Куличкин С. П.

После окончания Русско-турецкой войны 1877–1878 годов Россия не воевала почти 30 лет. Государь император Александр Миротворец «сосредотачивал» страну, особо не отыскивая союзников и тем более друзей за границами империи. Россия занималась собой и довольно успешно. Продолжил дело отца в первые годы царствования и Николай II. Между тем, «мир клокотал». Великие европейские державы и набравшие могущества США и Япония активно включились в передел уже поделенного мира и дележку «неосвоенных территорий». Классический капитализм развивался именно так, по Марксу. Непрерывная цепь конфликтов, локальных войн опутали практически весь мир, все страны, и Россию не миновала чаша сия. Чаша оказалась с весьма горьким питьем, ибо именно Россия — первая из великих держав, испытала горечь военных неудач нового, самого грозного для человечества XX века. Никогда еще русская армия, а особенно флот, не терпели столь обидных поражений, как в Русско-японскую войну 1904–1905 годов. Невольно задаешься вопросом, каких же великих полководцев за эти 30 лет мира и 2 года неудачной войны могла дать миру Россия. На первый взгляд, не могла. Позволю себе не согласиться с этим. Но прежде чем представить на суд читателей своего героя вынужден развеять некоторые мифы и стереотипы, укоренившиеся в умах не только обывателей относительно причин и итогов «несчастной Русско-японской войны». Очень краткий экскурс в историю вопроса необходим, чтобы понять, почему забыты невольно или замалчивались сознательно подвиги героев тех далеких событий на Дальнем Востоке. Крейсер «Варяг» и только — вот символ той войны в умах русского человека уже боле ста лет. В умах же иностранцев нет и этого.

Сразу оговорюсь. Всегда были исследователи, которые ставили под сомнение общепринятые выводы, касающиеся этой войны. Кстати, такие сомневающиеся были только в России. Остальному миру это просто не интересно. Любопытно хотя бы исследование уже известного нам военного историка А. Керсновского. После десятилетий Советской власти, успешно и со злорадством клеймившую проклятый царизм, императорскую армию и флот, появились и у нас попытки нарисовать истинную картину тех событий. Я имею в виду работы известного историка членкора РАН А. Сахарова, историков А. Лобанова, Д. Лихарева, Е. Мезенцева и других. Но слишком уж мало таких работ, да и те не доходят до умов широкой общественности. «Мы ленивы и не любопытны», — сказал русский гений, и так, к сожалению, видимо будет всегда. Но мы в нашей конкретной работе все-таки отметим несколько важных моментов истории «несчастной войны», попытаемся избавить читателя от некоторых стереотипов.

Во-первых, разберемся с тем, кто спровоцировал войну. Считается, что Россия в силу господствующей в мире национально-имперской идеологии просто должна была «добыть себе новое место под солнцем», а именно выход в мировой океан из незамерзающего порта. Лучшего места чем Китай и Корея в то время и представить себе невозможно. Между тем, на мой взгляд, именно в этом заключалась крупнейшая ошибка внешней политики России. Нетрудно доказать, как нас буквально втянули в Дальневосточный кризис. Особенно преуспела в этом Германия. Потворствовали, особенно на первом этапе, и наши заклятые друзья из Англии, Франции и США. Нетрудно доказать, как вскоре все эти доброхоты, говоря молодежным сленгом «дружно нас кинули». Тысячу раз прав А. Керсновский: «Не было смысла захватывать чужие земли, когда свои собственные оставались втуне. Мы набрасывались на каменистый Ляодун, пренебрегая богатейшей Камчаткой. Мы затратили огромные деньги на оборудование китайской территории и оставили в запустении исконный русский край непочатых сил от Урала до Берингова моря. Имея богатейший в мире Кузнецкий угольный бассейн, мы не тронули его и стали разрабатывать за тридевять земель в чужой стране Янтайские копи. Имея лучшую стоянку на Тихом океане — Петропавловск, — мы зачем-то пошли в порт-артурскую мышеловку… И даже в нашей последовательной политике мы не сумели быть последовательными: взяв китайские земли, мы не подумали прежде всего их укрепить, принесли Порт-Артур в жертву коммерческому порту Дальний». К этому можно добавить, что вместо предложенного еще Александром III продолжения Сибирского пути вдоль Амура, мы воздвигли знаменитую КВЖД, оживив заброшенную китайскую провинцию. Харбин из захолустной деревушки за несколько месяцев превратился в гигантский промышленный центр. Население Маньчжурии увеличилось с 3 до 30 миллионов человек. «Русское золото полилось рекой, обогащая чужую страну, — с горечью констатирует Керсновский, — Русское население Приамурского края осталось без железной дороги; дорогу, зато получили китайцы, а затем, увы, японцы. Искусственно был создан город Дальний, который наши офицеры стали называть Лишний. Деньги на сооружение этого удивительного города Витте достал из кредитов, отпущенных на укрепление Порт-Артура. Артурская крепость осталась недостроенной, зато Дальний был оборудован по последнему слову техники и, только что законченный, преподнесен японцам, которые и мечтать не могли о лучшей базе для действий против России, в частности против Артура. Дальний убил Артур».

Мне в этой связи часто напоминают о советской военной экспансии, о наших базах на Кубе, в Сирии, Вьетнаме. Но, Советский Союз, имея выход в мировой океан, мощные океанские флоты на Севере и Дальнем Востоке мог себе это позволить. Россия конца XIX века не могла.

Второй миф основывается на том, что огромная Россия, царская сатрапия спровоцировала маленькую незащищенную Японию на выгодный для себя конфликт. Между тем не только многочисленные документы, но и последовавшие события без труда доказывают, что Россия всячески пыталась избежать войны, шла на многочисленные уступки Японии. Даже ее стратегия в случае возможного конфликта носила более чем оборонительный характер. Мы приучены думать, что проклятый царизм рвался «раздавить ничтожных япошек». Тогда как в Петербурге хорошо знали о реальном соотношении сил. Японская армия на Дальнем Востоке превосходила русскую по личному составу в 3 раза, по артиллерии в 8 раз, в пулеметах в 18 раз. Русский флот уступал японскому по количеству и огневой мощи кораблей в 1,5 раза. Достаточно сказать, что к началу войны русские войска на Дальнем Востоке, кроме полевой артиллерии, имели лишь 8 станковых пулеметов. Гаубичной артиллерии не было. Имеющиеся на вооружении трехдюймовые пушки вели огонь исключительно шрапнелью. Поэтому мы еще в 1902 году согласились вывести свои войска из Маньчжурии. Уступали и дальше, вплоть до начала боевых действий.

Другое дело Япония, которая в кратчайший срок, благодаря огромной финансово-экономической помощи США и Англии, создали на Дальнем Востоке самые современные вооруженные силы. Япония, зная о состоянии русского военного потенциала на Дальнем Востоке, рвалась в бой. Причем, в Токио рассчитывали разбить Россию одной кратковременной победоносной кампанией «блицкригом». Не зря же японскую армию натаскивали наши немецкие друзья. Вся нация была настроена на такую войну. Один из видных государственных деятелей Японии, граф Окума открыто заявлял: «Мы должны воевать с Россией». Газета «Ници-Ници», не стесняясь, писала: «Вперед же, пехотинцы Ниппона, вперед, кавалеристы Страны восходящего солнца, бейте и гоните дикую орду, пусть наше знамя водрузиться на вершинах Урала…». И для японцев мы оказались дикарями. На улицах Токио и других японских городов распевали песню: «Долой всю Русь! Пора настала, Сыны Ниппона! Горе ей…». Стремление Японии начать войну в выгодной для нее обстановке выявила и последняя стадия переговоров: Направляя России ноту в декабре 1903 года, Япония даже не поставила сроков для ответа и не думала получать его. Россия пошла на новые уступки и послала ответ 21 января, но тот был задержан в Нагасаки и доставлен русскому посланнику только на следующий день, после того как Япония без объявления войны атаковала русскую эскадру в Порт-Артуре. Ну, какие тут еще нужны доказательства?

