СЕВЕРНЫЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ГОЛОВНИН: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Филологический факультет

Специальность японский язык

Группа Я-71

Выполнила Скряга Е.Н.

Принял Василёв А.К.

МАГАДАН

2000

ОГЛАВЛЕНИЕ

I Япония и иностранные державы на Дальнем Востоке в конце 18 – начале 19 в.
II История

1. Краткая биография В.М Головнина.

2. Путешествие на шлюпе «Диана», исследование Курильских островов.

3. В плену у Японцев.

4. Заметки о японском государстве, народе.

Ш Современность

Длительная изоляция Японии от внешнего мира никогда не была полной регулярная, хотя и строго регламентированные сёгунатом связи поддерживались с голландскими и китайскими купцами. Торговля полностью монополизировалась чиновниками бакуфу. В то же время сёгунский дом и императорское окружение регулярно отправляли снабжённые особыми разрешениями на плавание за пределами страны корабли для торговли в странах Юго-Восточной Азии. Сёгунат через самураев, изучавших язык иностранцев, а с 50-х годов 19 в. через штат чиновников, знавших голландский язык и переводивших материалы, книги, которые регулярно привозили голландские корабли, получал сведения о западном мире.

С начала 18 в. в Японию доходят сведения о выходе соседней России на берега Тихого океана и её активной деятельности по освоению этого района.

Первое десятилетия 17 в., когда Япония вступила в полосу длительной изоляции и её жителям было запрещено совершать далёкие плавания, стали как раз временем, когда русские в процессе присоединения Восточной Сибири к российским владениям вышли к Охотскому морю. Походы Ермака, Пояркова,
Москвитина, Дежнёва, Атласова, Хабарова, мореплавания на Тихом океане привели ко многим открытиям. На русских картах 17 в. были нанесены
Татарский пролив и отмечено островное (а не полуостровное, как считалось ранее) положение Сахалина в 1697 г. после похода Атласова к России была присоединена Камчатка, и в первой четверти 18 в. началось обследование
Шантарских (открытых в 1645 г ), Караганского, и Курильских островов .
Большая часть Курильских гряды была картографирована в результате нескольких экспедиций, возглавленных русскими исследователями – И.П.
Козеревским, Ф.Ф. Лужиным и др. Результаты обследования содержали также описание айнского населения Курил, а также сведения о Японии. В ходе обследования северо-западной части Тихого океана русские мореплаватели в
1732 г. высадились на Американском континенте; продолжались также поиски путей в Японию. В июне 1739 г. экспедиция М. Шпанберга и В. Вальтона впервые подошла к Северо-восточному побережью о. Хонсю и затем высадилась на Восточном побережье о. Эдзо (Хоккайдо).

Несмотря на дружественные контакты с местным населением, экспедициям установить торговые отношения с Японией не удалось. Бакуфу подтвердило своё неуклонное следование политике изоляции выпуском новой инструкции о насильственным мерах в отношении иностранных кораблей (1739 г.)
Экономическое развитие дальневосточных владений России, их хозяйственная деятельность содействовали продолжению исследований Охотского моря и северо- западной части Тихоокеанского бассейна. В 1742 г. А. Шельтинг уточнил островное положение Сахалина, который был изображён островом в составленной в 1745 г. первой научной карте Восточной Азии, вошедшей в «Академический атлас России». Приоритет открытия и изучения Сахалина и Курильских островов принадлежит русским исследователям, с первой половины 17 в. осуществлявшим планомерное, систематическое их обследование и заселение. Во второй половине 18 в. русские поселения существовали о-вах Парамушир, Шуншу,
Симушир, Уруп и Итуруп.

Созданная в 1799 г. Российско-Американская торговая компания унаследовала от действовавшей ранее компании купцов Шелехова и Голикова обширные обследованные территории, где были русские поселения (Курильские о- ва, Сахалин, Алеутские о-ва, Западное побережье Северной Америки от Аляски до Калифорнии).

Попытки исследования о-вов Южно – Курильской гряды со стороны Японии относится к значительно более позднему периоду (80-ые г. 18 в.) и выглядят на фоне русских исследований 17-18 вв. единичными. Но, высаживаясь в конце
18 – начале 19 вв. на Курильских о-вах, японцы ломали пограничные знаки, вытесняли русских поселенцев применяя угрозу и силу.

Русское правительство стремилось наладить контакты с тихоокеанским соседом. В 1792 – 93 гг. с целью установления с Японией официальных торговых отношений была отправлена экспедиция А. Лаксмана. Хотя пребывание русских было ограничено о. Эдзо, Лаксман был принят как официальный представитель и получил письменное разрешение на прибытие в Нагасаки одного русского корабля в год. Это было значительным успехом – впервые за все годы
«закрытия» страны русские получили права, одинаковые с голландцами, монополизировавшими торговлю с Японией. Однако русское правительство в течение 12 лет не воспользовалось разрешением на торговлю. Прибывшему в
Нагасаки осенью 1804 года посольству Н.П. Резанова (вместе с первой русской кругосветной экспедицией Крузенштерна) было отказано даже в переговорах.
Неудача постигла и последующие русские экспедиции 1806-1807 гг.

Причиной этого являлась правительственная политика в отношении иностранцев. Кроме того, усилились агрессивные действия японских чиновников и купцов, захвативших в эти годы рыболовные участки на Кунашири и превративших остров в базу постоянных набегов на русские поселения на Южно
– Курильских о-вах. Местное айнское население было обложено налогами, сбор которых проводился японцами с особой жестокостью и не раз приводил к столкновениям между туземцами и купцами. В 1789 г. вспыхнуло восстание айнов на Кунашире, было убито более 70 японцев, сопротивление местного населения удалось подавить лишь благодаря военной помощи феодального княжества Мацумаэ, отправившего на Кунашир 30 судов.

Осенью 1806 года с целью обследования и укрепления русских поселений на Курилах и Сахалине, а так же снабжение их продовольствием была отправлена экспедиция лейтенанта Н.А. Хвостова и мичмана Г.И. Давыдова.
Они пытались восстановить пограничные знаки на островах, освободить айнов от японской кабальной зависимости. Это привело к конфликту с японцами. За самовольное нарушение правительственных инструкций о сугубо мирном развитии взаимоотношений с тихоокеанским соседом против Хвостова и Давыдова было возбуждено следствие комиссией военного суда. В качестве наказания им аннулировали награды за проявленные в войне со Швецией храбрость и мужество.

Неудачной была и экспедиция капитана-лейтенанта В. М. Головнина с целью обследования Шантарских и Курильских островов. 11 июля 1811 г. на
Южном побережье Кунашира он с группой русских моряков был вероломно захвачен японцами и пробыл в японском плену на о-ве Здзо более двух лет.

Трудно найти в истории другого мореплавателя, который мог бы сравниться с В.М. Головниным по широте своего образования и многогранности деятельности. Он был мореплавателем и учёным, историком и географом, экономистом и лингвистом, кораблестроителем и навигатором, этнографом и теоретиком военного морского флота, философом и литератором, государственным и общественным деятелем. Для него были характерны трезвый аналитический ум, глубокое проникновение в сущность явлений, целеустремлённость и несгибаемость воли в достижении поставленной цели.

В.М. Головнин родился 8.04.1776 г. в не богатой дворянской семье в д. Гулынки Пронского уезда Рязанской губернии. Происходил из старинного дворянского рода, ведущего своё начало с 17 в. В роду Головнина бережно хранились реликвии о боевых подвигах предков, и ими очень гордились. Это повлияло на определение жизненного пути В.М. Головнина. В 1788 поступил в
Морской кадетский корпус, находившийся в Петербурге. В мае 1790 года
Головнин, произведённый в гардемарины, назначается на линейный корабль «Не тронь меня». Своё первое боевое крещение получил в этом же году во время войны России со Швецией. В 1792 г. он должен был закончить морской корпус, но к этому времени ему ещё не исполнилось 17 лет, и поэтому «за малолетством» его оставили в корпусе ещё на один год. Это сыграло в жизни будущего мореплавателя важную роль: он полностью отдался изучению гуманитарных наук и иностранных языков. После окончания Морского кадетского корпуса он добился назначения на военный транспорт, отправлявшийся в
Стокгольм с русским послом С.П. Румянцевым. В 1798 году его назначили флаг- офицером на эскадру вице-адмирала М.К. Макарова, где он в том числе исполнял и обязанности адъютанта и переводчика.

