Федеральное агентство по образованию

Пензенский государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского

Факультет иностранных языков

Кафедра английского языка

Дипломная работа на тему:

«Абсолютное употребление переходных глаголов в современном английском языке»

Потапова Ирина Владимировна

Научный руководитель: кандидат филологических наук,

доцент кафедры английского языка

Аверьянова Наталия Александровна

Пенза, 2008

Содержание

Введение

Глава 1. Категория переходности - непереходности в английском языке

1.1 Трактовка переходности в концепциях отечественных и зарубежных лингвистов

1.2 Абсолютное употребление переходных глаголов в английском языке

1.3 Абсолютное употребление переходных глаголов с позиций семантического синтаксиса

Глава 2. Семантико-синтаксический анализ переходных глаголов, употребляющихся безобъектно

2.1 Классификация переходных глаголов

2.2 Факторы, влияющие на абсолютное употребление переходных глаголов

Заключение

Библиография

Приложение

Введение

Глагол в грамматическом строе английского языка занимает совершенно исключительное место вследствие широкой разветвленности своей системы и той большой роли, какую глагольные формы играют в построении предложения. Глагол - это часть речи, которая называет действия или представляет состояние, проявление признака, изменение признака и т.п. как действия. В современном английском языке глагол имеет более развитую систему средств словоизменения и формообразования, чем какая-либо другая часть речи.

Будучи одной из главных и проблемных частей речи, глагол привлекал и привлекает внимание многих исследователей. Именно поэтому существуют различные проблемы по изучению данной части речи, существуют разные классификации глаголов и взгляды на систему видо-временных форм глагола.

Не малообсуждаемой проблемой в английском языке также является и категория переходности глаголов. Проблема переходности заслуживает особого рассмотрения. В этой области проявляются весьма своеобразные свойства и тенденции развития, которые неоднократно были предметом обсуждения и давали повод к различным толкованиям. Будучи категорией спорной и своеобразной, в современном английском языке вокруг этой проблемы порождаются различные споры и дискуссии.

В процессе развития языка возникают новые явления, которые порождают различные обсуждения и споры. Одним из таких феноменов является безобъектное употребление переходных глаголов.

Разговорной речи присущи свои нормы, которые, в отличие от норм общелитературного языка, являются некодифицированными.

На становление норм разговорной речи оказывают определенное влияние различные факторы внелингвистического порядка. Предшествующий разговору «житейский опыт» собеседников, непосредственный зрительный и слуховой контакт между ними, их свободная ориентация в теме и обстановке разговора,- все это способствует возникновению конструкций, характерных для разговорной речи. Отмеченные факторы могут привести, в частности, к тем или иным изменениям в реальной наполняемости какой-либо синтаксической модели, превратить обязательное окружение какого-то компонента этой модели в факультативное, а иногда и полностью это окружение устранить.

В связи с этим в разговорной речи нередко наблюдаются случаи «сжатия», «опрощения» синтаксических единиц разных уровней (словосочетаний, предложений, сложных синтаксических единств). Явления эти вызываются как внеязыковыми причинами, так и собственно лингвистическими (например, лексико-грамматическим характером, сочетающихся компонентов какой-либо конструкции).

В дипломной работе будут рассмотрены некоторые случаи, когда переходный по природе своей глагол не имеет при себе компонента, который выполнял бы в предложении роль прямого дополнения. Это явление называют иногда абсолютивным (абсолютным) употреблением сильноуправляющих глаголов.

Известно, что переходный глагол как бы бронирует возле себя место для слова (словосочетания), обозначающего предмет, на который непосредственно переходит названное этим глаголом действие (или предмет, возникающий в результате этого действия, и т. п.). Этот зависимый от глагола компонент и выполняет в предложении роль прямого дополнения. В зависимости от лексического значения глагола-сказуемого и подчиненного ему компонента, от ситуации речи, от коммуникативной установки высказывания различной будет потребность в реализации переходности, степень «нужности» при этом глаголе-сказуемом словесно выраженного прямого дополнения.

В настоящее время можно проследить распространение абсолютного употребления переходных глаголов в речи, что подтверждает тезис о том, что в принципиальных чертах своего строения язык представляет собой « эгоцентрически ориентированный механизм, предназначенный обслуживать и продвигать прагматические интересы говорящего ». Сторона этой проблемы пока мало изучена, а отдельные замечания грамматистов по этому поводу - лишь более или менее удачные догадки, что и обусловливает актуальность выбранной нами темы.

В настоящее время проблема абсолютного употребления переходных глаголов находится на гребне волны обсуждения, существует много подходов по ее изучению. В данной дипломной работе эта проблема рассматривается с точки зрения нового подхода- влияния различных факторов на безобъектное употребление переходных глаголов, в чем и состоит новизна работы.

Итак, объектом исследования дипломной работы являются переходные глаголы с отсутствующим прямым дополнением. Предметом же исследования будет абсолютное употребление переходных глаголов в различных ситуациях и репликах героев художественных произведений.

Целью дипломной работы является всестороннее изучение абсолютного употребления переходных глаголов в английском языке. Достижение цели предполагает решение следующих задач:

Проанализировать синтаксические, лексико-семантические, семантико-синтаксические характеристики глаголов,

Рассмотреть основные факторы, оказывающие влияние на употребление безобъектных конструкций.

Набор методов исследования задан общим направлением работы. Методы оптимально удовлетворяют поставленной цели и задачам:

метод словарных дефиниций,

контекстуальный анализ,

метод трансформаций.

Гипотеза исследования состоит в том, что абсолютное употребление переходных глаголов все же включает в себя сему объекта, но на синтаксическом уровне она не выражена.

Дипломная работа состоит из Введения, двух глав, Заключения, библиографии, списка литературных произведений и приложения.

Во Введении обозначены актуальность и новизна выбранной темы, определены объект и предмет исследования, поставлены цели, задачи и методы исследования, обозначена гипотеза.

В первой главе рассматривается трактовка переходности в английском языке, проблема абсолютного употребления переходных глаголов, а также трактовка этой проблемы с точки зрения синтаксических, лексико-семантических и семантико-синтаксических характеристик глаголов.

Во второй главе рассматривается классификация переходных глаголов, которая состоит из пяти подклассов, и проводится анализ примеров с абсолютным употреблением переходных глаголов каждого подкласса. Затем изучаются факторы, влияющие на абсолютное употребление переходных глаголов в английском языке.

В Заключении представлены выводы и результаты проделанной работы.

Библиография содержит пятьдесят наименований, из которых одиннадцать – книги на иностранном языке. Затем следует список литературных произведений и приложение.

Глава 1. Категория переходности - непереходности в английском языке

1.1 Трактовка переходности в концепциях отечественных и зарубежных лингвистов

Глагол в грамматическом строе английского языка занимает совершенно исключительное место вследствие широкой разветвленности своей системы и той большой роли, какую глагольные формы играют в построении предложения. Глагол - это часть речи, которая называет действия или представляет состояние, проявление признака, изменение признака и т.п. как действия. В современном английском языке глагол имеет более развитую систему средств словоизменения и формообразования, чем какая-либо другая часть речи.

Английский глагол имеет очень развитую систему видо-временных форм, противопоставление действительного и страдательного залога, противопоставление изъявительного, сослагательного и повелительного наклонений. Это основные глагольные категории, охватывающие всю систему глагола в целом. Кроме того, существуют остаточные, ущербные формы лица и числа; можно ли отнести их к категориям, вопрос спорный, так как они не представляют собою системного ряда форм (например, в претерите глаголов, за исключением глагола (to bе 'быть', эти формы вообще отсутствуют).

