Содержание

Введение

Либерализм, экономическая свобода и государство

Место ценностного измерения в функционировании сложных хозяйственных систем

Экономическая свобода и государство

Заключение

Использованы источники

Введение

Тема работы «Либерализм, экономическая свобода и государство».

В работе на основе трактовки экономической свободы как исторически сформированного способа функционирования сложных хозяйственных систем показана генетическая связь между либерализмом и государством, охарактеризована роль института экономической свободы в реализации либерально-демократических перспектив социально-экономического развития Украины.

Статья В. Гейца "Либерально-демократические основы: курс на модернизацию Украины" анализирует фундаментальные вопросы становления и эволюции украинского общества сквозь призму актуальных задач и острых текущих проблем. Критический взгляд ученого на социально-экономическую действительность Украины парадоксальным образом приводит к позитивному пониманию современности и исторической перспективы страны: нам есть, что терять; мы видим, куда надо идти; мы знаем, что нужно делать.

Разделяя общий дух статьи, ее методологические установки и выводы, хотелось бы в то же время обратить внимание на некоторые институционально-ценностные аспекты и противоречия, позволяющие взглянуть на либерально-демократические перспективы социально-экономического развития нашего государства с позиций феномена экономической свободы.

Либерализм как экономический принцип является одной из исторических форм более общего явления — экономической свободы. Сама по себе она может быть охарактеризована как исторически сформировавшийся и развивающийся способ функционирования сложных хозяйственных систем. В чем же заключается хозяйственная и эволюционная миссия экономической свободы?

Либерализм, экономическая свобода и государство

Поскольку свобода как таковая относится к изначальным ценностям человеческого общества, то экономическая свобода придает функционированию и развитию хозяйственных систем ценностное измерение. Базисные формы социальности — религия, семья, государство — отвечают на вопрос "зачем?". Экономическая свобода отвечает на вопрос "как?". Экономическая свобода как институционально детерминированный тип организации хозяйственной деятельности субъектов формируется естественноисторическим путем и представляет собой особый способ организации общественного хозяйства, в основе которого лежит ведущая роль ценностей, потребностей и способностей человека, опосредующего свою социальную связь путем профессионально организованной деятельности.

Место ценностного измерения в функционировании сложных хозяйственных систем

Для псевдолиберальной модели экономики, о которой как о промежуточном результате украинских реформ говорит В. Геец характерно игнорирование ценностных оснований человеческой деятельности. Однако любая свобода, любой выбор начинаются с вопроса "зачем?". Ценности и смысл предшествуют осознанно деятельному отношению человека к себе, окружающему миру и своему месту в этом мире. Весьма характерна точка зрения Ф. фон Хайека, который считал рыночную систему воплощением определенных моральных принципов и традиций, а, соответственно, социалистическую систему - прямым отрицанием этих традиций, попыткой построить другую систему моральных координат. Социализм для ученого - это попытка "разделаться с этими традициями, заменив их рационально сконструированной системой морали".

Для Ф. фон Хайека любые экономические институты (в том числе и рыночные) выступают проявлением определенных этических принципов: "...Рас ширенный порядок человеческого сотрудничества сложился не в результате воплощения сознательного замысла или намерения человека, а спонтанно: он возник из непреднамеренного следования определенным традиционным и, главным образом, моральным практикам (practices)".

Вступая в определенную хозяйственную систему, люди неизбежно избирают и соответствующую систему моральных принципов и ограничений. Однако никакая экономическая система сама по себе не делает человека нравственным или безнравственным. Истоки морали находятся вне экономики. Они — в религии, семье, воспитании, искусстве. Экономика должна производить не моральные принципы, а нужные людям товары и услуги нормального качества, по доступным ценам.

Из этого вовсе не следует, что, находясь в сфере экономики, человек находится вне морали. Просто носителями морали выступают не экономические институты, а сам человек, с его нравственными убеждениями и определенной эти ческой позицией. Говорить о том, что рыночная экономика — это экономика все общего обмана и несправедливости, означает заранее снимать с человека всякую личную ответственность за свои действия и их последствия. Сегодняшний упадок нравственности — следствие не перехода к рынку, а переходного характера нашей эпохи вообще. Создание системы государственного социализма ("общества социальной справедливости") сопровождалось еще более глубокими потрясениями общественной морали. Достаточно вспомнить документальные свидетельства Г. Уэллса или П. Сорокина о России начала 20-х годов XX в.

