Содержание

Введение

Глава 1. Теоретические аспекты изучения художественного текста в лингвистической науке

1.1 Текст как единица лингвистики (соотношение понятий язык и речь)

1.2 Специфика текстообразующих факторов и их роль в создании текстов

1.3 Сущность синонимии и функции синонимов в художественном тексте

Выводы по первой главе

Глава 2. Функционирование синонимических парадигм в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени"

2.1 Синонимические парадигмы речемыслительного характера

2.2 Синонимы как способ описания персонажа

2.3 Синонимические ряды в описании чувств, эмоций и намерений персонажа

Выводы по второй главе

Заключение

Список использованной литературы

Приложение

лермонтов синонимия лингвистика словообразующий

Введение

Художественное произведение - это богатейший материал для изучения индивидуального стиля писателя. Роман как эпический жанр большой формы (роман М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени" является подтверждением сказанному) охватывает длительный по времени период жизни главных героев и описывает людей, принадлежащих к разных слоям с точки зрения социального статуса, происхождения, национальности, менталитета, характера и темперамента. Отсюда речевая раскованность слога и широта речевой стихии лермонтовского идиостиля (индивидуального стиля), разнообразие стилевого и грамматического лада. Все это обусловило сами особенности лермонтовского романа, отразившего в себе манеру подачи текста и его звучания.

В современной науке текст часто предстает как соединение текстострои-тельных и текстообразующих категорий и факторов. В.А. Бухбиндер утверждает, что в плане выражения текста можно "усмотреть 2 яруса: тексто-строительный материал, организованный по принципу соподчинения языковых единиц, и текстообразующие факторы и компоненты, аранжирующие этот материал в составе высказывания и сообщения" [15; 12].

Необходимость исследования проблемы текстообразующих факторов и категорий продиктована ориентацией современной теории текста на поиск новых методов лингвистического описания, интерпретации текстов. Текстообразующие факторы, регулируя прямую и обратную связь между автором и читателем, отвечают за создание смыслового пространства, называемого речевым (или актуальным) смыслом, т. е. "это не только и не столько та информация, которая закодирована теми или иными языковыми средствами, но и вся та информация, которая может быть передана с его помощью и может быть извлечена из него благодаря знанию коммуникантов о мире, друг о друге, о ситуации общения и т. п. не собственно лингвистическим знаниям" [23; 200].

Синонимические парадигмы как фактор текстообразования активно участвуют в создании текста, формируя план его содержания. Тек-стообразующие возможности синонимических рядов объясняются тем, что синонимы влияют на отбор языковых средств, лексем, у М.Ю.Лермонтова, как бы требуют определенных слов, раскрывающих глубинное семантическое значение. Проявлением их текстообразующих возможностей является установление сложных и многоплановых отношений в тексте, содержащем стилистический эффект двуплановости.

Механизм текстообразования напрямую связан с актуализацией (функционированием) текстообразующих категорий, в качестве которых в данном случае выступают слова-синонимы.

Факторы текстообразования в связи с вышесказанным соотносятся с категорией связности текста. Лексические средства реализации категории связности текста более значимы в семантическом и функциональном аспектах, так как именно на лексическом уровне текста лежит основная смысловая нагрузка в реализации идейного замысла произведения. Лексические средства выполняют также основную текстообразующую функцию. К различным лексическим средствам в связи с этим обычно относят полный лексический повтор, синонимические и антонимические замены, перефрастический повтор и др. Синонимические парадигмы, на наш взгляд, представлены в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" особенно ярко, поскольку уже в предисловии к роману автор интересно использует синонимы "автор" и "сочинитель", когда объясняет смысл своего произведения. Данные положения определили выбор темы дипломного исследования.

Актуальность исследования обусловлена неизученностью проблемы специфического использования М.Ю.Лермонтовым в романе "Герой нашего времени" синонимических парадигм как факторов текстообразования.

Цель работы была сформулирована следующим образом: показать текстообразующую функцию синонимических парадигм в романе М.Ю.Лермонтова, раскрывая тем самым художественное своеобразие произведения.

В соответствии с целью были поставлены и решены задачи исследования:

изучить и представить анализ лингвистической литературы по заявленной проблеме;

раскрыть теоретические аспекты осмысления художественного текста в лингвистической науке;

показать функционирование синонимических парадигм в романе М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени".

Объектом исследования выступают синонимические парадигмы (более 170 синонимических рядов), вошедшие в картотеку, составленную автором по роману М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени".

Предметом исследования является функционирование синонимических парадигм в романе М.Ю. Лермонтова как факторов текстообразования, влияющих на процесс текстопорождения.

Методы исследования. Основным методом является описательный, проявляющийся в инвентаризации конкретных языковых парадигм, в объяснении их структуры и порождающих возможностей. В дипломной работе находят также применение такие методы, как контекстный анализ, позволяющий выявить особенности сочетаемости синонимичных слов; метод компонентного анализа, который вносит существенные уточнения в трактовку различных проблем лингвистической семантики, в частности, проблем лексического значения и сочетания.

Отдельные эпизоды романа "Герой нашего времени" стали предметом анализа В.Г. Белинского, Б. Эйхенбаума, В.В. Виноградова, Н. Долининой, К.Н. Григорьяна, Г.Г. Ханмурзаева, Б.Т. Удодова и некоторых других. "Одна из самых важных стадий в научной работе над Лермонтовым (еще далеко не достигнутая) - приближение к такому пониманию его текста: к чтению между строками, к раскрытию "подтекста", составляющего органическую и очень важную сторону его художественной системы" [42; 44]. Таким образом, извлечение подтекстного содержания становится главным условием понимания лермонтовского текста. Анализ синонимических парадигм в данном ракурсе способствует глубинному пониманию романа.

Заявленная в теме дипломного сочинения проблемы дает нам основание ограничить материал в следующей структуре работы. Дипломное исследование состоит из введения, теоретической части, включающей две главы, заключения и списка использованной литературы.

Во введении мы указываем цель и задачи работы, называем объект и предмет исследования, указываем его рамки и ограничения.

В первой главе "Теоретические аспекты изучения художественного текста в лингвистической науке" мы освещаем следующие вопросы: текст как единица лингвистики (соотношение понятий язык и речь), специфика текстообразующих факторов и их роль в создании текстов, сущность синонимии и функции синонимов в художественном тексте. Текст является одним из сложных и неоднозначных понятий в языкознании. Одной из главных проблем при определении сущности текста является вопрос об отношении текста к языку и речи. Некоторые ученые связывают текст только с речью (Е.А. Реферовская, Н.А. Купина, М.Н. Кожина и др.). При этом указывается на то, что сам процесс речи (устной или письменной) приводит к порождению текста – речевого произведения, сообщения, развертывающегося в последовательное описание ряда ситуаций. Вслед за такими учеными-лингвистами, как Т.П. Ломтев, Г.В. Колшанский, Л.С. Бархударов, Б.А. Маслов и др. будем считать текст не только единицей речи, но и единицей языка.

К вопросу о сущности текста Г.Г. Москальчук, например, обращает внимание на его организацию, то есть текстообразование. Он пишет: "Текст представляет собой последовательность предложений, (высказываний), упорядоченную человеком в целях передачи какой-то информации" [44; 208]. Исследование связности в лингвистике текста тесно взаимодействует с изучением целостности текста, потому что именно эти признаки текста обеспечивают его структурно-смысловую цельность. Смысловая цельность заключается в единстве темы. Единство темы проявляется в регулярной повторяемости ключевых слов через синонимизацию ключевых слов, через повторную номинацию и синтаксический параллелизм структуры. Таким образом, синонимы выступают как один из основных факторов текстообразования, поскольку как лексические средства образуют связность и цельность текста.

Исходя из вышесказанного можно отметить, что единицы всех уровней языка в художественном тексте выступают как факторы текстообразования и выполняют определенные функции, играют определенные роли. Например, текстообразующую роль выполняют не только анафорически употребляемые местоименно-наречные слова, различные виды повторной номинации, но и порядок слов, особенно в тех случаях, когда лексико-грамматические средства связи отсутствуют.

Во второй главе исследования "Функционирование синонимических парадигм в романе М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени"" мы предполагаем рассмотреть функции синонимических парадигм речемыслительного характера, представить синонимы как способ описания черт наружности персонажа и охарактеризовать синонимические ряды в описании чувств, эмоций и намерений персонажа.

Думается, что синонимические парадигмы как механизмы текстопорождения можно разделить на: организующие целый текст и организующие отдельные его фрагменты. Назовём вслед за лингвистом Э.Р.Лассан первые базисными, в силу того что они регулярно организуют речь как отдельной личности, так и целых направлений мысли, а вторые – фрагментарными, примеры которых приведены во второй главе исследования [38; 15].

Среди текстовых категорий и текстообразующих факторов, выявленных разными учеными, можно выделить основные и второстепенные, последние из которых при всей их важности либо необязательно присутствуют в каждом тексте, либо выделяются не всеми авторами, либо являются частными случаями и составными элементами первых. К группе основных характеристик относятся знаковость, материальность, информативность, связность, цельность и многие другие.

По нашему мнению, наиболее существенной категорией художественного текста является образность.

В связи с вышеизложенными аргументами нами и были выделены параграфы второй главы работы, в которой различные синонимы, образующие синонимические парадигмы определенной семантики, выполняют текстообразующие функции, то есть уточняют, оттеняют, корректируют или поясняют значение слова, представленного и показанного автором, то есть являются факторами образования и создания образности художественного текста.

Основные выводы по работе представлены в выводах к главам и в заключении.

Дипломное сочинение имеет Приложение.

Глава 1. Теоретические аспекты изучения художественного текста в лингвистической науке

1.1 Текст как единица лингвистики (соотношение понятий язык и речь)

В лингвистике термин "текст" традиционно служит для обозначения структурно-семантического коммуникативного образования, имеющего устную и письменную форму реализации. Вместе с тем имеется значительное количество определений данного понятия (существует также мнение, что указанный термин принадлежит к числу неопределенных понятий [60; 8]).

Одной из главных проблем при определении сущности текста является проблема отношения текста к языку и речи. Некоторые ученые связывают текст только с речью (Е.А. Реферовская, Н.А. Купина, М.Н. Кожина и др.). При этом указывается на то, что сам процесс речи (устной или письменной) приводит к порождению текста – речевого произведения, сообщения, развертывающегося в последовательное описание ряда ситуаций. Подчеркивается также, что в отличие от речевых, языковые структуры имеют два основных и один факультативный признак: а) воспроизводимость, б) исчисляемость, в) наличие возможности вступать в соотнесенность целого и части. Ни одним из этих признаков, по мнению исследователей данного направления, текст не обладает, следовательно, он относится к речевой сфере.

Наиболее характерным для подобной точки зрения является определение текста, которое было предложено И.Р. Гальпериным: "Текст – это произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными видами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку" [19; 18]. Таким образом, по определению И.Р.Гальперина, текст имеею речевую природу.

Мы вслед за такими учеными-лингвистами, как Т.П. Ломтев, Г.В. Колшанский, Л.С. Бархударов, Б.А. Маслов и др. будем считать текст не только единицей речи, но и единицей языка. Как отмечает И.А. Сыров, данная точка зрения не вступает в прямое противоречие с взглядами тех ученых, которые определяют текст как продукт речи [60; 8]. Это связано, прежде всего, с пониманием оппозиции "язык-речь", сложившимся в ходе анализа работ последних десятилетий.

По мнению Н.Л. Мышкиной, термин "язык" в современном языкознании чаще всего используется в двух значениях. В первом случае термин имеет самое общее значение, во втором – он сближается с термином "языковая система" и противопоставляется термину "речь" [60; 12]. В первом значении язык определяется многими авторами как средство обозначения действительности, формирования мысли, как инструмент актов коммуникации. Г.В. Колшанский в связи с этим считает, что "если рассматривать в его реальной функции общения, то каждое реальное звено цепи общения может квалифицироваться в коммуникативном аспекте как речевой акт <…>, а так как коммуникативный акт является естественно языковым, то синонимичным выражением может считаться и "речевой акт"" [34; 22]. Обращает на себя внимание и тот факт, что объемная монография Института языкознания АН СССР "Общее языкознание" (1970 г.) вообще не рассматривает проблему разграничения языка и речи, заменяя ее проблемой "структуры и функционирования языковой способности" [49; 315].

Таким образом, если говорить о языке в указанном смысле, то само противопоставление языка и речи становится весьма относительным и появляется возможность определить текст как "языковую единицу, которая выступает как единица, структурированная и организованная по определенным правилам, несущая когнитивную, информационную, психологическую и социальную нагрузку общения" [34; 89].

Если же трактовать термин "язык" во втором значении, как упорядоченную сумму общеосознанных единиц, формул и норм, противопоставленную функционированию языковых знаков в индивидуальной речи, то обычно в основу разграничения языка и речи кладутся следующие показатели:

Язык: 1) абстрактен (содержит абстрактные аналоги единиц речи), 2) потенциален (хранится в памяти языковой личности и является нейтральным по отношению к фактам действительности), 3) отражает опыт коллектива, а не индивида, 4) стабилен или стремится к стабильности (новые факты принимаются только под давлением требований носителей и потребителей), 5) статичен (фиксированная позиция в сознании носителя, грамматиках, справочниках и т.п.), 6) имеет уровневую структуру организации (лексический уровень, синтаксический и т.д.), 7) ограничен выбором составляющих (конечен, т.е. исчисляем в своем наборе единиц).

Речь: 1) конкретна (материально выражена для восприятия рецепторами: акустическими и визуальными), 2) актуальна (всегда мотивирована обстоятельствами, ситуацией, целеполаганием), 3) отражает опыт индивида, 4) подвижна (отражает сиюминутные процессы, происходящие в социуме и сознании конкретной языковой личности), 5) динамична (разворачивается во времени), 6) линейна (последовательность слов, актуализированное устройство), 7) теоретически не ограничена набором составляющих (бесконечна) [1; 7-9].

