Кузьмин А. Г.
Большинство современных европейских языков принадлежит к одной языковой группе, а населяющие континент народы относятся к одной расе. И то, и другое указывает на общего предка: индоевропейцев. Два столетия ученые разных стран обсуждают проблемы происхождения индоевропейцев, этапы их расселения, сочетание индоевропейского и неиндоевропейского в разных народах, и т.д. Здесь, естественно, будут затронуты только некоторые принципиальные подходы, важные для проблематики отечественной истории
Сейчас на индоевропейских языках говорит большая часть человечества. В этой языковой семье ученые выделяют несколько групп языков. Анатолийская — к ней относятся древние “мертвые” языки — хеттский и лувийский. Индоарийская — санскрит, индийские и цыганские языки. Иранская — на иранских языках говорили древние персы, скифы, сарматы, аланы, жители Бактрии, Согда, Хорезма, а сейчас — иранцы, таджики, афганцы, осетины. Армянский язык — его выделяют отдельно. Иллирийская группа была распространена в западной части Балкан и отчасти в юго-восточной Италии, сейчас на этих языках никто не говорит. Венетский или венедский язык — “мертвый”, известен по надписям VI–I вв. до н.э. в северо-восточной Италии, на южном побережье Балтики надписи на венетском языке еще не обнаружены. Греческая группа — языки древних и современных греков. Италийская — язык древних римлян (латинский), а также возникшая на его основе современная романская группа — французский, итальянский, португальский, испанский, румынский, молдавский языки. Кельтская группа — языки, распространенные на крайнем западе Европы — от Ирландии и Шотландии до галлов во Франции. Германская группа — вымершая восточногерманская группа (готский, вандальский, бургундский); западногерманская (немецкие диалекты, идиш — новоеврейский язык, голландский, скасонский и английский); северогерманская (скандинавские языки). Балтийская группа — западная группа языков (“мертвые” языки прусский, ятвяжский, голядский) и восточная (вымершие куршский, латгальский и современные литовский и латышский). Славянская группа — южнославянские, западно- и восточнославянская языки.
Методологическое значение для изучения истории славянства могут иметь три аспекта индоевропейской проблемы: 1. характер “исходной” индоевропейской общности; 2. “прародина” индоевропейцев; 3. хронологическая глубина происхождения индоевропейской общности. Классическая индоевропеистика представляла исходную область монолитной, резко отличавшейся от других языком, культурой и антропологическим типом. Развитие и изменения признавались по существу лишь для позднейшего периода, и мыслилось оно как некий механический процесс: общность дробится, выделяются разные народы, и при расселении из прародины они впитывают в себя те или иные элементы субстрата. Определение субстрата, ассимилированного местного населения — одна из важнейших проблем в индоевропеистике.
Родство индоевропейских народов несомненно. И это и в прошлом, и в настоящем заставляло и заставляет многих исследователей предполагать существование их общего предка — “пранарода”. Нынешняя разбросанность индоевропейских народов от Британских морей до тайги и Индостана подводит к естественному заключению, что общий язык на таких пространствах не мог сложиться. Само же распространение языка могло происходить лишь в результате миграций, причем нередко на территории, никак не соприкасавшейся с прежними местами обитания. Тем не менее, понятие “пранарода” требует уточнения. И в зависимости от того, какой смысл вкладывается в понятие, обозначенные выше три аспекта проблемы могут решаться с определенными отличиями.
Внутренняя логика требует признания, что явная отгороженность разных в расовом и языковом отношении народов вызывалась чрезвычайными обстоятельствами: вынужденной изоляцией одних территорий от других. В этнографической литературе высказывалась мысль о том, что глубокой разобщенности разных групп человечества способствовали оледенения, на многие тысячи лет разрывавшие ранее, может быть однородные области. В настоящее время, несмотря на многочисленные смешения, европеоидному антропологическому типу, как правило, соответствует и один из европеоидных языков. Такая взаимосвязь, очевидно, не случайна, и возникнуть она могла только в ходе многотысячелетнего обособленного развития.
Косвенным признаком древности существования индоевропейской общности является широкое и вместе с тем чересполосное с другими распространение в эпоху верхнего палеолита (40–10 тыс. лет до н.э.) типа кроманьонцев в узком смысле слова, т. е. типа людей из пещеры близ Кро-Маньон. Кроманьонцев можно считать протоиндоевропейцами. Тип это фиксируется от Франции, ипо крайней мере, до Кавказа и сохраняется в отдельных районах вплоть до неолита (IX–III тыс. лет до н.э.), когда его связь с индоевропейскими языками может быть в известной мере проверена топонимическими материалами. “Это были сильные, красивые люди, обладавшие исключительным даром подлинных художников”, — скажет тоже художник и выдающийся ученый М.М. Герасимов. А рядом с ними на протяжении нескольких десятков тысяч лет живут и развиваются представители иных расовых групп, в частности, негроидной и австралоидной.
В самой европеоидной расе в верхнем палеолите выделяются и менее высокорослые и более грациальные по сравнению с чистыми кроманьонцами антропологические типы. Они составят определенные ответвления исторически зафиксированных индоевропейцев. Но едва ли мы сможем сейчас указать, где все эти ответвления контактировали на относительно узкой территории. Да и изменения во внешнем облике предполагают существенно разные природные условия. Антропологи сейчас разрабатывают методику определения разных природно-климатических зон, влияющих на изменение внешнего вида, роста и т.д. Но приходится считаться с тем, что на протяжении тысячелетий эти условия нередко резко менялись, и север (где, как правило, рост выше, чем у южан) опускался на уровень нынешних субтропиков и наоборот.