Следующий и главный миф связан с ходом и итогами войны. А. Сахаров справедливо замечает: «Оценка большинства отечественных и зарубежных авторов, касающихся этой стороны проблемы, безоговорочная: применительно к России война — это «катастрофа», «полное поражение», а применительно к Японии — «исключительный успех японской армии на Маньчжурском оперативном театре», «ошеломляющая и решительная победа». Если подобные оценки зарубежных историков восходят к русофобской и японофильской англо-американской историографии, то кредо на этот счет отечественных историков, за исключением некоторых дореволюционных российских историков, базируется на известном «Кратком курсе истории ВКП(б)». На самом деле полное поражение России при внимательном анализе становится не менее странным, чем полное поражение в Крымскую войну.

Казалось бы все факты поражения налицо. Ну, кто может оспорить итог Цусимской катастрофы? Не оспариваем его и мы. На дно Японского моря в первом же столкновении ушло шесть из восьми русских эскадренных броненосцев, один из трех броненосцев береговой охраны и четыре крейсера из девяти. Ночной торпедной атакой миноносцев были добиты остальные русские броненосцы, часть судов захвачены в плен вместе с командующим флотом, офицерами и матросами. При этом японцы не потеряли ни одного крупного корабля. Погибли только несколько миноносцев. В этой связи могу лишь заметить, что у русского флота изначально не было ни малейшего шанса, как не пытаются доныне некоторые морские историки доказать противное. Судите сами. Японский флот имел преимущество практически во всех боевых компонентах. 228 орудий, из них 54 калибра 203–305 мм у русских; 910 орудий, из них 60 калибра 203–305 мм у японцев. Преимущество в мощности артиллерийского огня 360 выстр./мин. Против 134 выстр. у русских; бронировании 61% против 40% у русских; скорости хода 16-18 узлов против 12-14 узлов у русских. Впрочем, небольшой шанс был, если бы мы сумели навязать противнику ближний бой. Но для этого надо было иметь блестяще подготовленный, натренированный до автоматизма, слаженный до мелочей, быстро и уверенно управляемый боевой организм. Между тем, собрали с миру по нитке совершенно не равнозначные по боевому потенциалу корабли. Экипажи формировались наспех, число новичков превышало все мыслимые нормы с большим процентом штрафников из военно-морских тюрем и дисциплинарных батальонов. Мало было и квалифицированных офицеров. Вся эта разношерстная армада почти год пробиралась к месту сражения, износила и без того дряхлую материальную часть и не провела ни одного учения не только с боевой стрельбой, но и простому слаживанию экипажей и эскадры в целом.

Удивляет другое. Почему, вопреки всякой логики, уже через два дня после столь блистательной победы японцы тайно обратились к президенту США Теодору Рузвельту с отчаянной просьбой о посредничестве в деле заключения мира с Россией. Копнув глубже, мы заметим, что это была уже третья попытка японцев. Вот тебе и сокрушительно поражение!? Впервые японцы запросили мира еще в июле 1904 года, ровно за месяц до их «блестящей победы под Ляоянем». С чего бы? На первый взгляд, они успешно высадили основные силы на континент, успешно отрезали от главных сил и блокировали Порт-Артур, и хотя крепко там получили по зубам, но уверенно наступали в Маньчжурии. Однако в Токио уже тогда поняли — блицкриг провалился. Пришлось через немецких и английских посредников обратиться к русскому царю с предложением о мирных переговорах с условием сдачи Порт-Артура, Маньчжурии и Кореи. Разумеется, в то время на это не мог согласиться ни один разумный политик. Мы все же запомним. Первыми пардону запросили не разбитые русские, а победоносные японцы.

Последовавшие за этим победы японцев под Ляоянем, на реке Шахэ и даже под Мукденом, как оказалось, совсем не шокировали русских. Да и победы были не очень убедительны. Например, под Ляоянем японцы были отражены по всем направлениям. Русская армия лишь по приказу Куропаткина отошла к Мукдену. При этом в ходе боев мы потеряли 17034 человека, японцы 23843! К осени 1904 года японская военная машина капитально забуксовала. Потери были настолько огромны, что их не компенсировала и всеобщая мобилизация. Только под взятым, наконец, Порт-Артуром японцы потеряли более 100 тысяч человек против 60 тысяч у русских. Кстати это был цвет японской кадровой армии. Там, например, погибли несколько принцев императорской крови и три сына генерала Ноги, командовавшего осадой.

Но и падение Порт-Артура имело лишь психологический успех, пропагандистский резонанс. Японцы мучительно собирали последние силы, чтобы окончательно разгромить русских под Мукденом. Победили, но не разгромили. Да, мы потеряли около 90 тыс. человек, из них 59 тыс. убитыми и ранеными. Но и победители только убитыми потеряли 70 тыс. человек и даже не попытались преследовать отступающих русских. Как тут не согласиться с А. Сахаровым: «Мукден как раз и был такой последней битвой, последним поражением, вернее отступлением русской армии, после которого Япония воевать дальше практически не могла». Россия быстро и успешно начала сосредотачивать мощные силы на Дальнем Востоке. Япония же исчерпала все свои военные, экономические, людские возможности и во второй раз через посредников запросила мира на тех же условиях. Тогда государь император выдержал напор своих миролюбивых советчиков и отказал. Потому что русская армия, прочно занявшая Сыпингайские позиции, начала обретать настоящую силу. А. Керсновский пишет: «В апреле прибыло свыше 40000 запасных и выздоровевших, а в первой половине мая 40000 охотников со всех полков Русской Армии. Наше превосходство в силах, бывшее всю весну ощутительным, к лету сделалось подавляющим. У нас стало 38 дивизий, сполна укомплектованных, против 20 японских. Против каждой японской дивизии мы имели корпус. Качество наших войск повышалось с каждым днем благодаря непрерывному прибытию превосходных полевых дивизий и отличных пополнений. В то же время качество японских войск сильно понизилось: их офицерский и унтер-офицерский состав истреблен, пополнения прибывали необученными, люди охотно стали сдаваться в плен, чего прежде совсем не наблюдалось. Сыпингайское сражение должно было дать России победу — но это сражение не было дано».

И Цусима ничего не изменила в стратегии войны и не имела решающего значения для ее исхода. Материальные и моральные силы Японии катастрофически падали. Призвав за время войны 1 185 000 человек, Япония перенапряглась, в конце призывая молодежь призыва 1906 года и стариков отслуживших свой срок в запасе. Людские ресурсы просто иссякали, как моральные силы нации в целом. Пленные жаловались на утомление войной. Население, обремененное непосильными налогами, дороговизной, сокращением производства было в отчаянии. Самурайским духом давно не пахло. Не удивительно, что всего через два месяца после цусимского триумфа японцы через президента США уже в третий раз запросили мира. Цифры общих потерь очень красноречивы. Россия потеряла 270 тысяч человек, в том числе 50 тысяч убитыми. Японцы потеряли 280 тысяч человек, в том числе свыше 80 тысяч убитыми. Согласитесь, говорить о сокрушительном поражении России как-то неловко. Мир, как известно мы подписали. Досталось и государю императору и главному подписанту Витте. Я лишь хочу привести ранее неизвестный факт. Ставя задачу Витте «не уступать ни пяди своей земли, не давать им копейки контрибуции», Николай II надеялся, что японцы не согласятся с его условиями и сорвут переговоры. Тогда продолжение войны неизбежно, и Россия была готова к ее победному завершению.

