сряду, что у ней. в устах рай, а в очах блаженство и что остальные женщины перед ней простые тряпки, и на одиннадцатый день она сама скажет, что у ней в устах , рай и в очах блаженство, и полюбит вас". Вечером Наталья приходит на свидание к Рудину. Он говорит, что любит ее. Наталья отвечает, что и ей кажется, что она любит. Рудин высокопарно говорит о своих чувствах. В это время в беседке по соседству находится Пандалевский, который все слышит и решает довести до сведения Дарьи Михайловны. Волынцев, возвратившись домой, пребывает в мрачном настроении. Он ждет Лежнева, с которым хочет посоветоваться, но вместо Лежнева вдруг появляется Рудин. Рудин пытается объясниться, он приехал к Волынцеву "как благородный человек к благородному человеку". Он говорит, что любит Наталью, а она его. Он высокопарно рассуждает о взаимопонимании и о том, что не хочет, чтобы Волыщев считал его коварным человеком, так как он сам Волынцева глубоко уважает. Волынцев взбешен нежданным визитом Руднна, отвечает, что его уважение ему "ни к черту не нужно", отказывается пожать руку Рудина. Тот уезжает. Через некоторое время появляется Лежнев, которому Волынцев рассказывает о приезде Рудина, прибавляя, что он не понимает, "похвастаться, что ли, он хотел передо мной или струсил". Лежнев возражает, что "ты мне. не поверишь, а ведь он это сделал из хорошего побуждения... Оно вишь ты, и благородно и откровенно, ну, да и поговорить представляется случай, красноречие в ход пустить; а ведь нам вот чего нужно, вот без чего мы жить не в состоянии... Ох, язык его враг его... Ну, зато же он и слуга ему". Рудин приезжает в усадьбу в мрачном настроении, жалеет, что ездил к Волынцеву. Появляется Дарья Михайловна, которая очень холодно ведет себя с Рудиным, "от нее придворной дамой так и веяло", Рудин недоумевает, а через некоторое время получает записку от Натальи, в которой она назначает ему свидание.
Вечером Рудин приходит к пруду, у которого назначено свидание и с которым связано какоето мрачное предание. Рудин ждет Наталью, бродит по плотине, пытаясь понять, действительно ли он любит. "Никто так легко не увлекается, как бесстрастные люди". Появляется Наталья, сообщает Рудину, что матери теперь все известно Пандалевский рассказал. Добавляет, что Дарья Михайловна объявила, что "она скорее согласится видеть меня мертвой, чем вашею женою,... что вы только так, от скуки приволокнулись за мной". Рудин приходит в волнение, начинает восклицать: "Это ужасно!", "Как мы несчастливы!" и проч., упиваясь своим "несчастием" так же, как совсем недавно упивался "счастием". Наталья говорит, что ей нужен от него действенный совет, так как он мужчина. Рудин снова лишь восклицает, потом говорит, что надо покориться. Наталья плачет, упрекает Рудина, что все его слова пустой звук, что она ответила матери, что "скорее умрет, чем выйдет замуж за другого", а он вместо применения своих слов о свободе, жертвах и любви наделе, струсил и уговаривает ее покориться. Она благодарит Рудина за урок, прощается, а напоследок просит "вперед взвешивать ваши слова, а не произносить их на ветер". Рудин остается один, он произносит перед собой речь о том, что недостоин такой любви, с интересом прислушивается к самому себе: