Добри Войников «Криворазбраната цивилизация»
В болгарской историографии время от начала XVIII в. до 80-х годов XIX в. принято называть «Болгарским возрождением». Это – довольно сложный период перехода от традиционного общества к современному, исключительно затруднен тем фактом, что болгарский народ находился в фактическом рабстве у турок, составлявших доминирующую нацию Османской империи.
Вторая половина XVIII - первая половина XIX веков является важнейшим историческим этапом в развитии Болгарского государства. Непосредственно связанная с первоначальным периодом развития капитализма, характеризовалась созиданием нации, как таковой, подъемом национально-освободительного движения, формированием национальной культуры, которую олицетворяют имена болгарских просветителей Паисия Хилендаского и Софрония Врачанского. В своих проповедях они призывали народ к церковной и национальной независимости.
В 30 - 40-е гг. XIX в. в условиях разложения османской феодальной системы, усилилась освободительная борьба болгарского народа, активизировали свою деятельность гайдуцкие (партизанско-террористические) отряды. С конца 60-х гг. началась подготовка восстания за национальную независимость.
В 1869 г. революционер Васил Левский (1837 - 1873) и писатель Л. Каравелов (1834 - 1879) основали «Болгарский революционный центральный комитет» в Бухаресте, а затем и в самой Болгарии (1870 г.). Программа движения предусматривала учреждение Болгарской республики, как части Дунайской федерации: «Ние се борим срещу двама врагове: враг на политически - че турското правителство и един враг на духовното - за гръцкото духовенство. Турското правителство с башибозуци и гръцкото духовенство му монаси и свещеници, убити от българския народ на всяко прогресивно движение, всички хора и на човешкото проявление на устройство, което помага на хората да се постигне по-добър, свободен живот» («Мы боремся против двух врагов: врага политического – турецкого правительства и врага духовного – греческого духовенства. Турецкое правительство со своими башибузуками и греческое Духовенство со своими монахами и попами убивают в болгарском народе всякое прогрессивное движение, всякое народное и человеческое проявление к устройству, которое помогает народу добиться себе лучшей, свободной жизни») [1], - писали 1 августа 1870 г. идеологи болгарского освободительного движения.
Однако вскоре в деятельности революционеров наступил длительный кризис: Левский был арестован и казнен турками, а дело его продолжил Xристо Ботев (1848 - 1876).
Восстания против Османской империи, вспыхнули в сентябре 1875 г. и в апреле 1876 г.. Наиболее энергично готовилось именно последнее, центром которого был Пловдивский округ. В середине апреля 1876 г. в лесной местности Обориште, неподалеку от Панагюриште состоялось собрание народных представителей. Оно определило план проведения военных действий, утвердило полномочия «апостолов» (командующих) на руководство восстанием и приняло воззвание к населению. «Идва край на бруталната тирания, че около пет века ние страдаме под алчен мощност робство. Всеки от нас се чака с нетърпение. В деня на въстанието на българите в България, Тракия и Македония. Всеки честен български език, в чиито вени тече кръвта на чист български език, е едно и също, че тече във вените на нашите царе от старо време - Крум, Симеон, Борис и Асен, трябва да се издигне с оръжие, за да имаме първата атака за зашеметяването на противника» («Приходит конец зверской тирании, которую около пяти веков мы терпим под османской насильнической властью. Каждый из нас ждет это с нетерпением. Наступает день народного восстания всех болгар в Болгарии, Фракии и Македонии. Каждый честный болгарин, в жилах которого течет чистая болгарская кровь, такая же, что текла и в жилах наших царей в старые времена — Крума, Симеона, Бориса и Асена, должен восстать с оружием в руках, чтобы уже первым нашим ударом ошеломить врага») [2].
К несчастью, и первое и второе восстание потерпели неудачу. В боях и последовавшей затем резне погибли десятки тысяч людей, среди которых был и сам Ботев.
Освобождение Болгарии осуществила российская армия. Во время русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг. болгары оказывали наступавшим русским войскам самую широкую поддержку. В боях участвовало как профессиональные военные, так и народное ополчение. Оборона Шипкинского перевала стала символом русско-болгарского боевого товарищества.
В ноябре 1877 г. российская армия взяла крепость Плевен, совершила зимний переход через Балканы и отразила атаки турецких войск. В конце 1877 г. была освобождена София, после чего султан Абдул-Хамид II (1876 - 1909) согласилось заключить перемирие.
По мирному договору, подписанному воюющими сторонами в Сан-Стефано в марте 1878 г. Болгария признавалась «самоуправляющимся, платящим дань княжеством». В ее состав вошла территория от Дуная до Эгейского моря. Однако на Берлинском конгрессе, - состоявшимся в том же году, - западные державы добились ограничения княжества придунайской областью. Южнее Балканского хребта была создана область Восточная Румелия во главе с губернатором, назначаемым турецким правительством.
В Болгарском княжестве были созданы органы власти, которым, - после ухода русских войск, - передавалось управление государством. Было организовано болгарское войско, оснащенное русским же оружием.
Так закончилась война и началась история собственно свободной, независимой Болгарии. Можно было бы еще немало сказать о ее перипетиях, о отношениях с соседями и, особенно, с Россией, - то ровно-дружескими, то откровенно-недружелюбными, а то и просто враждебными, но цель написания нашего реферата не в этом. Вернемся к периоду Болгарского возрождения, ибо именно тогда создается болгарская национальная идея, в литературе активно усваивается лучшее из западноевропейского Ренессанса и Просвещения: эстетика сентиментализма, романтизма и реализма XIX в.
В середине XIX века борьба за самоопределение достигает своего пика. Появляются первые периодические издания на болгарском языке, газеты и журналы, издаваемые под руководством Христо Данова (1828 - 1911 гг.), вдохновленного издателя и мецената, который открывает книжные магазины в Сопуне и в Пловдиве. Создаются благоприятные условия для публикации народных и народнических идей. Рупором их выступает Георгий Раковски (1821 - 1867 гг.). В 1858 году в его сочинении «Лесной путник» впервые почувствовалось веяние протеста против угнетения народных масс как собственными, так и турецкими феодалами.
Революционные песни Добри Чинтолова (1822 - 1886 гг) вселяют дух сопротивления в болгар. Первый талантливый поэт Петко Славейков (1827 - 1895 гг), благодаря своему разностороннему таланту, проявляет себя во всех жанрах болгарской литературы.
Выше упомянутые Любен Каравелов и Христо Ботев, - пламенные революционеры, сыграли большую роль в развитии болгарской прозы и поэзии. Последний, воспевший жажду свободы, в своих стихах предсказывает свою собственную героическую смерть в бою за свою родину.
Без сомнения, самое великое имя в болгарской литературе – Иван Вазов (1850 - 1921 гг). Его роман «Под игом» (1890 г.) является бесспорным шедевром не только болгарской, но и, - не побоюсь этого слова, - всемирной литературы.
Другие его произведения рассказывают о борьбе за независимость и свободу. «Эпопея забытых» (1881 г) - цикл эпичных поем посвященные памяти героев, павших за национальную независимость. Классик болгарской литераторы Иван Вазов пишет во всех жанрах: исторической драме, поэзии, прозе и публицистике.
Писатели Стоян Михайловский, Тодор Влайков, Антон Страшимиров, Елин Пелин воспевают болгарский народ и реалистически дают образ быта и культуры тех времен.
Поэзия в этот период представлена рядом талантливых имен. Пончо Славейков (1866 - 1912 гг) - поэт, воспевающий борьбу болгарского народа против турецких поработителей. Пеьо Яворов ( 1877 - 1914 гг) - поэт угнетенных крестьян, показал себя также и в драматургии. Одной из лучших его пьес является «В полях Витоши». Не отстает от них и Димчо Дебелянов (1887 - 1916 гг) - лирический поэт.
Как видим, изменения, охватившие болгарскую литературу, столетиями пребывавшую в состоянии летаргии, колоссальны. Но меняется не только литература и сопутствующие ей «высокие материи», - в повседневную жизнь болгар входит все больше и больше черт новой городской жизни, не приемлющей ничего патриархального и средневекового. Это коренным образом изменяет сами условия существования, а, вместе с ними, меняя и человека. По своей сущности, по происхождению и реализации болгарская культура периода Болгарского возрождения является одним из высочайших всплесков национального духа этой страны.