Однако и при подобного рода разграничениях, на наш взгляд, представляется возможным рассматривать текст как элемент языка по следующим соображениям. Общеизвестно, что впервые проблема "язык-речь" была рассмотрена Фердинандом де Соссюром в начале XX века. С этого времени, как утверждает И.А. Сыров в своей монографии "Художественный текст в структурно-семантическом рассмотрении" [60; 9], споры по данному вопросу не только не утихли, но и перманентно разгораются с новой силой. Причина этого, как считает Ф.М. Березин, - '' противоречивые высказывания самого де Соссюра о разграничении языка и речи '' [10; 164]. Разделяя язык и речь, Ф. де Соссюр отделял социальное и существенное (язык) от индивидуального и более или менее случайного (речь). Именно на эти положения опираются многие (в том числе и цитированные выше) авторы, но при этом, к сожалению, не принимается во внимание взаимодействие языка, речи и речевой деятельности. Схема данного взаимодействия приводится в § 9 третьей главы "Курса общей лингвистики". Она выглядит следующим образом (см. схему №1).

Схема № 1.

При данном соотношении становится очевидным, что так же, как увязаны между собой два аспекта изучения языка (синхрония и диахрония), так же связаны и нерасторжимы язык и речь в объединяющей их речевой деятельности. И, коль скоро, текст можно определить как "произведение речетворческого процесса", то есть как продукт речевой деятельности, то в соответствии с данной точкой зрения текст можно рассматривать в качестве единицы языка: обобщенная норма и индивидуальные факты объединяются при функционировании в одной рассматриваемой конструкции [60; 10].

В разделе И.А. Сырова "Художественный текст в структурно-семантическом рассмотрении" из указанного выше пособия, составленного коллективом авторов, приводится позиция Т.П. Ломтева, которая подтверждает принадлежность языка не только к речи, но и к языку. Лингвист Т.П. Ломтев отношения языка и речи определял через понятия "сущности" и "явления". Ученый считал, что каждая лингвистическая единица с точки зрения своей сущности может быть охарактеризована как единица языка, а с точки зрения проявления сущности – как единица речи. В статье "Язык и речь" Т.П. Ломтев убедительно показывает, что ''... в речи не может быть таких единиц, которые не имели бы места в речи. Язык и речь различаются не по различию явлений, а по различию сущности и ее проявления'' [40; 58]. Следовательно, единица со стороны своего различия относится к речи, а со стороны своего тождества – к языку. Подтверждение данной точки зрения можно обнаружить в работах Б.А. Маслова, который считает, что сама номинация "лингвистика текста" будет правомерной только в том случае, ели текст воспринимается как элемент языка. ''Если это (текст – И.С.) единица речи, то лингвистика текста не будет разделом языкознания, имеющим дело с тем общим, которое лежит в основе речевой продукции. Текст как единица языка – это то общее, что лежит в основе конкретных текстов, это формулы, по которым строятся конкретные тексты'' [43; 3].

Говоря о языковой сущности текста, то есть о способности иметь определенные модели и возможности типизированного воспроизведения в речи, ученые-лингвисты по-разному выявляют природу подобной типизации. Можно назвать, по крайней мере, три направления в рамках лингвистики текста, представители которых различные аспекты языковой природы текста. Это: а) коммуникативное направление; б) коммуникативно-фунциональное и в) структурное.

Так, лингвисты, исследующие текст в коммуникативном аспекте, значительное внимание уделяют описанию различных типов контекста, коммуникативных регистров речи, формализации информации, содержащейся в тексте. В связи с этим Г.А. Золотова, например, выделяет конкретные коммуникативные типы, или регистры – ''понятие, абстрагированное от множества предикативных единиц или их объединений, употребленных в однородных контекстах, сопоставленных по их общественно-коммуникативным функциям и противопоставленных по способу отражения действительности, что получает выражение в совокупности их лингвистических признаков'' [25;169]. Данные типы выделяются автором по конкретным особенностям языковой организации: 1) видо-временное значение предикативного признака, принадлежность этого значения к подсистеме сюжетных или несюжетных времен; 2) референтность/нереферентность лексического значения глаголов, называющих либо действие, наблюдаемое в процессе его протекания зрением, слухом, другими органами чувств, либо наблюдаемое, дающее обобщенную или оценочно-характеризующую квалификацию чьей-то деятельности, поведения, занятия; 3) тип референтного значения существительных. По данным показателям Г.А. Золотова выделяет два основных коммуникативных типа: изобразительный и информативный. Дальнейший анализ семантико-логических отношений внутри выделяемых блоков позволяет автору описать целый ряд подтипов обозначенных регистров (изобразительно-повествовательный, изобразительно-описательный, информативно-повествовательный, информативно-логический) [25; 170].

Представители коммуникативно-функционального направления, продолжая исследования, начатые О.А. Нечаевой, выявляют языковые особенности различных типов речи (повествования, описания, рассуждения), которые, по мнению лингвистов, являются самостоятельными структурными (строевыми) блоками, прежде всего, художественных текстов. Так, например, при детальном анализе структурно-семантической специфики описания выделяются бытийно-статальный и бытийно-процессуальный подтипы, каждому из которых присущи свои грамматические особенности реализации: в бытийно-статальном подтипе преобладает изменение атрибутов объекта описания при стабильной реализации грамматического времени; в бытийно-процессуальном подтипе происходит переход объекта описания из одного состояния в другое, при этом "восприятие наблюдаемых признаков, их изменение могут быть выражены появлением аористических форм, сравнительной степенью категории состояния и наречия и т.п." [47; 12].

Исследование семантико-синтаксических характеристик рассуждения позволяет выделить регулярную реализацию данного типа в "текстему", то есть "замкнутую синтаксическую структуру, выражающую законченную мысль высказывающегося. Между предложениями, составляющими текстему, возникают синтаксические связи, которые выражаются наличием формальных языковых средств" [60; 11].

Ученые, рассматривающие структурный аспект языковой специфики текста, говорят о нем, прежде всего, как о "моделируемой единице языка" [45; 11]. Существенной особенностью данного аспекта изучения языка является внимание к строевым единицам объемного текста – сложным синтаксическим целым // сверхфразовым единствам. Вслед за первыми работами Н.С. Поспелова, определившего специфику ССЦ, учеными системно описаны строение, структура и семантико-грамматическая наполняемость данных единиц. Установлено, что за счет четкой (двучленной) структуры многие типы ССЦ регулярно воспроизводятся в речи [26], [23], [45].

Исходя из сказанного и учитывая аргументацию названных авторов, можно предположит, что вполне непротиворечивым может считаться определение текста как единицы, объединяющей языковые признаки и речевые характеристики, проявляющей себя в форме устного или письменного произведения, основной целью которого является непосредственный (устный текст) и опосредованный (письменный текст) акт коммуникации [60; 12].

Подводя итог сказанному, можно утверждать, что и в зарубежном, и в отечественном языкознании достаточно полновесно просматривается тенденция, указывающая на неспособность обозначить все многообразие специфических характеристик коммуникативной единицы, превышающей границы одного предложения-высказывания, - термином "текст". С динамическим подходом к языку связано и понятие "дискурс". Многими учеными-лингвистами подчеркивается мысль, что дискурс – это язык в действии (а в традиционном понимании "язык в действии" и есть речь); текст рассматривается как явление статичное, продукт, "готовый" к анализу и исследованиям. Таким образом, мы будем в дальнейшем рассматривать произведение М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" именно как текст готовый к анализу и исследованию.

"Текст" и "дискурс" могут быть противопоставлены как языковая единица речевой. При этом текст в указанной связи можно квалифицировать как субстанцию, состоящую из языковых единиц, организованных по уровнему принципу и находящихся в статичном (фиксированном) состоянии. Текст – это коммуникативная единица, которая имеет определенную обобщенно-абстрактную модель, являющуюся матрицей для реализации в речи единичных, авторских устных и письменных текстов-дискурсов. Собственный, специфический уровень, значительно отличающийся от, например, научного и официально-делового дискурсов, будет занимать художественный текст (дискурс). Специфика художественного текста заключается, прежде всего, в способности охватывать и использовать языковые ресурсы таким образом, что становится возможным говорить о приеме или наборе приемов, основанных на построении структур, отражающих различные пласты живой, непосредственной речи.

1.2 Специфика текстообразующих факторов и их роль в создании текстов

В последние годы исследование проблем лингвистики текста продолжается, и появилось немало работ, посвященных поискам сущности текста. Г. Г. Москальчук обращает внимание на организацию текста, то есть текстообразование. Он пишет: "Текст представляет собой последовательность предложений, (высказываний), упорядоченную человеком в целях передачи какой-то информации" [44; 208]. Далее, анализируя систему градационных моделей структуры текста, ученый замечает: "Текст - многомерная структура, в которой все средства, используемые писателем, направлены на раскрытие замысла в эмоциональной форме" [44; 209]. "Каждый текст имеет собственную синтактико-логическую схему, компоненты которой раскрываются внутри целостной формы". Интересное определение текста принадлежит Н. Ф. Алефиренко: "Текст - это целостное коммуникативное образование, компоненты которого объединены в единую иерархически организованную семантическую структуру коммуникативной интенцией (замыслом) его автора" [3; 4].

Таким образом, исходным для многих лингвистов является положение о том, что текст - это своеобразное единство смыслового содержания и языковой формы, это особая единица, имеющая свои закономерности построения. Текст принято рассматривать как сложносоставную знаковую структуру, содержащую определенную информацию и предназначенную для участия в коммуникации. При этом текст должен обладать такими признаками, как связность и целостность (цельность). Как пишет И. И. Ковтунова, "одна из кардинальных проблем структуры текста, которую пытается разрешить современная наука, - это проблема связности и цельности текста" [32; 4]. Можно сказать, что без связности и цельности коммуникация невозможна. Никакое случайное, бессвязное объединение компонентов не может претендовать на роль лингвистического объекта - текста. Если связность и цельность главные характеристики текста, то актуален и вопрос о том, что эту связность образует, что является "строительным материалом", то есть что выступает в качестве факторов текстообразования.

Несмотря на различия в подходе к понятию "текст", большинство исследователей неизменно рассматривают связность текста как основную его характеристику, обеспечивающую его структурирование и функционирование как речевой единицы. Для определения того, присуща ли тексту связность, требуется его смысловой анализ.

В лингвистической литературе накоплен богатый опыт изучения показателей текстовой связности. Выявленные средства связи исключительно разнообразны и по-разному классифицируются. К. Кожевникова рассматривает следующие аспекты связности в смысловом отношении: 1) связность как отражаемое, передаваемое или создаваемое речью наличие общего в двух или более фактах, явлениях и т. д.; 2) связность как отражаемое, передаваемое или создаваемое речью объединение фактов, явлений в одно замкнутое в смысловом отношении целое [33; 61]. Д. Брчакова утверждает, что сущностью связности является передача информации об идентичной теме из одного сегмента текста в другой. По ее мнению, принципы создания связности разнообразны: она создается на принципе семантической ассоциации, на принципе временных или каузативных отношений, на принципе рекурренции [13; 251]. Замечая, что связность является неотъемлемым признаком текста, В. А. Бухбиндер и Е. Д. Розанов пишут: "Связность текста выступает как результат взаимодействия нескольких факторов. Это, прежде всего, логика изложения, отражающая соотнесенность явлений действительности и динамику их развития; это, далее, особая организация языковых средств - фонетических, лексико-семантических и грамматических, с учетом также их функционально-стилистической нагрузки; это коммуникативная направленность - соответствие мотивам, целям и условиям, приведшим к возникновению данного текста; это композиционная структура - последовательность и соразмерность частей, способствующие выявлению содержания; и, наконец, само содержание текста, его смысл. Все упомянутые факторы, гармонически сочетаясь в едином целом, обеспечивают связность текста" [15; 73]. И следует также отметить, что упомянутые факторы выступают и факторами текстообразования.

М. П. Котюрова понимает связность речи как "... функционально-семантическую категорию, которая охватывает содержательный, логический, композиционный аспекты речи и выражает связь элементов содержания и логику изложения посредством лексико-грамматических и функционально-синтаксических средств" [35; 117].

Следует отметить, что традиция исследования связности началась с выявления механизма этого явления внутри сверхфразовых единств на базе анализа межфразовых семантических связей. Несмотря на некоторые различия в подходах к проблеме связности, к толкованию этого понятия, принято считать, что связность как лингвистическая, функционально-семантическая категория текста является его основным свойством, она выражает информационно-логическую последовательность предложений текста при помощи использования системы единиц всех уровней языка, выступающих в функции средств выражения и способов воплощения данной категории. Именно благодаря связности простая последовательность предложений становится текстом. В современной лингвистике для обозначения связности текста существует также термин когезия (от английского cohesion - сцепление). По определению И. Р. Гальперина, "когезия - это особые виды связи, обеспечивающие континуум, т. е. логическую последовательность, (темпоральную и / или пространственную) взаимозависимость отдельных сообщений, фактов, действий и пр." [19; 125].

Исследование связности в лингвистике текста тесно связано с исследованием целостности текста, потому что именно эти признаки текста обеспечивают его интегративность. Целостность является ведущей категорией текста как инструмент коммуникации. Она усматривается в связи с тематической, концептуальной, модальной. Смысловая цельность заключается в единстве темы. Единство темы проявляется в регулярной повторяемости ключевых слов через синонимизацию ключевых слов, через повторную номинацию и синтаксический параллелизм структуры. Таким образом, синонимы выступают как один из основных факторов текстообразования, поскольку как лексические средства образуют связность и цельность текста.

Связность текста проявляется через соотнесенность смыслов входящих в текст языковых средств. Для описания этого явления - семантической взаимопереплетенности или простого повторения смыслов в соседних и достаточно близко расположенных отрезках текста, выраженного в эксплицитной или имплицитной форме, - в лингвистике введено понятие "изотопии", которое признается одним из главных положений структурной семантики Т.А. Ван Дейка, А. Греймаса и др. Изотопия - это "наличие семантически близких элементов у членов цепочки связного текста" [47; 468].

Коммуникативная направленность текста связана с такими понятиями, как семантика и прагматика. По мнению В.В. Богданова, семантика текста вне прагматического контекста оказывается неполной, семантика без прагматики "лишена определенности, как лишено определенности внеконтекстное слово" [11; 57]. Автор утверждает, что мир, "отражаемый или создаваемый текстом, должен быть встроен в мир коммуникантов - повествователя (автора) и адресата (читателя) - и ограничен пространственно-временными координатами" [11; 48]. Учитывая вышеназванные факторы, мы можем говорить о формировании "прагматического компонента содержания", который включает в себя иллокутивные акты, реализующиеся в текстовых высказываниях, систему принципов и постулатов, которых придерживается автор текста в своей ориентации на читателя и в текстопостроении, дейктические средства маркировки автора и адресата, систему ссылок на источник информации, указание пространственных и временных ориентиров и пр. Коммуникативная направленность текста подразумевает наличие диа-логичности. На это свойство текста указывал М. Нюстранд. Исследователь отмечал, что "письменный текст (writing) хотя и является совершенно монологичным как вид деятельности, тем не менее диалогичен по своей коммуникативной структуре". Тексты воспринимаются читателем не единовременно, а по мере движения текста, от его начала к концу. Адекватное восприятие текста "становится возможным лишь после завершения процесса ознакомления с текстом, когда оказывается явной вся система отношений, организующих текст" [11; 9].

