Ильинский С.И. (г. Ижевск)
Самобытные дохристианские религиозные верования удмуртов, которые принято обозначать условно-собирательным термином «язычество",1 весьма сложное и многогранное явление, представляющее академический интерес для исследователей прошлого и современных ученых.2 Но в восприятии титульной нации Удмуртской Республики язычество — это не просто одна из ранних религиозных традиций: национальные верования органически вошли в менталитет народа, оказали значительное воздействие на его быт, историческую память и культуру. Так, например, для неоязычников Удмуртии конца ХХ — начала ХХI вв. настольной книгой и методическим пособием стал фундаментальный труд профессора Удмуртского государственного университета В.Е.Владыкина «Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов».
Хотя в советский период язычеству был нанесен существенный урон, национальные верования не смогли окончательно исчезнуть. Исследования общей религиозной ситуации в Удмуртии 1979-1980гг. экспедиций НИИ при Совете Министров УАССР и Института этнографии АН СССР подтвердили жизнеспособность религиозных верований среди удмуртов, о чем свидетельствует таблица:
Состояние религиозности удмуртского населения на 1979-1980гг3:
|
Категории религиозности |
Показатели: на селе (%) |
Показатели: в городе (%) |
|
Верующие |
23 |
7 |
|
Колеблющиеся |
29 |
10 |
|
Неверующие |
55 |
70 |
|
Активные атеисты |
2 |
4 |
Интересный результат дал и анализ конкретной конфессиональной ориентации населения: 4 % верующих удмуртов (сельских и городских) придерживались древнеудмуртской религии, 6 % сельских удмуртов исполняли православные и языческие обряды (в основном поминальные), некоторые сохранили свои семейные святилища (куа)4.
Материалы этнографических экспедиций УдНИИ и УдГУ (1964-1994гг.) на территории республики, в сопредельных регионах (Кировской, Пермской, Свердловской областях, в Татарстане, Башкирии, Марийской Республике) также доказали наличие архаических черт в комплексе современной духовной культуры удмуртов. Более ярко это проявлялось среди удмурского населения в иноэтнолингвистическом окружении. Так у удмуртов Янаульского и Татышлинского районов Башкортостана были записаны полные тексты языческих заклинаний-куриськонов. В Татарстане (д.Варклет-Бодья Агрызского района) сохранилась Быдзым Куала (Великая куала) — святилище массовых молений и жертвоприношений, куда собираются удмурты-язычники из соседних регионов. Только у карлыганских удмуртов (Марий Эл) этнографы обнаружили исчезнувшие уже в Удмуртии «священные мелодии«, исполняемые на Быдзым крезь (обрядовых гуслях) во время языческих молений5.
М.Г.Атаманов, также занимавшийся историей народных верований, выявил, что к настоящему времени среди удмуртов сохранилось около 50 тысяч «чистых«, »ортодоксальных« язычников (или 6,5 % всего этнического массива)6, без учета крещеных удмуртов-двоеверов. Основная масса приверженцев древних верований проживает за пределами Удмуртии: в 7 районах Башкортостана (наибольшее количество), в Татарстане, на юге Пермской области (»куендинский куст«) и на юге Свердловской области (»красноуфимский куст")7. По информации М.Г.Атаманова, в конфессиональном пространстве самой Удмуртии можно выделить следующие «языческие зоны»: это несколько селений юга республики (Алнашский район: д.Кузебаево, д.Тоймобаш и др.); отдельные семьи приверженцев дохристианских верований живут в Киясовском, Малопургинском, Граховском районах. Именно в этих местах сохранились культовые объекты (молельни, священные рощи) и обрядовая практика. В целом география сакральных мест дохристианских верований удмуртов гораздо обширнее. Так, Н.И.Шутова отмечает 42 выявленных объекта (святилищ, жертвенников, мест молений, культовых зданий, священных рощ, гор, озер и др.). Из них: 37 — на территории самой Удмуртии (больше всех — 21, в Алнашском районе), 4 — в Кировской области, 1 — в Татарстане8. Таким образом, мы имеем дело с традиционными, базовыми территориями естественной этноконфессиональной идентификации населения. А внешним фактором усиления языческого присутствия в конфессиональном пространстве республики стала миграция в 1990-х гг. язычников удмуртской диаспоры Башкортостана в Камбарский, Каракулинский, Сарапульский районы Удмуртии.