Высокий уровень развития кроманьонцев, особенно в мадленскую эпоху (ок. 20–15 тыс. лет до н.э.), побуждает считать их ведущей группой в этногенезе индоевропейцев. Именно уровень развития и позволяет им расселяться по большим пространствам, и воздействовать на культуры соседей, в том числе и на их язык. Но сама исходная область кроманьонцев пока не может быть выявлена из-за недостатка материала, особенно антропологического. Светлая пигментация большинства групп индоевропейцев (в особенности кроманьонцев) свидетельствует о сложении их в северной зоне. Но если учесть, что истоки их теряются где-то в ледниковом периоде, то “севером” могло быть и Средиземноморье и даже Северная Африка. Им приходилось то отступать от ледника, то следовать за его отступлением. Ледник разрывал отдельные их группы, заставлял искать более благополучные районы, и в какие-то периоды они составляли как бы ойкумену наступавшего со стороны Скандинавии ледника. И эта разбросанность сравнительно узкой полосой вдоль ледника на тысячи километров создавала несколько необычную ситуацию, когда контактировать они могли только со своими относительными соседями.
Таким образом широкое расселение протоиндоевропейцев относится уже ко времени палеолита. Именно в этот период на обширных пространствах проявляются следы одного языка, что и является свидетельством значительно более глубокой древности сложения первоначального этноса, чем считают (по крайней мере, в большинстве случаев) специалисты. На топонимическом материале это убедительно обосновывал болгарский лингвист В.И. Георгиев. Но “праязык” если не изначально, то очень рано неизбежно распадался на диалекты, с которыми он выходит уже в эпохи мезолита и неолита.
Известный этнограф С.П. Толстов предложил очень интересную и правдоподобную гипотезу о своеобразной “лингвистической непрерывности”. Соседи друг друга понимают, а противоположные стороны уже предстают как далекие друг от друга диалекты. Иллюстрацией такой “непрерывности” может служить, например, путь от Москвы до Варшавы: даже государственные границы не разорвали этой непрерывности.
Наряду с кроманьонским типом, в Европе в послеледниковое время довольно широко распространяется тип лапоноидный, очевидно, включавший в свой состав монголоидные элементы. Этот этнос занимал значительное место не только на севере Европы, где он сохраняется и до сих пор (лопари), но и в приальпийской области, а также кое-где на территории Франции и Испании. Существует мнение об очень глубоком времени отложения этой расовой группы в Европе, еще в межледниковое время. Достаточно вероятно также, что территории, освобождавшиеся от ледника, заселялись с разных направлений, в том числе из-за Урала, а в конце мезолита (XII–VI тыс. до н.э.), когда растаяли последние ледники, и Северный Ледовитый океан не был еще ледовитым (или уже перестал быть таковым), заметно интенсивное продвижение населения с востока на запад вплоть до Пиренейского полуострова. Уральские элементы ясно прослеживаются в кельтских языках, заметны они у фризов, в племенной группе “ингевонов”, рассматриваемой чаще всего как ветвь германцев (что весьма спорно). В этих языковых реликтах отражаются очень древние контакты индоевропейцев с ветвью уральской группы языков, связанной в свою очередь с языками основной зоны образования монголоидной расы.
В южных районах Европы (включая Причерноморье) в эпоху верхнего палеолита встречаются также негроидные типы. В свою очередь северные европеоиды проникают в Северную Африку. Такого рода встречные движения и, очевидно, взаимодействия создавали весьма сложную и запутанную этническую карту по всей территории Европы, Передней Азии и Северной Африки.
В большинстве современных концепций считается, что время происхождения индоевропейцев — III–II тыс. до н.э., т.е. эпохи энеолита и бронзы. В качестве возможной “прародины” указываются разные территории — Южная Германия, Причерноморье, Малая Азия и др.
Из даты III–II тыс. до н.э. исходят большинство лингвистов, придерживающихся методов сравнительного языкознания (компаративисты). Некоторые лингвисты, впрочем, считают, что индоевропейская “стадия” начиналась лишь со II тыс. до н.э., связывая эту дату с “социальным переворотом” — отделением земледелия от скотоводства. А известный археолог А.Л. Монгайт полагал даже, что “формирование крупных этнических общностей, больших европейских семей народов — кельтов, германцев, славян — происходило во время, близкое к тому, когда впервые о каждом из них упоминают письменные источники” (в частности, для славян это был бы VI — конец V вв. При таком подходе “прародина” связывается едва ли не с каждой археологической культурой от европейского Северо-Запада до Средней Азии эпохи неолита.
Большинство специалистов, видимо, правы в том, что рассматриваемые ими территории были заселены индоевропейцами в III–II тыс. до н.э. Но означает это лишь то, что время сложения самой индоевропейской общности нужно углубить на несколько десятков тысяч лет.
Консервативный период в формировании того или иного языка самым тесным образом связан с существованием родовой (и соответственно племенной) или территориальной организацией общества (последняя возникает ранее всего в областях оседлого земледелия). При всех разногласиях, имеющихся в определении времени возникновения общественных структур, верхний палеолит в большинстве случаев уже демонстрирует наличие такого рода организаций. Племенное устройство австралийских аборигенов (отсутствие вождей, культ племенных родословных) показывает, что племя само по себе проходит чрезвычайно длительный путь развития, который в условиях первобытного общества должен измеряться десятками тысяч лет. Застойность же быта, социальной организации и материальной культуры неизбежно вызывает застойность языка.