Все указанные категории действуют в пределах личных форм. Но существуют, кроме того, неличные формы, - причастие, герундий, инфинитив, - имеющие особые функции и передающие иные отношения, чем личные формы (Иванова, Бурлакова, Почепцов, 1981, стр.50).

Из выше сказанного следует, что глагол - это часть речи, которая выражает грамматическое значение действия. Словообразовательная система которого довольно богата, чего нельзя сказать о словообразовательной структуре глагола.

Глагол можно определить как сложную (комплексную) единицу словаря, обозначающую, во-первых, некоторый предикат, во-вторых, некоторый семантический признак имени, входящего в этот предикат в целом предложении. В языке огромную роль играет явление « семантического согласования » в предложении – семантические признаки подлинных имен – субъекта и объекта распространяются на предикат – глагол: Человек гнется и Ветка гнется в некотором смысле гнутся различно, и, следовательно, глагол «гнуться» имеет здесь различные значения, определяемые в части компонентов различными признаками субъектов. В огромном количестве случаев, в отличие от приведенных, подобные различия во всех языках так или иначе выражаются лексически – глагол несет в себе указание на сочетаемость с тем или иным классом имен – субъектов или объектов.

Глагол характеризуется разными классификациями. Существовало и существует огромное количество классификаций глаголов, среди которых есть и такие, которые потерпели неудачу. Так попытки лингвистов - типологов создать универсальную классификацию глаголов, по крайней мере универсально отличить имя от глагола на морфологической основе, оказались неудачными (Степанов, 1981, стр.114-116).

Пожалуй, наилучшим образом итог подвел Э. Бенвенист: «Противопоставление “процесса” и “объекта”» не может иметь в лингвистике ни универсальной силы, ни единого критерия, ни даже ясного смысла. Дело в том, что такие понятия, как процесс или объект, не воспроизводят объективных свойств действительности, а это выражения не может не быть своеобразным в каждом языке. Это не свойства, внутренне присущие природе, которые языку остается лишь регистрировать, это категории, возникшие в некоторых языках и спроецированные на природу. Различие между процессом и объектом обязательно только для того, кто рассуждает, исходя из классификаций своего родного языка, которые он превращает в универсальные явления; но даже такой человек, если его спросить, на чем основано это различие, вынужден будет скоро признать, что если “ лошадь”- объект, а “ бежать”- процесс, то это потому, что первое- имя, а второе- глагол. Определение, которое стремится к “ естественному” обоснованию того способа, при помощи которого тот или иной конкретный язык организует свои понятия, обречено вращаться в порочном кругу.

Поэтому для характеристики противопоставления глагола и имени как таковых, независимо от типа языка, мы не вправе использовать ни такие понятия, как объект и процесс, ни такие категории, как время, ни морфологические различия. Тем не менее искомый критерий существует, и он носит синтаксический характер. Мы определим глагол как необходимый элемент построения законченного утвердительного высказывания» (Бенвенист, 1974, стр. 168-170).

В соответствии с морфологической классификацией, глаголы подразделяются на две группы: стандартные и нестандартные. И имеют особую группу неизменяемых глаголов. По функции в предложении глаголы подразделяются на знаменательные и служебные. По видовому характеру все глаголы подразделяются на предельные, непредельные и глаголы двойственного видового характера. Существует еще классификация, которая характеризует глаголы с точки зрения направленности действия на объект. С этой точки зрения все знаменательные глаголы делятся на переходные и непереходные.

Проблема переходности в современном языке заслуживает особого рассмотрения. В этой области проявляются весьма своеобразные свойства и тенденции развития, которые неоднократно были предметом обсуждения и давали повод к различным толкованиям.

Вопрос о разделении глаголов на переходные и непереходные принадлежит к числу самых трудных вопросов теоретической грамматики. Здесь осталось еще очень много принципиальных неясностей, и во многих случаях причисление конкретного глагола в данном конкретном предложении к той или к другой категории оказывается делом очень затруднительным.

В самом широком смысле переходными можно было бы считать те глаголы, значение которых нуждается в восполнении дополнением какого бы ни было характера, в отличие от тех, которые никакого дополнения не требуют. Так, например, в русском языке такое различие можно было бы установить между глаголами ломаю и восхищаюсь, с одной стороны, сплю и ленюсь - с другой.

Однако понятие переходности обычно принято брать в более узком смысле, а именно считать переходными только те глаголы, которые принимают так называемое прямое дополнение, дополнение в винительном падеже. В таком виде это определение применимо только к флективным языкам, в которых винительный падеж по оформлению отличается, например, от дательного. В языке такого типа, как английский, вопрос о том, является ли данный глагол в данной ситуации переходным в этом узком смысле, может оказаться спорным.

В этой связи может возникнуть вопрос: обязательно ли, чтобы дополнение при этом стояло тут же как отдельный член предложения? Или же достаточно того, чтобы логический объект к глаголу явно подразумевался, хотя дополнения в виде отдельного слова в предложении вовсе нет?

Перейдем теперь к систематическому рассмотрению вопроса о переходности и непереходности.

По своей семантике глаголы могут быть: 1) такие, которые дают сами совершенно законченный смысл и прямого дополнения принимать не могут, 2) такие, которые сами дают законченный смысл, но могут принимать прямое дополнение, уточняющее этот смысл, 3) такие, которые сами законченного смысла не дают и без прямого дополнения употребляться не могут.

К первой категории прежде всего относятся глаголы, выражающие состояние: / am sitting, I am standing, I am lying (лежу), а также глаголы, обозначающие действие, которое по своему характеру замкнуто в самом субъекте и не переходит ни на какой объект: / am running, I am walking, I am jumping, I am laughing, the water is boiling. Правда, некоторые из этих глаголов (stand, run, walk, boil) могут быть в другом значении переходными, т. е. принимать прямое дополнение, но в этих случаях некоторые лингвисты считают их другими глаголами.

Гораздо сложнее обстоит дело со второй категорией. Сюда относятся глаголы такого типа, как в следующих предложениях: I am reading, I am writing, I am eating, I am drinking, I am drawing (рисую).

Каждый из этих глаголов дает вполне законченный смысл без всякого дополнения: он характеризует деятельность (в самом широком смысле слова), которой занят субъект. На вопрос what is he doing? вполне достаточно ответить: he is writing. В этом отношении he is writing в сущности не отличается от he is lying или he is sleeping. Можно сказать, что деятельность, которую выражает глагол to write, в сущности, есть своего рода состояние, в котором находится субъект.

Глаголы второй категории отличаются от первой тем, что они допускают дальнейший вопрос: What is he reading? What is he writing? What is he eating? What is he drinking? What is he drawing?, т. е. может быть задан вопрос, требующий уточнения названия объекта, над которым производится действие, или который возникает в результате действия. Таким образом, можно ответить: he is reading a newspaper, he is writing a letter, he is eating potatoes, he is drinking coffee, he is drawing a picture of his friend.

В этих случаях добавленное таким образом прямое дополнение уточняет и завершает значение глагола, не меняя его основной семантики. Таким образом, приходится констатировать, что глаголы read, write, eat, drink, draw и т. п. могут быть и непереходными, и переходными.

Третья категория глаголов отличается от предыдущих тем, что прямое дополнение представляется здесь обязательным для реализации значения глагола. Однако в пределах этой обширной категории можно усмотреть две подгруппы: с одной стороны, глаголы со значением настолько конкретным, что их общая семантика не вызывает никаких сомнений, хоть они и нуждаются в прямом дополнении, например to break, to kill или to mention; с другой стороны, глаголы с значением настолько расплывчатым, что они приобретают конкретный и осязаемый смысл только в контексте, в зависимости от прямого дополнения; ср., например, to take: he took a lesson или he took a pen или he took an examination; или глагол to make: he made a step forward или he made a mistake или he made a row.