Национальные верования сохранили свое значение и на уровне этнического самосознания удмуртов. Массовые статистико-этнографические исследования 1968 и 1979/80 гг., показали ослабление этнических свойств языка, материальной и духовной культуры (национальных обычаев, привычек, обрядов). При этом достаточно высокий интерес к обрядовой жизни, по оценке экспертов, опрошенные обнаружили уже в период исследования 1968г.9 Катализатором этих процессов стал очередной подъем национального самосознания народов России конца 1980-х гг. в разных формах и направлениях, в том числе — на этноконфессиональном уровне.
Неоязычество современных удмуртов следует рассматривать в двух аспектах: как естественную активизацию вековых духовных ресурсов (т.е. истинное возрождение язычества в нормальной среде и с естественной мотивацией), и в виде использования языческой атрибуции для решения национально-политических задач.
В сельской местности, как мы убедились, традиции народных верований никогда не исчезали, несмотря на попытки государства и Православной Церкви искоренить их путем прямого насилия и этнокультурной ассимиляции. М.Г.Атаманов отметил жизнеспособность обрядовых традиций на селе: сохранился культ предков, погребальные, поминальные обряды, на юге и в центральных районах Удмуртии еще бытует древнейший обычай «йыр-пыд сетон« (»свадьба на тот свет«). А на 7–14 января приходится празднование зимнего солнцестояния — древний обряд »Вожодыр«.
В районных газетах Удмуртии тема язычества представлена в основном этнографическими материалами: публикациями современных удмуртских ученых, итогами полевых исследований10. Некоторые статьи вообще имеют практическое значение. Так «Увинская газета« (издающаяся на русском языке) для читателей-удмуртов дает детальное описание знаменитого обряда »свадьба на тот свет« (молений, приготовления жертвы, ритуалов) на родном языке11. Анализ публикаций показал интересную особенность: там, где имеет место практическое язычество (южные районы Удмуртии), данная тема менее популярна в СМИ, чем в центральных (Увинский, Сюмсинский, Дебесский районы) и северных территориях (Глазовский, Кезский районы). Таким образом, здесь в конфессиональное пространство языческий фактор вводится через пропаганду в местной прессе: малочисленность этноконфессиональной базы компенсируется обилием полезной информации.
В городской среде мы имеем дело с явлениями иного порядка. Под влиянием идей «перестройки« середины 80-х годов прошлого века, как отмечают исследователи, »… местная интеллигенция фактически начала конструировать новую синтетическую религию для преодоления кризиса идентичности"12. Но языческая традиция в условиях города превратилась в этнокультурный компонент, обслуживающий национальное движение удмуртов. В недрах общества удмуртской культуры «Дэмен» в 1990г. появилась группа энтузиастов, которая для этноконфессиональной консолидации удмуртов стала проводить ежегодные общенациональные моления в местах традиционной обрядности. А 12.06.92г. в д.Кузебаево (Алнашский район) прошел первый республиканский праздник Гербер, посвященный окончанию весенних полевых работ, с традиционными обрядами в куале и священной роще. Естественными в рамках Гербера были: сама традиция праздника, связанная с древними аграрными культами, места проведения торжеств, обрядовый комплекс (моления, обрядовая трапеза — освященная каша и кумышка), исполнители обрядов — хранители традиций из местных деревень, символика праздника (с 2000г. переходящим символом Гербера стала деревянная фигурка-идол бога плодородия Кылдысина). Таким образом, несмотря на доминирующую секулярную идею праздника, языческий компонент все же имел определенное опосредованное воздействие.
Параллельно с этими процессами шло и организационно-правовое оформление язычества. В январе 1994г. в г.Ижевске состоялось учредительное собрание религиозной общины «Удмурт Вось« (»Удмуртское моление«), куда вошли этнические удмурты, часть которых происходила из удмуртской диаспоры Башкортостана. Большинство учредителей уже имело определенный религиозный (языческий) опыт: с детства соприкасались с миром народных традиций, наблюдали и участвовали в молениях на территории Удмуртии, Башкирии, Татарстана. Среди основателей первой языческой общины были представители творческой интеллигенции (народный художник УР С.Н.Виноградов, писатель и поэт Ф.П.Пукроков, затем присоединился архитектор К.Галиханов), ученые (Р.Ш.Насибуллин, А.А. и Р.А.Разины), лидеры национально-культурного движения (Л.В.Орехова), предприниматели (В.А.Якупов). Все они единодушно высказались за организационное оформление религиозного движения удмуртов. Это видно из протокола учредительного собрания общины: »Нам нужно возродить гуманные традиции язычества, воспитывающие человеколюбие, обряды, почитание старшего поколения, заботу о детях и всех нуждающихся в помощи и внимании« (А.А.Разин)13. Особо подчеркивалась современность язычества: »…Данная религия отнюдь не останавливает развитие цивилизации (вопреки некоторым расхожим домыслам). Язычество — не вчерашний день, а сегодняшний и, более того, завтрашний день религии« (Р.Ш.Насибуллин)14. Таким образом, инициаторам создания неоязыческой общины модель исторического развития религии видится в особом свете.
