План
Введение.
О возникновении государства.
О правах суверенов в государствах.
О различных видах государств и о преемственности верховной власти. a) Сравнение монархии с верховной ассамблеей. b) Определение монархии и других форм государственной власти.
Заключение
Введение.
Понятие государство существует уже очень давно. Еще античные философы интересовались этим вопросом. Среди множества теорий и концепций следует назвать в первую очередь следующие:
По мнению Платона, общество и государство существенно не различались между собой. Государство было формой совместного поселения людей, обеспечивавшей защиту совместных интересов, территории, поддержание порядка, развитие производства, удовлетворение повседневных нужд.
У Аристотеля впервые появляется четкое разделение понятий общества и государства. Он полагал, что государство воплощает в себе систему отношений особого типа отношений господства и подчинения, которые он назвал политическими. Изучив различные формы государственного устройства древнегреческих полисов, он предложил в качестве идеальной теории государство, в котором органически переплетались черты монархии, аристократии и демократии.
У средневековой Европы прочно утвердилось мнение о том, что государство
есть результат творения бога, своеобразный договор бога и человека. Такой
взгляд на происхождение государства называют теологическим.
Но наиболее интересной для нас является теория Томаса Гоббса потому, что
политические взгляды Гоббса явились очень важной предпосылкой последующего
буржуазного развития политической мысли эпохи Просвещения, внесли серьезный
вклад в становление теории естественного права и общественного договора.
Решительно отвергая концепцию происхождения королевской власти, он выделил
источник государственной власти в воле народов, в общественном договоре.
Для более подробного изучения теории Гоббса рассмотрим следующие вопросы:
1. О возникновении государства. (В этой главе мы рассмотрим актуальные причины возникновения государства. Увидим, какую роль сыграли в становлении государства человек, его стремления потребности и страхи.).
2. О правах суверенов в государствах (этот вопрос расскажет, что означает акт установления государства, здесь будут описаны все права суверенов и их обязанности).
3. О различных видах государств о преемственности верховной власти
(данный пункт выявит различия между монархией и верховной ассамблеей, также рассмотрит три формы власти, выделенные Гоббсом: монархия, демократия и аристократия).
Для рассмотрения данных вопросов воспользуемся теоретическими данными, описанными Гоббсом в его знаменитом сочинении «Левиафан». В котором он описывает причины из-за которых возникает такая организационная структура как, государство. Также его формы виды взаимосвязи и отношения в нем.
О возникновении государства.
Английский философ и политический теоретик Томас Гоббс, предпринявший
первую сознательную попытку выстроить "науку" Гражданского общества на
основе человеческих инстинктов и стремлений. Работая над этим вопросом
Гоббсу удалось выявить причины становления государства.
Конечной причиной, целью или намерением людей (которые от природы любят
свободу и господство над другими) при наложении на себя уз (которыми они
связаны, как мы видим, живя в государстве) является забота о самосохранении
и при этом о более благоприятной жизни. Иными словами, при установлении
государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного
состояния войны, являющегося необходимым следствием естественных страстей
людей там, где нет видимой власти, держащей их в страхе и под угрозой
наказания, принуждающей их к выполнению соглашений и соблюдению
естественных законов. В самом деле, естественные законы сами по себе, без
страха перед какой-нибудь силой, заставляющей их соблюдать, противоречат
естественным страстям, влекущим нас к пристрастию, гордости, мести и т. п.
А соглашения без меча лишь слова, которые не в силах гарантировать человеку
безопасность. Вот почему, несмотря на наличие естественных законов (которым
каждый человек следует, когда он желает им следовать, когда он может делать
это без всякой опасности для себя), каждый будет и может вполне законно
применять свою физическую силу и ловкость, чтобы обезопасить себя от всех
других людей, если нет установленной власти или власти достаточно сильной,
чтобы обеспечить нам безопасность. И везде, где люди жили маленькими
семьями, они грабили друг друга; это считалось настолько совместимым с
естественным законом, что, чем больше человек мог награбить, тем больше это
доставляло ему чести. В этих делах люди не соблюдали никаких других
законов, кроме законов чести, а именно они воздерживались от жестокости,
оставляя людям их жизнь и сельскохозяйственные орудия. Как прежде маленькие
семьи, так теперь города, являющиеся большими родами для собственной
безопасности, расширяют свои владения под всяческими предлогами: опасности,
боязни завоеваний или помощи, которая может быть оказана завоевателю. При
этом они изо всех сил стараются подчинить и ослабить своих соседей грубой
силой и тайными махинациями и, поскольку нет других гарантий безопасности,
они поступают вполне справедливо, и в веках их деяния вспоминают со славой.
