Н.С. Гумилев

Кошелева А.Л.

Гумилев Николай Степанович (1886-1921) родился в семье морского врача в Кронштадте. После отставки отца семья жила в Царском селе. Учился Н. Гумилев в Царскосельской Николаевской гимназии под началом Иннокентия Федоровича Анненского. Здесь, в Царском Селе, в 1905 году на деньги родителей был выпущен первый сборник начинающего поэта - "Путь конквистадоров". Девятнадцатилетний юноша, не отличавшийся физической силой и красотой, сделал в своей жизни сложный шаг: поведал современникам о своем прекрасном и одновременно противоречивом внутреннем мире. Юноша формировал себя, и выход сборника - важный этап в этом формировании. Герои и образы первых стихов - мужественные рыцари, умные короли, пришедшие из истории чужих народов. Но юноша-романтик ищет в них себя, свою Музу, свой тон и свои образы. Образ поэта-мага, поэта-пророка, отверженного в нынешнем мире, рожденного строками первого сборника, Гумилев пронесет через всю жизнь. Программным считал поэт и стихотворение "Я конквистадор в панцире железном...". В этом стихотворении заключается тоже нечто существенное и индивидуальное, что также навсегда сохранится в его лирике: находкой была маска конквистадора - надменного, уверенного в себе, в своей силе и неуязвимости бесстрашного покорителя далеких пространств:

Я конквистадор в панцире железном, Я весело преследую звезду, Я прохожу по пропастям и безднам И отдыхаю в радостном саду...23

Нельзя отрицать, что образы первого сборника были навеяны страницами книг Купера, Киплинга, философской программой Ницше. Для юного поэта схема Ницше - современный человек есть лишь ступень на пути к сверхчеловеку - хорошо накладывалась на рисовавшуюся Гумилеву картину движения народных масс - движения от настоящего к будущему, к господству расы или касты поэтов-друидов.

Лирический герой стихов первого сборника Н. Гумилева формируется по образцу его поэтических героев - конквистадоров, рыцарей, принцов, перенимая от них лоск романтизма, заряжая, в свою очередь, их жизненной силой лирического начала. Атмосфера 900-х годов, пора формирования Гумилева-поэта, была временем расцвета русского декаданса, который стал не только течением в литературе и искусстве, но и формой мировосприятия, религией чувств.

Таким образом, вполне в духе времени и в соответствии с авторской натурой вошел в литературу конквистадор Гумилева. Каким был сам поэт, таким был и его лирический герой на первоначальном этапе его творчества.

Вторая половина души автора - это душа впечатлительного юноши, озаренная светом первой любви и опечаленная горечью неразделенного чувства. Анна Ахматова признавалась позднее, что в стихотворении "Осенняя песня" ее первое изображение в стихах, и что с самого начала их взаимоотношения не отличались легкостью и слаженностью. Размер стиха (двустопный ямб с перрихием), тип рифмы (чередование мужской и женской), - все соответствует общему эмоциональному состоянию. Мелодичное повествование изображает увядающую природу и угасающее безответное чувство Но вот реальные, земные образы первой части сменяются другой картиной: возвышенная, неземная любовь отражается в романтических образах на небесах, в ярких, живых красках:

А вечерами в небесах Горели алые одежды. И обагренные, в слезах, Рыдали Голуби Надежды.

Вера поэта устремляется к некоему первоначалу, перво-человеку - женщине Поддержка, нисходящая с небес, связывает все в мире - и осень природы, и неземное чувстве:

И осень та была полна Словами жгучего напева, Как плодоносная жена, Как прародительница Ева (Т. 1, с. 420).

Это стихотворение не вошло в первый сборник, представленный всею восемнадцатью стихотворениями, но оно, как и другие, несет в себе частичку сложного внутреннего мира большого в будущем поэта. Первый сборник Н. Гумилева не получил всеобщего читательского признания. Однако он не прошел не замеченным для признанного вождя русского символизма - В. Брюсова, который отозвался обнадеживающей рецензией. Так произошло знакомство двух поэтов - начинающего и известного, которое потом переросло в дружбу опытного учителя и благодарного ученика.

В 1906 году Н. Гумилев закончил гимназию и уезжает во Францию, где слушает лекции, по истории французской литературы и французского искусства в Сорбоннском университете. Круг его знакомств в Париже был достаточно узок, но это восполнялось интенсивной перепиской начинающего поэта с В. Брюсовым. Н. Гумилева серьезно занимали сейчас вопросы стихотворной техники, анатомии стиха. В письме к В. Брюсову от 30.10.06 г. есть строки: "...я должен поблагодарить Вас за Ваши советы относительно формы стиха. Против них долго восставала моя лень, шептала мне, что неточность рифмы дает новые утонченные намеки и сочетания мыслей... Последующие стихи, написанные с безукоризненными рифмами, доставили мне больше наслаждения, чем вся моя предшествующая поэзия..."24. В другом письме В. Брюсову Гумилев говорит о своей высокой поэтической программе: "Я не сравниваю моих вещей с чужими, я просто мечтаю и хочу уметь писать стихи, каждая строчка которых заставляет бледнеть щеки и гореть глаза"25. Во Франции новые впечатления переполняли молодого поэта: он пишет стихи, прозаические новеллы. В одной из таких новелл главный герой ее предпочитает райской благодати "радости земной любви": Кавальконте возвращается на грешную землю, где ждет его "нежная Примавера". Это символично: таким же оказался путь поэзии Н. Гумилева - через туманы символизма на земную твердь.