Языческий дух и символика проявляются и в организационных моментах. По предложению А.А.Разина в составе Совета общины должно быть 7 человек (это священная цифра удмуртов). Торо (председателем) избрали С.Н.Виноградова: он не принадлежал к жреческому роду, но был выходцем из центра удмуртского язычества — Алнашского района, знатоком обрядов и ритуалов, посещал религиозные праздники в Варклет-Бодье (Агрызский район Татарстана) и имел контакты со всеми жрецами.
Община «Удмурт Вось« уже проявила себя участием в народно-религиозных праздниках »Гербер«. Тогда же был поставлен вопрос и о создании в столице Удмуртии Центра духовной культуры удмуртов с главным храмом — Быдзым Куала. Администрация г.Ижевска в 1994г. отвела под эти цели 9 га земли в районе парка Березовая роща. Проект получил поддержку мэра А.И.Салтыкова и главного архитектора г.Ижевска П.П.Берша. Предполагалось, что религиозный комплекс включит в себя главную молельню — Быдзым Куала (с культовым залом, духовным колледжем, библиотекой, архивом), деревянное здание 37-метровой высоты в виде шатра на 1500 прихожан с прилегающей башней в 77 метров. Другим священным местом комплекса должен был стать Керемет — заповедная лесная зона, недоступная для человека, а также священный луг (луд вось) для молений жрецов. Разумеется, ничего общего с устоявшимися культовым традициям данный неоязыческий проект не имел. Создание Великой куалы, по мнению инициаторов проекта, стало бы итогом »языческого ренессанса« в Удмуртии, удовлетворив амбиции национальной элиты. Главная молельня по своим размерам должна была превышать все действующие в республике культовые здания, символизируя приоритет язычества в конфессиональном пространстве.
Отношение к этим идеям было неоднозначное. Компетентное мнение членов Градостроительного совета заставило авторов более реально подойти к делу. На выставке «Архитектура и религия« (г. Москва, 12–16.11.96г.) макет Центра духовной культуры выделялся своей экзотикой на фоне популярных тогда вариаций в духе зодчества К.Тона.15 А со страниц республиканских газет члены общины »Удмурт Вось« активно рекламировали свой грандиозный проект и получали отклики тайных и явных единоверцев.16
Освоение будущей языческой зоны в г. Ижевске началось уже в 1996г., когда в рамках культурной программы съезда башкирских удмуртов община «Удмурт Вось« на территории Березовой рощи впервые провела »моление миром« (»мэр вось«) - ритуал дохристианской обрядности удмуртов-язычников, чтобы подтвердить статус Ижевска как столицы возрожденного народного язычества. В январе 1998г. на месте будущего Центра духовной культуры удмуртов в Березовой роще состоялось моление и обряд освящения именного Камня с участием общины »Удмурт Вось«, представителей политической и культурной элиты. Неоязычники планировали в ближайшее время воплотить свои замыслы, однако желаемой финансовой поддержки ни в самой Удмуртии, ни за ее пределами (от финно-угорских республик, Венгрии, Финляндии) так и не последовало. Но и сегодня идея строительства религиозного центра является одной из консолидирующих для исследователей язычества. Неоязычники по-прежнему надеются построить в Ижевске Великую куалу для общенациональных служений. Трудности в реализации грандиозных строительных проектов объясняются не только недостатком финансовых возможностей, но и тем, что эти идеи не имели достаточно широкой социальной базы. Традиционный уклад удмуртской деревни за сотни лет претерпел значительную трансформацию. И еще дальше от нормы »удмурт-язычник« отошли горожане, для которых язычество осталось историческим этноконфессиональным пережитком, сохранившимся на уровне мифологии, фольклора, маргинальных образов общественного сознания. Так, проводя опрос по поводу будущего строительства Великой куалы в г.Ижевске, журналисты выяснили, что никто из респондентов не понимает о чем идет речь.17 Таким образом, языческая традиция удмуртов в ее истинном, религиозном выражении, в современных условиях не имела шансов на успех. Современные исследователи справедливо отмечают, что амбициозные планы неоязычников носили несколько искусственный характер и были одной из попыток сохранения малой этнокультуры в условиях глобализации.18 Итог десятилетней деятельности первой и единственной пока религиозной общины »Удмурт Вось« также показал, что в конфессиональном пространстве республики она не способна составить серьезную конкуренцию христианским и исламским объединениям.