Ф. фон Хайек считал, что изначальная приверженность людей ценностным критериям и ограничениям (моральным практикам, по выражению Ф. фон Хайека) придает их свободе позитивный характер. Принцип спонтанности не означает индетерминизма. Спонтанность человеческого поведения не тождественна хаосу броуновского движения лишь потому, что спонтанное поведение является ценностнодетерминированным. По сути дела, именно сила обычая, традиции и авторитета представляет собой субстанцию институционального поля социума, которое интегрирует разрозненную активность субъектов в русло бес сознательного, "автоматического" согласования и обеспечивает предсказуемость взаимного поведения людей. Этот институциональный фактор относится к наиболее важным исходным предпосылкам саморегулирующейся рыночной системы как таковой.

Непосредственное проявление экономической миссии свободы — рациональное использование ее субъектами ограниченных ресурсов. Тайна "невидимой руки рынка" А. Смита заключается в следующем: свобода субъектов дает упорядоченную хозяйственную структуру общества лишь благодаря тому, что с самого начала находится в определенных ценностных и институциональных рамках. Иначе эта свобода превращается во взаимный произвол, в "игру без правил", ведущую экономическую систему к хаосу. Ф. фон Хайек так охарактеризовал эту "не поддающуюся непосредственному восприятию структуру": "Все это становится возможным благодаря тому, что, подчиняясь определенным правилам поведения, мы вписываемся в гигантскую систему институтов и традиций: экономических, правовых, нравственных".

Государство как исторически сложившийся институт, воплощающий в себе ценностные основания социума, играет исключительно важную роль в возникновении и развитии феномена экономической свободы. Глубокое понимание институциональной диалектики свободы и государства мы встречаем у Гегеля: "...Институты составляют государственный строй, т. е. развитую и осуществленную разумность, в особенном и суть поэтому прочный базис государства, равно как и базис доверия и настроенности индивидов по отношению к нему; они также столпы публичной свободы, так как в них реализована и разумна особенная свобода, и тем самым в них самих налично в себе соединение свободы и необходимости".

Сегодня точка зрения, что государство есть "царство практической свободы", для нас достаточно экзотична, особенно с учетом отечественных социально-политических реалий. Однако в этом Гегель лишь продолжил античную традицию апологии государства как границы, отделяющей общество от хаоса первобытного тотального насилия.

Развитие и укрепление государственных институтов, если они происходят на исторически сложившихся ценностных основаниях социума, вовсе не обязательно являются альтернативами экономической свободе. Как показывает современный Китай, одной из предпосылок для возникновения гражданского общества как общества граждан является процесс постепенного погружения исторически сложившихся жестких государственных конструкций в недра общественного организма, в результате чего обществу как таковому становятся присущи государственные функции, а самому государству не нужно прикладывать каких-то сверхусилий для выполнения этих функций. Внутренняя ответственность китайцев в их труде и хозяйственной деятельности обнаруживает реальную экономическую свободу, хотя и в не привычной для нас форме. Труд — важнейшая сторона сущности человека. Для китайцев возможность трудиться во многом тождественна возможности быть свободными. Причина успехов китайской модели рыночного реформирования под жестким государственным контролем заключается в том, что за тысячелетнюю историю Китая китайское общество стало государственным на исключительно большую глубину. Такому обществу рыночные реформы в принципе не страшны.

Экономическая свобода является предпосылкой для позитивного снятия изначальной неопределенности хозяйственных решений. Никакая экономика не может существовать без неопределенности и риска. На позитив ном восприятии этой неопределенности построена рыночная система, на негативном - административно-командная. Эндогенная неопределенность отражает изначальное несовершенство ценностных и институциональных оснований человеческой деятельности. Экзогенная неопределенность выражает открытость хозяйственной системы внешним влияниям через при родную ресурсную зависимость.

Актуальная структура неопределенности деятельности субъектов любого уровня, включая и государство, складывается из нескольких относительно обособленных зон пространства принятия решений. Если обозначить общую не определенность хозяйственной системы как Q, то она может быть представлена как последовательно снимаемая: 1) институтами I; 2) рациональным выбором R; 3) профессионализированным риском r; 4) инновациями і; 5) плюс остаток неустраняемой неопределенности S (случайные процессы, ошибки, потери, экзогенные шоки):

Q=I + R + r + i + S.

