Роль Речи Посполитой в событиях Смутного времени
К числу наиболее трудных и сложных эпох, как в истории России, так и в истории Речи Посполитой относится Смутное время - тридцатилетие с конца XVI века по 20-е гг. XVII в., время, ставшее переломным в судьбах страны. Можно сказать, что период Московского царства завершился, начала оформляться Российская империя.
Прежде, чем начать рассмотрение «карамзинской» версии Смуты, следует сначала разобраться, что такое Смута и выявить основные события, к ней относящиеся.
Сам период Смутного времени достаточно обширный; он включает в себя ряд событий, начиная со смерти Ивана Грозного 18 марта 1584 г. и до воцарения Романовых в 1612 г. Историк А.А. Радугин в своей работе «История России: Россия в мировой цивилизации» делит этот отрезок истории на два этапа - первый, династический кризис, когда в 1590 г. после смерти царевича Дмитрия умирает царь Федор. Он не имел прямых наследников, и таким образом, с его смертью прервалась династия Рюриковичей. Россия оказалась перед лицом династического кризиса. В истории любой страны это очень опасный момент, чреватый социальными потрясениями и страна постепенно скатывается в пучину гражданской войны. Этот династический кризис попытались разрешить небывалым в России образом – избрать царя на земском соборе. В 1595 г. был избран Борис Годунов (1595-1605).
После смерти Бориса Годунова начинается второй этап кризиса власти в России – социальный (1605-1609), когда в Польше объявился Лжедмитрий 1 и вторгся в Россию.
В данной главе будет рассматриваться второй этап, он является наиболее запутанным, таинственным и противоречивым во всей истории Смуты.
Сам Н.М. Карамзин в своей «Истории государства Российского» также больше внимания уделяет личности Лжедмитрия I, после него появляется еще ряд самозванцев. Н.М. Карамзин, давая только строгие факты истории, одаряя их своими субъективными оценками, не позволяет читателю выйти за рамки данного предложения. Даже сейчас историки не могут прийти к единому мнению по поводу событий этого периода. Корни этой проблемы следует искать еще в 1591 г., в трагических событиях смерти последнего сына Ивана Грозного от седьмой жены, царевича Дмитрия. Обстоятельства его смерти так и остались до конца невыясненными, хотя этим занималась следственная комиссия во главе с Василием Шуйским. Официально было заявлено, что царевич погиб в результате несчастного случая: упал на нож во время припадка эпилепсии. Однако В. Шуйский завил, что вывод комиссии был продиктован Б. Годуновым, пытавшимся скрыть свою причастность к убийству царевича. Свои показания В. Шуйский менял многократно, поэтому сейчас невозможно узнать, когда он лгал, а когда говорил правду. Истина была неизвестна и современникам, поэтому в их сочинениях версии и толкования весьма противоречивы.
Смерть царевича Дмитрия была тесным образом связана с вопросом престолонаследия. Дело в том, что царь Федор, «слабый не только духом, но и телом», не имел прямых наследников: его единственная дочь умерла в возрасте двух лет, а жена Федора, царица Ирина, пробыла на престоле весьма недолгий срок, поскольку приняла решение стать монахиней. Основными претендентами на престол являлись: брат царицы Борис Годунов, который «умел снискать особенную милость тирана (Ивана Грозного); был зятем гнусного Малюты Скуратова». Родственниками царя Федора по матери были Романовы, наиболее знатные и родовитые князья Шуйские и Мстиславские. Но к моменту смерти Федора в январе 1598 г. только Борис Годунов «был уже не временщик, но властитель царства». Он мог реально взять власть, поскольку уже долгое время был соправителем царя. 17 февраля 1598 г. был созван Земский собор, который избрал Бориса новым царем. Если при царствовании Федора правление Годунова было весьма успешным, то его собственное царствование оказалось неудачным (голод 1601-1603 гг, вызванный значительными неурожаями), гонения на представителей наиболее знатных фамилий и другие невзгоды. Несмотря на то, что «…бедствие прекратилось, но следы его не могли быть скоро заглажены: заметно уменьшилось число людей в России и достояние многих, оскуднела, без сомнения, и казна...».
Но самой большой угрозой власти Б.Годунова было появление в Польше человека, называвшего себя царевичем Дмитрием, якобы спасшимся спасшимся в Угличе. Это привело к смятению умов и замешательству во всех слоях общества. Комиссия по установлению его личности постановила, что царевичем себя называл беглый монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев, «настало время казни того, кто правосудию Божественному в земном мире, надеясь, может быть, смиренным покаянием душу свою спасти от ада (как надеялся Иоанн) и делами достохвальными загладить для людей память своих беззаконий.. Не там, где Борис стерегся опасности, властность внезапная явилась. Не Рюриковичи, не князья и вельможи, не гонимые друзья или дети их, вооруженные местью умыслили свергнуть его с царства: сие дело умыслил и совершил презренный бродяга именем младенца, давно лежавшего в могиле… Как бы действием сверхъестественным тень Дмитрия вышла из гроба, чтобы ужасом поразить, обезумить убийцу и смятением объять всю Россию».