Если взять, например, глагол to kill 'убивать', то ясно, что нельзя убивать без объекта, что в результате акта убивания должны быть убитые. Таким образом, объект при глаголе to kill должен или быть выражен, или подразумеваться. И вполне можно представить себе предложение, в котором при kill объект не указан, например, he was accustomed to kill.

Ср. также следующий пример из Чехова:

Григорий: А это что? Нина: Чайка. Константин Гаврилыч убил.

Здесь при глаголе убил нет никакого дополнения, но из контекста, разумеется, совершенно ясно, что подразумевается объект ее или эту чайку,т.е. объект совершенно бесспорно присутствует, хотя он внешне никак не выражен в языке. Он, очевидно, подразумевается благодаря тому, что этому предложению предшествует существительное-предложение чайка, с которым предложение Константин Гаврилыч убил находится в самой непосредственной семантической связи.

В английском языке такой оборот был бы совершенно невозможен, т. е. никак нельзя было бы сказать: A sea-gull. К. G. killed, а надо было бы либо поставить при глаголе killed местоименное дополнение it, либо изменить всю конструкцию и сказать, например, так: A sea-gull. Killed by К. G.

Такое подразумевание объекта, какое мы видим в русском тексте, по-английски было бы невозможно.

Ср. также русскую пословицу; Бог не выдаст, свинья не съест, в которой нет дополнения ни при первом, ни при втором глаголе, но объект бесспорно подразумевается и восполняется из общего смысла этого предложения, равносильного призыву к смелости. Оба глагола в этом предложении придется считать переходными, хотя дополнения при них нет. Чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить предложение свинья не съест хотя бы с предложением свинья не будет есть (например, из-за болезни), в котором глагол есть действительно непереходный. Существенную роль, как видно из этих примеров, опять-таки играет глагольный вид.

По-английски такой оборот с подразумеваемым дополнением совершенно невозможен. Если перевести эту русскую пословицу буквально на английский язык, получим текст God will not betray, a pig will not eat, который в таком виде нетерпим. Здесь абсолютно необходимо добавить к обоим глаголам прямое дополнение, хотя бы в виде местоимения you, которое в таком контексте, конечно, имеет очень неопределенное значение: God will not betray you, a pig will not eat you. В сущности, здесь местоимение выражает в самой общей форме направленность действия вообще на какой-то одушевленный объект.

Таким образом, английскому языку подразумевание объекта, вообще говоря, несвойственно. Однако, в отдельных случаях оно все же возможно, особенно, если речь идет о деятельности, которая как таковая характерна для субъекта. Ср., например, такое предложение из Байрона: Pacha! to hear is to obey!

Здесь деятельность, обозначенная глаголами, воспринимается в общем, отвлеченном значении, а объект ее подразумевается из контекста.

Наконец, последнюю подгруппу (второе подразделение третьей группы) составляют глаголы, значение которых, при отсутствии уточняющего дополнения, настолько расплывчато, что предложение вообще не дает удовлетворительного смысла. Так например, предложение he takes без прямого дополнения, в сущности, непонятно. Если добавить к этому глаголу books from the library, подкрепится основное значение глагола - значение более или менее физического акта «взятия». Если же добавить дополнение lessons или measures и т. п., то значение глагола становится гораздо более слабым и метафорическим; объект оказывает на него настолько сильное влияние, что сочетание этих двух элементов становится чем-то единым, приобретает характер фразеологического или идиоматического сращения, в котором тонет и индивидуальный смысл глагола, и индивидуальный смысл существительного, играющего роль дополнения. Так, существительное measures в качестве дополнения к глаголу take имеет, конечно, совсем не то значение, какое оно имеет, например, в составе выражения measures of length и т.п. Ср. в русском языке: принимать меры и меры длины, метрические меры и т.п. Правда, то же значение, что и в сочетании с глаголом принимать, слово меры имеет также в выражениях решительные меры, радикальные меры и т. п.

В других сочетаниях такого типа центр тяжести может быть полностью перенесен в дополнение, а глагол становится в таких случаях чем-то вроде вспомогательного элемента, вроде показателя глагольности всего словосочетания. Такова, например, роль глагола to take в составе выражений to take care of, to take notice of или глагола to have в таких характерных для современного английского языка сочетаниях как to have a look, to have a glimpse, to have a wash, to have a run, to have a smoke, to have a haircut и т. д.

(Ильиш, 1948, стр.198-202).

Итак, у нас же больший интерес вызывает вторая группа глаголов, которые, как было сказано выше, сами дают законченный смысл, но могут принимать прямое дополнение, уточняющее этот смысл. Рассмотрим теперь классификацию глаголов по способности выражать направленность действия на объект.

Глаголы, с точки зрения того, выражают ли они по своему значению направленность действия на какой-либо объект и, как следствие этого, могут ли они принимать дополнение, подразделяются на переходные и непереходные глаголы.

Все знаменательные глаголы с этой точки зрения делятся на переходные и непереходные. При этом следует учитывать, что очень часто переосмысление глагола, его употребление в производном значении ведет к изменению его характеристики как переходного или непереходного. Переходность или непереходность глагола не зависит от того, в какой форме - предикативной или непредикативной - данный глагол выступает.

Непереходные глаголы

Сюда относятся глаголы, которые выражают действие, не распространяющееся на объект, а замыкающееся в самом субъекте (деятеле). В этот класс входят глаголы со значением состояния: be, exist, live, sleep, die; движения: go, come, run, arrive, travel; положения в пространстве: lie, sit, stand и некоторые др.

Характерными признаками непереходных глаголов являются:

Неспособность принимать дополнение;

Отсутствие формы страдательного залога.

В составе фразеологических единиц – эквивалентов глаголов – ведущий компонент (глагол) также может иметь форму страдательного залога; в этом случае предлог стоит после всей фразеологической единицы:

To take care of – to be taken care of

To lose sight of – to be lost sight of

To put fire to – to be put fire to.

Переходные глаголы

Эти глаголы, в противоположность непереходным, выражают действия, направленные на тот или иной объект. В силу этого они могут:

Принимать дополнение;

Иметь форму страдательного залога (кроме небольшой группы). Из переходных глаголов только несколько глаголов, имеющих значение отношения, как, например, to have, to resemble, to suit, to depend (on), to belong(to) и некоторые др., не образуют форму страдательного залога, так как они не обозначают никакого действия. Переходность глагола может раскрываться:

а) В сочетаемости с прямым дополнением, например у глаголов take, make, have, do, touch, move, build, see, hear:

You have a fine library here.

Сюда же относятся сочетания с прямым дополнением, выраженным возвратным местоимением myself, himself и т. д., например:

I wanted to please myself, not you.

б) В сочетаемости с предложным дополнением, например у глаголов wait for, look at, talk about и др. Предлог в этом случае является показателем переходности предшествующего глагола:

You will wait for us, won’t you?

В ряде случаев глаголы такого типа могут принимать разные предлоги в зависимости от семантики.

Кроме собственно-переходных глаголов (т е. глаголов, у которых переходное значение основное), в переходном значении часто употребляются глаголы, основное значение которых является непереходным. Например, непереходные глаголы run, fly, sail и некоторые другие могут приобретать значение каузативности («заставить кого-то или что-то выполнять соответствующее действие»), в котором они являются переходными: to run a lathe, to fly a kite, to sail a ship.

Иногда глагол, непереходный в основном значении, становится переходным в производном значении («выразить что-либо каким-либо способом»).

Некоторые глаголы, обычно непереходные, как to live, to die и некоторые др., могут встречаться в переходном употреблении в конструкции с так называемым cognate object типа to live a long life, to die the death of a hero и т.д.