Головнин блистательно исполнял свои обязанности на кораблях, проявляя находчивость и сообразительность. В апреле 1799 года он был произведён в лейтенанты. За это время значительно расширился его кругозор, молодой офицер обогатился знаниями разговорного английского языка, опытом ведения дипломатических переговоров. В 1802 году, когда потребовалось послать 12 лучших офицеров на английский флот для морской практики, в их числе оказался и В.М. Головнин. Когда он отправился в Англию, ему уже исполнилось
26 лет, за его плечами – опыт плавания на разных кораблях и в разных должностях. В 1805 году отправился в Вест – Индию. В этом плавании получил новые яркие впечатления и расширил свой географический кругозор.

За время службы на английском флоте Головнин обогатил свои познания в различных областях. И когда через несколько лет ему довелось руководить экспедицией, приобретённый опыт и познания очень пригодились.

Русское правительство решило направить шлюп «Диана» в кругосветную экспедицию, главной целью которой были географические открытия в северной части Тихого океана, преимущественно в пределах России. Ему было также поручено доставить разные материалы в Охотск. Начальником кругосветной экспедиции назначили Головнина, хотя он был тогда всего-навсего лейтенантом. В истории русского флота не отмечено такого факта, чтобы лейтенанту доверили командование кораблем, коль «скоро надлежало плыть далее пределов Балтийского моря. Однако ж по уважению к опытности и познаниям Головнина морское министерство отступило от этого общего правила»,- писал Ф. Врангель.
Адмиралтейский департамент снабдил Головнина специальной инструкцией, излагавшей основные методы научных исследований. Эта инструкция предписывала командиру «Дианы» делать подробные описания земель и островов, не отмеченных на карте, определять их координаты, производить тщательные промеры и т. п. При плавании в районе дальневосточных владений России предлагалось определить возможность постоянного судоходства и собрать сведения о климате и экономике тех мест, «кои пристанищем служить могут».
Наконец инструкция обязывала собирать сведения, касающиеся военно-морского искусства посещаемых стран. При этом подчеркивалось, что интерес могут представлять не только данные, имеющие непосредственное отношение к морскому искусству, но и все новое, полезное, любопытное, служащее к распространению «познаний человеческих во всех частях».
В связи со всеми этими указаниями Адмиралтейский департамент обращал особое внимание: на тщательное ведение журнала. «Польза всякого путешествия, - говорилось в инструкции, - состоит в замечании всего, что случится видеть нового и полезного. Для таковых замечаний должны вы вести журнал путешествия вашего».
Таким образом, перед экипажем «Дианы» были поставлены серьезные задачи.
Несмотря на молодость и сравнительно небольшой опыт, В. М. Головнин, как начальник экспедиции, проявил удивительную предусмотрительность. Он неустанно следил за снаряжением и оснащением «Дианы», под его руководством русские мастера обычный транспорт-лесовоз превратили в шлюп — небольшой трехмачтовый парусный корабль.
Большое внимание начальник экспедиции обратил на изучение навигационных характеристик различных морей и океанов, портов и гаваней, бухт и заливов, лежащих на пути намеченного маршрута. Корабль был оснащен всеми доступными для того времени инструментами и приборами для навигационных и астрономических наблюдений, для проведения различных исследований. Не забыл командир и о корабельной библиотеке, которую составили из трудов мореплавателей, лоций и «лексиконов» — английского, французского и голландского словарей.
Первостепенное значение Головнин придавал обеспечению путешествия наиболее точными картами, хотя вместе с тем говорил, что к ним нужно относиться критически. «При выборе морских карт, - писал он, - надобно быть отменно осторожным, а особливо в Англии, не должно верить надписям: вернейшая, точнейшая, новейшая... Самые несправедливые, наполненные величайшими, непростительными погрешностями карты с такими надписями продаются в
Лондоне, которых все достоинство состоит только в одной гравировке».
Заботясь о добротном оснащении экспедиции, Головнин великолепно понимал, что судьба ее в конечном счете будет решена людьми — офицерами и матросами.
Экипаж корабля, состоявший из пятидесяти пяти матросов, семи офицеров и трех гардемаринов, был подобран самим командиром. Помощником капитана был назначен высокообразованный и хорошо подготовленный во всех отношениях храбрый лейтенант П. И. Рикорд, с которым Головнина связывали узы сердечной дружбы со времени их совместной учебы в морском корпусе.
Штурманская часть была возложена на способного и знающего свое дело офицера А. И. Хлебникова. Экипаж хорошо осознавал огромное значение экспедиции и свой долг перед родиной.
Были заготовлены продовольствие, медикаменты, комплекты обмундирования с учетом климатических условий в различных широтах Мирового океана. Головнин использовал опыт и советы И. Ф. Крузенштерна, который во время первого русского кругосветного путешествия не потерял ни одного человека. Это было уникальным явлением в истории мореплавания.
Но вот закончены все приготовления, и 25 июля 1807 г. «Диана» снялась с якоря, тепло провожаемая военными моряками и жителями Кронштадта.
Сразу же после выхода из Кронштадта «Диану» встретила ненастная погода: порывистый ветер и шторм. Шлюп успешно выдержал испытание - ни такелаж, ни паруса его не пострадали. Высокую подготовленность и выносливость проявили матросы: «сей случай мне показал, что матросы наши весьма проворны и исправны в своем ремесле»,- отмечал Головнин. За добросовестное и ревностное выполнение своих служебных обязанностей все нижние чины получили денежное вознаграждение. Борьба со штормом в начале плавания укрепила сплоченность офицеров и матросов «Дианы». Василий Михайлович не сомневался, что с такими моряками будут преодолены любые трудности дальнего похода.
Утром 7 августа «Диана» бросила якорь на рейде Копенгагена. Русских моряков удивило Множество английских военных кораблей, стоящих перед столицей Дании. Выяснилось, что англичане требовали передать им весь датский флот из опасения, как бы Наполеон не использовал его в своих целях.
Однако Дания, стремившаяся сохранить нейтралитет, отвергла это требование.
Тогда англичане без объявления войны вероломно напали на Копенгаген.
Датское правительство покинуло столицу, но патриоты решили дать отпор иноземным захватчикам. Решимость датского народа отстоять свою независимость и его борьба против превосходящих сил вызвали восхищение
Головнина и всех его офицеров и матросов. Командир «Дианы» понимал, что и без того сложная международная обстановка быстро ухудшается, что на пути корабля возникнет немало препятствий. 1, 6 сентября, на сорок пятые сутки,
«Диана» вошла в Портсмут, где предстояло закупить свежий провиант, водку, ром и свинец. По договоренности с английским правительством Торговый департамент был обязан снабдить «Диану» всем необходимым. Но к этому времени русско-английские противоречия обострились. Дипломатические отношения между Россией и Англией были прерваны в связи с тем, что русское правительство присоединилось в соответствии с условиями Тильзитского договора к континентальной блокаде. Английские таможенные чиновники чинили всевозможные препятствия русским в приобретении предметов первой необходимости и продовольствия, в частности, рома, который использовался тогда в качестве противоцинготного напитка.
В этой обстановке командир «Дианы» проявил изумительную гибкость и осторожность. Предвидя неизбежность войны между Россией и Англией,