На историческую арену индоевропейские языки выходят уже со значительными отличиями друг от друга. От начала II тыс. до н.э. имеются письменные памятники малоазиатских хеттов. В глубокую древность уходят некоторые топонимические пласты, также существенно отличающиеся друг от друга. Все эти отличия в условиях каменного века должны были складываться в течение многих тысячелетий. В итоге формирование индоевропейской общности оказывается на такой хронологической глубине, что многие спорные вопросы отпадают либо как неверно поставленные, либо как неразрешимые при настоящем уровне знания.
В настоящее время у многих индоевропейских народов отыскиваются традиции, по крайней мере, с эпохи мезолита. С раннего мезолита заселяли юг Балканского полуострова ахейцы. В IV–III тыс. до н.э. здесь происходит процесс ассимиляции протогреками (праионянами) также индоевропейцев — пелазгов. С аналогичной картиной специалисты сталкиваются в Бретани (север Франции), где можно говорить о наложении неиндоевропейских групп (шедших сюда и с юга, и с севера) на индоевропейские. Что касается Северного Причерноморья, то оно неизменно во всей мировой литературе выступает в качестве “главного претендента” на роль индоевропейской прародины. Именно Причерноморье является прародиной ариев (одной из ветвей индоевропейцев). На лингвистическом материале это убедительно доказывает академик О.Н. Трубачев, а на археологическом — также убедительны выводы Ю.А. Шилова.
Индоевропейская проблема часто смешивается с арийской, а “истинными арийцами” себя считают не только последователи германских расистов, но и народы явно далекие от индоевропейских ариев: чеченцы (“кавказские братья”), чуваши, в последнее время украинские националисты; но арии, конечно, лишь одна из ветвей индоевропейцев.
Для этнической истории Европы весьма интересен факт близости антропологического облика населения Днепровского Надпорожья и Приазовья эпохи мезолита и неолита с одновременным населением Северной Африки, Бретани и Дании.
“Мнение об их непосредственном и близком родстве, — замечает в этой связи известный антрополог Т.С. Кондукторова, — выглядело бы с антропологической точки зрения убедительно, но оно привело бы к столь неожиданным и столь ответственным выводам, что на нем трудно настаивать”. Но, очевидно, еще труднее предположить случайное совпадение в результате независимого друг от друга развития разных исходных типов, особенно если учесть, что на всех названных территориях были и иные антропологические типы. А касаются эти совпадения именно кроманьонского варианта, который в Бретани известен уже с верхнего палеолита, а в Причерноморье теряется где-то в мезолите из-за отсутствия репрезентативного палеолитического материала.
География совпадений отражает два традиционных пути, по которым в течение ряда тысячелетий проходили этнические передвижения: Средиземноморье — морем, и Причерноморье–Прибалтика по суше. Направления этих передвижений менялись в зависимости от изменения климата. С востока шли от выгоревшей в засушливые годы и превращенной в пустыню степи, а с побережий Балтийского и Северного морей в ранние эпохи уходили из-за кардинально менявшегося климата (от оледенения до субтропиков), позднее — из-за опускавшейся, иногда стремительно, прибрежной суши. Уровень самого океана с эпохи верхнего палеолита изменялся в пределах свыше 100 метров, а Балтика была то заливом океана, то озером. Все это предопределяло в одни периоды тяготение к Прибалтике, в другие — бегство от нее.
Интересно, что вынужденная миграции народов часто сохранялись в их памяти в виде преданий и легенд. При всей кажущейся сказочности и надуманности этих преданий, в них есть рациональное зерно: они указывают именно на реальное направление этнических передвижений, хотя и не дают хронологических указаний. В зависимости от того, какие условия вызвали отлив части населения из одного района в другой, последующие поколения либо хранили память о своей давней прародине, либо разрывали с ней бесповоротно. Для алан, прошедших в начале нашей эры до северо-запада Европы, Скандинавии, Испании и Северной Африки памятной оставалась река Дон. Венгры, пришедшие на средний Дунай в IX веке, не просто помнили о “Великой Мадьярии”, расположенной где-то на востоке, но и направляли на поиски ее специальные миссии, и во времена Ивана Грозного миссия обнаружила небольшую группу сородичей где-то в Поволжье.
Вынужденное переселение часто оставляло желание вернуться к покинутым местам, и это желание могло сохраняться (как своеобразный культ) в течение столетий. Племя могло длительное время сохранять самобытность даже в окружении иных этносов. Кельтические галаты, занесенные в III веке до н.э. в Малую Азию, сохраняли самобытность до V века, а возможно и позднее. Именно переселенцы часто оказываются хранителями традиций, существовавших на родине, тогда как на основной территории развитие может привести к коренному изменению не только культуры, но и самого этноса (что и произошло со значительной частью кельтов, оставшихся в областях прежнего расселения).
В эпоху мезолита и неолита, и тем более в эпоху бронзы индоевропейское население отчетливо было представлено несколькими различавшимися антропологическими группами, и разным типам соответствовали специфические археологические культуры или скорее комплексы культур. Для последующей этнической истории Европы наибольшее значение имели культурные области шнуровой керамики и боевых топоров, линейно-ленточной керамики, мегалитических сооружений, приальпийские культуры.
Культуру шнуровой керамики часто рассматривают как исходную индоевропейскую. В свете выше изложенного надежнее рассматривать ее как одну из индоевропейских. Но безусловно, что именно связанный с ней антропологический тип ближе всего стоит к “классическому” кроманьонцу. В эпоху позднего неолита и бронзы (кон. III–II тыс. до н.э.) культуры шнуровой керамики локализуются по большим пространствам северо-запада европейского побережья и Прибалтики, в Надпорожье и Приазовье, а также в некоторых районах Центральной Европы, где она входит в соприкосновение с культурой ленточной керамики. Именно основной антропологический тип населения, связанного с культурой шнуровой керамики, озадачил антропологов чрезвычайно широкой географией своего распространения. К тому же к названным областям надо прибавить Кавказ (кавкасионская группа населения) и Балканы (динарский тип в районе Албании и Черногории).