Таким образом, при анализе текста неизбежно предварительное изучение его составных частей. Однако это лишь предварительный этап исследования. Подлинное исследование текста возможно только на основе анализа его цельности. Текст не просто сумма частностей, а что-то качественно совсем иное, что и позволяет установить истинное текстовое значение, текстовую функцию отдельных компонентов [11; 12].

Важнейшей онтологической характеристикой текста является специфическое использование в нем языковых единиц, при этом необходимо учитывать двуединый статус текста, т.е. единство текстостроительных и текстообразующих факторов, с помощью которых в тексте устанавливаются сложные и многоплановые отношения.

Мы будем придерживаться точки зрения, по которой категория связности может иметь две формы реализации: эксплицитную (внешнюю, выраженную) и имплицитную (внутреннюю, скрытую, неявную). Обе формы при этом находят свое воплощение с помощью различных типов и способов, которые следует рассматривать как частные. Так, и эксплицитная и имплицитная формы категории связности способны реализовываться в трех вариантах: локальном, интертекстуальном и глобальном.

Внешнюю, выраженную связность принято исследовать, выделяя несколько типов, исходя из языкового средства, выступающего в качестве скрепы высказываний в тексте. Традиционно выделяют фонетический, лексический, словообразовательный (деривационный), морфологический и синтаксический типы связности. То есть в качестве факторов текстообразования могут выступать и синонимы, поскольку относятся к разряду лексических средств, что подробно будет рассмотрено нами во второй главе данного исследования. Лексические средства реализации категории связности более значимы в семантическом и функциональном аспектах, так как именно на лексическом уровне текста лежит основная смысловая нагрузка в реализации идейного замысла произведения. Здесь, говоря об иерархической организации всех видов эксплицитных средств, мы имеем дело с языковым знаком как двусторонней сущностью, состоящей по определению Ф. де Соссюра из "означаемого" и "означающего" [59; 78]. Данная структурная двойственность слова позволяет ему вступать в разнообразные связи и отношения с другими тождественными, подобными, соотнесенными по оттенку значения или противопоставленными единицами. К различным лексическим средствам в связи с этим обычно относят: полный (тождественный, точный) лексический повтор, который может реализовываться как в контактных позициях (два соположных предложения), так и в дистантных (в конструкциях, принадлежащих различным ССЦ текста); синонимические и антонимические замены, наиболее активно использующиеся как средства межфразовой связи в тексте; словообразовательный повтор; дейктический (прономинальный, субституциональный) повтор; перифрастический повтор и др.

Внутренняя связность – это такой способ реализации категории связности, который не получает выражения при помощи отдельных языковых средств, выступающих в качестве формальных скреп высказываний. В широком смысле имплицитный способ реализации категории связности основан на оперировании смыслами: соединении, сопоставлении, противопоставлении и т.п. в сознании автора и читателя без явного выражения. В связи с этим необходимо отметить, что внутренняя связь (имплицитная связность) является доминирующей в тексте; именно она выступает как основное средство, позволяющее воспринимать текст как целостное образование [3; 54].

Исходя из вышесказанного можно отметить, что единицы всех уровней языка в художественном тексте выступают как факторы текстообразования и выполняют определенные функции, имеют определенные роли. Например, текстообразующую роль выполняют не только анафорически употребляемые местоименно-наречные слова, различные виды повторной номинации, но и порядок слов, особенно в тех случаях, когда лексико-грамматические средства связи отсутствуют.

Повторные номинации выполняют текстообразующую функцию: они тематически и грамматически связывают компоненты высказываний, межфразовых единств. В качестве повторных наименований могут употребляться местоимения и местоименно-наречные слова (он, она; тот, этот, который; там, туда, оттуда); метафорически употребленные существительные; слова и сочетания указательного значения (этот вопрос; данные сведения; такие выводы); перефразы (Остап Бендер – великий комбинатор) и др. Синонимы являются основным средством связи в текстах с цепной связью, выступая тем самым как фактор текстообразования.

Таким образом, главным текстообразующим фактором является его коммуникативное назначение, его прагматическая сущность, поскольку текст предназначен для информационного, эмоционально-волевого и эстетического воздействия на тех, кому он адресован. Следует отметить, что прагматическим в лингвистике называется функционирование языковых единиц в их отношении к участникам акта общения.

Внутренняя смысловая цельность текста и его цельнооформленность, обеспечивающие выполнение текстом его основного назначения передачи и хранения информации, создается его связностью (логической, тематической, структурной). Смысл целого не является простой суммой смыслов компонентов.

Внутренняя целостность текста воспринимается читателем из самого текста; она обеспечивается тремя типами отношений между его единицами: парадигматическими, синтагматическими и интегративными.

1.3 Сущность синонимии и функции синонимов в художественном тексте

Анализ лингвистической литературы, в том числе различных словарей, дает основание утверждать, что синонимами считаются слова, различные по звучанию ,выражающие одно и то же понятие, тождественные или близкие по значению, отличающиеся друг от друга оттенками значения, принадлежностью к тому или иному стилистическому слою языка и экспрессивной окраской: здесь - тут, жена - супруга, смотреть - глядеть; родина - отечество, отчизна; храбрый - смелый, отважный, бесстрашный, безбоязненный, неустрашимый, удалой, лихой. Синонимы должны, кроме того, иметь хотя бы частично совпадающую сочетаемость, так как только в этом случае они способны замещать друг друга в реальных языковых контекстах [66; 6].

Группа слов, состоящая из нескольких синонимов, называется синонимическим рядом (или гнездом). Синонимические ряды могут состоять как из разнокорневых, так и из однокорневых синонимов: лицо - лик, обогнать - перегнать; рыбак - рыболов, рыбарь. На первое место в синонимическом ряду обычно ставится определяющее по значению и стилистически нейтральное слово - доминанта (лат. dominans - господствующий) (его еще называют стержневым, основным, опорным словом). Другие члены ряда уточняют, расширяют его семантическую структуру, дополняют ее оценочными значениями. Так, в последнем примере доминантой ряда является слово храбрый, оно наиболее емко передает значение, объединяющее все синонимы,- 'не испытывающий страха' и свободно от экспрессивно-стилистических оттенков. Остальные синонимы выделяются в семантико-стилистическом отношении и особенностями употребления в речи. Например, неустрашимый - книжное слово, толкуется как 'очень храбрый'; удалой - народнопоэтическое, означает 'полный удали'; лихой - разговорное - 'смелый, идущий на риск'. Синонимы храбрый, отважный, безбоязненный, бесстрашный отличаются не только смысловыми нюансами, но и возможностями лексической сочетаемости (они сочетаются лишь с существительными, называющими людей; нельзя сказать "храбрый проект", "безбоязненное решение" и т. д.) [66; 118-119; 445-446].

Членами синонимического ряда могут быть не только отдельные слова, но и устойчивые словосочетания (фразеологизмы), а также предложно-падежные формы: много - через край, без счета, куры не клюют. Все они, как правило, выполняют в предложении одну и ту же синтаксическую функцию.

Синонимы всегда принадлежат к одной и той же части речи. Однако в системе словообразования каждый из них имеет родственные слова, относящиеся к другим частям речи и вступающие между собой в такие же синонимические отношения; ср. красивый - обаятельный, очаровательный, неотразимый; красота - обаяние, очарование, неотразимость; мыслить - думать, размышлять, раздумывать, помышлять; мысли - думы, размышления, раздумья, помыслы. Подобная синонимия устойчиво сохраняется между производными словами: гармония - благозвучие; гармоничный - благозвучный; гармоничность - благозвучность; гармонично - благозвучно. Эта закономерность наглядно демонстрирует системные связи лексических единиц [66; 217-219].

Русский язык богат синонимами, редкие синонимические ряды насчитывают два-три члена, чаще их гораздо больше. Однако составители словарей синонимов используют различные критерии их выделения. Это приводит к тому, что синонимические ряды разных лексикографов часто не совпадают. Причина таких разночтений кроется в неодинаковом понимании сущности лексической синонимии.

Одни ученые считают обязательным признаком синонимичных отношений слов обозначение ими одного и того же понятия. Другие берут за основу выделения синонимов их взаимозаменяемость. Третья точка зрения сводится к тому, что решающим условием синонимичности признается близость лексических значений слов. При этом в качестве критерия выдвигается: 1) близость или тождественность лексических значений; 2) только тождественность лексических значений; 3) близость, но не тождественность лексических значений.

На наш взгляд, важнейшее условие синонимических слов - их семантическая близость, а в особых случаях - тождество. В зависимости от степени семантической близости синонимия может проявляться в большей или меньшей мере. Например, синонимичность у глаголов спешить - торопиться выражается яснее, чем, скажем, у смеяться - хохотать, заливаться, закатываться, покатываться, хихихать, фыркать, прыскать, имеющих значительные смысловые и стилистические отличия. Наиболее полно синонимия выражается при смысловом тождестве слов: здесь - тут, языкознание - лингвистика. Однако слов, абсолютно тождественных, в языке немного; как правило, у них развиваются семантические оттенки, стилистические черты, которые определяют их своеобразие в лексике. Например, в последней паре синонимов уже наметились различия в лексической сочетаемости; ср.: отечественное языкознание, но структурная лингвистика [66; 327-329].

Полными (абсолютными) синонимами чаще всего бывают параллельные научные термины: орфография - правописание, номинативная - назывная, фрикативный - щелевой, а также однокорневые слова, образованные с помощью синонимических аффиксов: убогость - убожество, сторожить - стеречь.

С развитием языка один из пары абсолютных синонимов может исчезнуть. Так, вышли из употребления, например, исконные полногласные варианты, уступив место старославянским по происхождению: солодкий - сладкий, хоробрый - храбрый, шелом - шлем. Иные же изменяют значения, и, как следствие, происходит полный разрыв синонимических отношений: любитель, любовник; пошлый, популярный [66; 10].

Синонимы, как правило, обозначают одно и то же явление объективной действительности. Номинативная функция и позволяет объединить их в незамкнутые ряды, которые пополняются с развитием языка, с возникновением у слов новых значений. С другой стороны, синонимические отношения могут распадаться, и тогда отдельные слова исключаются из синонимического ряда, приобретают другие семантические связи. Так, слово щепетильный, прежде синонимичное слову галантерейный [ср.: торгует Лондон щепетильный (П.)], теперь синонимизируется со словами тонкий, деликатный; слово пошлый перестало быть синонимом слов распространенный, популярный (ср. высказанную писателем Тредиаковским надежду, что написанная им книга будет хоть немного пошлою) и сблизилось с рядом: вульгарный - грубый, низкий, безнравственный, циничный; у слова мечта нарушена в настоящее время смысловая соотнесенность со словом мысль [ср.: Какая страшная мечта! (П.)], но сохранилась со словами мечтание, греза. Соответственно изменяются и системные связи родственных слов. Семантические структуры приведенных лексических единиц повлияли на образование таких, например, синонимических рядов: щепетильность - утонченность, деликатность; пошлость - грубость, низость; мечтать – грезить [21; 121].

Поскольку синонимам, как и большинству слов, свойственна многозначность, они включаются в сложные синонимические отношения с другими многозначными словами, образуя разветвленную иерархию синонимических рядов. С иными словами синонимы связаны отношениями противоположности, образуя с ними антонимические пары.

Синонимические связи слов подтверждают системный характер русской лексики.

Если говорить о типах синонимов, то можно назвать следующие:

1. Синонимы, отличающиеся оттенками в значениях, называются семантическими (смысловыми, идеографическими) Например, мокрый - влажный, сырой отражают различную степень проявления признака - 'имеющий значительную влажность, пропитанный влагой'; ср. также: умирать - погибать, пропадать - 'переставать существовать, подвергаться уничтожению (в результате бедствий, воздействия каких-либо сил, условий)' [67; 3-5].

Наличие семантических синонимов в языке отражает аналитическую глубину и точность человеческого мышления. Окружающие предметы, их свойства, действия, состояния познаются человеком во всем своем многообразии. Язык передает тончайшие нюансы наблюдаемых фактов, подбирая каждый раз новые слова для адекватного выражения соответствующих представлений. Так появляются синонимы, имеющие общий смысловой стержень и позволяющие с предельной ясностью детализировать описываемые явления действительности. Семантические синонимы обогащают речь, делают ее прозрачной и выразительной Ср. примеры из художественной литературы: Блестит горлышко разбитой бутылки (Ч), Сквозь туман кремнистый путь блестит (Л.) - Белый снег сверкает синим огоньком (Ник.), Онегин, взорами сверкая, из-за стола, гремя, встает (П.) Значение первого синонима - 'ярко светиться, сверкать', значение второго - 'ярко блестеть, сияя переливчатым светом'. Поэтому при описании статичных картин уместнее использовать первое слово, второе же чаще употребляется при изображении мгновенного, стремительного действия, ср. Сверкнул за строем строй (Л.).

2. Синонимы, имеющие отличия в экспрессивно-эмоциональной окраске и употребляемые поэтому в разных стилях речи, называются стилевыми; ср. жена (общеупотр.) - супруга (офиц.) [66; 120]; молодые (разг.) - новобрачные (кн.) [66; 211], глаза (нейтр.) - очи (выc.) [66; 89], лицо (нейтр.) - морда (сниж.) - лик (выc.) [66; 195].

Экспрессивные особенности синонимов позволяют нам каждый раз выбрать то слово, которое наиболее уместно в конкретной речевой ситуации, стилистически оправдано в том или ином контексте. Богатство стилистических оттенков у слов в русском языке создает неограниченные возможности для творчества, неожиданного их сопоставления или противопоставления, что ценят художники слова: Он подошел... он жмет ей руку... смотрят его гляделки в ясные глаза (Бл.); Настанет день - печальный, говорят!- Отцарствуют, отплачут, отгорят,- остужены чужими пятаками,- мои глаза, подвижные, как пламя. И - двойника нащупавший двойник - сквозь легкое лицо проступит лик (Цв.); Он не ел, а вкушал (Ч.); А у Ули глаза были большие, темно-карие,- не глаза, а очи (Фад.) [21; 217-218].

