Советско-финские отношения к концу 30-х годов продолжали оставаться нестабильными. Правящие круги Финляндии относились к советскому руководству и любым его внешнеполитическим инициативам с огромным подозрением. Финское руководство было глубоко убеждено, что конечной целью всей политики СССР по отношению к их стране является, во-первых, реставрация ее прежнего колониального статуса, а во-вторых, замена буржуазно-демократического режима коммунистической диктатурой.
Ну, а экстремистски настроенные националистические партии и организации выдвигали даже территориальные притязания к СССР. Так, в уставе молодежной организации Синемуста было записано, что финско-русская граница должна проходить по Енисею.
Разумеется, в связи с резким возрастанием советской военной мощи в 30-ые годы угроза нападения Финляндии на СССР отсутствовала. Но в случае коалиционной войны (совместно с Англией, Францией или Германией), Финляндия могла представлять определенную угрозу для СССР.
Так, финская дальнобойная артиллерия могла со своей территории поразить любые объекты в Ленинграде, который к 1939 году продолжал оставаться самым крупным центром оборонной промышленности СССР. Неприятельский бомбардировщик, пересекший границу со стороны Финляндии, имел подлетное время до центра Ленинграда всего около 4 минут.
Самый крупный флот СССР (Балтийский) был фактически заблокирован в восточной части Финского залива. Он имел единственную базу в Кронштадте, гавани которого просматривались в бинокль с финского берега. Кронштадт и корабли могли обстреливать не только дальнобойные береговые орудия, но и пушки корпусной артиллерии финской армии.
Такое положение категорически не удовлетворяло военно-политическое руководство СССР. Особенно в связи с начавшейся в сентябре 1939 года большой европейской войной. Кстати, нелишне вспомнить, что великие западные державы тоже забывали о международном праве тогда, когда им это было выгодно. Например, в 1940-1942 гг. Великобритания и США произвели вооруженные вторжения в десятки нейтральных государств и чужих колоний, среди которых Иран (1941 год), Ирак (1942 год), французские территории в Африке (1940-1942 годы) и т.п. Об этом многие нынешние политики России либо не знают (вследствие своего глубокого невежества в сфере истории), либо предпочитают не вспоминать.
На последней сессии Ассамблеи Лиги Наций Уинстон Черчилль прямо заявил, что "мы имеем право, более того, на нас лежит обязанность отклониться в известной мере от некоторых из условностей тех самых законов, которые мы стремимся вновь восстановить и упрочить. Малые нации не должны связывать нам руки, когда мы сражаемся за их права и свободу".
В переводе на просторечие эти слова означали, что Британская империя имеет право делать все, что считает нужным и везде, где сочтет необходимым, во имя торжества парламентаризма, многопартийности, свободы предпринимательства и прочих буржуазно-демократических ценностей англоамериканской модели общества.
Надо ли говорить, что Германия, Италия и Япония тоже творили все, что хотели во имя своих собственных "светлых идеалов". Глядя на них всех, товарищ Сталин наконец решился перейти от разработки планов мировой революции к их воплощению. Он начал, как известно, с Прибалтики (присоединение Литвы, Латвии, Эстонии), Польши (присоединение Западной Белоруссии и Западной Украины), Румынии (присоединение Бессарабии) и Финляндии.
Руководство Германии, подписавшее в августе 1939 г. секретный договор с СССР о разделе сфер влияния в Европе, в какой-то мере поддерживало территориальные претензии СССР к Финляндии. Так, 2 декабря 1939 года статс-секретарь германского МИДа Вейнузекер разослал в ряд германских посольств секретный циркуляр, в котором Зимняя война трактовалась как "естественная потребность России в укреплении безопасности Ленинграда и входа в Финский залив".
Впрочем, до начала войны в Европе Сталин действовал в этом направлении достаточно осторожно. Так, весной 1938 года он попытался провести предварительные переговоры (так сказать, "прощупать почву") не путем дипломатических контактов, а напрямую. Было решено установить неофициальный канал связи: Сталин — Б.А. Рыбкин (резидент советской разведки в Хельсинки) — финские министры. В целях конспирации операцию закодировали как "Дело 7 апреля" (именно в этот день состоялась первая беседа Сталина с Рыбкиным).