Казалось, само провидение было на стороне Лжедмитрия I: 13 апреля 1605 г. умер царь Борис. Шестнадцатилетний сын Бориса Федор не смог удержать власть в своих руках. По приказу самозванца он вместе с матерью Марией был убит. Сестра, царевна Ксения, была пострижена в монахини.20 июня 1605 г. Лжедмитрий въехал в Москву «торжественно и пышно. Впереди поляки, литаврщики, трубачи, дружина всадников, пищальщики, колесницы, заложенные шестернями, верховые лошади царские, богато украшенные, далее барабанщики, полки россиян, духовенство с крестами и Лжедмитрий на белом коне в одежде великолепной в блестящем ожерелье ценою 150.000 червоных, вокруг его 60 бояр и князей, за ними дружина литовская, немцы, казаки и стрельцы. Звонили все колокола московские, улица была заполнена бесчисленным множеством народа».
Но, несмотря на попытки казаться милостивым и щедрым с помощью введения некоторых реформ, самозванцу долго не удалось удержаться на троне. Засилие поляков вызвало недовольство в общественных кругах и 17 мая 1606 г. в Москве вспыхнуло восстание, приведшее к гибели Лжедмитрия I. Один из организаторов восстания князь В.В. Шуйский, «льстивый царедворец Иоаннов, сперва явный неприятель, а потом льстивый угодник и все еще тайный зложелатель Борисов» был избран царем. Это вызвало всплеск недовольства и прошел слух, что Дмитрий жив, собирает войско, во главе которого встал Иван Болотников. В Стародубе появился новый самозванец – Лжедмитрий II., который даже внешне не походил на Лжедмитрия I. Вокруг него стало собираться войско. В 1608 г. Лжедмитрий II и его войско расположились в Тушино. В Тушинском лагере ведущее место занимали поляки, влияние которых особенно усилилось с приходом войска Яна Сапеги.
Благодаря умным действиям М.В. Скопина-Шуйского Тушинский лагерь распался. Самозванец бежал в Калугу. 17 июня 1610 г. В. Шуйский был свергнут с престола. Власть в столице перешла к Боярской Думе во главе с семью боярами – «Семибоярщина».
Положение еще более осложнилось стремление некоторых бояр посадить на русский престол польского королевича Владислава. 21 сентября 1610 г. Москву заняли войска польских интервентов. Действия поляков вызвали возмущение. Во главе антипольского движения стали рязанский воевода Т. Ляпунов, князья Д. Пожарский и Д. Трубецкой. В это же время появился и третий самозванец – Лжедмитрий III, но его самозванство стало очевидным и его арестовали. Благодаря патриотически настроенным силам к концу 1612 г. Москва и ее окрестности были полностью очищены от поляков. Попытки Сигизмунда, который стремился занять русский престол, изменить ситуацию в свою пользу, ни к чему не привели. М. Мнишек, ее сын от Лжедмитрия II и И.Заруцкий были казнены.
В 1613 г. с воцарением Михаила Романова началась новая династия, которая и положила конец «смертному времени»
Время Смуты Карамзин описывает как «ужаснейшее из явлений в своей истории». Он видит причины Смуты в «неистовом тиранстве 24 лет Иоанновых, в адской игре Борисова властолюбия, в бедствиях свирепого голода и всемерных разбоях (ожесточениях) сердец, разврате народа – всем, что предшествует ниспровержением государств, осужденных провидением на гибель или мучительное возрождение». Таким образом, даже в этих строках чувствуется монархическая тенденциозность и религиозный провиденциализм автора, хотя мы не можем упрекать в этом Карамзина, так как он ученик и одновременно учитель своей эпохи. Но, несмотря на это, нам до сих пор интересен тот фактический материал, который он поместил в свою «Историю…» и его взгляды на «историю» начала XVII, преломленные в XIX в.
Н.М. Карамзин выставляет и отстаивает на протяжении всего своего повествования только единственную линию событий, в которой он, по-видимому, был полностью уверен: царевич Дмитрий был убит в Угличе по приказу Годунова, которому «царский венец мерещился во сне и наяву» и что царевичем Дмитрием назвался беглый монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев (официальная версия Бориса Годунова). Карамзин считает, что «мысль чудная» «поселилась и жила в душе мечтателя в Чудовом монастыре и путем к осуществлению этой цели была Литва. Автор считает, что уже тогда самозванец полагался на «легковерие русского народа. Ведь в России венценосец считался земным Богом».
В «Истории государства Российского» Карамзин дает резко отрицательную характеристику Борису Годунову как убийце царевича Дмитрия: «надменный своими достоинствами и заслугами, славою и лестью Борис смотрел еще выше и с дерзким вожделением. Престол казался Борису райским местом. Но ранее, в 1801 г. Карамзин печатал в «Вестнике Европы» статью «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице», в которой довольно подробно говорилось о правлении Годунова. Карамзин тогда еще не мог безоговорочно согласиться с версией убийства, он тщательно обдумывал все аргументы «за» и «против», стремясь понять характер этого государя и оценить его роль в истории. «Если бы Годунов, – размышлял писатель, – не убийством себе очистил путь к престолу, то история назвала бы его славным царем». Стоя у гробницы Годунова Карамзин готов отвергнуть обвинения в убийстве: «Что, если мы клевещем на сей пепел, несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летопись бессмысленно или враждебно?». В «Истории…» Карамзин уже ничего не ставит под сомнение, так как следует поставленным задачам и заказу государя.