Начало этому пути положено во Франции сборником "Романтические цветы" (1908). Наметился путь к реалистическому твердому штриху, к слову, наполненному первоначальным смыслом. Как и первый сборник, "Романтические цветы" получил самые противоречивые отклики. Особенно неистовствовали, по словам А. Ахматовой, "озверелые царскоселы", которые готовы были уничтожить все, "что было выше какого-то уровня"26.

Новое в этом сборнике верно подметил современный критик В. Гофман: "Нет в этих стихах настоящей лирики, настоящей музыки, которую образуют и в которую вливаются не только слова, размеры и рифмы, но и самые мысли, фразы, настроения Иногда кажется, что г. Гумилев больше эпик, чем лирик"27. Но в рецензии В. Гофмана не указывалась причина этой лирической сухости.

Первый сборник - это явная дань символизму. Каким традициям поклоняется автор в этом сборнике? Гумилев сознательно освобождался от излишней музыки слова, учился быть в слове пластичным, выпуклым. Заметна была определенная цель - насытить слово, уставшее от иносказаний, предметностью, плотью и твердым смыслом. То есть, еще не помышляя об акмеизме, он стремился быть акмеистичным: изобразить мир в ясной материальной, вещной реальности земного бытия:

...Вы бросали в нас цветами Незнакомого искусства, Непонятными словами Опьяняя наши чувства (Т. 1, с. 48).

Просты и понятны слова, а сколько смысла несут они, выражая справедливый упрек царственным символистам.

Для многих стихов характерно нарочитое подчеркивание бытовых деталей, что является частью творческого замысла автора, как, например, в стихотворении "Принцесса":

В темных покрывалах летней ночи Заблудилась юная принцесса. Плачущей нашел ее рабочий, Что работал в самой чаще леса. Он отвел ее в свою избушку, Угостил лепешкой с горьким салом, Подложил под голову подушку И закутал ноги одеялом. Ранним утром заспанный рабочий Проводил принцессу до опушки, Но не раз потом в глухие ночи Проливались слезы об избушке (Т. 1, с. 50).

В большинстве стихов этого сборника лирический герой скрыт под маской, она часто меняется в зависимости от его местопребывания: в Абиссинии он - абиссинец, в Египте - египтянин, в Турции - шейх, но в дикой природе - он ягуар:

Превращен внезапно в ягуара, Я сгорал от бешеных желаний. В сердце - пламя грозного пожара, В мускулах - безумье содроганий... (Т. 1, с. 51).

Экзотика была одной из главных находок Гумилева. Это необычный романтизм. В нем слились две разнонаправленные силы, которые требовали от поэта равного художественного удовлетворения. С одной стороны, он стремился к реальности, к плотскому, земному миру и был в этом противоположен символистским иносказаниям. С другой стороны, он жаждал такой яркой необычности, броскости мира, которую реалии Царского села и даже Франции дать не, могли. И он нашел эти яркие детали, в реальной жизни, в экзотических для европейца странах Африки. Н. Гумилев, действительно, побывал в Африке, покинув на какое-то время Париж.

Однако и в африканской экзотике И. Анненский нашел у Гумилева нечто необычное, что сделает в будущем юного российского путешественника большим российским поэтом: "Нравится мне еще, что у молодого автора в его маскарадном экзотизме чувствуется иногда не только чисто славянская мрачность, но и стихийно-русское "искание муки".., специально наша "трагическая мораль"28:

Робкий ум мой обессилен бедами. Взор мой с каждым часом угасает... Умереть? Но там, в полях неведомых, Ждет мой муж, он ждет и не прощает (Т. 1, с. 64).

И. Анненский восхищался звуком, слогом гумилевского стиха в этом сборнике: "...Зеленая книжка отразила не только искания красоты, но и красоту исканий"29. Но поэт видит, что на самом деле красиво, и передает эту красоту через простые, реальные предметы:

А когда на изумрудах Нила Месяц закачался и поблек. Бледная царица уронила Для него алеющий цветок... (Т. 1, с. 65).

Своеобразное звучание, искусный подбор звукоцветности раскрывают необычное мировосприятие поэта, индивидуальность его лирического героя.

Второй сборник вышел в Париже тиражом всего 300 экземпляров и снова на средства автора. И в том, что он вышел во Франции и именно с таким названием, был смысл некоего противопоставления вышедшему тоже в Париже сборнику Бодлера - "Цветы зла". Н. Гумилев поэзии зла противопоставлял поэзию экзотической красоты, земных странствий, мечтаний, замешанных на легком шарме оккультизма.

В 1908 году Н. Гумилев возвращается в Россию. Имя его как почта, автора рецензий все чаще появляется на страницах журналов и газет. Он принимает активное участие в "Вечерах Случевского", все чаще его видят на поэтических собраниях у Вячеслава Иванова.