Театр в Болгарии зародился в 60 - 70 годы XIX века под влиянием многих культурных факторов, как внешнего, так и внутреннего характера. Первоначально публике представляли театрализованные диалоги на бытовые, нравственно-поучительные, и патриотические темы. За образец были взяты классические древнегреческие пьесы, - простые, но полные глубокого смысла и патетики.
Со временем, однако, просвещенных болгар перестали устраивать столь примитивные формы театрального искусства. Все более настойчиво они требовали показа со сцены сильных страстей, непритворного веселья, искреннего лиризма героев, - да не чужих, а собственных, «рожденных» на этой земле! Ни в коей мере не унижая всемирного значения драм Шекспира, Мольера, Шиллера или Гоголя, прогрессивные умы хотели все же исконно-болгарского театра, пронизанного колоритом и легко узнаваемыми реалиями.
Такой театр не мог не возникнуть. И он вскоре возник, благодаря деятельности Добри Попвасилев Войникова (1833 - 1887) - первого болгарского драматурга и театрального режиссера, просветителя и журналиста, писателя и общественного деятеля, соучредителя Болгарского литературного общества и пламенного патриота, имя которого известно всей Болгарии.
Добри Войников родился в г. Шумен, 22 ноября (10 ноября по старому стилю) 1833 г. в семье священника Драгоева Войникова (отца Василия), от которого унаследовал влечение к музыке, дар красноречия и горячий патриотизм. Трехлетним малышом, Добри потерял отца, но его матери удалось самой вырастить и устроить сына в единственную городскую школу, где преподавали такие, без преувеличения, корифеи педагогической мысли той эпохи, как Изворский, Филаретов и Доброплодин.
Благодаря острому уму, природной смекалке и разнообразным талантами, мальчик вскоре оказался в числе первых учеников. Тогда же, в школьные годы, Добри впервые попробовал свои силы на сцене, выступив, как чтец-декламатор на ежегодном экзаменационном спектакле (1846 г.), заставив прослезиться зрителей-учителей и особенно свою мать, двух старших сестер и дядю Андрея Хаджистоянова, который после этого послал его учиться во Французский колледж «Saint Benoit» в Стамбуле.
Вернувшись в 1858 году в свой родной город, 25-летний Войников начал работать на дядиных складах, но вскоре почувствовал, что способен на нечто много большее, и подал прошение на работу в мужскую гимназию. Получив назначение, Добри без сожаления оставил работу и начал преподавать историю Болгарии, болгарская грамматику, лексику, а так же, - факультативно, - французский и греческий языки, математика и музыка.
Вскоре Войников возобновил деятельность местного общинного центра и создал первый оркестр на базе школы (1861 г.). Это было ему особенно близко, так как десять лет назад он сам принимал участие в качестве скрипача в первом болгарском оркестре под руководством С. Шафрана. Ученические хора и оркестр, созданные Войниковым, оставили яркий след в сознании соплеменников своими многочисленными выступлениями. Особо запомнились болгарам Шумена кантаты «Песни времени» и «Беседы», как образцы юного профессионализма и народно-этнического духа.
Исключительные рвение и работоспособность молодого учителя не прошли мимо внимания попечительского совета, и в 1861 году Войников был назначен директором школы, которая была переименована в «Болгарскую школу народного творчества». Его современники называли этот период ее "Золотым веком". На личные средства нового директора, школа была почти полностью перестроена, обзавелась новой, двухскатной крышей, просторным двором, садом и клубами, где было просто приятно провести время.
По ночам этот замечательный человек писал учебники, в основном по болгарской истории, издаваемые Христо Дановым на собственные средства. Повсеместно, вплоть до македонских земель, ими зачитывались болгарские патриоты, те, кому была небезразлична доля родного народа и родной земли. «Не учехме, а лакомо гълтахме страниците. Колко големи чувства пълнеха младите гърди!» («Я не учился, а с жадностью глотал страницы. Какие же большие чувства наполняли молодую грудь!») [3] - напишет после многих лет Добри Ганчев, один из лучших учеников Войникова.
Активный участник в борьбе за независимость церкви, Войников «не склонялся перед властью сильных», и в 1864 году был вынужден покинуть Шумен, и поселиться в Брэиле. Румынский город с большой, процветающей болгарской диаспорой, приютил еще одного ссыльного. Вскоре Добри был принят на работу в болгарскую школу, которую почти сразу же и возглавил. В его маленькой комнате до позднего вечера мерцал свет свечи…
Со скудного жалования, недоедая и во многом себе отказывая, Войников купил румынскую печатную машину с кириллическим шрифтом, и подготовил первый выпуск «Дунавска зора» («Зоря над Дунаем») с вкладышами-дополнениями «Книжный вестник», «Вестник вольных болгар» и «Болгарская рабочая газета». В каждом из них, в той или иной форме, них содержится призыв: «Бунт, бунт и пак бунт народний ще счупи веригите на робството» («Восстание, мятеж и народный бунт разорвут цепи рабства») [4]. По понятным причинам, издание было запрещено, но верные люди тайно переправили газеты через Дунай и распространили среди всех болгар, жаждущих правды и вольного слова.
1866 год был важной вехой для брэиливских эмигрантов. Войников, уже прославившийся, как автор «Краткой болгарской истории», написал историческую драму «Стоян-воевода», про последние бои болгарских патриотов против Османской империи. Пьеса имела большим успех в театре, воскрешал в душах зрителей славное прошлое, времена великих предков: сильных духом королей, храбрых воинов и прекрасных принцесс. После представлений на улицах, в ресторанах, и домах гордо звучала полузабытая на чужбине болгарская речь. Триумф «Стояны-воеводы» был столь велик, что отрывки из него начали играть в школах силами учеников, в салонах богачей и рабочих предместьях, на радость молодым и старым. Даже Раковский, уже тяжело больной, принял самое активное участие в подготовке к печати и распространению пьесы в виде отдельной брошюры, с разрешения автора отредактированной им в духе, как он сам выразился, «болгарской народнической формы» для того, чтобы ее смогли понять даже полуграмотные крестьяне в самых отдаленных уголках родной страны.
В то же время Войников являлся председателем тайного революционного комитета болгарской диаспоры, постоянно сносясь с Иваном Касабовым, главой такого же комитета в Бухаресте. Вслед за «Стояном-воеводой», не меньший фурор произвела новая пьеса «Княгиня Райна», воплощающая надежды болгар, на то, что свобода придет с помощью России. Выступление в Королевском театре еще больше подняло моральный дух автора и вселило уверенность в актеров.
Спектакль был удостоен одобрения со стороны самого румынского короля Кароля I. Он принял во дворце Войникова, и тот удостоился памятного подарка: золотой булавкой для галстука. Особо король отметил великолепную режиссуру и актерского мастерство самого Добри, игравшего старца Обряна, а студенту медицинской школы, воплотившему своей игрой образ старухи Таллы, Кароль пожаловал именную стипендию.
Создание следующей драмы, - «Крещение Преславского двора», - имеет особо важное значение, в связи с появлением на сцене новых имен. Она была дебютом для Матильды Попович и Александрины Радионовой. Даже яркий талант Ботева, игравшего роль жреца Святолида, не мог заслонить их. Более чем активное участие в создании и постановке пьесы приняла и будущая жена автора, - Кириакица Павлова Христодулова. Премьеру этой драмы Войников приурочил ко Дню Кирилла и Мефодия (11 мая 1868 года).
Ботев, наборщик «Зари над Дунаем», познакомил Войникова с Сергеем Нечаевым, - видным русским революционером экстремистского толка. В Румынии тот был занят переправой нелегальной литературы (статей Бакунина и Огарева, опубликованных в Женеве), в Россию. Вскоре Войников был поставлен под постоянное наблюдение со стороны царской охранки, и в архиве музея Октябрьской революции в Москве (Россия) есть отчеты тайного агента Аппеля, приставленного к болгарскому драматургу [5].
Добри Войников к тому времени был достаточно широко известен и пользовался весомым авторитетом не только в Брэиле. В частности, его приглашали в Прагу, где к национальному празднованию, предполагалось поставить нашумевшие пьесы. Войников не отказался, и в августе 1869 года его пламенные речи вызвали всеобщее восхищение среди прогрессивных чехов. В конце осени того же года «Брэилское Болгарское литературное общество» (будущая Болгарская академия наук) включило в свой бессменный состав Войникова, Ботева, Друмева и Василя Стоянова.
