Эмоции (от французского слова emotion - волнение, происходит от латинского emoveo - потрясаю, волную) - это реакции человека и животных на воздействие внешних и внутренних раздражителей, имеющие ярко выраженную субъективную окраску и охватывающие все виды чувствительности и переживаний. Связаны с удовлетворением (положительные эмоции) или неудовлетворением (отрицательные эмоции) различных потребностей организма. Дифференцированные и устойчивые эмоции, возникающие на основе высших социальных потребностей человека, обычно называют чувствами (интеллектуальными, эстетическими, нравственными).
По другому можно сказать, что эмоции — особый класс субъективных психологических состояний, отражающих в форме непосредственных переживаний, ощущений приятного или неприятного, отношения человека к миру и людям, процесс и результаты его практической деятельности. К классу эмоций относятся настроения, чувства, аффекты, страсти, стрессы. Это так называемые «чистые» эмоции. Они включены во все психические процессы и состояния человека. Любые проявления его активности сопровождаются эмоциональными переживаниями.
Благодаря эмоциям мы лучше понимаем друг друга, можем судить о состояниях друг друга и лучше преднастраиваться на совместную деятельность и общение. Замечательным, например, является тот факт, что люди, принадлежащие к разным культурам, способны безошибочно воспринимать и оценивать друг у друга такие эмоциональные состояния, как радость, гнев, печаль, страх, отвращение, удивление. Это, в частности, относится и к тем народам, которые вообще никогда не находились в контактах друг с другом.
По каким признакам можно определить, что человек переживает некоторую эмоцию? Выделяют пять уровней проявления эмоций.
Субъективный план проявления эмоций.
Проявление эмоций в поведении.
Проявление эмоций в речи.
Вегетативный уровень проявления эмоций.
Проявление эмоций на биохимическом уровне.
Рассмотрим, насколько объективно можно судить том, что человек испытывает определенные эмоции, основываясь на их проявлении на каждом из указанных уровней.
Здесь отражение эмоций происходит во внутренних переживаниях, тесно связанных с личным опытом индивида и основанных на нем. Стороннее определение эмоций в этом плане не очень надежно, так как, не учитывая внешних проявлений эмоций, исследователь основывает свои заключения на результатах, полученных при использовании испытуемым метода интроспекции.
Результаты исследования могут быть недостоверны, поскольку испытуемый может не иметь желания раскрывать свои подлинные ощущения экспериментатору. С другой стороны негативную роль может сыграть искреннее желание испытуемого помочь исследователю, в результате которого тестируемый пытается предоставить именно ту информацию, которая, по его мнению, интересует исследователя. В итоге мы получаем описание некоторых фантазий испытуемого вместо истинных ощущений переживаемых эмоций.
Свою роль в некоторой необъективности выводов также играет и то, что на выходе внутреннего, богатого по оттенкам, переживания эмоций исследователь учитывает только слова, а слова слишком бедны, чтобы выразить то, что реально испытывает субъект. Разве можно утверждать, что человек, говорящий "я люблю яблоки", "я люблю маму", "я люблю этого человека" или "я люблю этот город" выражает одинаковые чувства.
Таким образом, мы видим, что психолог, изучающий проявления эмоций в субъективном плане, может столкнуться с большими, а в некоторых случаях, с непреодолимыми трудностями, например, при работе с детьми.
В.К. Вилюнас отмечает, что эмоции являются событием не только психологическим, и их функциональное назначение не исчерпывается разносторонними влияниями на уровне субъективного отражения. Как утверждал Р. Декарт, «главное действие всех людских страстей заключается в том, что они побуждают и настраивают душу человека желать того, к чему эти страсти подготовляют его тело». Таким образом, как справедливо замечает Вилюнас, поскольку эмоции сигнализируют о значимости происходящего, подготовка в эмоциональном состоянии тела к лучшему восприятию и возможным действиям настолько целесообразна, что было бы удивительно, если бы она не закрепилась в эволюции и не стала одной из характерных особенностей эмоциональных процессов.