Головнин, чтобы обезопасить судно от захвата в качестве военного трофея, выхлопотал у английского правительства паспорт, удостоверявший, что «Диана» предпринимает плавание с научными целями. Было также дано разрешение на беспошлинный отпуск напитков, хотя таможенные чиновники все же попытались и после этого чинить всякие препятствия. «Все путешественники,— пишет
Головнин,— до оного бывшие в Англии, все купцы, как подданные британской короне, так и иностранные, знают, что подлее, бесчестнее, наглее, корыстолюбивее и бесчеловечнее английских таможенных служителей нету класса в целом свете».
После двухмесячной стоянки в Портсмуте «Диана» 1 ноября покинула порт и взяла курс к восточному берегу Южной Америки. Головнин ввел разумную экономию в расходовании продовольствия и разработал меню с учетом климатических условий в различных районах Мирового океана, через которые проходила «Диана». Во время стоянки в гаванях матросы получали свежее мясо, овощи, фрукты. Зная, что пиво хорошо предохраняет от цинги, Головнин сделал большие запасы этого напитка. На корабле поддерживался образцовый порядок, чистота. Офицеры внимательно следили за состоянием здоровья матросов, их питанием, соблюдением режима дня. Благодаря принятым мерам на шлюпе в течение всего плавания почти никто не болел.
9 января 1808 г. «Диана» бросила якорь у берегов Бразилии в большой гавани острова Санта-Катарина (Св. Екатерины). Здесь за время десятидневной стоянки экипаж пополнил запасы свежей провизии и пресной воды. Пока производился ремонт шлюпа и грузилось продовольствие, были сделаны астрономические наблюдения, определены географические координаты острова, подробно описаны гавань и укрепления крепости, определены глубины рейда.
«Сей порт, - писал Головнин, - есть один из самых безопаснейших в целом свете; он способен вместить величайший военный и торговый флот». Однако укрепления бразильского порта, принадлежавшего, как и вся Бразилия, португальцам, находились в самом запущенном состоянии. Солдаты гарнизона были плохо одеты, ружья у часовых покрыты ржавчиной.
Покинув остров Санта-Катарину 26 января, «Диана» миновала устье реки Ла-
Платы, а 12 февраля обогнула мыс Горн и вступила в воды Тихого океана.
Здесь мореплавателей встретил сильный шторм. Вода стала проникать внутрь корабля. Более двух недель команда «Дианы» мужественно боролась с разбушевавшейся стихией. Матросы выбились из сил, у многих появились признаки цинги. Пробиться в Тихий океан было очень трудно.
В. М. Головнин, зная, что в высоких широтах Атлантического океана в это время господствуют западные ветры, с которыми «Диана» успешно могла бы дойти до мыса Доброй Надежды, решил изменить ранее намеченный курс.
27 февраля «Диана» прошла мимо островов Тристан-да-Акунья, а на рассвете
18 апреля русские моряки увидели берега мыса Доброй Надежды. Через два дня шлюп вошел в Сай-монстаун, принадлежавший англичанам. Несмотря на то что
«Диана» имела специальное разрешение английского правительства, командующий английской эскадрой вице-адмирал Барти, объявив В. М. Головнину о войне, начавшейся между Россией и Англией, задержал русский корабль до получения соответствующего распоряжения из Англии.
Василий Михайлович все же сумел использовать более чем годовое пребывание у мыса Доброй Надежды для описания этих мест. Основываясь на литературных источниках и личных наблюдениях, он дает всестороннюю географическую характеристику этого района, занятий и быта населения, условий мореплавания и стоянки судов.
Запасы продовольствия на «Диане» подходили к концу, а адмирал Барти отказался снабдить русских провизией. Он предложил Головнину выслать матросов для работы на английских кораблях, за что обещал кормить русских моряков. Головнин отверг требования английского адмирала, унижающие русского человека.
«Когда я уверился, - пишет он, - что по сему делу между англичанами и мною справедливость на моей стороне, тогда я решился, не теряя первого удобного случая, извлечь порученную мне команду из угрожавшей нам крайности» — то есть самовольно уйти из залива.
Выполнение этого решения было сопряжено с огромными трудностями и опасностями. «Диана» стояла в глубине залива около английского адмиральского корабля «Прозерпина» и была окружена другими судами.
Необходимо было выждать благоприятный случай.
Готовясь к рискованному предприятию, В. М. Головнин занялся изучением направления ветров у берегов и в открытом океане; для этой цели он неоднократно выходил на шлюпке в море. На основании многочисленных опытов он установил, что если в заливе Фолс-Бей, где стояла «Диана», дует северо- западный или западный ветер при ясной или облачной, но сухой погоде, то в открытом океане в это же время бывают ветры юго-западного, южного или даже юго-восточного румбов. На основании этого Головнину удалось точно определить момент для осуществления своего смелого замысла.
16 мая подул сильный северо-западный ветер, а с наступлением сумерек налетел шквал, стало совсем пасмурно. Корабли английской эскадры к этому времени не были готовы к выходу в море. Капитан «Дианы» велел поставить штормовые паруса, шлюп снялся с якоря. Тотчас же со стоявшего недалеко английского судна дали знать на вице-адмиральский корабль о действиях русских, но «Диана» уже успела выйти в открытое море и взяла курс на
Камчатку. «Таким образом кончилось наше задержание, или, лучше сказать, наш арест на мысе Доброй Надежды, продолжавшийся один год и 25 дней»,- пишет
Головнин в своей книге.
Учитывая, что плавание будет продолжительным, Головнин позаботился о сохранении здоровья моряков и строжайшей экономии продовольствия и пресной воды.
Не выпустил из виду капитан и научные задачи. Штурману Хлебникову поручалось в конце вахты записывать, «какие были видны птицы, морские животные или растения, а также означать градусы на термометре и состояние барометра, все феномены и метеоры вносить в журнал». Все это исполнялось в точности, вахтенный журнал наполнялся свежими сведениями об океане и землях, которые довелось посетить русским морякам.
«Диане» надо было торопиться, чтобы прийти на Камчатку до наступления зимы. Экипаж получал лишь две трети обычного рациона, но никто не роптал, моряки неутомимо выполняли свой долг. Более двух месяцев шла «Диана» по бурному океану, борясь со штормами и встречными ветрами. Наконец на рассвете 26 июля мореплаватели увидели землю. Это был остров Тана - один из островов Новогебридского архипелага.
С небольшой группой моряков командир «Дианы» отправился на берег.
Островитяне охотно отдавали плоды в обмен на гвозди, топоры и всевозможные украшения, вроде бисера, помогали русским переносить дрова и бочонки с водой к берегу.
31 июля приготовления к дальнейшему плаванию были закончены и «Диана» снялась с якоря.
Плавание «Дианы» продолжалось. В полдень 23 сентября 1809 г. «ко всеобщей нашей радости увидели мы камчатский берег,— писал Головнин.— Берег, принадлежащий нашему отечеству! И хотя он от С.-Петербурга отдален на 13000 верст, но со всем тем составляет часть России... Радость, которую мы чувствовали при воззрении на сей грозный дикий берег, представляющий природу в самом ужасном виде, могут только те понимать, кто бывал в подобном нашему положении или кто в состоянии себе вообразить оное живо!».
Итак, русские моряки после двухгодичного похода по морям и океанам и сопутствовавших ему многочисленных приключений снова были у родных берегов.
Спустя два дня «Диана» вошла в Петропавловскую гавань. В. М. Головнин узнал о награждении его двумя орденами: боевым орденом св. Георгия — «за осьмнадцать морских кампаний» и орденом св. Владимира—«за благополучное совершение многотрудного путешествия».