Весной 1910 года выходит третья книга стихов Н. Гумилева - "Жемчуга". К этому времени он был достаточно известным поэтом и литературным деятелем Сборник "Жемчуга" приобрел широкую известность среди читателей и пристальное внимание литературных критиков. Хотя и эта книга стихов была названа ученической, она существенным образом отличалась от предыдущей: экзотические ягуары, жирафы, львы вытесняются исследованиями о движении души, более мощной становится философская струя. Когда читаешь строки стихотворения "Ворота рая", то начинаешь понимать, что поэт научился и осмелился небесное сближать с земным, осязаемым, а не только земное возносить к заоблачным романтическим высям:

Это дверь в стене, давно заброшенной, Камни, мох, и больше ничего, Созле - нищий, словно гость непрошенный, И ключи у пояса его. Мимо едут рыцари и латники, Трубный вой, бряцанье серебра, И никто не взглянет на привратника, Светлого апостола Петра... (Т. 1, с. 104).

Обращаясь к классическим образцам, он придавал им новое философское толкование, вкладывал иной смысл. Казалось бы, что нового можно взять от призрака Дон Жуана? О нем было сказано в мировой литературе к тому времени уже так много. Но Н. Гумилев нашел свой ракурс в исследовании этого образа - увидел страдание души уставшего человека:

И лишь когда средь оргии победной Я вдруг опомнюсь, как лунатик бледный. Испуганный в тиши своих путей, Я вспомню, что, ненужный атом, Я не имел от женщины детей И никогда не звал мужчину братом... (Т. 1 с. 107).

Муки совести Дон Жуана о самом земном... Этого в литературе не было. И лишь в конце XX-го века тоже русский большой поэт Василий Федоров приблизится к подобной трактовке известного эпохального типа.

Получили переосмысление и углубленное развитие образы, начавшие свой путь в первом сборнике. Конквистадоры-завоеватели первого сборника трансформируются в стихах третьего сборника в героев-скитальцев, которые переосмысливают чувство родины. Даже погибая в схватке со стихией, лирический герой думает о далекой родине:

Я спал, и смыла пена белая Меня с родного корабля, И в черных волнах, помертвелая, Открылась мне моя земля (Т. 1, с. 316).

В стихотворении "Варвары" пульсирует мысль, что никакие соблазны странствий и завоеваний не заменят отчизну: "холодное небо и дюны", "синие женские взоры" оставшихся дома любимых. Так обозначается единый стержень сборника: Муза Странствий воспевает мужество и независимость. Даже старый конквистадор в стихотворении с аналогичным названием встречает смерть как истинный воин:

...Как всегда, был дерзок и спокоен, И не знал ни ужаса, ни злости, Смерть пришла и предложил ей воин Поиграть в изломанные кости (Т. 1, с. 92).

Обеспокоенный созданием единства формы и содержания, Гумилев уходит от давления символа. Символ поэта в стихотворении "Орел" - это поэтический кодекс чести: гордая птица предпочла смерть в полете к солнцу тлению на земле:

...Лучами был пронизан небосвод, Божественно-холодными лучами, Не зная тленья, он летел вперед, Смотря на звезды мертвыми очами. Не раз в бездонность рушились миры, Не раз труба архангела трубила. Но не была добычей для игры Его великолепная могила (Т. 1, с. 95).

Герой всегда выше смерти в стихах этого сборника. Прославляется его подвиг ("Выбор", "Старый конквистадор", "Орел"). Эта же мысль в стихотворении "Адам" звучит как завет:

...В суровой доле будь упрям. Буль хмурым, бледным и согбенным, Но не скорби по тем плодам, Неискупленным и презренным... (Т 1, с. 318).

Поэт всецело на стороне первого человека Земли, который предпочел суровую долю поиска и смерть бездейственному существованию в раю. Образ непокорного Адама стал символом нового литературного течения, возглавленного Н. Гумилевым и названного первоначально адамизмом. Смягчены в этом сборнике и идеи ницшеанства: на смену завоевателю Заратустре пришел путешественник Одиссей - "Я не убийца, я не волк - я чести сторож неизменный", - звучит исповедь этого героя в стихотворении "Возвращение Одиссея".

Стихи сборника "Жемчуга" представляют последнюю ступень к упругой, точной лирике Гумилева-акмеиста. Романтизм, оторванный от жизни, романтизм Стивенсона и Киплинга вытесняется эмоциональной напряженностью, индивидуальным лиризмом нового начала. Читателю возвращаются четкость, твердость изображения, которые к 1910 году символистами были утрачены почти полностью.

Три первых сборника стихов Н. Гумилева, каждый из которых был в определенной степени связан с символизмом, свидетельствуют об огромной и внутренней духовной и творческой работе, проделанной всего за 4-5 лет. Гумилев не только освоил технику стихосложения, добился свободного владения размерами, но и нашел наконец в поэзии свое лицо, четко очертил героя своих стихов.

