Грачев В. Н.
В 1833 г. царь Николай I (1826-1855) высказал А. Львову пожелание о создании русского народного гимна. Обстоятельства его появления до сих пор существуют в двух версиях. Согласно первой из них, императором был объявлен конкурс на создание лучшего варианта гимна, в котором приняли участие М. Глинка, М. Виельгорский и А. Львов. Музыка М. Глинки («Патриотическая песнь») якобы показалась царю слишком светской, М. Виельгорского — недостаточно яркой, и предпочтение было отдано сочинению А. Львова. Согласно другим мнениям, никакого конкурса не было, и А. Львов сочинил музыку, согласно персональному пожеланию императора Николая Павловича.
По-видимому, истина находится где-то посредине между этими двумя версиями. История не сохранила следы официального конкурса. Так что, вероятно, официально император действительно его не объявлял. Но он должен был учитывать возможность того, что у А. Львова необходимый гимн мог и не получиться. Тогда пришлось бы искать альтернативу... Для этого нужен был конкурс. Но негласный, что позволяло благородному и деликатному государю избежать ситуации с появлением «официальных неудачников» в среде лучших представителей русского дворянства. Поэтому стоит прислушаться к свидетельству Е.Н. Львовой (мачехи А. Львова), которая оставила письменное свидетельство о проведении закрытого конкурса в царской семье. «О музыке «Боже, Царя храни» ни слова не было слышно; — пишет она, — знали мы, что многие новую музыку сочиняют на эти слова(1), что даже у императрицы в гостиной поют и играют сочинения эти, что царь слышит и ни слова не говорит...».(2) Так что император, по-видимому, лично прослушал и оценил все варианты. Но выбрал один: А. Львова. Кто же этот человек, ставший автором музыки «Народного русского гимна»?
Алексей Федорович (1798-1870) — сын Федора Петровича Львова, директора Придворной певческой капеллы Санкт-Петербурга, сменившего Д. Бортнянского на этом посту. Алексей Федорович Львов был необыкновенно талантливым и разносторонним человеком. Как отмечали современники, он был живым идеалом русского дворянина, воплотившим в себе наиболее яркие черты русского характера: благородство, чувство чести, замечательное сочетание скромности и личного мужества, осознание личного долга в служении Престолу и Отечеству «кровью и делом». Высокую нравственность и благородство он проявлял в любой работе, чем бы ни занимался: в строительстве поселений и мостов, в воинской службе, в музыкальной деятельности.
В 1818 г. он окончил Институт путей сообщения первым учеником: его имя золотыми буквами выгравировано на доске почета. Был храбрым воином. Как боевой офицер, отличившийся в сражениях с турками при Шумиле (1828), награжден Владимирским крестом с бантом и орденом св. Анны на шею. История запечатлела удивительный поступок А. Львова как человека чести и достоинства. В 1929 г. он отклонил предложение всесильного графа А. Бенкендорфа, который хотел поручить А. Львову ключевой пост в тайной полиции Жандармского корпуса, «как несовместимое с честью русского офицера»... Но, удивительное дело, обостренное чувство чести у молодого русского офицера оказалось по душе императору Николаю Павловичу, который вскоре после этого случая предложил А. Львову заняться делами императорской квартиры. Что это означало в практическом плане?
А. Львов стал личным «ангелом-хранителем» царя Николая Павловича и его семьи. Возглавляя личный конвой Его Императорского Величества, состоявший из двух (Горский и Кавказский) полуэскадронов в 138 всадников, он отвечал за личную безопасность императора во время его поездок по России и за рубежом. Блестящий офицер, обладающий выдающимися личными качествами, оцененный самим императором, талантливый инженер. Наверное, перечисленных достоинств уже достаточно для того, чтобы говорить о незаурядности фигуры А. Львова. Но у него была еще одна и важнейшая сторона дарования: он был замечательным музыкантом.