Пусть имеется, какое угодно множество людей, однако, если каждый будет
руководствоваться в своих действиях лишь частными суждениями и
стремлениями, они не могут ожидать защиты и покровительства ни от общего
врага, ни от несправедливостей, причиненных друг другу. Ибо, будучи
несогласными, во мнениях относительно лучшего использования и применения
своих сил, они не помогают, а мешают друг другу и взаимным противодействием
сводят свои силы к нулю, вследствие чего они не только легко покоряются
немногочисленным, но более сплоченным врагом, но и при отсутствии общего
врага ведут друг с другом войну за свои частные интересы. В самом деле,
если бы мы могли предположить, что большая масса людей согласна соблюдать
справедливость и другие естественные законы при отсутствии общей власти,
держащей их в страхе, то мы с таким же основанием могли бы предположить то
же самое и относительно всего человеческого рода, и тогда не существовало
бы, да и не было бы никакой необходимости в гражданском правлении или
государстве, ибо тогда существовал бы мир без подчинения.
Гоббс сравнивал живых существ более низкого уровня организации и человека.
Он говорил, что некоторые живые существа, как, например, пчелы и муравьи,
живут, правда, дружно между собой, а между тем каждое из них
руководствуется лишь своими частными суждениями и стремлениями, и они не
обладают способностью речи, при помощи которой одно из них могло бы
сообщить другому, что оно считает необходимым для общего блага. Поэтому кто-
нибудь, вероятно, захочет узнать, почему род человеческий не может жить
точно так же. Томас Гоббс считал, что это:
. Во-первых, люди непрерывно соперничают между собой, добиваясь почета и чинов, чего указанные существа не делают, и, следовательно, на этом основании среди людей возникают зависть и ненависть, а в итоге и война, чего среди тех не бывает.
. Во-вторых, среди указанных существ общее благо совпадает с благом каждого индивидуума, и, будучи от природы склонными к преследованию своей частной выгоды, они тем самым творят общую пользу. Человеку же, самоуслаждение которого состоит в сравнении себя с другими людьми, может приходиться по вкусу лишь то, что возвышает его над остальными.
. В-третьих, указанные существа, не обладая (как люди) разумом, не видят и не думают, что видят какие-нибудь Ошибки в управлении их общими делами, между тем как среди людей имеются многие, которые считают себя более мудрыми и более способными управлять государственными делами, чем другие, и поэтому стремятся реформировать и обновлять общественный строй.
. В-четвертых, хотя указанные существа и обладают некоторой способностью пользоваться своим голосом, чтобы дать знать друг другу о своих желаниях и страстях, однако они лишены того искусства слова, при помощи которого некоторые люди умеют представить другим добро злом, а зло добром и преувеличить или преуменьшить по своей воле видимые размеры добра и зла, внося беспокойство в душу людей и смущая их мир.
. В-пятых, неразумные существа не умеют делать различие между неправомерностью и материальным ущербом, и поэтому, до тех пор пока им хорошо живется, они живут в мире со своими сотоварищами, между тем как человек становится наиболее беспокойным именно тогда, когда ему лучше всего живется, так как тогда он любит показывать свою мудрость
Наконец, согласие указанных существ обусловлено природой, согласие же
людей - соглашением, являющимся чем-то искусственным. Вот почему нет ничего
удивительного в том, что, для того чтобы сделать это согласие постоянным и
длительным, требуется еще кое-что (кроме соглашения), а именно общая
власть, держащая людей в страхе и направляющая их действия к общему благу.
Итак, Гоббс полагал, что общая власть, которая была бы способна защищать
людей от вторжения чужеземцев и от несправедливостей, причиняемых друг
другу, и, таким образом, доставить им ту безопасность, при которой они
могли бы кормиться от трудов рук своих и от плодов земли и жить в
довольстве, может быть воздвигнута только одним путем, а именно путем
сосредоточения всей власти и силы в одном человеке или в собрании людей,
которое большинством голосов могло бы свести все воли граждан в единую
волю. Иначе говоря, для установления общей власти необходимо, чтобы люди
назначили одного человека или собрание людей, которые явились бы их
представителями; чтобы каждый человек считал себя доверителем в отношении
всего, что носитель общего лица будет делать сам или заставит делать других
в целях сохранения общего мира и безопасности, и признал себя ответственным
за это; чтобы каждый подчинил свою волю и суждение воле и суждению носителя
общего лица. И если это свершилось, то множество людей объединенных в одном
лице Гоббс назвал государством. Благодаря полномочиям, отданным этому лицу
или группе лиц каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек
или собрание лиц пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и
властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или
это собрание лиц способным направлять волю всех людей к внутреннему миру и
к взаимной помощи против внешних врагов. В этом человеке или собрании лиц
состоит сущность государства, которая нуждается в следующем определении:
государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало
себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем,
чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет
необходимым для их мира и общей защиты.
Для достижения верховной власти имеются два пути. Один - это физическая
сила, например, когда кто-нибудь заставляет своих детей подчиниться своей
власти под угрозой погубить их в случае отказа или когда путем войны
подчиняют своей воле врагов, даруя им на этом условии жизнь. Второй - это
добровольное соглашение людей подчиниться человеку или собранию людей в
надежде, что этот человек или это собрание сумеет защитить их против всех
других. Такое государство может быть названо политическим государством, или
государством, основанным на установлении, а государство, основанное первым
путем,- государством, основанным на приобретении
О ПРАВАХ СУВЕРЕНОВ В ГОСУДАРСТВАХ.