Для принимающего решения свободного хозяйствующего субъекта "правильной " является последовательность переходов I → R → r →і → S — от минимальной неопределенности решений в пространстве институтов к максимальной неопределенности в "остаточном" пространстве хаотических процессов S. Фундаментальная структура любой стабильной хозяйственной системы включает в себя эту правильную последовательность сфер экономической свободы: "закон (институты) - выбор — риск — изменение (инновации) — случайность (неопределенность)".

В рамках такой стабильной системы необоснованный отказ от экономической свободы хозяйствующих субъектов будет означать:

— дополнительную нагрузку на институты, которые вынуждены диктовать субъекту решения в чуждой им зоне экономической реальности, тем самым снимая с него часть ответственности;

— латентное увеличение потенциального риска из-за первоначально ненаблюдаемого расширения зоны хаотических процессов;

— возможность непредвиденных институциональных изменений в виде "правила отказа от выбора", что для системы чревато институциональным склерозом.

Обратное ("неправильное") движение по схеме "неопределенность — изменение — риск — выбор - институты" характеризует эволюционный аспект хозяйственной реальности: случайные процессы приводят к непредвиденным изменениям; это увеличивает риски; риски вносят возмущение в ожидания и пред почтения, лежащие в основе выбора; как следствие, снижается антиэнтропийный потенциал системы институтов. В итоге начинается более интенсивная рекомбинация случайных процессов, что, в свою очередь, приводит к росту вероятности возникновения социально и экономически приемлемых инноваций.

Институты должны обеспечивать, во-первых, оптимальное снятие эндогенной неопределенности за счет предсказуемости социально значимого поведения субъектов, а во-вторых, оптимальное снятие экзогенной неопределенности путем селекции технологий и регулирования (ограничения) доступа к ресурсам (через регулирование рождаемости, тотем, табу, экологические нормы).

Наличие институциональных условий экономической свободы является обязательной предпосылкой для общественного спроса на инновации и инновационное развитие. Если такого спроса нет, то инновации приходится "внедрять", насаждать в условиях реакций отторжения со стороны субъектов хозяйственной системы, что сегодня характерно не только для Украины, но и для большинства государств СНГ. Более чем показательна ситуация с Нобелевской премией в области физики 2010 г., присужденной А. Гейму и К. Новоселову.

Риск тоже снимает неопределенность, поскольку структурирует ее, соотносит с потребностями и возможностями деятельного субъекта, вынужденного принимать решения в условиях дефицита информации.

"Замечательные ученые провели прекрасную работу, графен позволит создать массу новых явлений в электронике", — сказал Ж. Алферов. Он отметил, что Гейм и Новоселов являются воспитанниками советской физической школы — исследовательского центра в Черноголовке. Увы, российскими учеными их на звать нельзя, поскольку они живут и работают в Великобритании, — добавил Алферов.

Чиновники нередко сетуют, что бизнес игнорирует не только призывы государства внедрять инновации, но и реальные финансовые льготы. Неужели действительно бизнесмены и олигархи — люди крайне недалекие и не понимают, что за инновациями - будущее? Ответ прост: дело не в деньгах, а в институтах, и прежде всего — в гарантиях собственности, в экономической свободе. Именно институциональные основания экономической свободы создают среду и стимулы для инновационного развития. Они обеспечивают, во-первых, снятие неопределенности базовых условий жизнедеятельности, защищая субъектов и давая им санкционированный системой доступ к общественным ресурсам, позволяя тем самым им же переходить на более высокие уровни не определенности, а во-вторых, относительно более высокий институциональный статус для успешных новаторов. Такая экономика не отторгает инновации, а ищет их, включая в воспроизводственный цикл как важнейшее условие функционирования современных рынков.

Сегодня Россия встала на путь создания российского аналога Силиконо вой долины путем беспрецедентного привлечения специалистов и финансовых ресурсов. Однако эти усилия могут оказаться более или менее успешными только в одном случае — если государство в очередной раз не упустит из виду главный секрет инновационных успехов западных стран, то есть реальную экономическую свободу субъектов, которая покоится на стабильной институциональной основе в виде четких прав собственности и их реальной защите со стороны государства.

Между тем, со своей стороны, экономическая свобода является условием эффективного функционирования институтов государства. Благодаря наличию хозяйствующих субъектов, которые свободны в выборе и в то же время признают авторитет общества и государства, осуществляется процесс государственного регулирования экономики в условиях неопределенности.