Еще в 1909 году Н. Гумилев становится активным сотрудником журнала "Апполон" и одним из создателей "Академии стиха", или общества ревнителей художественного слова, которое вскоре разочаровало его из-за возникшей в нем разноголосицы взглядов Замыслы "реформации" стиха и поэзии, поиск единомышленников стали предтечей создания в 1911 году "Цеха поэтов". Это литературное объединение должно было служить делу познания и совершенствования "цехового" ремесла поэтов. С манифестами нового течения выступили Н. Гумилев и С. Городецкий. Ядро акмеистов было немногочисленным: Н. Гумилев, С. Городецкий, А. Ахматова, М. Зенкевич, О. Мандельштам, В. Нарбут. Свою статью "Наследие символизма и акмеизм" Гумилев начал с утверждения, то "символизм закончил свой круг развития и теперь падает. На смену... идет новое направление..."30.

Название "акмеизм" было предложено Н. Гумилевым. Он со своей приверженностью к совершенству формы и культом мастерства видел в греческом слове "акме", обозначающим вершину чего-либо, большее соответствие внутренним целям своих исканий. В этой же статье Гумилев утверждал, что по своим принципам акмеизм отличается от символизма в сторону реальности, в сторону реализма.

Действительно, у некоторых акмеистов (А. Ахматова, Н. Гумилев, О. Мандельштам) отчетливо заметны реалистичность изображения, достоверность в передаче живого мира. Эти поэты добивались точности как внешней, так и внутренней, психологической, всячески избегали мистики, туманности изложения. Но в то же время Гумилев утверждал, что "символизм был достойным отцом". Противоречиво воспринималось новое течение и в литературных кругах. В Брюсов категорически утверждал неизбежность исчезновения акмеизма через год или два.

Впервые акмеистические принципы творчества Н. Гумилева осуществляются в сборнике "Чужое небо" (1912 г.). Это и определило дальнейший путь его поэзии. Книга, несомненно, несет в себе отпечаток первого периода творчества, а также намечает основные формы, приемы грядущего периода. Отчеканенность слога, ритмическое своеобразие, в частности, использование паузника, - все это несло новизну в современный стих, как, например, в стихотворении "У камина":

Наплывает тень... Догорал камин, Руки на груди, он стоял один. Неподвижный взор устремляя вдаль, Горько говорит про свою печаль...

Мы слышим голос прерывающийся в дыхании, сдерживающий волнение. Усиливается таким образом психологизм лирики, внешне остающейся объективной:

Но теперь я слаб, как во власти сна, И больна душа, тягостна больна. Я узнал, узнал, что такое страх, Погребенный здесь, в четырех стенах... (Т. 1, с. 126).

Кроме формальных новшеств, в сборнике "Чужое небо" есть мотивы, которые будут в дальнейшем определять поэтический облик его автора. В стихах сборника настойчиво утверждается мысль о разделенности мира на две контрастные стихии: небо и земля, добро и зло, красота и уродство, любовь и измена - все это дано в противостоянии частей одного целого. Мир для поэта - расколовшееся двуединство. Привкус горечи, тревога - один из лирико-трагедийных аспектов этой книги стихов. Но есть в ней и другой мотив, противостоящий предыдущему: все силы души постоянно находятся в мужественном напряжении, преодолевая стихию.

В одном из стихотворений возникает образ паруса, борющегося с морской волной, и отважного кормчего:

...И лопнет с гиканьем и ревом, Подбросив к небу пенный клок... Но весел в небе бирюзовом С латинским парусом челнок. И загорелый кормчий ловок, Дыша волной растущей мглы, И от натянутых веревок - Бодрящим запахом смолы (Т. 1, с. 124).

В идее и образах стихотворения "На море" есть родство с лермонтовским "Парусом". Но Гумилев уходит от лермонтовских деталей в сторону акмеистической точности, предметности и осязаемости: никакого "тумана", даже морского, все четко, зримо.

Трагедия же лирического субъекта, его расколотое миропонимание идет от трагедии самого Н. Гумилева. Не сложилось семейное счастье с А. Ахматовой. Отстаивая свою "свободу", он часто и надолго уезжал, а жена страдала, ждала. Можно сказать, что любовная лирика сборника "Чужое небо" биографична. Перечитывая эти стихи, можно восстановить драму, разлучившую этих людей так скоро после брака, противоречивые чувства, которые так мучили Гумилева. В стихотворении "Она" звучат слова очарованья:

Я знаю женщину: молчанье, Усталость горькая от слов, Живет в таинственном мерцанье Ее расширенных зрачков. Неслышный и неторопливый, Так странно плавен шаг ее, Назвать нельзя ее красивой, Но в ней все счастие мое (Т. 1, с. 130).

Однако в следующем стихотворении - уже другой портрет жены - насмешливо-заостренный. Строки, далекие от идеализации, рисуют "бытовую" Ахматову, пробивается мотив наметившегося раскола:

Из логова змиева, Из города Киева Я взял не жену, а колдунью... Покликаешь-морщится, Обнимешь-топорщится, А выйдет луна-затомится, И смотрит, и стонет, Как будто хоронит Кого-то, - и хочет топиться... (Т. 1, с. 131).

Гумилев Чувствовал, что теряет жену, чувствовал и пил "с улыбкой" отравленную чашу, приняв ее из рук любимой как заслуженную кару Где-то пробивается пушкинский мотив, когда звучат покорность судьбе и согласие на счастье любимой женщины с другим:

Знай, я не буду больше жестоким. Будь счастливой, с кем хочешь, хоть с ним. Я уеду далеким, далеким, Я не буду печальным и злым. Мне из рая, прохладного рая, Видны белые отсветы дня. И мне сладко - не плачь, дорогая, - Знать, что ты отравила меня (Т. 1, с. 139).