Мы говорим, что государство установлено, когда множество людей
договаривается и заключает соглашение каждый с каждым о том, что в целях
водворения мира среди них и защиты от других каждый из них будет признавать
как свои собственные все действия и суждения того человека или собрания
людей, которому большинство дает право представлять лицо всех (т. е. быть
их представителем) независимо от того, голосовал ли он за или против них.
А Гоббс считал, что так как народ заключает соглашение, то следует
разуметь, что он не обязался каким-либо предыдущим соглашением к чему-
нибудь противоречащему данному соглашению. Следовательно, те, кто уже
установил государство и таким образом обязался соглашением признавать как
свои действия и суждения одного, неправомерны без его разрешения заключать
между собой новое соглашение, в силу которого они были бы обязаны
подчиняться в чем-либо другому человеку. Поэтому подданные монарха не могут
без его разрешения свергнуть монархию и вернуться к хаосу разобщенной толпы
или перевести свои полномочия с того, кто является их представителем, на
другого человека или другое собрание людей, ибо они обязались каждый перед
каждым признавать именно его действия своими и считать себя ответственными
за все, что их суверен будет или сочтет уместным делать, и, таким образом,
если бы хоть один человек не дал своего согласия, все остальные нарушили бы
свои обязательства по отношению к нему, что несправедливо, а так как, кроме
того, каждый из них отдал верховную власть носителю их лица, то, свергая
его, они отнимают у него то, что ему принадлежит по праву, что опять-таки
является несправедливостью. Кроме того, если тот, кто покушается на власть
своего суверена, был бы им убит или наказан за эту попытку, то наказуемый
был бы сам виновником своего наказания согласно обязательству, взятому на
себя при установлении государства: признавать как исходящее от него самого
все то, что его суверен будет делать. А так как для всякого человека
является несправедливостью делать что-нибудь, за что он, по собственному
признанию, заслуживает наказания, то покушение на права суверена уже и на
этом основании является несправедливостью. А если некоторые люди ссылались
в оправдание неповиновения своим суверенам на новое соглашение, заключенное
не с людьми, а с Богом, то и это неправильно, ибо соглашение с Богом может
быть заключено лишь при посредстве лица, представляющего личность Бога,
каковым может быть лишь наместник Бога, обладающий верховной властью под
владычеством Бога. Однако эта претензия на соглашение с Богом - столь
очевидная ложь даже перед собственной совестью этих людей, что она не
только является низким и несправедливым поступком, но и свидетельствует о
немужественном характере. так как право представлять всех участвовавших в
соглашении дано тому, кого делают сувереном путем соглашения, заключенного
лишь друг с другом, а не сувереном с кем-нибудь из участников, то не может
иметь место нарушение соглашения со стороны суверена, и, следовательно,
никто из его подданных не может быть освобожден от подданства под предлогом
того, что суверен нарушил какие-либо обязательства. Что тот, кто стал
сувереном, не заключает предварительного соглашения со своими подданными -
очевидно, ибо он должен был бы заключить соглашение или со всеми как одной
стороной соглашения или же несколько соглашений с каждым человеком в
отдельности. Однако заключить соглашение со всеми людьми как единым целым
невозможно, так как до установления государства они не являются единым
лицом, а если он заключил много отдельных соглашений соответственно числу
людей, то эти соглашения по приобретении им верховной власти становятся
недействительными, ибо любое действие, на которое какой-нибудь
представитель этой толпы может указать как на нарушение договора, является
действием суверена и всех остальных, так как оно совершено от лица и по
праву каждого из них в отдельности. Кроме того, если кто-либо один или
несколько человек утверждают, что суверен нарушил договор, заключенный им
при установлении государства, а другие - или кто-либо другой из его
подданных, или суверен сам - утверждают, что никакого нарушения не было, то
в этом случае не имеется судьи для решения этого спора, и мы снова, таким
образом, отброшены назад к праву меча, и каждый человек снова получает
право защищать себя собственной физической силой, что противоречит цели,
поставленной людьми при установлении государства. Тщетна поэтому попытка
предоставить кому-либо верховную власть на основе предварительного
соглашения. Мнение, будто какой-либо монарх получает свою власть на основе
соглашения, т. е. на известных условиях, вытекает из непонимания той
простой истины, что соглашения являются лишь словами и сотрясением воздуха
и обладают силой обязать, сдерживать, ограничить и защитить человека лишь
постольку, поскольку им приходит на помощь меч государства, т. е.