Лишь одно могло нарушить ритм активной общественной деятельности Войникова, - помолвка, а вскоре и женитьба на Кириакице Павлове Христодулове (15 февраля 1870 г.). Брак не помешал связи с Войникова с театром: он написал и поставил очередную историческую драму «Велислава», которая так же, как и «Крещение Преславского двора» стала трамплином на большую сцену для Анники Кострович и Екатерины Васильевой. Их игра была встречена с энтузиазмом и впоследствии актрисы заполнили европейские газеты, их знали даже в Стамбуле. Оттуда посылается специальный пароход, украшенный гирляндами, чтобы принять и доставить в Галац прославленных знаменитостей, где те, по меткому выражению газет «были осыпаны золотом с головы до пят».
С 1871 г. Войников живет в Бухаресте и сотрудничает с газетой «Свобода», издаваемой Любеном Каравеловым. Одновременно пишется новая историческая драма «Воцарение Крума Грозного» и его лучшая пьеса – остросатирическая комедия «Криворазбраната цивилизация», актуальная и сегодня, по возможности всестороннему анализу которой посвящен данный реферат.
Потребность в квалифицированных актерах привели Войникова к новой сфере деятельности: он принимает решение организовать театральную школу для болгарских детей, учащихся в Бухаресте. Конечной целью этого было вернуть их в Болгарию для игры в национальных театрах.
С 1873 до лета 1875 гг. Войников работает директором болгарской школы в Джурджу. Там, наряду с преподавательской деятельностью, он создает бытовую драму «Дыманка», дошедшую до нашего времени только в рукописи. Хотя, насколько можно судить, драма все-таки была поставлена силами школьников, в чем особо преуспели Петр Обретенов и Теодор Бакарджиев (прозванный «Длинногривым» за неимоверную длину волос, которые, как острили соученики, могли скрывать в себе не то что прокламации, но даже пушки!) [6]. Зато точно известно, что Войиников создал детский хор, который в День Кирилла и Мефодия пел кантаты «Песни кукурузы», созданные учителем музыки Хоремшиком из Земуны (лето 1872 года).
Весной 1875 г., в Одессе, Добри Войников принимает русское подданство. Это обеспечивает его безопасность в городе Шумен, куда тот намерен вернуться с любимой женой. Но по прибытию в Болгарию драматург был обвинен в революционной деятельности, арестован и доставлен на суд в Русе. Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая жизнь этого выдающегося человека, но его спас именно русский паспорт, - граждан Российской империи не имели права судить за границей. Самое страшное, что им грозило, - это экстрадиция и суд в России, но Турция, которой принадлежала в тот время Болгария, не имела такого договора с Санкт-Петербургом. Поэтому Войникова отпустили, напоследок более чем серьезно предупредив...
В родном Шумене, однако, школьным совет отказался поручить ему, как «запятнавшему себя» революционеру, воспитание учеников, и, после многих мытарств, Войникова назначили учителем в школе для девочек, да и то с большим испытательным сроком и множеством оговорок. Но тот не унывал, и, наряду с выполнением своих прямых обязанностей, занялся фольклористикой: азартно искал и записывал народные песни этого региона, которые готовил к печати.
После провала восстания 1875 года и ареста наиболее активных его участников, Шумен оказался изолирован от Апрельского восстания. Через два года грянула новая беда: Турция готовилась к войне с Россией, поэтому все без исключения российские граждане вынуждались покинуть подневольную Болгарию. Объявление войны застало Войникова в Плоешти. Назначенный проводником и переводчиком при штабе Двенадцатого болгарского армейского корпуса, воюющего на стороне России, он клянется «когато настъпи поприще за свобода народна, не ще остане настрана» («искать пути для свободы народа, а не стоять в стороне») [7]. Вместе с корпусом, этот замечательный человек форсирует Дуная ввиду города Свиштов, и поселяется в деревне Чаушке. Там, 29 июня 1877 года, полковые священники отслужили молебны «в самый разгар боя, за что были пожалованы орденами из рук императора» [8], как записал в своем дневнике Александр Баттенберг. Получил орден и Войников.
Тяжел был путь Двенадцатого корпуса – разведывательно-боевые действия и бесчисленные опасности со стороны вооруженных группировок противника, а то и просто бандитов до предела осложняли их передвижение на восток, но так и не смогли остановить их, когда болгары занимали Разград и Шумен. Отдельные части корпуса достигают русских границ, чтобы помочь союзникам справиться с ордами турецких башибузуков. Корпус последовательно занимал города Ценово, Обретеник, Тристеник. В сентябре болгарские солдаты остановились в Нижнем Монастыре, где военный художник Павел Осипович Ковалевский готовит эскизы для своей будущей картины «Плененная Турция. 12 болгарский армейский корпус». В центральной части второго плана на картине изображен Войников, переводящий допрос военнопленных.
15 сентября Войников получает «Свидетельство», подписанной генерал-майором Кожа, о том, что «при своето образование и познаване на страната може да бъде полезен при нейното управление» («благодаря своему образованию и знаниям о стране, может быть полезным в управлении») [9]. Прибыв в Тырново, где расположен штаб гражданского правительства Болгарии во главе с князем Владимиром Черкасским, Войников был тепло принят и назначен «в штабное расположение».
Однако пока в освобожденных городах царило относительное спокойствие, к югу от Балканских гор пламенеют пожары, а горные тропы заполонили беженцев, не понаслышке знающие что такое ужасы жестоких убийств, чинимых мстительными турками. Штабное командование и митрополит болгарской православной церкви, как могут обеспечивают несчастных жильем и предметами первой необходимости, размещая людей по многочисленным монастырям около Тырново. В целом, с людским потоком удается справиться, но многие сироты школьного возраста остались без крова и присмотра. По личной инициативе Войникова, им определили под временное место жительства Лясковский монастырь. Присмотр и общее руководство над детьми поручили самому Добри Войникову, которому предписали в течение одного месяца «да нареди сиропиталище» («обустроить приют»), организовать набору нянек, преподавателей и прочего соответствующего персонала. Справившись с поставленной задачей, он вернулся в гражданскую штаб-квартиру, готовый для новых ответственных поручений.
В морозные дни ноября на Еленском перевале велись ожесточенные бои между русскими войсками и отступающих турками. Войникову приказали сопровождать группу французских военных корреспондентов, ежедневно пославших коммюнике с места событий. Через две недели перевал пал, части русской армии разгромили врага, и перешли в решительное наступление во Фракии.
Гражданский штаб следовал за ними неотлучно. Сейчас его функции сосредоточились на проблеме больных и раненных, организаций и всевозможного улучшения условий работ полковой больницы и лазаретов, раскиданных по всей стране. И, словно мало было проблем с ранеными, в армии началась эпидемия сыпного тифа. Не крепкий здоровьем, князь Черкасский заразился и умер. Присланный за ним из Севастополя корабль, по дороге вернул Войникова в Тырново. Но тиф достал его и там… После нескольких месяцев борьбы с болезнью, Добри Войников умер в возрасте 44 лет (27 марта 1878 года).
Его хоронили всем городом, - простые граждане, офицеры и солдаты, дети из детского дома, женщины и старики. Общественница Евгения Киссимова произнесла трогательное надгробное слово, подобрав искренние, полные горя и сочувствия слова, отметив неустанную работу Войникова в области литературы и драматургии, на войне и в мирное время остававшегося незаурядным человеком, поистине героем, певцом свободы.
Войников не забыт и поныне. О его жизни написаны несколько книг, самая подробная и лучшая из которых принадлежит перу Захария Стоянова. В Шумене, на родине драматурга, расположен дом-музей Добри Войникова (ул. Царя Освободителя, 157). Кроме того, в благодарные горожане установили памятник своему великому сыну.
Не забыто и его художественное наследие. Пьесы Войникова, - «Княжна Райна», «Крещение Преславского двора», «Всеславна», комедии «Чорбаджи», «Доктор поневоле», и тем более прославленная «Криворазбраната цивилизация» - предмет нашего реферата, - прочно вошли в репертуар болгарских театров, и, по всей видимости, не собираются их покидать. Ведь многие из выведенных в них типов актуальны и сегодня, а сами пьесы столь искренни и полны чувств, что легко поддаются современной интерпретации, не теряя своих литературных и художественных достоинств. Подобно тому, как вся русская литература вышла из «Шинели» Гоголя, на них и из них выросли пьесы знаменитых последователей Войникова: Васила Друмева и Ивана Вазова.