Экономическая свобода дает экономике возможность функционировать в условиях высокой степени неопределенности и не утрачивать при этом своих целостности и идентичности. Такая "неразрушающая" неопределенность вы ступает как предпосылка для усложнения и развития хозяйственных систем, вплоть до их глубоких изменений. Ценности, навыки и знания, полученные субъектами в порядке социального наследования, обучения и конкуренции, не просто ограничивают разброс траекторий их рыночного поведения, а делают эти траектории согласованными (хотя бы в конечном счете).

Ценности выступают глубинным механизмом вовлечения субъектов в социальную организацию и координации их поведения. Оценивание как практическая реализация ценностной парадигмы субъекта экономической свободы выступает реальной основой свободного и рационального рыночного поведения. Если ценности не реализуются в жизнедеятельности субъекта, то они мо гут отчуждаться от него.

В сегодняшних условиях актуальным источником отчуждения субъектов является глобализация. Современному этапу глобализации внутренне присущ процесс стандартизации и унификации. При этом именно различия в уровне, характере и темпах развития, разность социальных потенциалов представляют собой одну из внутренних сил жизнедеятельности и эволюции цивилизации. Внешнее чужое является сильным и сложным фактором развития любого субъекта — как конкуренция, как необходимость коррекции образа действий, как но вые альтернативы8. Глобализация в тенденции этот фактор отрицает, ничего не предлагая взамен. Более того, разрушая институциональные границы и рамки, она может направлять эту силу в деструктивное русло.

Однако институциональная система социума всегда генетически связана с его границами. То, что отделяет бытие социума от небытия, определяет затем способ его внутреннего устройства. Таким образом, институты, наряду с интегрирующей и информационной функциями, выполняют еще и "граничную", выделяя, обособляя и изолируя качественное содержание этой системы. Деградация внешних защитных функций институциональной системы неизбежно сказывается и на ее внутренних функциях (в том числе и на способности защищать свободу субъектов).

Регулятивные практики ФАТФ по контролю над платежными операциями в целях борьбы с отмыванием доходов, полученных преступным путем, поэтапно и неуклонно превращают право на тайну личной жизни в пустую декларацию. Угнетение суверенитета личности дополняется угасанием суверенитета государства.

Коммюнике двадцать второго совещания Международного валютно - финансового комитета Совета управляющих МВФ от 9 октября 2010 г. достаточно показательно характеризует тенденцию к узурпации суверенных полномочий государств: "Мы приветствуем обширную продолжающуюся работу фонда по пересмотру своего управления и полномочий согласно нашему призыву.. Остро необходимы дополнительные меры для укрепления роли организации и повышения ее действенности как глобального органа макрофинансового надзора и сотрудничества в области экономической политики... Мы настоятельно призываем все государства-члены, которые еще не выразили свое согласие с ре формой квот и прав голоса 2008 года, вскоре сделать это... Двусторонний и многосторонний надзор со стороны фонда должен быть дополнительно усилен".

Вопрос об адекватном изменении способов и масштабов ответственности МВФ за результаты его вмешательства в суверенные полномочия государств коммюнике аккуратно обходит. Желая решать и контролировать и явно не же лая отвечать, МВФ только усиливает тенденцию к хаотизации глобальных рынков. При всех своих недостатках и проблемах, "доглобальная" система миро вой экономики имела очевидное преимущество - четкую сферу ответственности национальных государств.

Реально обозначилась альтернатива "стабильность или свобода". Замедление глобализации, отказ от некоторых ее направлений наблюдаются уже сегодня. Закономерными становятся недоверие к свободе как таковой, а также связанный с ним массовый отказ от принятия на себя рисков и ответственности. Как следствие, мы видим крайне опасный кризис субъектности, массовую потерю статусов, усиление общей конфликтности в экономике.

Глобализация порождает ценностный сдвиге пока еще непредсказуемыми результатами. Для нее характерны актуализация индустриальной составляющей современной цивилизации (индустриализация Южной и Восточной Азии), становление глобального ценностно-институционального ареала с пока еще достаточно размытыми основаниями и границами, сохранение существенной роли ценностей традиционного общества (Экваториальная Африка). Можно говорить (конечно, весьма и весьма условно) о трех относительно локализованных центрах ценностно значимых событий в глобальном пространстве ценностного сдвига — западном, азиатском, африканском. Основными формами этого сдвига выступают:

- ценностный конфликт;

- ценностная эрозия;

- ценностная синергия.