Еще один миф основывается на якобы подавляющем превосходстве японского вооружения, военной мысли, японского солдата над русскими. Как раз здесь все было наоборот, за исключением, пожалуй, флота. Да и там русский моряк, как боевая единица стоял не ниже японского. Примером тому может служить хотя бы подвиг «Варяга» или «Стерегущего». На сухопутном театре военных действий японцы уступали русским почти по всем компонентам.

Русская винтовка Мосина значительно превосходила японскую магазинную винтовку системы «Арисака». Русский пулемет «Максим» не имел тогда равных в мире. У японцев собственного пулемета вообще не было. Русская полевая артиллерия превосходила японскую в скорострельности и дальнобойности. Дальность ведения огня русского орудия достигла 6,5 верст, а японского — лишь 4,5 версты; максимальная скорострельность русского орудия составляла 10 выстрелов в минуту — в 2 с лишним раза больше скорострельности японской пушки. Россия имела в то время лучшую в мире кавалерию. О такой кавалерии японцы могли только мечтать

Тактика русских войск совершенствовалась от боя к бою, особенно в организации взаимодействия, сочетания обходов и охватов с фронтальными атаками на узком участке поля боя. Русские научились сочетать упругую оборону укреплений с контратаками. Особенно наглядно это продемонстрировал Порт-Артур. Русские войска развертывались в боевой порядок уже во 2-ом эшелоне и атаковали развернутой цепью. Японская армия обучалась на основе германской военной доктрины немецкими инструкторами (вот она дружеская поддержка Вильгельмом своего брата Николая. — С.К.) и действовала всю войну шаблонно, прямолинейно, уповая в основном на охваты. Основой боевых построений их войск до самого конца войны была густая стрелковая цепь, за ней ротные и батальонные колонны. Отсюда и огромные потери. Японская артиллерия также действовала тупо шаблонно, и до конца войны не имела понятия о стрельбе с закрытых позиций. В бою же на подступах к Ляояню русские артиллеристы впервые в мире в полевых условиях применили стрельбу с закрытых позиций. Расположив орудия за гребнями высот, командиры вели огонь, командуя с наблюдательного пункта, находившегося впереди батарей. 7 русских батарей в составе 54 орудий совершенно подавили артиллерийские полки японцев в составе 252 орудий. Каково!

Японская стратегия была излишне осторожна и склонна уступать тактическим расчетам. Маршал Ояма так ни разу не сумел сосредоточить силы на главном направлении. К сожалению, высшее руководство русской армии оказалось настолько слабым, что не смогло воспользоваться даже этими явными промахами японской военной мысли. Мы сами отдавали японцам победу. Вот где стыд и срам.

И, наконец, пора прекратить рассказывать байки о возвышенных, рыцарских характерах японских солдат, их поголовной грамотности, самурайском кодексе «Бусидо», каратэ и прочей экзотике. О том, как самоотверженно боролись японцы, и как из-под палки воевали полудикие необразованные русские мужики, не принимавшие и не понимавшие эту войну. Да, было у японцев много самурайского, были они, безусловно, храбрыми солдатами, нередко презирающими смерть. Но и боевой дух, боевой потенциал русского солдата был не ниже. Вот что вполне справедливо пишет А. Керсновский: «Высокое качество личного состава Русской Армии в эту тяжелую годину ярко сказывается в том, что весною 1905 года из полков, оставшихся в России, отправились на войну ДОБРОВОЛЬЦАМИ 40 000 солдат. Они знали на что шли; слухи о кровавых потерях и жестоких поражениях не поколебали их сердец. Будь вместо Линевича Гурко, вместо Куропаткина — Скобелев, чего бы они сделали с такими войсками. Еще рельефнее сказывается доблесть войск ничтожным количеством пленных. Почти все 27 000 пленных жертвы мукденского хаоса. В сражении при Ляояне все трофеи армии Оку, лишившейся 7500 человек убитыми и ранеными, составили 13 пленных русских солдат. Ни одного знамени нами не было потеряно».

Прошу прощения за столь длинное отступление от основной темы, но это поможет нам лучше понять, что и в Русско-японской войне русская армия имела не только таких горе полководцев, как Куропаткин, Линевич, Бельдерлинг, Стессель, но и явила миру настоящие военные таланты. Блестяще воевали кавалерийские генералы Самсонов, Мищенко. Хорошо себя зарекомендовал генерал Штакельберг, который под Сандепу показал незаурядную силу воли. Проявили себя генералы Церпицкий, Зарубаев, Путилов. Особенно прославились порт-артурцы.

«Порт-Артур, — пишет Керсновский, — дал русским армиям и флоту выдающихся военачальников. Не говоря о главном герое всей войны — генерале Кондратенко — мы назовем лишь имена Горбатовского, Ирмана, Шварца, Григоровича, Эссена, Колчака».

Итак, генерал-лейтенант Роман Исидорович Кондратенко. Хочу сразу привести высказывание знаменитого и уважаемого до сих пор военачальника генерала Драгомирова, которое очень точно определяет сущность этого удивительно и практически забытого даже в военной среде талантливейшего русского полководца. «Прошел ты мимо меня скромным, хотя и способным работником, и я тебя не признал. Слава твоя неувядаема, но потеря невознаградима. Плачьте близкие и присные, плачь вся Россия, зане потеряла ты большого человека, которого скоро, может, и не наживешь».

Действительно, Кондратенко принадлежал к тому весьма распространенному на Руси типу национального героя, которого Лев Толстой гениально представил в романе «Война и мир» — капитана Тушина. Тихий, незаметный, безукоризненно честный и преданный делу службист в минуты роковые преображается в пусть неброского, но настоящего богатыря, который и сам являет собой пример истинного героизма, и ведет за собой миллионы. Не будь этих минут роковых, и наш герой мог так и уйти в мир иной неоцененным по заслугам, не раскрывшим полностью свой талант, дар Божий. В военной карьере, боевой биографии, не говоря уж об обыденной жизни, у Кондратенко не было и сотой доли скобелевского блеска и популярности. Но по делам своим, особенно главному — обороне Порт-Артура — он вполне сопоставим со Скобелевым, вполне национальный герой. Ближе всего он к герою другой героической обороны генералу Хрулеву. Хотя бы потому, что ему тоже приходилось преодолевать неимоверные трудности не только со стороны боевого противника, но и собственных командиров и начальников. При этом, не имея покровителей и защитников не только скобелевского уровня, но и хрулевского. До Кондратенко не было у нас такого военачальника. Кондратенко в русской военной истории стал первым выдающимся военачальником из народа. Именно он открыл галерею великих полководцев-разночинцев, которую достойно завершит маршал Жуков.

