ХАРЬКОВСКИЙ ИНСТИТУТ ИСКУССТВ им. И.П. КОТЛЯРЕВСКОГО
КАФЕДРА ИСТОРИИ МУЗЫКИ
РЕФЕРАТ НА ТЕМУ:
Скрябин А., 10-ая соната
Выполнил студент III курса,
Фортепианного ф-та,
Быков. С.
Харьков-2001
Сонатная форма занимает чрезвычайно важное место в творчестве
Скрябина. Начиная с 1892 года, времени сочинения первой сонаты, до 1913
года – окончания девятой , десятой и восьмой, композитор настойчиво
возвращается к этому жанру. Повышенный интерес композитора к сонате на
рубеже XIX – XX веков совпадает с периодом расцвета сонатной формы в
русской фортепианной музыке. Именно в это время появляются сонаты
Балакирева и Ляпунова, Глазунова и Рахманинова, четырнадцать сонат Метнера
и десять сонат Скрябина. Такое активное обращение к сонате на рубеже веков
подготовило и последующий взлет музыкального творчества в форме сонаты у
русских и советских композиторов первой половины XX века – сонаты
Щербачева, Мясковского, Александрова, Прокофьева, Шостаковича,
Кабалевского. Из всех названных композиторов только Метнера, Скрябина и
Прокофьева фортепианная соната интересовала в качестве одного из основных
жанров творчества; остальные авторы обращались к ней лишь эпизодически.
После длительного «молчания» в последней трети XIX века, когда русские композиторы почти перестали писать сонаты, возрождение этого жанра в XIX веке было явлением знаменательным и обусловленным.
Психологическая сложность наступившей эпохи требовала адекватно сложных форм выражения. Тенденция к интеллектуализму, к философичности выявляется как одна из важнейших во всех видах искусства начала XX века.
Потребности в музыкальном мышлении наилучшим образом отвечает форма сонаты, причем сонаты, насыщенной поэтическим пафосом, самой мысли, мысли, исполненной стремления, страдания, страстности. Именно таков скрябинский цикл из десяти фортепианных сонат.
Повышенный интеллектуализм образного мышления Скрябина привел к усилению чисто логического начала в его произведениях сонатной формы, к максимальному и разностороннему использования внутренней диалектики сонатной схемы, с ее тезой и антитезой экспозиции, борьбой противоположных начал и синтезом репризы и коды.
Десятая соната – наиболее светлая из цикла скрябинских сонат.
Композитор писал ее под Алексиным – небольшим уездным городком на берегу
Оки. Красота благоухающей русской природы и пантеистическая настроенность
композитора способствовали сочинению этого вдохновенного произведения.
Здесь органически слились трепетный восторг перед величавой гармонией
мироздания, с одной стороны, и неизъяснимая в своей таинственности «земная»
поэзия лесной тишины, с ее так много говорящими шорохами и шелестами, - с
другой. В десятой сонате все исполнено радостных ощущений пространства,
света, чарующих зовов и звонов расцветающей жизни… Все как бы перекликается
и перешептывается между собой, жадно вдыхая струящиеся ароматы напоенной
соками земли.
Музыкальный язык, по сравнению с другими произведениями того же
периода, здесь несколько светлее и прозрачнее, в частности отсутствуют
жесткие гармонические комплексы, конструкция формы яснее, рельефность
мелодических линий определеннее. Композитор интенсивнее использует приемы
сопоставления крайних регистров, красочные эффекты тремолирующих звучаний,
вибрирующих аккордов, нежно журчащих трелей; мастерски применяет
имитационные приемы развития. Ладогармонический язык десятой сонаты –
аналогично девятой – не столь строго, как в остальных поздних сонатах,
следует догмам моногармонии или принципу превращения мелодии в «развернутые
по горизонтали» гармонии и вообще более свободен от каких-либо априорных
законов композиции, которыми Скрябин так увлекался в последние годы жизни.
Все это делает ее музыку менее субъективной, сообщает ей общезначимость. А
отсюда – и широкое признание, концертная популярность десятой сонаты.
Произведение начинается вступлением, тематический материал которого играет важнейшую роль в процессе сонатного развития. Два мотива, противопоставленных друг другу, но и находящихся в цепком взаимодействии, определяют образное содержание темы вступления:
1-я тема Интродукции
[pic]
2-я тема Интродукции
[pic]
Первый – как бы спускающийся с высот гармонически прозрачный, просветленно
– спокойный (восемь тактов) и второй – как бы вскарабкивающийся из глубины
темного хаоса, истомный, жаждущий (следующие два такта). Эти мотивы
сочетаются, чередуются, обогащают друг друга, создавая атмосферу
напряженного ожидания.
Далее, казалось бы, открывается простой повтор начального изложения
(такт 29), однако место второго мотива занимают предвестники наступающих
перемен – взлеты и искрящиеся трели (шесть тактов связующей партии). Позже
эти трели (такты 37 – 38 lumieux, vibrant) уже «взрывают» томящую атмосферу
ожидания. Все внезапно освещается, природа точно по волшебству
освобождается от холодного оцепенения .