Ч. Дарвин замечает, что свободное выражение эмоций посредством внешних знаков делает более интенсивными эти эмоции. С другой стороны подавление внешнего проявления наших эмоций, насколько это оказывается возможным, приводит к их смягчению. Тот, кто дает волю бурным телодвижениям, усиливает свою ярость. Тот, кто не сдерживает проявления страха, будет испытывать его в усиленной степени. Тот, кто, будучи подавлен горем, остается пассивным, упускает лучший способ восстановить душевное равновесие. Дарвин подчеркивает, что все эти выводы вытекают, с одной стороны, из факта существования тесной связи между всеми эмоциями и их внешними проявлениями, с другой стороны, из факта непосредственного влияния наших усилий на сердце, а, следовательно, и на мозг.
Проявление эмоций, безусловно, можно наблюдать в мимике, жестах, движениях людей, но исследование коррелятов конкретных эмоций и в поведенческом плане сталкивается со значительными трудностями. «Действительно, как получить достаточно большое число различных фотографий подлинных эмоциональных реакций? Как вызвать у человека реальное переживание эмоций, не вторгаясь в его жизнь? Стремясь преодолеть подобные затруднения, некоторые психологи прибегали к весьма драматическим методам».
Я. Рейковский, как пример таких исследований, приводит эксперименты Лэндиса, результаты которых были опубликованы в 1924г. Это были, несомненно, очень жестокие эксперименты. Так, чтобы вызвать сильные отрицательные эмоции, за спиной испытуемого неожиданно раздавался выстрел или, в другом опыте, испытуемому приказывали отрезать большим ножом голову живой белой крысе, а в случае отказа экспериментатор сам у того на глазах совершал эту операцию. В других случаях испытуемый, опуская руку в ведро, неожиданно находил там трех живых лягушек и, одновременно, подвергался удару электрического тока. Именно благодаря такой жестокости в эксперименте Лэндиса удавалось вызывать подлинные эмоции.
На протяжении всего эксперимента испытуемых фотографировали. Чтобы облегчить объективное измерение мимических реакций, основные группы мышц лица обводились углем. Это позволяло впоследствии - на фотографиях - измерять смещения, которые происходили при различных эмоциональных состояниях в результате сокращения мышц.
Однако попытки установить, какие группы мышц участвуют в выражении отдельных эмоциональных состояний, дали отрицательные результаты. Вопреки ожиданиям оказалось невозможным найти мимику, типичную для страха, смущения или других эмоций (если считать типичной мимику, характерную для большинства людей).
Следует подчеркнуть, что типичные мимические корреляты эмоций не были найдены не только для ситуаций, которые классифицировались как вызывающие страх, смущение и т.д., но и для тех эмоциональных состояний, которые определялись так самими испытуемыми, то есть для тех случаев, когда они утверждали, что испытывали страх, отвращение и т.п.
Вместе с тем было установлено, что у каждого испытуемого есть некоторый характерный для него набор мимических реакций, повторяющихся в различных ситуациях: закрывать или широко раскрывать глаза, морщить лоб, открывать рот и т.д.
Такие результаты противоречили результатам других исследований (аналогичных по цели, но не по методу работы), а также житейскому повседневному опыту.
В некоторой степени причину такого несоответствия другим исследованиям объясняют данные дополнительных опытов, проведенных Лэндисом с тремя из его испытуемых. Он просил их попытаться изобразить некоторые эмоции, испытанные ими в эксперименте (религиозные чувства, отвращение, страх и т.д.). Оказалось, что мимическая имитация эмоций соответствовала общепринятым формам их внешнего отражения, но совершенно не совпадала с выражением лиц тех же самых испытуемых, когда они переживали подлинные эмоции.
