Фридрих Ницше (1844-1900) - один из самых блестящих и спорных
мыслителей европейской философии. Умерший на рубеже ХХ века он, по
замечанию К.Ясперса, наряду с С.Кьеркегором и К.Марксом стал сов-
ременником нового века. Время, в которое жил Фридрих Ницше, было
очень сложным: Германия переживала болезненный процесс объедине-
ния, проводимый жесткой рукой Бисмарка, ломались столетиями накоп-
ленные стереотипы, нормы, правила, которые были так привычны, при-
ятны и ценны немецкой душе и которые так хотелось сохранить. Не-
мецкая интеллигенция, прекрасно образованная, воспитанная цветом
европейской культуры - сонмом великих поэтов, философов и музыкан-
тов, больше всего желала плодотворного развития идей и традиций
самой передовой в то время в Европе немецкой культуры и лишь очень
немногие видели необходимость радикальных перемен. Одним из них
был Фридрих Ницше.
Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года в Реккене, Саксо-
ния. Отец и дед его были пасторами. Рано проявивший необычайную
одаренность в поэзии и музыке, филолог по образованию, в двадцать
пять лет он получил место профессора филологии в университете Ба-
зеля. Его считали надеждой немецкой филологии. Великий Рихард Ваг-
нер был его другом, хотя между ними было тридцать лет разницы. Его
книги великолепны с точки зрения языка, увлекательны для чтения и
полны потрясающих по новизне идей. И тем не менее практически все
они были встречены в штыки как как критикой, так и читающей публи-
кой, прижизненная слава Ницше носила скандальный характер. Очевид-
но, дело было именно в его идеях.
Поворотным моментом в становлении концепций Ницше стало проч-
тение им книги малоизвестного в те годы Артура Шопенгауэра "Мир
как Воля и Представление". "Я понял его, как если бы он писал для
меня", - так скажет Ницше о своем учителе. Несомненно, в Шопенга-
уэре его привлекла идея Воли, которая, по определению автора, есть
внутренняя сущность субъекта, для которого мир есть объект созер-
цания - Представление. Воля также оказывается у Шопенгауэра внут-
ренней сущностью всех сил, созидающих мир. Все есть в своей сущ-
ности воля, она лишь объективируется временем и пространством,
становясь волей к жизни (термин, мимо которого Ницше пройти не
мог). Нисходя по ступеням объективации (пространство и время, пла-
тоновские идеи, силы природы, всякая деятельность человека), Воля
предстает объективному познанию лишь в виде объектов, определенных
этими ступенями объективации. Именно их рассматривает мышление и
потому в своей сущности Воля остается для него непознаваемой.
И лишь гений искусства - благодаря чистому созерцанию и неор-
динарной силе фантазии - способен познать и выразить в поэзии, жи-
вописи и музыке вечную идею Воли. Высочайшее положение среди ис-
кусств занимает музыка, свободная от оков языка и потому не только
отражающая идеи, но и непосредственно отражающая Мировую волю.
Метафизика Шопенгауэра захватила мятежный дух Ницше, в его
Воле он увидел вечную пламенную волю к свободе, а творческого ге-
ния, которым руководит сама Мировая Воля, он увидел в Рихарде Ваг-
нере.
Вагнеру посвящена первая книга Ницше - "Рождение трагедии из
духа музыки", сразу же вызвавшая скандал. Поступательное движение
в искусстве, по Ницше, "связано с двойственностью аполлонического
и дионисического начал". Мистерии дионисического культа символизи-
руют жизнь человека в таинственном и великолепном мире, его инс-
тинктивное единение с природой. "Дионисическое искусство хочет
убедить нас в вечной радостности существования, но только искать
эту радостность мы должны не в явлениях, а за явлениями". Аполло-
ническое же, напротив, это "полное чувство меры, самоограничение,
свобода от диких порывов". В досократической Греции эти начала,
борясь и соединяясь, создали великое искусство трагедии, которая
"возникла из трагического хора" (а хор - это отголосок дионисийс-
ких праздников), который "разряжается аполлоническим миром обра-
зов". Трагедия, таким образом, отразила противоречия в человечес-
ком мироощущении, борьбу с природой и с самим собой, как с ее
частью. Именно в этом качестве греческая трагедия стала одной из
основ всей европейской культуры.
Однако уже "огромное циклопическое око Сократа, в котором ни-
когда не сверкало безумие художнического вдохновения", разбило это
единство двух начал, уничтожив трагедию. Ницше обвиняет Сократа в
насаждении неслыханной тирании разума и морали, вытеснившей диони-
сическую свободу духа в бессознательное и заменившей ее инструкци-
ями по эксплуатации жизни. Таким образом в истории культуры и че-
ловеческого сознания происходит "вечная борьба между теоретическим
и трагическим миропониманиями", между, с одной стороны, ханжеством
и скукой и , с другой стороны, свободой и весельем. Причем послед-
нее всячески подавляется общественными нормами, моральюи всяким
идеализмом, объявленным Ницше "мошенничеством высшего порядка".
