Контрольная работа

по курсу Зарубежной литературы XVII-XVIII веков

Образ Сатаны в поэме Мильтона "Потерянный Рай"

Выполнил студент 3 курса

Литературного института

Иванов Дмитрий

2009

Главнейшими божками были те,

Кто, ускользнув из Ада, в оны дни

Ища себе добычи на Земле,

Свои дерзали ставить алтари.

Дьявол. Мефистофель, Сатана, Воланд, Люцифер – образ загадочной, пугающей и необъяснимой персонификации Мирового Зла всегда, помимо мистического трепета, вызывал страстный интерес деятелей искусства во все дни человечества. Признаться, такая заманчивая тема привлекла и мое внимание. Может быть еще и потому, что Мильтон когда–то написал "Краткую историю Московии". Или потому, что Мильтон создал три больших поэтических произведения: поэмы "Потерянный Рай", "Возвращенный Рай" и стихотворную трагедию "Самсон-борец", будучи совершенно слепым. Он не знал причину недуга, охватившего его еще за 15 лет до выхода в свет первой поэмы, и называл свою глаукому "темной водой". Какие страшные, должно быть, жуткие образы рождались в его мире, полном непроглядного мрака и теней - воспоминаний прошлого? "Образ Сатаны", вырванный из тьмы фантазией великого поэта - что может быть затейливей и многогранней для исследования, чем сам Искуситель?

...Архивраг, Отныне нареченный Сатаной…

Известно, что представление о Сатане как о самостоятельной фигуре первоначально было чуждо Ветхому завету. Само слово употребляется в Библии в значении "враг", "противник", "предатель", "обвинитель на суде", "соблазнитель". Позднее Сатана становится существом высшего порядка, одним из "сынов Божиих" (Иов, 1, 6). Он первопричина всякого зла, злой дух, принесший в мир смерть. В апокрифической литературе Сатана изображен как соблазнитель Евы; рассказывается также об изгнании его с небес вместе с другими ангелами, после чего он стал называться Сатаной.

Мильтон как политик остался верен своим идеалам свободы и был врагом монархии. "Библия была главным идеологическим оружием революционеров-пуритан. Но и на революцию Мильтон смотрел теперь другими глазами. В "Потерянном Рае" живут лучшие традиции пуританской революции, но, взятое в целом, произведение является критическим пересмотром политического опыта, накопленного Мильтоном за годы республики, как продолжал именоваться новый строй даже тогда, когда Кромвель захватил власть большую, чем та, которой обладал свергнутый революцией король"( И. Одаховская. Джон Мильтон и его поэма "Потерянный рай").

Мильтон разделял иллюзии тех революционеров, которые рассчитывали, что свержение короля приведет к решению всех проблем, т. е. к созданию подлинно демократического государства. Эти иллюзии были разбиты Кромвелем, который подчинив парламент, вынудил присвоить ему титул лорда-протектора страны и даже пошел дальше он сделал это звание наследственным. Начавшись под лозунгами демократии, буржуазная революция в Англии привела к единоличной диктатуре Оливера Кромвеля. Неожиданный для Мильтона политический поворот побудил его отдалиться на время от политики и полновесно заняться творчеством.

"Потерянный Рай" начинается с изображения войны между небом и адом; на одной стороне бог, его архангелы, ангелы; на другой падший ангел-Сатана, духи зла Вельзевул, Велиал, Маммона и множественная армада демонических обитателей ада. Низвергнутые с небес духи замышляют восстание против Бога. Они его называют "Царь небес", "Государь, Единый Самодержец",- он для низвергнутых в адскую бездну деспот и тиран, и лишь они могут об этом говорить( с нравственных позиций для пуританина Мильтона Бог был высокой святыней, но как революционер Мильтон не мог признать всякой единоличной власти). Мильтон изначально окружает Сатану ореолом героизма.

Мятежный Властелин,

Осанкой статной всех превосходя,

Как башня высится.

Нет, не совсем

Он прежнее величье потерял!

... Скорбь

Мрачила побледневшее лицо,

Исхлестанное молниями; взор,

Сверкающий из-под густых бровей,

Отвагу безграничную таил,

Несломленную гордость...

Так обращается Сатана к остаткам своей армии после поражения:

Не все погибло: сохранен запал

Неукротимой воли, наряду

С безмерной ненавистью, жаждой мстить

И мужеством - не уступать вовек.

А это ль не победа?

Ведь у нас

Осталось то, чего не может Он

Ни яростью, ни силой отобрать -

Немеркнущая слава! Если б я

Противника, чье царство сотряслось

От страха перед этою рукой,

Молил бы на коленах о пощаде,

Я опозорился бы, я стыдом

Покрылся бы и горше был бы срам,

Чем низверженье.