чувствует ли он по-прежнему любовь, или она уже прошла. Волынцев тем временем терзается, собирается вызвать Рудина на дуэль или уехать куда-нибудь. Лежнев его успокаивает, предлагает вместе с сестрой лучше поехать в Малороссию "галушки есть". Внезапно Волынцеву приносят письмо от Рудина, в котором он сообщает о своем отъезде, намекает на благородные причины, побудившие его это сделать. Долг (200 руб.) обещает выслать позже. Лежнев саркастически замечает, что Рудин "почел за долг написать... У этих господ на каждом шагу долг, и все долг да долги". Волынцев невольно восклицает: "А каковы он фразы отпускает!.. Он ошибся во мне: он ожидал, что я стану выше какой-то среды... Что за ахинея, господи! Хуже стихов!" Лежнев идет к Александре Павловне, предлагает выйти за него замуж, та соглашается. Рудин тем временем (отправив письмо Волынцеву) взялся за другое письмо Наталье. Перед этим его к себе пригласила Дарья Михайловна, которая была сильно раздражена тем, что "бедный, нечиновный и пока неизвестный человек дерзал назначить свидание ее дочери". Но Рудин опережает события: благодарит Дарью Михайловну за гостеприимство, говорит, что ему надо уезжать. Ласунская его не задерживает. Долг (500 руб.) Рудин обещает непременно выслать, как приедет в свою деревню. Ласунская с ним холодно прощается, Рудин "теперь знал по опыту, как светские люди даже не бросают, а просто роняют человека, ставшего им ненужным: как перчатку после бала, как бумажку с конфетки, как невынгравшнй билет лотереи...". Наталья избегает Рудина, лишь один Басистов горюет по поводу его отъезда. Наконец Рудин уезжает. Басистов провожает его, Рудин вворачивает "словцо", сравнивая себя с Дон Кихотом, выезжающим из дворца герцогини на широкую дорогу. Наталья читает письмо Рудина. В нем он просит у нее прощения и пытается объяснить себя и свое поведение: "В течение моей жизни я сближался со многими женщинами и девушками; но, встретясь с вами, я в первый раз встретился с душой совершенно честной и прямой. Мне это было не в привычку, и я не сумел оценить вас... Наши жизни могли слиться и не сольются никогда. Как доказать вам, что я мог бы полюбить вас настоящей любовью любовью сердца, не воображения, когда я сам не знаю, способен ли я на такую любовь!.. Да, природа мне много дала; но я умру, не сделав ничего достойного сил моих, не оставив за собою никакого благородного следа... Мне недостает... я сам не могу сказать, чего именно недостает мне... Мне недостает, вероятно, того, без чего так же нельзя двигать сердцами людей, как и овладеть женским сердцем; а господство над одними умами и непрочно и бесполезно. Странная, почти комическая моя судьба: я отдаюсь весь, с жадностью, вполне и не могу отдаться. Я кончу тем, что пожертвую собой за какой-нибудь вздор, в который, даже верить не буду... Боже мой! в тридцать пять лет все еще собираться что-нибудь сделать!" Далее Рудин дает несколько советов Наталье, так как "больше ни па что не годен", один из них таков: "Вы еще молоды; но, сколько бы вы ни жили, следуйте всегда внушениям вашего сердца, не подчиняйтесь ни своему, ни чужому уму". Письмо окончательно показало Наталье, что Рудин ее не любил. Поплакав, она сожгла письмо и пепел выкинула за окно.