Но можно быть уверенным в одном: в той решающей роли, которую сыграла Речь Посполитая в выдвижении «названного» Дмитрия на Московский престол. Здесь у Карамзина можно разглядеть идею заключения унии между Речью Посполитой и Московским государством: «еще никогда так близко, после побед Стефана Батория, Речь Посполитая не подходила к Московскому трону». Лжедмитрий I, «имея наружность некрасивую, заменял сию невыгоду живостью и смелостью ума, красноречием, осанкою, благородством». И, действительно, нужно быть достаточно умным и хитрым, чтобы (учитывая все вышеперечисленные версии о происхождении Лжедмитрия), придя в Литву добраться до Сигизмунда и использовать пограничные споры между Борисом Годуновым и Константином Вишневецким, «честолюбие и легкомысленность» Юрия Мнишка. «Должно отдать справедливость уму Разстричи: предав себя иезуитам, он выбрал действеннейшее средство одушевить ревностью беспечного Сигизмунда». Таким образом, «названный» Дмитрий нашел свою поддержку в светском и духовном мире, обещая всем участникам этой авантюры то, чего они больше всего желали (иезуиты – распространения католичества в России, Сигизмунду III с помощью Москвы очень хотелось вернуть шведский трон, а Юрия Мнишка все авторы называют (не исключение и Н.М. Карамзин) описывают как «тщеславного и дальновидного человека, очень любившего деньги, отдавая дочь свою Марину, подобно ему честолюбивую и ветреную» замуж за Лжедмитрия I , составил такой брачный контракт, который не только покрыл бы все долги Мнишка, но и обеспечил бы его потомков в случае провала всего запланированного).
Но на протяжении всего повествования Н.М. Карамзин в одно и тоже время называет Лжедмитрия «ужаснейшим явлением в истории России».
В это же время «Московское правительство обнаружило излишний страх перед Речью Посполитой из опасения того, что за самозванца хотят стоять всею Польшей и Литвою». И это было первой из причин, почему многие князья (Голицын, Салтыков, Басманов) вместе с войском переходят на сторону Лжедмитрия. Хотя здесь возникает еще одна версия, что все это происходило по плану боярской оппозиции. Став царем, Дмитрий «угодив всей России милостями к невинным жертвам Борисова тиранства, старался угодить ей и благодеяниями общими…». Тем самым Карамзин показывает, что царь хочет угодить всем сразу – и вот в чем его ошибка. Лжедмитрий лавирует между польскими панами и московскими боярами, между православными и католичеством, не найдя себе ревностных приверженцев ни там, ни там.
После воцарения Дмитрий не выполняет обещаний, данных иезуитам, меняется его тон по отношению к Сигизмунду. Когда во время пребывания посла Речи Посполитой в Москве «отдали в руки царского дьяка Афанасия Ивановича Власьева письма, он, взяв его, подал государю и тихо прочитал его титул. Там не было написано «цесарю». Лжедмитрий I даже не захотел его читать, на что посол ответил: «Вы на свой трон посажены с благосклонностью его королевской милости и поддержки нашего польского народа». После чего все-таки конфликт был улажен. Таким образом мы впоследствии увидим, что Сигизмунд оставит Лжедмитрия.
Также Карамзин указывает, что первым врагом Лжедмитрия I был он сам, «легкомысленный и вспыльчивый от природы, грубый от плохого воспитания – надменный, безрассудный и неосторожный от счастья». Его осуждали за странные забавы, любовь к иноземцам, некоторую расточительность. Он был настолько уверен в себе, что даже прощал своих злейших врагов, и обличителей (князь Шуйский – глава последующего заговора против Лжедмитрия).
Неизвестно, какие цели преследовал Лжедмитрий, женясь на Марине Мнишек: может быть, он ее действительно любил, а может быть, это был лишь пункт договора с Юрием Мнишком. Этого не знает Карамзин, и, скорей всего, не узнаем и мы.
17 мая 1606 г. группой бояр был совершен переворот, в результате которого Лжедмитрий был убит. Бояре спасли Мнишков и польских панов, видимо, по договоренности с Сигизмундом, которому они говорили о решении низложить «царя» и «возможно, предложить престол Московский сыну Сигизмунда - Владиславу». Таким образом, идея унии вновь возникает, но мы знаем, что ей не суждено сбыться. Можно отметить из всего вышесказанного, что вся ситуация с Лжедмитрием I являет собой кульминацию могущества Речи Посполитой, тот момент, когда Речь Посполитая при благоприятных стечениях обстоятельств могла бы главенствовать в унии с Москвой.
Н.М. Карамзин описывает события Смутного времени достаточно тенденциозно, следуя государственному заказу. Он не ставит цель показать различные версии неоднозначных событий, и, наоборот, водит читателя в историю, в которой у последнего не должно остаться и тени сомнения в прочитанном. Карамзин своей работой должен был показать мощь и незыблемость Российского государства. И чтобы не ввергать читателя в сомнения, нередко навязывает свою точку зрения. И здесь можно поставить вопрос об однозначности позиций Карамзина при рассмотрении событий Смутного времени.
События Смутного времени очень многогранно
Трагические события в Угличе в 1591 г., появление якобы спасшегося царевича Дмитрия, роль Речи Посполитой в Смуте – все эти аспекты настолько противоречивы, что стали целью изучения многих авторов. Несомненно, события Смутного времени потрясли современников. Многие из них оставили свои воспоминания о пережитом, высказывая к нему свое отношение. Все это нашло отражение в многочисленных летописях, хронографах, сказаниях, житиях, плачах и других письменных источниках.