Сатана предстает в этой речи как полководец, трибун, управляющий вполне "земными" категориями славы, воли, мести, ненависти. Сатана – безусловное воплощение зла, и, наверное, его внешние претензии на достоинство, мужество, статность и "силы богоравные" вполне могут быть рассчитаны на ироническую усмешку читателя. Здесь можно услышать персонажа, созданного воображением поэта, и, может быть, самого творца этого образа, революционера Мильтона. Так говорил Сатана, низвергнутый с небес ангельскими воинствами. Но так мог сказать о себе и сам Мильтон, который и после восстановления монархии, сопровожденного выкапыванием тел Кромвеля и его сторонников и их публично-церемониального повешения, оставался республиканцем, сторонником народовластия. Конечно, проводить прямых сопоставлений себя с Князем Тьмы он отнюдь не собирался. Для него Бог - воплощение высшего блага, Сатана и его соратники - исчадия зла, все догматически правильно; но бог для Мильтона - небесный царь, и в качестве такового он может ассоциироваться с ненавистными королями родного Альбиона и всей остальной Земли, поэт как носитель идей политических и философских не может не сочувствовать тем, кто восстает против единодержавной власти, это естественный посыл автора, хоть и крайне противоречивый. В поэме есть и другое противоречие. "Мильтон восхищается героическим непокорством Сатаны в той мере, в какой оно выражает непримиримость по отношению ко всякой тирании, земной и небесной. Но мятеж не случайно заканчивается поражением. Не из Библии, а в собственном воображении, переработавшем впечатления современности, почерпнул поэт все краски для описания борьбы небес и ада. Мильтон имел возможность убедиться в том, что английская революция, выявившая ограниченность целей и своекорыстие буржуазии, не принесла ожидаемого результата, отголоски этого убеждения звучат в поэме, где сказано много слов о бессмысленности и вредоносности для человечества войн и насилия" (И. Одаховская. Джон Мильтон и его поэма "Потерянный рай").

Гуманизм эпохи Возрождения сломил церковное учение средневековья о бренности земной жизни. Мильтон увидел, что надежды гуманистов были далеки от осуществления. Он убедился, что за показной нравственностью пуритан нередко скрывалось множество пороков. В этой связи заслуживает внимания следующее место поэмы Мильтона, где отмечается неожиданная, казалось бы, черта Сатаны, которого поэт противопоставляет ханжам-пуританам; духи ада восхваляют Сатану и

...благодарят за то,

Что он собою жертвовать готов

Для блага общего. Не до конца

Заглохли добродетели у Духов

Отверженных, к стыду людей дурных,

Кичащихся прекрасными на вид

Поступками, внушенными гордыней,

И под личиной рвения к добру,-

Тщеславной суетностью.

Внимательное чтение текста раскрывает, что за фантастическим сюжетом скрываются раздумья о жизни, свидетельствующие о большой проницательности поэта, отлично разбирающегося в людях и жизненных обстоятельствах. Таких трезвых и подчас горьких наблюдений у Мильтона накопилось много. Но его интересовали не частности и отдельные случаи, а человек в целом, и свой взгляд на него он и высказал, влетая философскую поэму в религиозный сюжет. Если в первых книгах контраст между силами неба и ада символизирует борьбу добра и зла в жизни, то центральной темой "Потерянного Рая" является отражение этой борьбы в человеческом сердце. Эта тема со всей ясностью определена в беседах низвергнутых ангелов, обсуждающих, как им продолжать борьбу против бога после поражения. Сатана прослышал, что бог готовится создать некий новый мир и новое существо - человека. Совратить его с пути добра - цель, которую теперь ставит себе Сатана. И делает это он не из следования высоким идеям и даже не от вселенской скуки демиурга, а просто потому, что должен и на иное не способен. Сатана в религиозной мифологии всегда был воплощением сил, губящих человека. Наивные средневековые представления о природе человека Мильтон поднял на новую философскую высоту. Опираясь на всю многовековую историю человечества, о которой ему еще предстоит рассказать в поэме, Мильтон дает ему суровую характеристику.

Силы зла объединились -

Согласие царит

Меж бесов проклятых, но человек,

Сознаньем обладающая тварь,

Чинит раздор с подобными себе;

Хотя на милосердие Небес

Надеяться он вправе и завет

Господний знает: вечный мир хранить,-

Живет он в ненависти и вражде,

Опустошают землю племена

Безжалостными войнами, неся

Друг другу истребленье...