А. Львов остался в истории как талантливый скрипач, дирижер, музыкальный теоретик и композитор. Он был музыкантом европейского уровня: Институт музыки Академии наук Флоренции избрал его своим членом-корреспондентом. Его исполнением на скрипке восхищался Р. Шуман. Вот что он писал: «Львов настолько замечательный и редкий исполнитель (на скрипке — ВГ.), что его можно поставить наряду с первоклассными артистами; он представляет [собой] явление как будто из другой сферы, из которой музыка выливается во всей сокровенной чистоте; и музыка настолько новая, своеобразная и свежая в каждом звуке, что ее, как прикованный, хочешь слушать и слушать».(3)
И вот этот русский воин — музыкант в начале 30-х годов оказался человеком, очень близким к императорской семье. Человеком, не только вхожим к императору по долгу придворной службы, но и благодаря личной дружбе, которой царь удостоил замечательного русского дворянина. Их связывали почти родственные отношения: император Николай I был посаженым отцом на свадьбе Александра Федоровича и крестным его детей.
А.Ф. Львов нередко проводил вечера в царской семье, аккомпанируя на скрипке пению великой княжны Ольги Николаевны. Он писал музыкальные пьесы для домашних концертов у царя: Николай Павлович играл на трубе, а его супруга Александра Федоровна аккомпанировала ему на фортепиано. А иногда А. Львов устраивал для царской семьи квартетные вечера, на которых сам исполнял партию первой скрипки, а граф М. Виельгорский — виолончели. Алексей Федорович аранжировал богослужебные напевы для удобства исполнения: император с семьей любил по вечерам петь православные молитвы.
В 1832 г. А. Львов сопровождал Императора в официальной поездке в Австрию и Пруссию, где его, как обычно, приветствовали русским гимном, созданным на основе «God, save the King». Главной целью зарубежного визита царя было восстановление Священного союза христианских государств Европы. Но это не получалось. Все были «за», но никаких практических совместных шагов не предпринимали. «Священный союз» бездействовал. Постепенно охладевали отношения России с Англией. Уже не за горами был венгерский кризис (1849), приведший (1854) к Крымской войне с участием Англии и Франции против России. Император, по-видимому, делился некоторыми сомнениями со своим другом А. Львовым. Что же произошло затем?
Об этом сам композитор написал следующие строки: «В 1833 г. Граф Бенкендорф сказал мне, что государь, сожалея, что мы не имеем своего народного гимна и скучая слушать музыку английскую столько лет употребляемую(4), поручает мне попробовать написать гимн русский. Эта задача показалась мне весьма трудною, когда я вспомнил о величественном гимне английском, оригинальном гимне французов и умилительном гимне австрийском. Я чувствовал надобность написать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий отпечаток национальности, годный для церкви, годный для войск, годный для народа — от ученого до невежды. Все эти условия меня пугали, и я ничего написать не мог. В один вечер, возвратясь поздно домой, я сел к столу, и в несколько минут гимн был написан. Написав эту мелодию, я пошел к Жуковскому, который сочинил слова («Молитва русских» — таково было первое название гимна), но как не музыкант, не приноровил слов к минору окончания первого колена. Однако положив гармонию простую, но твердую, я просил графа Бенкендорфа послушать. Он сказал государю, который вместе с императрицей и великим князем Михаилом приехал слушать гимн в Певческий корпус (23 ноября 1833 г.), где я приготовил весь хор и два оркестра военной музыки. Государь, прослушав несколько раз, сказал мне «C’est superbe». Мигом музыка гимна разнеслась по всем полкам, по всей России и, наконец, Европе».(5)
Некоторые подробности реакции государя на первом, закрытом исполнении гимна сохранились в воспоминаниях Е.Н. Львовой Она, в частности, отмечала, что по требованию Николая I гимн исполнялся четыре раза подряд, после чего царь обнял, поцеловал Львова и сказал: «Спасибо, спасибо, прелестно, ты совершенно понял меня».(6)