Глаголы, у которых переходное значение основное, могут употребляться абсолютно, т. е. без дополнения (в действительном залоге). В этом случае никакого переосмысления глагола нет; глагол остается переходным,так как объект действия либо ясен из контекста, либо жеон несущественен (имеется в виду действие как таковое,способность к совершению действия): You will write today, I think you said?

Глаголы типа wash, shave, dress и пр. также часто употребляются абсолютно, когда объектом действия является само действующее лицо (возвратное местоимение опускается):

Now if you will go in and wash, I shall dress.

В тех случаях, когда ни переходное, ни непереходное значения не являются производными, т. е. оба являются основными, следует говорить о двух омонимичных глаголах - переходном и непереходном, но здесь следует оговориться, что это мнение разделяют не все ученые:

Переходный:

Turn ‘поворачивать’

Lanny turned his head (Abrahams)

Непереходный:

Turn ‘поворачиваться’

She turned and walked back to the house (Abrahams)

Таким образом, в целом в английском языке разграничение между переходными и непереходными глаголами гораздо менее четкое, чем в русском; в ряде случаев переходность или непереходность соответствующего глагола вскрывается только в контексте, в словосочетании. (Бархударов, Штелинг, 1965, стр.138-141). Рассмотрим теперь более подробно, что же такое абсолютное употребление переходных глаголов.

1.2 Абсолютное употребление переходных глаголов в английском языке

Абсолютным принято считать такое употребление переходных глаголов, при котором описывается ситуация с выраженным агенсом и невыраженным объектом. Как известно, проблема переходности в английском языке связана с целым рядом спорных общелингвистических проблем, таких, как многозначность и омонимия, тождество и границы слова, уровневый статус дополнения и т. п. Трактовка абсолютного употребления с необходимостью вытекает из общей концепции переходности и поэтому расходится у исследователей разных направлений. (Аринштейн, 1979, стр.3). В «словаре лингвистических терминов» О.С.Ахмановой «абсолютивный» определяется как «самодовлеющий, не требующий распространения и уточнения другими словами », напр., Он курит, в отличие от Он курит крепкие сигареты. Хотя специальным изучением абсолютивного употребления переходных глаголов почти никто не занимался, многие языковеды упоминают о нем в своих грамматиках, а некоторые связывают с ним важные языковые явления.

(Ковалева, 1970, стр. 110).

Характерный для классических английских грамматик и словарей взгляд на переходность как на категорию преимущественно синтаксическую, выражающуюся в наличии при глаголе дополнения, предопределяет истолкование абсолютного употребления как частного случая глагольной непереходности (Аринштейн, 1979, стр.3). Развивая эту точку зрения, О. Есперсен и Дж. Керм настаивают на нецелесообразности выделения абсолютного употребления из ряда других случаев безобъектного употребления глаголов, которые они квалифицируют как непереходные, независимо от причин отсутствия дополнения. Так, Дж. Керм и О. Есперсен считают, что абсолютивное употребление переходных глаголов приводит к их непереходному употреблению в таких случаях как The bread baked too long. The turkey is roasting nicely. Stir till the pulp cooks to a marmalade (примеры Керма) (Curme, N. Y., 1947, стр. 234). This adds to our difficulties. Everything answered. Does the ice bear? Small sounds carried far. Where is the stopping? He had hung up(the telephone). She has left for London (примеры Есперсена) (Jespersen, Part III, Syntax (second volume). L., 1954, стр. 168).

В то же время некоторые исследователи, изучавшие эту проблему в английском и других языках, замечают, что переходные глаголы в абсолютивном употреблении предают действие вообще, действие более отвлеченное, в котором переходность ослабевает в своем конкретном содержании, и глагол может рассматриваться как наполовину непереходный. Концентрация внимания на самом процессе в отвлечении от объекта достигает своего максимума в таких употреблениях, как «Этому ребенку всего пять лет, а он уже читает». Ю.Ю. Авалиани считает, что переходные глаголы в непереходном употреблении переходят в другую семантическую группу глаголов состояния (в более узком смысле – группу, выражающую определенную деятельность человека). Причем такой семантический сдвиг и отсутствие необходимости в дальнейшей конкретизации и раскрытии в дополнении « фактически лишает переходности »лы в непереходном употреблнта достигает своего максимума в таких употреблениях (Авалиани, 1962,стр. 156).

В отечественной лингвистике преобладает иная концепция переходности, учитывающая синтаксические, лексико-семантические и семантико-синтаксические характеристики глаголов. Рассмотрим их теперь по порядку.

Проблема синтаксических характеристик глаголов тесным образом связана с отечественным учением о факультативной и обязательной сочетаемости. Согласно этому учению языковые элементы способны иметь два вида сочетаемости: обязательную и факультативную. Обязательная сочетаемость присуща тем зависимым элементам, которые требуются как смысловым содержанием, так и формой языковых единиц. Обязательная сочетаемость характеризует те единицы, которые имеют «сильное управление». Этот термин был использован А.М. Пешковским для обозначения связи глагола с падежными фермами существительного, необходимыми для завершенности передаваемого глаголом смысла (Пешковский, 1959, стр. 34). «Сильному управлению» противопоставляется «слабое управление», при котором не предполагается такой необходимости. Однако, если в русистике сильное и слабое управление связывается с определёнными падежными формами, выступающими при глаголе, то понятие факультативной и обязательной сочетаемости шире и не ограничивается отношением между глаголом и его субстантивными зависимыми, хотя и проявляется ярче всего именно в глагольной сочетаемости.

Теория факультативной и обязательной сочетаемости получила окончательное признание после её развития в трудах ведущих отечественных ученых (В.В. Виноградов, В.Г. Адмони) и нашла свое дальнейшее развитие в работах целого ряда исследователей.

В.Г. Адмони выделяет словесные формы, которые не обладают абсолютным употреблением, а также отмечает несамостоятельность отдельных подклассов лексико-грамматических разрядов слов. По мнению В.Г. Адмони, существует особый вид переходных глаголов неполной предикации, которые характеризуются обязательной сочетаемостью с дополнением. Обязательная сочетаемость глаголов с обстоятельством, по мнению В.Г. Адмони, наблюдается только у глаголов неполной предикации со значением «нахождения где-либо». Связь имени существительного со своим определением В.Г. Адмони считает факультативной (Адмони, 1979, стр. 134).

Развивая далее идею факультативной и обязательной сочетаемости, В.Г. Адмони включает в это понятие не только комбинаторику определённых классов слов или отдельных морфологических форм, но и членов предложения. Второстепенным членам предложения - дополнению, обстоятельству и определению - приписывается свойство обязательной сочетаемости со своим ведущим словом. С этим утверждением трудно не согласиться, но вряд ли есть смысл относить его к явлению факультативной и обязательной сочетаемости, так как быть членом предложения означает выполнять какую-то функцию в предложении, а функция члена предложения в грамматическом понимании этого термина обязательно предполагает связь с другими синтаксическими элементами. Любая функциональная единица синтаксиса предполагает её определённую сочетаемость. Вне сочетаемости функция не может быть осуществлена ни у второстепенных, ни у главных членов предложения. Поэтому распространение понятия факультативной и обязательной сочетаемости на члены предложения в указанном выше понимании вряд ли целесообразно.

В качестве доказательства того, что обязательная сочетаемость действительно существует, часто приводят в качестве примера глагол быть в русском языке и его аналоги в других языках. Предполагается, что глагол быть или to be являет собой пример языкового элемента, который не способен к абсолютному функционированию и требует обязательного восполнения. Если рассматривать глагол to be изолированно, вне определённой синтаксической структуры, то это утверждение может показаться справедливым. При рассмотрении определённых слов в качестве словарных единиц понятие факультативной и обязательной сочетаемости оказывается вполне обоснованным. Например, английский глагол to lie - lay - lain, взятый изолированно, как словарная единица, требует указания места, и это его свойство проявляется в ряде синтаксических построений: The dog was lying on the ground/at the feet of the boy. Обязательность приглагольного элемента легко доказуема с помощью применения метода опущения, так как синтаксические построения типа The dog was lying имеют незаконченный смысл и не могут расцениваться как правильные.