Происхождение все-таки не защитило его от всевидящего ока советских идеологов, для которых он, прежде всего, был царским генералом. Да к тому же проявил он себя в Русско-японскую войну, по определению проклятую и оболганную большевиками во всех аспектах. Правда, в первые годы после Великой Отечественной войны, когда вождь поднимал на щит практически всех русских полководцев, о Кондратенко тут же вспомнили. Привели в порядок его могилу, напечатали прекрасный роман А. Степанова «Порт-Артур», в котором одним из главных героев и был генерал Кондратенко. Но вместе со смертью вождя имя нашего героя вновь на многие годы было вычеркнуто даже из военной истории. Когда я 30 лет назад добивался в различных советских инстанциях разрешения на издание подробной биографии Кондратенко, один из деятелей ЦК ВЛКСМ, ныне, как полагается либерал и демократ, все также руководящий идеологией, посоветовал мне хотя бы предположить, что будь живым Кондратенко, непременно бы примкнул к Советской власти. Экие выверты. Биография с Божией помощью вышла, но и только. Весь тираж благополучно рассовали по окраинам Советского Союза, и воцарилось прежнее молчание, вплоть до нынешних времен. Сейчас даже ревностными антисоветчиками поднимаются на щит и менее значимые для России имена, но и они упорно не замечают того, что в дореволюционной русской армии, в дореволюционном русском обществе имя генерала Кондратенко было широко известно, популярно и высоко почитаемо. Между прочим, в приказе военного министра от 20 марта 1906 года говорится: «Второго декабря 1904 года, при геройской защите Порт-Артура, погиб генерал-лейтенант Кондратенко, бывший душою обороны, примером самоотвержения, неустанной энергии, истинных знаний, искусства и высокой военной доблести. Проявленные при бессмертной обороне генералом Кондратенко качества дают ему право стать в ряды народных героев». Так что, мы имеем полное право, включить его в нашу галерею прославленных полководцев земли русской. Не трудно доказать и его соответствие нашим критериям.

Первый критерий — Божий дар, врожденный талант. А как, скажите, без этих качеств можно босоногому мальчишке, торговавшему родниковой водой на тифлисском базаре, добиться в жизни того, чего не смогли достичь тысячи и тысячи несравнимо благополучных отроков. Блестяще окончить военную гимназию, лучшее военное училище страны, две академии — Инженерную и Генерального штаба, получить признание инженера, изобретателя, генеральские эполеты и навеки прославить себя на фортах Порт-Артура. Уже этого беглого перечисления достаточно для соответствия личности Кондратенко первому критерию. Но мы все-таки для полноты картины уточним это.

Родился наш герой в семье отставного майора Тифлисского гарнизонного батальона, выслужившего себе этот чин безупречной службой с солдатских погон. Похоже на деда Скобелева. Но тот все-таки был из дворян однодворцев. Исидор Денисович Кондратенко рекрутировался в Крымский пехотный полк из обычной крестьянской семьи с Екатеринославщины, да и дослужился только до майорского чина. Это давало право на дворянство, но дистанция между полным генералом, георгиевским кавалером, героем Отечественной войны, писателем, любимцем царей Иваном Никитичем Скобелевым и майором Исидором Денисовичем Кондратенко огромна. Поэтому дети Ивана Скобелева с рождения имели несравнимые с детьми Исидора Кондратенко возможности. Не удивительно, что последний десятый ребенок майора Роман с 7 лет зарабатывал первые деньги разносчиком воды. А после того, как отец скоропостижно скончался, семейство впало едва ли ни в нищету. Трудно сказать, как бы сложилась дальнейшая судьба Романа Конлратенко, если бы не его старший брат Елисей, получивший по квоте для неимущих дворян приличное образование, и особенно его жена Юлия Васильевна, урожденная Таннер. Женщина весьма состоятельная и широко образованная взяла на себя ответственность за судьбу маленького Ромы. Юлия Васильевна в самый короткий срок не только прошла с маленьким племянником курс начальной школы, но и обучила его немецкому и французскому языку. Два дня в неделю они обязательно говорили только на немецком и французском языках, помимо обязательной грамматики. Именно врожденный талант позволил мальчику усвоить языки столь немудреным способом. Немецким языком Кондратенко до конца жизни владел в совершенстве Божий дар и не детская работоспособность позволили Роману без труда поступить а Полоцкую военную гимназию (кадетский корпус. — С.К.) и блестяще ее закончить. О незаурядности его способностей говорят хотя бы такие факты. На втором году обучения Роман придумал своеобразный способ заучивания уроков, который напоминал игру и давал хороший результат. Он, например, составлял из урока по географии занимательный рассказ, записывал его в тетрадку и вечерами прочитывал товарищам. Многие кадеты сначала смеялись над его причудами, но после первой же репетиции убедились в пользе такой работы. Предложенная Романам совместная подготовка домашних заданий тоже понравилась товарищам. А вот привычные для него «иностранные дни»не прижились. Роман не только прекрасно учился сам, помогал товарищам, но и находил время готовить поступающих в корпус детей, зарабатывая таким путем довольную сумму на мелкие потребности.

Столь же блестяще, удивляя друзей и преподавателей, заканчивает он и Николаевское инженерное училище. То самое, которое заканчивали писатели Григорович, Достоевский, кумир Кондратенко герой Севастополя первый военный инженер России Тотлебен. Курс обучения здесь был самым сложным среди военных учебных заведений, но Кондратенко не подкачал. Вот что пишет один из его однокашников: «Особенно Роман Исидорович занимался самообразованием. В училище, между прочим, он занялся по собственному желанию необязательным английским языком и изучил его настолько, что мог совершенно свободно читать по-английски, не прибегая к помощи словаря. Многие ли молодые люди в его положении нашли бы в себе столько силы воли, трудолюбия и характера, чтобы, среди многочисленных обязательных предметов изучить еще не обязательный английский язык». И это тоже талант.

Произведенный в офицеры, он не погряз в рутинной повседневной службе дальних гарнизонов, не запил, не умер от скуки, а все свободное время уделяет самообразованию, повышению своего профессионального мастерства. Добивается разрешения и в удивительно короткие сроки блестяще заканчивает последовательно две академии — Инженерную и Генерального штаба. Уже это говорит о незаурядных способностях молодого офицера, Но Кондратенко этого мало, Он составляет поразивший многих профессионалов проект сухопутных укреплений Батумской крепости, который блестяще защищает в Петербурге в Инженерном комитете. Неоценимой станет эта работа, когда он через много лет из ничего будет создавать сухопутную оборону Порт-Артура. Уже эти первые шаги молодого таланта вызывают не скрываемую зависть сослуживцев, непонимание прямых начальников. А Кондратенко продолжает удивлять. По собственной инициативе работает над статистическим разделом Кавказского справочного календаря, изобретает дальномер, модель которого построил на собственные средства и с помощью которой делал поразительно точные измерения на дальности до 3-х верст. Все это в свободное от службы время. Служба же его на штабных должностях, командиром роты, батальона, полка, бригады, начальника дивизии отличалась обязательными новациями. Он уже в роте организовал школу начального обучения для нижних чинов. В батальоне и полку постоянно читает лекции для командного состава по теории и практике военного дела. Это не трудно, имея такое блестящее образование. Но нужно еще желание, особая тяга. А это уже Божий дар. Кстати, комендант крепости Порт-Артур генерал Смирнов тоже окончил две академии, но не сделал и сотой доли того, что сделал Кондратенко.