Как упоминалось выше, в 1871 году Добри Войников выпустил в свет свою самую лучшую пьесу, прославившую автора, - без преувеличения, - на века. Это, конечно остросатирическая комедия «Криворазбраната цивилизация» («Ложно понятая цивилизация»), названная самим Войниковым «смешна позорищна игра въ петь действiя» (сатирико-комедийная пьеса в пяти действиях).
Отзывы современников были самые благоприятные. Их можно было бы привести десятки, но ограничусь лишь одним, поистине, всё выражающим: «Дълбок поклон от мен за всички, участвали в създаването на тази прелест» («Глубокий поклон от меня, для всех заинтересованных сторон в создании этой красоты») H. Бояджиев [10].
За несколько месяцев до ее появления в печати, Войников опубликовал статью, где изложил своё кредо: «да предпази младото поколение от разврата, който се вмъква несъзнателно в нежните му духове при въвеждането модите, алафрангата или въобще вънкашната култура на тъй наречената европейска цивилизация» («защитить молодое поколение от безнравственности, которая, подобно подлой змее, проникает в бессознательно принимающие ее нежные души, неся с собой нелепые моды, чуждые мнения и им подобное, наносное, порочное из так называемой культуры европейской цивилизации») [11]. Механический перенос иностранной манеры, обезьянничание, бездумное и пошлое преклонение перед всем западным – не просто смешно, но и деморализующе для болгар. По словам драматурга, задача его пьесы – вести непримиримую борьбу с этой «заразой, подобной чуме».
Кого же и как высмеивал Войников в своей пьесе? Не только родные Шумены, но и почти вся Болгария тех времен была достаточно примитивно-аграрной страной, населенной домоседами и скромными ремесленниками, торговцами и фермерами. Поэтому многие люди, не вполне понявшие, как говорится, «соль» пьесы, обрушились на автора с упреками. Лейтмотивом этой травли было: зачем Войников издевается над нами, когда все вокруг скромны и чисты, благородны и домовиты.
Автор остроумно ответил в том смысле, что «никогда не прибыли Афины в городе Шумен». Этим он хотел сказать, что не стоит кичиться вообще, «примазываясь» к славе великих и нравственно лучших наций, а уж тем более, нечего кичиться тем, чего не имеете. Возможно, он имел полное право так считать, ибо, долгое время жил в Бухаресте и Брэиле, был свидетелем многих сторон жизни своих соплеменников-болгар, забывания ими родного и пресмыкательства перед всем худшим, что есть на Западе.
Не стоит забывать и о том, что Войников искренне и чисто любил Болгарию, был патриотом не на словах, много и плодотворно размышлял о судьбе народа, где бы тот не находился. Особенно его, дитя степи Добруджа, привлекала красота родной природы, море, и, как их отражение, народные песни. Так что, в чем - в чем, а в отсутствии патриотизма и злобствовании по отношению к своей нации Войникова обвинять по меньшей мере нелепо.
Итак, сюжетно «Криворазбраната цивилизация» весьма проста: в дом Коста-хаджи, - живущего патриархально и правильно болгарина, - проникают два явно шутовских персонажа: грек Маргариди, шарлатан, выдающий себя за доктора, и, весьма похожий на знаменитого Голохвастова из «За двумя зайцами», молодой болгарин Мотю, посланный в Европу с целью обучения, но лишь растративший отцовские деньги. Эти мнимые цивилизаторы могли вызвать только смех и издевку зрителя, если бы не приносили несчастье в приютивший их дом…
Но пьеса не так проста, как кажется. В ней комичное начало чередуется с драматичным, а смех – со слезами. Именно поэтому, фактически, она одна пережила своё время и до сих пор не сходит с подмостков болгарских театров. Рассмотрим ее подробнее.
Коста-Хаджи с момента своего появления на сцене, выступает рупором идей патриархальности бытия, оплакивая загубленные традиции некогда гордого и славного народа: «За едение време стане, вий се́ не сте още готови, манджата ви се́ още неувряла, се́ тряба да чакам. …да стане и тя с време, като сяко момиче, да земе да полей на баща си, да попримете и поочисти из къщи, да ми приготви кафето, да ми пообърши калеврите» («Вы еще не готовы, нужно ждать, пока время настанет, не всё вы еще сготовили. Не весь стол с чарками полный… Ибо сказано, добрая дочь да приидет, возьмет она хлеб с поля отца своего, примет в наследие дом и очистит его, и приготовит кофе, и заточает башмаки…) [12]. Сама по себе речь Коста-Хаджи явно стилизована под библейские сентенции, беззлобно пародируя их. Подобный же прием использовал великий еврейский писатель Шолом-Алейхем в своем «Тевье-молочнике», где главный герой, - тоже отец семейства, - на каждое слово приводил перекрученную им «цитату» из Писания.
Однако общий смысл нее стал от этого менее значимый. Стол и очаг, - важнейшие атрибуты семейной общины, - были преданы забвению. Дом лишился своего патриархального, милого сердцу старика-отца, уклада.
Да и самому "патриарху" Коста-Хаджи трудно поддерживать прочные традиции старины, ведь сам он выглядит чуть ли не как экспонат из музея, элемент другой, давно ушедшей культурной традиции. В ремарке описана его одежда: «с потури, ферменя, фес, седнал на мендерлика, с дълъг чибук» («в свитке и шароварах, на голове – феска, сидит на лавке, держа в руках трубку с длинным чубуком») [13]. Сам его нарочито ортодоксально-восточный вид – более чем явная антитеза современности, к которым пристрастились его жена и дети.
Болгарская мать Злата, которая по самой своей природе должна была бы удержать семью от зла, и продолжать род, в пьесе доходит просто до абсурда, потворствуя превращению своих детей в нечто иное. Димитраки (брат Анки) и сама Анка очень гордятся тем, что стали похожи на французов, и мама их поддерживает в этом: «Виж, като си доде от Авропата, какъв са изменил. Поприличал на френче: сякаш не е наш син» («Посмотрите только, какой пышный Аврора тут явился? Фрак надел – и словно не наш сын стал…») [14]. Анке она говорит: «Като са накичи, сякаш не е българка… Тебе Анка ти мяза на съща вранцузойка» («Ты уж и не болгарка вовсе… Ты, Анка, мадама совсем стала французка») [15].
.Ничем не сдерживаемые, брат и сестра стали совершенно не похожи на своих родителей, не только внешне, но и внутренне отравились «иностранщиной». Особенно болезненным является для автора «Криворазбранатой цивилизации» замена языка, который является одной из важных, если не самой важной характеристикой национальной самоидентификации. Язык Димитраки и Анки донельзя засорен псевдо-французскими словами-«уродцами», про которые очень метко сказал Грибоедов: «смесь французского с нижегородским».
Недопустимое отрицание отцовских нравов очень скоро перерастает в отрицание самих себя: «Да не ми ставаше баща. Защо господ не ма е дал дъщеря на един европеец, на един цивилизован баща?» («Не, ну как можно иметь такого отца? Почему Бог не дал мне, такой европейской дочери, цивилизованного отца?») [16], и Димитраки: «Да зная, че има (показва с пръста си) толкози месо българско у мене, отрязвам го и го хвърлям на кучетата» («Да знай я, что там (указывает на себя пальцем) есть хоть немного мяса болгарского, вырезал бы его и бросил бы псам!») [17]. Это искажение болгарской личности, хоть и поданное автором в гротескном плане, не может простить Войников своим героям.
Морализируя на тему патриархальности и правильного образа жизни, автор прямо указывает на виновника хаоса в системе ценностей болгарской семьи – «мусью» Маргариди, наказав его бесславной смертью. Это символическое возмездие злу, которое дерзает нарушить мир в родной для Войникова стране, посеять раздор и повсюду творить свое черное, растлевающее дело. Именно душевная боль, тревога за только-только начавшую возрождаться Болгарию, и особенно за ее молодежь, заставило Войникова исказить жанр комедии, вплетя в нее трагический финал.
Ярко и сильными, уверенными штрихами рисуя модель болгарского самосознания, приветствуя начавшееся возрождение, драматург показывает в пьесе ее полный антипод. В рамках национальной идеи, которую он вывел в своих исторических драмах, Войников дает болгарам урок, сочетая его с патриотическим энтузиазмом. Прямо вытекающим из всего предыдущего опыта истории следующим шагом должно было бы стать создание национального болгарского государства, в котором вольные и счастливые болгары заживут на славу, не отторгая при этом всего остального человечества. Всеми силами приближая зарю этого прекрасного дня, Войников, все еще полный страха и сомнений, задается самым главным вопросом о национальной идентификации: «Кто мы, болгары?», адресуя его современникам. И, с позиций присущей театральности динамической условности, пытается ответить на этот вопрос.