Две зимовки провел Василий Михайлович на далекой окраине России. Поначалу у него сложилось неблагоприятное впечатление о Камчатке. Головнин говорит далее, что хотя трудно найти страну уединеннее, скучнее, голоднее Камчатки, но эти недостатки (кроме последнего) не могут быть чувствительными для любопытного путешественника. А Камчатка «представит любопытству много интересных, совершенно новых предметов...».
И русский мореплаватель с присущей ему энергией и увлечением отдался изучению Камчатки. Он собрал обильный материал о флоре и фауне края, населяющих его народностях, их быте и нравах. В отличие от многих западноевропейских путешественников, презиравших «туземцев», Василий
Михайлович с симпатией относился к местному населению.
25 апреля «Диана», после того как моряки прорубили лед в Петропавловской гавани, вышла в Авачинский залив, а 4 мая шлюп взял курс к Курильским островам. Достигнув 13 мая острова Матуа, Головнин, продвигаясь на юг, начал описание Курильских островов. Он отмечал, что острова эти вулканического происхождения и гористы, берега их круты, растительность скудная, тундровая, лишь на островах Уруп, Итуруп и Кунашир есть леса; здесь много пушных зверей и птиц; население занимается охотой и рыболовством.
Головнин обратил внимание на большое влияние русской культуры в этих местах. Курильцы (айны) восприняли у русских бытовые навыки, многие знали русский язык. «...Наши курильцы носят всякого покроя русское платье»,— заметил Василий Михайлович.
После исследований В. М. Головнина стало известно, что Курильская гряда состоит не из 21, как считалось ранее, а из 24 островов.
Время шло, запасы продовольствия и пресной воды на «Диане» подходили к концу. Головнин решил идти к острову Кунашир, где, по имевшимся сведениям, была удобная гавань и селение.
Постоянные ветры и густые туманы заставили «Диану» более двух недель лавировать у островов Итуруп, Кунашир и Шикотан, которые то открывались перед взором моряков, то вновь заволакивались туманом.
Головнин знал, что на юге Курильской гряды японцы незаконно устроили свои фактории. Поэтому он действовал с большой осторожностью. 17 июня «Диана» вошла в бухту северной части острова Итуруп, где действительно встретили не только айнов, но и японцев. Японскому начальнику Исидзака Такэхейму Василий
Михайлович объяснил, что зашел сюда за дровами и продовольствием.
Чувствовалось, что японцы сомневались в мирных целях экспедиции. И все же беседа закончилась хорошо. Исидзака Такэхейм дал письмо к японскому начальнику селения Урбитич (Фурубэцу) на западном побережье Итурупа. В письме якобы извещалось, что русские идут с добрыми намерениями и что они нуждаются в воде и продовольствии. К вечеру моряки возвратились на шлюп. 18 июня состоялась новая встреча с курильцами. Русские узнали об их тяжелой участи. Считая, что они действуют заодно с русскими, японцы стали еще больше притеснять айнов, угрожая им смертью. Головнин убеждал курильцев, что русские ни малейшего зла не причинят японцам и, следовательно, и «они нашим [курильцам] вредить не захотят».
При расставании Василий Михайлович взял лишь курильца Алексея Максимовича, чтобы тот показал гавань в западной части острова и был переводчиком при переговорах с японцами.
5 июля «Диана», облитая лучами утреннего солнца, двинулась в гавань
Кэмурай на южном побережье Кунаширского залива. Вдруг японские батареи открыли пальбу по шлюпу. Видимо, подумал Головнин, японцы не получили сообщения с Итурупа о миролюбивых целях прихода русского корабля. Корабль продолжал идти в глубь залива. На берегу открылось селение и небольшая крепость. Японские суда, заметившие «Диану», поспешно отошли к крепости, а батареи опять стали палить, но ядра не достигали цели. Шлюп бросил якорь в трех милях от крепости. Желая выяснить причины такого поведения японцев,
Головнин, захватив с собой подштурманского помощника Среднего, четырех матросов и курильца, под градом ядер устремляется на шлюпке к крепости.
Однако добраться до крепости не удалось. Ядра не подпускали шлюпку к берегу.
Головнин рассудил, что без воли правительства начинать военные действия не годится, и решил объясниться с японцами посредством знаков. Но такое объяснение не дало никаких результатов.
Головнин полагал, что японцы не желают вступать в переговоры с русскими и откроют огонь по шлюпке, если она подойдет к крепости. Поэтому шлюп направился к небольшой речке на западном берегу залива, где стал на якорь.
Вскоре заметили человека. Это был курилец Кузьма с русского острова Расшуа.
По поведению Кузьмы было видно, что японцы боятся нападения русских.
Объясняться с Кузьмой было очень трудно, но все же посредством знаков и жестов можно было догадаться, что начальник города желает встретиться с командиром «Дианы» на лодке в сопровождении такого же количества матросов, какое будет у Головнина. Василий Михайлович принял приглашение японского начальника. Кузьма с подарками отправился в крепость.
Поутру 11 июля Головнин поехал на берег на четырехвесельной шлюпке. С ним находились мичман Мур, штурман Хлебников, курилец Алексей, матросы Макаров,
Симанов, Шкаев, Васильев.
Начальник крепости Насасэ Саэмон донимал русских разными вопросами о
России, ее правительстве. Будто бы в целях определения количества продовольствия, необходимого для экипажа корабля, японцы пытались узнать о его численности. Головнин, разгадав смысл этого вопроса, увеличил цифры вдвое против настоящего, сказав, что команда состоит из 102 человек.
Во время беседы, протекавшей, в общем, в корректной форме, Мур сообщил, что солдатам, разместившимся на площади, раздают обнаженные сабли. Головнин не придал этому значения, но вскоре пришлось убедиться в недобрых намерениях японцев.
Вскоре Головнин сказал, что у него нет времени и пора возвращаться на корабль. На это последовал ответ начальника: без повеления матсмайского губернатора, которому он должен донести о происшедшем, он не сможет снабдить шлюп ничем. А до получения решения губернатора он хочет, чтобы один из русских остался в качестве заложника. Ответ из Матсмая надо было ожидать не менее 15 дней. Головнин с чувством собственного достоинства ответил, что «без совета оставшихся на шлюпе офицеров так долго ждать решиться не могу, а также и офицера оставить не хочу». После этого моряки встали и собирались идти. Это вызвало раздражение начальника. И, наконец, заявил, что ни одного из русских он не сможет отпустить, в противном случае ему распорят брюхо. «Мы в ту же секунду бросились бежать из крепости, а японцы с чрезвычайным криком вскочили со своих мест... бросали нам под ноги весла и поленья...»
Когда русские моряки вырвались из крепости, японцы открыли стрельбу, но никому не причинили вреда. Мичмана Мура, матроса Макарова и курильца
Алексея задержали. Остальные добрались до шлюпки, но из-за отлива она оказалась на мели и ставить ее на воду было невозможно. Японцы окружили моряков, сопротивляться было бесполезно. Головнина, штурмана Хлебникова и матросов Симанова, Шкаева и Васильева привели опять в палатку, там уже находились ранее захваченные. Крепко связав пленников, японцы под сильным конвоем отправили их на лодках в Хакодаде (Хакодате), на южное побережье острова Хоккайдо. Здесь русских поместили в большом темном сарае, в клетки из толстых деревянных брусьев.
Тем временем капитан-лейтенант Рикорд, принявший командование «Дианой», делал все возможное, чтобы вызволить товарищей из плена. Намереваясь повести переговоры об их освобождении, он направился к японскому берегу. Но как только «Диана» приблизилась на расстояние пушечного выстрела, японцы открыли огонь по кораблю из береговых батарей. Метким ответным огнем с
«Дианы» одна японская батарея была подавлена.
Попытка начать переговоры и узнать о судьбе товарищей не удалась. На
«Диане» находились смелые, полные решимости русские моряки, но их было только пятьдесят один; не приходилось и думать, чтобы с таким маленьким отрядом идти на штурм японской крепости, защищенной с моря высоким земляным валом. Неудачный исход штурма неминуемо повел бы к гибели «Дианы» или захвату корабля японцами, а тогда собранные моряками сведения о южных
Курильских островах - «много времени и трудов стоящее описание географического положения сих мест не принесли бы также никакой ожидаемой от этого пользы», писал Рикорд.
Отойдя от берега, «Диана» бросила якорь на таком расстоянии, чтобы ядра с крепости не могли достать ее. Офицеры написали письмо Головнину, в котором выражали свое возмущение действиями кунаширского начальника, извещали своего командира о возвращении в Охотск и обещали товарищам «положить жизнь свою, если не будет Других средств к их освобождению».
14 июля «Диана» покинула Кунаширский залив, названный офицерами шлюпа
«заливом Измены». Весь экипаж корабля переживал участь своих друзей и командира, томящихся на чужой земле в неволе.