несвязанные руки того человека или собрания людей, которые обладают
верховной властью и действия которых санкционированы всеми подданными и
исполнены силой всех подданных, объединенных в лице суверена. Однако, когда
собрание людей стало сувереном, тогда ведь никто не воображает, что такого
рода соглашение могло иметь место при этом установлении, ибо кто же будет
так глуп, чтобы сказать, что, например, народ Рима заключил соглашение с
римскими подданными о том, что он будет держать верховную власть на каких-
то условиях, при нарушении которых римские подданные имеют право свергнуть
власть римского народа. Но люди не замечают, что то, что верно в отношении
народного правления, верно также в отношении монархии. Это проистекает из
честолюбия некоторых, расположенных больше к правлению собрания,
участвовать в котором они могут питать надежду, чем к монархии, при которой
у них нет никакой надежды участвовать в правлении. Если большинство
согласным голосованием объявило кого-нибудь сувереном, то несогласный с
этим постановлением должен по выяснении указанного результата или
согласиться с остальными, т. е. признавать все действия, которые будут
совершены сувереном, или он по праву может быть истреблен остальными. Если
он отказывается подчиниться или протестует против какого-нибудь
постановления большинства, он нарушает свой договор и поступает
несправедливо. Да и независимо от того, вступил ли он в соглашение со всеми
или нет, был он спрошен о своем согласии или нет, он должен или подчиниться
их постановлениям, или быть остановлен в прежнем состоянии войны, при
котором любой человек, не нарушая справедливости, может убить его. Ни один
человек, облеченный верховной властью, не может быть по праву казнен или
как-нибудь иначе наказан кем-либо из своих подданных. Ибо каждый подданный,
как мы видели, является ответственным за действия своего суверена.
Следовательно, наказывая суверена, подданный наказывает другого за
действия, совершенные им самим. Составной частью верховной власти является
право юрисдикции, т. е. право рассмотрения и решения всех споров, могущих
возникнуть относительно закона, как гражданского, так и естественного, или
относительно того или иного факта. Ибо без решения споров не может быть
защиты подданного от обид со стороны другого. Без такого решения споров
остаются пустыми звуками законы о моем и твоем, и за всяким человеком в
силу его естественного и необходимого стремления к самосохранению остается
право защищаться собственной физической силой, т. е. остается состояние
войны, противоречащее той цели, ради которой установлено каждое
государство. Принимая во внимание, какую цену люди от природы склонны
придавать самим себе, какого уважения они требуют от других и как мало они
ценят остальных людей и что из всего этого непрерывно проистекают среди них
соперничество, раздоры, заговоры и, наконец, война, ведущая к их взаимному
истреблению и к ослаблению их сопротивления общему врагу, необходимо, чтобы
существовали законы о почестях и установленная государством градация
ценности людей, оказавших или способных оказать услугу государству, и чтобы
тот или другой человек был облечен властью претворить эти законы в жизнь.
Но мы уже показали, что верховная власть имеет не только право распоряжения
войсками государства, но также и право суда во всех спорах. Поэтому
суверену принадлежит также право раздавать почетные титулы и определять то
положение в обществе, которое каждый человек должен занимать, и те знаки
уважения, которые подданные должны оказывать друг другу при публичных и
частных встречах.
Таковы права, образующие сущность верховной власти и являющиеся
признаками, по которым человек может определить того человека или то
собрание людей, которые облечены верховной властью. Таким образом, какое бы
из указанных прав ни рассматривать, мы увидим, что при отпадении одного
удержание всех остальных прав не может произвести никакого эффекта в
сохранении мира и справедливости, являющихся целью установления всех
государств. Именно это разделение имеется в виду, когда говорится, что
царство, разделенное в самом себе, не может сохраниться. Могут, однако,
возразить здесь, что состояние подданных, вынужденных безропотно
подчиняться прихотям и порочным страстям того или тех, кто имеет в своих
руках такую неограниченную власть, является чрезвычайно жалким. И
обыкновенно бывает так, что те, кто живет под властью монарха, считают свое
жалкое положение результатом монархии, а те, кто живет под властью
демократии или другого верховного собрания, приписывают все неудобства этой
форме государства, между тем как власть, если только она достаточно
совершенна, чтобы быть в состоянии оказывать защиту подданным, одинакова во
всех ее формах. Те, кто жалуется на указанные стеснения, не принимают во
внимание, что положение человека всегда связано с тем или иным неудобством
и что величайшие стеснения, которые может иногда испытывать народ при той
или иной форме правления, едва чувствительны по сравнению с теми бедствиями
и ужасающими несчастьями, которые являются спутниками гражданской войны,
или с тем разнузданным состоянием безвластия, когда люди не подчиняются
законам и не признают над собой никакой принудительной власти, удерживающей
их от грабежа и мести. Эти люди не принимают также во внимание, что
величайшие притеснения, испытываемые подданными со стороны верховных
правителей, проистекают не из того, что они, правители, ожидают для себя
удовольствия или выгоды от разорения или ослабления своих подданных, чья
сила составляет их собственную силу и славу, а обусловлены тем, что упорная
скаредность самих подданных, неохотно идущих на материальные жертвы для
своей собственной защиты, ставит их правителей перед необходимостью извлечь
из них все, что можно, в мирное время, с тем чтобы иметь средства в случае
крайней или внезапной необходимости для организации сопротивления или
победы над своими врагами. Ибо все люди от природы снабжены теми
замечательными увеличительными стеклами (каковыми являются их страсти и
себялюбие), сквозь которые каждый маленький платеж представляется им
великой обидой, и лишены тех подзорных труб (именно морали и гражданской
науки), чтобы видеть издали те бедствия, которые грозят им и которых нельзя
избежать без таких платежей.