3. Синонимы, которые отличаются и оттенками в значении, и стилистически, называются семантико-стилистическими. Например, блуждать - слово книжное, означающее 'идти или ехать без определенного направления, не имея цели, или в поисках кого - или чего-либо'; кружить (кружиться) - разговорное, означающее 'меняя направление движения, часто попадать на одно и то же место'; плутать - обиходно-разговорное, означающее 'идти или ехать в поисках верного направления, нужной дороги'; с тем же значением: путаться - разговорное, блудить – просторечное [73; 11].

В языке преобладают семантико-стилистические синонимы. Это объясняется тем, что функциональная принадлежность и стилистическая окраска слова зачастую дополняют друг друга. Так, слова полный и толстый (в сочетании со словом человек) имеют ярко выраженные стилистические отличия (второе явно снижено, воспринимается как менее вежливое) и представляются разными по степени проявления признака: второе указывает на большую его интенсивность.

Для создания яркой, выразительной художественной речи писатели чаще всего используют в одном предложении синонимы различных типов: Он не шел, а влачился, не поднимая ног от земли (Купр.); Уста и губы - суть их не одна. И очи - вовсе не гляделки! (А. Марков).

Кратко остановимся на вопросе о контекстуальных синонимах. В контексте нередко стираются семантические различия близких по значению слов, происходит так называемая нейтрализация значений, и тогда как синонимы могут употребляться слова, не принадлежащие в лексической системе языка к одному синонимическому ряду. Например, в словосочетаниях говор (ропот) волн, шум (шелест, шорох, шепот) листвы выделенные слова взаимозаменяемы, но назвать их синонимами в строгом значении термина нельзя. В подобных случаях говорят о контекстуальных синонимах.

Итак, слова, которые сближаются по значению в условиях одного контекста, называются контекстуальными (ситуативными, окказиональными, авторскими) синонимами: На сотни верст, на сотни миль, на сотни километров лежала соль, шумел ковыль, чернела роща кедров (Ахм.). Для их сближения достаточно лишь понятийной соотнесенности. Поэтому в контексте могут синонимизироваться слова, вызывающие в нашем сознании определенные ассоциации. Так, девочку можно назвать малышкой, красоткой, хохотушкой, капризой, кокеткой и т. д. Взаимозаменяемы в речи могут быть видовые и родовые наименования: собака, болонка, Жучка. Однако подобная синонимия ограничивается контекстом, она обусловлена содержанием высказывания и не воспроизводится в языке. Именно поэтому контекстуальные синонимы и называют окказиональными (лат. casus - казус, случай); они случайно вступили в синонимические отношения, их сближение обусловлено ситуацией (отсюда другое название - ситуативные). Контекстуальные синонимы не отражены в словарях синонимов, так как носят индивидуальный, авторский характер.

Все сказанное ставит под сомнение правомерность выделения контекстуальных синонимов в лексико-семантической системе языка. Изучение лексики как системы требует строгой дифференциации языковых явлений, а сближение слов в речи никак не отражается на системе языка в целом.

Анализ лингвистической литературы, посвященной использованию синонимов в речи, позволил сделать нам следующие выводы.

Богатство и выразительность синонимов в русском языке создает неограниченные возможности для их целенаправленного отбора и внимательного употребления в речи. Писатели, работая над языком своих произведений, придают особое значение синонимам, которые делают речь точной и яркой.

Из множества близких по значению слов автор использует то единственное, которое в данном контексте станет наиболее оправданным. Читатель часто и не догадывается, что за тем или иным словом стоял целый ряд синонимов, слов-конкурентов, из которых автору нужно было выбрать одно, самое меткое. Такое скрытое использование синонимов отражено только в рукописных черновиках произведения. Интересны синонимические замены у М.Ю. Лермонтова в романе "Герой нашего времени": Я стоял сзади одной толстой (первоначально - пышной) дамы; ...Или мне просто не удавалось встретить женщину с упорным (упрямым) характером?; Его [Печорина] запачканные (грязные) перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке [21; 214-215].

Открытое использование синонимов - прием, при котором они соседствуют в тексте, выполняя различные функции. Так, синонимы могут уточнять то или иное понятие: ...Она вышла замуж за простого, очень обыкновенного и ничем не замечательного человека (Ч.). Нередко синонимы употребляются для разъяснения слов: Я употреблю его [слово обыденный] в том смысле, в котором оно значит: обыкновенный, тривиальный, привычный (Т.) [70; 305-306].

Автор может сопоставлять синонимы, обращая внимание на отличия в оттенках их значений: Я по-прежнему верю в добро, в истину; но я не только верю,- я верую теперь, да - верую, верую (Т.). Возможно даже противопоставление синонимов, имеющих значительные отличия в смысловой структуре или в стилистической окраске: Каким молодым он еще был тогда! Как часто и упоенно хохотал - именно хохотал, а не смеялся! (О. Б.).

Обращение к синонимам помогает писателям избежать повторов: Да разве у уездного лекаря не было адского камня?.. Как же это, боже мой! Врач - и не имеет такой необходимой вещи! (Т.). При этом синонимы не только разнообразят речь, но и вносят тонкие смысловые и стилистические оттенки в оформление высказывания: Аптекарша была белокурая женщина, и в свое время благополучно родила аптекарю дочь, белобрысую и золотушную (Герц.) [70; 307].

Употребление синонимов в качестве однородных членов (сказуемых, определений) способствует усилению выражения действия или его признака: Он был добрый и отзывчивый человек, бесстрашный и решительный... Как он любил храбрых, стойких людей! (Тих.).

Нанизывание синонимов часто порождает градацию, когда каждый следующий синоним усиливает (или ослабляет) значение предыдущего: У него есть определенные взгляды, убеждения, мировоззрение (Ч.); У нас с вами и так дуэль, постоянный поединок, непрерывная борьба (Остр.) [66; 18].

Благодаря устойчивым системным связям каждое слово, имеющее синоним, воспринимается в речи в сопоставлении с другими членами синонимического ряда. При этом экспрессивно окрашенные слова как бы "проецируются" на свои стилистически нейтральные синонимы. Поэтому особое впечатление производит на читателя использование лексики "предельного значения"; ср. у Ф.М. Достоевского: В ужасе смотрел Раскольников на прыгавший в петле крюк запора; Вдруг в бешенстве она схватила его за волосы и потащила в комнату; Плюнул и убежал в остервенении на самого себя.

Встречая в тексте слова разговорные, просторечные, диалектные и подобные мы также мысленно ставим их в синонимические ряды, сравнивая с нейтральными, общеупотребительными. Например, в романе И.С. Тургенева "Отцы и дети" Базаров обращается к крестьянскому мальчику: Если ты занеможешь и мне тебя лечить придется... (не заболеешь, а занеможешь) В другом случае: А я завтра к батьке уезжаю (к батьке, а не к отцу). Такое сопоставление позволяет сделать вывод о предпочтении героем в данной ситуации народно-разговорной лексики.

Выбор синонимов писателями обусловлен и особенностями их индивидуального стиля. В связи с этим А.М. Пешковский замечал: "...оценить выбор автором того или другого синонима можно только при рассмотрении данного текста на фоне всего произведения или даже всех произведений данного автора" [52; 115].

Умение использовать синонимические богатства родного языка является верным признаком профессионализма, мастерства писателя, что мы намерены показать в отношении М.Ю. Лермонтова во второй главе исследования.

Выводы по первой главе

Материал, изложенный в первой главе дипломного исследования, позволяет нам констатировать.

1. Основная проблема при определении сущности текста - это вопрос отношения текста к языку и речи. Некоторые ученые связывают текст только с речью (Е.А. Реферовская, Н.А. Купина, М.Н. Кожина и др.). При этом указывается на то, что сам процесс речи (устной или письменной) приводит к порождению текста – речевого произведения, сообщения, развертывающегося в последовательное описание ряда ситуаций. Мы будем считать текст не только единицей речи, но и единицей языка. И поскольку текст можно определить как "произведение речетворческого процесса", то в соответствии с данной точкой зрения текст можно рассматривать в качестве единицы языка. Вполне непротиворечивым в связи с этим может считаться определение текста как единицы, объединяющей языковые признаки и речевые характеристики, проявляющей себя в форме устного или письменного произведения, основной целью которого является непосредственный (устный текст) и опосредованный (письменный текст) акт коммуникации [60; 12].

2. Механизм текстообразования соотносится со связностью и цельностью (цельнооформленностью) текста. Связность текста проявляется через соотнесенность смыслов входящих в текст языковых средств. Для описания этого явления - семантической взаимопереплетенности или простого повторения смыслов в соседних и достаточно близко расположенных отрезках текста, выраженного во внешней или внутренней форме, - в лингвистике введено понятие "изотопии". Изотопия - это "наличие семантически близких элементов у членов цепочки связного текста" [13; 468]. Важнейшей онтологической характеристикой текста является специфическое использование в нем языковых единиц, при этом необходимо учитывать двуединый статус текста, т.е. единство текстостроительных и текстообразующих факторов, с помощью которых в тексте устанавливаются сложные и многоплановые отношения.

3. Внешнюю связность принято исследовать, исходя из языкового средства, выступающего в качестве скрепы высказываний в тексте. Традиционно выделяют фонетический, лексический, словообразовательный (деривационный), морфологический и синтаксический типы связности. То есть в качестве факторов текстообразования могут выступать и синонимы, поскольку относятся к разряду лексических средств, что подробно будет рассмотрено нами во второй главе данного исследования. Лексические средства реализации категории связности более значимы в семантическом и функциональном аспектах, так как именно на лексическом уровне текста лежит основная смысловая нагрузка в реализации идейного замысла произведения.

Глава 2. Функционирование синонимических парадигм в романе М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени"

Художественный литературный текст – часть реальности, интерпретированная с помощью языка. Ракурс интерпретации или ракурс авторского отражения реальности выявляется с помощью некоторых избранных автором текста средств. Например, синонимические парадигмы, на наш взгляд, в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" выступают как одно из средств отражения авторской реальности, понимания смысла всего написанного им в отношении своих героев, их характеров, внутреннего осознания себя.

Среди текстовых категорий и текстообразующих факторов, выявленных разными учеными, можно выделить основные и второстепенные, последние из которых при всей их важности либо необязательно присутствуют в каждом тексте, либо выделяются не всеми авторами, либо являются частными случаями, составными элементами первых. К группе основных характеристик относятся знаковость, материальность, информативность, связность, цельность и многие другие.

По нашему мнению, наиболее существенной категорией художественного текста является образность.

Важнейшей функциональной частью эпического художественного дискурса является система образов персонажей. Образ литературного персонажа как важнейший образующий фактор художественного прозаического дискурса обычно эксплицирован в следующих фрагментах художественного текста: 1) персонажная речь (внешняя речь – совокупность монологических высказываний и диалогических реплик, и внутренняя речь – совокупность "мысленных" реплик персонажа); 2) описание форм поведения персонажа (интонаций, мимики, жестов, поступков и т. д.); 3) описание черт наружности персонажа ("портрет"); 4) описание "вещного" пространства персонажа (вещей, которые ему принадлежат, его жилища и т. п.); 5) описание чувств и намерений персонажа; 6) косвенная информация о персонаже (в речи других персонажей и т. д.).

В связи с вышеизложенными аргументами нами и были выделены параграфы данной части работы, в которой различные синонимы, образующие синонимические парадигмы определенной семантики, выполняют текстообразующие функции, то есть уточняют, оттеняют, корректируют или поясняют значение слов для выявления более ясного и полного смысла, представленного и показанного автором, то есть являются факторами образования и создания образности художественного текста.

2.1 Синонимические парадигмы речемыслительного характера

В данной части дипломного сочинения мы предполагаем показать текстообразующие функции синонимических парадигм, которые с различных аспектов связаны с понятием "речь" и "мысль", поскольку, на наш взгляд, указанные синонимические парадигмы достаточно ярко и разнообразно представлены в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени".

Слово "речь" в толковом словаре русского языка имеет следующие значения: 1. Способность говорить, говорение. Владеть речью. Затрудненная р. Отчетливая р. 2. Разновидность или стиль языка. Устная и письменная р. 3. Звучащий язык. Русская речь музыкальна. 4. Разговор, беседа. Умные речи приятно и слушать. 5. Публичное выступление. Выступить с речью. Поздравительные речи. [72; 667-668]. Лексема "мысль" представлена в толковом словаре пятью значениями: 1. Мыслительный процесс, мышление. Сила человеческой мысли. 2. То, что явилось в результате размышления, идея. Интересная м. 3. То, что заполняет сознание, дума. Иметь в мыслях что-н. 4. Убеждения, взгляды. Быть одних мыслей с кем-н. 5. Мысль! Хорошая идея, хорошо придумано (разг.). Встретиться с друзьями – это м.! [72; 364]. Исходя из этого нами были выбраны из романа М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" синонимы речемыслительного характера, которые, на наш взгляд, очень умело использует автор указанного произведения, чтобы показать в целом эмоционально-экспрессивный настрой определенного фрагмента.

Обратимся к примерам.

Уже в предисловии к своему роману М.Ю. Лермонтов мастерски использует синонимы, объясняя суть своего произведения и показывая отношение к своему роману читательской публики и критиков.

Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов. Иные ужасно обиделись, и не шутя, что им ставят в пример такого безнравственного человека, как Герой нашего времени; другие же очень тонко замечали, что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых<…> Но не думайте, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков [Предисловие; 36].

В данном фрагменте синонимический ряд представлен словами "сочинитель" и "автор" (семантические синонимы), из которых нейтральное "автор" соседствует с устаревшим словом "сочинитель", точнее имеет в данном случае устаревшее значение этого слова "то же, что и писатель", но называет себя так Лермонтов, на наш взгляд, озвучивая мысли и мнение о нем и его произведении читателей и критиков, которые в слове "сочинитель" усматривают значение "врун, выдумщик". Именно это значение подразумевает Лермонтов, то есть публика считает его выдумщиком с изображенным им характером Героя Нашего Времени, поскольку автор объясняет в предисловии, почему он таковым выдумщиком и вруном не является. Не является потому, что, к своему несчастью и несчастью читателей и критиков, изобразил в своем романе современного человека, каким "он его понимает и слишком часто встречал". Лермонтов в предисловии как бы отвечает на вопросы читателей и критиков по поводу своего Печорина, тем самым показывая, что он указал на болезнь современных людей, он не собирается указывать способы ее излечения. Лермонтов желает одного, чтобы люди поверили и увидели пороки современного человека и не считали его "сочинителем" неправды. "Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина?" [Предисловие; 36]. Синонимы выступают как средство связи в тексте с цепной связью.