Начинается главная партия (такт 39, Allegro) – образец типичного скрябинских полетно – стремительных тем, олицетворяющим порыв, восторженность, трепетность:
[pic]
Это вырвавшиеся на свободу «зародыши жизни», «скрытые стремления… духа творящего» (вспомним эпиграф пятой сонаты). В тему главной партии вплетаются элементы связующей, а далее – и элементы темы вступления . Трели вновь определяют колорит, создают его «освещенность», и на этом фоне вступает побочная партия (такт 73, avec une jouense exaltation), ритмически изысканная, вся точно наэлектризована.
Ее взлет кверху вспышками к заключительному tremolando как бы
противопоставляется нисходящей устремленности движения главной партии. Это
– одно из проявлений творческой тенденции к архитектурной стройности,
симметричной пропорциональности, даже «геометризму», свойственным многим
произведениям Скрябина тех лет.
Заключительная партия (такт 84) сплетает тематические элементы вступления и новой темы (avec ravissement tendresse, такт 88) – темы упоенно-любовной, звучащей как бы на фоне трельной переклички. Здесь выражен с относительно большей непосредственностью романтически- эстетизированный характер пантеизма Скрябина, его «очеловечивание» образов природы, превращение их в символы некой «возлюбленной художника». Природа и любовь, восхищение красотой космоса – и восторг от близости к этой красоте сливаются в одно неразрывное целое.
Разработка (начинается с такта 166) использует весь тематический
материал экспозиции и светится тем же любовно-восторженным огнем,
устремляясь к лучезарности первой кульминации (такты 154-157). Здесь тема
вступления – сосредоточенная, углубленная – переосмысливается в
экстатическую. Она звучит сверкающе на фоне ликующих вибрирующих аккордов.
Еще радостнее выплывает и вспыхивает массой огоньков из недр этой
экстатичной сферы тема главной партии. Движение устремлено к генеральной
предрепризной кульминации (Puissant radieux, такты 212-221), с ее
экстазными перезвонами. Характерно, что для выражения светоносности
Скрябин прибегает к диатонике – си-мажорному квартсекстаккорду.
Два связующих «трельных» такта вводят в главную партию репризы
(Allegro, такты 224-305), где темы вступления и экспозиции несколько
динамизируются, особенно тема побочной партии (с такта 260), вся как бы
насыщающаяся фосфоресцирующими огоньками; она проходит в среднем регистре в
трехпланной фактуре, и трельные вспышки точно высвечивают ее сверху.
Кода (такт 306), как и в большинстве поздних сонат, воплощает образ вихревого танца-кружения. Начиная с Presto из него вычленяется мотив вступления, темп постепенно замедляется (ритмический пульс приближается к пульсу вступления), звучат те же интонации, что в начале сонаты (Moderato).
И вот первый «пространственный» мотив обрамляет произведение, воспринимаясь теперь с какой-то просветленной загадочностью, еще углубленнее, еще значительнее, как нераскрывшаяся до конца тайна мироздания.
Фортепианные сонаты Скрябина отражают все этапы эволюции его
творчества, и в них, так же, как и в симфонических сочинениях, сказалась
одна из важнейших тенденций скрябинской музыки – ее скрытая программность.
Все десять фортепианных сонат Скрябина являются произведениями в широком
смысле программными. Как и его симфонические произведения, это именно
программные сочинения без конкретной литературно-художественной основы
(наличествующие в отдельных случаях программы или комментарии
«присочинялись» уже после написания музыки). Ведь программность может быть
не только открытой, но и скрытой, условной, символической, отвлеченной,
субъективной…
Естественно, что философско-идеалистические программы скрябинских сонат неодолимо день ото дня теряют свою актуальность, а музыка сонат воспринимается слушателями все более обобщенно и продолжает оказывать могучее воздействие.
Типичной чертой ряда скрябинских сонат является активное применение в них принципа монотематизма, чертой, призванной в программной сонате способствовать единству драматургического развития и сквозной характеристике основного образа произведения.
Заключительные партии в сонатной форме Скрябина приобретают особо большое, ранее небывалое значение. Причина повышенной роли заключительных партий ясна: это характер активного утверждения, как правило, присущий самой основе заключительных партий.
Коды скрябинских сонат иногда принимают характер вторых разработок или финала в цикле и обычно становятся проводниками основной идеи произведения.
Но в целом все же один из важнейших стимулов конфликтности и динамизма сонатной формы – имманентность сонатного развития – отступает перед обостренностью борьбы контрастных образов, их взаимопроникновением друг в друга и трансформацией одного в другой, согласно программному замыслу.
Окидывая взглядом весь путь создания композитором сонатной формы, можно констатировать, что от предельно искренней и смелой, но еще не вполне зрелой по мастерству первой сонаты к совершенной по воплощению замысла четвертой и до последней по времени написания глубокой, но интеллектуально несколько «перегруженной» восьмой Скрябин проходит огромный путь поисков нового типа сонатного письма. Каждая его соната – не только высокий образец художественного творчества в собственном смысле слова, но и смелый творческий эксперимент. Достижения и трудности на этом пути отражают эстетические поиски композитора, понять которые можно только в связи с особенностями его мировоззрения, его эстетики.