Имеются разные объяснения очевидного сходства. Один из столпов немецкой националистической археологии Г. Коссина писал о “германской” экспансии с севера вплоть до Кавказа. В нашей литературе указывали на ненаучную подоснову концепции Г. Коссины, но проблема остается, и мнение о миграции населения с северо-запада Европы на Кавказ поддержали некоторые отечественные ученые. В отношении Кавказа это мнение оспорил один из ведущих антропологов последнего времени В.П. Алексеев. Признавая, что “сходство кавкасионского типа с антропологическим типом населения Восточной Европы и Скандинавии... несомненно”, он объяснил его неравномерностью эволюции одного и того же палеолитического предка, т. е. отодвинул общий источник вглубь. Заодно он допускает непосредственное родство кавкасионского и динарского типов.
Кроманьонский тип неолитической эпохи на Украине связан главным образом с днепро-донецкой культурой (IV–III тыс. до н.э.). Основная масса могильников этой культуры локализуется в Надпорожье, но влияние ее достигает Дона и Приазовья, лесостепной Украины и Белоруссии. Антропологический облик этого населения находит параллели и в Прибалтике (в частности, в погребениях датских “кухонных куч”), а также в одной группе погребенных в Оленеостровском могильнике на Онежском озере. Не удивительна поэтому альтернатива: распространение с северо-запада на юго-восток или наоборот. В пользу юго-востока говорит распространение именно здесь коневодства, верховой езды, изобретение колеса и самого шнурового орнамента, но это относится к периоду IV–III тыс. до н.э. От эпохи мезолита антропологические и некоторые археологические параллели находятся в Южной Белоруссии, т.е. в области смежной с днепро-донецкой культурой.
Оформление культур шнуровой керамики приходится на III тыс. до н.э. В старой литературе обычно говорили об “экспансии” племен шнуровой керамики на запад. Теперь преобладает более сложный взгляд на ее распространение. По-видимому, на многие области распространяется лишь культурное влияние (причем оно является взаимным для контактирующих групп). В Центральной Европе, например, куда проникает эта культура, сохраняется в основном местный антропологический тип и местные элементы культуры, хотя частичная инфильтрация населения более восточных областей имела место. Фатьяновская культура, возникающая во II тыс. до н.э. в области Верхней Волги и Клязьмы, привнесена, по преобладающему мнению, в результате миграции племен шнуровой керамики откуда-то из Прибалтики.
Во II тыс. до н.э. культуры шнуровой керамики преобразуются в другие. Судьба представлявших ее племен оказалась различной. Фатьяновская культура погибла, по-видимому, под натиском с востока угро-финских племен, однако остатки фатьяновцев (или, во всяком случае, элементы этой культуры) доживают здесь до периода колонизации области ее распространения славянами и варягами в VIII–X веках.
Язык фатьяновцев интересен именно тем, что на территорию Верхнего и Среднего Поволжья он явно привнесен, причем бесспорные родственники их находились на западе и на юго-западе. Д.А. Крайнов, обстоятельно изучавший эту культуру, вслед за многими авторами, отмечает “сходство и зачастую тождество” фатьяновской московско-клязьминской группы со среднеднепровскими, и особенно днепро-деснинскими памятниками. Именно в этом районе фиксируется лингвистами балтская топонимика. В более южных районах такой топонимики нет, может быть потому, что они “промыты” позднейшими движениями кочевников с востока, зато в Западной Прибалтике и южной части Скандинавии родственное население составляло значительный удельный вес. На территории Швеции и Норвегии характерный для основных зон шнуровой керамики антропологический тип сохраняется до наших дней. В.П. Алексеев отмечал здесь “преемственность на протяжении минимум четырех тысяч лет”, а на острове Готланд это население преобладало.
В германской националистической (и расистской) литературе Скандинавия обычно рассматривалась как “прародина” германских племен. В.П. Алексеев показывает, что “основная масса предков современного населения севера Европы происходит с юга”. И он находил “совершенно очевидным”, что “в эпоху неолита и тем более мезолита, может быть, даже в эпоху бронзы они не говорили на германских языках. В то же время антропологически устанавливается преемственность между неолитическим и современным населением. Этим ставится вопрос о значительной роли субстрата в сложении европейских народов, говорящих на германских языках, и, в частности, народов Скандинавии”.
Новое население приходит и в Прибалтику. Антропологически оно просматривается с последней четверти II тыс. до н.э., и это совпадает с легендами о переселении венетов после падения Трои в Европу, на северо-запад Адриатики и юго-восток Прибалтики. Факт такого рода переселения утверждается целым рядом данных. Во-первых, антропологический тип этого населения резко отличается от населения культур шнуровой керамики своим сходством с причерноморским и средиземноморским (более грацильное, узколицее население, потомки которого в приморской юго-восточной Прибалтике сохраняются до сих пор). А во-вторых, в лингвистической литературе, прежде всего в работах немецкого лингвиста Г. Краэ, отмечено широкое совпадение топонимики северо-запада Малой Азии, северо-запада Адриатики, и юго-восточной Прибалтики. Именно связь Адриатики и Прибалтики побудила говорить об особой ветви индоевропейских племен — “северных иллирийцах”. Венеты и иллирийцы контактировали в зоне Адриатики, и какая-то часть иллирийцев также могла уйти на север. Но языки тех и других все-таки разные, а венетская основа всех трех областей проявляется в преданиях. Согласно Илиаде, венетов вывел из Малой Азии их вождь Пилемен. У адриатических венетов это предание жило, и существовал культ легендарного вождя Палемона, достигает он и Прибалтики (а от племянника императора Августа Палемона в XV веке вели свой род литовские князья).