В характере нашего героя следует, прежде всего, отметить обостренное чувство справедливости, безупречную честность и принципиальность. Мягкий по характеру, доброжелательный, тихий и неказистый на вид, он еще и потому вызывал раздражение у коллег и начальства, что упрямо разоблачала даже малейшие огрехи по службе, не взирая на чины и должности нерадивых. Особенно возмущался несправедливостью к нижним чинам. Так что характер у Кондратенко был, да еще какой! «Роман Исидорович, — пишет летописец артурской обороны Я. Шишко, — вовсе не походил на тех наших генералов, которые умеют только «разнести»своего подчиненного, а не научить его чему-нибудь полезному. Ровный и спокойный, чрезвычайно деликатный и простой Кондратенко не считал унижением своего достоинства сближаться со своими подчиненными и даже спрашивать у них совета. «Им на месте виднее, как лучше поступить и что сделать», обыкновенно говорил он. Самыя приказания он отдавал нередко в условной и вопросительной форме: «не найдете ли вы необходимым сделать то-то и то-то», и такие приказания побуждали подчиненного вдумчиво относиться к их исполнению. Но там, где это было необходимо, он умел отдавать приказ таким тоном, который не допускал, не только тени ослушания, но и какого бы то ни было промедления или заминки в его исполнении». Не вызывает сомнения и личная храбрость генерала. Вот лишь один из многочисленных примеров. Тот же Я. Шишко пишет: «Повозки, походные кухни, двуколки, денщики с офицерским вещами, роты в рассыпную, одиночные всадники и проч… все спешило, перепутывалось, застревало в болоте и ручье, падало, сраженное пулей. Все были охвачены ужасом. Один Кондратенко в этой суматохе и панике был спокоен и старался привести все в возможный порядок. Он, не обращая внимания на свистевшие пули, шагом проехал через долину и, остановившись у дороги на Литангово, отдавал свои приказания для приведения всего в порядок для занятия позиции для прикрытия отступления наших войск». Под ураганным огнем на горе Высокой генерал поднялся во весь рост и обратился к залегшей роте: «Братцы! Лучше умереть, чем опозорить себя и отступить. Помни, на вас надеется Царь-Батюшка и Россия. Отступления нет! Все умрем, а не отступим. Ну, молодцы, с Богом, вперед!». Да и смерть он свою нашел от прямого попадания тяжелого снаряда, не считая возможным уйти с опасного участка.

В личной жизни Кондратенко был счастлив. В 1891 году женился по любви на дочери Бобруйского воинского начальника полковника Потапчина Надежде Дмитриевне. Вскоре у него родились сыновья Николай и Андрей, и до конца дней своих сохранил любовь к жене и детям. Сейчас, когда благодаря Интернету можно узнавать невероятные сведения, мне присылают такие невероятные сообщения. Так, например, появились неизвестные потомки генерала от якобы его внебрачных связей с одной из односельчанок отцовской деревни, куда он наезжал периодически. Он, якобы в качестве сожительницы, даже привозил ее с собой на Кавказ. Думаю, все это издержки нашего лихого времени. Авторы подобных сенсаций даже не представляют, что за подобные невинные по нашим временам выкрутасы в то время Кондратенко решением офицерского собрания был бы немедленно убран не только из воинской части, но из армии. Без разрешения офицерского собрания, командира полка офицер и жениться то не имел права. А уж открыто сожительствовать, просто невозможно. Ну, это к слову.

Кондратенко с детства и до преждевременной кончины оставался глубоко верующим православным христианином. Воспитанный в патриархальной семье, он всей душой, всем сердцем верил в Господа, любил Спасителя, любил и понимал Церковь, вел жизнь настоящего верующего человека. Можно привести массу тому примеров. Непременно самые высокие оценки по Закону Божьему. Непременно соблюдение всех церковных обрядов в мирной и боевой обстановке. «Ну, молодцы, с Богом, вперед!» — любимый его клич. И погиб он в бою, как подобает православному воину. И провожали его в последний земной путь, как глубоко верующего благочестивого христианина. Вот первое отпевание на месте гибели: «Когда 3-го декабря я подъехал к знакомому домику, в него уже входили священники, дьяконы, певчие. В зале на столе лежало тело генерала Кондратенко и рядом с ним — его верного помощника в боевой жизни подполковника Науменко. У обоих были кровоподтеки на лице, но на вид они мало изменились. Очевидно, смерть последовала мгновенно и, как предполагали, от удара газами. Началась панихида. Священники служили по очереди, певчие — солдаты пели прекрасно — и я еще никогда не слыхал такого пения. Кончилась панихида — все плакали: генералы, офицеры, солдаты». А вот похороны через несколько месяцев в столице империи. «Из ворот вокзала показалась голова печальной процессии, пошли певчие, духовенство, 10 дьяконов, 12 протоиереев и священников, с митрофорным протоиереем Ставровским… В воротах Лавры гроб встретил преосвященный Кирилл с ним два архимандрита, Филарет и Мефодий. Совершили литию, и в предшествии иноков и духовенства Лавры лафет с гробом проехал затем в обитель к церкви Св. Духа. Церковь наполнилась торжественными звуками молитв. Архиерей совершил заупокойную литургию. Кончилась литургия. Засветилась церковь огоньками панихидных свечей. Из алтаря вышел на солею владыка митрополит и обратился к церкви: «Свершилась воля Божья. Угодно было Господу наказать нас за тяжкие грехи наши потерею в несчастной войне лучших сынов отчизны нашей. И вот один из них раб Божий Роман, наш славный Кондратенко, бездыханный и безгласный лежит теперь перед нами, чтобы воспели мы над ним наши погребальные песни, чтобы совершили заупокойные молитвы наши. Помолимся же братие, усердно, да упокоит Господь душу усопшего раба своего Романа, идеже вси праведни упокояются, да простит ему всякое его пригрешение, вольное же и невольное, и да сотворит ему вечную память! Духовенство запело «Со святыми упокой», и вся церковь опустилась на колени». Ну, какие еще тут нужны примеры.

То, что Кондратенко показал себя выдающимся стратегом, тактиком, умелым воспитателем войск, то что он принес много нового в теорию и практику военного дела доказать не трудно. Значит, и второму нашему критерию он вполне соответствует.

Его стратегическая оценка положения дел под Порт-Артуром, изложенная в письме к государю императору после первых весьма неудачных для врага штурмах и значительных у него потерях, поражают точностью и дальновидностью. Записка длинная, с ней не трудно ознакомиться. Мы лишь отметим, что Роман Исидорович, находясь в отрезанной от мира, осажденной крепости сумел точно оценить ход и исход противостояния России с Японией, предложил реальные пути достойного завершения войны. А его блестящая идея создания укреплений на горе Ляотешань. Непосредственно сам город Порт-Артур и порт лежали значительно ниже господствующих вокруг высот. «Поэтому, вследствие настойчивых требований генерала Кондратенко, возникли уже во время осады укрепления на Ляотешанском полуострове, представлявшим собою огромную скалистую возвышенность, командовавшую как городом, так и окружающими его фортами. Ляотешань, по мысли Кондратенко, должен был представлять последнее убежище и опору для гарнизона, когда были бы взяты не только форты главного пояса обороны, но и город с его центральной оградой. Кроме того, постановка больших орудий на Ляотешане препятствовала японскому флоту бомбардировать город и порт с западной стороны». Кондратенко не допускал преждевременной сдачи крепости, но он допускал, что ему придется оставить городскую черту, отвести войска на Ляотешань и с этой господствующей высоты до последнего снаряда, патрона разить врага. Идея гениальная и только преждевременная гибель не позволила ему ее осуществить. Да, наконец, «именно инициативой и энергией Кондратенко возникла уже во время войны передовая линия обороны, состоявшая из целого ряда временных фортов и полевых укреплений, взятие которых стоило японцам огромных усилий и жертв». А его провидческое предупреждение о времени и месте высадки японских войск на Квантун.

Как первоклассный тактик, он единственный из генералов Порт-Артура, да и всей Маньчжурской армии требовал, умолял организовать оборону Артура на дальних подступах к крепости. Особенно уповая на позиции под Цзинчжоу. Это узкий перешеек в 20 верстах от Порт-Артура можно было держать несравнимо долго, если направить туда соответствующие резервы, а, главное, организовать поддержку с моря. Керсновский пишет: «13 мая произошло сражение при Цзинчжоу — геройское единоборство 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка с 11-й японской армией. И русский полк остановил было японскую армию, но этих героев не поддержали, у японцев же, кроме армии, действовал и флот, взявший с обоих флангов русскую позицию под продольный огонь. Сокрушить же вместе с армией и флот врага пехотному полку — было не по силам». Сколько же сил, нервов потратил Кондратенко на попытки, хоть чем-то помочь героям Цзинчжоу. Все бесполезно.