В приведенном фрагменте синонимичные понятия выражаются сочетаниями "безнравственный человек" и "людские пороки". Слово безнравственный не является синонимом слову порок, поскольку они принадлежат к разным частям речи, но слова безнравственный и порочный являются семантическими синонимами так же, как безнравственность и порочность. Эти синонимы в данном аспекте представлены, на наш взгляд, автором как ключевые слова к пониманию смысла всего романа, поскольку содержание лермонтовского произведения раскрывает различные вариации и примеры безнравственности и порочности человечества. Синонимы "порок – недостаток, порочность - безнравственность, порочный – безнравственный" встречаются на страницах романа на всем его протяжении по отношению к разным персонажам, выполняя тем самым функцию скреп как малых семантических отрезков, так и романа в целом. Данные синонимические парадигмы обнажают в принципе суть и смысл размышлений М.Ю.Лермонтова о современном человечестве.

В предисловии к роману мы встречаем также синонимы "правда, истина", с помощью которых автор вновь пытается доказать реальность и правдивость созданного им в романе героя, показать его принадлежность к современному поколению.

Герой Нашего времени, милостивые государи мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. <…> Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?...

Вы скажете, что нравственность от этого не выигрывает? Извините. Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины. [Предисловие; 37].

В приведенном фрагменте мы видим как слова-синонимы "правда и истина" связывают два абзаца, объединяют их микротемой: "правда о пороках поколения, представленная в Герое Нашего Времени, становится еще и едкой истиной". Истиной обычно называют то, что не только соответствует действительности, но и не вызывает сомнений, не требует доказательств. Лермонтов потому и использует в приведенном фрагменте именно риторические вопросы, поскольку ответы на них для него очевидны, как и для многих других современников, только он в этом признался, написав роман, а остальные в пороках признаться не могут, поскольку ими обладают.

Семантическими синонимами в приведенном отрывке выступают также слова "горькие и едкие", которые противопоставлены сластям (сласти в данном случае имеют значение – сладкая ложь) как желание автора романа вскрыть пороки и недостатки людей, обнажить болезни общества и желание представителей этого общества скрыть пороки и недостатки. Слово горький в сочетании горькие лекарства употреблено в переносном значении - справедливый упрек, неприятная правда; слово едкий употреблено в значении "язвительный, колкий", то есть автор акцентирует внимание на том, что содержание романа соответствует действительности, является истиной, призывает читателей и критиков посмотреть уже правде в глаза и признать свои недостатки, сделать соответствующие выводы.

Семантические синонимы правда и истина противопоставлены синонимам сказка и вымысел.

Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности! <…> Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?... [Предисловие; 37].

Слово сказка в данном случае употреблено М.Ю.Лермонтовым в значении "повествовательное, обычно народно-поэтическое произведение о вымышленных лицах и событиях преимущественно с участием волшебных, фантастических сил" [72; 709]. Однако присутствие в данном контексте слова вымысел дает основание увидеть и еще одно значение слова сказка - "выдумка, ложь". Начинает свои размышления автор с волшебной сказки, в которой людям все равно свойственно видеть "оскорбление личности", далее появляются рассуждения о вымыслах, характеризующихся эпитетами "ужасные и уродливые", заканчивается высказывание словами о горьких лекарствах и едких истинах. Таким образом, противопоставленные синонимические ряды выступают в роли семантических звеньев в цепочке рассуждений и споров автора по поводу смысла своего произведения.

Контекстуальными синонимами в цитированном отрывке выступают слова "ужасные и уродливые", характеризующие слово вымысел с негативной точки зрения и акцентирующие внимание на отвратительности неправды и вымысла как такового, которому противопоставлены правда и истина, которую хочет донести до читателей создатель "Героя нашего времени".

Таким образом, уже в предисловии мы видим, как красочно и образно обыгрывает автор использование синонимов, чтобы донести в данном случае истинный смысл своего высказывания, названное романом "Герой нашего времени". В данном ключе синонимические ряды использованы в авторской речи, характеризующей суть романа и проблемы, затронутые в произведении "Герой нашего времени". В самом романе на словах-синонимах также лежит достаточно важная функция – точность и ясность.

Я знаю, старые кавказцы любят поговорить, порассказать; им так редко это удается: другой лет пять стоит где-нибудь в захолустье с ротой, и целые пять лет ему никто не скажет "здравствуйте" (потому что фельдфебель говорит "здравия желаю"). А поболтать было бы о чем: кругом народ дикий, любопытный; каждый день опасность, случаи бывают чудные, и тут поневоле пожалеешь о том, что у нас так мало записывают ["Бэла"; 42].

В первом предложении приведенного отрывка автором используется синонимическая парадигма "поговорить, порассказать, скажет, говорит", в которой все участники ряда являются стилистически нейтральными, но данные глаголы усиливают желание старых кавказцев поговорить, им этого так не хватает на службе, Лермонтов это очень четко понял и донес до читателей так, чтоб мы это смогли прочувствовать. Во втором предложении используется синоним "поболтать", имеющий разговорную окраску. Использование именно этого слова вновь служит для характеристики стремления кавказцев к общению, потому что есть что порассказать служивым людям, если они живут среди "дикого, любопытного" народа Кавказа. Нейтральные синонимы используются автором, когда он говорит о старых кавказцах, которые давно служат на Кавказе, а когда речь идет о народе "диком, любопытном", то есть о местных жителях Кавказа, то Лермонтов уместно использует слово с разговорной окраской – поболтать. Глаголы-синонимы в представленных фрагментах фигурируют в речи автора-путешественника, встретившегося на Кавказе с Максим Максимычем, и в связи с этим мы наблюдаем косвенную информацию о персонажах в речи других персонажей, что добавляет высказыванию истинность и правдивость.

Стилевыми синонимами в указанном высказывании выступают общеупотребительное слово "здравствуйте" и слово военного жаргона "здравия желаю", которые дают точную характеристику речи людей военных и штатских, а также противопоставляют в принципе с одной стороны военных и не военных как представителей разных слоев общества с разной культурой и менталитетом, а также военных столичных и тех, кто уже долгое время живет и сдужит на Кавказе. Так Максим Максимыч противопоставлен странствующему офицеру и рассказчику в "Бэле" как представитель народной массы, поэтому его речь проста и ясна, и Печорину, который умеет говорить так, что его невозможно не слушать и невозможно ему возражать, его слова имеют магнетическую силу и власть. Повествование офицера, попутчика Максима Максимыча, также отличается эмоциональностью и образностью.

А в следующем фрагменте, рассказывающим об отношениях Печорина с доктором Вернером, встречается еще один синоним глагола "говорить" также с разговорной окраской. Все нашли, что мы говорим вздор, а, право, из них никто ничего умнее этого не сказал. С этой минуты мы отличили в толпе друг друга. Мы часто сходились вместе и толковали вдвоем об отвлеченных предметах очень серьезно, пока не замечали оба, что мы взаимно друг друга морочим ["Княжна Мери"; 99].

В данном примере синонимическую парадигму образуют глаголы "говорим, сказал, толковали, замечали", при этом стилистически нейтральные глаголы "говорим" и "сказал" относятся к представителям светского общества Пятигорска, а разговорный глагол "толковали" (со значением в данном случае "разъяснять, заставлять понять что-н.") употребляется, чтобы подчеркнуть приятельские отношения Вернера и Печорина, акцент делается автором на том, что они отличили друг друга в толпе, что они стали чем-то близки друг другу по духу. Таким образом, употребление слов-синонимов Лермонтовым помогает читателям увидеть сущность характеров людей и их отношений друг с другом. В данном случае происходит характеристика персонажей посредством речи одного из участников, описываемых событий – Печорина.

Поскольку Печорин и Вернер отличили в толпе друг другу и сошлись именно потому, что в самом деле были людьми умными и понимающими других людей, постольку им свойственно и употребление в своей речи разнообразных синонимов. Отсюда возможность появления в журнале Печорина слова "объявить" в значении "сообщить", которое становится синонимом слова "сказать". Приведем пример:

Я лежал на диване, устремив глаза в потолок и заложив руки под затылок, когда Вернер взошел в мою комнату. Он сел в кресла, поставив трость в угол, зевнул и объявил, что на дворе становится жарко. Я отвечал, что меня беспокоят мухи, - и мы оба замолчали.

- Заметьте, любезный доктор, - сказал я, - что без дураков было бы на свете очень скучно…["Княжна Мери"; 99].

Вернер и Печорин близки друг другу не только по интеллектуальному развитию, но и по отношению к жизни, им обоим скучно с людьми, потому что они могут предугадать действия людей, отчего пропадает интерес общаться, потому-то ищут оба они пограничных состояний и ситуаций, чтобы развеселить себя. Слова Вернера о погоде, обращенные к Печорину, сопровождаются его зеванием (начинают обычно люди зевать от скуки, от которой еще и в сон клонит), а ответная фраза Печорина начинается со слов о скуке, если бы не было на свете дураков. Читатель благодаря использованным синонимическим рядам и сопровождающим эти ряды словам-характеристикам видит как спокойно и достойно общаются Вернер и Печорин, как скука сквозит и в их словах и в их действиях. Разговор оживляется только тогда, когда они пытаются отгадать мысли друг друга, и у них это получается. Совсем иначе представлены речемыслительные парадигмы в высказываниях других персонажей.

В следующем отрывке достаточно ярко посредством синонимических рядов Лермонтов передает накаленную обстановку разговора между Азаматом, братом Бэлы, и Казбичем. Накал страстей, впрочем, сопровождает часто довольно горячих по натуре, темпераментных кавказских жителей.

Напрасно упрашивал его Азамат согласиться, и плакал, и льстил ему, и клялся; наконец Казбич нетерпеливо прервал его:

- Поди прочь, безумный мальчишка! Где тебе ездить на моем коне? На первых трех шагах он тебя сбросит, и ты разобьешь себе затылок об камни.

- Меня! – крикнул Азамат в бешенстве, и железо детского кинжала зазвенело об кольчугу. Сильная рука оттолкнула его прочь, и он ударился об плетень так, что плетень зашатался. "Будет потеха!" - подумал я, кинулся в конюшню, взнуздал лошадей наших и вывел их на задний двор. Через две минуты уж в сакле был ужасный гвалт. Вот что случилось: Азамат вбежал туда в разорванном бешмете, говоря, что Казбич хотел его зарезать. Все выскочили, схватились за ружья – пошла потеха! Крик, шум, выстрелы; только Казбич уж был верхом и вертелся среди толпы по улице, как бес, отмахиваясь шашкой ["Бэла"; 48].

В первом предложении фрагмента автором в один синонимический ряд поставлены глаголы "упрашивал, плакал, льстил, клялся", которые становятся синонимами только в данном контексте, показывая всю тщетность просьб и молений Азамата, направленных к непоколебимому Казбичу. Коня Азамат у Казбича так и не выпросил, отсюда и нанизывание глаголов упрашивал, плакал, льстил, клялся. Лесть, в сущности, очень характерна для Азамата, это видно из всего повествования в "Бэле", как присуща брату Бэлы и верность данной клятве, ведь он поклялся Печорину украсть для него свою сестру и исполнил обещание. Вновь мы видим, как действия персонажа и использованные для обозначения этих действий слова автора точно описывают характер героя. Характеристика персонажей создается посредством использования синонимов в прямой речи героев и в косвенной речи, описывающей действия персонажа. Максим Максимыч являлся свидетелем разговора Азамата и Казбича и его последствий, а в романе он пересказывает эти события своему попутчику, вспоминая минувшие времена, но вспоминает с такой живостью и яркостью, что дает основание утверждать о том, что они запали в душу старому штабс-капитану.

Далее в представленном фрагменте наблюдаем синонимическую парадигму "гвалт, шум, крик", которая описывает суматоху, вызванную ложным сообщением Азамата о намерении Казбича его зарезать. Синонимы очень точно оттеняют ситуацию. В представленном синонимическом ряду доминантой является слово "крик", которое представляется нейтральным по отношению к разговорному "гвалт" и "шум". Последние слова, как правило, обозначают "оживленное обсуждение чего-либо, часто не заслуживающего серьезного внимания", что в данном случае соответствует действительности, потому что Азамат соврал, Казбич вовсе и не пытался зарезать мальчика. Использование автором слов-синонимов разной стилистической окраски как бы дает возможность проследить читателям ситуацию с разных ракурсов и тем самым понять сущность: кавказские жители темпераментны, эмоциональны, легко возбудимы и в запале могут легко соврать. Лермонтов представил в данном случае – в частности и во всем романе – в целом отличное понимание характеров и психологии горцев.

Для романа "Герой нашего времени" очень свойственно разнообразие при использовании именно синонимов речемыслительного характера, что позволяет избежать тавтологии и делает повествование ярким, волнительным, стремительным не только при описании характеров персонажей, психологии поступков, но и при описании природы Кавказа.

Повестваватель-путешественник с Максим Максимычем проходят Койшаурскую долину.

- Вы, я думаю, привыкли к этим великолепным картинам? – сказал я ему.

- Да-с, и к свисту пули можно привыкнуть, то есть привыкнуть скрывать невольное биение сердца.

- Я слышал, напротив, что для иных старых воинов эта музыка даже приятна.

- Разумеется, если хотите, оно и приятно; только все же потому, что сердце бьется сильнее. Посмотрите, - прибавил он, указывая на восток, - что за край! ["Бэла"; 56].

Синонимами являются в данном случае слова "сказал" и "прибавил" (прибавил в значении "сказать или написать в дополнение"), которые стилистически нейтральны, но исключают повторы в представленном диалоге и делают повествование более динамичным, что можно отметить и в следующем фрагменте.

"Я говорил вам, - воскликнул он, - что нынче будет погода; надо торопиться, а то, пожалуй, она застанет нас на Крестовой. Трогайтесь!" - закричал он ямщикам. ["Бэла"; 56].