Конечно, все это выступает в обрамлении библейской мифологии, но нетрудно заметить, что в повествование Мильтона есть понятия и взгляды, современные поэту. Мильтон с легкостью допускает анахронизмы. Библейские персонажи знают, что существует телескоп; слышали они и об открытии Колумба и упоминают виденных им на вновь открытом континенте индейцев. А когда силы ада ищут средства справиться с небесным воинством, они придумывают порох и стреляют из пушек! В поэме смешаны все исторические эпохи. Рядом с легендарной историей Израиля излагаются события Троянской войны, римской истории и говорится о судьбе Юлия Цезаря, названы древний британский король Утер, средневековый король Карл Великий, итальянский ученый Галилей ("мудрец Тосканский").

Поэзия "Потерянного Рая" имеет всемирный охват. Ну конечно, ведь и Бог и Сатана существуют вне времени и пространства.

Заметим, что Сатана как вождь падших ангелов отличается подлинной зажигательностью речи, но, выступая в роли змея - совратителя Евы, он обнаруживает своеобразную логику и хитрость искусителя. Змей у Мильтона - первое название силы зла, как и в Библии: "Змей был хитрее всех зверей..." (Бытие, III, 1).

Глаза его свирепы,

Но мелькала в них и жалость

И сознание вины

При виде соучастников преступных. -

"Не понимаю, что побудило Мильтона сделать Сатану столь величественным существом, столь склонным разделять все опасности и страдания ангелов, которых он совратил. Я не понимаю, с другой стороны, что могло его побудить сделать ангелов столь подло трусливыми, что даже на призыв Творца ни один из них не выразил желания спасти от вечной погибели самого слабого и ничтожного из мыслящих существ"( Уолтер С. Лэпдор"Воображаемые разговоры").

Конечно, открытого призыва относиться несерьезно к Сатане как к герою поэмы нет, но библейская бескомпромиссность в абсолютно традиционных для дьявола взглядах и устремлениях ставит этого персонажа не на самостоятельный уровень живого, характерного героя ( как его аналоги у Гете, Марло или Булгакова), а использует лишь как инструмент в контексте всего произведения для выражения позиций и философии автора. Условно говоря, этот "локомотив" прет по не им проложенным рельсам в уготованное место не имея ни мысли, ни возможности свернуть или остановиться.

Никогда

Он головой не мог бы шевельнуть

Без попущенья свыше.

Сам Сатана, принимая как антропоморфные, так и хтонические формы по мере необходимости, много передвигается во всех предложенных ему пространствах Бытия и Инобытия, словно герой добротного рыцарского романа, не задумываясь, а потому что так надо. Эдакий злодей, строго идущий к своей Цели. Герой не способен выйти за уровень предназначенных ему задач или осознать иные варианты своего существования, но автору этого и не нужно.

Метался Враг на огненных волнах,

Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрек

Его на казнь горчайшую: на скорбь

О невозвратном счастье и на мысль

О вечных муках. Он теперь обвел

Угрюмыми зеницами вокруг;

Таились в них и ненависть, и страх,

И гордость, и безмерная тоска...

Как видно, Сатана все же наделен различными человеческими категориями, подразумевающими некую внутреннюю многослойность, но опять же варианты вроде "скорби о невозвратном счастье"( в таких случаях уместны аналогии скорее с самим поэтом, о чем говорилось выше, чем допустимость наличия у Сатаны таких чувств, хотя можно признать, что еще являясь домятежным ангелом, Сатана мог их испытывать и теперь, оглядываясь назад, в минуты, не занятые воплощением планов о мировом господстве Зла, сожалеть и рефлектировать:) делают его не мужественным предводителем Темных Легионов, а, скорее, Комусом, злым волшебником из более раннего произведения Мильтона.

На актуальный вопрос одного из демонов:

Что толку в нашем вечном бытии

И силе нашей, вечно-неизменной,

Коль нам терзаться вечно суждено?"

"Отступник" отвечает :

- В страданьях ли, в борьбе ли,- горе

слабым,

О падший Херувим! Но знай, к Добру

Стремиться мы не станем с этих пор.

Мы будем счастливы, творя лишь Зло,

Его державной воле вопреки.

В надежде - силу или, наконец,

В отчаянье - решимость почерпнуть!

Чем достаточно явно дает представление и о своих понятиях о счастье и принципах дальнейшего существования.

Везде

В Аду я буду. Ад - я сам.

А это Сатана повторяет слова Мефистофеля

у Марло ("Трагическая история доктора Фауста", акт 1, сц. 3).