Это стихотворение можно рассматривать как пример медитативно-изобразительной лирики. Однако медитация Н. Гумилева отличается краткостью и бытовой реальностью изображения. Так, предметные детали в портрете любимой:

Ты совсем, ты совсем снеговая, Как ты странно и страшно бледна! Почему ты дрожишь, подавая, Мне стакан золотого вина?

В сборник "Чужое небо" поэт включил, кроме своих стихов, переводы пяти стихотворений "безупречного акмеиста" (так его называл Н. Гумилев), француза Теофиля Готье. Особенно любил русский акмеист следующие строки своего учителя:

Искусство тем прекрасней, Чем взятый материал Бесстрастней - Стих, мрамор иль металл.

Сборник "Чужое небо" был последней "мирной" книгой поэта. Следующий сборник, "Колчан", выйдет 15 декабря 1915 года. Их разделит первая мировая война.

Какие струны задел и рассудил прозвучавший в Сараево выстрел? Гумилев записывается добровольцем в лейб-гвардии уланский полк 24 августа 1914 года. До второй мировой войны Гумилеву не суждено было дожить, а первую он сначала воспринял спокойно, не как "страшный путь". Уверенность в победе, боевой задор звучат в стихотворении "Наступление":

- Скорей вперед! Могила, так могила! Нам ложем будет свежая трава, А пологом - зеленая листва, Союзником - архангельская сила! (Т. 1, с. 191).

Но Гумилев дойдет все-таки до осмысления трагизма войны. В марте 1915 г он попал в петроградский госпиталь, где работал над очерками "Записки кавалериста" и написал стихотворение "Сестре милосердия", в котором поэт называет Россию страной "прекраснейших женщин". В стихотворении "Ответ сестры милосердия" им передана вся огромная боль женщин России, рожденная войной:

...И не знаете, что от боли Потемнели мои глаза. Не понять вам на. бранном поле, Как бывает горька слеза... Солнечное утро битвы, Зов трубы военной - вам. Но покинутые могилы Навещать годами нам (Т. 1, с. 403).

В этих строках уже полное осмысление драмы времени, Это не прогулка по полю брани, а плач Ярославны по убитой любви. Поэт Гумилев теперь думает о том времени, когда умолкнут пушки.

Важную часть сборника "Колчан" составляют итальянские стихи. Автор восторгается человеческой гениальностью, сумевшей в архитектуре, фресках, торжественных псалмах и музыке органа запечатлеть такую сложную жизнь, с печалью и радостью ("Фра Беато Анджелико", "Ода д'Аннуцио").

Начиная с "Колчана", Гумилев открывает новую тему, которая станет теперь постоянной для его творчества. Он покорил, наконец, последний материк - Русь:

Дома косые, двухэтажные, И тут же рига, скотный двор, Где у корыта гуси важные Ведут немолчный разговор. В садах настурции и розаны, В прудах зацветших караси, - Усадьбы старые разбросаны По всей таинственной Руси...

А заключительные строки стихотворения "Старые усадьбы" дают ответ на вопрос, почему Гумилев не стал эмигрантом:

О Русь, волшебница суровая, Повсюду ты свое возьмешь. Бежать? Но разве любишь новое? Иль без тебя да проживешь? (Т. 1, с. 173).

Все богатство души поэта: путешествия, любовь, размышления над смыслим жизни, - собрано и синтезировано в поэме "Пятистопные ямбы". Самая драгоценная мечта поэта - дать волю своей метущейся душе:

Есть на море пустынный монастырь.., Туда б уйти, покинув мир лукавый, Смотреть на ширь воды и неба ширь... В тот золотой и белый монастырь (Т. 1, с. 178).

В этой поэме звучат строки прощания поэта с экзотикой далеких странствий, он мечтает залечить раны первой драматической любви. Это одно из наиболее сильных произведений Гумилева не только по отточенности строфы, воздушности слога. Здесь есть война, любовь, разлука, сомнения, - одним словом, жизнь, не надуманная, не экзотичная, а острие поэтических стрел направлено в самую душу поэта:

И в реве человеческой толпы, В гуденье проезжающих орудий, В немолчном зове боевой трубы Я вдруг услышал песнь моей судьбы... (Т. 1, с. 176).

"...песнь моей судьбы" - вот о чем эта поэма. Еще в "Пятистопных ямбах" автор размышляет о сосуществовании времен, наплывающих друг на друга живыми волнами. Эта мысль найдет свое блистательное завершение в стихотворении "Заблудившийся трамвай" (1921 г.), вошедшем в сборник "Огненный столп". Сборник "Колчан" отличает уже высокое мастерство поэта: равномерность художественного слова и ритма, продуманность объема и красок, лирическая энергия производит впечатление тугой пружины, эмоционально-эстетический заряд стихов сложен из удивительно парадоксального сочетания чувства и воли, раскованности чувств и дисциплины сознания. Все это свидетельствует о том, как велика, остра и ненасытна была страсть поэта Н. Гумилева к яркому, звучащему и красочному миру.