Первая публичная «презентация» гимна состоялась в Москве, в Большом театре. Вот как трогательно, с любовной детализацией малейших подробностей описана она в газете «Молва». «Вчера 11 декабря (1833 г. — ВГ.), Большой Петровский Театр был свидетелем великолепного и трогательного зрелища, торжества благоговейной любви народа Русского к царю Русскому. Ожидание было главным, господствующим чувством. Наконец, поднялась занавесь, и огромная сцена театра пред глазами зрителей наполнилась великолепною труппой, простиравшейся до трехсот человек. Кроме певцов и певиц, вся русская драматическая труппа, театральная школа, одним словом, все, что имело голос, что могло петь, соединилось и составило собою хор необычайный, единственный. К полному оркестру театра присоединена была полковая музыка и оркестр хроматический (из трубачей). При первом ударе невольное влечение заставило всех зрителей подняться с мест. Глубочайшее безмолвие царствовало всюду, пока г. Бантышев своим звонким, чистым голосом пел начальное слово. Но когда вслед затем грянул гром полкового оркестра, когда в то же мгновение слилась с ним вся дивная масса поющих голосов, единогласное «Ура» вырвалось в одно мгновение из всех уст, потрясая высокие своды огромного здания. Гром рукоплесканий заспорил с громом оркестра... Все требовало повторения. И снова раздались те же клики, те же рукоплескания! Казалось, одна душа трепетала в волнующейся громаде зрителей, то был клич Москвы! Всея России!.. Боже, Царя храни. Этот клич останется навсегда призывным кликом России на пути к совершенству и славе».(7)
Несмотря на очевидный успех новой «Молитвы русских» в Москве, Николай I не спешил утверждать ее в качестве гимна и постарался сначала выяснить уровень его популярности в придворных кругах и армии. Второе официальное исполнение гимна А. Львова состоялось в годовщину изгнания французов из России на праздник Рождества Христова 25 декабря 1833 г. На торжественной литургии в Придворной церкви Зимнего дворца присутствовала царская семья, члены Госсовета, сенаторы, двор, гвардейский и армейский генералитеты. В закрытом параде-смотре приняли участие элитные подразделения: рота дворцовых гренадер и взводы гвардейского корпуса. Они состояли из героев Отечественной войны 1812 г. — из офицеров и солдат, имевших личные боевые награды за ту войну. После молебна к освящению знамен в «Зимнем» был исполнен новый гимн.
Е.Н. Львова писала: «...25 декабря 1833г., в день, в который празднуется изгнание французов из России, «Боже, Царя храни» было играно во всех залах Зимнего дворца, где были собраны войска. Ф.П. Львов без слез не мог слышать равнодушно это сочинение. А.Ф. Львов был тогда дома, он не мог решиться ехать во дворец в тот день, знав, что «Боже, Царя храни» играть и петь будут».(8)
На этот раз успех гимна превзошел все ожидания. Он действительно оказался пригодным и для церкви, и для войск, и для широкой публики, как и замышлял его композитор. После праздничного исполнения «Молитвы русских» граф А.Х. Бенкендорф отправил Львову записку с сообщением о том, что государь «восхищен» произведенным эффектом.(9) И почти сразу же последовал Именной указ императора о введении «Боже, Царя храни» с музыкой А. Львова в качестве официального гимна России. Николай I в знак признательности за прекрасное сочинение подарил А. Львову табакерку, инкрустированную брильянтами. Самый большой из драгоценных камней композитор пожертвовал для убранства ризы иконы Божьей Матери Всех Скорбящих в одноименной церкви. А в 1834 г. А. Львов в чине ротмистра был пожалован во флигель-адъютанты корпуса кавалергардов для несения придворной службы. Впоследствии А. Львов сменил отца на посту руководителя Придворной певческой капеллы. С большим успехом концертировал по Европе, показывая свои сочинения, в частности, оперы «Ундина», «Бьянки» и духовные песнопения. В конце его авторских концертов обычно с неизменным успехом исполнялся гимн «Боже, Царя храни»... Со временем А.Ф. Львов стал генералом и «Его Высокопревосходительством». В 1847 г. к фамильному гербу братьев Львовых был прибавлен девиз: «Боже, Царя храни». Каким же он получился, этот гимн? Каковы особенности его музыки?
Музыка Русского народного гимна А. Львова — это возвышенная молитва, проникновенная и смиренная. Своей умилительной торжественностью, спокойной умиротворенностью она напоминает калокагативность знаменного пения. Волнообразно-юбиляционная мелодия своим контуром вызывает зрительную ассоциацию с неторопливо колышущимся на ветру знаменем. Регулярная ритмика и хоральный склад фактуры придают гимну сходство с протестантским хоралом. Однако плагальные обороты в начале запева, преобладание субдоминант в тональном плане гимна, опора на побочную доминанту в конце запева, напоминающую параллельную переменность русской песни — все это свидетельства российского основания в музыкальном языке А. Львова.