С исчезновением дионисического духа связывается "бросающееся
в глаза ... вырождение греческого человека" и современное плачев-
ное состояние человеческого духа. Однако "несомненные предзнамено-
вания дают нам ручательство в том, что в современном нам мире про-
исходит обратный процесс постепенного пробуждения дионисического
духа!" "Новым Эсхиллом" объявляет Ницше Рихарда Вагнера, в музыке
которого он видит свидетельство возрождения трагического мифа в
немецком духе, а с ним и новой жизни немецкого гения.
Таким образом Фридрих Ницше начал проповедовать имморализм и
возвращение к первозданной свободе, единение с природой посредс-
твом освобождения инстинктов из-под гнета морали и норм обществен-
ного порядка - идею Вечного Возвращения.
В дальнейшем Ницше отказывается от союза с Шопенгауэром, по-
рицая "шопенгауэровскую слепую волю к морали", а также и от Вагне-
ра с его "неисправимым романтизмом". Вагнера, как оказалось, го-
раздо больше заботил собственные успехи и популярность и он расс-
матривал Ницше как собственного агитатора. "Человеческое, слишком
человеческое" вышло с посвящением "памяти Вольтера", что одно уже
могло вызвать скандал, и с подзаголовком "Книга для свободных
умов", хотя, как признается автор уже на первых страницах, "когда
мне это было нужно, я изобрел для себя и "свободные умы"...таких
умов нет и не было". Однако он надеется, что "наша Европа будет
иметь среди своих сыновей завтрашнего и послезавтрашнего дня таких
веселых и дерзких ребят".
Книга эта, составленная из девяти отделов, каждый из которых
анализирует аспекты человеческого бытия в мире, человеческого об-
щества и человеческого сознания показывает, как мало в человеке и
его жизни подлинного величия и свободы, как сильно закрепостил он
себя многочисленными представлениями и предрассудками, сложившими-
ся в моральные установления и как спокойны и беззубы его мысль,
наука, выхолощено искусство. Все это только лишь "человеческое".
Всем этим "человеческим" связаны людские души, и потому, что-
бы могли появиться вновь (как когда-то существовавшие изначально),
"свободные умы", душа должна испытать, "как решающее событие своей
жизни" испытать "великий разрыв" со всем этим безнадежно челове-
ческим. "Лучше умереть, чем жить здесь"...и это "здесь" , это "до-
ма" есть все, что она любила доселе!" Выпутываясь из тягчайшей ан-
тиномии: мораль или свобода, Ницше предполагает, что традиционная
мораль, извне предписывающая человеку целую систему запретов и
декретов, могла опираться только на презумпцию несвободы. Выбор в
пользу свободы диктуется взрывом внутренних сил человеческой души,
изначально свободной и вечно стремящейся вернуться в лоно свобод-
ной воли.
"Этот первый взрыв силы и воли к самоопределению, самоуста-
новлению ценностей, эта воля к свободной воле" - приводит душу , в
которой зреет свободный ум и нарастает "все более опасное любо-
пытство": "Нельзя ли перевернуть все ценности? И, может быть, доб-
ро есть зло( А Бог - выдумка и ухищрение дьявола? И, может быть, в
последней своей основе все ложно?..." Такие мысли обрекают свобод-
ный ум на томительное одиночество, но в нем видит Ницше единствен-
ный путь к "зрелой свободе духа". Свободный ум живет уже "вне оков
любви и ненависти,вне "да" и "нет", добровольно близким и добро-
вольно далеким". Огромное количество вещей он видит далеко под со-
бой, они его не заботят и не касаются. Он становится "господином
над собой, над собственными добродетелями", прежде бывшими его
господами, а теперь ставшими "орудиями наряду с другими орудиями".
"Довольно, свободный ум знает отныне, какому "ты должен" он
повиновался, и знает также, на что он теперь способен и что ему
теперь - позволено..." Познав это, свободные умы познают теперь и
свою задачу "испытать душой и телом самые разнообразные и противо-
речивые бедствия и радости в качестве искателей приключений и пу-
тешественников вокруг того внутреннего мира, который зовется "че-
ловеком", в качестве измерителей каждого "выше", каждого "сверх
иного"... В сущности, речь идет о некоем аналоге коперниканской
парадигмы: Я, вращавшееся прежде вокруг объективного мира ценнос-
тей (моральных, религиозных, научных, каких угодно - человечес-
ких), отказывается впредь быть периферией этого центра и хочет са-
мо стать центром, самолично определяющим себе меру и качество
собственной ценностной галактики.
Таким образом Ницше приходит к тому, что стать по-настояще-
му свободным умом значит, прочувствовав и испытав все человечес-
кое, подняться над ним и обратиться в сверхчеловека.