Интерес представляет мнение современников событий Смутного времени. Разработкой этого вопроса занималась Л.Е. Морозова, кандидат исторических наук, которая рассмотрела ряд работ участников этих событий и пришла к выводу, что «содержание их значительно отличается друг от друга. Чтобы определить, чьи события ближе к правде, необходимо выяснить личность писавшего, его симпатии и антипатии». Авторы произведений, будучи участниками событий «своими сочинениями пытались воздействовать на окружающих, давая оценку происходящему в соответствии со своими политическими убеждениями», не забывая и прославляя при этом себя. Произведение, рассматриваемое Л.Е. Морозовой и представляющие интерес для изучения личности Лжедмитрия I, являются: «Сказание о Гришке Отрепьеве». Точное время создания и его автор неизвестны. Цель его – опорочить Бориса Годунова, и «автор, желая очернить царя, не слишком заботился об исторической правде». Автор сразу называет самозванца Григорием Отрепьевым, беглым монахом, который «дьявольским наущением и еретическим умышлением» назвался именем царевича. Эту же версию, то есть то, что Лжедмитрий I был Григорием Отрепьевым, проводит и «Повесть како отмсти» и ее редакция, «Повесть како восхити», прославляющая В.Шуйского и порочащая Б. Годунова. В другом произведении Л.Е. Морозова отмечает, что «автор «Истории в память сущей» не приписывает Борису Годунову смерти царя Федора и восшествие его на престол считает вполне законным, поскольку многие хотели, чтобы он стал царем». Самозванец Гришка Отрепьев и «автор склонен обвинять в создании самозванческой авантюры поляков. По его мнению, они также были обмануты, как и многие простые русские люди. Виноваты же были те представители правящего класса, которые знали, что Дмитрием назвался Гришка Отрепьев: Марфа Нагая, Варвара Отрепьева и т.д.».
Таким образом, рассматривая произведения периода Смуты, можно сделать вывод, что их авторы могли быть очевидцами событий либо сами являлись их непосредственными участниками и отношения авторов к тем или иным событиям и к тем или иным лицам постоянно менялось, в зависимости от изменения ситуации в стране. Но общим для них было идея того, что Лжедмитрий I - это Григорий Отрепьев.
Весьма противоречивые сведения об убийстве царевича Дмитрия в Угличе, о личности Лжедмитрия 1 и о роли Речи Посполитой в Смуте содержатся в работах иностранных авторов, участников и свидетелей событий. На характер этих работ также наложился отпечаток политики и личности авторов.
Так, например, в работе француза-наемника, отставного капитана гвардии Лжедмитрия I, Жак Маржерета «Состояние Российской империи и великого княжества Московского» автор убеждает своих читателей, что Борис Годунов, «хитрый и весьма сметливый», выслал Дмитрия в Углич – «город, удаленный на 180 верст от Москвы…Как считают мать и некоторые другие вельможи, ясно предвидя цель, к которой стремился и зная об опасности, которой младенец мог подвергнуться, потому что уже стало известно, что многие из вельмож, отправленные в ссылку, были отравлены в дороге, изыскали средство подменить его и поставить другого на его место. Таким образом, Маржерет выдвигает новую версию, что Дмитрий был подменен, и когда Борис Годунов послал в Углич убийцу, последний убил ребенка и подложный принц был похоронен весьма скромно». После восстания в Москве против Лжедмитрия I, Маржерет верит слухам, что царь не умер, а смог спастись и приводит ряд фактов в пользу этой версии. Далее Жак Маржерет приводит ряд доводов, что в Угличе был убит не Дмитрий, а другой мальчик. И заканчивает автор свое произведение следующими словами: «И я заключаю, что если бы Дмитрий был самозванцем, то было бы достаточно сказать чистую правду, чтобы сделать его ненавистным для каждого, что если он чувствовал себя виноватым в чем-либо, он с полным основанием склонен был поверить, что вокруг него замышляются и строятся козни и измены, о которых он был в достаточной мере осведомлен и мог предотвратить их с большой легкостью. Посему я считаю, что раз ни при его жизни, ни после его смерти не удалось доказать, что он – это некто другой, далее – по подозрению, которое питал к нему Борис, далее по разногласиям в мнении о нем, далее по уверенности и другим бывшим у него качествам, невозможным для подложного и узурпатора, и также по тому, что он был уверен и чужд подозрений, я заключаю, что он был истинный Дмитрий Иванович, сын Ивана Васильевича, прозванного Грозным».
Помимо собственных наблюдений, Маржерет использовал сведения, полученные из бесед с крупнейшими чиновниками государственного аппарата России. Данную работу в своей «Истории...» использовал и Карамзин, хотя он не обратил внимания на версию Маржерета о спасении Дмитрия.