Достоинством гимна А. Львова, которое отметили многие современники, оказалась его лаконичность: всего 16 тт. Гимн получился афористичный и легко запоминающийся, что способствовало его популярности не только в России, но и в Европе. Четкость музыкальной формы и преемственность словесного текста В. Жуковского, лишь незначительно сварьировавшего стихи, по сравнению с предыдущим «Боже, Царя храни», свидетельствовали о том, что к середине XIX в. в России сложился идеал государственного устройства. Он воплотился в чеканной словесной формуле: «Православие. Самодержавие. Народность». Поясняя в ней центральную роль российского самодержца, Митрополит Филарет писал: «Бог, по образу Своего небесного единоначалия, устроил на земле царя; по образу своего вседержительства — царя самодержавного; по образу Своего царства непреходящегося, продолжающегося от века и до века — царя наследственного».
Подчеркивая мистическую основу власти государя — веру православную, В.А. Жуковский раскрыл в словах гимна диалектику концепции царской власти, которая сочетала в себе необходимость молитвы народа за государя («Боже, Царя храни») с долгом самого венценосца как Отца нации по отношению к своим подданным («Гордых смирителю, Слабых хранителю, Всех утешителю»).
После утверждения царем началась «большая жизнь» гимна «Боже, Царя храни» в России. Он подлежал исполнению на всех парадах и разводах караулов, при освящении знамени, на утренней и вечерней молитвах в армии, на встречах императорской четы войсками, во время принятия присяги, а также в гражданских учебных заведениях. Особое впечатление гимн производил, когда его играли на церемонии коронования: с фейерверком, пуском ракет, пушечным салютом и под праздничный благовест колоколов. При этом его начальные слова «Боже, Царя храни» высвечивались над портретом императора.
В 1883 г. грандиозное исполнение гимнов «Боже, Царя храни» и «Славься, наш Русский Царь» М. Глинки, состоялось во время празднеств по случаю коронования царя Александра III. Их пел десятитысячный хор с трибун, расположенных на всем протяжении между Спасской и Никольской башнями Кремля. Для исполнения гимнов были привлечены артисты всех театров и сводный детский хор, состоящий из воспитанников 120-ти училищ Москвы.
В том же 1883 г. П.И. Чайковский использовал цитату из «Боже, Царя храни» в знаменитой кантате «1812 год», посвященной открытию храма Христа Спасителя в Москве. В советское время кантата по политическим соображениям исполнялась без цитаты из гимна. Лишь в 90-е гг. ХХ в. в новой России первоначальный смысл произведения П.И. Чайковского был восстановлен, и гимн «Боже, Царя, храни» вновь зазвучал в ней.
В конце XIX в. начальные слова гимна постепенно стали официальным девизом России. «Царская песнь» звучала на открытии фабрик, заводов, ярмарок, выставок, во время церемоний освящения храма и др. Гимн пели при встречах государя на балах, во время его официального въезда в город, на больших застольях после здравиц в честь императора. В театре (возможно, по традиции, установленной после первого исполнения в «Большом») было принято петь «Боже, Царя храни» всей труппой и зрителями, которые вставали в момент появления государя в ложе. В ответ на приветственные возгласы «Ура» следовали ответные поклоны царя. Тот же ритуал соблюдался в конце спектакля.
В наше время гордых и страстных людей, привыкших ни во что не верить, кроме денег, может показаться странным благоговейное отношение лучших умов России к своему государю, запечатленное в гимне «Боже, Царя храни» и в церемониях его исполнения. Однако до середины XIX в. и даже позднее мы находим многочисленные свидетельства возвышенной любви русских людей к Богу и к Его воплощению на земле — Русскому Царю. Царь для них был хранителем веры православной и русской земли, защитником простых людей.
Люди становились на колени, снимали шапки и плакали от счастья при одном виде Императора. Они целовали сапоги, одежду и коня Александра I Благословенного во время его коронации. А.С. Пушкин, несмотря на масонское воспитание, также считал монархию своим идеалом, о чем свидетельствуют, в частности, его проникновенные стихи к первому гимну «Боже, Царя храни». Наблюдая отношение русских людей к Государю в 1895 г. жена американского посла в России госпожа Лонтрап отмечала «волнующее» впечатление от исполнения гимна и зрелища торжественного выхода Императора. «Я пришла к заключению, — пишет она, — что Их Величества были для россиян тем же, чем является солнце для всего мира... Я не рассчитываю, что вы поймете меня — это нужно увидеть и прочувствовать».(10)
Тем не менее со второй половины XIX в. отношение к царской власти стало постепенно изменяться. По мере отступления некоторых слоев общества от православия в стране начинали нарастать антимонархические настроения. 1 марта 1881 г. Россию потрясла страшная весть: террористы-народовольцы убили Царя-Освободителя Александра II.