Наталье горько, и даже становится стыдно за свою первую, такую нелепую любовь. На следующий день к Дарье Михайловне приезжает Волынцев, который крайне тактично и предупредительно ведет себя с Натальей. Проходит два года. Александра Павловна вышла замуж за Лежнева, у них родился сын. Пигасов у них в гостях и передает новости. Дарья Михайловна пыталась сосватать Наталью за какого-то господина Корчагина, светского льва, чрезвычайно надутого и важного, но та заявила, что и слышать о нем не хочет. В результате она выходит за Волыицева, о чем и сообщает Пигасов Лежневым. О Рудинс доходят какие-то смутные сведения, что он приезжал в Москву, потом отправился с каким-то семейством в Симбирск, куда он делся дальше, неизвестно. Пигасов прибавляет, что Рудин не пропадет, "небось где-нибудь сидит и проповедует. Этот господин всегда найдет себе двух или трех поклонников, которые будут его слушать разиня рот и давать ему взаймы деньги". Пигасов рассказывает анекдот из жизни Рудина, который слышал от знакомого Рудина, жившего с ним в Германии: "Беспрерывно развиваясь (эти господа все развиваются: другие, например, просто спят пли едят, а они находятся в моменте развития спанья или еды...). Итак, развиваясь постоянно, Рудин дошел путем философии до того умозаключения, что ему должно влюбиться. Начал он отыскивать предмет, достойный такого удивительного умозаключения. Фортуна ему улыбнулась. Познакомился он с одной француженкой, прехорошенькой модисткой. Дело происходило в одном немецком городе, на Рейне, заметьте. Начал он ходить к ней, носить ей разные книги, говорить ей о природе и о Гегеле. Можете представить себе положение модистки? Она принимала его за астронома. Однако, вы знаете, малый он из себя ничего; ну иностранец, русский понравился. Вот наконец назначает он свидание, и очень поэтическое свидание: в гондоле на реке. Француженка согласилась: приоделась получше и поехала с ним в гондоле. Так они катались часа два. Чем же, вы думаете, занимался он все это время? Гладил француженку по голове, задумчиво глядел в небо и несколько раз повторил, что чувствует к ней отеческую нежность. Француженка вернулась домой совершенно взбешенная..." Лежнев предлагает выпить по случаю помолвки Волынцева и Натальи и провозглашает тост за Рудина, так как благодарен ему за то, что "мы все стали невыносимо рассудительны, равнодушны и вялы; мы заснули, мы застыли", а он их расшевелил. "Я упрекал его в холодности... и был неправ... Холодность эта у него в крови..., а не в голове. Он не актер, как я называл его, не надувало, не плут; он живёт на чужой счет не как проныра, а как ребенок... Он не сделает сам ничего именно потому, что в нем натуры, крови нет; но кто вправе сказать, что он не принесет, не принес уже пользы? Что его слова не заронили много добрых семян в молодые души, которым природа не отказала, как ему, в силе деятельности, в умении исполнять собственные замыслы?.." Он пьет за здоровье Рудина и прибавляет, что Пигасов, который ругает Рудина, во сто крат хуже его, так как когда служил, брал взятки ("Да еще как!"), за что и был вынужден уйти в отставку. Далее следует описание, как Рудин в это время путешествует где-то на перекладных, в старом изношенном платье, пытается получить на станции лошадей, по услышав, что в эту сторону лошадей нет, отправляется в Тамбов, куда они есть, так как ему совершенно все равно, куда ехать. Проходит еще несколько лет. Лежнев по делам рекрутского набора приезжает из деревни в город. Там в гостинице он случайно сталкивается с Рудиным. Теперь Рудин "человек высокого роста, почти совсем седой и сгорбленный". Лежнев зовет его с собой обедать. За обедом Рудин рассказывает все, что с ним случилось за эти годы. По словам Рудипа, он все это время "душой скитался" и "в ком и в чем я не разочаровался!". Вначале он в Москве сошелся с каким-то очень богатым и странным человеком, в котором была всепоглощающая страсть к науке, хотя, по словам Рудина, "шла она к нему, как к корове седло". "Я, брат, не встречал бездарнее и бедней его природы". Рудин, тем не менее, поселился у него в имении. "Планы, брат, у меня были громадные: я мечтал о разных усовершенствованиях, нововведениях... Я навез с собою агрономических книг... правда, я до конца не прочел ни одной.... ну, и приступил к делу... Так я вот и бился два года. Дело продвигалось плохо, несмотря на