В разной степени влиянию этих процессов подвержены все три направления ценностного сдвига, что сегодня порождает эффект ценностной неопределенности глобализации как таковой. Ценностные конфликты выполняют, в основном, разрушительную функцию; ценностная эрозия порождает процессы социального угасания и деградации; ценностная синергия выражает процесс позитивного усложнения и обогащения социально-гуманистического потенциала глобализации. Эти процессы присутствуют в любой стране и в любом регионе, затрагивая большинство социальных групп. К сожалению, сегодня процессы социальной синергии носят в большинстве своем латентный характер, а на поверхности чаще всего наблюдаются проявления ценностного конфликта и ценностной деградации, что влечет за собой реальную угрозу сильной хаотизации социальных систем. Для субъектов глобальное отчуждение не может сниматься иначе как через их участие в глобальной конкуренции и глобальных институтах, которые еще только формируются.

Как уже отмечалось, любая живая органическая система существует в условиях неопределенности, снятие которой и есть ее жизнедеятельность. Не определенность, будучи соотнесенной с внутренними потребностями функционирования системы и ее субъектов, превращается в риски, то есть в актуальные практические несоответствия между необходимыми внутренними условиями и реальными свойствами среды, угрожающие эффективности системы или самому ее существованию.

В равновесной хозяйственной системе связь между сегментами рынка осуществляется через конкуренцию и риск. Если же риска нет, то это означает, что связь нарушена, в силу чего такая система получает возможность однобокого развития (до тех пор, пока кризис не восстановит равновесие). Таким образом, риск является обязательным условием динамического равновесия и развития. Система без риска не равновесна. Конфигурация системных рисков отражает историю системы, ее сегодняшнее состояние и тенденции развития. Риски системы — это выражение ее генетических оснований и одновременно способ их развертывания. Рост внутреннего риска может быть выражением конфликтности развития, интенсивности изменений, перераспределения и рекомбинации ресурсов.

Чрезмерная или искусственная внутренняя стабильность нередко требует от системы дестабилизации своего внешнего окружения. Например, Советский Союз в последние десятилетия существования был одним из основных источников глобальной нестабильности на' фоне абсолютной формальной стабильности внутри страны. Такая ситуация должна была привести к накоплению существенных внутренних диспропорций и напряжений, то есть деструктивного потенциала, который рано или поздно должен был вырваться наружу.

Экономическая свобода, будучи практической реализацией ценностей субъекта, выступает в качестве меры соответствия его сущности. Человеку как социальному существу свойственно быть свободным. Субъект, подчиняясь институтам, которые соответствуют его ценностям, не просто сохраняет свою экономическую свободу, а поднимает ее на более высокий уровень. Если субъект лишен ценностей или их не разделяет, то он не может рассматриваться как субъект данной системы в собственном смысле слова. Его свобода принимает негативные формы — произвола, уклонения, преступления или деградации.

Экономическая свобода дифференцирует субъектов по критериям способности к изменениям и необходимости изменений. Если субъект наделен этими атрибутами в относительно большей степени, то он становится активным носителем инновационного начала, новатором. Для системы наличие таких рис кующих новаторов - наиболее удобный способ обеспечить необходимый уровень стабильности и изменений, то есть жизнедеятельность системы в пространстве и времени как развертывание ее сущности. В случае реализации риска потери локализуются, в основном, на уровне субъекта, а в случае успеха нова тор становится субъектом распространения инновации, вынужденно обеспечивая синергетический эффект для всей системы.

На первый взгляд, чем больше институционализирована экономика, тем меньше пространство экономической свободы. Однако практика хозяйствен ной эволюции говорит об обратном: "институционально насыщенная" современная рыночная система является эффективной, адаптивной, инновационной и в то же время — более свободной, чем любая из альтернативных систем (например, командная экономика, традиционное общество и др.). Институционализируя уже освоенное пространство, эволюция открывает социуму путь в неосвоенные зоны потенциальной активности и изменений.