По мере усиления негативных тенденций изменялось и отношение некоторой части просвещенной интеллигенции к Народному гимну «Боже, Царя храни». В моду входила критика и гимна, и его создателя. Распространялась прямая клевета по поводу деяний А. Львова. Выдающегося композитора-воина стали обвинять в «монархизме и поповщине», говорили, что гимн у него «не русский». Что «этот музыкальный генерал» якобы вытеснил и «изгнал М.И. Глинку» из Придворной певческой капеллы. К празднованию 50-летнего юбилея творческой деятельности А. Львова В. Стасов написал, что ни гимн, ни душа автора, оказывается, «не имеют ничего национального».(11) В революцию 1905 г. доморощенные «преобразователи» написали новые слова к гимну, радикально менявшие его содержание. После преамбулы «Боже, Царя храни» следовало: «Другом свободы царствуй на славу нам!» и другие нелепости. Но этим радикалы не ограничивались. В революционных кругах стало модно, вместо «Боже, Царя храни», петь «Марсельезу» и другие песни протеста. (И это 80 лет спустя после того, как Россия с таким трудом отстояла православные ценности в Отечественной войне против этой «Марсельезы»!)
В начале ХХ в., несмотря на негативное отношением в некоторых кругах, «Боже, Царя храни» оставался идеалом для многих православных патриотов России. В 1904 г. с пением этого гимна шли на подвиг моряки с легендарного крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец».
В начале Первой мировой войны в России на некоторое время произошел взрыв патриотизма. 20 июня 1914 г. весь народ, собравшийся на Дворцовой площади Санкт-Петербурга, с плакатами «Боже, Царя храни» в руках, стоя на коленях, в едином порыве пел Народный гимн в честь императора Николая Александровича, вышедшего к народу на балкон Зимнего дворца. Пение гимна было выражением всеобщей поддержки нелегкого решения государя о вступлении России в войну. «Боже, Царя храни» играли и в момент отправки воинских эшелонов на фронт.
Гимн «Боже, Царя храни» просуществовал в России до февраля 1917 г., когда его вместе с черно-желто-белым флагом упразднила революция. В связи с отречением Государя (а позднее - и зверским убийством Николая Александровича и всей его семьи), с приходом к власти большевиков и радикальным социалистическим переустройством страны он утратил свое значение. В Белой армии он не исполнялся.
1. По-видимому, согласно пожеланию императора, новая музыка должна была быть ориентирована на существовавший текст гимна В. А. Жуковского «Боже, Царя храни».
2. Львова Е.Н. Из записок Е.Н. Львовой // Русская старина. 1880. Т. 27. № 3-4. С. 644.
3. Берс А.А. Алексей Федорович Львов как музыкант и композитор. СПб, 1900, С. 22. Добавим, что по этюдам и каприсам А. Львова до сих пор обучаются студенты-скрипачи в Московской Консерватории.
4. Фраза государя о том, что ему якобы «скучно» слушать в качестве российского гимна английскую музыку, по-видимому, отражала охлаждение в отношениях России и Англии.
5. Львов А.Ф. Записки А.Ф. Львова. // Русский архив. 1884. Кн. 2 № 4, С. 241.
6. Львова Е.Н. Цитируемое издание. С. 639.
7. Газета «Молва от 12 декабря 1833 г., № 448. С. 581-591.// Соболева Н., Артамонов В. Символы России. М., Панорама, 1993. С. 146-170 (?)
8. Указ. соч. Е.Н. Львовой. С. 639-640.
9. Там же. С. 640.
10. Gautier, Theophile, voyage en Russie. Paris. Hachette, 1961. // Масси С. Земля Жар-птицы. Лики России. Сатисъ, СПб, 2000. С. 294.
11. Стасов В. Статьи о музыке. М., 1977. Вып. 3. С. 143.