Таким образом, как подчеркивает Рейковский, следует различать общепринятую, конвенциональную, мимику как признанный способ выражения эмоций и спонтанное проявление эмоций. Представление о том, что по выражению лица можно судить об испытываемых человеком эмоциях, верно, если оно относится к конвенциональным мимическим реакциям, к тому своеобразному языку мимики, которым пользуются люди для преднамеренного сообщения о своих установках, замыслах, чувствах. Возможно, что это представление верно и в отношении спонтанной мимики, но при условии, что имеются в виду хорошо знакомые люди. Когда нам приходится долго общаться с человеком, мы узнаем, что такое-то выражение лица означает у него раздражение, тогда как другое восторг Помимо общего языка эмоций, необходимо знать еще язык индивидуальный, то есть язык мимики конкретного человека, но обычно мы постигаем язык эмоций только близких нам людей.
Такая индивидуальная специфика может быть как более, так и менее выраженной. Так, например, в группе из 12 испытуемых Колмен выделил только двух, у которых мимика была выразительной и обнаруживалась устойчивая связь между эмоциями и их выражением. Что касается движений всего тела — пантомимики, то здесь удалось выявить одну отчетливую комплексную реакцию, возникающую в ответ на сильный внезапный раздражитель (прежде всего звуковой) - это так называемая реакция вздрагивания (startle pattern).
С.Л. Рубинштейн, давая определение аффекту, как одному из видов эмоций, прямо говорит о его выраженности в поведении. «Аффект - это стремительно и бурно протекающий, эмоциональный процесс взрывного характера, который может дать неподчиненную сознательному волевому контролю разрядку в действии. Именно аффекты по преимуществу связаны с шоками - потрясениями, выражающимися в дезорганизации деятельности». Автор подчеркивает, что такое «сильное душевное волнение» сказывается не только на элементарной моторике, но и активно влияет на собственно действия. Аффективное состояние выражается в заторможенности сознательной деятельности. Такая заторможенность проявляется не только в действиях, но и не в меньшей степени в речи человека. Рассмотрим это явление в следующей главе.
А.Н. Леонтьев замечает, что одна из особенностей аффектов состоит в том, что они возникают в ответ на уже фактически наступившую ситуацию и в связи с этим происходит образование специфического опыта - аффективных следов. Смысл их заключается в том, что человек, мысленно возвращаясь к событию, вызвавшему состояние аффекта, переживает аналогичные эмоции.
Такие аффективные следы («аффективные комплексы») «обнаруживают тенденцию навязчивости и тенденцию к торможению». Действие этих противоположных тенденций четко обнаруживается в ассоциативном эксперименте. Метод ассоциативного эксперимента используется в разработанном К.Г. Юнгом способе диагностики прошедшего состояния аффекта. Психологи школы Юнга установили, что аффект, прежде всего, нарушает нормальное течение ассоциаций, и при сильном аффекте ассоциации обычно резко задерживаются.
Это явление использовалось для выявления причастности подозреваемого к преступлению. Преступление всегда связано с сильным аффектом, который у лиц, совершивших его (особенно впервые), принимает очень острый характер. Как справедливо отмечает А.Р. Лурия, «трудно предположить, чтоб от этого аффекта преступления в психике совершившего его человека не осталось никаких следов. Наоборот, многое убеждает нас в том, что психические следы после каждого преступления остаются в весьма заметной форме».
Задачи экспериментальной диагностики причастности к преступлению сводятся к тому, чтобы суметь вызвать искомые аффективные следы и, с другой стороны, суметь их объективно проследить и зафиксировать. Обе эти задачи и осуществлялись в методе ассоциативного эксперимента. Этот метод состоит в том, что испытуемому предъявляется какое-нибудь слово, на которое он должен ответить первым словом, пришедшим ему в голову. В обычных случаях испытуемый легко отвечает своим словом на предъявленное ему. Это ответное слово всегда оказывается соответствующим особым ассоциативным законам и обычно не является случайно подобранным.
Дело резко меняется, когда испытуемому предъявляется слово, возбуждающее у него то или иное аффективное воспоминание, тот или иной аффективный комплекс. В этом случае ассоциативный процесс резко тормозится. Испытуемому или приходит в голову сразу много ответных слов, которые путают его обычный ход ассоциаций, или же ничего не приходит в голову, и он долго не может дать требуемой от него ассоциативной реакции. Если же он эту реакцию все же дает, то сразу можно заметить ее своеобразную нарушенность: она проходит с заминками, многословием и сама ее форма часто бывает более примитивна, чем обычно.