В конце июля шлюп прибыл в Охотск. Рикорд хотел отправиться в Петербург для до клада морскому министру о пленении Головнина. Но в Иркутске гражданский губернатор Н. И. Трескин сообщил Рикорду, что ему следует ждать решения правительства здесь. Тем временем Рикорд и губернатор разработали план экспедиции по освобождению пленников. Не дождавшись ответа правительства8, иркутский губернатор предложил Рикорду возвратиться в Охотск и отправиться на «Диане» для продолжения неоконченной описи Курильских островов и подойти к Кунаширу «для узнания об участи наших соотечественников, захваченных японцами».
Н. И. Трескин снабдил Рикорда письмом на имя губернатора Эдзо (Хоккайдо).
В письме говорилось о дружественном отношении России к Японии, осуждались самовольные действия Хвостова и Давыдова. Трескин писал, что русские придут в японские гавани с целью добиться освобождения пленных. Вместе с Рикордом в Охотск отправился Накагава Городзи (Головнин и Рикорд называют его
Леонзаймо) и шесть других японцев, которые в 1810 г. потерпели кораблекрушение у берегов Камчатки. Японцев решили возвратить на родину и использовать их в качестве переводчиков во время переговоров с японскими властями.
22 июля 1812 г. «Диана» под командой Рикорда и транспорт «Зотик» под командой Филатова вышли из Охотска, взяв курс к острову Кунашир. Почти в течение месяца моряки занимались описанием Курильских островов. 28 августа вошли в залив Измены и сейчас же японские батареи открыли огонь по русским судам.
Рикорд послал Леонзаймо на берег, поскольку он мог объяснить начальнику крепости об обстоятельствах, заставивших русское судно вновь появиться у
Кунашира. Вернувшись, Леонзаймо сообщил: «Капитан Головнин и все прочие убиты». Это было ложное известие. По расчетам японских чиновников, оно должно было заставить русский корабль уйти обратно. Все моряки были опечалены, но идти в Охотск, не получив точных данных о судьбе своих товарищей, они не собирались.
8 сентября русские моряки задержали японское судно «Кансэ-Мару», его капитана доставили на «Диану». На нем было шелковое платье, сабля и другие знаки, что свидетельствовало о его знатности. Звали капитана Такатай-Кахи
(Такадай Кахэей). Он был судовладельцем и купцом. Чтобы Такатай-Кахи понял цель прихода русского судна к Кунаширу, Рикорд дал ему письмо Леонзаймо, адресованное начальнику острова. Прочитав письмо, Такатай-Кахи воскликнул:
«Капитан Мур и пять человек находятся в Матсмае!» Он подробно рассказал, когда пленников вывезли из Кунашира, через какие города их вели, сколько времени они проживали в том или ином месте. При этом он точно описал внешний вид Мура, но имени Головнина не упоминал. Это встревожило Рикорда и других офицеров.
Заставляла задуматься и разноречивость в показаниях Леонзаймо, сообщившего о смерти русских, и Такатай-Кахи, утверждавшего совсем другое с такими подробностями, которых он не мог выдумать в один миг, оказавшись в положении пленника. Все же Рикорд пришел к заключению, что его соотечественники живы.
Когда Рикорд объявил Такатай-Кахи, что тот поедет в Россию, японец спокойно ответил: «Хорошо, я готов!» Петр Иванович добавил, что в будущем году его вернут в свое отечество.
Четырех японских матросов, не знавших по-русски ни одного слова, высадили на берег. Их снабдили всем необходимым. «Они,— писал Рикорд,— как я думал по своему простодушию, сохранят чувства благодарности за оказанные им нами благодеяния и распространят между своими соотечественниками лучшее о русских мнение, нежели какое имели они прежде».
Вместо отпущенных Рикорд решил взять такое же число с японского судна «под видом, будто бы они нужны для услуг своему начальнику», и попросил его, чтобы он сам выбрал себе тех матросов, которые ему будут более всего полезны. Однако Такатай-Кахи стал доказывать, что все матросы глупы и чрезвычайно боятся русских и будут много сокрушаться. Это посеяло сомнение в правдивости того, что рассказывал он о русских пленниках. Но Рикорд решительно заявил, что ему необходимо взять четырех матросов. Японский купец попросил командира «Дианы» поехать с ним на его судно. Прибыв на корабль, Такатай-Кахи собрал команду в свою каюту, из которой подобрал себе четырех матросов.
Затем Рикорд предложил Такатаю-Кахи написать письмо японскому начальнику об обстоятельствах пленения русских моряков и их судьбе, после чего Такатай-
Кахи с матросами перебрался на шлюп. Рикорд всячески стремился подчеркнуть, что русские считают японцев не враждующим, а миролюбивым народом, с которым доброе согласие прервано только некоторыми неблагоприятными обстоятельствами.
В тот же день Рикорд пригласил на шлюп молодую японскую женщину - неразлучную спутницу Такатая-Кахи в его плаваниях от города Хакодате до
Итурупа. На «Диане» японку приняла жена младшего лекаря. Японку угостили чаем с пряниками, а затем проводили ее с подарками. Время пребывания японцев на русском корабле Рикорд старался использовать для того, чтобы ближе сойтись с Такатаем-Кахи. Он разрешил японским матросам осмотреть весь корабль, которым они очень интересовались. Внимательным оказался и Такатай-
Кахи. Увидев пустые бочонки, он предложил наполнить их свежей водой со своего корабля. Его матросы немедленно взяли порожние бочонки и привезли их наполненными хорошей пресной водой. «Приятно,— пишет Рикорд,— было видеть людей, почитавшихся за несколько часов нашими врагами, в таком с нами дружестве. Эти добрые японцы, простившись с нами, поехали на свое судно с песнями».
11 сентября русские корабли взяли курс на Камчатку. 3 октября «Диана» и бриг «Зотик» вошли в Авачинскую бухту. Вернувшихся радостно приветствовали моряки и жители Петропавловска. Грустным и опечаленным был только Такатай-
Кахи. Вскоре выяснилась причина дурного его настроения. «Ему представлялось, по законам земли своей, что его, так же как наших в Японии, будут содержать в строгом заключении. Но как велико было его удивление, когда он увидел себя помещенным не только в одном со мною доме, но и в одних покоях», — писал Рикорд.
Главным результатом похода Рикорда были сведения о том, что все русские, захваченные японцами в плен, живы. «Такое полезное и радостное для нас известие мы почли немалым для себя приобретением и наградою за труды свои».
Слухи о пребывании «Дианы» под начальством Рикорда в Кунаширском заливе дошли до наших узников. Матросы с задержанного купеческого судна очень лестно рассказывали о поведении Рикорда. Стало известно, что Рикорд подарил японской женщине несколько европейских вещей общей стоимостью в 30 японских монет, потом позволил ее мужу написать письмо родственникам и уверить их, что он будет в будущем году возвращен в свое отечество. А пока он живет в каюте вместе с господином Рикордом и до самого возвращения будет жить с ним.
Жизнь пленников в Хакодате была тяжелой и тревожной. Допросы следовали за допросами; японцы, казалось, ничему не верили, принимали русских за шпионов, прибывших к Курильским островам с разведывательными целями.
В конце августа японцы показали Головнину вышеупомянутое письмо от
Рикорда. Когда Василия Михайловича спросили, какой бы ответ он послал на шлюп, если бы ему это разрешили, Головнин ответил: чтобы корабль, ничего не предпринимая, шел скорее к русским берегам и донес о случившемся правительству.
После пятидесятидневного пребывания в Хакодате русских перевели в конце сентября в город Матсмай (Мацумаэ), находящийся в нескольких днях перехода восточнее Хакодате. Здесь их также заключили в тюрьму — сарай с клетками.
В этом городе состоялась первая встреча пленников с крупным японским начальником — матсмайским губернатором (бунио) Аррао Тадзи-мано (Арао
Тадзима-но ками). Он спросил Головнина, где бы они хотели жить в Японии — оставаться на месте, в столице, или еще где-нибудь. Василий Михайлович твердо сказал: «У нас два только желания: первое состоит в том, чтобы возвратиться в свое отечество, а если это невозможно, то желаем умереть...»
Решительные слова русского офицера произвели на бунио большое впечатление, и он сказал, что если подтвердится своеволие Хвостова, то они будут отпущены. Затем у пленников взяли письменные показания с подробным описанием целей и маршрута плавания «Дианы».
Губернатор поверил показаниям, послал их в столицу. А пока распорядился снять с пленников веревки, перевести их в более благоустроенное помещение, улучшить питание.
Но в феврале 1812 г. переводчики Теске (Тэй-сукэ) и Кумаджеро (Кумадзиро), хорошо относившиеся к русским, сообщили им, что в столице не согласились с мнением матсмайского губернатора и что с русскими надо обращаться как с шпионами, а приходящие русские корабли захватывать.
Это явилось последней каплей, переполнившей терпение русских моряков. Дума о побеге, владевшая ими с первых дней заточения, окончательно созрела. Было решено незаметно уйти из тюрьмы, добраться до берега, захватить парусник или шлюпку и идти к Камчатке.
Готовясь к бегству, пленники втайне запаслись кое-каким продовольствием, сшили из рубах два паруса, сплели веревки. Удалось раздобыть чайник, огниво, два кухонных ножа. Орудуя ими, храбрецы ночью 23 апреля 1812 г. прорыли под стеной тюрьмы узкий лаз и выбрались на свободу. При этом