В данном случае нейтральному "говорил" синонимичны более эмоциональные и экспрессивные "воскликнул" и "закричал", что свидетельствует о преобладании тревожных мыслей по поводу прохождения гор у Максима Максимыча. Автор очень точно отразил мысли героя, доказав это его речью, обращенной к попутчику.

Таким образом, мы можем с уверенностью отметить, что с помощью синонимов автор может выразить любые оттенки своего отношения к изображаемому, избежать повторов при описании героев, а также синонимы как отдельные части мозаики, объединяют семантические микротемы различных фрагментов, образуя для читателей высказывание с глубоким смыслом. Синонимические парадигмы фигурируют в речи персонажей, характеризую их действия и поступки; в речи автора и/или рассказчика, или в речи какого-либо персонажа, то есть посредством косвенной речи дается характеристика герою или событию. Текстообразующая функция синонимов выражается в том, что они выступают как средство связи в текстах с цепной связью, при которой каждое последующее высказывание раскрывает, поясняет, уточняет смысл предыдущего высказывания. Предложения в тексте с цепной связью как бы цепляются друг за друга, а в таком сцеплении скрепами являютя синонимические ряды.

2.2 Синонимы как способ описания персонажа

Жанр "Героя нашего времени" (роман в виде "цепи повестей") был подготовлен распространенными в русской прозе 1830-х годов циклами повестей, которые часто приписывались особому рассказчику или сочинителю ("Повести Белкина" Пушкина, "Вечера на хуторе..." Гоголя, "Вечера" А. Бестужева-Марлинского и М. Жуковой). Лермонтов обновил этот жанр, перейдя от внешней мотивировки к внутренней и объединив все повести личностью героя. Цикл повестей превратился в психологический роман. Таким образом, "Герой нашего времени" стал новым решением проблемы русского романа и дал начало дальнейшему его развитию у Тургенева, Толстого, Достоевского. Лермонтов соединил такие характерные для 1830-х годов жанры, как путевой очерк, рассказ на биваке, светская повесть, кавказская новелла. "Герой нашего времени" был выходом за пределы этих малых жанров — по пути к объединяющему их жанру романа. Роману Лермонтова, особенно повести "Княжна Мери", непосредственно предшествовал стихотворный роман Пушкина "Евгений Онегин". Но между этими двумя романами есть существенное различие: у Лермонтова — углубленный психологический анализ, раскрытие современного ему человека изнутри, а Пушкин рассматривает героя времени внешне, как бы со стороны и несколько менее детально. В связи с этим мы рассматриваем в данной части дипломного исследования функции синонимов при характеристики персонажей и героев романа (внутренняя и внешняя характеристика).

Обратимся к примерам.

Максим Максимыч высказывается о Беле, когда она стала пленницей Печорина.

Только стоя за дверью, я мог в щель рассмотреть ее лицо: и мне стало жаль – такая смертельная бледность покрыла это милое личико. ["Бэла"; 54].

В данном предложении следует обратить внимание на нейтральное слово "лицо" (в значении передняя часть головы человека) и на его словообразовательный синоним с уменьшительно-ласкательным суффиксом "личико". В дальнейшем в романе Максим Максимыч не раз употребит в своей речи именно слово "личико" по отношению к Беле (Вечером я имел с ним длинное объяснение: мне было досадно, что он переменился к этой бедной девочке; кроме того, что он половину дня проводил на охоте, его обращение стало холодно, ласкал он ее редко, и она заметно начинала сохнуть, личико ее вытянулось, большие глаза потускнели.), а также он называл ее ласково "девочка". В указанных словах штабс-капитана читатель легко заметит нежное отеческое отношение уже пожилого и мало разбирающегося в женщинах человека. В словах Максима Максимыча использованы именно представленные синонимы, поскольку они образуют и создают по отдельным штрихам цельную картину отношения штабс-капитана к княжеской дочери Беле, представленной в повести "Бела". Максиму Максимычу искренне жаль эту дикарку, которая пострадала из-за безразличия Печорина, когда ему стало скучно с ней, штабс-капитан по-отечески привязался к Беле и всячески старался утешить ее, когда она была грустна и печальна.

Использование слов-синонимов подчеркивает отношение Максима Максимыча не только к Беле, но и к другим персонажам и в какие-то моменты к самому себе.

Всматриваюсь, точно Казбич: его смуглая рожа, оборванный, грязный, как всегда. ["Бэла"; 61].

В данном высказывании Максима Максимыча использован синоним нейтрального слова "лицо" – "рожа", имеющий грубо-просторечную окраску и употребляющийся в основном в бранной речи. Уже только одно слово "рожа" по отношению к Казбичу показывает отрицательное отношение к этому герою штабс-капитана. Для Максима Максимыча Казбич является дикарем с бандитскими замашками.

В романе "Герой нашего времени" использован еще один синоним слова лицо слово "мина" (в значении "лицо"), где легко заметить некоторую иронию, поскольку всерьез рассердиться Печорин не мог на таинственную русалку, связанную с контрабандитами, да и угрозу свою не исполнил, но нарушил ход жизни контрабандистов именно своей фразой:

"А если б я, например, вздумал донести коменданту?" - и тут я сделал очень серьезную, даже строгую мину". ["Тамань"; 86].

Угрозы Печорина донести коменданту остались только угрозами. Вновь функция синонима заключается в демонстрации отношения героя к самому себе и к другому герою. В данном случае ирония направлена героем на самого себя.

Понимание характера Печорина для читателей начинается опять же вместе с Максим Максимычем и его рассуждениями об этом молодом человеке. Он либо сам говорит путешественнику и повествователю о Печорине, либо приводит и пересказывает мысли Печорина о его душевной организации, произнесенные Григорием Александровичем в присутствие штабс-капитана.

Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи! ["Бэла";43].

Повести "Бэла" и "Максим Максимыч" написаны в виде путевых заметок, распространенного для того времени жанра. Но форма путевых заметок послужила своеобразными вратами к другим формам изложения содержания романа. В повести "Бэла" путевые заметки молодого офицера переплетаются с рассказом бывалого кавказца. В повести "Максим Максимыч" в качестве рассказчика выступает автор путевых заметок. В остальных повестях повествование ведется в форме личного дневника. Подобное "смешивание" нескольких жанров предопределило позицию писателя, когда он собственное авторство оставляет в художественном подтексте. Отсюда и разнообразие синонимов в указанных повестях, разнообразие с точки зрения стилевой принадлежности и стилистической окраски. В речи Максима Максимыча встречаем синонимы разговорного характера, а речь его попутчика и речь Печорина богата синонимами, создающими образность описываемого.

Камнем преткновения истории Бэлы стала лошадь Казбича. Значение коня для горца было огромное. Цена его порой была так высока, что за него отдавали целое состояние. Описывая Карагеза, Максим Максимыч сравнивает его с красотой Бэлы:

"Как теперь гляжу на эту лошадь: вороная как смоль, ноги - струнки, и глаза не хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть на пятьдесят верст; а уж выезжена - как собака бегает за хозяином, голос даже его знала! Бывало, он ее никогда и не привязывает".["Бэла"; 43].

Поэтический и точный язык Максима Максимыча создает образ героического коня, но словно очнувшись от собственной завораживающей речи, он извиняющимся тоном добавляет: "Уж такая разбойничья лошадь!…".

В повести "Бэла" описанию коня отведено достаточно много эпизодов, поскольку М.Ю.Лермонтов знал и понимал важность и ценность коня для горцев и передал это с завидной точностью. При описании Карагеза используются образные и красочные эпитеты, которые употребляются с такими синонимами, как конь, лошадь, скакун. При описании других лошадей мы встречаем такие синонимы, как кляча, лошаденка, кобыла.

- Послушай! - сказал твердым голосом Азамат, - видишь, я на все решаюсь. Хочешь, я украду для тебя мою сестру? Как она пляшет! как поет! а вышивает золотом - чудо! Не бывало такой жены и у турецкого падишаха… Хочешь? дождись меня завтра ночью там в ущелье, где бежит поток: я пойду с нею мимо в соседний аул, - и она твоя. Неужели не стоит Бэла твоего скакуна? ["Бэла"; 46].

В следующем фрагменте синонимы описывают лошадь именно с точки зрения высшей ценности коня для горцев.

– Славная у тебя лошадь! – говорил Азамат, - если б я был хозяином в доме и имел табун в триста кобыл, то отдал бы половину за твоего скакуна, Казбич! ["Бэла"; 46].

Выявление художественного подтекста и анализ использованных в повести "Максим Максимыч" синонимов позволяет сделать следующие выводы. Холодность Печорина к штабс-капитану объясняется не его эгоизмом, а нежеланием общаться с человеком, сознательные действия которого привели к гибели горянки Бэлы. Оценка Максима Максимыча идет через призму двух начал - добра и зла. Лермонтов изобразил характер штабс-капитана с позиций реализма. Он показал, что обыкновенный человек может быть злодеем, каким он выступил по отношению к Бэле, но при этом сохранять в своей душе чувства любви к природе и людям, быть преданным своему долгу и дружбе.

В повести "Максим Максимыч" происходит последняя встреча Печорина со своим бывшем начальником. В повести автор использует синонимическую парадигму, включающую семантические синонимы "друг – приятель – товарищ", только по-разному эти понятия воспринимаются героями.

– Да, - сказал он наконец, стараясь принять равнодушный вид, хотя слеза досады по временам сверкала на его ресницах, - конечно, мы были приятели, - ну да что приятели в нынешнем веке! Что ему во мне? Я не богат, не чиновен, да и по летам совсем ему не пара…<…> А право жаль, что он дурно кончит… да и нельзя иначе!.. Уж я всегда говорил, что нет проку в том, кто старых друзей забывает!.. ["Максим Максимыч", 76].

В сознании Максима Максимыча они с Печориным были и друзьями, и приятелями, но сам Печорин так не считает, и у него есть на это причины. Синонимический ряд акцентирует внимание на состоянии штабс-капитана, которому очень обидно такое отношение Григория Александровича. Вновь синонимы выступают как средство связи в тексте с цепной связью. Повесть наполнена внутренним напряжением и драматизмом. Печорин понял роль Максима Максимыча в трагических событиях гибели Бэлы и переменил к нему отношение. Выявление художественного подтекста позволяет сказать, что он не хочет разговаривать с человеком виновным в убийстве Бэлы. Он знает истинную цену этого "русского добряка". Если не знать подлинной роли Максима Максимыча в истории Белы, то можно ошибочно рассматривать Печорина как человека бессердечного и эгоистического, предавшего бывшую дружбу. В отличие от штабс-капитана, Печорин глубоко переживал гибель горянки. Он долгое время после роковой погони был нездоров, а при одном упоминании о Беле начинает переживать чувства глубокого раскаяния.

А помните наше житье-бытье в крепости? Славная страна для охоты!.. Ведь вы были страстный охотник стрелять… А Бэла?..

Печорин чуть-чуть побледнел и отвернулся…["Максим Максимыч", 77].

Напоминание Максима Максимыча застало Печорина врасплох: он не сумел скрыть своего болезненного отношения к истории Бэлы. Штабс-капитан исподволь упрекает Печорина. Именно несвоевременный выстрел Печорина, считает Максим Максимыч, стал причиной гибели горянки. При этом он сам демонстрирует полное отсутствие раскаяния за свои действия во время погони. Печорин испытывает моральные муки за совершенное злодеяние. Чувства Максима Максимыча молчат, хотя он сознает, что именно по его вине погибла Бэла. Он отлично понимает, какие действия совершил, поэтому и пытается скрыть их от слушателя, завуалировать мотивы собственного поведения. У штабс-капитана абсолютная вера в правоту собственных поступков. Он не раскрывает свое поведение перед автором путевых заметок, потому что хорошо понимает, что за подобное поведение его могут осудить.

- Право, мне нечего рассказывать, дорогой Максим Максимыч … Однако прощайте, мне пора… я спешу… Благодарю, что не забыли… - прибавил он, взяв его за руку. ["Максим Максимыч", 78].

Печорину действительно "нечего рассказывать". Свою часть вины за гибель Бэлы он взял на себя. Разве Печорин действительно спешит? Нет, он никуда не спешит. Он уезжает в Персию. Он не хочет разговаривать с Максимом Максимычем, но он понимает состояние штабс-капитана. Он называет Максима Максимыча "дорогим" и в знак утешения берет его руку. Максим Максимыч рассержен, он хмурит брови. Он явно не ожидал подобной встречи. Он начинает упрекать Печорина: "Забыть! - проворчал он: я-то не забыл ничего…". Что же подразумевает Максим Максимыч? Он, вероятно, считает, что в гибели Бэлы есть вина Печорина. При этом он не хочет вспоминать собственную роль в происшедших событиях.

Таким образом, странность и необыкновенность натуры Печорина уже была задана первоначально Максим Максимычем, а потом подтверждена словами и действиями Григория Александровича или другими персонажами.

Княжне начинает нравиться мой разговор; я рассказал ей некоторые из странных случаев моей жизни, и она начинает видеть во мне человека необыкновенного. ["Княжна Мери"; 98].

В данном отрывке мы видим использование синонимов "странный" и "необыкновенный", что показывает нам исключительность натуры Печорина. Автор стремится это усилить, указывая на мнение о своем герое другого персонажа – княжны Мери.

В следующем примере слово "необыкновенный" вступает в синонимические отношения с прилагательным "исключительный". И в данном случае эти слова характеризуют личность Грушницкого, который, чтобы привлечь к себе внимание, придумывает и приписывает себе различные приключения и испытания, но по сути является человеком довольно глупым, посредственным, а также низким и подлым, и что особо важно - лживым.

Говорит он скоро и вычурно: он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы, которых просто прекрасное не трогает и которые важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания. ["Княжна Мери"; 92].

В данном случае слово "необыкновенный" вступает в синонимические отношения с прилагательным "исключительный". Это характеристика личности Грушницкого, представленная в журнале Печорина. В данном аспекте семантические синонимы обозначают человека, выделяющегося среди других по своим положительным или отрицательным качествам. Если бы это в действительности было свойственно Грушницкому, то его можно было бы отнести к неординарным людям, которые, чтобы не скучать, ищут себе различные приключения и испытания. Но Грушницкий лишь драпируется в "исключительные чувства", то есть выдает желаемое за действительное, что давно понял Печорин, потому-то Грушницкий не любит Печорина, хотя встретились они давними приятелями на кавказском курорте.