Некоторые сведения об интересующих нас событиях дает Джером Горсей, посланник английской королевы в Москве, в своей работе «Сокращенный рассказ или мемориал путешествий», написанной в 90-гг XVI в. Джером Горсей кратко описывает события начала XVII в., он повествует, что Дмитрий был убит в результате заговора, «и угасло в крови потомство кровожадной династии». Автор рассказывает, что оказавшись в ссылке в Ярославле, он был разбужен однажды ночью Афанасием Нагим, рассказавшим, что царевича Дмитрия зарезали в Угличе, а его мать отравили. Горсей дает Нагому снадобье от яда, после чего «караульные разбудили город и рассказали, как был убит царевич Дмитрий».Человек, занявший трон, по мнению Гарсея, был самозванцем; о его происхождении Горсей умалчивает. Он считает, что всю эту авантюру затеяли поляки. «Поляки считали нового царя, князя Василия, своим вассалом, требовали от него через герольда изъявить покорность короне польской и признания их прав на вновь завоеванной и присоединенной к их королевству монархии и княжества всея Руси. Они не хотели сразу и без борьбы отказаться от присвоенных ими прав, так как имели в запасе еще много Дмитриев с притязаниями на Московский престол. Поляки ковали железо, пока оно горячо и рассчитывали на поддержку среди утомленных бояр и простого народа». Таким образом он проводник официальной версии. Следует отметить, что его работой также пользовался Карамзин при написании своей «Истории…».
Из вышесказанного можно сделать вывод, что иностранцы (Жак Маржерет, Джером Горсей), будучи свидетелями и косвенными участниками событий, связанных с убийством Дмитрия и последующими событиями Смутного времени дают противоречивые оценки и версии
В противовес «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, создал свою «Историю России с древнейших времен» буржуазный историк С.М. Соловьев. Он разработал свою версию Смуты в Московском государстве. Критически сопоставив данные «Нового летописца» и «Угличского следственного дела» об обстоятельствах смерти царевича Дмитрия в 1591 г., С.М. Соловьев указывает на многочисленные несообразности и противоречия, содержащиеся в следственном деле. В результате он приходит к выводу, что Дмитрий был убит по приказу Бориса Годунова, как об этом говорится в «Новом летописце», а следственное дело было подтасовано в угоду Бориса Годунова. Версий же о подмене и спасении он вообще не касался, так как считал их совершенно несостоятельными.
Начало Смуты, по мнению исследователя, было положено боярством, интриговавшим против Бориса Годунова. «Он пал вследствие негодования чиноначальников Русской земли». Выдвижение нового самозванца произошло по инициативе бояр, которые хотели использовать его как простое орудие в своей борьбе с Годуновым, а затем избавится от него. Польские магнаты и иезуиты начали помогать самозванцу уже позднее, когда он оказался за границей. Разбирая запутанный вопрос о происхождении Лжедмитрия I и склоняясь к тому, чтобы отождествить самозванца с Григорием Отрепьевым, С.М. Соловьев отмечал, что «…вопрос о происхождении первого Лжедмитрия такого рода, что способен сильно тревожить людей, у которых фантазия преобладает. Романисту здесь широкий простор, он может сделать самозванцем кого ему угодно, но историку странно срываться с твердой почвы, отвергать известие самой вероятное и погружаться во марк, из которого нет для него выхода, ибо он не имеет право, подобно романисту, создать небывалое лицо. Сделавши Лжедмитрия математическим иксом, неизвестным, историк навязывает себе другое таинственное лицо - Григория Отрепьева, от которого отделаться легко нельзя, ибо что-нибудь, да заставило историков остановиться именно на этом монахе, существование которого отрицать нельзя; историк не может отказаться от уяснения роли этого монаха, не может не остановится на.том, как это случилось, что Лжедмитрий, будучи отдельным лицом от Григория Отрепьева, не показал этого Отрепьева Московскому народу, и этим сразу не смыл с себя пятно, которое лежало на нем и во мнении тех, которые признавали истинного царевича и под видом Григория Отрепьева, пятно расстриги, самовольно свергнувшего с себя иноческий, ангельский образ».
О некоторых личностных качествах самозванца С.М. Соловьева отзывался с симпатией, видя в нем талантливого человека, введенного в заблуждение другими людьми, стремящимися использовать его в своих политических целях ... «Лжедмитрий не был сознательный обманщик. Если бы он был обманщик, а не обманутый, чего бы ему стоило сочинить подробности своего спасения и похождений? Но он этого не сделал? Что он мог объяснить? Могущественный люди, его подставлявшие, разумеется, были так осторожны, что не действовали непосредственно. Он знал и говорил, что некоторые вельможи спасли его и покровительствуют, но имени их он не знает». С.М. Соловьеву импонировали доброжелательный нрав Лжедмитрия I, его сообразительность в государственных делах, страстная любовь к Марине Мнишек. Автор первый среди историков выдвинул мысль, что бояре, выдвинув Григория Отрепьева на роль самозванца, сумели настолько внушить ему мысль о его царственном происхождении, что он сам уверовал в ту мистификацию и в своих мыслях и поступках не отделял себя от царевича Дмитрия.
Таким образом, согласно С.М. Соловьеву, Смута началась боярской интригой, в которую втянулась и Речь Посполитая, преследуя свои цели, а во главе этой интриги, играя роль марионетки, под именем Дмитрия был поставлен Григорий Отрепьев.