Понять этот парадокс порядка и свободы можно на пути анализа диалектики субъекта и институтов. Рациональность по своей природе всегда существует как объективно доступная субъекту степень логического (идеального) присвоения окружающего мира. Реально существующая рациональность и есть полная рациональность - с той точки зрения, что экономическая свобода включает и "сверхрациональные" элементы, обусловленные исторической динами кой, прогрессом или эрозией любой институциональной и технологической структуры экономики. Такие проявления экономической свободы вполне способны принимать форму нерациональных, излишних, неэффективных, будучи в то же время функционально необходимыми. Это не означает, что модель рационального выбора является ложной или бесполезной для понимания экономической свободы хозяйствующих субъектов. Речь идет о том, что степень охвата экономической реальности данной моделью составляет существенно меньше 100%. Если сказать конкретнее, то субъект свободен не только тогда, когда осуществляет рациональный выбор.

В свою очередь, институциональный смысл рационального выбора (как механизма экономической свободы) состоит в том, что он является инструментом вменения субъекту ответственности за выбор и за его результаты, а значит - и вменения ему экономической свободы. В этом заключается фундаментальная социальная функция рационального выбора, а потому мы можем пред ставить рациональный выбор субъекта как своеобразное "упражнение в свободе". Выполнение институциональных установок - это тоже позитивная экономическая свобода субъекта, то есть свобода, которая позволяет ему реализовать и развивать собственную социальную сущность, данную ему же в традициях и ценностях, преодолевая отчуждение. Именно подчинение правилам, соответствующим внутренним ценностям, снимает отчуждение субъекта от этих правил, от системы институтов в целом.

Экономическая свобода никогда не бывает абсолютной, поскольку она, во-первых, сталкивается с ограничительным воздействием множества других свобод, что предполагает определенную жесткость субъекта, отстаивающего свой интерес, а во-вторых, вынуждена подчиняться и прямым нормативным ограничениям, прежде всего, со стороны государства.

2. Экономическая свобода и государство

Всегда есть органическая часть полномочий и ответственности совокупной социальной системы, принадлежащая государству "по праву". Эта часть, с одной стороны, определяется уровнем исторически сложившейся легитимности и актуальной компетентности государства в глазах общества, а с другой - зависит от уровня исторически сложив шейся институциональной недостаточности общества и его некомпетентности в решении актуальных проблем. Историческая тенденция, описываемая как становление гражданского общества и правового государства, выражается по степенным снижением доли полномочий и ответственности государства и со ответствующим возрастанием доли полномочий и ответственности институтов гражданского общества и граждан. Тенденция эта проявляется на длинных интервалах, тогда как на коротких и средних интервалах распределение полномочий и ответственности относительно стабильно.

Если в силу каких-то причин (например, внешних или внутренних макро экономических шоков) реальная доля государства превышает естественный уровень, то нарушается институциональный баланс. В этих условиях хозяйствующие субъекты и домохозяйства сталкиваются с такими двумя проявлениями институционального неравновесия: нарушение их полномочий и ограничение свободы в принятии решений; возникновение дополнительной неопределенности в тех областях хозяйственных решений (например, в налоговом планировании), где степень неопределенности прежде была допусти мой, статичной и привычной. Приспособление к новым условиям снижает уровень использования экономических ресурсов, провоцирует активизацию механизмов оппортунистического поведения субъектов как простейшую адаптивную реакцию, нарушает сложившуюся иерархическую систему доверия, что в совокупности увеличивает трансакционные издержки и снижает качество совокупной кооперации.

Из-за снижения эффективности использования ресурсов как адаптивной реакции хозяйственной системы на макроуровне возникают критические процессы разной интенсивности в реальном секторе экономики, в финансах, в монетарной сфере. Среди них можно отметить безработицу, инфляцию, рост бюджетного дефицита, ухудшение состояния платежного баланса, валютную нестабильность.

Чем больше институционализирована та или иная система, тем более свободны и более взаимно ответственны ее участники. "Всеобщие производительные силы" цивилизации вызревают, развиваются и реализуются еще и как ее институциональное богатство, то есть как сложность, органичность системы привычек, стереотипов и правил, которые выступают предпосылкой и формой экономической свободы. В известном смысле развитие и усложнение институтов равносильны развитию самого человека, его сущностных сил. Поэтому сетования на неизбежное духовное обеднение личности в условиях рыночной свободы и конкуренции представляют собой либо недоразумение, либо сознательную подтасовку со стороны идеологов государственного рабства.