В 1918 году выходит новая книга стихов Гумилева - "Костер", куда вошли стихи, написанные в 1915-1917 годах. Стихи сборника "Костер" не стали фактом литературной жизни тех лет, но о творческой эволюции поэта они дают вполне ясное представление. Это скорее всего - лирическая хроника душевной жизни поэта за три военных года. Стихи вызывают интерес тем, что энергия, ранее обращаемая автором в экзотику, теперь направлена в иное русло. Это - самая русская по содержанию из книг Гумилева. Он окончательно покорил тему России - она озарила лучшие стихи книги. Хрестоматийно звучат строки о великом Рублеве:

Открытый лоб - как свод небесный, И кудри - облака над ним, Их, верно, с робостью прелестной Касался нежный серафим. Все это кистью достохвальной Андрей Рублев мне начертал, И этой жизни труд печальный Благословеньем божьим стал (Т. 1, с. 208).

Он пишет проникновенно-лирические стихи о детстве, сохранившемся в его памяти нежными воспоминаниями, о русской багряна-рябиновой осени:

Я ребенком любил большие, Медом пахнущие луга, Перелески, травы сухие, И меж трав бычачьи рога... (Т. 1, с. 210).

Рыжая собака становится героем стихотворения "Осень", окрашенного в рыжеватые, красно-оранжевые тона:

Оранжево-красное небо... Порывистый ветер качает Кровавую гроздь рябины. Косматая, рыжая, рядом Несется моя собака... (Т. 1, с. 209).

Глубоко заставляет задуматься стихотворение "Мужик". Точнее, лучше всего о нем сказано в воспоминаниях Марины Цветаевой: "Есть у Гумилева стих - "Мужик" с таким четверостишием:

В гордую нашу столицу Входит он - Боже, спаси! - Обворожает царицу Необозримой Руси.

Вот в четырех строках все о Распутине, о царице, всей той туче. Что в этом четверостишии? Любовь? Нет. Судьба. Шаг судьбы... Здесь каждое слово на вес крови. Дорогой Гумилев, есть тот свет или нет, услышьте мою, от лица всей поэзии, благодарность за двойной урок: поэтам - как писать стихи, историкам - как писать историю. Чувство истории - только чувство Судьбы..."31.

Это же чувство судьбы, заключенное во многих произведениях трех последних сборников, пророчески прозвучало в стихотворении "Рабочий":

...Пуля, им отлитая, просвищет Над седою, вспененной Двиной, Пуля, им отлитая, отыщет Грудь мою, она пришла за мной (Т. 1, с. 215).

Остается поражаться точности пророчества. Видимо, это свойство великих - чувствовать приближение смерти.

Об отношении Гумилева к событиям, происходившим накануне и сразу после Февральской революции можно судить лишь косвенно, так как не сохранились документальные данные - письма, дневники, записные книжки. Он в это время был в Париже, где около полугода занимался военно-канцелярской работой. Париж оставил в его памяти след тяжелых любовных страданий и цикл прекрасных стихов о любви, которые были изданы посмертно, в 1923 году, книгой, красиво названной, - "К синей звезде". Это стихи о неутоленной и неутолимой любви, о страшной тайне сердца. Они большей частью биографичны. Любовь Гумилева к Елене Д. (Дебуше) была, по видимому, продолжением его знакомства с этой девушкой, состоявшегося еще в Петрограде в 1916 году. Поэт рассказывает о своей несчастной любви в Париже 1917 года. Эта несчастная любовь, как считает один из мемуаристов поэта С. Маковский, стала косвенной причиной его смерти. "Гумилев, - пишет он, - не вернулся бы, вероятно, в Россию весной 1918 года, если бы девушка, которой он сделал предложение в Париже, ответила ему согласием"32. Целую зиму он старался пленить красивую девушку из дворянской семьи, рассказывал ей стихами и прозой о своих странствиях и подвигах. Но парижская "райская птица" оказалась рассудочно-осторожной. Бедному поэту она предпочла красивого, состоятельного американца, за которого и вышла замуж. Чуда не свершилось:

Я вырван был из жизни тесной, Из жизни скудной и простой, Твоей мучительной, чудесной, Неотвратимой красотой. И умер я... и видел пламя, Не виданное никогда, Пред ослепленными глазами Светилась синяя звезда (Т. 1, с. 364).

Но нельзя все сводить к биографии поэта - художник слова, Н. Гумилев в гиперболических страданиях выразил не только свое горе, но и горе всех любивших неразделенной любовью.

Стихи, созданные в 1918-1921 годах, вошли в сборники "Шатер" и "Огненный столп".

Сборник "Шатер" полностью посвящен Африке. Стихи доказывают, что удивительная в своем постоянстве сила любви к экзотическому континенту выразилась во весь размах зрелого поэтического таланта. Знаменитое "Вступление", открывающее этот сборник, исповедует душу лирического героя. Уважительное, почти благоговейное отношение к далекому таинственному краю, и вместе с тем - глубокое знание традиций и истории его - это питает ум и сердце молодого путешественника:

Оглушенная ревом и топотом, Облеченная в пламя и дымы, О тебе, моя Африка, шепотом, В небесах говорят серафимы.