В иных, внерелигиозных общественных сферах, языческий фактор в переломные 80-90-е годы XX века имел более ощутимый эффект. В Удмуртии, как и в некоторых других республиках Приволжского федерального округа (Марий Эл, Чувашии) язычество стало символом национального возрождения, воплощенным в конкретные действия. Представление о языческой модели общественного процесса дает анализ высказываний С.Н.Виноградова, почетного жреца общины «Удмурт Вось«, в свое время (1994, 2000гг.) зафиксированных С.Филатовым и А.Щипковым.19 Он утверждает, что в окружающем нас мире господствуют разрушительные тоталитарные идеологии: ислам, христианство и марксизм (искаженный вариант христианства), которые в ходе исторического развития завели человечество в тупик. По убеждению С.Н.Виноградова, сам прогресс общества приведет к смене лидера мирового конфессионального пространства: народы, отказавшись от чуждого бремени христианства, вернутся к язычеству. В »Сведениях об основах вероучения« идеологи »Удмурт Вось« определили удмуртское язычество как »поклонение великим силам Космоса«. Божество Инмар в конце ХХв. стало »великой космической силой«, а солнце — »лицом космоса«, к которому обращаются во время молений.20 Эти идеи стали популярны в национальном удмуртском движении: так на открытии республиканского праздника Гербер в 2000г. президент Всеудмуртской ассоциации «Удмурт кенеш» В.К.Тубылов заявил о прямых контактах с космосом,21 (имея в виду древние языческие традиции), чем спровоцировал отдельные СМИ на критику мировоззрения удмуртской политической элиты. И хотя на съезде «Удмурт кенеш» в 1998г. религиозная община «Удмурт вось» открыто заявила о своих правах на роль официального идеолога движения, но общественно-политическая и духовно-мировоззренческая реальности были таковы, что ни молитвы Инмару, ни праздники Гербер, с каждым годом утрачивающие свою этноконфессиональную основу, ни отдельные проязыческие высказывания лидеров «Удмурт кенеш» и удмуртских политиков и так не сделали неоязычество элементом, объединяющим как своих последователей, членов национальной общины, так и удмуртское общество в целом.
Столь же поверхностным было воздействие языческого фактора и на политико-идеологическую сферу. Когда процесс суверенизации коснулся таких важных атрибутов государственности как герб и флаг национальных республик, регионы, вслед за федеральным Центром, отказались от советской символики и обратились к этноконфессиональным традициям своих народов. Разработки художника-удмурта Ю.Н.Лобанова вполне соответствовали национальной специфике и нормам геральдики. Работая в жанре этнофутуризма, тяготеющем к язычеству, автор опирался на древнюю этнокультурную символику, фольклорные традиции и исследования ведущих удмуртских ученых. Центральным элементом герба стал мифологический образ женщины-птицы, дающей жизнь и, одновременно, символ обиталища душ умерших (амулет с этим изображением использовался в языческой обрядности). В основу изображения Ю.Лобанов положил стилизованный оберег пермского «звериного стиля«, который в иной интерпретации был использован А.Неверовым для герба Республики Коми в 1994г.22 На груди птицы-тотема Ю.Лобанов поместил большой солярный знак (восьмиконечную розетку-крест, традиционный мотив орнамента многих народов), а над крылами — два малых солярных креста, воплощающих в совокупности земные и космические оберегающие силы. Такой же знак красного цвета (»толэзё«), символ Солнца, стал центральным элементом государственного флага Удмуртии.23
Жизнеспособным и многообразным было проявление языческого фактора и темы народных верований в различных областях культурного наследия удмуртского народа. Так, архитектурно-этнографический музей «Ильинка« (Завьяловский район, д.Лудорвай) - усадьба удмурта-середняка с домашней молельней и уголком хранителя рода (воршуда), был создан в 1997г. при поддержке Правительства УР и стал местом проведения показательных народных и религиозных праздников с участием официальных лиц и гостей республики. Этот комплекс демонстрирует своеобразное сочетание языческих и христианских традиций. В куале по праздникам обслуживающим персоналом (не жрецами!) совершается обряд освящения жертвенной пищи (каши, мяса), которая тут же окропляется святой водой из ближайшего православного храма. Обитатели комплекса »Ильинка« предпочитают дохристианские традиции, но при этом испытывают потребность в духовном окормлении православного священника,24 который, по понятным причинам, избегает посещать этот центр этнографической эклектики. Таким образом »Ильинка« с ее »возрожденной« куалой и театрализованной обрядностью, имитацией культа наглядно свидетельствует о реальном статусе народных удмуртских верований в городской среде. На первый план вновь выходит культурологический (внерелигиозный) аспект язычества. Потребителями указанных специфических культурных услуг становятся туристы, приезжая элита, воспринимающие все эти действа как элемент экскурсионного сервиса.
