"Странное" в языковом сознании А. С. Пушкина
Н. А. Купина , О. В. Пушкарева
При интерпретации и оценке национальной русской картины мира нередко используется оператор странное, содержащий смысл "необычное, непонятное, непривычное, не такое, как всегда, и поэтому вызывающее удивление и недоумение". Странными не только со стороны, но и изнутри (Мы не такие, как все; Умом Россию не понять; Наш путь необычный, особенный и под., ставшие шаблонными суждения) кажутся лица, характеры, обычаи русских, некоторые участки вещного мира, мира идей, эмоций.
Русский язык выработал разветвленную систему средств, служащих для реализации значения странного. Эти средства комбинируются в поле, включающее слова, так или иначе варьирующие значение "странное"; особые синтаксические конструкции, прежде всего вопросительные; некоторые частицы, союзы (ужли, ужели, ведь, разве, но) и др. Можно говорить о том, что в русском языке существует модальность странного 1 .
В структуру модальности странного 2 входит нормативная картина мира в представлении говорящего субъекта, субъект модального отношения, объект модального отношения и само отношение к объекту как странному.
Модальность странного есть отношение к нарушению стереотипа, свидетельствующее о невозможности или неспособности субъекта объяснить кажущееся отклонение.
Модальное отношение странного охватывает многие высказывания, суждения, философские, публицистические, художественные тексты, связанные с оценкой русской жизни. Для осмысления странного в национальном бытии и характере целесообразно обратиться к А. С. Пушкину.
Анализ языка А. С. Пушкина 3 показывает некатегориальность странного в восприятии национальным поэтом русской действительности. Об этом свидетельствуют статистические данные, сведенные нами в таблицу. Дадим некоторые пояснения. В первой колонке представлены слова группы "странное" в русском языке (цифра около слова указывает номер его значения в толковом словаре 4 ); во второй приведено количество конкретных словоупотреблений во всех текстах А. С. Пушкина (или в пушкинском сверхтексте); в третьей - количество конкретных словоупотреблений в лирике поэта; в четвертой - количество конкретных словоупотреблений в романе "Евгений Онегин".
Частотность слов из ФСГ странное
Слово из ФСГ странное |
Количество употреблений |
||
в пушкинском сверхтексте |
в стихотворениях |
в "Евгении Онегине" |
|
странное |
126 |
7 |
10 |
странно |
19 |
1 |
0 |
странность |
4 |
2 |
1 |
странность (=странные привычки) |
15 |
0 |
|
таинственный |
35 |
20 |
7 |
таинственно |
8 |
6 |
1 |
таинственность |
4 |
0 |
0 |
фантастический |
6 |
0 |
0 |
мистический |
5 |
0 |
0 |
неведомый |
35 |
13 |
0 |
неведомо |
8 |
0 |
0 |
загадочный |
3 |
0 |
0 |
загадка |
11 |
2 |
2 |
невероятный |
2 |
0 |
0 |
невероятность |
2 |
0 |
0 |
невероятно |
1 |
0 |
0 |
невиданный |
2 |
0 |
0 |
небывалый (=необычайный) |
1 |
0 |
0 |
небывалый (=вымышленный) |
2 |
2 |
0 |
небывальщина |
1 |
0 |
0 |
необычайный |
5 |
0 |
0 |
необычайно |
1 |
0 |
0 |
исключительный |
5 |
0 |
0 |
чрезвычайный |
10 |
0 |
0 |
необыкновенный |
67 |
1 |
1 |
необыкновенно |
1 |
0 |
0 |
непостижный |
2 |
1 |
0 |
непостижимый |
3 |
0 |
1 |
непостижимо |
0 |
0 |
0 |
непостижно |
0 |
0 |
0 |
непонятный |
32 |
6 |
3 |
непонятно |
0 |
0 |
0 |
неизъяснимый |
32 |
5 |
2 |
неизъяснимо |
2 |
0 |
0 |
озадачить |
1 |
0 |
0 |
непривычный |
1 |
0 |
0 |
непривычно |
0 |
0 |
0 |
недоумение/-нье |
28 |
3 |
3 |
недоумевать |
3 |
0 |
0 |
смутный (=неясный) |
7 |
3 |
1 |
смутный (=вызывающий смятение, беспокойство) |
9 |
2 |
0 |
темный (=неясный, непонятный) |
34 |
10 |
3 |
темный (=вызыв. недоверие, сомнительный, подозрительный) |
3 |
0 |
1 |
темно (=туманно, непонятно) |
7 |
1 |
1 |
чудесный - 1 |
11 |
3 |
1 |
чудесный - 2 |
10 |
5 |
0 |
чудесный - 3 |
16 |
8 |
1 |
чудесно |
4 |
1 |
0 |
чудный - 1 |
13 |
1 |
0 |
чудный - 2 |
24 |
12 |
3 |
чудный - 3 |
21 |
11 |
2 |
чудно |
11 |
1 |
3 |
чудо |
82 |
13 |
1 |
чудесить |
2 |
1 |
0 |
чудеснее |
1 |
1 |
0 |
причудливый |
0 |
0 |
0 |
причуда |
9 |
0 |
2 |
причудник |
0 |
0 |
0 |
причудница |
3 |
0 |
2 |
дивный |
40 |
22 |
1 |
дивно |
4 |