Культуры шнуровой керамики часто рассматривают в качестве исходной области балтских, славянских и германских языков. Проблемы существования такой общности коснемся ниже в связи с проблемой происхождения славян. Здесь можно отметить, что область распространения культур шнуровой керамики шире, нежели язык основной составляющей ее группы племен, что же касается языка основной группы, то, возможно, есть некоторые пути его определения. В значительной мере они указаны лингвистом Б.А. Серебряковым, обратившим внимание на древний индоевропейский слой в зоне позднего расселения угро-финских племен. И топонимика, и отражения в самих угро-финских языках ведут к балтским — в широком смысле этого понятия, а не к какому-то конкретному.
Через Средиземноморье на дальний Северо-запад и север Европы распространялось в поздненеолитическую эпоху и иное население — оно связывалось с культурой мегалитов.
Мегалитическая культура все еще исследована довольно слабо. Разбросанные на широкой территории культовые сооружения из огромных камней (до 12 м. в высоту), дольмены (каменные столы) и кромлехи (выложенные камнем кольца) неизменно разжигали воображение любителей. Но сама широта их распространения от Испании, Франции (прежде всего Бретани), Британских островов и севера, вплоть до Белого моря (где и поныне морские отливы обнажают мегалитические лабиринты, о природе которых краеведы ничего не знают), Северной Африки, Причерноморья, юга Индии и даже Японии существенно затрудняла анализ. И именно широта распространения мегалитов заставляла многих исследователей принимать версию о стадиальном развитии, а не о расселении родственных племен и языков, к тому же культ камня естественен для неолита, и он действительно принимал отличающиеся друг от друга формы.
Определенный урон серьезному исследованию вопроса нанесла нацистская и расистская немецкая историография, в соответствии с которой смешение культур шнуровой керамики и мегалитов привело к появлению “индогерманцев”, “истинных арийцев” и т.п. Эта тенденция в науке вызывала иную позицию: стремление доказать, что население мегалитической культуры вообще было неиндоевропейским, да к тому же выяснилось, что распространялась культура с юга на север, а не наоборот.
Также как и в культурах шнуровой керамики, в большинстве районов распространения культуры мегалитов отмечается один и тот же антропологический тип населения: это т.н. средиземноморско-атлантический европеид, характеризующийся высоким ростом, длинноголовостью, но, в отличие от культур шнуровой керамики, чрезвычайно узким лицом. В Скандинавии и до сих пор смешиваются в основном два названных типа (причем они не дают промежуточных вариантов). Но мегалитический тип не имеет отношения к германцам.
Некоторые ученые стремились вынести мегалитическую культуру вообще за пределы индоевропейской языковой группы. Однако имеется большое количество аргументов в пользу их именно индоевропейской принадлежности. В литературе обсуждалось, например, происхождение суффикса “itani”, увязываемого в областях мегалитической культуры с названиями разных племен и народов (“мавритани”, “британи” и др.). В Европе культура мегалитов существовала с III тыс. до н.э. до начала железного века (около 700 г. до н.э.). На территории Франции, например, под слоем кельтской топонимики ясно просвечивается более древний индоевропейский слой.
Проблему истоков мегалитической культуры на археологическом материале наиболее основательно поставил А.И. Марковин, он обосновал гипотезу некоторых французских и немецких ученых о пиренейской, “иберийской” прародине этой культуры.
Истоки пиренейской культуры мегалитов восходят к культуре гротов — захоронений в искусственных пещерах (которые в свою очередь восходят к культуре верхнего палеолита этих областей). Древнейшие погребения такого типа датируются примерно концом V тыс. до н.э. Распространяется эта культура по прибрежной полосе в областях, богатых песчаником или иным видом камня. В III тыс. до н.э. начинается распространение культуры на север Европы, а также на восток, Средиземным морем. Следы этой культуры обнаруживают по побережью Северной Африки, на островах Корсика и Сардиния, некоторых прибрежных районах юга Италии и далее на восток Средиземноморья. Есть определенные доказательства связи ее с крито-микенской культурой начала II тыс. до н.э.
К Черному морю население мегалитической культуры вышло в то время, когда проливов Босфора и Дарданеллы еще не было, а Черное море соединялось со Средиземным рекой, протекавшей северо-западнее по Фракии — именно вдоль этой бывшей реки и отложились первые причерноморские дольмены. Далее культура распространяется на территории Болгарии, юга Украины, Крыма, Таманского полуострова и узкой приморской полосой до Абхазии.
Западный Кавказ принял мигрантов из Средиземноморья уже на рубеже III–II тыс. до н.э., в эпоху энеолита. Здесь пришлое население, естественно, вступает в контакты с местным. По расчетам В.И. Марковина, “примерно к 1400–1300 гг. до н.э. их (дольмены — А. К.) перестали строить, причем строительство дольменов раньше прекращается на территории Абхазии, а затем в Прикубанье”.
Прекращение сооружения мегалитов в Абхазии может быть связано с отливом населения в Индию, а две ветви, проявляющиеся около этого времени — иранская и индоарийская — отражают неоднородность самого причерноморского населения. И это могло быть не первое переселение индоевропейцев на территории Ирана и Индии. И, конечно, существенно, что европеоидный тип населения Индии восходит главным образом к мегалитической культуре.