все мои хлопоты. Начал я уставать, приятель мой надоедал мне, я стал язвить его, он давил меня, словно перина; недоверчивость его перешла в глухое раздражение, неприязненное чувство охватывало нас обоих, мы уже не могли говорить ни о чем; он исподтишка, но беспрестанно старался доказать мне, что не подчиняется моему влиянию... Я заметил наконец, что состою у господина помещика в качестве приживальщика по части умственных упражнений". В один прекрасный день Рудин становится свидетелем отвратительной сцены, характеризующей его приятеля далеко не с лучшей стороны, он собирается и уезжает. Помыкавшись по разным местам, Рудин попал в секретари к "благонамеренному сановному лицу", потом решил сделаться "деловым человеком, практическим". Лежнев смеется и удивляется, как Рудин, с его умом, не смог понять, что не его дело быть практическим человеком. Рудин объясняет, что в ту пору встретился с человеком, "удивительно ученым" "проекты самые смелые, самые неожиданные так и кипели у него на уме. Мы соединились с ним и решились употребить свои силы на общеполезное дело". Приятель Рудина был беднее его, но, несмотря на это, они решили реку в какой-то губернии сделать судоходной. Лежнев хохочет. По словам Рудииа, "начало исполнения было. Мы наняли работников... ну, и приступили". Правда, тут же возникли препятствия: владельцы мельниц не могли их понять, без машины они с водой не могли справиться, а на машину не хватило денег. Рудин с приятелем бились, писали письма и циркуляры, пока Рудин на этом "не добил свой последит'! грош". Он уехал, а его приятель (по фамилии Куробеев) сделался в Сибири золотопромышленником. Рудин верит в то, что его приятель рано пли поздно составит себе состояние. После неудачи на "практическом" поприще Рудин решает, чтобы его ум и способности не пропали совсем без следа, учить подрастающее поколение. Он сделался учителем русской словесности, три дня потратил на составление вступительной речи, которая, по его словам, понравилась слушателям, хотя инспектор заметил: "Хорошо-с, только высоко немножко, темновато, да и о самом предмете мало сказано". Две первых лекции Рудин приносит написанными, а потом принимается "импровизировать". "Я читал гимназистам, как и студентам не всегда читают; слушатели мои выносили мало из моих лекций... факты я сам знал плохо", признается он. Он ставил всем высшие баллы и к нему, по сто словам, ходили толпами. Тут против него началась "интрига", которую затеял учитель математики, сравнивавший его лекции с фейерверком и периодически ловивший его на элементарном незнании предмета. По словам Рудина, он (Рудпп) хотел коренных изменений в гимназии, которые надеялся провести через директора, чья жена попала под влияние Рудина. Но директора "настраивают" против него, Рудин берется что-то доказывать, выходит сцена, и он вынужден уйти в отставку. Рудин спрашивает Лежнева, почему с ним все так происходит, неужели он ни на что не годен, горюет, что всю свою жизнь растратил на слова, а дел не было. Лежнев возражает, что и доброе слово тоже дело. Затем добавляет, что Рудин вызывает в нем уважение, потому что не стал жить приживальщиком у богатого друга, в гимназии не стал подлаживаться под начальство п всякий раз жертвовал своими личными выгодами, не пускал корней в недобрую почву, какой бы она жирной ни была. Лежнев говорит, что в Рудине горит огонь любви к истине, которым он зажег многих, с кем встречался на жизненном пути. Рудин отправляется в свою деревню ("там что-то такое осталось"), напоследок приятели желают друг другу добра и поют гимн студентов.
2G топя 1848 года, в Париже, когда уже восстание "национальных мастерских" было почти подавлено ("Парижская коммупа"), батальон линейного войска брал баррикаду, с которой отходили повстанцы. Внезапно на баррикаде появляется высокий человек в старом сюртуке, подпоясанный красным шарфом, соломенной шляпой на седых растрепанных волосах. "В одной руке он держал красное знамя, в другой кривую и тупую саблю и кричал что-то напряженным, тонким голосом, карабкаясь кверху и помахивая и знаменем и саблей..." Один из стрелков прицеливается и стреляет. Пуля попадает человеку в сердце, он "выронил знамя и, как мешок, повалился лицом вниз". Один из убегавших говорит другому, что "поляка" убили. Этим "поляком" был Дмитрий Рудин.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ilib.ru/