Ну и, конечно, вся его деятельность во время героической обороны Порт-Артура. Деятельность, вопреки воцарившихся среди руководства интриг. Интриговали и ненавидели друг друга начальник укрепрайона генерал Стессель и комендант крепости генерал Смирнов, наместник на Дальнем Востоке Алексеев и адмирал Витгефт. Все они, к тому же, создали и поощряли атмосферу нетерпения и непонимания между моряками и сухопутчиками. Нельзя не согласиться с Керсновским, который писал: «Один лишь человек стоял в стороне от этих интриг — и высоко над ними. Этот человек был генерал Роман Исидорович Кондратенко. Он явился в эту трудную пору единственным связующим звеном между сухопутными и моряками, «стесселевцами» и «смирновцами», одинаково ценившими и уважавшими его прямоту, непреклонную, заражавшую всех энергию и редкое благородство духа. От генерала до рядового все угадали а нем душу Порт-Артура». Именно поэтому к нему тянулись все, кто хоть чем-то мог помочь в укреплении обороны крепости. Собирались вечерами прямо у него на квартире. Лейтенант Подгурский принес, изготовленную им из гильзы 37-мм снаряда самодельную ручную гранату, и Кондратенко немедленно запустил ее в производство. К концу обороны в день изготавливалось 300 таких гранат. Моряки же предложили использовать морские минные аппараты для стрельбы торпедами на суше. Кондратенко всячески поощрял развернувшееся среди энтузиастов негласное соревнование. Не успел он дать добро предложению капитана 26-го полка Шметилло об использовании запаса ружей Манлихера, как мичман Власьев предложил еще одну отличную идею. Ввиду острого дефицита пулеметов Шметилло стал связывать винтовки по пять в одном станке и использовать их, как своеобразную митарльезу. Власьев же стал родоначальником разработки нового грозного оружия миномета. Для стрельбы шестовыми минами он приспособил тело 47-мм. морского орудия. Окончательно обосновал и развил идею создания миномета еще один помощник Кондратенко — капитан Гобято. Сапер Дебигорий-Мокриевич поделился с генералом изобретением осветительной гранаты. Моряки предложили пропускать через колючую проволоку электрический ток. Это ли не новаторство в военном деле, за которым стоял, прежде всего, Кондратенко.

С первых офицерских чинов он самым активным образом занимается учебно-методической и воспитательной работой с личным составом. Будучи командиром роты, создает в роте невиданную до того времени школу обучения нижних чинов грамоте и основам военного дела. Далее читает лекции офицерам всех подчиненных ему подразделений и частей. Читает курс в Виленском пехотном училище. Находясь в распоряжении Главного штаба, работает над памяткой для нижних чинов и офицеров.

До порт-артурской эпопеи имя Кондратенко было известно очень узкому кругу профессионалов. Порт-Артур вполне заслуженно поднял его на небывалую высоту. Не только Россия, но и весь мир узнал, кто сохранил честь и достоинство русской полководческой школы в столь неудачно сложившейся для России войне. Значит и третьему нашему критерию он вполне соответствует. Приведу лишь несколько примеров популярности Кондратенко в дореволюционные годы. Начну с того, что солдаты и офицеры Порт-Артура буквально боготворили своего отца-командира. На другой день после сдачи крепости в местной газете «Новый край» появилось стихотворение П. Вельяминова очень искреннее по отношению к Кондратенко:

Нет, мы его оплакивать не станем, -

Оплачут его там, где время есть для слез.

Он с нами вместе здесь осады бремя нес,

Он был всегда, везде, повсюду между нами.

То, как простой солдат, шел с цепью впереди,

То ночи напролет сидел за чертежами…

Никто не знал, когда он спит… С делами

Он жил, скорей горел… и на каком огне!

И сердце детское он сохранил в груди,

Смеялся он, как дети, простодушно…

Пускай кругом его бушует целый ад.

Его спокоен лик, его спокоен взгляд.

Умел глядеть в лицо он смерти равнодушно,

Где он — кругом спокойствие царит —

Таким он был всегда — таким и в гробе спит.

И места нет слезам у тела его, нет!

Можно еще напомнить, что весь личный состав полка, включая нижних чинов, которым некогда командовал Кондратенко, по собственной инициативе, на свои средства поставил в Суволаках памятник Роману Исидоровичу. А вот как хоронила его вся страна, ибо гроб с телом добирался из Одессы до Петербурга больше недели. Одесса: «На пристани были построены полки одесского гарнизона и стояли линиями воспитанники одесских учебных заведений. Все возвышенности над портом и железнодорожная эстакада были усеяны тысячами народа, который стоял и на других пароходах…». Елизаветград: «Несмотря на ранний час и ливень, перрон был переполнен представителями ведомств и учреждений и массой публики. После панихиды и речи на гроб были возложены венки от кавалерийского училища, таганрогского пехотного и донского казачьего полков, от дворянства, земства, города и рабочих завода Эльворти». Кременчуг: «Встретить его собрались представители военного ведомства и города, воспитанники гимназий и ученики реального училища. На гроб возложены венки от местного гарнизона, от граждан и учебных заведений». Полтава: «Здесь, где теперь поселилась его осиротевшая семья, у траурного вагона отслужена была панихида при большом стечении публики, и присутствии депутаций». И далее Ромны, Минск, Луга. Наконец, Петербург: «С утра погода хмурилась. Петербуржцы массами сходились на Знаменской площади, на Невском проспекте и площади Лавры. На Николаевский вокзал и в Невский монастырь пускали по билетам. К половине девятого на Знаменской площади уже собрались в пешем строю войска, которые стали шпалерами кругом площади. От ворот вокзала протянулась линия кавалерии… Позади шпалеры войск тысячи народа. Им была занята вся площадь, начиная от церкви Знамения и далеко по Лиговке; все крыши, балконы и окна были заполнены народом, на тумбах, фонарных столбах, на пролетках у извозчиков, на империалах конок, даже колокольне Знаменской церкви — обнаженные головы. Все прилегающие по пути к Александро-Невской лавре улицы также запружены и во многих местах выстроены целые баррикады из множества народа… На большое расстояние растянулась траурная процессия: в то время, как первые были уже у ворот Лавры, замыкавшие кортеж войска только выходили с вокзала… Венков возложено было на гроб Кондратенко около двухсот, серебряных, металлических 84 и 64 венки из живых цветов». При этом важно отметить, что всех этих людей никто не сгонял насильно на, так сказать, мероприятие. Все они пришли по зову сердца.

Государь император, с которым Кондратенко встречался всего три раза по выпуску из училища и академии, во время командования полком не забыл своего героя. На похоронах присутствовала почти вся императорская фамилия и кабинет министров. Приказ по военному ведомству гласил: «Для сохранения навсегда в Русской армии памяти о беззаветной доблести, самоотвержении и высоком исполнении долга перед Царем и Родиной, проявленных бывшим начальником 7 Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, генерал-лейтенантом Кондратенко, в период геройской обороны Порт-Артура, Государь Император Высочайше повелел соизволить: 25 Восточно-Сибирскому стрелковому полку именоваться впредь 25 Восточно-Сибирским стрелковым генерал-лейтенанта Кондратенко полком».

В стране прошла неделя Кондратенко, в которую вся русская пресса откликнулась на это событие. Приведу лишь одну цитату самого знаменитого в то время публициста М. Меньшикова из газеты «Новое Время»: «Убитый задолго до заключения мира, Кондратенко на всем протяжении войны является единственным, чьи мученические руки достойны были нести государственное наше знамя… Он имел редкое счастье передать в историю тот майорат военной чести, то неутомимое наследство славы, без которого вся она казалась расхищенной, промотанной, разоренной». Примерно так писали практически все газеты, несмотря на их политическую окраску.