Похожей точки зрения придерживался и историк В.О. Ключевский. Он отмечает в своем курсе «Русской истории», что Лжедмитрий I «был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве», указывая тем самым, что организаторами самозванческой интриги были московские бояре. В.О. Ключевский, размышляя о личности самозванца, не утверждает категорически, что это был именно Отрепьев, как это делает Н.М. Карамзин. «…Этот неведомый кто-то, воссевший на престол после Бориса, возбуждает большой анекдотический интерес. Его личность до сих пор остается загадочной, несмотря на все усилия ученых разгадать ее. Долго господствовало мнение от самого Бориса, что это был сын Галицкого мелкого дворянина Юрий Отрепьев, в иночестве Григорий. Трудно сказать, был ли первым самозванцем этот Григорий или другой». Вопрос о том, как получилось то, что Лжедмитрий I «…держался как законный природный царь, вполне уверенный в своем царственном происхождении» автор оставляет нераскрытым. «Но как сложился у Лжедмитрия такой взгляд на себя, это остается загадкой не столько исторической, сколько и психологической». Рассуждая о смерти царевича Дмитрия в Угличе, В.О. Ключевский отмечает, что «…трудно предположить, чтобы это дело сделалось без ведома Бориса, подстроено было какой-нибудь чересчур услужливой рукой, которая хотела сделать угодное Борису, угадывая его тайные желания». Таким образом, можно отметить, что в отличие от Н.М. Карамзина, С.М. Соловьев и В.О. Ключевский не были столь категоричны в своих суждениях насчет личности Лжедмитрия I как Отрепьева. И считали, что главными виновниками интриги были русские бояре, а не Речь Посполитая.
Исследованием Смуты занимался и Н.И. Костомаров в своей работе «Смутное время в Московском государстве в начале XVII столетия». Автор разделяет версию убийства царевича Дмитрия по приказу Бориса Годунова. «Его беспокоил ребенок Димитрий…Он был рожден от восьмой жены… И сын, рожденный от такого брака, не был законным. Сначала Борис хотел воспользоваться этим обстоятельством и запретил молиться о нем в церквах. Сверх того, по приказанию Бориса был распространен с умыслом слух, что царевич злого нрава, с удовольствием смотрит, как режут баранов. Но скоро Борис увидел, что этим не достигнешь цели: слишком тяжело было убедить московский народ, в том, что царевич незаконнорожденный и потому не может претендовать на престол: для московских людей он был все-таки сын царя, кровь его и плоть. Видно, что русский народ признавал за Димитрием право царствовать…Борис, попытавшись и так, и сяк, отстранить Димитрия от будущего воцарения, убедился, что нельзя вооружить против него русских. Не было для Бориса другого выхода: либо Димитрия сгубить, либо самому со дня на день ждать гибели. Человек этот уже привык не останавливаться перед выбором средств». Таким образом, Дмитрий был убит по приказу Бориса Годунова. Здесь Костомаров дублирует версию Карамзина, Соловьева и Ключевского. Следовательно, Лжедмитрий был самозванцем, но Костомаров не ассоциирует самозванца с именем Григория Отрепьева. «Со времени появления Димитрия царь Борис вел против него борьбу таким способом, какой только мог быть наиболее выгоден…: исподволь распространялись слухи, что новоявленный Димитрий в Польше – Гришка Отрепьев, расстрига, беглый монах из Чудова монастыря». Борис уверял всех, что Дмитрия нет на свете, а в Польше какой-то обманщик и он не боится его. Значит, по Костомарову, Борис не знал истинного имени самозванца, и для успокоения народа стал сам распространять слухи. Н.И. Костомаров считает, что место, где появились слухи о самозванце - польская Украина, которая была в это время - «обетованной землей удали, отваги, смелых затей и предприимчивости. И всякий, кто бы в Украине не назвался именем Димитрия, мог бы рассчитывать на поддержку: дальнейший успех зависел от способностей и умения вести дело». Автор замечает, что интрига зародилась в голове и самого самозванца, и отмечает, что «это был перехожий калика, странник, который говорил, что он вышел из Московской земли». Самозванец был достаточно умным и хитрым, чтобы обмануть польских панов и использовать желания их по отношению к Москве в своих интересах. Хотя автор оставляет «пока нерешенным вопрос о том, считал ли он (Лжедмитрий) себя настоящим Дмитрием или был сознательным обманщиком».
Н.И. Костомаров полагает, что Речь Посполитая ухватилась за самозванца с целями политического ослабления России и ее подчинения папству. Именно ее вмешательство придало Смуте такой тяжелый характер и такую продолжительность.
Далее, рассматривая историографию Смутного времени, следует отметить петербургского ученого Сергея Федоровича Платонова. Из более чем ста его работ половина, по крайней мере, посвящена именно русской истории рубежа XVI-XVII вв. С.Ф. Платонов считает, что «причины Смуты, несомненно, летали в столько же в самом московском обществе, сколько же и вне его». По вопросу смерти царевича Дмитрия Платонов не становится ни на сторону официальной версии нечаянного самоубийства, ни на сторону обвинителя Бориса Годунова в убийстве. «Помня возможность происхождения обвинений против Бориса и соображая все сбивчивые подробности дела, нужно в результате сказать, что трудно и пока рискованно настаивать на самоубийстве Дмитрия, но в тоже время нельзя принять господствующее мнение об убийстве Дмитрия Борисом… Огромное количество темных и неразрешенных вопросов заключается в обстоятельствах смерти Дмитрия. До тех пор, пока они не будут разрешены, обвинения против Бориса будут стоять на очень шаткой почве, и он перед нами и судом будет не обвиняемым, а только подозреваемым…».