А.Р. Лурия объясняет это тем, что «словесный раздражитель может провоцировать связанные с ним аффективные состояния, и эти аффективные моменты извращают дальнейший ход ассоциаций. Если мы имеем перед собою преступника, аффективные следы которого мы хотим вскрыть с помощью этого метода, мы поступаем следующим образом. Подробнейшим образом изучив по материалам следствия ситуацию преступления, мы выбираем из нее те детали, которые, по нашему мнению, достаточно тесно с ней связаны и вместе с тем пробуждают аффективные следы только у причастного к преступлению, оставаясь для непричастного совершенно безразличными словами».
После разработки группы таких критических слов, их распределяют среди большего количества других слов, не имеющих отношения к преступлению. Далее испытуемому предъявляются одно за другим слова из полученного общего списка в качестве «слов-раздражителей». Испытуемый должен сразу отвечать любым первым пришедшим ему в голову словом.
Экспериментатор записывает данный ответ и регистрирует в десятых долях секунды время, затраченное на этот ассоциативный процесс. В обычных случаях получается уже описанная выше картина: при предъявлении критических раздражителей ассоциативный процесс резко тормозится и сам ответ носит следы аффективной дезорганизации.
А.Р. Лурия приводит пример ассоциативного эксперимента, в котором в число слов-раздражителей включены следующие, входящие в ситуацию преступления слова: деньги, вентилятор, окно, сосед, ломать, инструмент. (Преступление заключалось во взломе решетки на окне с помощью инструментов и краже вентилятора с последующей продажей его соседу). Вот некоторые выдержки из протокола опыта, показывающие, как протекали реакции на предъявляемые слова:
15. Праздник - 2,2" - идет.
16. Звонить - 2,2" - телефон.
17. Ложка - 2,0" - лежит.
18. Деньги 4,2" - серебряные.
21. Булка - 2,2" - пшеничная.
26. Вентилятор - 5,0" - не знаю.
27. Фуражка - 3,6" - черная.
28. Окно - 4,2" - большое.
32. Сосед - 9,2" - как?... сосед?... забыл соседей-то?..
33. Ломать - 25,0" - ломать?... чего ломать-то?
43. Пьяный - 3,4" - бежит.
44. Инструмент - 20,0" - инструмент... не знаю, инструмент... как уже это сказать... не знаю... инструмент... стоит!..
Из приведенного отрывка видно, что реакции на раздражители, относящиеся к преступлению, не только протекают с резким замедлением, но и характеризуются иногда заметными нарушениями и самого процесса речевой реакции (№№ 26, 32, 33, 44).
А.Р. Лурия, отмечая достоинства этого метода, задается вопросом: «что же делается в том периоде, в течение которого испытуемый молчит и еще не дает нам ответа, каковы механизмы, которыми испытуемый доходит до ответа, насколько этот процесс является напряженным, аффективно возбужденным - все это выпадает из возможностей простого ассоциативного эксперимента».
Для решения этого вопроса автор предлагает «соединить эти скрытые процессы с каким-нибудь одновременно протекающим рядом доступных для непосредственного наблюдения процессов поведения, в которых внутренние закономерности и соотношения находили бы себе отражение».
Здесь мы вынуждены вернуться к теме предыдущей главы, так как, следуя за логикой А.Р. Лурия, приходим от ассоциативного (речевого) эксперимента Юнга к методике сопряженной моторной реакции. Для того чтобы выявить скрытые при ассоциативном процессе механизмы, Лурия связывает словесный ответ с нажимом руки, регистрируемым очень точным способом. Оказывается, что состояние моторной сферы очень точно отражает эмоциональное состояние испытуемого и дает объективную характеристику структуры протекающей реакции.