О РАЗЛИЧНЫХ ВИДАХ ГОСУДАРСТВ И О ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ
Томас Гоббс полагал, что различных видов государства может быть только три.
По его теории: Различие государств заключается в различии суверена, или
лица, являющегося представителем всех и каждого из массы людей. А так как
верховная власть может принадлежать или одному человеку, или собранию
большого числа людей, а в этом собрании могут иметь право участвовать или
каждый, или лишь определенные люди, отличающиеся от остальных, то отсюда
ясно, что могут быть лишь три вида государства. Ибо представителем должны
быть или один человек, или большее число людей, а это - собрание или всех,
или только части. Если представителем является один человек, тогда
государство представляет собой монархию; если - собрание всех, кто хочет
участвовать, тогда это демократия, или народоправство; а если верховная
власть принадлежит собранию лишь части горожан, тогда это аристократия.
Других видов государства не может быть, ибо или один, или многие, или все
имеют верховную власть (неделимость которой я показал) целиком.
По теории Гоббса Тирания и олигархия есть лишь различные названия монархии
и аристократии. В книгах по истории и политике мы находим и другие названия
форм правления, как тирания и олигархия. Однако это не названия других форм
правления, а выражения порицания перечисленным формам. В самом деле, те,
кто испытал обиду при монархии, именуют ее тиранией, а те, кто недоволен
аристократией, называют ее олигархией. Точно так же те, кому причинено было
огорчение при демократии, называют ее анархией (что означает отсутствие
правительства), и тем не менее! никто, как я полагаю, не будет считать
безвластие какой-нибудь новой формой правления. По тем же основаниям не
следует думать, что правление имеет одну форму, когда оно нам нравится, и
другую, когда оно нам не нравится или когда мы подвергаемся притеснениям со
стороны правителей. Очевидно, что люди, пользующиеся абсолютной свободой,
могут, если это им нравится, дать полномочие на представительство каждого
из них как одному человеку, так и какому-нибудь собранию людей, и,
следовательно, и если они считают это полезным, они могут отдать себя в
подданство монарху так же абсолютно, как любому другому представителю.
Поэтому там, где уже учреждена верховная власть, может быть учреждено
другое представительство того же народа лишь для определенных частных
целей, ограниченных сувереном. В противном случае это означало бы, что
учреждены два суверена и что лицо каждого человека представлено двумя
уполномоченными, что в случае их несогласия между собой по необходимости
привело бы к разделению той власти, которая (если люди хотят жить в мире)
должна быть неделимой, и тем довело бы людскую толпу до состояния войны,
вопреки той цели, во имя которой установлена всякая верховная власть. И
подобно тому как было бы нелепо думать относительно облеченного верховной
властью собрания, что если оно просит подвластный ему народ посылать
депутатов с правом давать советы и высказывать пожелания, то тем самым
считает абсолютным представительством народа не себя, а этих депутатов,
точно так же нелепо думать подобным образом относительно монархии.
1 Сравнение монархии с верховной ассамблеей.
Различие между этими родами государства состоит не в различии власти, а в
различии пригодности, или способности, каждого из них к осуществлению той
цели, для которой они установлены, а именно к водворению мира и обеспечению
безопасности народа. И, сопоставляя монархию с другими двумя родами
правления, Гоббс заметил следующее:
Во-первых, всякий носитель лица народа или член собрания, являющегося таким
носителем, есть одновременно носитель своего собственного естественного
лица. Поэтому, как бы усердно такой человек в качестве политического лица
ни заботился об обеспечении общего блага, он, однако, более или менее
усердно заботится также об обеспечении своего личного блага, блага своей
семьи, родственников и друзей, и, если общие интересы сталкиваются с его
частными интересами, он в большинстве случаев отдает предпочтение своим
интересам, ибо страсти людей обычно бывают сильнее их разума. Общие
интересы поэтому больше всего выигрывают там, где они более тесно совпадают
с частными интересами. Именно такое совпадение имеется в монархии.
Богатство, могущество и слава монархов обусловлены богатством, силой и
репутацией его подданных. Ибо никакой король не может быть ни богат, ни
славен, ни находиться в безопасности, если его подданные бедны, презираемы
или слишком слабы вследствие бедности или междоусобий, чтобы выдержать
войну против своих врагов. При демократии же или аристократии личное
благополучие лиц продажных или честолюбивых обеспечивается не столько
общественным процветанием, сколько чаще всего вероломным советом,
предательством или гражданской войной.
Во-вторых, монарх может получить совет от кого ему угодно, когда и где ему
угодно, и, следовательно, он может выслушать мнение людей, сведущих в
вопросе, подлежащем его обсуждению, каковы бы ни были их ранг и звание, и
настолько заблаговременно в отношении момента действия и так секретно, как
он сочтет это нужным. Когда же верховное собрание нуждается в совете, то
туда допускаются только те, кто имеет на это право с самого начала, а это в
большинстве случаев люди, сведущие больше в вопросах приобретения
богатства, чем в вопросах приобретения знания. Кроме того, они дают свои
советы в длинных речах, могущих побудить и действительно побуждающих людей
к действиям, но не могущих руководить действиями этих людей. Т.к. пламя
страстей никогда не просветляет разума, а, наоборот, помрачает его, да и
никогда и нигде совет, принятый в собрании, вследствие многочисленности его
состава не может остаться в тайне.