Дружно отметилась и мировая общественность на смерть героя. Прежде всего, дань уважения отдали ему те, против кого он воевал. Японцы всегда знали цену истинному мужеству и героизму. «Впоследствии японцы узнали о смерти генерала Кондратенко и, как бы сочувствуя нашему горю, они в день похорон его в наш форт не стреляли», — пишет один из участников обороны крепости. Штурмовавший Порт-Артур генерал Ноги, потерявший под его стенами не без прямого участия Кондратенко трех своих сынов и несколько наследных принцев императорского дома, почтил память достойного противника. Отметили смерть Кондратенко почти все японские газеты. Один английский корреспондент, не питавший к нам никаких симпатий, так оценил смерть Романа Исидоровича: «Это было величайшее несчастье, которое могло постигнуть Россию, так как со смертью этого доблестного и популярного человека дух сопротивления покинул гарнизон». По поводу сдачи крепости английский военный корреспондент при армии Ноги сэр Джеймс писал: «Выяснилось, что Стессель решил сдаться еще в августе, но не мог этого сделать при Кондратенко, — твердом защитнике Порт-Артура. Будь он жив, сдача Порт-Артура не состоялась бы». По всему миру стали распространяться немецкие открытки с изображением Кондратенко в смертном саване на фоне погибших героев обороны. Франция прислала на могилу Кондратенко прекрасный барельеф, сделанный на деньги, собранные национальной подпиской. Думаю, примеров значимости и популярности нашего героя достаточно.

Боевая биография Кондратенко связана всего с одной кампанией — обороной Порт-Артура. Но зато, какой кампанией! Оборона эта, а, значит и деятельность Кондратенко, описана и проанализирована довольно подробно, и всякий желающий может без труда ознакомиться со всеми материалами. Мы же буквально справочно пройдемся по всей военной карьере героя, ибо артурский подвиг его мы уже фактически рассмотрели.

Итак, погоны Роман Кондратенко надел в возрасте 11 лет, поступив в Полоцкую военную гимназию. Через 6 лет становится юнкером Николаевского инженерного училища, которое заканчивает в числе первых с производством в подпоручики в июне 1877 года и два года командует саперным взводом в 1-м Кавказском саперном батальоне. Батальон, а с ним и Кондратенко, волею военной судьбы не участвовал в боях Русско-турецкой войны. В августе 1879 года произведен в поручики и поступает в Николаевскую инженерную академию. Академию оканчивает блестяще и направляется на должность военного инженера в Чорохскую инженерную дистанцию в Батум. Произведен в штабс-капитаны. Рутинная служба, но Кондратенко ищет малейшую возможность для повышения своего образовательного уровня, развития профессиональных знаний. Именно в это время, с 1881 по 1883 годы, он работает над проектом Михайловской крепости Батума и блестяще защищает проект в Петербурге. Именно в это время он принимает самое активное участие в работе над статистическим сборником Кавказа. Активная служебная и внеслужебная деятельность замечена начальством, и Кондратенко получает право на поступление в Академию Генерального штаба, куда и зачисляется сразу в старший класс. Через год блестяще заканчивает академию производится в капитаны и назначается в распоряжение штаба Виленского военного округа. Начинается его штабная и строевая служба в войсках.

С 1886 года по 1895 год, почти десять лет армейской рутины, которая всегда сопровождает службу офицера в мирное время. Каких только должностей не занимал Кондратенко. Начал с должности адъютанта 26-й пехотной дивизии; потом штаб-офицера при управлении местной бригады в Минске; служил в управлении и штабе Виленского военного округа. За это время для отбытия обязательного тогда войскового ценза (очень полезное и для нынешних штабных офицеров дело. — С.К.) успел покомандовать 7-й ротой и батальоном 119 пехотного Коломенского полка и жениться на Надежде Дмитриевне Потапчиной. В 1891 году ему присваивают чин подполковника, а всего через год за отличие в службе досрочно чин полковника. Это во все времена большая редкость для офицера без протекции и надлежащих связей. Это доступно только действительно талантливому офицеру, профессионалу высокого класса. Кондратенко таким и был. Неуемная его натура искала малейших возможностей не только для собственного совершенствования, но и совершенствования выучки подчиненных войск, повышения их боевой готовности. Любой участок, который ему поручался, становился в кратчайшие сроки лучшим. Я уже говорил о его ротных, батальонных, полковых школах для нижних чинов. Результаты этой работы он обобщил в «Памятке солдату». Позже он начнет писать настольную книгу офицера, закончить которую помешает гибель на войне. Изобретение дальномера, полевые выездки офицеров Генерального штаба, работа в комиссии по образованию войск — все это далеко не полный перечень служебных успехов Кондратенко.

Наконец, в 1895 году он назначается командиром 20-го пехотного Сувалакского полка. Командование полком окончательно формирует в нем настоящего военачальника. В сущности, полк представляет в миниатюрном виде все последующие воинские формирования — бригаду, дивизию, корпус, армию. К сожалению, ему не удалось повести свой полк в бой, хотя он и совершил с ним едва ли не кругосветное путешествие, так и не успев на подавление Боксерского восстания в Китае. Но после этого невольного путешествия он обратил самое пристальное внимание на Дальний Восток, и когда в 1901 году открылась вакансия дежурного генерала при штабе Приамурского военного округа Кондратенко не задумываясь вместе с семьей переезжает в Хабаровск уже в чине генерал-майора. Штабная работа, казалось, увлекла его. В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке воинские формирования располагались на обширных территориях. Уссурийское, Амурское и Забайкальское казачьи войска несли пограничную службу. В Маньчжурии и на Квантунском полуострове начали формироваться новые части и соединения 3-го Восточно-Сибирского корпуса, строилась крепость Порт-Артур. Работа живая, новая, о которой Кондратенко всегда мечтал. Вскоре с японских островов задули ветры войны. Кондратенко понял это сразу, и как только узнал, что в Порт-Артуре формируются стрелковые бригады, с их последующим развертыванием в полноценные дивизии, написал рапорт о переводе в крепость. В декабре 1903 года он назначается командиром 7-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады и убывает в Порт-Артур — к месту свой славы и геройской смерти.

К началу войны 26 января 1904 года Кондратенко начальник 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. На первом же совещании после атаки японскими миноносцами кораблей эскадры он назначается ответственным за сухопутную оборону крепости, которая фактически отсутствовала. Предстояла колоссальная работа. Роман Исидорович прекрасно понимал, что ему предстоит сделать то, что не смогло сделать все военное ведомство за последние 3 года, в спокойной, мирной обстановке. Но понимал и то, что для решения такой задачи нужен человек, который бы по собственной воле, с охотой и энтузиазмом, без тени сомнения в успехе взялся за дело. У Кондратенко в отношении себя сомнений не было, ибо остальное командование крепости с началом войны вступило в «боевые действия» между собой. Инициатором сего стал сам начальник всего Квантунского укрепрайона генерал Стессель. Не будем уточнять, как Стессель руководил обороной, как сдал крепость и оказался на скамье подсудимых. Для нас важно отметить, что именно Кондратенко оказался единственным начальником в Порт-Артуре, который добровольно взвалил на себя непосильную ношу строителя сухопутной обороны, оставаясь вне всяких интриг, пользовавшимся уважением всех враждующих сторон.