В этом же монологе, возможно, несущем центральное значение в раскрытии характера образа "распаленный злобой" Сатана, в "мятежной груди" которого

Страшный замысел, созрев,

Теперь бушует яростно, под стать

Машине адской, что, взорвав заряд,

Назад отпрядывает на себя,

пытается переосмыслить свое предназначение и Судьбу, ненависть к Солнцу, как к воплощению Света, понимая, впрочем всю трагическую безысходность своей ситуации.

Сомнение и страх язвят Врага

Смятенного; клокочет Ад в душе,

Пробудила Совесть вновь

Бывалое отчаянье в груди

И горькое сознанье: кем он был

На Небесах и кем он стал теперь,

Каким, гораздо худшим, станет впредь.

Чем больше злодеянье, тем грозней

Расплата.

"…Ужели это тяжко? О, зачем

Я не был низшим Ангелом? Тогда

Блаженствовал бы вечно и меня

Разнузданным надеждам и гордыне

Вовеки б развратить не удалось!

Но разве нет? Иной могучий Дух,

Подобный мне, всевластья возжелав,

Меня бы так же в заговор вовлек,

Будь я и в скромном ранге. Но соблазн

Мне равные Архангелы смогли

Отвергнуть, защищенные извне

И изнутри противоискушеньем.

А разве силой ты не обладал

И волею свободной - устоять?

Да, обладал. На что же ропщешь ты?

Винишь кого? Небесную любовь,

Свободно уделяемую всем?

Будь проклята она! Ведь мне сулят,

Равно любовь и ненависть, одно

Лишь вечное страданье. Нет, себя

Кляни! Веленьям Божьим вопреки,

Ты сам, своею волей, то избрал,

В чем правосудно каешься теперь.

Куда, несчастный, скроюсь я, бежав

От ярости безмерной и от мук

Безмерного отчаянья?

В монологе выделены основные истоки внутреннего разлада в душе Сатаны ( надо полагать, таковая все же имеется), вынудившие его на вечную борьбу.

Чувствительная несдержанность и мимическая подвижность Сатаны присутствуют как показатель человеческой стороны его природы – любой автор вынужденно "очеловечивает" абсолютно всех своих героев, иначе непонятное/непривычное не найдет отклика в душе или разуме читателя:

Лицо Врага, пока он говорил,

Отображая смену бурных чувств,

Бледнело трижды; зависть, ярый гнев,

Отчаянье,- притворные черты

Им принятой личины исказив,

Лжеца разоблачили бы, когда б

Его увидеть мог сторонний глаз:

Небесных Духов чистое чело

Разнузданные страсти не мрачат.

Враг это знал; он обуздал себя,

Спокойным притворившись в тот же миг.

Или во время выполнения своей непосредственной задачи – искушения первых людей, Адама и Евы:

Прельститель; человеколюбцем вдруг

Прикинулся и ревностным слугой

Людей; на их обиду воспылав

Негодованьем лживым, применил

Он способ новый: ловко притворись

Взволнованным, смущенным, он умолк

Достойно, вознесясь, чтоб речь начать

О якобы значительных вещах.

Вот один из многочисленных физических обликов, принимаемых Сатаной:

Приподнял он

Над бездной голову; его глаза

Метали искры; плыло позади

Чудовищное тело, по длине

Титанам равное иль Земнородным -

Врагам Юпитера! Как Бриарей,

Сын Посейдона, или как Тифон,

В пещере обитавший, возле Тарса,

Как великан морей - Левиафан,

Когда вблизи Норвежских берегов

Он спит, а запоздавший рулевой,

Приняв его за остров, меж чешуй

Кидает якорь, защитив ладью

От ветра, и стоит, пока заря

Не усмехнется морю поутру,-

Так Архивраг разлегся на волнах,

Прикованный к пучине.

А это - аллегорический отголосок личной слепоты великого поэта. Нельзя забывать, что все эпическое темное действо поэмы первоначально зарождалось и обрастало перипетиями в реальной, ежесекундной и болезненно ощущаемой тьме, сковавшей глаза, но не сознание автора:

Мгновенно, что лишь Ангелам дано,

Он оглядел пустынную страну,

Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,

Но не светил и видимою тьмой

Вернее был, мерцавший лишь затем,

Дабы явить глазам кромешный мрак,

Юдоль печали, царство горя, край,

Где мира и покоя нет, куда

Надежде, близкой всем, заказан путь.

Как оратор Сатана в отложенных ему рамках непревзойден –

- На эту ли юдоль сменили мы,-

Архангел падший молвил,- Небеса

И свет Небес на тьму? Да будет так!

Он всемогущ, а мощь всегда права.

Подальше от Него! Он выше нас

Не разумом, но силой; в остальном

Мы равные. Прощай, блаженный край!