Притворство господина Грушницкого влияет и на появление в его манере говорить фраз заученных, пышных и вычурных. Контекстуальные синонимы вычурно и пышные усиливают эффект его притворства и лжи.

В приведенном ниже примере синонимичную пару составляют слова "дуэль" и "поединок", которые вновь проливают свет истины на характер Печорина.

Я был секундантом на пяти дуэлях и уж знаю, как это устроить… Я помню, что в продолжении ночи, предшествовавшей поединку, я не спал ни минуты. ["Княжна Мери"; 144].

Показательным является тот факт, что в отношении непосредственно к Печорину используется более экспрессивное слово "поединок", которое имеет разговорный оттенок по сравнению, например со словом "единоборство" и характеризует его как личность в целом и человека, вступившего в поединок не только с Грушницким, но и со своей судьбой и своей натурой. А по отношению вообще к людям автор использует нейтральное слово "дуэль".

Странность, необычность натуры и характера Печорина подчеркивается Лермонтовым, когда сам же Григорий Александрович характеризует себя перед Вернером. Синонимический ряд представляют в данном случае слова "больной" и "пациент".

Весь город говорит: все мои больные заняты этой важной новостью, а уж эти больные такой народ: все знают!...

Вообразите, что у меня желчная горячка; я могу выздороветь, могу и умереть; то и другое в порядке вещей; старайтесь смотреть на меня как на пациента, одержимого болезнью, вам еще неизвестной, - и тогда ваше любопытство возбудится до высшей степени; вы можете надо мною сделать теперь несколько важных физиологических наблюдений ["Княжна Мери"; 189-190].

В данном случае следует обратить внимание на то, что сам Печорин характеризует себя пациентом, называя себя этим иностранным словом, которое соответствует складу ума Вернера. Печорин пытается говорить с Вернером на языке, понятном Вернеру как доктору, а также именуя себя пациентом Печорин выделяет опять же себя среди других больных, которых и сам Венер называет именно больными, а не пациентами. Пациент – это слово из профессионального лексикона медицинских работников. Видимо, в какой-то момент жизни самого Григория Александровича пугает его одержимость, необычность, стремление испытать судьбу, почувствовать страсть, ненависть и тому подобное, в связи с чем он думает о своей отрицательной сущности как о болезненном состоянии, потому что это не свойственно другим людям. В нем соединился вулкан всевозможных страстей человеческих, причем характеризующихся со знаком минус, а никак не плюс.

Однако, несмотря на отрицательную оценку Печориным самого себя, можно разглядеть в герое Лермонтова отличительные черты русского национального характера - силу, смелость и твердость духа: "В Печорине мы встречаем тип силы, но силы искалеченной, направленной на пустую борьбу, израсходовавшейся по мелочам на дела недостойные...

...Печорина не запугаешь ничем, его не остановишь никакими препятствиями; кожа у него, правда, женская и рука аристократическая, но он, этой аристократической рукой, наносит смерть не хуже любого дикаря" [65; 15].

Например, критик Щелгунов признавал значительность и духовную мощь Печорина, силу, роднящую его с героическими характерами русских народных богатырей.

Наряду с оживленным обсуждением образа Печорина в русской критике и публицистике, "Герой нашего времени" оказывал непосредственное воздействие на дальнейшее развитие русской прозы, и персонажи романа Лермонтова в различных вариациях продолжали появляться на страницах новых романов и повестей. Своего рода мода на Печорина, увлечение им сказалось в образе герценовского Бельтова, а также в целой галерее тургеневских героев: в Рудине, в Гамлете Щигровского уезда, в Андрее Колосове. В 1848 году Александр Станкевич выступает в "Современнике" с повестью "Ипохондрик", а в 1851 году с повестью "Идеалист" (в альманахе "Комета"), также творчески откликаясь на "Героя нашего времени".

2.3 Синонимические ряды в описании чувств, эмоций и намерений персонажа

Природа, пейзаж в "Герое нашего времени", в особенности в "Журнале Печорина", очень часто не только фон для человеческих переживаний. Пейзаж непосредственно проясняет состояние человека, а иногда контрастно подчеркивает несоответствие переживаний героя и окружающей обстановки.

Например, первой же встрече Печорина с Верой предшествует грозовой, насыщенный электричеством пейзаж: "Становилось жарко; белые мохнатые тучки быстро бежали от снеговых гор, обещая грозу; голова Машука дымилась, как загашенный факел; кругом него вились и ползали, как змеи, серые клочки облаков, задержанные в своем стремлении и будто зацепившиеся за колючий его кустарник. Воздух был напоен электричеством" ["Княжна Мери"; 124].

В данной части нашего исследования будет обращено внимание на синонимические парадигмы, отражающие эмоции, чувства и намерения персонажа, поскольку Лермонтов в своем романе достаточно ярко отразил психические струны человеческой души. Проиллюстрируем это примерами из произведения "Герой нашего времени".

Он был беден, мечтал о миллионах, а для денег не сделал бы лишнего шага: он мне раз говорил, что скорее сделает одолжение врагу, чем другу, потому что это значило бы продавать свою благотворительность, тогда как ненависть только усилится соразмерно великодушию противника. ["Княжна Мери"; 97].

В данном фрагменте довольно четко показаны желания и намерения, и сущность личности доктора Вернера, при этом синонимы "враг" - "противник" соединяют в тексте мысли о единой теме бедности в душе Вернера относительно чувств и эмоций, которые он близким людям, да и вообще людям, показывать не желал, не хотел и не собирался. Слово "враг" в указанном синонимическом ряду является доминантой и имеет нейтральную окраску по сравнению, например со словом "ворог" или "супостат", а слово "противник" чаще всего используется в речи военных; использование именно этого синонима слова "враг" характерно по отношению к доктору Вернеру, поскольку он свой образ жизни и главное свою сущность как бы оградил неким футляром, как военной формой, чтобы никто не посмел даже попытаться проникнуть в его внутренний мир. Синонимы и оттенки их значений и употребления в данном контексте раскрывают сущность натуры, описываемого героя.

А в следующем фрагменте, описывающем вновь сущность и намерения доктора Вернера, контекстуальным синонимом слова противник и враг выступает слово "соперник", поскольку, как показывает содержание романа, все соперники доктора – завистливые водяные медики – были и его врагами и противниками, а виною этого был он сам и его поведение.

У него был злой язык: под вывескою его эпиграммы не один добряк прослыл пошлым дураком; его соперники, завистливые водяные медики, распустили слух, будто он рисует карикатуры на своих больных, - больные взбеленились, почти все ему отказали. ["Княжна Мери"; 97].

Текстообразующая функция синонимов заключается, на наш взгляд в том, что слова-синонимы, нанизываясь друг на друга по отношению к конкретному человеку, соединяются семантически в целях создания полной картины эмоционального состояния персонажа.

В следующих примерах синонимы "грусть" и "печаль" отражают эмоциональный настрой персонажа, что позволяет увидеть истинную картину переживаний и чувств по поводу определенной ситуации. Следует также подчеркнуть, что в ряду "грусть" - "печаль" слово "печаль" обычно указывает на более сильное чувство душевной горечи, скорби, то есть в экспрессивном плане более насыщенно.

Когда он ушел, ужасная грусть стеснила мое сердце. ["Княжна Мери"; 102].

Всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки. ["Княжна Мери"; 102].

Далее нам представляется возможным показать использование синонимов "тайна" и "загадка", которые проясняют намерения и поведение героя, отражают его эмоциональный настрой, соединяют кусочки мозаики и текстообразуют семантическую цельность высказывания.

Это меня, впрочем, огорчает, доктор, продолжал я после минуты молчания, - я иногда сам не открываю моих тайн, а ужасно люблю, чтоб их открывали, потому что таким образом я всегда могу при случае от них отпереться. ["Княжна Мери"; 102].

Я думаю, казаки, зевающие на своих вышках, видя меня скачущего без нужды и цели, долго мучились этою загадкою ибо, верно, по одежде приняли меня за черкеса. ["Княжна Мери"; 102].

Следует также отметить, что в указанном ряду "загадка" - "тайна" слова становятся в синонимический ряд благодаря связывающему значению открытия чего-то непознанного, непонятного, тайного, загадочного, как сказал сам Печорин "ужасно люблю, чтоб их открывали", открывали тайны души.

Далее интересными представляются синонимы "взор" и "взгляд" по отношению к героям и показе при этом их характеров.

Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, одаренных южным солнцем, при виде голубого неба или внимая шуму потока, падающего с утеса на утес. ["Княжна Мери"; 105].

Ни один женский взор не запечатлелся в памяти героя, ко всем он остался равнодушен. Слово "взор" имеет в словаре помету "высок." и "устаревающее", ясно, что во времена Лермонтова оно устаревающим не было, но явно имело высокую окраску и употреблялось в уважительном значении. В приведенном отрывке автор и в самом деле уважает "женские взоры", только они скучны ему для воспоминаний, они не тронули сердце героя. Эмоции и чувства высказаны в данных словах-синонимах самим героем.

Их улыбки противоречат их взорам, их слова обещают и манят, а звук голоса отталкивает. ["Княжна Мери"; 94].

В данном высказывании использование слова "взор" несколько иронично, как нам кажется, поскольку автор высказывания отмечает определенную фальшь в характерах и намерениях представительниц женского пола. Речь героя в данном фрагменте направлена на характеристику других персонажей.

Я дал сорок рублей лишних и перекупил его; за это я был вознагражден взглядом, где блистало самое восхитительное бешенство.

Грушницкий, дернув меня за руку, бросил на нее один из тех мутно-нежных взглядов, которые так мало действуют на женщин. ["Княжна Мери"; 97].

А в приведенных двух высказываниях нейтральное "взгляд" по отношению к высокому "взор" демонстрирует и более приземленные мотивы и желания человека – равнодушие и бешенство. Итак, слово "взор" употреблено в сочетании "женский взор", что наводит на мысль об определенном поклонении перед женщинами и их чувствами и душевным складом, а вот нейтральное "взгляд" в одном случае употреблено в сочетании "нежно-мутный взгляд", относящемуся к Грушницкому, чья подленькая душонка вызывать, порой, может только равнодушие, и в другом случае относится к взгляду, выражающему бешенство, то есть слова "взгляд" образует и связывает вокруг себя нечто отрицательное, в отличие от слова "взор".

Таким образом, можно заключить, что использование синонимов для описания эмоций, чувств и намерений персонажа, во-первых, придает описанию динамичность и яркость, раскрывает различные нюансы действий и поступков персонажей, усиливает истинность высказываний и намерений.

Выводы по второй главе

Проза Лермонтова имела огромное национальное значение для развития русской литературы. Как и Пушкин, Лермонтов доказал возможность существования русской национальной повести, русского национального романа. Лермонтов показал возможность использования средств русского языка для передачи сложных психологических переживаний. Лермонтов, отказываясь от романтического стиля, сближал язык прозы с разговорным общелитературным языком.

Синонимические парадигмы в романе М.Б.Лермонтова "Герой нашего времени" выпоняют текстообразующую функцию, поскольку являются связующим элементом в выявлении глубинного семантического плана, а также выступают в качестве средств связи в текстовых фрагментах с цепной связью, а в текстах с параллельной связью с помощью синонимов писатель показывает переход от одного описываемого предмета к другому.

Синонимы характеризуют персонаж в речи героев, в речи автора, то есть либо в прямой речи, либо в косвенной. В зависимости от того, в речи какого персонажа встречаются синонимы, происходит их стилевое расслоение и отличие по стилистической и эмоционально-экспрессивной окраске. Например, для речи Максима Максимыча свойственно использование синонимов разговорного характера.

Заключение

Материал, представленный в работе, дает основание сделать следующие выводы:

1. В качестве рабочего определения текста было выбрано такое: текст как единица, объединяющая языковые признаки и речевые характеристики, проявляет себя в форме устного или письменного произведения, основной целью которого является непосредственный (устный текст) и опосредованный (письменный текст) акт коммуникации.

2. Лексические средства реализации категории связности текста более значимы в семантическом и функциональном аспектах, так как именно на лексическом уровне текста лежит основная смысловая нагрузка в реализации идейного замысла произведения. Лексические средства выполняют также основную текстообразующую функцию. К различным лексическим средствам в связи с этим обычно относят полный лексический повтор, синонимические и антонимические замены, перефрастический повтор и др. Синонимические парадигмы, на наш взгляд, представлены в романе М.Ю. Лермонтова "Герой нашего времени" особенно ярко, поскольку уже в предисловии к роману автор интересно использует синонимы "автор" и "сочинитель", когда объясняет смысл своего произведения.

3. Язык "Героя нашего времени" был новым явлением в русской прозе. В "Герое нашего времени" М.Ю.Лермонтов окончательно порывает с романтическим стилем в языке. Лексика "Героя нашего времени" свободна от архаизмов и церковно-славянизмов. Ориентируясь на лексику и синтаксис общелитературного языка, Лермонтов тонко использует стилистическую роль каждого из явлений этого общелитературного языка, что характерно и для синонимов. Новаторство Лермонтова, в частности, заключалось в том, что трагическую, романтическую по существу своему тему – гибель Бэлы – он рассказал разговорным языком, лишенным какой бы то ни было романтической "красивости". Отсюда в высказывания штабс-капитана слова-синонимы с разговорной окраской, а в речи Печорина или офицера-попутчика встречаются слова с книжной окраской, что исходит из их социального статуса более высокого, чем у Максим Максимыча.

4. Язык "Героя нашего времени" не свободен от эмоциональной лексики, вносящей оценку описываемого. Но лексика эта лишена книжности – она разговорна. Богатство синонимических парадигм, выполняющих текстообразующую функцию, зависти также от этого, отсюда мы встречаем достаточное количество у М.Ю.Лермонтова синонимов, которые в словаре имеют пометы: разговорное, просторечное и т.п. Язык "Героя нашего времени" несомненно испытал сильное влияние языка пушкинской прозы. Лаконичность, точность в употреблении слова, отсутствие метафор, преобладание простых предложений – все это свойственно языку А.С.Пушкина. Те же самые явления характерны в ряде случаев и для прозы М.Ю.Лермонтова. Но Лермонтов, усвоив языковую и стилистическую манеру прозы Пушкина, в ряде случаев отступает от нее, внося свое, лермонтовское, отношение к языку.