Переплетение потомков культур шнуровой керамики и мегалитов просматривается и в Западной Европе: культура “воронковидных кубков”, восходящая к мегалитической, в конце III тыс. до н.э. надвигается от Северного моря и Прибалтики к Приднепровью. И на северном побережье Черного моря мигранты мегалитической культуры соприкасались и смешивались с местными — поздней ямной и катакомбной, и такое смешение проходило достаточно легко благодаря родственным языкам.
Как уже говорилось, культура мегалитов не имеет отношения к германскому этногенезу. Зато кельтский этногенез связан с ней довольно тесно. Культура мегалитов является самым мощным подслоем современных кельтских народов: бретонцев, ирландцев, уэльсцев, шотландцев. Именно на этих территориях, равно как на некоторых недавно ассимилированных зонах прежнего кельтского расселения (о. Мен и др.) сохраняется наибольшее количество мегалитических сооружений, они носят здесь наиболее многообразный характер и до недавнего времени воспринимались как священные культовые сооружения. Однако антропологически кельты в основном относятся к другим индоевропейским типам, в частности, к населению культуры колоколовидных кубков, которая распространялась в начале II тыс. до н.э. из той же Иберии одной ветвью по побережью океана на север, другой — в Центральную Европу, где она станет элементом славянского этногенеза.
Примерно с V тыс. до н.э. несколькими волнами через Балканы (культура Винча на севере Балкан) на значительной территории долины Дуная и Рейна распространяется неолитическая культура линейно-ленточной керамики, названная так по характерному орнаменту на сосудах. Как и во многих других случаях, истоки ее не вполне ясны, и о направлении расселения высказывались различные предположения. Но большинство специалистов в настоящее время склонно объяснять происхождение ее миграцией довольно многочисленного населения из области Восточного Средиземноморья, по всей вероятности из Малой Азии или через Малую Азию. Сами эти выселения, по крайней мере с IV тыс. до н.э. могли вызываться возникновением Шумеро-Аккадского государства и экспансией его в направлении северных и северо-западных соседей. Именно на севере Мессопотамии существовало индоевропейское (или индоарийское) государство Митанни (в названии слышится специфический суффикс языка племен мегалитической культуры). В пользу Средиземноморья и Передней Азии говорит распространение в рамках этих культур оседлого земледелия. К средиземноморскому типу относится и антропологический облик их населения, отличавшегося узколицестью в сочетании с умеренной долихокранией и мезокранией.
К кругу культур ленточной керамики относится балканская культура Боян, а также среднеднепровская трипольская культура. В нашей литературе, естественно, уделяется особое внимание трипольской культуре. Культура привлекала особое внимание высоким уровнем развития сельского хозяйства, гармоничным сочетанием растениеводства и животноводства, применением органических удобрений, высоким уровнем ремесла, особенно гончарного, большими размерами располагавшихся круговыми кольцами поселений. Последнее обстоятельство предполагало и высокий уровень социальной организации. На последней стадии существования культуры появляются и оборонительные сооружения, которые свидетельствуют о появлении внешней угрозы: на раннем этапе таковых не было и это служило аргументом в пользу преемственности культуры от предшествующих местных культур.
Трипольцы, как, очевидно, и другие ветви культуры ленточной керамики приходили, конечно, не на пустое место. Здесь жили слабо организованные охотники и собиратели. А миграции земледельческого населения (в отличие от степных кочевников), как правило, проходили путем постепенного мирного распространения на новые территории. Следов какой-либо борьбы, действительно, не видно, но местный антропологический тип и некоторые элементы культуры на раннем этапе существования культур ленточной керамики будут просматриваться. Другое дело, что ассимиляция местного населения проходит довольно быстро под влиянием безусловно более высокой культуры пришлого населения.
Более высокий уровень пришлой культуры просматривается в самых разных аспектах, в частности, в формах религиозных представлений, требующих на определенном этапе знакового выражения. Культовые знаки, в особенности культ плодородия, представленный в хорошо выполненных женских статуэтках, а также рисунках на камнях и керамике, являются как бы первым шагом к записи культовых преданий. В Румынии в 1961 году в рамках культуры Боян были обнаружены и три керамические таблички местного производства со знаками дошумерийского рисуночного письма, известного в Мессопотамии около 3000 года до н.э. Определенные связи с Шумером отмечаются и в религиозных обрядах трипольцев. Три таблички в культуре Боян указывают непосредственно на связи с Малой Азией, где некоторые лингвисты ищут древнейшие истоки языка индоевропейцев.
Тот факт, что племена культуры ленточной керамики участвовали в процессе становления индоевропейских племен, признается большинством ученых: эти племена составят определенный компонент во многих народах Центральной Европы и Балкан, и в конечном счете с ними увязывается и южногерманская версия индоевропейской прародины. Западнее Вислы к этому же типу относится лендьельская культура, которую рассматривают в качестве одного из возможных исходных компонентов славянского этногенеза. Но попытки связать, например, трипольскую культуру одновременно и с ариями, и с протославянами (что в последнее время особенно пропагандируется на Украине) нельзя считать обоснованными. Трипольская культура как бы разрезает культуры, восходящие к днепро-донецкой и к наследию культур шнуровой керамики и боевых топоров. Специально занимавшаяся славянским этногенезом по антропологическим данным Т.И. Алексеева не находит в составе позднейшего славянства даже и компонента, восходящего к трипольцам — культура была разрушена нижнеднепровскими племенами еще до появления славян в Восточной Европе. Можно обратить внимание и еще на одно обстоятельство: поселения и дома трипольской культуры однотипны и не предполагают социального неравенства.