Используя прием инверсии, автор заставляет нас акцентировать внимание на каждом слове, наполненном глубоким смыслом:

Про деянья твои и фантазии, Про звериную душу послушай, Ты, на дереве древнем Евразии Исполинской висящая грушей (Т 1, с. 260)

Сам поэт отличался настойчивым характером. И так же, как он сам, герои его стихов открывают душу и сердце навстречу всему новому, что встречали в далеких странствиях. Как ч следовало ожидать, африканские путешествия приумножили творческое наследие поэта. Своими путешествиями с их опасностью, трудностями Гумилев обрел право писать о таких высоких понятиях, как жизнь, смерть, честь. Африка, поэтические грезы о ней были всегда рядом. Недаром в самые трудные для себя времена Гумилев говорил:

Ах, бежать бы скрыться бы, как вору, В Африку, как прежде, как тогда...

Последний прижизненный сборник стихов, подготовленный самим поэтом, но вышедший уже после его трагической гибели, в августе 1921 года, был "Огненный столп". Сборник по праву считается вершинным достижением Гумилева как поэта. Эта книга свидетельствует не только о высоте поэтического искусства, но и о своеобразии миропонимания поэта, о сложившейся у него поэтической системе лирико-философской концепции бытия. Можно сказать, что эта книга по преимуществу философской лирики.

Основная особенность книги "Огненный столп" - и других стихов того времени - полнейшая лирическая открытость героя. Размышления о сосуществовании времен, родившиеся когда-то в стихах сборника "Колчан", нашли свое талантливое завершение в стихах "Огненного столпа", в частности, в стихотворении "Заблудившийся трамвай". Поэтическое слово трепещет, отчаивается, задыхается:

Машенька, ты здесь жила и пела, Мне, жениху, ковер ткала, Где же теперь твой голос и тело, Может ли быть, что ты умерла! И все же навеки сердце угрюмо, И трудно дышать, и больно жить... Машенька, я никогда не думал. Что можно так любить и грустить (Т. 1, с. 279).

Напрочь исчезли риторика, декорации, актерство и экзотические красивости. Возможно, потому, что всю экзотику Гумилев "убрал" в сборник об Африке - "Шатер"?

В новом сборнике поэтическое слово просветлено мудростью ч страданием, оно славит самое простое и извечное - землю, воздух, хлеб, любовь. И на землю он смотрит иными глазами: не взором конквистадора-покорителя, а с грустью и печалью сердца, разгадавшего тщету и прелесть земного существования. В поздней лирике Н. Гумилева печаль и радость, восторг и слезы перемешаны в одном кубке.

В стихотворении "Шестое чувство" Гумилев писал, с какой мукой выбирается из плотской оболочки земного существа духовное начало, заложенное в человеке как искра, которая, разгораясь, жжет и мучает "естество" человека:

Как некогда в разросшихся хвощах Ревела от сознания бессилья Тварь скользкая, ночуя на плечах Еще не появившиеся крылья, - Так век за веком - скоро ли, господь? - Под скальпелем природы и искусства Кричит наш дух, изнемогает плоть, Рожая орган для шестого чувства (Т. 1, с. 295).

В этом стихотворении раскрываются две темы. Одна, более узкая, - это мечта поэта о торжестве поэзии в мире, о владычестве красоты, которая, как и по Достоевскому, должна спасти мир. Но ассоциативный круг произведения шире проблемы искусства и даже красоты.

Вторая тема - философская. К концу жизни Н. Гумилев подошел к лироэпосу особого склада - его интересует человеческая жизнь как уникальное явление планетарной эволюции. Он пишет о Земле как о звезде и о человеке как о зыбком, несовершенном разуме. Своеобразный космический взгляд на мир, попытки создать особый эпос, где была бы дана "биография" Земли, а, может быть, и всей Вселенной, - это самая отличительная черта позднего творчества Гумилева. Он ищет универсальные связи, соединяющие мир и человечество в единое разумное и вечное целое. Нарастающая "космичность" взгляда и мироощущения зримо проявляется в стихах "Огненного столпа", в поэме "Поэма начала" и в удивительной по своей пророческой силе маленькой поэме - "Звездный ужас". Внутренняя музыка этих произведений насыщена жизнеутверждением. Поэт благодарит жизнь как величайший божественный дар:

Прекрасно в нас влюбленное вино, И добрый хлеб, что в печь для нас садится, И женщина, которою дано, Сперва измучившись, нам насладиться Но что нам делать с розовой зарей, Над холодеющими небесами, Где тишина и неземной покой, Что делать нам с бессмертными стихами? (Т. 1, с. 296), -

вопрошает поэт в стихотворении "Шестое чувство".

О том, что жизнь и искусство должны быть в творчестве художника нерасторжимы, - к такой мысли пришел Н. Гумилев. Он начал быстрое, подобно рывку, восхождение к лирике и эпосу широкого философского плана. Смерть оборвала это движение.

В сборнике "Огненный столп" есть стихотворения явно осуждающие догматы акмеизма ("Слово", "Молитва мастеров"). В стихотворении "Память" он рассказывает о пребывании в нем различных четырех душ":

Память, ты рукою великанши Жизнь ведешь, как под уздцы коня, Ты расскажешь мне о тех, кто раньше В этом теле жили до меня...