Привет тебе, зловещий мир! Привет,

Геенна запредельная! Прими

Хозяина, чей дух не устрашат

Ни время, ни пространство.

И, конечно, Сатана непринужденно владеет всеми ораторскими приемами.

поэма мильтон сатана душа разлад

Вождь подал знак: он хочет речь держать.

Сдвоив ряды, теснятся командиры

Полуокружностью, крыло к крылу,

В безмолвии, близ Главаря. Начав

Трикраты, он трикраты, вопреки

Гордыне гневной, слезы проливал,

Не в силах молвить. Ангелы одни

Так слезы льют. Но вот он, подавив

Рыдания и вздохи, произнес…

И Молох и Велиал и Вельзеул – все это не генералы Адского Воинства, а воплощения Сатаны как стороны многоугольника всеобщего и всеобъемлющего Зла. Однако "Архипреступник" и "Первозлодей" еще не утратил некоего объективного, эстетического чувства красоты в её естественных, незамутненных проявлениях:

Ошеломленный Сатана глядел

На необъятный мир, ему внизу

Представший. Так лазутчик, напролет

Всю ночь рискуя жизнью, средь глухих

И мрачных троп, с рассветом наконец

Восходит на высокий холм, и вдруг

Его глазам просторы предстают

Цветущие неведомой страны

Иль город многобашенный, в лучах

Восхода, золотящего шпили

И купола сверканьем заревым.

Таким же изумленьем поражен

Был Архивраг, хоть в прошлом созерцал

Величие Небес, но красота

И совершенство мира, что ему

Был явлен, породили в Духе Зла

Не столько удивленье, сколько - зависть.

Узрев новый мир, Сатана ошеломлен, и даже

…Готов

Их полюбить за то, что Божий лик

Сияет в них, и щедро красотой

Создателем они одарены.

но, проведя воображаемую самоуспокоительную беседу с людьми, где "убеждает" их в том, что заготовленная им самим судьба для них так же имеет право на существование, в итоге приступает к выполнению задуманного.

Я мог бы сострадать

Вам, беззащитным, хоть моей беде,

Увы, никто не сострадал. Ищу

Союза с вами, обоюдной дружбы

Нерасторжимой; мы должны вовек

Совместно жить; и если мой приют

Не столь заманчивым, как Райский Сад,

Покажется, вы все равно приять

Его обязаны, каков он есть,

Каким его Создатель создал ваш

И мне вручил. Я с вами поделюсь

Охотно…

… Пусть растрогала меня

Беспомощная ваша чистота,-

А тронут я взаправду,- но велят

Общественное благо, честь и долг

Правителя расширить рубежи

Империи, осуществляя месть,

И, миром этим новым завладев,

Такое совершить, что и меня,

Хоть проклят я, приводит в содроганье".

Вселяясь в тело пресмыкающегося змея, Сатана показывает абсолютно безнравственную гибкость в достижении поставленных целей:

О, гнусное паденье! Мне, давно

С богами спорившему о главенстве,

О первенстве,- мне суждено теперь

Вселиться в гада, с тварным естеством

Смешаться слизистым и оскотинить

Того, кто домогался высоты

Божественной! Но разве есть предел

Падения для мстительной алчбы

И честолюбья? Жаждущий достичь

Вершины власти должен быть готов

На брюхе пресмыкаться и дойти

До крайней низости.

Наконец, пройдя через все злоключения, "укрытый в Змие, злобный постоялец" вынуждает Еву вкусить от Древа Познания и на этом миссия его выполнена.

Сатана Мильтона не оказался столь же многозначным и противоречивым, чем тот же Мефистофель Гёте. Здесь нет мудрости и глубокомысленных рассуждений о мире и Бытии – да хоть он и вынужденно для упрощения восприятия читателем, часто наделяется Мильтоном антропоморфными чертами, мыслит и действует он в соответствии своим каноническим назначениям, не более. Все его размышления порывисты, но безысходны – он все равно должен будет выполнить все, что от него требуется, в этом смысле он крайне предсказуем. Однако, таким его и видел автор, сумевший воплотить в этом образе свои философские и политические убеждения и искания, раскрыть через его мифологическую природу яркую, огромную картину современного ему христианского мира, со всеми его противоречиями, чем снискал себе заслуженную славу.

Библиография

Д. Мильтон " Потерянный рай" в переводе А. Штейнберга

"Книга ангелов". Сборник. Серия "Александрийская библиотека"

К. Марло. "Трагическая история доктора Фауста"

И. Одаховская. "Джон Мильтон и его поэма "Потерянный рай""

У. С. Лэпдор "Воображаемые разговоры"