В-третьих, решения, принятые монархом, подвержены непостоянству лишь в той
мере, в какой это присуще человеческой природе, решения же собрания могут
подвергаться изменениям еще и благодаря многочисленности состава собрания.
Т.к. стоит немногим членам, считающим необходимым держаться раз принятого
решения, не явиться в собрание или вовремя явиться некоторым держащимся
противоположного взгляда, и все, что было решено вчера, сегодня будет
аннулировано.
В-четвертых, монарх не может расходиться во мнениях с самим собой по
мотивам зависти или своекорыстия, собрание же может, причем так резко, что
дело может дойти до гражданской войны.
В-пятых, при монархии имеется следующее неудобство, а именно что какой-
нибудь подданный может быть властью одного человека лишен всего своего
имущества в интересах обогащения какого-либо фаворита или льстеца. Однако
то же самое может случиться и там, где верховная власть принадлежит
собранию, - власть такого собрания одинакова с властью монархов; члены
такого собрания могут поддаться дурным советам и быть введенными в соблазн
ораторами, как монарх льстецами, и взаимной лестью они взаимно могут
поощрять корыстолюбие и честолюбие друг друга. Между тем как монархи имеют
немного фаворитов и могут покровительствовать только своим родственникам,
фавориты собрания многочисленны, а родственников у членов собрания
значительно больше, чем у любого монарха. Кроме того, нет такого фаворита
монарха, который не был бы в одинаковой мере способен как помогать своим
друзьям, так и вредить своим врагам, ораторы же, т. е. фавориты верховного
собрания, хотя и имеют большую власть вредить, обладают очень малой властью
спасать для обвинения требуется меньше красноречия, чем для оправдания, и
осуждение нам представляется более сообразным с принципом правосудия, чем
оправдание.
В-шестых, одним из неудобств монархии является то обстоятельство, что
верховная власть в ней может достаться по наследству несовершеннолетнему
или такому, кто не может различать добро и зло, и неудобство состоит в том,
что его власть должна быть передана в руки другого человека или собрания
людей, которые в качестве кураторов или регентов должны управлять по его
праву и от его имени. Однако сказать, что предоставление права на
осуществление верховной власти одному человеку или собранию людей есть
неудобство,- значит сказать, что всякое правительство есть большее
неудобство, чем хаос и гражданская война. Поэтому единственная опасность,
которая в данном случае грозит,- это борьба соперников, претендующих на
такую почетную и выгодную должность. Но чтобы убедиться в том, что это
неудобство возникает не от формы правления, называемой нами монархией, надо
принять во внимание, что предшествовавший монарх должен был уже наметить
опекуна своего несовершеннолетнего преемника или ясно выраженными словами
завещания, или молчаливой санкцией принятого в таких случаях обычая.
Поэтому это неудобство (если такое возникнет) должно быть приписано не
монархии, а честолюбию и несправедливости подданных, что присуще всем родам
правления, где народ недостаточно просвещен насчет своих обязанностей и
прав верховной власти. Если же предположить, что предшествовавший монарх не
оставил никаких указаний насчет опекунства, то ясное правило на этот счет
дано естественным законом, а именно что опекунство должно быть
предоставлено тому, кто, естественно, наиболее заинтересован в сохранении
власти несовершеннолетнего и не может извлечь никакой выгоды для себя из
его смерти или ограничения его власти. В самом деле, так как мы видим, что
всякий человек по природе ищет своей выгоды и повышения, то передача
несовершеннолетнего во власть людей, которые могут возвыситься благодаря
его гибели или уменьшению его прав, не опекунство, а предательство. Таким
образом, предусмотрены всякие меры для предупреждения обоснованных ссор из-
за того, кому править государством в случае восшествия на престол
малолетнего наследника, и если в этом случае все же возникают споры,
нарушающие общественный мир, то это должно быть приписано не монархической
форме правления, а честолюбию подданных и незнанию ими своих обязанностей.
С другой стороны, всякое большое государство, в котором верховная власть
принадлежит обширному собранию, находится в отношении решения вопросов
войны и мира и составления законов в таком же положении, как если бы
верховная власть находилась в руках малолетнего. Ибо, подобно тому как
малолетний лишен способности самостоятельного суждения, чтобы отклонить
данный ему совет, и поэтому вынужден принять совет тех или того, попечению
кого он поручен, точно так же и собрание лишено свободы отклонить совет,
данный его большинством, независимо от того, является ли этот совет хорошим
или плохим. И подобно тому как малолетний нуждается в опекуне или
покровителе, хранителе его личности и власти, точно так же и верховное
собрание в больших государствах в момент больших опасностей и смут
нуждается в custodes libertatis, т. е. в диктаторах или хранителях их
власти . Последние являются, собственно говоря, временными монархами, так
как верховное собрание передает им всю полноту своей власти на время,
причем случаи узурпации власти (по истечении установленного срока) со
стороны таких диктаторов бывали чаще, чем случаи узурпации власти
малолетних королей со стороны протекторов, регентов или каких-либо других
опекунов.