Головнин ушиб ногу, но боль почувствовал позже. Беглецы знали, что остров покрыт горами и заселена только его прибрежная часть. Учтя это, моряки пошли на север не берегом, а через горы. Но не зная как следует ни гор, ни тропинок, они шли наугад, спотыкаясь и падая в темноте.
К тому же у капитана при подъеме на гору сильно разболелась нога, он выбился из сил и нужно было беспрестанно останавливаться, чтобы дать ему отдохнуть. А надо было затемно достигнуть лесистых гор и укрыться от погони.
После блужданий беглецы выбрались на горную равнину, но она оказалась покрытой снегом. Путая след, делали зигзаги, выбирали бесснежные места.
Вдруг матрос Васильев, оглянувшись, шепнул на ухо командиру: «За нами гонятся на лошадях с фонарями», и прыгнул с дороги в лощину, за ним последовали остальные. Все обошлось благополучно. Осмотревшись, увидели в утесе пещеру, по дереву добрались до нее, день отдыхали. С наступлением сумерек двинулись к северу. Девять дней моряки укрывались в оврагах, лощинах и на покрытых лесом возвышенностях. Все были голодными и изнуренными. «Без ужаса не могу помыслить, на какие страшные утесы мы иногда поднимались и в какие пропасти часто принуждены были спускаться»,— вспоминал Головнин. В конце концов, беглецов выследили, схватили и возвратили в тюрьму. Японцы усилили охрану.
Пленников отправили снова в Матсмай под сильным конвоем. В городе беглецов поджидало множество японцев, которые с сочувствием смотрели на русских, не выражая никакой враждебности к ним. Моряков ввели в замок губернатора — судебный зал. Вскоре вошел губернатор Аррао-Тадзимано, он стал расспрашивать Головнина о причинах побега. Василий Михайлович ответил, что безнадежность положения пленников заставила предпринять попытку к побегу, что в этом только он один виноват и что японцы могут его убить, но они не должны причинять вреда остальным, которые лишь выполняли его повеление.
После этого стали допрашивать Хлебникова и Мура. Пленников вновь заточили в тюрьму, она ничем не отличалась от прежней. Командир и Хлебников были помещены в особых маленьких клетушках, а остальные в одну большую камеру.
Допрос следовал за допросом. Головнин и все его спутники, за исключением
Мура, вели себя с достоинством.
29 июня в Матсмай прибыл новый губернатор Огасавар Исеноками, сменивший своего предшественника. Оба бунио посоветовали терпеливо ждать решения из столицы, не делать больше попыток к бегству, пообещали улучшить условия жизни пленников.
Прощаясь с русскими, старый губернатор заверил их, что теперь нужно надеяться на лучшее.
14 июля он вместе с Теске отправился в столицу. Теске обещал писать своим русским друзьям. Однако о скором ответе не приходилось думать, ибо только губернатору на проезд в столицу необходимо было затратить не менее 23—25 дней.
Медленно тянулось время. Моряки читали и перечитывали старые книги, заучивали японские слова, а «сверх того вздумал я записать на мелких лоскутках бумаги все случившиеся с нами происшествия и мои замечания», замечает Головнин. Морякам разрешались прогулки. По приказанию Огасавара, который, как и его предшественник, благожелательно относился к русским морякам, им стали давать фрукты, а в один детский праздник губернатор угостил русских ужином из своей кухни.
18 марта 1813 г. в Матсмай прибыл новый губернатор. Его сопровождала многочисленная свита, в том числе чиновники, переводчик Теске, математик и астроном Адати Санай, а также переводчик с голландского языка Баба Садзюро.
Как объяснили Головнину помощники губернатора, у японского правительства был свой план: по прибытии каких-либо русских кораблей к японским берегам передать на корабли письмо (несколько позже с ним познакомили узников). В нем содержалась просьба к начальникам русских дальневосточных областей объяснить поступки Хвостова, а также были изложены претензии японских властей. Головнин поблагодарил чиновников за их добрые намерения, которые помогут избавить Японию и Россию от бесполезного кровопролития.
27 марта Головнина и его товарищей представили губернатору. Новый губернатор заверил русских моряков, что все кончится хорошо и их скоро освободят. Спросив о здоровье пленников, губернатор вышел.
Японский ученый Адати Санай (русские называли его академиком) с переводчиком Баба-Садзюро стал ежедневно навещать пленников, проводя с ними помногу часов. У переводчика были словари русского, французского и голландского языков. Зная грамматику голландского языка, он очень «скоро успевал в нашем, что заставило меня написать для него русскую грамматику, сколько я оной мог припомнить, т. е. наизусть»,— замечает Головнин.
Четыре месяца напряженного труда затратил Василий Михайлович на эту работу. Примечательна гуманистическая направленность этой рукописи.
«Примеры же в ней,— писал Головнин,— я помещал приличные нашим обстоятельствам, клонящиеся к сближению и дружбе двух империй». Например, грамматика русского языка заключала в себе идеи, осуждающие войну. «Война много препятствует купечеству»,— гласит одна из фраз.
Все содержание учебника импонировало прогрессивным взглядам японских ученых. Поэтому они, как отмечает Василий Михайлович, с величайшей охотой переводили его тетради на свой язык и скоро кончили их, хотя они составили все вместе добрую книгу.
Тем временем «академик» занимался переводом сокращенной арифметики, изданной в Петербурге на русском языке для народных училищ. (Эта книга попала в Японию в 1792 г. через посольство Лаксмана.) Японский ученый обнаружил обширные познания в математике и астрономии, но многое он не знал. Ему, например, не было известно о некоторых планетах, открытых в
1801—1804гг.
Шли дни, недели. Моряки с нетерпением ждали прибытия «Дианы» и других кораблей. По совету японского начальства была составлена записка в пяти экземплярах на русском языке следующего содержания: «Мы все, как офицеры, так и матросы, и курилец Алексей, живы и находимся в Матсмае. Мая 10-го дня
1813 г.». Эта записка, утвержденная японским правительством, была разослана в пять портов для вручения командиру «Дианы».
И вот 20 июня получили официальное сообщение о прибытии в Кунаширский залив «Дианы». На следующий день переводчики от имени своего начальства спросили Головнина, кого из матросов он хотел бы послать на пришедший корабль. Не желая отдавать кому-либо предпочтения, чтобы никого не огорчать этим, он предложил бросить жребий. Счастливый жребий достался матросу
Симанову, вместе с ним должен был поехать курилец Алексей. Сампей сказал
Головнину, что он сам поедет на Кунашир для переговоров с Рикордом, чтобы способствовать их успешному завершению.
22 июня Головнина и Мура пригласили к начальнику крепости, где им были показаны два письма Рикорда: одно — адресованное кунаширскому начальнику, другое —Головнину. В первом из них Рикорд сообщал, что он прибыл в Японию с миролюбивыми предложениями и что Такатай-Кахи и два японских матроса находятся на судне, а два других матроса и курилец умерли на Камчатке от болезни.
Во втором письме Рикорд просил Головнина сообщить ему о своем и его товарищей здоровье. С обоих писем были сняты копии, а затем переводчики перевели их на японский язык и переводы отправили в японскую столицу.
24 июня Сампей и Кумаджеро отправились в Кунашир, захватив с собой
Симанова и Алексея. Головнин дал обстоятельные инструкции Симанову о том, что он должен рассказать Рикорду, особенно на тот случай, если японцы начнут боевые действия.
19 июля в присутствии губернатора и многих чиновников Головнину и Муру было показано письмо Рикорда Сампею, Головнину и Муру. В первом письме
Рикорд благодарил японцев за их желание начать переговоры и обещал немедленно отправиться в Охотск, чтобы к сентябрю возвратиться и доставить требуемое объяснение русских властей о поступке Хвостова. Но не зная входа в Хакодате, он прибудет в соседний порт и просил туда прислать лоцмана.
В письме к Головнину Рикорд сообщал о получении его записки и поздравлял своего друга со скорым освобождением.
Через несколько дней в Матсмай вернулись Сампей, Кумаджеро, Симанов и
Алексей; последние вновь были помещены в камеру вместе с остальными.
Головнин и другие горели желанием узнать от прибывших как можно больше о родине, о событиях, происходящих в мире. Вот что писал он о своем настроении в эти дни: «Пусть читатель судит по собственному своему сердцу, что мы должны были чувствовать, встретив, так сказать, выходца из царства живых. Два года ничего мы не слыхали не токмо о России, но ниже о какой- либо просвещенной части света».
Тем временем губернатор решил перевести пленников в Хакодате, а пока поместил их в дом, где они жили прежде. Теперь дом этот не походил на тюрьму: решетки были сняты, охрана стояла без оружия, кормить стали гораздо лучше. Обслуживали пленников хорошо одетые мальчики, кушанье подавалось в красивой лакированной посуде. Японские чиновники один за другим приходили к русским, чтобы проститься с ними. На листочках, которые они приносили с собой, были написаны по-русски слова, выражавшие добрые пожелания. Один купец прислал ящик конфет.