Во II тыс. из Малой Азии через Балканы было еще несколько переселений в Центральную и Северную Европу. Отчасти поэтому, отчасти благодаря улучшению климатических условий на севере (и ухудшению на юге), развитие Европы выравнивается по сравнению с районами Средиземноморья и Передней Азии. Уже в строительстве мегалитических сооружений, особенно таких, как кромлехи Бретани, проявляется высокая организованность больших масс населения. Многотонные (до 40 тонн) каменные глыбы приходилось передвигать на десятки километров. Разная степень сложности и пышности сооружений свидетельствует о дифференциации внутри племен и между племенами. Обладатели наиболее ярких кромлехов и “рядов камней”, примыкавших к ним, очевидно, имели и моральное, и материальное превосходство перед другими родственными племенами. Косвенно эти сооружения свидетельствуют об интенсивности социального расслоения.
В период бронзы процесс классообразования захватывает большинство племен индоевропейской группы. Это обстоятельство хорошо засвидетельствовано как археологическими, так и лингвистическими данными (наличие слов, означающих свободных и несвободных, вождей и т.п.). Весьма вероятно, что к этому времени относится сложение больших союзов племен, может быть народностей и ранних государственных образований. Социальная дифференциация прослеживается на убранстве и инвентаре, сопровождающих погребения. Наряду с родовыми могильниками выделяются отдельные курганы, иногда весьма внушительных размеров. В курганах унетицкой культуры, возникшей в центре Европы на базе культуры ленточной керамики в начале II тыс. до н.э., встречаются золотые изделия, а умершего господина нередко сопровождает насильственно умерщвленный слуга или рабыня.
Унетицкая культура существовала примерно четыре столетия, в течение которых она отчасти распространялась на новые территории, а отчасти поглощалась другими культурами. Около 1450 г. до н. э. северо-восточные районы этой культуры перекрываются тшинецкой, которая существовала примерно до 1100 г. до н. э. и занимала пространство от Варты до Днепра, т. е. ту территорию, на которой чаще всего ищут следы древнего славянства.
В середине II тыс. до н. э. очередная волна мигрантов из Малой Азии приносит в Центральную Европу новый для нее обряд захоронения: трупосожжение. Обряд этот захватывает многие области Европы, в частности, будущих германцев и славян. У славян обряд трупосожжения сохранится вплоть до христианизации, на протяжении почти двух с половиной тысяч лет. Около XIII века до н.э. в Центральной Европе возникает лужицкая культура. Она просуществует до IV века до н. э., и в ней будут искать и германцев, и славян. Больше, однако, приверженцев версии, что это — культура, соединившая будущих кельтов, иллирийцев и венетов. Именно отсюда, по мнению известного рижского антрополога Р.Я. Денисовой, пришло на побережье Балтики (“Венедского залива” античной географии) новое население в последней четверти II тыс. до н. э. Но, как было сказано выше, это население пришло опять-таки из Малой Азии, и это были именно венеты.
В этногенетических преданиях европейских народов часто фигурирует Троя, а начало народов связывается с Троянской войной и вызванных ею передвижениями племен. Троя пала около 1260 г. до н. э., полвека спустя пало и Хеттское государство. Около этого же времени загадочные дорийцы опустошают культурные центры Средиземноморья. И около этого же времени в Центральной Европе и Юго-Восточной Прибалтике появляется новое население и новые культуры.
Троянская война и в самом деле была фактором мирового значения. В течение почти двух тысяч лет могучая Троя контролировала путь из Причерноморья в Средиземноморье. Примечательно, что один из героев Троянской войны, Ахилл, и в греческой литературе, и у населения Северного Причерноморья связывался с черноморским побережьем. Так, в современных Гомеру “кипрских сказаниях” имеется сюжет о перенесении богиней Артемидой невесты Ахилла Ифигении к таврам. В этих же сочинениях говорится о погребении Ахилла Фетидой на острове Белом у устья Дуная. Сама Артемида, по мнению некоторых ученых, была импортирована древними греками из Причерноморья. Культ ее сохранился у тавров — народа, по представлению греков классического периода, крайне варварского, убивающего иноземцев. Двусторонний культурный обмен в данном случае мог происходить лишь за много столетий до классического периода. Есть и некоторые данные о том, что союзником греков в Троянской войне выступали господствовавшие тогда в Причерноморье киммерийцы.
Предания о Троянской войне у разных народов пропитаны симпатией к побежденным. Сам Юлий Цезарь считал себя потомком легендарного троянца Энея. Преемник Трои Илион получил привилегии: освобождался от даней. Адриатические венеты, ведшие себя от союзника Энея Палемона, тоже получали определенные льготы. С почетом в 1 в. встретили римскую делегацию и венеды восточного побережья Балтики: подаренного ими янтаря хватило на оформление римского театра гладиаторов.
Генеалогические предания догосударственной поры, как правило, достоверны. Жрецы, судьи и песнотворцы должны были знать своих предков, дабы отличать “своих” от “чужих”. Даже в генеалогии “Младшей Эдды”, выводящей норманнов из Трои и Фракии, есть что-то от достоверности: сорок поколений от исхода до первых веков н.э., когда германцы впервые появляются на южном берегу Скандинавии, совпадают со временем падения Трои и массовой миграцией союзников троянцев в Центральную Европу. И примечательно отождествление в саге “Европы” или “Энеи” (такое отождествление также было достаточно распространенным). А фальсифицировать генеалогии начали лишь тогда, когда стали складываться иерархии родов и племен.