Нельзя не признать, что по своему семантическому содержанию глаголы типа to lie - lay - lain или to be ориентированы на какой-то добавочный элемент, раскрывающий суть передаваемого действия. Участвуя в синтаксической структуре, глаголы указанного типа обычно реализуют свои сочетательные свойства и комбинируются с соответствующим зависимым. Это дает основания ряду лингвистов считать проявленную этими единицами комбинаторную способность в определённых синтаксических структурах их обязательной сочетаемостью. Однако суть этого явления далеко не так проста, как может показаться на первый взгляд. В подавляющем большинстве случаев словесная единица, обладающая семантической и формальной направленностью на некоторый восполняющий элемент, попадая в синтаксическую структуру, обычно реализует свои свойства, которые ей потенциально присущи как изолированной единице словаря. Эта закономерность вполне естественна, так как синтаксическая структура в значительной мере обусловлена семантикой входящих в нее единиц. Однако в ряде синтаксических построений существуют значительные расхождения между требованиями семантики и формы отдельных единиц, с одной стороны, и их синтаксическим функционированием, с другой. Слово, включившись в синтаксическое построение, может реализовать только те из своих валентных свойств, для актуализации которых предусмотрены места в данном синтаксическом построении. В противном случае эти валентностные свойства остаются в невыраженном состоянии или представлены в скрытой форме (Иванова, Бурлакова, Почепцов, 1981, стр.151-153). Здесь хотелось бы сказать несколько слов о том, что же такое валентность? Понятие валентности в лингвистике еще сравнительно ново, оно получило свое распространение лишь в последние 30 лет - прежде всего под влиянием грамматики зависимостей Л. Теньера. Валентность понималась, как способность глагола иметь определенное число открытых позиций, которые заполняются определенными элементами. Изначально валентность определялась лишь как свойство глагола, а сочетаемость была более широким понятием и включала в себя валентность. Глагол (сказуемое) рассматривался как абсолютно господствующий член предложения, «Главенство сказуемого подчеркивается тем, что именно оно является носителем предикативных категорий (времени, модальности и других) и выступает организующим узлом предложения: через глагол соотносятся другие члены предложения – подлежащее, дополнения, обстоятельства» (Л. Теньер, 1988, стр. 12-13). Для этого подхода характерно, что валентность рассматривается только как свойство глагола; валентность имеет количественный характер, с точки зрения числа «требуемых участников»; качественная характеристика «соучастников», именуемая «дистрибуцией», касается их морфологических и семантических свойств, но не обусловлена их синтаксической ролью в предложении.

Однако через определенное время в зарубежной лингвистике наблюдаются изменения. Наблюдается стремление связать валентность (число «соучастников») со смыслом высказывания. Г. Хельбиг, исходя из этого, определяет валентность как «абстрактное отношение глагола к зависимым от него элементам» (Степанова, Хельбиг, 1978, стр 157). Семантическая валентность заключается в ограничении избирательности, регулируемой совместимостью контекстных партнеров. Аргументы, которые определенным образом представлены морфолого-синтаксическими структурами (определенными членами предложения и частями речи в определенной форме), репрезентируют синтаксическую валентность. Синтаксическая валентность рассматривает облигаторное или факультативное заполнение открытых позиций, определяемых носителем валентности в каждом отдельном языке. Таким образом, можно увидеть, что существует зависимость между синтаксической и семантической валентностью, а семантика глагола является основным фактором, определяющим число и синтаксическую функцию аргументов. Но следует отметить, что синтаксическая валентность характеризует лишь формальную (структурную) сторону. Поэтому семантическую валентность следует рассматривать как содержание, а синтаксическую – как форму выражения семантической валентности (Степанова, Хельбиг, 1978, стр 53).

Если вернуться к глаголу to lie - lay - lain, у которого, по мнению сторонников факультативной/обязательной сочетаемости, есть обязательная валентность на обстоятельство места, и рассмотреть его функционирование в синтаксических структурах, то оказывается, что, если этот глагол попадает в построение, схемой которого не предусмотрены позиции для требуемых по смыслу обстоятельственных элементов, он может свободно функционировать без этих зависимых единиц. Для примера можно воспользоваться общеизвестной пословицей Let sleeping dogs lie. Для приведённой синтаксической модели построения требуется абсолютное употребление глагола to lie, так как необходимо передать идею самого процесса «лежания» безотносительно к тому, где и как он протекает. В подобных случаях появление обстоятельства не только не требуется, но и невозможно, так как появление зависимого при глаголе лишит глагол способности передавать значение «всеобщности» действия. Аналогично и с глаголом to be: попадая в модель типа she is..., глагол to be выступает как единица, обязательно требующая восполнения: She is young/happy/clever/pretty и т. п. Однако, если обратиться к тексту монолога Гамлета и рассмотреть хорошо известное построение to be or not to be и его русский перевод быть или не быть, то в указанной структуре ни в английском, ни в русском варианте глагол to be/быть не только не обладает обязательной сочетаемостью, но и характеризуется обязательной несочетаемостью. Подобное абсолютное использование глагола to be, вызываемое требованиями модели, наблюдается не только в отношении глагола to be как бытийного, но и как связочного. Например: She has shown herself the pleasant, witty Judith she knows I like her to be, with a touch of coquetry thrown in on her own account (W. Locke).

Существование структурной схемы, требующей абсолютного функционирования глаголов типа to be и to lie, говорит о том, что наличие или отсутствие комплементарной единицы обусловлено не только значением самого глагола, но и той позицией, которую он занимает в каждой из допускающих его структур. Даже личная форма глагола в повелительном наклонении может функционировать без зависимых, хотя личные формы характеризуются наиболее развернутой сочетаемостью (Иванова, Бурлакова, Почепцов, 1981, стр.151-153).

В.В. Бурлакова, изучая употребление переходных глаголов в современном английском языке, пишет: «...если рассматривать переходный глагол как словарную единицу языка на уровне лексического значения, то в этом случае действительно всякий переходный глагол, взятый изолированно, всегда обладает обязательной лексической сочетаемостью. Однако если проводить анализ на уровне синтаксиса, т.е. рассматривать функционирование переходных глаголов в определенных структурах, то положение резко меняется, ибо в этом случае сочетаемость переходного глагола регулируется требованиями модели» (Бурлакова, 1975, стр.35). Другое замечание сводится к тому, что, разграничивая разные уровни языка, а именно лексический, применительно к которому решается вопрос о переходности как лексико-семантической особенности, и синтаксический, следует учитывать и их взаимодействие. При изучении переходности нельзя исключать из поля зрения и предложения в речи, в которых реализуются переходные глаголы с дополнением или без дополнения. Так, вполне правомерной представляется постановка Н.Д. Андреевым вопроса о категориальной мере (степени количественной реализации языковой категории) на примере переходных глаголов. «Простейшим примером синтаксической категориальной меры, - считает он, - может служить относительная частота появления прямого дополнения при переходном глаголе: для глаголов типа убивать эта относительная частота существенно выше, чем для глаголов типа говорить; налицо сильная переходность, противостоящая слабой переходности» (Андреев, 1975, стр. 56). В данном случае учет взаимодействия разных уровней языка не означает смешения единиц разных уровней, так как изучение частоты употребления дополнения при том или ином переходном глаголе может производиться только в рамках предложений, причем в речи. В рамках же фраз определяется сама переходность глагола, точнее отнесенность его к той или иной лексико-семантической группе переходных глаголов на основе лексической связи управления (Мухин, 1976, стр.134).