Можно сделать вывод: рыночная экономика всегда институционализирована, хотя соотношение роли и функций государственных и негосударственных институтов в разные эпохи и у разных народов может существенно различаться. Эта мысль может быть высказана и в другой форме: только достаточно институционализированная экономика может быть рыночной.

Из этого следует принцип первичности институциональных задач реформирования украинской экономию!. Вне более или менее зрелой и целостной системы институтов эффективная рыночная деятельность попросту не возможна. Принимая эту точку зрения, не стоит впадать в две крайности: забывать, что движение Украины к рынку началось отнюдь не с нулевой отметки; думать, что государственные институты в их нынешнем виде могут достаточно успешно выполнять сложные и тонкие функции регулирования и дополнения рыночной системы.

Зрелая рыночная система эффективно дополняется продуманным, дозированным вмешательством зрелого правового государства. Если просто сохранить (или восстановить) командные высоты в экономике для нашего сегодняшнего государства, то очень скоро оно начнет делать то, что для него наиболее привычно: командовать, отнимать, перераспределять, и все это - в условиях катастрофического спада в производящем секторе нашей экономики. В то же время было бы опасно сделать противоположную ошибку - попытаться как можно скорее "вывести" государство из экономической системы, не принимая во внимание реальные возможности негосударственного хозяйствования.

Обучение государственных чиновников новым приемам и методам управления — задача, возможно, и не очень впечатляющая, но ее нужно решить обязательно. Любой человек делает то, что умеет, а охотнее всего он делает то, что умеет делать очень хорошо. Поэтому создание сети высших учебных заведений, готовящих специалистов в области государственного управления, - это не только очередная бюрократическая новация, но и совершенно необходимый шаг к формированию институциональных основ рыночной экономики.

Понимание ценностно-институциональных оснований экономической свободы заставляет с осторожностью относиться к вере в безграничные возможности технического прогресса. Если в силу каких-то причин инновационный процесс вырывается из-под ограничений институтов и рационального выбора, то он может приобрести самодовлеющий характер - "изменения ради изменений". Появление дополнительной глобальной степени свободы, сопровождаемое деградацией жестких бюджетных ограничений, позволяет субъектам-новаторам не перегружать себя сомнениями: "а хорошо ли это?", "а по карману ли это?", "а не лучше ли вернуться к менее амбициозным, но не менее насущным задачам?". Поэтому инновационное развитие в его современных трактовках нередко отворачивается от вопроса "зачем?" и тем самым устраняет свободу как выбор и ответственность. Все чаще возникает ситуация "нет альтернативы": нет альтернативы европейскому выбору Украины; нет альтернативы инновационному развитию; и т. д. Что такое выборы на безальтернативной основе, мы хорошо помним по выборам в Верховный Совет СССР.

Сегодня проблема смысла прогресса как вопрос "зачем?" возвращается в социальную систему, но уже "с черного хода" - как поиск альтернатив фундаментальным ценностям человека (труду, справедливости, гуманизму, свободе, солидарности). Однако ценности не могут быть предметом рационального выбора. Свободный выбор ценностей — это самая короткая "дорога к рабству". Человек, лишенный ценностей, не может быть свободным.

Заключение

Позитивная программа для Украины

1. Коррекция рыночных реформ с учетом глобальных рисков и создание национальной системы институциональной защиты. Мы не можем закрывать глаза на то, что глобальная среда во многих аспектах не благоприятна для продолжения украинских реформ. Она ставит под сомнение такие изначальные ценности нашего выбора, как национальный суверенитет, демократия, свобода, справедливость, индивидуализм и солидарность. Для нас последовательное воплощение этих ценностей означает постепенное сокращение доли государства в совокупности жизненно важных социальных функций, при одновременном повышении его социально-институциональной эффективности. Уход в сторону от такой траектории развития украинского общества означает постоянную и усиливающуюся опасность регенерации государственно-социалистических институтов, формальных и неформальных. А все это, в свою очередь, сопровождается снижением институциональной эффективности государства и падением национальной конкурентоспособности. Встав на такой путь, мы можем превратиться в удобную мишень для деструктивной внешней конкуренции.

2. Создание благоприятных условий для формирования политической нации. В этом смысле в дальнейшем осмыслении нуждается стратегия Украины, направленная на евроинтеграцию. Сегодня ЕС стал источником сильной неопределенности для своих участников, которые начинают осознавать и формировать альтернативы развития, не связанные с дисциплиной европейской солидарности и ответственности.