Через четыре дня русские пленники были в Хакодате. Здесь им также отвели чистое помещение, хорошо кормили.
27 сентября «Диана» вошла в Хакодате. Рикорд немедленно направил свое письмо и письмо начальника Охотской области на имя первых после губернатора начальников острова.
В письмах говорилось, что действия Хвостова и Давыдова были самовольными и что русское правительство совершенно не причастно к этому инциденту. Далее выражалась надежда, что и японская сторона проявит стремление к дружбе.
Японцы остались вполне довольны полученными письмами. Они поздравили пленников с приближающимся освобождением.
Однако одно обстоятельство взволновало Головнина. Когда японцы узнали, что на «Диане» доставлены письмо и подарки матсмайскому губернатору от иркутского губернатора, они захотели лично познакомиться с Рикордом и просили его самому вручить все это бунио — японскому губернатору. Головнин опасался, что японцы поступят с Рикордом так же вероломно, как в свое время поступили с ним. Свидание состоялось 30 сентября и закончилось благополучно. После этого пленникам разрешили подняться на второй этаж, откуда было хорошо видно, что парадная губернаторская шлюпка с Рикордом под тремя флагами — японским, русским военно-морским и белым (флагом мира) двигалась от берега к «Диане».
Не успели они спуститься на первый этаж, как японцы принесли письмо иркутского губернатора для перевода на японский язык. В письме была высказана просьба к японцам начать переговоры с Рикордом об освобождении пленных. В нем иркутский губернатор, между прочим, упомянул о его подарках для матсмайского губернатора, которые состояли из золотых часов и красного сукна, и просил принять их в знак «соседственной дружбы»; говорилось также, что у Рикорда имеется другое письмо, которое он сразу же вручит после освобождения пленных.
Вскоре с «Дианы» прибыл Такатай-Кахи, который привез весть, обрадовавшую всех,— это было известие об изгнании французов из Москвы. Головнину и другим хотелось узнать более подробно обо всем, что произошло на родине, как были разгромлены иноземные захватчики. По его просьбе Рикорд направил своему другу газеты, журнал военных действий, который охватывал события от начала наполеоновского нашествия до кончины Кутузова. Японцы также проявили живой интерес к тому, что произошло в России. Их особенно заинтересовало то обстоятельство, что французская армия, захватившая Москву, была повержена и ее жалкие остатки едва унесли ноги. Они попросили перевести описание важнейших боевых действий. Головнин объяснил, что французские войска, окруженные в Москве, вынуждены были пробиваться оттуда силой и что почти вся наполеоновская армия погибла. Японцы захлопали в ладоши, всячески восхваляя фельдмаршала Кутузова, говорили, что Кутузов «все сделал прямо по- японски, ибо их правило войны предписывает заманивать неприятеля как можно далее внутрь земли, собирая между тем со всех сторон людей, и потом окружить их».
«Мы смеялись такому сравнению,— иронически замечает Головнин,— и говорили между собой: «Не мудрено, что честолюбие японцев заставит их подумать, не научился ли бессмертный наш герой Кутузов из тех книг, которые Хвостов у них похитил».
Японские власти обсудили полученные письма, и бунио решил освободить русских моряков.
3 октября пленники впервые встретились с Такатай-Кахи, пришедшим вместе с переводчиком. Почтенный старик, писал Головнин, с величайшей похвалой и сердечностью отзывался об отношениях к нему Рикорда, офицеров и матросов
«Дианы» и вообще всех жителей Камчатки, с которыми ему довелось встречаться.
Но прежде чем русских моряков отпустят на шлюп, Головнину необходимо было встретиться на берегу с Рикордом и объяснить ему, что японцы никаких претензий к России не имеют, что подарков от иркутского губернатора матсмайский губернатор принять не может, ибо, взяв их, он обязан от себя послать подарки, а это строго запрещается японскими законами, и он просит, чтобы возвращение подарков не обидело иркутского губернатора. Наконец
Рикорд обязан написать, что текст ответа японского правительства он хорошо понял и по возвращении в Россию русский перевод этого документа доведет до сведения своего правительства.
5 октября Головнин встретился на берегу с Рикордом. По просьбе японцев
Василий Михайлович был одет в фуфайку и шаровары, сшитые еще в Хакодате из дорогой шелковой материи яркого цвета. На голове у него была парадная треугольная шляпа морского офицера, она не очень гармонировала с его необычным костюмом.
Японцы сделали все, чтобы свидание Головнина с Рикордом проходило в торжественной обстановке. Встреча должна была состояться в прекрасной комнате таможенного суда в присутствии нескольких переводчиков,
«академика», а также некоторого числа чиновников низшего класса.
Около полудня Головнина ввели в таможню, у которой собралось множество солдат, одетых в богатые парадные платья из шелка или бархата, вышитых золотом и серебром. Переводчики и Головнин вошли в комнату, отведенную для свидания. Японцы по своему обычаю сели на пол, а Головнину был предложен стул. Вскоре прибыл на губернаторской шлюпке Рикорд вместе с офицером
Савельевым, переводчиком Киселевым и несколькими матросами. Последние остались перед домом.
Головнин не стал описывать своих чувств, нахлынувших на него, когда он увидел своего друга, с которым был разлучен так долго. Он лишь заметил:
«Представляю читателю самому судить, что мы чувствовали при первом нашем свидении».
После нескольких радостных минут, пережитых друзьями, Головнин сообщил о цели данного свидания. Рикорд в свою очередь сказал, что у него имеется предписание иркутского губернатора «касательно постановления, с обоюдного согласия между двумя государствами, границ и взаимных дружеских связей».
Обменявшись мнениями, Головнин и Рикорд решили, что поднимать эти вопросы сейчас не следует. Их можно решить только в японской столице, но для этого потребовалось бы задержаться еще на зиму в Хакодате. Жить на корабле зимой невозможно, а переезд на берег поставил бы русских в зависимость от японцев, что, конечно, было весьма нежелательно.
По окончании свидания русских офицеров угостили чаем и конфетами. Головнин проводил своих друзей до шлюпки, и они отправились к «Диане», Василий
Михайлович вернулся к себе.
На следующий день японцы торжественно вручили Хлебникову и Муру шляпы и сабли. В этот же день все офицеры, одетые в лучшие платья и при саблях, были представлены бунио. На прощальной церемонии присутствовало более двадцати японцев.
Бунио вынул из-за пазухи лист бумаги и, приподняв его кверху, торжественно сказал: «Это повеление правительства!» О его содержании уже знали, но было одно важное добавление: на следующий день все пленники без исключения будут освобождены. Присутствующие стали поздравлять русских с радостной вестью.
После возвращения русских в отведенное им жилище к ним приходили чиновники, солдаты и многие простые японцы. А первые три помощника губернатора принесли с собой письменное поздравление и вручили его
Головнину на память. В нем говорилось: От гинмияг.
«Все вы долго находились здесь, но теперь по приказу о бунио сами возвращаетесь в свое отечество; время вашего отбытия уже прошло, но по долговременному нашему здесь пребыванию мы к вам привыкли и расставаться нам с вами жалко. От восточной нашей столицы до острова Матсмая расстояние весьма велико, и по приграничности сего места во всем здесь недостаточно, но вы перенесли жар, холод и другие перемены воздуха и к благополучному возвращению готовы; о собственной вашей радости при сем не упоминайте, мы сами оную чувствуем и с нашей стороны сему счастливому событию радуемся.
Берегите себя в пути, о чем и мы молим бога. Теперь, желая с вами проститься, написали мы сие».
Вечером для бывших пленников от имени бунио был устроен торжественный ужин. Их угощали из девяти — десяти блюд лучшей рыбой, приготовленной в разных видах, дичью, а также и прекрасной японской саке.
После ужина русским морякам преподнесли несколько ящиков с лакированной посудой. Следующий день, 7 октября, был посвящен сборам. Караульные и рабочие укладывали вещи, продовольствие, щедро выделенное японским правительством: 50 мешков риса, несколько бочонков саке, много соленой и свежей рыбы, овощей, редьки и т. п.
При прощании русские не остались в долгу: они также оставили японцам разные подарки. Головнин подарил, в частности, атлас Крузенштерна, ряд карт из атласа Лаперуза, французско-русский словарь. Рикорд преподнес гравированные портреты генерал-фельдмаршала М. Ф. Каменского, П. И.
Багратиона, фельдмаршала М. И. Кутузова. «Японцы,— писал Головнин,— узнав, каких знаменитых людей сии портреты, приняли их с восторгом и величайшей благодарностью».
Горстка русских моряков пробыла в японском плену два года, два месяца и двадцать шесть дней. Несмотря на лишения и невероятные трудности, они сохранили верность своей родине, показав необыкновенную выдержку, непоколебимость духа.
10 октября 1813 г. «Диана» снялась с якоря и стала выходить в море.
Множество японцев собралось на берегу, чтобы пожелать русскому шлюпу счастливого плавания. А Теске, Кумаджеро и Такатай-Кахи провожали на шлюпках «Диану» до того момента, когда она вышла в открытое море.
3 ноября «Диана» вошла в Авачинскую бухту. Вызволенных из неволи пришли встречать родственники, друзья и знакомые. Лейтенант Якушкин, служивший с
Головниным на «Диане», и поручик Волков, «видев меня, пришли в такой восторг... как бы видели воскресшего из мертвых брата своего»,— пишет об этой встрече Василий Михайлович.
2 декабря 1814 г. Головнин и Рикорд отправились из Петропавловска в
Петербург. Ехали сначала на собаках, потом на оленях, на лошадях, а от
Якутска—на повозках. Прибыли они в столицу 22 июля — в тот же день и тот же час, когда «Диана» семь лет назад, в 1807 г., уходила в дальнее плавание...
28 января следующего 1815 г. Головнин отправился в Рязань, куда прибыл 5 февраля. «В Рязанской губернии в отпуску находился я год», - писал Василий
Михайлович. 15 февраля он вернулся в Петербург и «остался для издания своего путешествия», т. е. «Записок в плену у японцев».