Зависимость сочетаемости единиц от синтаксической модели, в которую они включаются, может быть продемонстрирована на примере других классов слов. Весьма показательна в этом плане форма родительного падежа существительных, которая как бы предполагает обязательную сочетаемость с ведущим элементом, подчиняющим себе посессив: Nick's eyes, my son's car, a lawyer's office и т. п. Однако существуют синтаксические построения, в которых присутствие постпозитивного ведущего элемента при форме посессива невозможно: Не is an old friend of George's.

Таким образом, сочетаемость словесной единицы может определяться синтаксической структурой, в которую она входит. Один и тот же глагол, например, может функционировать в разных структурах. Так, возможно глагольное сочетание, состоящее из глагольного ядра и трех зависимых - to make no comment on it to anyone, но возможны построения и с двумя зависимыми аналогичных типов, которые, однако, вследствие иного состава, представляют собой и другие схемы: to make no comment on it - to make no comment to anyone. Структура является определённым набором элементов, находящихся в определённых отношениях; если в эту структуру ввести или вывести из нее некоторые элементы, то изменится и сама структура (Иванова, Бурлакова, Почепцов, 1981, стр.151-154).

Управлению уделялось и уделяется большое внимание в отечественной лингвистике. Здесь автор касается трактовки управления написанной А.М. Пешковским, концепция которого как составная часть его общих синтаксических воззрений оказала значительное влияние на позднейшие исследования синтаксиса русского и других языков. Речь идет о понятиях «сильного» и «слабого управления». А.М. Пешковский указывал на тесную, органическую взаимообусловленность управления и переходности, хотя эта взаимообусловленность затемнялась слишком широким истолкованием им управления («сильное» - «слабое управление»). Он писал: «Явление сильного и слабого управления по отношению к глаголам создает деление их на переходные и непереходные. Переходными мы называем глаголы, способные в той или иной мере к сильному управлению..., а непереходными - неспособные к нему (жить, умирать, расти, чихать, кашлять, потеть и т. д.)» (Пешковский, 1959, стр. 34).

К рассматриваемому вопросу о лингвистической природе связи управления, существующей между переходным глаголом и дополнением, и о месте последнего среди лингвистических единиц имеет непосредственное отношение то, что отмечала В. Н. Ярцева в докладе на «Мещаниновских чтениях», посвященных узловым вопросам сравнительно-типологического анализа членов предложения в языках разных типов: «При рассмотрении грамматической категории, именуемой дополнением, следует решить вопрос: входит ли дополнение непосредственно в состав простейшей модели предложения, или оно принадлежит глагольно-именному бинарному словосочетанию и только через его посредство включается в предложение. Мнения многих авторов, отмечавших, что дополнение является как бы вторым предметным центром предложения, дают повод решить вопрос в пользу первого из приведенных предположений. Однако существующее в языках деление глаголов на переходные и непереходные (безразлично, выражено ли это деление морфологическими или лексико-синтаксическими приемами) и проявляющаяся во многих языках зависимость прямого дополнения не только от глагола, но и от тех разрядов слов, в которых отражено значение действия (например, имена действия, имена деятеля и тому подобные), заставляют пристально заняться анализом простейших (т. е. не имеющих расширения) объектных биномов» (Ярцева, 1961, стр. 166). В этом высказывании В.Н. Ярцевой важное значение имеет положение о принадлежности дополнения глагольно-именному бинарному словосочетанию, через посредство которого оно включается в предложение. И это положение действительно находит опору в делении глаголов на переходные и непереходные, из которых первые способны, вторые не способны управлять дополнением. Отсюда явствует, что понятия дополнения, переходности и управления взаимно обусловливают друг друга как понятия, возникающие применительно к явлениям - единицам и связям - одного и того же уровня языка. И если управление и переходность не могут быть истолкованы как явления синтаксического уровня языка, то и дополнение не может быть понятно в этом плане, а именно как элемент предложения. В связи с этим возникает необходимость еще раз тщательно рассмотреть вопрос о так называемых второстепенных членах предложения, к числу которых относится дополнение. И в этом отношении примечателен вывод В.Н. Ярцевой: «По нашему мнению, номенклатура членов предложения, возникновение которой в значительной мере было вызвано подходом к синтаксису с позиций логики, может быть подвергнута пересмотру и уточнению» (Ярцева, 1961, стр. 166).

В указанном докладе В.Н. Ярцевой приводятся некоторые интересные наблюдения и выводы В.А. Авронина, исследовавшего вопрос о том, что лежит в основе связи между прямым дополнением и переходным глаголом, а также словами, принадлежащими к другим частям речи. Из своего исследования В.А. Авронин делает недвусмысленный и очень конструктивный вывод: «...принадлежность подчиняющего слова к той или иной части речи, так же как и синтаксическая его функция, не играет решающей роли в вопросе о подчинении прямого дополнения. Но что же в таком случае играет решающую роль? Ответ на этот вопрос может быть только один: семантика подчиняющего слова» (Авронин, 1975, стр. 166).

О невозможности определения содержательных особенностей дополнений на базе управления можно судить, например, по высказываниям О. Есперсена и В.Н. Ярцевой, исследовавших смысловые отношения между глаголами и дополнениями в английском языке. Так, В.Н. Ярцева пишет: «...когда мы рассматриваем объектные связи, возникающие между глаголом и его дополнением в глагольно-объектных словосочетаниях, то неизменно находим, что по содержанию они могут быть очень разнообразны» (Ярцева, 1961, стр. 169). На этом основании в грамматиках различают разные типы дополнений: внутреннее дополнение (he laughed a little short ugly laugh 'он засмеялся коротким смешком'), дополнение цели (to hatch a chicken 'вывести цыпленка', she lights a fire 'она зажигает огонь', I dig a grave 'я рою могилу') и др. Однако, хотя дополнение всегда как-то ограничивает и уточняет действие, выражаемое глаголом, семантика самих глаголов, а также и содержание дополнений могут быть так разнообразны, что классификация подобного рода должна состоять из неограниченного количества мелких подразделений, и недаром О. Есперсен говорит, что „благодаря бесконечным вариантам значений, присущих глаголам, смысловые (или логические) отношения между глаголами и их дополнениями могут быть так разнообразны, что они представляют непреодолимые трудности при любой попытке их анализа или классификации. На базе управления, в соответствии с направленностью этой лингвистической (лексической) связи между переходным глаголом и дополнением, может быть установлена лишь лексико-семантическая дифференциация переходных глаголов, одни из которых, например, в английском языке, управляют с помощью одного предлога, другие - с помощью другого предлога или без предлога и т.д.» (Есперсен, 1958, стр. 123). Это значит, что при наличии общего для них лексико-семантического признака переходности управляющие элементы имеют еще другие, отличающие их друг от друга содержательные особенности, о которых речь будет идти подробнее ниже.

Изучение переходных глаголов (и вообще лексем, наделенных признаками переходности, относящихся к разным частям речи) требует выделения особых лексических единиц-конструкций, существенно отличных от предложений - конструктивных единиц синтаксического уровня языка.