Наряду с почти постоянными переселениями значительных масс населения из беспокойной Малой Азии, аналогичные вторжения в Центральную Европу и Прибалтику шли и с востока. Передвижения племен особенно усиливаются с конца эпохи бронзы, причем направление их в это время весьма неустойчиво. Одной из причин миграций был рост населения, происходивший наиболее интенсивно в благоприятных природных и социальных условиях. Другая причина, как отмечено выше, связывалась с климатическими изменениями.
Передвижения обычно связывались с серьезными изменениями в социальной сфере и в огромной степени способствовали разрушению сложившихся отношений либо в сторону углубления социального расслоения, либо, напротив, в сторону “оздоровления” обстановки за счет нивелирования пропасти, разделяющей богатство и бедность. Чешский ученый Я. Филип показывает, как развивался процесс социальной дифференциации у кельтов раннего железного века: “Рождающаяся придворная среда жила в ущерб широким массам в невероятной роскоши, иногда — да будет нам позволено воспользоваться этим выражением — почти постыдной”. Но “в определенное время настал перелом, который был неизбежен”, происходит процесс “эмансипации”, может быть в результате мощного восстания. Аналогичные “перепады” происходили неоднократно и в более ранние эпохи, причем более целесообразные экономически отношения обычно способствовали росту производительных сил, а неоправданное социальное размежевание могло вести к разрушению достигнутого за целый ряд столетий.
Процесс образования народностей обычно связан с разрывом кровнородственных отношений, с оттеснением их на задний план по сравнению с чисто социальными и территориальными. Но этот процесс также был весьма противоречивым и не прямолинейным. На протяжении многих тысячелетий шла борьба и своеобразное состязание этих двух принципов, в результате чего они могли причудливо сочетаться. В целом, чем древнее эпоха, и чем консервативнее социально-производственный уклад этноса, тем сильнее в нем проявляются принципы кровнородственных отношений. Социальная дифференциация в таких обществах обычно предполагает дифференциацию племен и родов, а рабами и зависимыми становятся прежде всего пленники из чужого племени или же (что более предосудительно) родственного, но попавшего в разряд “низших”.
Как правило, территориальная община раньше складывается у оседлого земледельческого населения. Кровно-родственная община дольше держится у кочевников, но у них она является и катализатором неравенства: и внутри семьи, и внутри рода и племени. Кочевой быт формирует также готовность в любое время вступить в схватку за новые территории или за уже произведенную кем-то продукцию. В земледельческих обществах происходит довольно быстрая ассимиляция общинами пришлого или соседнего (особенно неустроенного) населения. Кочевники же обычно стремились поставить в ту или иную зависимость побежденных или купленных на невольничьих рынках.
Алексеев В.П. Палеоантропология земного шара и формирование человеческих рас. М., 1978.
Алексеев В.П. Происхождение народов Кавказа. М., 1974.
Бибиков С.Н. Раннетрипольское поселение Лука-Врублевецкая на Днестре. // МИА, М.-Л.,1953, №38.
Борисковский П.И. Древнейшее прошлое человечества. Л., 1979.
Великанова М.С. Палеоантропология Пруто-Днестровского междуречья. М., 1975.
Генинг В.С. Этнический процесс в первобытности. Свердловск, 1970.
Георгиев В.И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958.
Георгиев В.И. Индоевропейское языкознание сегодня. // Вопросы языкознания, 1975, №5.
Герасимов М.М. Люди каменного века. М., 1964.
Горнунг Б.В. К вопросу об образовании индоевропейской языковой общности (Протоиндоевропейские компоненты или иноязычные субстраты?). // Проблемы сравнительной грамматики индоевропейских языков. М, 1964.
Гохман И.И. Население Украины в эпоху мезолита и неолита. М., 1966.
Иванов В.В. Хеттский язык. М., 1963.
Кларк Дж. Г.Д. Доисторическая Европа. Пер. с англ. М., 1953.
Кондукторова Т.С. Антропология населения Украины мезолита, неолита и эпохи бронзы. М., 1973.
Крайнов Д.А. Древнейшая история Волго-Окского междуречья. М., 1972.
Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960.
Марков Г.Е. История хозяйства и материальной культуры в первобытном и раннеклассовом обществе. М., 1979.
Марковин В.И. Дольмены Западного Кавказа. М., 1978.
Массон В.М. Экономика и социальный строй древних обществ (по данным археологии). Л., 1976.
Монгайт А.Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973.
Монгайт А.Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века. М., 1974.
Первобытное общество. Основные проблемы развития. М.,1975.
Першиц А.И., Монгайт А.Л., Алексеев В.П. История первобытного общества. М., 1982.
Равдоникас В.И. История первобытного общества. Л., 1974.
Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.
Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1987.
Сафронов В.А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989.
Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е. Происхождение индо-иранцев в свете новейших археологических открытий. М., 1977.
Телегин Д.Я. Об основных позициях погребенных первобытной эпохи Европейской части СССР. // Энеолит и бронзовый век Украины. Киев, 1976.
Тереножкин А.И. Киммерийцы. Киев, 1976.
Толстов С.П. “Нарци” и “волохи” на Дунае. // Советская этнография, 1948, №2.
Томсон Дж. Исследования по истории древнегреческого общества. М., 1958.
Топоров В.Н. Об архаичном слое в образе Ахилла (Проблемы реконструкции элементов прототекста). // Образ — смысл в античной культуре. М., 1990.
Трубачев О.Н. К истокам Руси (Наблюдения лингвиста). М., 1993
Филип Ян. Кельтская цивилизация и ее наследие. Прага, 1961.
Формозов А.А. Памятники первобытного искусства на территории СССР. М., 1980.
Чмыхов Н.А. Истоки язычества Руси. Киев, 1990.
Шилов Ю.А. Прародина ариев. История, обряды и мифы. Киев, 1995.