Автор считает, что «Самозванец был действительно самозванец, и притом московского происхождения. Олицетворяя собой идею, бродившую в московских умах во время царского избрания 1598 г. и снабженный хорошими сведениями о прошлом подлинного царевича, очевидно, из осведомленных кругов. Самозванец мог достичь успеха и пользоваться властью только потому, что его желали привлечь владевшие положением дел бояре». Следовательно, С.Ф. Платонов полагает, что «в лице самозванца московское боярство попробовало еще раз напасть на Бориса». Рассуждая о личности самозванца, автор указывает на различные версии авторов и этот вопрос оставляет открытым, но подчеркивает тот бесспорный факт, что «Отрепьев участвовал в этом замысле: легко может быть, что роль его ограничивалась пропагандой в пользу самозванца». «За наиболее верное также можно принять и то, что Лжедмитрий I - затея московская, что это подставное лицо верило в свое царское происхождение и свое восшествие на престол считало делом вполне правильным и честным».
Платонов не придает ей большого внимания роли Речи Посполитой в самозванческой интриге и указывает на то, что «в целом польское общество сдержанно относилось к делу самозванца и не увлекалось его личностью и рассказами…Не верили самозванцу лучшие части польского общества, не верил ему и польский сейм 1605 г., который запретил полякам поддерживать самозванца… Хотя король Сигизмунд III и не держался тех постановлений сейма, однако он сам не решался открыто и официально поддерживать самозванца».
Таким образом, С.Ф. Платонов отвергает категоричность Карамзина в отношении Бориса Годунова как злодея и несомненного убийцу Дмитрия, а так же ставит под сомнение отождествление самозванца с Отрепьевым.
Более поздние авторы, изучая период Смутного времени, опирались на своих предшественников, но также выдвигали свои версии.
Практически, всю свою творческую жизнь разработке вопросов, связанных со «Смутным временем» посвятил современны историк Р.Г. Скрынников. Этой проблематике он посвятил многочисленные исследования и монографии.
Р.Г. Скрынников склоняется к официальной версии нечаянного самоубийства Дмитрия. Автор приводит в доказательство своей версии то, что Дмитрий действительно болел эпилепсией, а в момент припадка он забавлялся с ножичком. Автор опирается на свидетельства очевидцев происшествия, «которые утверждали, что царевич напоролся на нож». По его мнению, даже небольшая рана могла привести к летальному исходу, «так как на шее непосредственно под кожным покровом находится сонная артерия и яремная вена. При повреждении одного из этих сосудов летальный исход неизбежен». А после смерти Дмитрия Нагие сознательно распространили слух о том, что царевича зарезали подосланные Годуновым люди. Р.Г. Скрынников считает, что «оживление толков о Дмитрии едва ли стоит связывать с заговором Романовых… Если бы слухи о царевиче распространял то или иной боярский круг, покончить с ним для Годунова было бы нетрудно. Трагедия положения заключалась в том, что молва о спасении сына Ивана Грозного проникала в народную толпу и потому никакие гонения не могли искоренить ее». «Имя Дмитрия, по-видимому, оживила борьба за трон и вызванный ею полет страсти». Автор подчеркивает, что самозванец и Григорий Отрепьев – одно и тоже лицо. «Разоблачению предшествовало самое тщательное расследование, после которого в Москве объявили, что имя царевича принял беглый чернец Чудова монастыря Гришка, в миру - Юрий Отрепьев». И «именно на службе у Романовых и Черкасских сформировались политические взгляды Юрия Отрепьева…Но также множество признаков указывает на то, что самозванческая интрига, родилась не на подворье Романовых, а в стенах Чудова монастыря. В то время Отрепьев уже лишился покровительства могущественных бояр и мог рассчитывать только на свои силы». Р.Г. Скрынников считает, что «трудно представить себе, что чернец дерзнул сам по себе выступить с претензией на царскую корону. Скорей всего, он действовал по подсказке людей, оставшихся в тени». Но сам самозванец явился в Литву, не имея достаточно обдуманной и правдоподобной легенды о своем спасении, следовательно, ему на родине подсказали одну только мысль о царственном происхождении.
Много внимания Р.Г. Скрынников уделяет роли Речи Посполитой в развитии Смуты. Он считает, что именно польское вмешательство послужило внешним толчком для развития гражданской войны в России.
Одной из наиболее интересных и неисследованных большинством авторов российских, как дворянской и буржуазной историографии, так и современной, является мысль о том, что Лжедмитрий I был настоящим царевичем, который каким-то образом был спасен. Об этом свидетельствует Жак Маржерет и ряд других иностранных авторов. Эта версия была положена в основу некоторых исторических повествований. Таковой является книга Эдуарда Успенского, который отстаивает версию подмены царевича дворовым мальчиком. Его случайно встретил истинный Дмитрий, возвращаясь с обедни и в порыве невменяемости всадил игрушечный кинжальчик мальчику в горло. Настоящего Дмитрия увезли и спрятали, а по Угличу разнеслась весть, что Дмитрия убили дьяки.
Мы, конечно, понимаем, что в литературном повествовании очень много вымысла. Здесь большую роль играют не источники и факты, а фантазия автора. Но версия все равно является интересной и подталкивает на размышления о том, что может быть, Дмитрия смогли уберечь.