Бельгийский прецедент высветил еще одну проблему европейского выбора Украины: как мы будем входить в Европу — целиком или по частям? Билет в объединенную Европу не бесплатный. Например, Сербии он обходится весьма дорого. Между тем мы видим, как легко и свободно распалась Чехословакия. Сегодня вопрос "Что для нас важнее - Украина или Европа?" выглядит надуманным. Хочется, чтобы он всегда был таким.

3. Развитие институтов государства, ограничение и делегитимизация кор рупции, постепенное ее вытеснение из сферы экономической свободы. Приходится признать, что сегодня коррупция выступает иррациональной формой экономической свободы, поскольку реализация выбора хозяйствующего субъекта означает его согласие на участие в коррупционных процедурах. Негативные внешние эффекты этого явления огромны. Если в начале реформ коррупция в чем-то заполняла институциональный вакуум, то теперь она занимает чужое место — место формирующихся институтов цивилизованного государства.

4. Развитие малого и среднего бизнеса. Вне права на труд не может быть экономической свободы. Наряду с восполнением условий макроэкономического равновесия в части стабилизации цен и занятости, это — важнейшее направление экстенсивного расширения сферы экономической свободы и ее постепенного углубления в недра общественного организма до уровня естественного условия жизнедеятельности миллионов людей. В таком обществе популизм как конъюнктурная альтернатива экономической свободе уже не будет востребован, хотя и не исчезнет как неизбежный реликт системы государственного социализма.

5. Последовательное формирование институтов гражданского общества. Чрезвычайно важный промежуточный результат эволюции нашего общества за последние 20 лет, который, как правило, недооценивается, - это профессионализация рыночной деятельности. За годы реформ она приобрела необратимый характер, что создает благоприятную среду для вызревания институтов профессиональной солидарности. Отсюда до формирования институтов гражданской солидарности - один шаг.

6. Укрепление и частичная реконструкция уже созданных основ рыночной экономики и правового государства. Сегодня нам есть что терять. За 20 лет сформировались политические институты независимого государства и его более или менее удовлетворительный бюджетно-финансовый механизм, правовая система, основы политической демократии, углубились рыночные основания экономики, функционируют современные банки и денежная система, создана финансовая инфраструктура рынков. Они нуждаются в поддержке со стороны общества, а не в разрушении.

И еще одно частное соображение. На наш взгляд, целесообразно поста вить перед научным и экспертным сообществом вопрос об общественно необходимом времени в контексте эволюционных процессов и реформ. Можем ли мы сегодня четко и уверенно сказать, что наши реформы оказались ошибочными, поскольку с момента их начала уже прошло 20 лет, а результатов все еще нет? Есть ли основания для оценки этих результатов? Реальная картина, действительно, невеселая. Однако всё ли мы видим?

Тревожные результаты социологических исследований в какой-то части могут быть обусловлены не фактическим и длительным ухудшением качества жизни, а разрывом между растущими ожиданиями и реально достигнутыми возможностями общества. Три года потребительского кредитного бума в Украине (за 2006—2008 гг. кредиты населению выросли почти в 8 раз) задали чересчур крутую траекторию роста потребительских ожиданий. Но здравый смысл, настроения и ожидания населения не всегда отражают глубинные процессы и тенденции. Если согласиться с тем, что в Украине процесс реформ является исключительным по глубине и сложности задач даже по сравнению с государствами Балтии, то следует допустить, что сегодня многие важные процессы и результаты еще просто не доступны наблюдателю.

Использованы источники

В. Геец "Либерально-демократические основы: курс на модернизацию Украины" - "Экономика Украины" № 3, 2010, с. 4-20

Xайек Ф. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма. М., "Новости", 1992, с. 1.

Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., "Мысль", 1990, с. 291.

http://www.vz.rU/news/2010/10/5/437467.html.

Петру шевский Ю. М. Влияние дистанции культур на развитие международных экономических отношений. "Экономическая теория" № 2, 2009, с. 85—95

http://www.iinf.org/external/rassiaii/np/sec/pr/2010/prl

Яременко О. Л., Панкратова Е. Н. Институты и экономическая свобода хозяйствующих субъектов. "Экономическая теория" № 3, 2007, с. 56—71.

"Бюлетень Національного банку України" № 7, 2010, с. 124.