Устанавливая переходность глаголов, лингвисты часто обращаются не к фразам, а к предложениям, т. е. к синтаксическим единицам, в рамках которых реализуются фразы («строительный материал для предложений») Ж. Вандриес приходит к следующему выводу: «Употребленный без дополнения, глагол действительно непереходен, так как действие, им выраженное, не переходит ни на какой предмет» (Вандриес, 2004, стр. 52). Однако правомерно ли ставить решение вопроса о переходности-непереходности глаголов в зависимость от того, реализуется ли дополнение в предложении или нет? О непереходности глаголов можно судить лишь по тому, управляют ли они дополнением во фразах, т. е. способны ли они образовывать фразы на основе лексической связи управления. В предложении же переходный глагол может употребляться и без дополнения, и от этого он не перестает быть переходным. Чтобы убедиться в этом, можно прибегнуть к эксперименту, заключающемуся в том, что вместо одиночного переходного глагола в предложении используется переходный глагол с дополнением. Следовательно, решение вопроса о такой специфической содержательной особенности глагольной лексемы, как переходность или непереходность, нельзя связывать с употреблением или неупотреблением дополнения в том или ином конкретном предложении, являющемся единицей-конструкцией иного, синтаксического уровня языка (Мухин, 1976, стр.111-134).

Л.С. Бархударов пишет: Употребляясь абсолютно, т. е. без объектного дополнения, переходный глагол не перестает быть переходным, поскольку и в абсолютном употреблении он сохраняет потенциальную возможность сочетаться с дополнением (при этом без какого-либо изменения семантики самого глагола) (Бархударов, 1966, стр.89).

E.g.:... the wretched villages where they drank furiously, loved brutally, and killed... (S. Maugham). Then below the gramophone began. We children did not shut our eyes. We saw and knew. (M. Gold). Matt drank. (J. Coogan).

В приведенных примерах глаголы употребляются без дополнений, однако остаются переходными, поскольку сохраняется возможность употребить при этих глаголах дополнение без какого-либо изменения значения глагола; ср.: they drank wine; they killed people; the gramophone began playing.’ (Бархударов, 1966, стр.89).

А.М. Пешковский же, в свою очередь, отмечает, что «...переходный глагол, если он употреблен именно в переходном смысле, а в то же время не имеет при себе управляемого им падежа (он убил, он дал), будет сказуемым неполного предложения, хотя подлежащее и было налицо» (Пешковский, 1959, стр. 37). Рассматривая эти предложения на фоне таких предложений как Он убил зайца, автор относит эти предложения к неполным, обосновывая это показаниями экспериментов-трансформаций неполных предложений в полные: Он убил~>Он убил зайца и т. д. (Мухин, 1976, стр.111-134).

Абсолютное употребление при таком подходе не рассматривается как утрата переходности, так как у глаголов и при отсутствии дополнения отмечается сохранение соотнесенности с объектом (объектная интенция).

1.3 Абсолютное употребление переходных глаголов с позиций семантического синтаксиса

Развитие лингвистики, в частности, семантического синтаксиса позволило совершенно по-новому взглянуть на многие проблемы, в том числе на абсолютное употребление переходных глаголов.

Прогресс в изучении управления и членов предложения связан с признанием того, что хорошая синтаксическая теория должна оперировать, по крайней мере, двумя рядами понятий: синтаксическими и семантическими. Эта мысль, восходящая к трудам Л. Теньера, О. Есперсена, А.А. Шахматова и других классиков лингвистики и вполне четко сформулированная В.Н. Сидоровым и И.С. Ильинской (1949 г.) и Ф. Данешем (1964 г.), была с наибольшей глубиной и строгостью реализована в серии работ А.К. Жолковского и И.А. Мельчука о семантическом синтезе. В своей статье автор, опираясь на эти работы рассматривает вопрос об управлении.

Ю.Д. Апресян считает, что: «необходимо различать семантическое и синтаксическое управление. Все слова с одинаковым значением имеют одну и ту же семантическую модель управления, независимо от того, в какой форме они употреблены и к какой части речи относятся» (Апресян, 1969, стр. 78-80). Так, слово лечить требует по смыслу максимум пять «актантов»: кто лечит (врач), кого лечит (пациент), от чего лечит (болезнь), чем лечит (лекарство) и в чем лечит (больница). В том случае, когда этот смысл реализуется в исконной глагольной форме, достигается максимальное соответствие моделей семантического и синтаксического управления и синтаксически оказывается возможной реализация всех пяти «актантов» (мест предиката, валентностей, зависимостей), ср.: Он лечил ребенка от гриппа пенициллином в стационаре.

Для дальнейшего изучения этого вопроса необходимо иметь в виду, что: а) в принципе между семантическим и синтаксическим управлением нет необходимой логической связи; б) семантическое управление, равно как и синтаксическое, может быть сильным и слабым; в) поэтому, как справедливо полагает И.А. Мельчук, возможны четыре семантико-синтаксических типа управления. Первый тип - это сильное семантическое и сильное синтаксическое управление; ср, любить (кто, кого), давать (кто, что, кому), набивать (кто, что, чем), велеть (кто, кому, что делать) и т.д. Второй тип - это сильное семантическое и слабое или нулевое синтаксическое управление. В качестве примера можно привести любой случай неглагольного выражения смысла, который по природе является глагольным. Так, у глагола экспортировать есть три достаточно сильных смысловых и синтаксических валентности: кто, что, кому/во что, ср. Россия экспортирует газ в Европу. Отглагольное существительное экспорт, при той же самой модели семантического управления, имеет несколько отличную синтаксическую модель управления: синтаксически сильной является для него лишь вторая валентность (экспорт газа), а первая и третья валентности - слабые (ср. российский экспорт газа в Европу). Третий семантико-синтаксический тип управления - это слабое или нулевое семантическое и сильное синтаксическое управление. Примерами могут служить глаголы типа брить (кому-л. бороду), вырезать (кому-л. опухоль), держать (кому-л. руки), завязывать (кому-л. глаза), испытывать (мотор на прочность), колотить (кого-л. по спине), прострелить (кому-л. фуражку), смотреть (кому-л. в глаза), трясти (кого-л. за руку) и др. под. Все эти глаголы семантически двухместны, однако подчиняют комплекс и синтаксически способны, по-видимому, к так называемому двойному управлению, т. е. могут реализовать сразу три валентности. В связи с этим автор замечает, что статистическую методику измерения силы управления следует интерпретировать как средство формализации понятия именно синтаксического, а не семантического управления. Наконец, четвертый семантико-синтаксический тип управления - слабое семантическое и слабое синтаксическое управление - можно иллюстрировать примерами лечить от чего чем в чем, идти по чему, махать кому и т.п.

Аналогичное разграничение синтаксических и семантических понятий представляется необходимым и при изучении вопроса о второстепенных членах предложения, который тесно связан с только что рассмотренным вопросом. Известно, что одним из наиболее трудных вопросов теории членов предложения является вопрос о разграничении дополнений и обстоятельств. В течение последних тридцати лет его пытались решить операционными (экспериментальными) средствами. Однако ни один операционный критерий, включая исключительно тонкие статистические и структурные критерии, предложенные в последние годы в особенности в работах копенгагенской лингвистической школы (Е. Спанг-Ханссен, А. Блинкенберг и - несколько ранее - К. Сандфельдт), не является достаточно эффективным и универсальным. Ю.Д. Апресян отмечает, что на этом пути нельзя получить решение вопроса до тех пор, пока ясно не осознан тот факт, что понятие члена предложения, по крайней мере отчасти, является понятием семантическим (Апресян, 1969, стр. 78-80).

С семантической точки зрения существует принципиальное различие между понятиями субъекта, объекта, адресата, инструмента, конечной точки, начальной точки, места или области действия, с одной стороны, и, с другой стороны, понятиями причины, результата, времени, следствия, сопутствующих обстоятельств и некоторые другие. Слова первого класса суть названия предметов-участников действия (ситуации); пользуясь термином (но не понятием) Л. Теньера, их можно было бы назвать актантами. Все актанты, включая субъект, семантически и синтаксически подчинены предикатному слову (обычно глаголу), обозначающему ситуацию, с которым они связаны управлением. Слова второго класса обозначают не предметы (актанты), т. е. не участников действия, а свойства действий или отношений между ними; пользуясь другим термином Л. Теньера, мы могли бы назвать их сирконстантами. Сирконстанты подчинены предикатному слову только синтаксически, но семантически подчиняют его.