1 |
0 |
дивить |
2 |
2 |
0 |
дивиться |
52 |
15 |
2 |
чудотворный |
5 |
1 |
1 |
чудотворец |
6 |
1 |
0 |
чудотворица |
1 |
0 |
0 |
чудотворно |
0 |
0 |
0 |
диковинный |
0 |
0 |
0 |
диковина/-нка |
1/3 |
0/0 |
0/0 |
удивительный - 1 |
29 |
0 |
0 |
удивительный - 2 |
40 |
0 |
0 |
удивить |
22 |
2 |
2 |
удивиться |
15 |
2 |
0 |
удивление |
33 |
3 |
1 |
удивлять |
7 |
1 |
0 |
удивляться |
28 |
1 |
1 |
потрясать - 4 |
3 |
0 |
0 |
потрясение - 2 |
11 |
0 |
0 |
потрясаться |
0 |
0 |
0 |
поразить - 4 |
65 |
3 |
4 |
нелепый |
17 |
1 |
0 |
нелепица |
1 |
0 |
1 |
нелепость |
16 |
0 |
0 |
нелепо |
0 |
0 |
0 |
несуразный |
0 |
0 |
0 |
чудак |
17 |
1 |
8 |
чудаковатый |
0 |
0 |
0 |
сумасбродить |
1 |
0 |
1 |
сумасбродный |
1 |
0 |
0 |
сумасбродство |
1 |
1 |
0 |
сумасброд |
6 |
0 |
2 |
дикий - 4 // |
28 |
9 |
0 |
дикий - 5 |
2 |
0 |
0 |
дико |
8 |
1 |
3 |
диво |
25 |
5 |
0 |
дивоваться |
2 |
2 |
0 |
надивиться |
3 |
0 |
0 |
изумление/-нье |
45 |
1 |
3 |
изумлять |
2 |
0 |
1 |
изумляться |
2 |
0 |
0 |
изумить |
45 |
8 |
0 |
изумиться |
22 |
3 |
0 |
поразительный |
0 |
0 |
0 |
Из таблицы видно, что лексические средства выражения модальности странного в лирике относительно немногочисленны по сравнению со всем языковым творчеством поэта. Между тем именно лирика отражает авторское видение мира. Ядерный элемент поля - слово странное зафиксировано в лирических текстах всего 7 раз; многие слова группы "странное" А. С. Пушкин вообще не употребляет. Например, слово непостижимо вообще отсутствует в лексике поэта, ибо для гения А. С. Пушкина нет ничего непостижимого. Странное для поэта - это прежде всего "дивящее в силу неожиданности, восхищающее". Отсюда сравнительно высокая частотность в лирике слов чудесный (16), чудный (25), чудо (13), дивный (22), дивиться (15). Выделяется также группа слов, связанных общим значением "сверхъестественный, неразгаданный": таинственный (20), загадочный (22), неведомый (13), темный (10). Не случайна тенденция к употреблению этих слов при описании романтической ситуации: И светел ты сошел с таинственных вершин; Вы, тени мирные таинственного леса; Луна, спокойное сиянье / Твоих таинственных лучей...
В лирике наблюдается разнообразие объектов модального отношения странного. Эти объекты принадлежат таким семантическим сферам, как "физический мир", в частности "мир природы": природа, лес, гром, лучи, равнины, сени сосен, цветок, ключи; "человек": потомки, дева, певец, Наполеон; "психический мир": мечты, мечтанье, грусть, унынье, влечение, мысль, дух, судьба, счастье и др. Значения слов, обозначающих объект модального отношения странного, колеблется от предельно обобщенного (мир, все, что мило) до частно-предметностного (ворота, колокольчик).
Странное имеет отношение к "чужой, иной стране": Ты рождена воспламенять / Воображение поэтов, / Его тревожить и пленять... / Восточной странностью речей...
Странное возникает как неожиданное ощущение поэтом гармонии там, где обыденное сознание ее не ощущает: Стихи бесстыдные приапами торчат, / В них звуки странною гармонией трещат; То звуков или слов / Нежданное стеченье... / То странность рифмы новой, / Неслыханной дотоль.
В большинстве случаев странное существует на уровне впечатления, первичного восприятия, фиксируется поэтом в отдельной фразе или строфе и не разрушает нормативно-ценностную картину мира. Странное, по А. С. Пушкину, не характеризует русскую действительность как аномальную. Достаточно сказать, что культурно-этнографические реалии не выступают как объекты модального отношения странного. Национальное скорее проявляется в изображении эмоций, часто разноречивых: тайное волнение (любовь); Дивились долгому любви моей мученью (любовь и страдания); Что ж непонятная грусть / Тайно тревожит меня? (грусть и тревога); Страшно, страшно поневоле / Средь неведомых равнин (страх, беспокойство); Непонятно счастье ваше, / Но молчите ж обо всем (счастье, тревога) и др. Чувства нередко воспроизводятся как неопределенные, нераспознаваемые, нерасчленяемые: Не страшное влеченье / Чего-то жаждущей души; Какой-то негой неизвестной, / Какой-то грустью полон я; Неизъяснимый сердца жар...