Вопрос о подлинности Дмитрия, который объявился после смерти Бориса Годунова, изучали не только историки, но и люди, занимающиеся ясновидением. Кроме того, медицинская диагностика, выполнявшаяся над портретом Лжедмитрия I и царевича, достаточно убедительно наводит на мысль о том, что они – одно лицо. Действительно, если внимательно посмотреть на икону Дмитрия Угличского и прижизненный портрет Лжедмитрия I , то можно найти много схожих черт. Но существующих, более менее достоверных изображений явно недостаточно для построения антропологической модели и идентификации личности в контексте возрастных изменений.
Нельзя не учитывать еще один факт, кардинально меняющий версию о спасении Дмитрия. Практически, все авторы, описывающие трагические события 1591 г. пишут о том, что царевич болел эпилепсией или «падучей болезнью». Официальная версия смерти царевича Дмитрия построена на том, что именно эта болезнь явилась причиной несчастного случая. Н.М. Карамзин также указывает на эту болезнь в своей «Истории…». И если это правда, то именно это заболевание может служить опровержением версии того, что царевич Дмитрий и Лжедмитрий I одно лицо. Поскольку эпилепсия эта болезнь хроническая, и на протяжении всей жизни человек будет ею страдать. Но по описанию, у Лжедмитрия I нет и намека на припадки. Версию о том, что эпилепсия у царевича была излечена можно сразу исключить, так как медицина в XVI. была далеко от современной, а царевич страдал тяжелой формой недуга. По описанию же Н.М. Карамзина, равно как и других авторов, Лжедмитрий I был в прекрасной физической форме, являлся прекрасным наездником «и собственною рукою в присутствии двора и народа бил медведей; сам испытывал новее пушки и стрелял из них с редкой меткостью…». Это опровергает тождественность Лжедмитрия I и Дмитрия. Если бы Дмитрий и дожил до двадцатилетнего возраста, то явно бы не годился на роль правителя государства.
Но здесь встает и другой вопрос: не была ли эта болезнь придумана следственной комиссией Шуйского для оправдания несчастного случая? Ведь до следствия упоминаний о болезни царевича нет. К сожалению, сейчас на этот вопрос нет ответа. Можно строить множество догадок, версий, но они будут порождать все новые вопросы, на которые историки смогут ответить лишь в будущем.
Подводя итоги, надо подчеркнуть, что версий о личности названного Дмитрия и о роли Речи Посполитой в событиях Смуты существует множество, и нередко они кардинально противоположны. Но, несмотря на то, что период Смуты и личность Лжедмитрия I были объектом изучения многих историков, все равно остается много непонятного и сомнительного. Н.М. Карамзин стал практически первым историком, который ясно, опираясь на многочисленные источники, создал свою концепцию изучаемых событий, и именно от его работы отталкивались многие другие ученые, несмотря на то, что его версия постоянно подвергалась критике.
смута карамзинский самозванец версия
Список использованных источников
1. Карамзин Н.М. «История государства Российского». Т.10, Кн.3. – М.: Книга, 1988. – 732 с.
2. Карамзин Н.М. «История государства Российского». Т.11, Кн.3. – М.: Книга, 1988. – 732 с.
3. Карамзин Н.М. «История государства Российского». Т.12, Кн.3. – М.: Книга, 1988. – 732 с.
4. Горсей Дж. Сокращенный рассказ или мемориал путешествий // Россия XV XVII вв. глазами иностранцев. - Л.: Лениздат, 1986. 543 с.
5. Дневник Марины Мнишек. – СпБ.: Питер, 1995. – 235 с.
6. Маржерет Ж. Состояние Российской империи и Великого княжества Московского Россия XV – XVII вв. глазами иностранцев. - Л.: Лениздат, 1986. -543 с.
7. Библейшвили Ш.И., Габашвили В.М. Эпилепсия // Большая медицинская энциклопедия.Т.28. - М.: Советская энциклопедия, 1986. - 544 с.
8. Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. – М.: Московский рабочий, 1963. – 374 с.
9. Ключевский В.О.Курс русской истории Ключевский В.О. Сочинения Т.3 М.: Мысль, 1988. – 414 с.
10. Костомаров Н.И. Автобиография. – Киев.: Издательство при Киевском Государственном университете, 1989. – 734 с.
11. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописании ее главнейших деятелей. Кн. 1.- М.: Книга, 1990. – 740 с.
12. Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия.1604-1613 гг. – М.: Чарли, 1994 – 800 с.
13. Кочеткова Н.Д. Карамзин – автор «Истории государства Российского» // Карамзин Н.М. И что была тогда Россия. - Харьков: Прапор, 1990. – 527 с.
14. Морозова Л.Е. Смутное время в России. – М.: Знание, 1990. - 63 с.
15. Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время – М.: Памятники исторической мысли, 1995. – 469 с.
16. Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории – СпБ.: Кристалл, 1997. – 837 с.
17. Скрынников Р.Г.Россия в начале XVII в. «Смута» - М.: Мысль, 1988. - 283
18. Скрынников Р.Г. Самозванцы в России в начале XVII в. Григорий Отрепьев. – Новосибирск: Наук, Сибирское отделение, 1990. – 235 с.
19. Скрынников Р.Г. Три Лжедмитрия. – М.: Издательство АСТ, 2003. – 348
20. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т.8, Кн. 4, - М.: издательство соц-эконом литературы, 1960. – 778 с.
21. Шведовский П.В. Школа ясновидения. – М.: Элайда, 1999. – 416 с.