Драматическая коллизия, создаваемая сравнениями болгарских и иностранных стилей жизни (средоточьем которых являются населяющие Болгарию инородцы) должна, по мнению автора, всегда и однозначно решаться в пользу собственной, национально-патриотической позиции. Всё же наносное, пустое, смутное и откровенно вредное, вся «иностранщина» во всех сферах жизни, - но особенно, в образовании, - чинят препятствия на пути национально-культурного возрождения и самоидентификации болгар.
И Войников верит, что это вполне возможно: знать самое лучшее из того, что может подарить миру западная цивилизация, но при этом оставаться самими собой. Великий украинский поэт Тарас Шевченко очень точно охарактеризовал эту мысль: «Учитесь, читайте, чужого навчайтесь, й свого не цурайтесь» [18].
На мой взгляд заслуживает особого рассмотрения вскользь упомянутый выше вопрос, - почему, вопреки своему бесспорному таланту комедиографа, в финале «Криворазбранатой цивилизации» Войников нарушает конвенции жанра, и последние сцены звучат трагедийно?
Как очевидно, тема пьесы подсказана Д. Войникову самой жизнью. Изолированный на протяжении более четырёх веков, болгарин обнаруживает свою отсталость в культурном и экономическом развитии от соседних народов, и это зарождает в нём до предела заниженную самооценку и комплексы.
С гениальным ощущением характерного, автор изобразил своих героев детей балканских нравов, но живущих с амбицией перескочить ограничивающее их бытие и сравняться со слишком мифологизированной, вымышленной и окарикатуренной европейской жизнью, цивилизованностью. Как отмечалось выше, Войников выбирает носителями цивилизации откровенных прохиндеев, но уже с самого начала их появлении на сцене, понимаешь, что перед тобой не клоуны, веселящие зрителя. Ещё в предисловии к пьесе, а после – развитие сюжета и судьбы героев, красной нитью проходит угроза национальной самоидентификации, которую таит в себе обезьянничание, подражание цивилизации, увлечение модной одеждой и прическами, смехотворные усилия танцевать незнакомые танцы – всё это не только смешит зрителя, но и сознательно отвращает его от подобного типа поведения.
Хотя в «Предисловии» автор уточняет, что пишет комедию характеров, смешное в поведении героев преломляется сквозь призму времени, в котором они живут. Заглавие комедии фиксирует именно связь между проявлением комического и в обстоятельствах: «кривое» понимание как знак определённых особенностей психики провоцировано новым, «цивилизацией», которая подвергает испытаниям всех – и мудрых, и глупых.
Для ядра сюжета Добри Войников берет классическую коллизию, сосредоточенную на перипетиях замужества главной героини. Автор представляет традиционный для подобного конфликта любовный треугольник – Маргариди, Мотю, Анка.
Следуя утверждённым в европейской литературе принципам композиции, драматург организует пьесу в пять действий. Сюжет разворачивается динамично, ещё в начальных сценах первого действия писатель успевает ввести зрителя в атмосферу дома «Мадам Златы», представить главных героев и очертить зародившийся конфликт между членами семьи. Второе действие вводит партии остальных персонажей – бабы Стойна, Моти. Именно здесь впервые идет речь о предстоящей Анкиной свадьбе, оповещенной свахой. Это даёт последующий толчок в развитии сюжета: оно заставляет Мадам Злату стать более настойчивой в ухаживании Маргариди как будущего зятя; оно ещё больше обостряет отношении с Костой-Хаджи, который выбрал в супруги для своей дочери Мотю.
Столкновение героев выходит за тесные рамки дома, в него вовлечена городская молодёжь, которую Маргариди учит танцевать («дансинговать»), и турецкие полицейские, арестовывающие Мотю по доносу доктора. Встреча бабы Стойны и Маргариди в третьем действии – краеугольная для раскрытия двух типов мировоззрения, которые Войников рисует в пьесе. Оба героя используют самое сильное оружие, которым обладают в борьбе друг против друга: для бабы Стойны это магия, которую она насылает для того, чтобы «лопнул Антихрист». Для Маргариди это способ прибегнуть к услугам репрессивной власти, чтобы устранить своего конкурента. Именно в этом действии доктор в первый раз откровенно раскрывает перед зрителем свои намерения: «Ролата отива чудесно... Како дяволите, едни простаци не ще излъжа?» («Роль идет чудесно... К черту, если не смогу обмануть этих простолюдинов?») [19]. Это действо тем более знаково, потому что именно в нем Мотя и его друзья занимают категорическую позицию по отношению к сегодняшней цивилизации.
Четвёртое действие стремительно подводит конфликт к развязке. Маргариди устраняет все преграды к своей цели. Анка остаётся сама и лишь в последних действиях доктора усматривает опасность для себя: «А! Маргариди... Ах, боже, какво ли мисли! Гаче той не са шегува. Боже мой!» («А! Маргариди… Ах, боже, что за мысли! Кажется, что он не шутит. Боже мой!») [20]. Сюжет приобретает мрачно-драматическую окраску.
В пятом действии происходит развязка произведения. Тут краски очень сгущены, комическое исчезает полностью. Изменения, которые произошли в семье Косты-Хаджи, в судьбе Анки, в намерениях Моти необратимы и непоправимы. Счастливый финал невозможен, девушка опорочена, её семья обесчещена, Маргариди убит.
Итак, Зло наказано, но добродетель не восторжествовала, она безвозвратно скомпрометирована. Писатель нарушил одно очень важное условие, которому должна подчиняться комедия, для того чтобы сохранить смешное не перейдя в трагедийное. Это сохранение чувства, что происходящее на сцене – не более, чем игра, что (как уточняет проф. Исаак Паси) в пределах смешного порок – игра, что «комедийный злодей – это только мелкий пакостник, чья злость серьёзно не касается его партнёров и скорее являются игрой во зло» [21]. Эта мера нарушена в финале. Почему?
Попробуем ответить на этот вопрос в свете анализа женских образов. Не случайно в центре комедийного сюжета поставлены мать Злата и её дочь Анка. Перемена болгарской жизни в период т. н. Возрождения, переход от традиционного к современному бытию делает из женской судьбы и поведения одну из самых актуальных тем. Так как на «территории слова» до конца XIX в. доминирует мужчина, только его идеи и понимания рисуют женский образ, как в данном случае, регулирующий ценности в мире возрождающейся нации.
Попадая в мир распадающихся родовых связей, мужчина периода Болгарского возрождения пытается сохранить одну минимальную устойчивую и надежную единицу бытия, которой является женщина, посвященная только своей семье – супругу и детям. Бдящая над «царством семьи», женщина возлагает на себя непосильную задачу остановить ход времени и сохранить за мужчиной знакомый ему патриархальный оазис. Героини комедии пытаются преодолеть границы этой территории, и драматург жестоко их наказывает за этот порыв.
На любое проявление желания женщины оторваться от домашнего долга или получить большую независимость, словесность эпохи Возрождения смотрит с подозрением. Это более чем ясно усматривается и в отношении Войникова к двум героиням комедии – Марийке, которая, в сущности, является представительницей национальной образовательной программы, и Анке, которая представляет саму себя. Вообще, возрожденческое слово о женщине вызвано идеей реабилитации её позиции в семье, а не предоставлением для неё новых социальных перспектив. И мужчины, и женщины-литераторы не ставят под сомнение аксиому: предопределённым природой полем деятельности для женщины является дом. В сущности, и героини Войникова не обладают другой идеей своей судьбы, кроме получения большей свободы выбора, но только в рамках семьи. В пьесе появляется просвещенная женщина (Марийка), но, - смоделированная по понятиям автора, - она приветствуется, поскольку, по сути, не разрушает, а укрепляет устои патриархально-семейного порядка.
Войников искал историю, которая бы иллюстрировала важнейшее изменение в болгарской жизни – изменение в бытовом поведении нового человека. Это определяет и место действия: ещё во вводящих ремарках уточняется, что «сцена предполагается в одном городе в Болгарии». И это справедливо, ибо только в городе возможны установки, которые начинают компрометировать освященный веками порядок жизни, предписывающий беспрекословное подчинение в рамках семейной иерархии. Так драматург открывает одну действительно остроконфликтную ситуацию: начало распада в самом ядре традиционного жития, в вековечном порядке. С самых начальных сцен зритель без усилия узнает характер зарождающегося конфликта – столкновение между мечтами молодой героини о свободе при выборе мужа и грубым диктатом её консервативного отца Косты-Хаджи.