Регистрируя показания прибора, реагирующего на нажатие руки, в виде графика, Лурия обнаружил, что «мы получаем полную возможность объективно отличить нормальную, индифферентную реакцию (хотя бы и несколько замедленную) от реакции аффективной, конфликтной, обнаруживающей следы некоторого возбуждения. Дело в том, что моторная реакция, сопряженная с нормальным ассоциативным процессом, протекает обычно совершенно правильно и представляет собою простой правильный нажим; моторика же аффективного процесса всегда дает нам признаки резкого возбуждения: кривая нажима становится конфликтной, изломанной, покрытой резкими дрожательными движениями. Наличие этих симптомов уже является достаточным признаком аффективности реакции».
Говоря о проявлении других эмоций в речи, следует отметить, что в состоянии эмоционального возбуждения обычно возрастает сила голоса, а также значительно изменяются его высота и тембр.
Рассматривая вопрос о соотношении врожденного и приобретенного в выражении эмоций голосом Я. Рейковский говорит, что врожденными механизмами обусловлены такие проявления, как изменение силы голоса (при изменении эмоционального возбуждения) или дрожание голоса (под влиянием волнения). «При усилении эмоционального возбуждения возрастает количество функциональных единиц, актуализированных к действию, что оказывает влияние на усиление активации мышц, участвующих в голосовых реакциях».
Иногда сильное возбуждение может, наоборот, проявляться в уменьшении силы голоса (человек «шипит от ярости»). Эта форма является следствием сочетания врожденной тенденции к усилению голоса под влиянием эмоций и приобретенной способности не издавать слишком сильных звуков.
Ссылаясь на наблюдения Вудвортса и Шлосберга Я. Рейковский замечает, что отдельные интонационные колебания высоты тона голоса могут охватывать целую октаву. Неоднократно предпринимались попытки выявить при помощи звукозаписи вызываемые эмоциями изменения голоса. Однако в виду множества факторов, от которых зависят особенности записи, эти попытки до сих пор не увенчались успехом.
Поэтому, говоря о возможностях определения переживаемых эмоций по голосу, его тембру и интонации необходимо учитывать (как и в ситуации с мимикой и поведением) индивидуальные особенности испытуемого. Об объективности такого определения можно говорить, только если мы хорошо знаем особенности речи данного человека при переживании им различных эмоций.
Методы, используемые для определения эмоций на этом уровне позволяют отслеживать фоновое эмоциональное состояние испытуемого. Реакции вегетативной нервной системы (ВНС) на испытываемые эмоции человеку труднее контролировать, чем свою речь и поведение. В качестве коррелятов эмоций на вегетативном уровне используются изменения пульса, учащение сердцебиения, дыхания, изменение диаметра зрачка, электрического сопротивления кожи (кожно-гальваническая реакция).
Испытываемые человеком эмоции вызывают, как говорит В.К. Вилюнас, «активацию нервной системы и, прежде всего, вегетативного отдела, что в свою очередь приводит к многочисленным изменениям в состоянии внутренних органов и организма в целом. Характер этих изменений показывает, что эмоциональные состояния вызывают либо мобилизацию органов действия, энергетических ресурсов и защитных процессов организма, либо, в благоприятных ситуациях, его демобилизацию, настройку на внутренние процессы и накопление энергии». Это и объясняет изменение показателей, перечисленных выше.
Ч. Дарвин при анализе выражения эмоций у человека замечает, что «если движения (или изменения) какого бы то ни было рода неизменно сопровождают какие-либо душевные состояния, мы сразу же усматриваем в них выразительные движения. К ним могут быть отнесены поднятие волос дыбом, выступание пота, изменение капиллярного кровообращения, затрудненное дыхание и голосовые или иные звуки. У человека дыхательные органы имеют особо важное значение в качестве средства не только прямого, но в еще большей степени косвенного выражения эмоций». Дарвин также
подчеркивает, что «из всех выражений покраснение от стыда, по-видимому, является наиболее специфической особенностью человека, и притом оно свойственно всем или почти всем человеческим расам независимо от того, заметно ли или незаметно изменение цвета их кожи».