2 Определение монархии и других форм государственной власти
По Гоббсу имеется три формы государственной власти: монархия, где носителем
верховной власти является один человек; или демократия, где носителем
верховной власти является общее собрание всех граждан; или аристократия,
где верховная власть принадлежит собранию определенных лиц назначенных либо
так или иначе выделенных из остальной массы, однако тот, кто будет
обозревать отдельные государства, бывших и существующие ныне на свете,
нелегко, может быть, сумеет свести соответствующие формы правления к нашим
трем и будет склонен думать, что имеются и другие формы, представляющие
собой смесь из этих трех, например выборные королевства, в которых
верховная власть дана королям лишь на определенный срок, или королевства, в
которых короли имеют ограниченную власть, каковые формы правления
большинством писателей тем не менее именуются монархией. Точно так же если
какое-нибудь народное или аристократическое государство, покорив
неприятельскую страну, управляет ею при посредстве президента, наместника
или какого-нибудь другого должностного лица, то на первый взгляд может,
пожалуй, показаться, будто такая страна управляется демократически или
аристократически. Однако это не так. Ибо выборные короли не суверены, а
министры суверена; точно так же и короли с ограниченной властью не
суверены, а лишь министры тех, кто обладает верховной властью. А провинции,
находящиеся в подчинении демократических или аристократических государств,
управляются не демократически или аристократически, а монархически.
И в отношении выборного короля надо, во-первых, заметить следующее. Если
король, власть которого ограничена его жизнью, как это имеет место в
настоящее время во многих местах христианского мира, или ограничена
несколькими годами или месяцами, как власть диктатора у римлян,- если такой
король имеет право назначить себе преемника, то он уже не выборный король,
а наследственный. Если же у него нет власти выбрать себе наследника, тогда
имеется какой-нибудь другой человек или известное собрание, которое после
его смерти может выбрать другого, иначе же государство умирает и
распадается со смертью этого короля и возвращается к состоянию войны. Если
известно, следовательно, кто именно имеет власть назначить нового суверена
после смерти выборного короля, то известно также, кто именно является
раньше носителем верховной власти, ибо никто не имеет права отдавать то,
чем он не может по праву владеть и чего он не может правомерно удержать за
собой, если сочтет это для себя целесообразным. Если же нет никого, кто бы
мог назначить преемника после смерти первого выборного короля, тогда
последний имеет право, больше того, обязывается естественным законом
назначить себе преемника, с тем чтобы удержать тех, кто вверил ему власть,
от возвращения к бедственному состоянию гражданской войны. Следовательно,
такой король после избрания стал абсолютным сувереном.
Во-вторых, король, власть которого ограничена, не выше того или тех, кто
имеет право ограничить эту власть, а тот, кто не выше кого-либо другого, не
является верховным, т. е. не является сувереном. Верховная власть поэтому
всегда была в руках того собрания, которое имело право ограничить короля,
и, следовательно, формой правления в данном случае является не монархия, а
демократия иди аристократия, как это мы видим в древней Спарте, где цари
имели привилегию командовать своей армией, но верховная власть принадлежала
эфорам.
В-третьих, к тому же, когда римский народ управлял Иудеей (к примеру) при
посредстве наместника. Иудея не была, однако, в силу этого демократией, ибо
иудеи не управлялись собранием, в котором кто-нибудь из них имел право
участвовать; не была она также и аристократией, ибо иудеи не управлялись
собранием, куда кто-нибудь из них мог войти путем избрания. Иудея
управлялась лицом, которое хотя и было в отношении народа Рима народным
собранием или демократией, однако в отношении народа Иудеи, не имеющего
права участвовать в правлении, было монархом. Ибо если там, где народ
управляется собранием, избранным им самим из своей же среды, образ
правления называется демократией или аристократией, то там, где народ
управляется собранием, которого народ не избирал, мы имеем монархию - не
власть одного человека над другим, а власть одного народа над другим
Нет такой совершенной формы правления, при которой право определения
порядка наследования не принадлежало бы царствующему суверену. Ибо если это
право принадлежит какому-нибудь отдельному человеку или частному собранию,
то оно принадлежит подданному и может быть присвоено сувереном по его
желанию. Следовательно, указанное право в данном случае принадлежит
суверену. Если же право определения наследника предоставлено не особому
человеку, а новым выборам, то это означает распад государства, и указанное
право будет принадлежать тому, кто присвоит его себе силой, что
противоречит намерению первых основателей государства, желавших создать
этим не временную, а вечную гарантию безопасности. При демократии все
собрание не может умереть, поскольку не вымерла управляемая им людская
масса. Вот почему при этой форме правления вопросы о праве наследования не
могут иметь места. Когда при аристократии умирает кто-нибудь из членов
верховного собрания, то право избрания другого принадлежит собранию как
суверену, которому принадлежит право избрания своих советников и
чиновников. Ибо то, что делает представитель в качестве уполномоченного,
делает каждый из его подданных как доверитель. И хотя верховное собрание
может предоставить другим право избрания новых людей для пополнения его
корпуса, однако эти выборы совершаются на основании полномочий, данных
верховным собранием, и последним это право может быть взято назад (если бы
народ этого потребовал).