Национальное проявляется и в изображении плена фантазий - неясных, неопределенных, но неизменно притягательных: И вот уже мечтою странной / Душа наполнилась моя; Мечтанья смутные в груди моей тая, / Скитаюсь по лугам, по рощам молчаливым, / Поэтом забываюсь я; Он оживляет тайной силой / Твои неясные мечты...
Возможно, национальное можно усмотреть в модальных смыслах, передаваемых с помощью вопросительных предложений. "Альтернативность пушкинских вопросов... глубоко содержательна. Опредмечивающий ход пушкинской мысли <...> отнюдь не стирает оттенок неизъяснимого" 5 . Очевидное становится объектом сомнений:
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Странное здесь составляет основу философического модального смысла текста, отражающего отношение русского поэта к жизни. Актуальны смыслы "не подлежащее разгадке, непонятное, неуловимое, тревожащее, будоражащее". Наблюдается особая значительность: вопросы, не предполагающие конкретных ответов, обнаруживают, что "окружающий мир имеет голос, что он по меньшей мере равноправен с человеком <...> и находится с ним в непрестанном диалоге" 6 . Человек же призван сам понять, расшифровать вечные мировые загадки.
Лирический мир А. С. Пушкина чужд тривиальностей. Поэт избегает прямых номинаций странного, развивая и углубляя модальные обертоны. Используя модальное отношение для характеристики принятого нормативного положения вещей, А. С. Пушкин, в частности, трактует норму как право на индивидуальность. Это ярко выражается в романе "Евгений Онегин".
В тексте романа 8 раз употребляется слово чудак. Чудак - прямой носитель странного, анормального, и смотрит на него Пушкин прежде всего глазами света 7 : Мелькают профили голов / И дам, и модных чудаков. Нормативно-социальная оценка охватывает то, что бросается в глаза - внешность, манеру поведения. Оценочное слово чудак используется как ярлык. Чудака отличает эпатирующее поведение; чудак "надевает" на себя маску странного; он притягивает взгляды своей необычностью.
Онегин как объект модального отношения странного характеризуется словосочетанием опаснейший чудак, передающим негативную оценку (в сочетании с агрессивностью), пронизывающую оппозицию Онегин - все. Онегин, разумеется, не такой, как все. В то же время для Татьяны Онегин - пасмурный чудак, чудак печальный и опасный, не лишенный романтического обаяния, одинокий, непонятый, совершивший непоправимое. Попутное замечание автора "я сердечно люблю героя моего" говорит о том, что чудаковатое поведение, с точки зрения Пушкина, не повод для того, чтобы отвергнуть человека. Выражения прослыть чудаком, корчить чудака передают идею масочности. Маска - это еще не лицо. В словах мой неисправленный чудак скрыта снисходительность к чудачествам. Способность на сумасбродство противостоит посредственности. Притяжательное местоимение мой создает тональность доверительности и понимания. Чудак - "человек, способный на неожиданные поступки, разрушающий стереотипы поведения, верный себе без оглядки на мнение света". Таковы грани чудачества как варианта странного. Странность встает в один ряд с мечтательностью и холодной аналитичностью. Такое соединение несоединимого можно расценить как одобряемое А. С. Пушкиным выражение национального в характере героя: Мне нравились его черты, / Мечтам невольная преданность, / Неподражательная странность / И резкий охлажденный ум.
Итог лирического размышления А. С. Пушкина парадоксален: И... посредственность одна / Нам по плечу и не странна? Модальное отношение странного приписывается собирательному субъекту, некоему обобщенному обывательскому сознанию. Странное, с точки зрения автора, становится синонимом неординарного.
Странность, непохожесть, способность оставаться верным себе, даже совершая непредсказуемые поступки, наконец, неординарность - знаки любимых героев А. С. Пушкина.
Странное утверждается А. С. Пушкиным как право на индивидуальность и отрицается как максималистское аксиологическое средство. А. С. Пушкин не приписывает странное всему русскому; для него не характерна реакция недоумения и отталкивания при восприятии странного.
1 См.: Вольф Е.М. Оценка и странность как виды модальности // Язык и логическая теория. М., 1987. С. 179-186.
2 См.: Малышева А.А. Норма и модальность странности // Нормы человеческого общения: Тез. докл. межвуз. науч. конф. М., 1987. С. 17-19.
3 См. по изд.: Пушкин А. С. Полное собр. соч.: В 10 т. 3-е изд. М., 1962 - 1964.
4 См.: Словарь языка Пушкина: В 4 т. / Под ред. В.В. Виноградова . М., 1956.
5 См.: Грехнев В.А. Этюды о лирике Пушкина. Н. Новгород. 1991. С. 89-90.
6 См.: Непомнящий В.С. Лирика Пушкина. Статья 4 // Литература в школе. 1995. № 1. С. 7.
7 См.: Лотман Ю.М. Пушкин. Спб., 1997. С. 577.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.eunnet.net/