14 апреля 1938 года заведующий Хельсинским отделением "Интуриста" Ярцев (т.е. Рыбкин) посетил квартиру министра иностранных дел Финляндии Рудольфа Холсти. После продолжительной беседы с министром Ярцев немедленно вылетел в Москву. Но среди прибывших в Москву пассажиров руководителя "Интуриста" не оказалось, а резидента НКВД Рыбкина ждал черный лимузин. Спустя час Рыбкин уже беседовал со Сталиным. В тот же день произошла конфиденциальная беседа Холсти с премьер-министров Финляндии Каяндером.
Из Москвы Ярцев-Рыбкин вернулся в Хельсинки через Стокгольм, где имел доверительную беседу с министром иностранных дел Швеции Р. Сандлером, проявившим большой интерес к вопросам безопасности Аландских островов, а также с рядом других нужных лиц. 11 июня 1938 года по инициативе финнов состоялась встреча Ярцева с премьером Каяндером. С 30 июня в переговорах с Ярцевым принимал участие заместитель министра иностранных дел Таннер.
Таким образом, существовала возможность конфиденциальной подготовки соглашения СССР-Финляндия на основе некоторых территориальных уступок с финской стороны. Секретность переговоров позволяла ведущим финским политикам "сохранить лицо" перед своим народом и депутатами парламента. Сначала они выработали бы совместно с эмиссарами Сталина рамки взаимно приемлемого соглашения, а потом в ходе официальных переговоров окончательно доработали бы его формулировки.
Но, увы, финское руководство явно не понимало, что их восточный сосед не остановится перед крайними мерами. Оно не желало отдавать Сталину ни одного квадратного километра земли на Карельском перешейке, ни одного острова в финских шхерах, не хотело обсуждать предложение о восстановлении русской военно-морской базы на полуострове Ханко (Гангут). Оно ничем не хотело поступиться, исходя из двух наивных предположений. Во-первых финны верили, что смогут убедить Сталина и его команду в своей искренней приверженности политике нейтралитета, аналогичной шведской. Во-вторых они верили в то, что великие державы (в первую очередь Великобритания и Франция) не отдадут их на растерзание большевикам.
Между тем советское правительство убедилось в бесплодности неофициальных контактов и решило действовать в открытую, чтобы финны больше не могли тянуть время, не говоря ни "да", ни "нет". В конце октября 1938 года Ярцева-Рыбкина отозвали. Дальнейшие переговоры начались в Москве 5 марта 1939 года. С советской стороны в них принимали участи нарком иностранных дел М.М. Литвинов, с финской — посланник Ирье Коскинен. Однако обмен мнениями протекал по-прежнему вяло и нерегулярно.
После начала европейской войны советская сторона резко усилила дипломатическую активность. 5 октября 1939 года Молотов пригласил в Москву на переговоры финского министра иностранных дел Э. Эркко "для обсуждения актуальных вопросов советско-финских отношений".
Тем временем, опасаясь, что дело идет к войне с русскими, финское командование объявило частичную мобилизацию запасников (в возрасте до 33-х лет), а 9 октября начало переброску войск к советско-финской границе. К 11 октября мобилизация закончилась. Наконец 12 октября в Москву прибыла финская делегация на переговоры, но вместо министра иностранных дел ее возглавил посол Финляндии в Швеции Ю.К. Паасикиви.
13 октября 1939 года на переговорах в Кремле советская сторона предложила заключить пакт о взаимопомощи между Финляндией и СССР. Финская делегация категорически отвергла это предложение. Тогда 14 октября советская делегация предложила поменять финскую территорию на Карельском перешейке площадью 2761 кв. км на значительную часть советской Карелии площадью 5529 кв. км (то есть вдвое большую!).
Финны опять отказались. С 23 октября по 9 ноября советская сторона сделала еще несколько предложений о продаже, аренде или обмене спорных территорий. На все это последовал отказ финской стороны. Военный министр Финляндии Ю. Ниукканен открыто заявил, что "война нам выгоднее, нежели удовлетворение требований России".