Первая - это детство, "колдовской ребенок", вторая душа принадлежит поэту, третья - "мореплавателю и стрелку", а четвертая обитает в нем сейчас:

Я - угрюмый и упрямый зодчий, Храма, восстающего во мгле... (Т. 1, с. 299).

Вчитываясь в эту исповедь, мы сравниваем души между собой и, получаем не убегающую вдаль линию судьбы, а гармонично законченный круг, завершенный виток развития. Поздняя лирика Н. Гумилева решительно смещает все ранее имеющиеся представления о мире, о категориях пространства и времени. В стихотворении "Заблудившийся трамвай" лирический герой вскакивает на подножку странного трамвая, за окнами которого, как в детском калейдоскопе, вихрем пронеслись все, когда-то увиденные места:

Мчался он бурей темной, крылатой, Он заблудился в бездне времен...

Пассажир становится как бы сторонним наблюдателем собственной судьбы, а трамвай мчится все дальше - и вот страшный финал. В строках стиха вновь звучит мотив предчувствия смерти и даже конкретно от кого:

В красной рубашке, с лицом, как вымя, Голову срезал палач и мне Она лежала вместе с другими Здесь, в ящике скользком, на самом дне (Т. 1, с. 279).

Палач именно в "красной рубахе", и голова поэта, лежащая "на самом дне", значит, снятая с плеч одной из первых.

Как сложилась жизнь Н. С. Гумилева в пореволюционный период? В 1919 году Гумилев вступает во второй брак - женится на дочери известного публициста - Н. Энгельгардта - Анне Энгельгардт. В 1920 году родилась дочь - Елена. Судьба второй семьи Н. Гумилева тоже трагична: дочь и жена погибли в блокадном Ленинграде.

Последние годы жизни поэта были очень насыщены самой разнообразной работой. При Петроградском Доме искусств вел студию поэтов под названием "Звучащая раковина", читал лекции в институте искусств, многое сделал вместе с Горьким для создания издательства "Всемирная литература". В феврале 1921 года он избирается председателем Петроградского отделения Всероссийского Союза поэтов.

Многогранна и его творческая деятельность. В 1918 году осуществил перевод с китайского и издал сборник стихов "Фарфоровый павильон". В 1919 году переводит с древневавилонского и издает эпическое сказание "Гильгамеш" с предисловием профессора В. К. Шулейко (второй муж А. А. Ахматовой). Одновременно он делает существенный вклад в теорию перевода: выходит его талантливая статья "Переводы стихотворные".

Не менее удачны драматургические опыты: еще в 1917 году вышли две его пьесы - "Дитя аллаха" и "Отравленная туника".

Талант прозаика проявился в цикле рассказов, посвященных А. Ахматовой, увидевшем свет уже после смерти (1922 г.), под названием "Тень от пальмы".

А 3 августа Н. С. Гумилев был арестован по обвинению за участие в контрреволюционном заговоре Таганцева. Вина Гумилева не была доказана, он лишь мог знать об этом заговоре, а за это следовало не столь суровое наказание (2-3 года условно, по мнению современных юристов), но 27 августа 1921 года Россия осиротела еще на одного великого поэта.

Творчество Н. С. Гумилева было для молодой советской поэзии явлением. Оно "вызывало острый интерес, ему подражали. Это объяснялось не только тем, что в глазах молодых поэтов Гумилев был "мэтром", у которого следовало учиться технике стихосложения. Влияние заключалось в заразительности, эмоциональном воздействии его поэзии. В энергии и жизнелюбии, в волевом начале его стихов было много неожиданно родственного вихревому, мужественному времени гражданской войны. Множество привлекательных черт составляли сущность его поэзии: острая и четкая образность, своеобразная "космичность" взгляда на мир, ненасытная страсть к овладению пространствами, мужество духа, глубокая любовь ко всему прекрасному. А какая широта познания мира - народов, племен, далеких стран, которые оживали в стихах Гумилева, становились близкими, яркими, понятными. Гумилевым создана волшебная поэтическая география.

Поэзия Гумилева - своеобразное и сильное художественное явление в истории нашей литературы. Его творческий путь проходил по одному из русел модернистического течения. "Глухота" акмеизма к социальной действительности в значительной степени ограничивала и сдерживала возможности поэта. Драма Н. С. Гумилева как поэта заключалась в борении двух начал: реалистического, требующего правдивости в изображении жизни, и принципиального пренебрежения социальными проблемами.

Но дивный солнечный свет исканий и мечтаний ("Я в лес бежал..."), увиденный поэтом и воспетый еще в юношеском стихотворении, сопровождал его всю жизнь, озаряя земные страдания и творения.

Жива поэзия талантливого художника, жива память о нем самом. Она питается от тех волшебных источников, которые, вероятно, питали всю жизнь самого поэта. Разгадка тайны бессмертия Н. С. Гумилева, столь же проста, сколь гениальна. Вспомним, в Евангелии страждущий обратился к Иисусу с просьбой об исцелении, и тот ответил: будет тебе по вере твоей!

Вера в себя сделала зачарованного ребенка романтиком и бессмертным поэтом. Настала добрая пора воскрешения прекрасных и сильных стихов Н. С. Гумилева.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.russofile.ru