Комедия Войникова нацелена воздействовать на публику, которая разделяет представление, что предназначение женщины – быть послушной супругой и дочерью. Комическое в «Криворазбраната цивилизация» строится именно на отклонении от этих стереотипов, представленных как глупость. В своем желании изобличить, предотвращая от подражания, автор обращается к гротеску и превращает мать Злату в карикатуру на взрослую женщину, полную легкомыслия и глупых фантазий. В поведении её дочери Анки внимание акцентируется на суете, опять-таки легкомыслии и мечтах о расточительной жизни. И Злата, и Анка мечтают о вымышленном мире, в котором женщина не рабыня и не прислуга своего мужа. Они, - попав во власть утопии, - искренне верят, что европейские дамы ничего не делают, а вся идея о женском счастье сводятся к тому, чтобы беречь лицо от солнца, и носить перчатки, чтобы руки были всегда гладкими.
Образам легкомысленных до абсурда героинь Войников противопоставляет хитреца Маргариди, который обманывает женщин, одновременно смеясь над их доверчивостью, а в последнем действии даже открыто издевается! В сущности Войников находит повод для смеха и в поведении своих мужских персонажей, но ядром пьесы является именно поведение двух «цивилизованных» женщин, и это совсем не случайно.
«Криворазбраната цивилизация» еще в предисловии называемая «деморализация, разврат», и это ясно подсказывает позицию Войникова. По нему, подражание модам – это только её внешнее проявление. Суть этого искажённого понимания проявляется и в возможности желания женщины отклониться от своей традиционной роли покорной рабыни, воспитывающей своих дочерей в труде и послушании. Как в этой связи не вспомнить знаменитые стихи Некрасова:
«Три тяжкие доли имела судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая – быть матерью сына раба,
А третья – до гроба рабу покоряться…»
Посредством пьесы Войников борется за то, чтобы женщина осталась супругой, матерью и дочерью, подчиняющейся воле мужчины. В полемике со своей непокорной супругой Коста-Хаджи, выражающий, без всякого сомнения, взгляды автора, печётся о будущем Анки: «Бе, хей, будала, хората не же гледат ней ръцете, краката, а же питат дали е изпечена на къщна работа, дали же я бъде за домашница» («Люди не посмотрят на её руки, ноги, а спросят, делает ли работу по дому, и будет ли из неё хозяйка») [23].
Самой радикальной чертой в образе матери является именно её бунт против принятых традиционных женских обязанностей – воспитание детей, почёте и уважении к старикам, и в заботе о хозяйстве. И у её сына Димитраки, и Анки нет уважения к взрослым, и эта осознанная позиция – самое яркое проявление их идеи к переменам. Для Златы, как и для Анки, работы по дому – это рабство. Вот почему значительная часть комического потенциала вложена в усилия матери не выполнять свои обязанности в приготовлении еды для мужа.
Поведение Златы не только недопустимо, оно попросту немыслимо для болгарской традиционно-патриархальной жизни. Она полностью игнорирует и переворачивает установленную и всемерно охраняемую традицией культурную модель общества. Классическое представление о матери, созданное в болгарской литературе, формирует её в двух ипостасях – как «мать-мученицу» и «мать-святую», самоуничтожающую себя во имя добра семьи, и воспитывающую своих дочерей в той же поведенческом ключе. Но Злата отказывается от двух этих ролей: она уже не согласна быть домашней рабыней, и не желает воспитывать рабыней свою дочь.
Особая изобретательность Войникова проявляется в четвёртом действии, когда, притеснённые решением Косты-Хаджи выдать Анку за Мотю, мать и дочь обсуждают свою судьбу: «Лъки, че дамите! И не си мият и не намазка!» («Везет этим мадамам! И не стирают, и не мажут!») [24], - воскликнет Злата, погружённая в свои иллюзии и называет болгарок «черными рабынями», порабощёнными не «турками», а домашними обязанностями. На это Анка ответит: «По-добре смърт, отколкото такъв живот» («Лучше смерть, чем такая жизнь») [25] – фраза, которая неожиданно пародийно повторяет сакральную инструкцию эпохи «лучше смерть в героической борьбе, чем обесчещенная жизнь» (Г. Раковски). Так через пародию Войников показывает предельно откровенно, что иерархия ценностей, действительная в мире мужчин, является недоступной и прямо недопустимой для женщины.
Подобный казус предлагает и интерпретация самой желанной мечты Анки путешествовать, увидеть мир, которую Злата горячо поддерживает и разжигает, а не обустраивать дом и замуроваться возле очага. И это одно из жесточайших издевательств, которые текст проделывает над своей молодой героиней – ее мечта о путешествии пародирована поездкой в соседнее село.
Таким образом, текст «Криворазбраната цивилизация» ставит нас перед следующим разломом в словесности эпохи Болгарского возрождения: высокая ценность «героя пути», которая внушала литература от Софрония Врачанского до Христо Ботева, высмеяна и низведена до жалкого состояния приговором желанию женщины путешествовать. Иначе говоря, мужская интерпретация женских прав и обязанностей настойчиво ставит вопрос: насколько правомерно говорить о болгарском Возрождении и Освобождении, и насколько стоит вопрос об изменении в статусе только одного из полов…
Финальные сцены четвертого действия пьесы информируют через реплику слуги о предпринятых Костой-Хаджи репрессивных действиях по отношению к матери после бегства Анки: «изпъди, че е циганин от дома ...» («выгнал ее как цыганку из дома…») [26]. Таким образом, драма определяет нужные для подобного случая меры – тот, кто не вписывается в установленный порядок, должен быть изгнан. Сравнение героини с цыганкой для болгарских разговорных навыков – это синоним на первом месте её бездомности. Это, в сущности, есть самое большое наказание, которое может изобрести для женщины традиционный порядок.
Завершающие пьесу сцены, построенные в стилистике театра Войникова, подчеркнуто статичные: зрителю дана возможность наблюдать, буквально – осмотреть позы героев: Мотю стоит над Маргариди с саблей, пронзающей грека, Злата и Анка стоят замершие в отчаянном объятии…
После чего все становятся перед публикой и запевают дидактическую патриотическую песню. Объятие двух женщин является своеобразной репликой приведенного в ужас и беспомощного объятия Адама и Евы, изгнанных из Рая после их безрассудного проявления свободы выбора. Маргариди - «дьявол нечестивый», искуситель, - лежит убитый в ногах у Моти, и при желании, можем прочесть в имени мстителя бытовой вариант святого Дмитрия, пронизывающего своего врага и провозглашающего победу порядка над хаосом.
А финальная песня провозглашает желанную утопию эпохи Болгарского возрождения:
«Славно, честно и почтено
за младите в днешньо време
да са държат у своето
прадедно народно име.
Младите, що са предават
в лъскавата цивилизация
смешни пред света се правят,
лекоумност ги назначя.
Секи момък, сяка мома
от рода си да залюбва:
таз любов за тях е сама,
що природно ги събира.
Да сме верни в секи случай
на народний си обичай:
чуждото за нас е странно,
че за други е скроено».
(Последнее четверостишье: «Быть всегда верными народному обычаю: чужое для нас странно…»). Обратите внимание: в языке эпохи одно из осуждаемых качеств – это быть странным. Потому что странность говорит о различии…
Не случайно в «Криворазбраната цивилизация» синонимом чужого и объектом насмешек являются французские фасоны «цивилизованных». Давая социальные рецепты, литераторы эпохи Болгарского возрождения задают как модель или немецкий, или английский вариант женской идентификации, вероятно не только из-за личных наблюдений и пристрастий, а потому что, - подсказывают многократно публицисты времен Войникова, - француженка была компрометирована как воспитательница после поражения её родины в войне с Пруссией (1870 г.). Так на место восхищения идеями французской революции становится легкомыслие и расточительность французской жизни, а вложенная в уста исполненного похотливыми намерениями Димитраки реплика «жена като свободно от мъжете» («женщина так же свободна, как и мужчина») [28] оказывается худшим советом для женской эмансипации.