25 октября министерство иностранных дел Финляндии объявило, что территориальные воды Финляндии от меридиана 29° (маяк Сейвястэ-Стирсудден) на запад до меридиана 22° (маяк Утэ) заминированы, за исключением фарватера, ведущего в Ленинград.
По советской версии, 26 ноября 1939 года в 15.45 финская артиллерия в районе Майнилы выпустила семь снарядов по позициям 68-го стрелкового полка на советской территории. Якобы были убиты три красноармейца и один младший командир. В тот же день наркомат иностранных дел СССР обратился с нотой протеста к правительству Финляндии и потребовал отвода финских войск от границы на 20-25 км.
Финское правительство отрицало факт обстрела советской территории и предложило, чтобы не только финские, но и советские войска были отведены на 25 км от границы. Это формально равноправное требование граничило с издевательством, ведь тогда советские войска пришлось бы вывести из Ленинграда.
29 ноября 1939 года посланнику Финляндии в Москве была вручена нота о разрыве дипломатических отношений СССР с Финляндией. 30 ноября в 8 часов утра войска Ленинградского фронта получили приказ перейти границу с Финляндией. В тот же день президент Финляндии К. Каллио объявил войну СССР.
Во времена "перестройки" стали известны несколько версий Майнильского инцидента. По одной из них обстрел позиций 68-го полка произвело секретное подразделение НКВД. По другой, вообще никакой стрельбы не было, и в 68-м полку 26 ноября не было ни убитых, ни раненых. Есть и иные версии. Но, увы, никаких документальных подтверждений ни одна из них пока не имеет. По мнению автора, инцидент в Майниле еще ждет своих исследователей. Это очень интересная проблема для... узких военных специалистов.
Но для политиков и народов России и Финляндии данный инцидент не имеет особого значения. Какая разница — была это провокация НКВД или финской военщины? Мы уже знаем, что Петр Великий использовал в качестве повода для начала Северной войны просто анекдотичный случай, но сейчас никому не приходит в голову назвать его агрессором. Как в 1700 году, так и в 1939 году России пришлось силой возвращать то, что было отнято у нее (тоже силой) во время смут 1608-1617 и 1917-1922 годов.
Отметим попутно один нюанс. Советская пропаганда в 1939-1940 годах говорила о войне не с финнами, а с белофиннами. В 2001 году термин "белофинн" кажется нам всего лишь пропагандистской выдумкой. Уже более 60 лет подавляющее большинство граждан Финляндии поддерживает свое правительство. Но в 1939 году Сталин все еще мыслил категориями 1917-1922 годов, то есть той эпохи, когда существовали (точнее, яростно боролись друг с другом) как "красные", так и "белые" финны. Кроме того, в 1938-1939 гг. а Финляндии все еще были сторонники социализма (и не так уж мало), а также масса простых людей, которых очень мало интересовали вопросы аренды базы на полуострове Ханко и даже территориальной принадлежности Карелии (если сами они жили в другой части страны). Другое дело, что как только началась война, финским социалистам и коммунистам в своем большинстве пришлось публично осудить советскую агрессию. Тех немногих, кто уклонился от такого рода заявлений, власти отправили перевоспитываться в концлагеря.
Кстати говоря, во время Зимней войны из числа финских красных эмигрантов, из финнов и карелов, проживавших в советской Карелии, и при участии чистокровных славян, которым "для пользы дела" срочно дали документы с финскими именами и фамилиями, был создан 1-й стрелковый корпус так называемой "Финской народной армии". К концу марта 1940 г. в его составе было около 14 тысяч человек. Впрочем, в боях он не участвовал. Практически всю войну этот корпус находился в тылу советских войск на Карельском перешейке. Существует предположение, что корпус берегли для торжественного "парада победы" в Хельсинки, однако документальные сведения об использовании корпуса пока не найдены.
1. Широкорад А.Б. Северные войны России; М.: ACT; Мн.: Харвест, 2001 (militera.lib.ru)