Замечание В.М. Головнина о японском государстве и народе довольно субъективно, но интересно тем, что были сделаны в особых условиях - в плену
(из разговоров со стражами). Головнин описывал только те обстоятельства, которые были рассказаны двумя или тремя японцами в разное время. Эти описания интересны ещё и тем, что мы видим Японию глазами очевидцев. Эти описания относятся к 19 в.Головнин оспаривает мнение миссионеров о том, что японцы народ вероломный,хитрый, неблагодарный, мстительный, в которое европейцы повепили до того,что в пословицу вошли выражения «японская злость», «японское коварство». Головнин пишет, что японцы умны и проницательны, что доказывается их поступками в отношении к иностранцам и во внутреннем правлении государства. В японцах недостает одного качества – смелости, но это Головнин объясняет миролюбивым свойством их правления,от долговременного спокойствия,которым,не имея войны, сей народ наслаждается, от непривычки к кроопролитиям. Что касается народного просвещения в Японии, сравнивая их с др. народами, японцы самые просвещенные. Японское правительство хочет, чтоб народ пользовался только изобретениями собственного ума и запрещает ему перенимать выдумки др. народов, чтобы с чужими науками не вкрались к ним и нравы чужие. Вежливость, с которойяпонцы обращаются между собою, показыает истинное просвещение этого народа. Язык японцев не есть принятый ими язык чужего народа. Он происходит от древнейших их предков, которых они почитают общими им и курильцам. В прочем, от частых сношений в прежние времена с китайцами, корейцами и др. народами японцы заимствовали от них множество слов, которые теперь уже сделались свойственному японскому языку. Далее Головнин описывает вероисповедание японцев, законы и обычаи, промышленность, торговлю, государственное устройство и многое другое.

Прошли столетия,а Япония все также притягивает взоры и умы людей. Век науки и прогресса преподнес нам Японию как лидера мировых технологий . Но на закате второго тысячелетия мы так ине познали восточную философию, красоту цветущей вишни и разноцветной опавшей листвы.

Новый век ставит перед нами новые вопросы.

Дело В.М.Головнина в изучении Японии продолжил Иван Васильевич
Голонин, который создал несколько книг по изучению японского языка. Теперь люди, интересующиеся Японией через книги В.М. Головнина могут узнать об истории и культуре, а по книгам И.В. Головнина могут изучать японский язык.

Список использованной литературы

1. Головнин В.М. Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и в 1813 гг., с приобщением замечаний его о японском государстве и народе. – Хабаровск 1972

2. Фраерман Р.И., Зайкин П.Д. Жизнь и необыкновенные приключения капитана

– лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца. – М., 1957

3. Давыдов Ю.В. Головнин. М., 1967

4. Дивин В.А. Повесть о славном мореплавателе. – М., 1976

5. Дружинин Н.М. Русские мореплаватели в старой Японии. – Л., 1924

6. Кузнецов Ю.Д. История Японии.-М. 1988