Работать ему приходилось, преодолевая косность, рутину, зависть, даже некоторый корпоративный саботаж со стороны многих и многих артурских начальников. И только месяц пребывания в Порт-Артуре несомненно лучшего флотоводца России вице-адмирала С.О. Макарова вышел самым плодотворным. При полном взаимопонимании эти два таланта сумели сделать невероятное: построить основы сухопутной обороны, активизировать флот, организовать его взаимодействие с сухопутными войсками, сплотить в единый, боевой коллектив гарнизон и эскадру. Можно себе только представить, как бы пошла оборона Порт-Артура, вся Маньчжурская кампания, если бы остался жив Макаров, если бы не погиб так быстро Кондратенко. Скорее всего, с большими успехами для России. Но, на все воля Божья. Во всяком случае, уже меньше чем через месяц после гибели Макарова японцы начали высадку на Квантун в полной уверенности, что порт-артурская эскадра им не помешает. После же гибели Кондратенко не прошло и месяца, как Стессель вообще сдал крепость.

Нам важно отметить, что после гибели Макарова Кондратенко остался один против могущественного противника, среди нездоровой обстановки вокруг командования крепости, эскадры, всего укрепрайона. Но он с удвоенной энергией продолжил начатое с Макаровым дело. В этом человеке скромность и смирение сочетались с необыкновенным упорством, даже упрямством в достижении своих целей. Ходил слух, что он даже вставал на колени перед командующим эскадрой адмиралом Витгефтом, прося его направить корабли к Цзинчжоужскому перешейку. Впрочем, и это не помогло. Но он продолжает упорно гнуть свою линию и добивается активизации оборонительных действий на дальних подступах к крепости. У горы Куинсан сам получает боевое крещение, попадет под пули, лично ведет войска в атаку. С этого момента и до своей гибели он будет практически непрерывно находиться под огнем. В последних боях на перевалах и Волчьих горах, при отходе на основные укрепления крепости Кондратенко приобретает высочайший авторитет не только среди почитателей, но и недругов. Стессель не только под давлением объективных обстоятельств, но вполне искренне назначает его начальником всей сухопутной обороны Порт-Артура.

25–28 июля бои за позиции на горах Дагушань и Сяогушань, последний бой порт-артурской эскадры. Кондратенко добивается снятия с кораблей части артиллерии, всего, что только может укрепить сухопутную оборону, настаивает на формирование отрядов морской пехоты. Как это напоминает Севастополь 1855 года и Севастополь 1942 года. Но там все осуществляла команда руководителей-единомышленников. Здесь Кондратенко был один. Первыми и лучше всех это поняли сами участники обороны. Один из них Я. Шишко говорит за всех: «То, что не было сделано за семь лет, Кондратенко, насколько это было возможно, создал в несколько месяцев. И вот его мыслею, его трудами, его настойчивостью явилась целая цепь укреплений кругом Порт-Артура. Явились укрепления там, где даже не предполагалось строить ничего, как, например, на горах Угловой, Высокой, Длинной и прочих, на которые впоследствии противник вел настойчивее всего штурмы, понимая важность этих пунктов, под которыми он положил десятки тысяч жертв, чтобы взять их. Генерал Кондратенко для Порт-Артура был все: и сила, и душа, и мысль, и дух героизма». Один, но каков итог этой титанической работы!

6–11 августа первый штурм крепости и первое крупное поражение в войне японской армии. За неделю боев генерал Ноги потерял более трети свой армии, так и не добившись существенного результата. Некоторые полки в осадной армии практически перестали существовать: так, в 7-м полку из 2500 человек в строю оставалось чуть больше 200. В 36-м — 240 человек. Вся 6-я бригада, насчитывающая к началу боев 5000 штыков, имела теперь в своем составе 386 солдат и офицеров. Общие потери японцев составил свыше 15 тысяч человек. Русские потеряли около 3 тысяч. Кондратенко постоянно находился в боевых порядках. Даже Стессель вынужден был писать коменданту: «В деревню Паличжан двинуты 2 роты и с ними Кондратенко. Его не надо посылать с отдельными ротами. Потеря его невосполнима».

Наступило относительное затишье. Кондратенко вездесущ — на передовых позициях, в штабе обороны, на фортах, в артиллерийских мастерских, на эскадре, в порту. Практически каждую ночь у него на квартире собираются энтузиасты усовершенствования оружия и систем обороны.

Через месяц начался второй штурм, который закончился новым поражением японской армии. Убедительно показывает это соотношение потерь хотя бы в боях за гору Высокая: с японской стороны свыше 6000 солдат и офицеров, с русской — ровно в 6 раз меньше. В одной из бесплодных атак погиб командир 1-й бригады генерал-майор Ямамото. Позднее сами японцы признают, что из 23 рот, предназначенных для штурма, после боев нельзя было сформировать и трех.

Японцы вынуждены были начать осадные работы. Началась и бомбардировка города и крепости 11-дюймовыми снарядами. Активизировалась минная подземная война. Наконец, еще через месяц 13–18 октября пошли на третий штурм. Против оборонявшихся русских генерал Ноги бросил в бой 70-тысячную армию с 400 орудиями. На направлении главного удара японцы превосходили защитников крепости по личному составу в шесть раз. И что же? Вновь, как и месяц назад, осадная армия не выполнила своей задачи. Ни одно долговременное укрепление не перешло в руки японцев. Штурм обошелся барону Ноги в 20 тысяч человек убитыми и ранеными, русские потеряли 5 тысяч. Но Кондратенко впервые почувствовал приближение критического момента. Именно тогда он и обратился к государю с письмом, о котором мы уже говорили. Именно тогда он понял, что придется уходить на укрепления господствующей горы Ляотешаня и там принять смерть в последнем бою. При этом он собирался еще не один месяц держать японцев на крепостных укреплениях.

Господь распорядился иначе. Усилив осадную армию до 100 тысяч человек, Ноги начал четвертый штурм крепости 13 ноября. Только через неделю ожесточенных боев, неся огромные потери, японцы пробились таки на гору Высокую, откуда можно было легко обстреливать эскадру и порт. Но крепость еще далеко не исчерпала возможности обороны, еще билось сердце Кондратенко. 2 декабря 1904 года в контр-эскарповом каземате форта Ж2 разорвался 11-дюймовый снаряд. В это время там находилось 15 офицеров, с которыми генерал Кондратенко проводил летучку и награждал отличившихся зауряд-прапорщика Смолянинова и фельдфебеля запасной роты Иванова знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия. Взрывом был ранено 7 человек, 9 убито. Среди них генерал Кондратенко. Выживший прапорщик Квантунской саперной роты О.Берг впоследствии напишет: «Он лежал, пораженный посреди каземата у стола, за которым раньше сидел. Рядом с ним лежали трупы офицеров: подполковника Рашевского, полковника Науменко (начальника этого участка), штабс-капитана 28-го Восточно-Сибирского стрелкового полка Кавецкого, штабс-капитана Синкевича, награжденных генералом зауряд-прапорщика и фельдфебеля».

Вот и все. Кондратенко похоронят вместе с боевыми товарищами тут же в Порт-Артуре. Несколько месяцев спустя, прах его перевезут в Петербург и перезахоронят с высочайшими почестями. Посмертно ему присвоят звание генерал-лейтенанта. Наградами наш герой тоже не будет обделен. Ордена Св. Георгия 3-й и 4-й степени, Св. Владимира 3-й и 4-й степени, Св. Анны 2-й и 3-й степени, Св. Станислава 2-й и 3-й степени, не считая других многочисленных знаков отличия. Но лучшей наградой ему станет вечная память благодарных потомков. Могилу его и памятник на кладбище Александро-Невской лавры сразу после Великой Отечественной войны по указанию вождя привели в порядок. Гранитная колонна, увенчанная георгиевским крестом в лавровом венке, ухожена и сейчас. Жаль, не сохранилась в первоначальном виде часовня с иконой Порт-Артурской Божией Матери, но помолиться памяти славного полководца земли русской это не мешает.