Весьма активно и своеобразно осуществляется интерпретация языческой культуры в литературно-художественном движении этнофутуристов, которое охватило практически все финно-угорские народы, но особенно ярко проявляет себя в Удмуртской Республике. Не случайно этнофутуризм стал предметом серьезных научных исследований.25
В 1990-е гг., когда в удмуртской драматургии на новом уровне разрабатывалась историко-фольклорная тематика, современную интерпретацию получили популярные удмуртские легенды в пьесах П.Захарова «Эбга« (1996г.) и Е.Загребина »Эш-Тэрек« (1997г.). Особое место в современном театральном искусстве (неформальном) имеет творчество О.Я. Александровой, которая также обращалась к языческим мотивам в спектаклях »Три свадебных напева« (1994г.) и »Тристан и Изольда« (1998г.) на сцене молодежного театра »Иднакар".26
Тема традиционных верований удмуртов нашла свое отражение и в кинематографе. В 1994г. состоялась презентация первого в истории удмуртской культуры полнометражного художественного фильма «Тень Алангасара«, созданного по мотивам народных мифов и легенд на ижевской киностудии »Кайрос« под эгидой Фонда Р.Быкова и при поддержке Правительства УР. А еще в 1985г. киностудия »Таллинфильм« сняла в Алнашском, Киясовском и Завьяловском районах документальные картины »Южные удмурты в начале ХХ века« и »Дохристианские религиозные верования южных удмуртов« о свадебной обрядности, святилищах и моления удмуртов-язычников.27
Таким образом, мы видим, что культурологический аспект языческих верований удмуртов оказался более востребованным и перспективным, чем культово-обрядовая практика.
Удмуртское язычество проявляет себя в общественных настроениях, во взаимоотношениях с другими, действующими в Республике религиозными объединениями. К примеру, социологические исследования, проведенные среди студентов факультета удмуртской филологии УдГУ (1997г.) выявили, что наиболее отчетливо этноконфессиональная идентичность просматривается при «гиперпозитивной« этнической самоидентификации, когда 15–20% респондентов прямо заявляли, что »…их традиции настолько значимы, что они не хотят быть даже свидетелями каких-то культурных проявлений других этносов".28 Многие из этих молодых людей не поддерживают христианство, так как их предки в свое время не приняли эту религию, и у них в семьях до сих пор придерживаются языческих верований. К указанной категории относились студенты из южных районов Удмуртии (Алнашского, Кизнерского, Малопургинского, Каракулинского), где и сегодня особенно сильны народные верования.
Языческая традиция до сих пор сохраняет свою значимость в комплексе этноконсолидирующих признаков удмуртского народа. Например, когда появляются публикации и материалы, задевающие религиозные чувства удмуртов, на защиту духовных традиций своего народа солидарно выступают как люди, индифферентные к религии, так и представители конфессий29. Но в целом, к последователям народных верований относят себя лишь около 4 % удмуртов: это значительно меньше, чем в Марий-Эл (где доля сторонников язычества составляет 25–50 %) и немного больше, чем в Мордовии (2 %)30.
В конфессиональном пространстве Удмуртии присутствие организации «Удмурт Вось« почти не ощущается. Не оправдались и предположения исследователей неоязычества о том, что »возможно, параллельно с ростом русского национализма в церкви и российском обществе, хорошо организованные языческие общины объединят большинство удмуртов, а их союз с язычниками поволжских республик сделает эту веру одной из основных конфессий России"31. К концу 1990-х гг. национальная элита, оттесненная от реального управления регионом более сильными политическими противниками, утратила практический интерес к язычеству как к идеологии, а к неоязыческим общинам, как союзникам в борьбе за власть. В этих условиях можно предположить, что активность неоязычников будет постепенно угасать, сохраняя влияние языческого фактора на уровне удмуртского менталитета и в различных областях культуры.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.rusoir.ru/