Поздний Ницше пишет уже книги, обращенные в пустоту, которую
должен заполнить собой сверхчеловек. Отчаявшись встретить понима-
ние у современников, он указывает в подзаголовках адрес своего чи-
тателя, столь же абсурдный, сколь и конкретный: "книга для всех и
ни для кого", "прелюдия к философии будущего". Неправильно было бы
полагать, что это означает "эти книги не для вас, мои современни-
ки". Но, как и в случае с "Человеческим, слишком человеческим",
книгой, которую Ницше адресовал "свободным умам", которых он сам
же и выдумал, эти его книги не для сверхчеловека, ибо нет еще
сверхчеловека, да они и не нужны будущему сверхчеловеку. Они приз-
ваны разбудить того, в ком есть способность увидеть и преодолеть
нищету человеческого, они указывают читателю желанный образ сверх-
человека, образ его мыслей и действий, образ его бытия в мире, его
отношений с миром и с самим собой. А также путь становления сверх-
человека.
Такова самая великолепная по написанию из книг Фридриха Ниц-
ше: "Так говорил Заратустра." Сам автор считал ее "самой глубокой
из всех книг, которыми обладает человечество". Образ Заратустры -
человека, идущего по пути становления сверхчеловека. В сущности,
этот путь намечен автором еще в "Человеческом...", но здесь он де-
тально проработан и облечен в форму притчи, написанной потрясающим
стилем. Форма притчи заимствована из Библии и больше всего напоми-
нает евангельские проповеди Иисуса Христа и рассказы о происходя-
щих с ним и его учениками событиях. Конечно же, сравнивать Христа
и Заратустру не имеет смысла на этих страницах, хотя весьма веро-
ятно, что именно такого сравнения и выбора между ними и желал от
своего читателя Ницше, поскольку в своем читателе (если таковой
найдется) он видел последователя для своего Заратустры, ибо "кто
пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучи-
вали наизусть".
Устами Заратустры три превращения духа в человеке выделяет
Ницше: "как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец,
ребенком становится лев". Прежде всего на пути достижения свободы
духа необходимо познать тяжесть, трудное, чтобы преодолеть свою
слабость. "Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать
свое высокомерие?.. Все самое трудное берет на себя выносливый
дух, подобно навьюченному верблюду...спешит и он в свою пустыню".
Так, "взяв на себя все самое трудное", адепт пути обретает
одиночество. Последним "драконом", "господином" и "богом", которо-
го он обязан победить, является моральный императив "ты должен". В
битве с ним он становится львом: "дух льва говорит "я хочу". Таким
образом он завоевывает себе право переоценки существующих ценнос-
тей и создания новых. "Завоевать себе свободу и священное Нет даже
перед долгом - для этого, братья мои, надо стать львом".
Но само по себе это право и эта сила сказать "нет" любой из
предустановленных истин не является еще способностью к созданию
новых ценностей. Поэтому лев должен стать ребенком: "Дитя есть не-
винность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо,
начальное движение, святое слово утверждения". Стать ребенком -
значит стать новым, отринув все прежние установления, вновь обрес-
ти вкус к "игре созидания". Играть с миром и с собой, как ребенок
- то есть, возвращаясь к прежней терминологии Ницше, возродить в
себе дионисическое начало. "Да, для игры созидания, братья мои,
нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой
мир находит потерявший мир". Таков путь к сверхчеловеку.
"Сверхчеловек - смысл земли". "Что такое обезьяна в отношении
человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же должен быть
человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором".
"Поистине, человек - это грязный поток. Надо быть морем, что-
бы принятьв себя грязный поток и не сделаться нечистым...сверхче-
ловек - это море, где может потонуть ваше великое презрение".
Самое высокое, что может пережить человек, учит Ницше - это
"час великого презрения". Презрения к самому себе, к своим слабос-
тям и порокам, к своей несправедливости, к "жалкому довольству со-
бою", называемому добродетелью. "Но где же та молния, что лизнет
вас своим языком? Где то безумие, что надо привить вам?
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке: он - эта молния, он это
безумие!"
Фридрих Ницше попытался пройти путь к сверхчеловеку. Итогом
было безумие. Степень погружения в проблему превзошла меру личной
выносливости. "Кто нападает на свое время, нападает лишь на себя".
Разрушение традиционных ценностей обернулось саморазрушением. На
долгие годы на память о Ницше и его наследие легла печать "фашист-
ской". Образ сверхчеловека исказился до неузнаваемости и приобрел
черты "белокурой бестии", не щадящей ничего и никого, безжалостно
разрушающей мир и его ценности.
Но ведь не в этом суть сверхчеловека Ницше. Его сверхчеловек
безжалостен прежде всего и более всего к себе, он сомневается и
подвергает пересмотру имеющиеся у него ценности и установления,
лишающие его внутренней духовной свободы и радости творческой жиз-
ни. "В человеке тварь и творец соединены воедино". Нужно помнить,
что философия Фридриха Ницше - это уникальный и всей жизнью осу-
ществленный эксперимент по разрушению внутри себя "твари" и взра-
щивания "творца", прозванного "сверхчеловеком".

ЛИТЕРАТУРА:

1.Фридрих Ницше. Сочинения в 2-х томах. "Мысль" 1990
2. Краткая философская энциклопедия. "Прогресс", 1994