Писатели эпохи Болгарского возрождения, - в том числе и женщины, - не возражают против традиционного понимания, что женщине самой природой предопределены домашняя сфера и конкретный тип поведения, тем более уважение и послушание. Отклонение от этого стереотипа оценивается сквозь призму морали как падение. Одним из сильнейших репрессирующих женщину патриархальных механизмов является именно обязанность сохранить свою «честь». Вот потому Войников не сберегает Анке опороченность, а Злате – потерю чести семьи. Любовная игра, какими в сущности являются отношения между Анкой и Маргариди, не имеет социального престижа и является осуждаемой, потому что легитимирует непрактичность, не направленность к реализации женщины, которая может осуществиться только тогда, когда она станет законной супругой и матерью. Поэтому именно свадьбу выбирает Войников как праздник в пьесе, а покушение на свадьбу, что фактически совершает Маргариди, является покушением на самоё сердце порядка. Таким образом, «криворазбраната» цивилизация оказывается нацеленной в ядро патриархальной культуры – она угрожает не чему-нибудь аморфному, а самому что ни наесть конкретному дому и семье.
Именно это объясняет то, почему в финале автор покидает границы смешного, а на сцене остаются лежать трупы одного мужчины, одной любви и одной женской иллюзии!
Общий и главный вывод, который мы, современники, - вслед за первыми театральными зрителями Болгарии, - можем сделать из «Криворазбранатой цивилизации» – это однозначный и резкий протест против пустого и бездумного обезьянничания, потакания нелепостям, нечистоплотности и откровенно разлагающему влиянию инородной цивилизации Запада. Вслед за Войниковым, мы должны не просто поверить, но и воплотить в жизнь его мечту, о которой уже говорилось выше: вполне возможно знать самое лучшее из того, что может подарить миру западная цивилизация, но при этом оставаться самими собой.
Подобно ребенку, мы растем в этом мире, среди окружающей нас действительности. Мы впитываем ее всем своим естеством, то, что предлагают нам наши родители, то, что им, в свою очередь, предлагали их родители, и так далее, до седых, далеких предков. Не всё донесенное ими до нас однозначно плохо и далеко не всё безнадежно устарело, ибо есть вечные, как само человечество ценности: любовь, вера в Бога, чистота души, стремлением создать семью, тяга к родительскому гнезду, трудолюбие и самоидентификация.
Как и любые проявления человеческой натуры, они имеют свои оборотные, отрицательно-негативные стороны, ибо правы бр. Стругацкие, писавшие, что «не можешь создать аверс без реверса и правое без левого... все, что ты умеешь, и можешь, и создаешь доброго, - отягощено злом?..» [29] И только от нас самих зависит ЧТО мы выберем: «добро» или «зло» в. этих, казалось бы, естественных для каждого нормального человека истинах. Ведь как просто и страшно любовь может превратиться в ненависть, вера – в безбожие, чистота души – в порочность, стремление создать семью – в разврат, тяга к родителям – в жестокость к старым и слабым, трудолюбие – в лень, а самоопределение, как принадлежность к народу, - в безродный космополитизм!
Как же не ошибиться? Каким же нужно быть, - или, стать, - чтобы совершить правильный, верный, единственный выбор? Как получать удовольствия, но такие, за которые потом не будет стыдно? Ответ на эти вопросы отнюдь не праздный и тем более не однозначный. Философские школы разных стран и в разное время пытались разрешить его, и то общее, что они вывели, был критерий силы духа.
Сильные духом, - люди, умеющие сказать самим себе «Стоп!», умеющие себе отказывать, различающие добро и зло, не идущие, как бараны, вослед соблазнам, - они сделают правильный выбор. Не сразу, возможно, не без набивания шишек и синяков, не без срывов и падений, но обязательно сделают! Потому-то они и восходят на вершину жизненного Олимпа, возможно, материально не преуспев, возможно, не став ни Ротшильдом, ни Гейтсом, ни Абрамовичем, но зато морально чистые и спокойные, находящиеся в гармонии как сами с собой, так и с окружающим миром. Это ли не называется «счастьем»? Это ли не есть то, к чему нужно стремиться?
К несчастью, - и для всего мира, и, что главное, для самих себя! - подавляющее большинство составляют слабые духом мужчины и женщины. Образно выражаясь, ослепленные внешним блеском ярких оберток, они идут прямиком по кривой дорожке в ад. Мало того, что идут сами, но и ведут за собой толпы столь же слепых подражателей. Как не вспомнить здесь знаменитое: «слепые – вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» [30]. Нахватавшись самых вершков цивилизации, видев ее лишь на картинках в журнальчике, поверхностные и глупые в своих суждениях, они имеют столь же кривые, как их путь, убеждения, привычки, моды и образ жизни.
Слабые духом, они были бы смешны в своих претензиях на «цивилизованность», но, - к несчастью, - они еще и страшны. Уже многократно упоминаемое выше обезьянничание, бездумное подражательство и погоня за грубо размалеванным призраком Запада, вся эта поистине «криворазбраната цивилизация» легко приводит к тому, что у них мораль вырождается в безнравственность, истина – в ложь, братская любовь в гордыню, презрение и ненависть, а согласие – в разлад и разобщенность. Гражданская ответственность, доброта, сострадание, ощущение социального единства – всё это попрано, фрикативный словарь из сленга и похабного цинизма заменил нормальную речь. «Криворазбраната» свобода совести выгнала из таких голов элементарно нормальные отношения к ближнему своему, к Богу, к собственной душе, - заменив на свинарник, полный нечистот и развороченных корыт. В их исковерканных душах, пустом, холодном сердце мы уже не найдем места для нежной чувствительности, благородства, истинного образования.
Кстати, о последнем: психология «кривоцивилизованного» более чем проста: он воображает, будто умнее всех, и потому никогда не промолчит. Чтобы другие ни говорили, ему всегда надо спорить, он нападает на оппонента с помощью едкой иронии, острой и холодной, как лезвие шпаги. Если вы скажете такому «цивилизованному», что вам что-то правится, то он тут же начнет вам доказывать, что вы не правы и это вам нравиться не должно. Все, что находится вне его собственных интересов, его совершенно не трогает, он самохвал и невежда, причем, гордящийся своим невежеством. Не очень привлекательный образ, не так ли? И, поверьте, не нужно быть пророком, чтобы предвидеть следующий шаг: превращение развития – в застой, потерянность и, неизбежно, моральная гибель.
Об этих людях, раздетых, подобно вороне в павлиньи перья, щеголяющие «иностранщиной» и презрительно отзывающимися обо всем родном, вырастившим и давшим им дорогу в мир, очень метко написал С. Михалков в своей басне «Две подруги»:
«Красиво ты живешь,
Любезная сестрица! -
Сказала с завистью в гостях у Крысы Мышь. -
На чем ты ешь и пьешь,
На чем сидишь,
Куда ни глянешь - все из-за границы!» -
«Ах, если б, душенька, ты знала, -
Со вздохом Крыса отвечала, -
Я вечно что-нибудь ищу!
Я день-деньской в бегах за заграничным -
Все наше кажется мне серым и обычным,
Я лишь заморское к себе в нору тащу
Вот волос из турецкого дивана!
Вот лоскуток персидского ковра!
А этот нежный пух достали мне вчера -
Он африканский. Он от Пеликана!» -
«А что ты ешь? - спросила Крысу Мышь -
Есть то, что мы едим, тебе ведь не пристало!» -
«Ах, душенька! - ей Крыса отвечала. -
Тут на меня ничем не угодишь!
Вот разве только хлеб я ем и сало!..»
Мы знаем, есть еще семейки,
Где наше хают и бранят,
Где с умилением глядят
На заграничные наклейки...
А сало... русское едят!
Как видим, прославленному советскому поэту были столь же ненавистны последователи «криворазбраной» цивилизации, как и Войникову. Те же проблемы волновали его, те же отрицательные, негативные типы вызывали поток острой и поистине бичующей критики. А значит, увы, это явление вечное…
Прежде всего, человеку нужно понять, что цивилизации – это не только экономический и социально-политический прогресс. Цивилизация – это не только модные одежды, модный дом, полный дорогой и удобной мебели, не только компьютеры, мигающие разноцветными глазами-лампочками, - этот «трон цивилизации», это не только заводы и фабрики, железные дороги и самолеты, супер - танки и атомные бомбы… Цивилизация, как таковая, включает в себя развернутую систему нравственных законов и ценностей. Не бывает одного без другого, как не бывает правого без левого, и света без тьмы. В связи с этим, лауреат Нобелевской премии по биологии Алексей Кэрол говорит, что нравственные ценности являются основой фундамента, на котором построена цивилизация, а существующие науки и искусства – есть прямые продолжатели исконно-народных традиций и заветов [32]. Как же может претендовать на цивилизованность человек, поднявший над головой знамя безнравственности, безверия и бесстыдства? Человек, чьим богом стал доллар, модные джинсы или банка кока-колы? Человек, которого не всегда легко назвать человеком?!