5. В романе М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени" именно богатство и разнообразие синонимических парадигм является той богатейшей палитрой, на которой создаются краски, чтобы стать основой языковой ткани и создать образный колорит законченного художественного произведения. Синонимические ряды выступают как языковые средства, отражающие состояния и эмоции героев; как средства образной характеристики героев; как языковые средства эстетизации действительности; как стилистические средства; как средства выражения оценочных суждений автора повести по отношению к ее героям и как средство связи в текстах с цепной связью.

Список использованной литературы

Список теоретической литературы

Абелева И. Ю. Речь о речи. Коммуникативная система человека. – М.: Просвещение, 2004. – 319 с.

Адмони В. Г. Грамматика и текст // Вопросы языкознания. – 1985. – № 1. – С. 11 – 27.

Алефиренко Н. Ф. Смысловая структура текста // Семантика языка и текста: Сб. науч. ст. / Под ред. Ф. П. Сергеева. – Волгоград, 1998. – С. 4 – 8.

Апресян Ю. Д. Лексическая семантика: Синонимические средства языка. – М.: Наука, 1974. – 336 с.

Арутюнова Н. Д. Номинация и текст // Языковая номинация: Виды наименований. – М.: Просвещение, 1977. – 341 с.

Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. – М.: Наука, 1978. – 339 с.

Арутюнова Н. Д. Фактор адресата // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. – 1981. – Т. 40. – № 4.

Аспекты общей и частой лингвистической теории текста. – М.: Наука, 1982. – 401 с.

Бережан С. Г. К семасиологической интерпретации явления синонимии // Лексическая синонимия. – М.: Наука, 1967. – С. 110-123.

Березин Ф. М. История лингвистических учений. – М.: Просвещение, 1984. – 314 с.

Богданов С. И. Форма слова и морфологическая форма. – М.: Просвещение, 1993. – 112 с.

Брандес М. П. Синтаксическая семантика текста. – М.: Высшая школа, 1977. – 328 с.

Брчакова Д. О связности в устных коммуникатах // Синтаксис текста. – М., 1979. – С. 251-253.

Бузаров В. В. Синкретизм как разноуровневое средство реализации языковой экономии // Лингвистические категории в синхронии и диахронии. Пятигорск, 1996. – С. 19–42.

Бухбиндер В. А., Розанов Е. Д. О целостности и структуре текста // Вопросы языкознания. – 1975. – № 6. – С. 73 – 80.

Виноградов В. В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. – М.: Наука, 1987. – 374 с.

Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – М., 1983. – 255 с.

Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание: Пер. с англ. / Отв. Ред. Кронгауз. – М.: Просвещение, 1996. – 416 с.

Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. – М., 1981. – 139 с.

Гвенцадзе М. А. Коммуникативная лингвистика и типология текста. – Тбилиси, 1986. – 258 с.

Голуб И. Б. Стилистика русского языка. – М.: Рольф; Айрис-пресс, 1997. – 448 с.

Денисов П. Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. – М.: Просвещение, 1980. – 327 с.

Дымарский М. Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале художественной прозы XIX – XX вв.) – М.: КомКнига, 2006. – 296 с.

Земская Е. А., Китайгородская М. В., Розанова Н. Н. Русская разговорная речь. Фонетика, Морфология. Лексикология. Жест. –М.: Просвещение, 1983 – 297 с.

Золотова Г. А. К вопросу о конститутивных единицах текста // Русский язык. Функционирование грамматических категорий. Текст и контекст. – М.: Просвещение, 1984. – 293 с.

Ильенко С. Г. Текстовая реализация и текстообразующие функции синтакситческих единиц // Текстовые реализации и текстообразующие функции синтаксических единиц. – Л.: Наука, 1989. – 247 с.

Исследования по семантике. Семантика слова и фразеологизма. – Уфа: БГУ, 1986. – 224 с.

Ипполитова Н. А. Текст в системе обучения русскому языку в школе. – М.: Наука, 1998. – 217 с.

Каменская О. Л. Текст как средство коммуникации // Сб. научных статей МГПИИЯ им. М.Тореза. Вып. 158. – М. Просвещение, 1980. – 151 с.

Кацнельсон С. Д. Речемыслительные процессы // Вопросы языкознания. – 1984. - № 4. – С. 28-36.

Кобозева И. М. Лингвистическая семантика. – М.: Русский язык, 2005. – 352 с.

Ковтунова И. И. Вопросы структуры текста в трудах акад. В. В. Виноградова // Русский язык. Текст как целое и компоненты текста. Виноградовские чтения. XI. – М.: Просвещение, 1982. – С. 4 – 10.

Кожевникова К. Об аспектах связности в тексте как целом // Синтаксис текста. – М.: Просвещение, 1979. – С. 56-63.

Колшанский Г. В. Коммуникативная функция и структура языка. – М.: Русский язык, 1984. – 258 с.

Котюрова М. П. О связи предложений и абзацев в научной речи // Лингвостилистические исследования научной речи. – М.: Просвещение, 1979. – С. 177.

Лагутина А. В. Абсолютные синонимы в синонимической системе языка // Лексическая синонимия. – М.: Наука, 1967. – С. 115-147.

Лассан Э. Дискурс власти и инакомыслия в СССР: Когнитивно-риторический анализ. – Вильнюс, 1995. – 232 с.

Лассан Э. Метафоры как глубинный предикат при текстопорождении. – Вильнюс, 1995. – 28 с.

Лермонтов М. Ю. Стихотворения; Герой нашего времени. – М.: Художественная литература, 1984. – 191 с.

Ломтев Т. П. Язык и речь // Т.П.Ломтев. Общее и русское языкознание. Избранные работы. – М.: Просвещение, 1976. – 387 с.

Лыков А. Г. Современная русская лексикология (русское окказиональное слово). – М.: Просвещение, 1976. – 364 с.

Мануйлов В. А. Роман М.Ю.Лермонтова "Герой нашего времени". – М.: Наука, 1983. – 314 с.

Маслов Б. А. Проблемы лингвистического анализа связного текста. – Таллин, 1975. – 211 с.

Москальчук Г. Г. Структурная организация и самоорганизация текста. – Барнаул, 1998. – С. 17 - 208.

Москальская О. И. Грамматика текста. – М.: Наука, 1981. – 314 с.

Нечаева О. А. Функционально-смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение). – Улан-Удэ, 1974. – 218 с.

Николаева Т. М. Лингвистика текста. Современное состояние и перспективы // Новое в зарубежной лингвистике. – М.: Просвещение, 1978. Вып. 8.

Новиков Л. А. Семантика русского языка. – М.: Наука,1982. – С. 222-242.

Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка / Отв. ред. Б.А.Серебрянников. – М.: Просвещение, 1970. – 413 с.

Очерки по синонимике современного русского литературного языка. – М. – Л.: Наука, 1976. – 258 с.

Перльмуттер Л. Б. Язык прозы М.Ю.Лермонтова. Часть 3: Язык "Героя нашего времени". – М.: Просвещение, 1989. – 347 с.

Петрова М. А. Русский язык. Лексика. Фонетика. Словообразование. – М.: Просвещение, 1983. – 387 с.

Портнов А. Н. Язык и сознание: Основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX-XX вв. – Иваново, 1994. – 274 с.

Розенталь Д. Э. Практическая стилистика русского языка. – М.: ООО "Издательство АСТ-ЛТД", 1998. – 384 с.

Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. – М.: Просвещение, 1988. – 167 с.

Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер. с англ. / Общ. ред. и вступ. статья Е. А. Кибрика. – М.: Изд. группа "Прогресс", "Универс", 1993. – 349 с.

Солганик Г. Я. Стилистика текста. – М.: Флинта, Наука, 1997. – 256 с.

Солодуб Ю. П. Лексикология и фразеология современного русского литературного языка. Выпуск II. – М.: МГПИ им. В. И. Ленина, 1984. – 76 с.

Соссюр Фердинанд де Труды по языкознания. – М.: Просвещение, 1977. – 341 с.

Сыров И. А. Художественный текст в структурно-семантическом рассмотрении // Дударева З.М., Елизарова Г.С., Пятаева Н.В., Сыров И.А. Системно-структурный и антропоцентрический принципы современной лингвистики: пересекаемость парадигм. – Уфа: Гилем, 2005. – С. 6-63.

Хоменко О. Е. О семантической специфики синонимической парадигмы // Материалы 51 научно-методической конференции преподавателей и студентов "Университетская наука - региону". – Ставрополь, 2006 – 144 с.

Черняк В. Д. Семантические переходы в лексической системе и синонимия // Типология языка и теория грамматики. Материалы Международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения С.Д. Кацнельсона. – СПб., 2007. – 212-214.

Шанский Н. М. Художественный текст под лингвистическим микроскопом. – М.: Наука, 1986. – 312 с.

Шмелев Д. Н. Современный русский язык. Лексика. – М.: Просвещение, 1977. – 324 с.

Язык и стиль произведений М.Ю.Лермонтова. Сб. статей. – Пенза, 1989. – 314 с.

II. Список словарей

66. Александрова З. Е. Словарь синонимов русского языка: Практический справочник. – М.: Рус. яз., 2001. – 568 с.

67. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. – М.: "Сов. Энциклопедия", 1966. – 841 с.

68. Большой энциклопедический словарь: Языкознание / Гл. ред. В. Н. Ярцева. – М.: Научное изд-во "Большая Российская энциклопедия", 1988. – С. 340. – 290 с.

69. Жуков В. П. и др. Словарь фразеологических синонимов русского языка. – М.: Русский язык, 1987. – 440 с.

70. Касаткин Л. Л. И др. Краткий справочник по современному русскому языку. / Под ред. П. А. Леканта – М.: Высшая школа, 1995. – 429 с.

71. Лингвистический энциклопедический словарь. – М.: Высшая школа, 1990. – 534 с.

72. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. – М.: АЗЪ. – 928 с.

73. Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Словарь-справочник лингвистических терминов, - изд. 3-е, испр. и доп. – М.: Просвещение, 1985. – 399 с.

74. Словарь синонимов русского языка / Под ред. А. П. Евгеньевой. – Л.: Наука, 1970. – 547 с.

75. Словарь синонимов русского языка. Словарь антонимов русского языка. – СПб: Издательство "Виктория плюс", 2002. – 537 с.

Приложение

Автор, сочинитель

Ангажировать, приглашать

Бастион, крепость

Бес, бес-девка (о шустром, озорном человеке)

Бешенство, возмущение

Блаженство, радость

Ближний, друг

Больной, пациент

Броситься, кинуться

Быть довольным, потирать руки

Важный, чинный (чинный - отвечающий строгим правилам поведения, степенный, пристойный; степенный - рассудительно-серьезный, важный)

Вальсировать, танцевать

Взгляд, взор

Взглянуть, посмотреть, окинуть взглядом

Вздор, бред, вранье

Вздор, галиматья (разг.)

Верить, доверять

Вороной, скакун

Воскликнуть, закричать

Враг, противник

Вычурный, пышный

Вымысел, сказка

Говорить, толковать

Горький, едкий.

Гвалт, крик, шум.

Голова, головушка

Голова, башка

Грозный, сердитый

Грусть, печаль

Гурда, шашка.

Девочка, девчонка (пренесносная)

Декламировать, закидывать словами

Доктор, лекарь

Дорога, тропинка

Дорога, путь

Досада, раздражение

Досада, злость

Друг, приятель

Дуэль, поединок

Дьявол, черт (о живом, ловком, задорном человеке; о том, кто ловок, смел, удачлив в каком-нибудь деле)

Загадка, тайна.

Заговорить, поговорить

Заплакать, зарыдать

Зареветь, зарыдать

Звать, манить

Здравствуйте, здравия желаю

Злость, желчь, злоба

Извозчик, слуга

Изба, хата

Изба, лачуга, хижина

Изменять, обманывать

Иные, другие, некоторые

Искусить, соблазнить

Квартира, кровля.

Комната, сакля (Сакля - ж. кавк. хижина, землянка; битая, плетневая или турлучная избушка, хата.)

Клясться, обещать, уверять

Клятвы, обещания

Красивая, хорошенькая, прехорошенькая

Лакей, слуга

Ликовать, радоваться

Лицо, мина (разг.)

Лицо, личико (словообразов. с уменьшит.-ласк.)

Лицо, рожа (пренеб.)

Лицо, физиономия (разг.)

Лицо, гримаса

Лорнет, стеклышко (И как, в самом деле, смеет кавказский армеец наводить стеклышко на московскую княжну.)

Лошадь, лошадка, конь

Лошадь, кобыла

Лошади, почтовые,

Любоваться, смотреть с восхищением

Манить, влечь, иметь притягательную силу

Медик, доктор

Милая, джанечка

Молить, просить, убеждать

Молодой, молоденький, юный

Назначение, цель

Надеяться, быть уверенным

Наслаждение, блаженство

Негодование, неистовство, раздражение

Нежный, мягкий

Неистовство, бешенство

Необыкновенный, исключительный (выделяющийся среди других по своим положительным или отрицательным качествам)

Необыкновенный, странный

Необыкновенный, чудный

Обольстить, обмануть

Общество, свет

Объявить, сказать

Овраг, балка

Овраг, лощина

Огонь, пламя (о состоянии человека)

Передать, рассказать, нарисовать

Печаль, грусть, сплин

Печальное, грустное

Плач, слезы

Пленница, раба

Плуты, мошенники.

Порок, недостаток

Порочность, безнравственность

Порочный, безнравственный

Предопределение, судьба.

Прибавить, добавить

Правда, истина

Поговорить, поболтать

Поговорить, порассказать

Подурачить, надуть

Подшучивать, насмехаться

Проведать, узнать

Прошедшее, минувшее

Прошедшее, старина

Путь, жизнь

Разговор, шушуканье.

Рытвина, яма

Самолюбие, эгоизм

Самоуважение, достоинство

Свежий, чистый

Сделать, создать

Секрет, тайна

Серьезный, строгий

Сказать, произнести

Скакун, кляча

Солгать, обмануть

Смерть, кончина

Соперник, противник.

Спрашивать, задавать вопрос, требовать, осведомляться

Становиться, делаться

Товарищ, кунак.

Трепаться (разг.) - говорить

Уговаривать – умолять

Ужасный, страшный, чудовищный.

Ужасный (разг.) (очень плохой), уродливый (перен. ненормальный, нелепый до безобразия)

Улыбаться, смеяться

Упрашивать, заклинать

Фраза, тирада, речь.

Хорошо, якши

Хохотать, смеяться

Хохотать, улыбаться

Честолюбие, тщеславие.

Черт разберет (разг.), неизвестно