Заключение.
Итак, можно сделать вывод, о том, что учение Гоббса отражало интересы
утверждающейся буржуазии, буржуазные представления о человеке (в отличие от
феодально-религиозных) как о прирожденном эгоисте, индивидуалисте, когда
каждый ищет для себя добро, избегая зло. Гоббс и его индивидуалистический
подход к государству были знаменем борьбы с феодальной сословностью,
корпоративностью, он подчеркивал принципиальное равенство людей как частей
природы, отрицал религиозные концепции происхождения государственной
власти.
Гоббс разработал рационалистическую концепцию происхождения и сущности
государства. И это мы доказываем рассмотренными выше вопросами. Опираясь на
идеи естественного права, он модернизировал понятие «общественный
договор»как конкретный источник государственной организации людей.
Естественному праву он противопоставил естественный закон, понимаемый как
найденное разумом общее правило, запрещающее любому человеку делать
пагубное для его жизни. Главный признак гражданского, государственного
состояния – это наличие суверенной и обязательной для всех власти. Она
утверждается путем общественного договора, заключенного между всеми
индивидуумами, становящимися в результате гражданами.
Гоббс отмечал, что существует два основных состояния общества:
естественное негосударственное (здесь царит несвобода, вражда, ненависть,
страх) и государственное , гражданское. Совершенствование человеческой
природы, общества происходит только при государственной организации. Гоббс
рассматривает государство в виде искусственного механизма, итога
человеческого творчества, состоящей из систем и элементов. Человек
важнейший элемент этой системы. Сохранение человека и государства возможно
при соблюдении «естественных законов» (стремление к жизни и
самосохранению). Для утверждения этих законов, преодоления страстей и
эгоизма необходим общественный договор, устанавливающий государственную
власть.
Гоббс практически отождествляет юридические законы общества и
естественные, т.е. моральные принципы.
Итак по Гоббсу государство – прежде всего институт, реализующий разумность
человеческой природы, поэтому дело власти – приказывать, а гражданина –
подчиняться и исполнять законы. Государственная власть становится самосущей
ценностью, свободной от любых посягательств по ее ограничению, ослаблению.
В то же время Гоббс ставит и актуальную проблему политики – политическое
отчуждение, ибо государство возникает в процессе отчуждения значительной
части принадлежащих людям естественных прав и свобод.
В качестве суверена власти Гоббс видит и монарха, и коллективный орган
(собрание), «суверен является законодателем… и он сам не подчинен
гражданским законам». Политическими идеалами Гоббса осталась монархия,
сильная централизованная власть, он не разделял мнение о закономерности
разделения властей в государстве. Детально определяя направления
деятельности власти Гоббс подчеркивал, что главной задачей государства
является «обеспечения блага народа». Цель государства – «обеспечение
безопасности», ибо до появления государства в обществе царила «война всех
против всех».
Государство по Гоббсу. Есть результат человеческого творчества и главное
условие культурного развития народа, ибо вне государства господство
страстей, война, страх, варварство, невежество, дикость: «в государстве
господство разума. Мир, безопасность, богатство, благоразумие,
взаимопомощь, утонченность, науки, доброжелательство».
В современной политической теории принято считать, что ряд положений
Гоббса о государстве является основой будущих авторитарных теорий власти,
что вызывало острую критику еще в XVII – XVIII вв.
Хотя основной труд Гоббса «Левиафан» (1651) написан уже после английской
революции, мыслитель по-прежнему остается сторонником монархии – «при
монархии король есть народ». В типологии лучших форм правления он выделяет
три вида: монархия, демократия. Аристократия. Пропагандируя буржуазно-
демократические ценности, Гоббс тем не менее видел слабость демократии в
непрофессионализме, эгоизме толпы, неосведомленности большинства, в
неустойчивости законов , в борьбе партии (которые рассматривал, как
источник смуты и войн).
Содержание.
Введение. 3
О возникновении государства. 5
О ПРАВАХ СУВЕРЕНОВ В ГОСУДАРСТВАХ. 9
О РАЗЛИЧНЫХ ВИДАХ ГОСУДАРСТВ И О ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ 14
.a. Сравнение монархии с верховной ассамблеей. 15
.b. Определение монархии и других форм государственной власти 18
Заключение. 21
Содержание. 23
Список литературы. 24
Список литературы.
1. Белякович Н.Н. Политология – Мн. 1998
2. введение в политологию: словарь-справочник под ред. Пугачева В.П. – М
1996
3. Гоббс Томас сочинения В 2 т. философия – М: 1990
4. Годжиев К.С. Введение в политическую науку – М 1997
5. Данилов А.Н. власть и общество: поиск новой гармонии – Мн. 1998
6. Зеркин Д.П. Основы политологии – Р-на –Дону 1996
7. Мухаев Р.Т.политология – М 2000
8. Политология: Энциклопедический словарь – М 1993