В современной науке при определении эмоций в большей степени используются именно методы, основанные на реакции ВНС. Наиболее ярким примером может служить применение «детектора лжи», который используется не только в спецслужбах, но и в некоторых коммерческих организациях. Детектор регистрирует изменения глубины и скорости дыхания, измеряет давление и регистрирует изменения в потоотделении.
Зарегистрировав изменения в указанных показателях, мы можем заключить, что человек испытывает некоторые эмоции, но мы не имеем достаточных данных, чтобы указать, какую конкретно эмоцию переживает испытуемый.
Таким образом, исследование эмоций на вегетативном уровне также не обеспечивает объективности.
Биохимический метод определения эмоций также является косвенным. Он связан с гормональной деятельностью организма, которая обеспечивает физиологические реакции человека на испытываемые эмоции. Метод основан на анализе взятых у испытуемого физиологических жидкостей (кровь, моча). По содержанию в них соответствующих гормонов определяют, насколько сильным эмоциям был подвержен испытуемый. Из сказанного видно, что, учитывая точные количественные измерения, этот метод является достаточно надежным. К его недостаткам можно отнести то, что он не позволяет отслеживать происходящие в организме испытуемого изменения, связанные с эмоциями, в фоновом режиме. Требуется некоторая дискретность в измерениях.
Также следует отметить, что этот метод не позволяет определить, какую именно эмоцию переживает испытуемый.
Сравнив рассмотренные методы изучения проявлений эмоций, можно заметить, что наиболее убедительными и функциональными представляются методы, основанные на выделении поведенческих (в том числе мимических) и речевых (в том числе голосовых) признаках испытываемых эмоций. В еще большей степени убедительно выглядит метод определения эмоций по реакции ВНС.
Эти методы, в отличие от исследования субъективной оценки эмоций и биохимического метода позволяют оценить эмоциональные процессы и состояния в так называемом «реальном масштабе времени», то есть непосредственно в момент протекания эмоции. Также эти методы привлекательны тем, что исключают необходимость участия испытуемого в процессе выявления признаков эмоции.
Тем не менее, полагаю, что экспериментатор, выбравший какой-либо один из понравившихся методов коррелирования эмоций, будет заблуждаться относительно того, какую именно эмоцию переживает его испытуемый. Ни один из методов, будучи примененным, так сказать дифференцированно, не может дать объективных данных на этот счет.
Поэтому считаю, что во избежание ошибок, или, во всяком случае, для значительного снижения их вероятности, для объективного определения конкретной эмоции следует обращать внимание на признаки проявления эмоций на нескольких уровнях одновременно. Например, следить за жестикуляцией и отслеживать интонации голоса или обращать внимание на учащенное дыхание и в то же время наблюдать за мимикой испытуемого.
Ведь даже операторы детектора лжи, уверяя испытуемого в «непогрешимости» своего аппарата и определяя загаданную карту, используют зачастую крапленую колоду. А также, по их же признаниям, при дальнейшей работе с тестируемым на детекторе, будучи опытными психологами, больше полагаются на свои наблюдения за речевыми и поведенческими признаками проявления эмоций.
1. Рубинштейн С. Л. «Различные виды эмоциональных переживаний», Москва, изд-во МГУ, 1984
2. Леонтьев А.Н. «Эмоциональные процессы», Москва, изд-во МГУ, 1984
3. Вилюнас В.К. «Основные проблемы психологической теории эмоций», Москва, изд-во МГУ, 1984
4. Рейковский Я. «Экспериментальная психология эмоций», Москва, изд-во Прогресс, 1979
5. Лурия А.Р. «Диагностика следов аффекта», Москва, изд-во МГУ, 1984
6. Дарвин Ч. «Выражение эмоций у человека и животных», Москва, изд-во Просвещение, 1977
7. Экман П. «Психология лжи», Санкт-Петербург, изд-во Питер, 2000
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.psychology-online.net/