Сегодня мы видим живые примеры этого страшного явления перед глазами. Посмотрите на соседние страны, только-только обретшие независимость, вроде бы рвущиеся к национальной культуре и корням, но почти тут же слепо устремляющиеся во след внешнему лоску «цивилизации», впускающие в себя нелепые моды, разврат, насилие, беспредел, дурное питание (знаменитые «фаст-фуд») и прочие «радости» цивилизованного мира, через которые тот мир давно уже прошел и усел забыть! Итог очевиден: не добились никакого прогресса в промышленности и социальных науках, эти общества теряют много больше, чем находят, прежде всего духовность и мораль – тот самый фундамент нравственной жизни, обретая лишь деморализованную, рассеянную массу чужих и чуждых друг другу людей, живущих по поистине волчьим законам!
Особо горько, что эта «зараза цивизаторства» бушует похлеще любой эпидемии именно среди молодежи, как более чем верно описал Войников. Непосредственно по соседству, среди нас, большинство современных молодых людей бездумно подражает «звездам» шоу-бизнеса и поп-музыки, культивируя в своих слабых душах безнравственность и страсть к деньгам, дорогим тряпкам и безбожию. Для них все нравственные ценности, или, по крайней мере, простые человечные отношения исчезают, уже не управляя поведением человека во всех сферах его жизни. Если кто-то спросит современного молодой человек на улице: знает ли он, кто такие Ленин, Исаак Ньютон или Грушевский, он вряд ли будет способен дать ответ. Зато на вопрос о Бритни Спирс, «Аватаре» или последних анимэ – ответит без запинки, хоть среди ночи него подними. Эта общечеловеческая проблема деморализации, актуальная не только для современной Болгарии, но и для всего мира. Разве можно назвать цивилизованным, да и просто-напросто разумным поведением напиться, как свинья, накуриться проклятой «травки» до умопомрачения, и, залив нечистотами иномарку и дорогую одежду отправиться на сексуальные подвиги? Вот уж действительно криворазбраната цивилизация, об опасности которой не просто писал, а бил в набат тревоги Добри Войников!
Возможно, на фоне бьющей фонтанами соблазнов и красот, действительно порожденной чудесами науки и техники западной цивилизации, жизнь в своей стране кажется серой, тусклой и апатично-безрадостной. Понятно стремление молодых людей обрести иную, прекрасную и сверкающую жизнь, как «по ту сторону океана», но не их ли задача как раз и состоит в том, чтобы поднять свою страну на высоту иных, бесспорно более развитых цивилизаций? Чтобы путем благородного и кропотливого труда возвысить родину, не теряя уважения к ней, найти то лучшее, что есть на родной земле, и гордиться, искренне и прочувствованно гордиться за себя и за свой народ. Пусть каждый из них поставить своей целью, сделает девизом жизни претворение в реальность лозунга: «Я горжусь своей страной! Мне есть, чем гордиться! Я – поистине патриот», да не с иронией и злобной насмешкой, а всерьез, как и подобает настоящему человеку!
Источники
Kelly J. Did Women Have a Ranaissance? History and Theory: The Essays of Joan Kelly. Chicago: University of Chicago Press. USA, 1984
Ramsay W. M. Theater von Bulgarien in der Zeit der Renaissance. Leipzig, 1927.
Rosenberg A. Der Renaissance. Leipzig , 2001.
Schanz M. und Hosius C. Geschichte Theater von Bulgarien. Bd. I, 1-2. Munchen, 1927.
Serge A. Rassegna del Teatro della Bulgaria. Roma, 1923.
Willems O. History of the Bulgaria 19 century. Chicago, 1980.
Ангелов Б. и Арнаудов М., История Болгарской литературы, чч. I и II, София, 1923-1925.
Андреев В.Д. История болгарской литературы. М., 1987
Бакалов Г., Болгарская литература и социализм, 2-е изд., София, 1919
Благоев Д., Обществено-литературные вопросы. София, 1903
Зарев П. Панорама болгарской литературы, тт. 1–2. М., 1976
Иванов Д. Заметки по истории народного театра. София, 1921
Казаков Д. Документы и материалы по истории Народного Болгарского театра и оперы, София, 1929.
Кацельберг В. Болгарский рассказ. М., 1972
д-р Крастев К., Этюды и критика, София, 1894
Ключаров И., Героическое в болгарской народной песне, «Литературный Алманах», ч. III, София, 1911
Константинов Д., Болгарские Писатели, София, 1947
Марков Д.Ф. Из истории болгарской литературы. М., 1973
Миладинови Э., На отечественных фронтах, София, 1985
Мойкова Г., «Поколения и отношения полов в свете болгарского феминизма», София, 1999
Налбантова Е., Смех как репрессия (женская тема в комедии "Криворазбраната цивилизация" Добри Войникова), Москва, 1990
Пантелеев Л. Очерки истории болгарской литературы ХIХ–ХХ веков. М., 1959
Пенев Б., История современной болгарской литературы, София, 1936
Пенев Б., Болгарская литература, курс лекций в Софийском университете, 1913-1914
Сагаев Л., Болгарскогое театральное творчество, София, 1958
Царева М.-А., Учитель из города Шумен. София, 1900
Чокав К. Болгарские повести и рассказы ХIХ и ХХ веков, тт. 2. М., 1953
Шептунов И.М., Болгария – моя страна. София, 1972
Шошонич Е. Болгарская поэзия: Антология, тт. 1–2. М., 1970
Эго Ф. Г., Реалистичные писатели Болгарии, том. 2, София, 1960
ссылки из текста на используемую литературу:
[1] Хрестоматия по истории южных и западных славян. 3 т. Мн., 1989
[2] Хрестоматия по истории южных и западных славян. 3 т. Мн., 1989
[3] Нармов С. Болгарская молодежь – ныне и в прошлом. София, 1924
[4] д-р Неккре Р.-В. Краткие очерки революционного движения болгар в период Возрождения. Гамбург, 1901
[5] Свод отчетов тайной полиции и жандармерии за 1867 г.. Иностранный отдел. Т.6, М. спецхран музея Октябрьской революции
[6] Гразнов А. Школы и гимназии Болгарии времен Болгарского возрождения. София, 1982
[7] Пламен Б. Добри Войников. Биографични бележки. Тырново, 1989.
[8] Баттенберг А. Военные дневники. С-Пб. 1996.
[9] Свод военной документации времен русско-турецкой войны 1877-1878. Архив МО Народной республики Болгарии, София, 1975
[10] Державин К. Н., Болгарские театры, М. - Л., 1950
[11] «Криворазбраната цивилизация», предисловие
[12] «Криворазбраната цивилизация», действо 1, явление 1
[13] «Криворазбраната цивилизация», там же
[14] «Криворазбраната цивилизация», там же
[15] «Криворазбраната цивилизация», действо 1, явление 2
[16] «Криворазбраната цивилизация», действо 3, явление 6
[17] «Криворазбраната цивилизация», действо 2, явление 4
[18] Шевченко Т. Г. «Кобзар», К. 1972
[19] «Криворазбраната цивилизация», действо 3, явление 7
[20] «Криворазбраната цивилизация», действо 4, явление 9
[21] Паси И. Смешното. София, 1979.
[22] Некрасов Н. А.. Мороз, Красный нос. – М. 1940.
[23] «Криворазбраната цивилизация», действо 1, явление 1
[24] «Криворазбраната цивилизация», действо 2, явление 4
[25] «Криворазбраната цивилизация», там же
[26] «Криворазбраната цивилизация», действо 4, явление 14
[27] «Криворазбраната цивилизация», действо 5, явление 5
[28] «Криворазбраната цивилизация», действо 3, явление 2
[29] бр. Стругацкие. Отягощенные злом, или сорок лет спустя. - Журнал "Юность" № 6-7 за 1988 год.
[30] Евангелие от Матфея, гл. 15, ст. 14.
[31] Михалков С. Басни. Изд. "Детская литература", М. 1981.
[32] Кэрол А. «Цивилизация в свете научных достижений нашего времени». – Нью-Йорк, 1987.