Они связаны с предикатным словом примыканием, существо которого состоит, таким образом, в том, что при нем синтаксически зависимое слово является семантически главным (в то время как при управлении синтаксически главное слово является и семантически главным). Именно сирконстанты являются подлинными обстоятельствами; слова-актанты суть дополнения.

Слова второго класса занимают семантически позицию целой ситуации, а синтаксически - позицию предложения. В противоположность этому слова первого класса занимают семантически позицию участника ситуации (предмета), а синтаксически - позицию простой словоформы.

Другой важный аргумент, подтверждающий эту точку зрения, состоит в том, что в целом формы первого класса синтаксически управляются гораздо сильнее, чем формы второго класса. Этот результат был получен в ходе статистического анализа понятия синтаксического управления. Существует много глаголов, которые «повелительно требуют себе дополнения» в виде указания не только субъекта, объекта и адресата, но и инструмента, конечной точки, начальной точки и даже места действия; ср., например, Стул находился в комнате. Наоборот, почти нет глаголов, которые не могли бы употребляться без указания причины, времени, степени, сопутствующих обстоятельств действия и т. п. В большинстве случаев слова с такими значениями весьма факультативно присоединяются к самым различным глаголам.

В пользу этой точки зрения можно привести, наконец, еще и то соображение, что от разных глаголов имена участников ситуации (субъекта, объекта, инструмента, конечной точки, начальной точки, места) выражаются разными существительными. Так, имя субъекта от лечить - врач. Имя объекта от лечить - пациент. Имя места от лечить - больница. Напротив, имена неучастников ситуации, глаголам не подчиненные, называются одинаково при разных глаголах (причина, цель, следствие, результат, время и т. п.).

Таким образом, принципиальное разграничение семантических и синтаксических понятий дает возможность решить многие трудные вопросы синтаксической теории. Более того, оно проливает свет и на некоторые важные вопросы семантики (Апресян, 1969,стр.302-306).

С.Д. Кацнельсон, рассматривая эту проблему, обращается к комплементам, к которым относятся все предикандумы относительного предиката, кроме субъекта. В отношении комплементов будут интересовать вопросы: как проявляются в сфере комплементов позиционные и непозиционные функции и каковы критерии отграничения комплементов от так называемых «обстоятельств»?

В числе специфических функций субъекта есть его способность служить отправной точкой при отсчете позиционных функций. Теперь надлежит разобраться в том, что собой представляют эти функции и как они распределяются между комплементами.

В первом приближении позиционные функции давно уже выделены традиционной грамматикой. Противопоставив именительный падеж как «прямой» всем остальным падежам в парадигме и выделив из косвенных падежей формы прямого и косвенного объекта, традиционная грамматика наметила некую иерархию функций, сущность которой осталась нераскрытой. Понятия «прямизны» и «косвенности», определявшие ступени этой иерархии, не были очерчены сколько-нибудь отчетливо. Интуитивно ощущалось, что эти понятия отражают какие-то реальные отношения в системе падежей, что именительный падеж действительно возглавляет всю парадигму, а винительный занимает первое место среди объектных падежей. Но попытки выяснить функциональный смысл и теоретические основания этой иерархии долго не предпринимались. В сложившейся ситуации отрицательную роль сыграло и то обстоятельство, что проблема позиционных функций ставилась главным образом применительно к падежам. Складывалось впечатление, будто вся проблема носит идиоэтнический характер и касается лишь падежных языков. Между тем позиционные функции - универсальная особенность языков мира, как падежных, так и беспадежных.

Об одной из позиционных функций, а именно функции субъекта, отчасти уже говорилось выше. Переходя теперь к более детальному рассмотрению позиционных функций, заметим, что в этом плане нас будут прежде всего интересовать относительные предикаты с обязательной содержательной валентностью.

Разграничивая валентность обязательную и факультативную, следует всякий раз обращать внимание на то, имеем ли дело с содержательным или формальным планом. Между этими планами не существует полного параллелизма и в вопросах валентности. Факультативный в формальном плане комплемент может, в частности, оказаться обязательным в содержательном плане. Так, в предложении Он сейчас читает (т. е. 'занят чтением') прямой комплемент отсутствует и, следовательно, формально необязателен. Но в содержательном плане он обязателен. Предикативное значение 'читать' непременно содержит в себе «место» не только для 'читающего', но и для 'читаемого'. Если в данном предложении предмет чтения не упоминается, то потому лишь, что по условиям речевой ситуации он оказался ненужным. Выдвигаемые нами понятия формальной и содержательной валентности могут быть в терминах трансформационной грамматики определены как валентность «поверхностная» и «глубинная».

Ср. еще предложения Он уже видит (о больном, к которому вернулось зрение), Она шьет (т.е. 'зарабатывает на жизнь шитьем'). В обоих случаях обязательные в содержательном плане комплементы опущены. В первом предложении - потому, что перечисление видимых предметов не имеет смысла ('видит все, что можно видеть'), во втором предложении - потому, что в фокусе интересов говорящего находится род занятий лица, а не продукты его деятельности.

Факультативной в содержательном плане является валентность, которая присуща предикату в самом общем виде. Предикат в этом случае не содержит специфицированных «мест» для каждого из своих комплементов, а указывает лишь на общую категориальную область, к которой они относятся. Предикаты покоя и направленного движения типичны в этом отношении. Они сочетаются с комплементами, указывающими на пространственные координаты субъекта предложения, предоставляя при этом говорящему выбрать соответствующие координаты из многих возможных.

Вернемся к позиционным функциям. Только предикаты с обязательной содержательной валентностью представляют в этом аспекте интерес, да и то не все. Основным очагом, в котором гнездятся позиционные функции, являются собственно переходные предикаты.

Собственно переходные предикаты выражают воздействие активного существа, чаще всего лица, на другой предмет. Такие предикаты, как правило, трехместны; они содержат «места» для деятеля, объекта воздействия и для орудия или части тела, с помощью которых осуществляется воздействие на объект. В исходных по интенции предложениях предикандумы, занимающие эти «места», распределяются по позициям следующим образом: позицию субъекта занимает действующее лицо, агенс; позицию прямого комплемента занимает подвергающийся воздействию объект, а позицию косвенного комплемента - орудие или часть тела, непосредственно воздействующие на объект. При отсутствии указания на действующее лицо позицию субъекта занимает орудие или часть тела, ср. Широкий нож скрепера резал грунт; Самолет быстро доставил геологов на Урал; Чья-то рука бережно поправила на нем шапку.

Можно заметить, что в исходных по интенции предложениях распределение предикандумов по позициям совершается по единому для указанных предикатов правилу: в позиции субъекта всегда находится активное существо (чаще всего лицо), а в позиции прямого комплемента стоит инертный объект, подвергающийся воздействию или отчуждению. Позицию косвенного комплемента занимают при этом объекты «полуактивные», которые при некоторых обстоятельствах занимают позицию субъекта (Кацнельсон, 1972, стр.195-200).

Переходность/непереходность рассматривается ими как категория глубинно-семантического уровня, влияющая, но не полностью определяющая, поверхностную синтаксическую структуру предложения. Приведенная трактовка представляется наиболее убедительной.

Как было уже отмечено ранее, существует тенденция объяснять абсолютное употребление чисто синтаксическими факторами. «Есть все основания считать, - пишет В.В. Бурлакова, - что абсолютное употребление так же характерно для некоторых синтаксических позиций переходных глаголов, как сочетания с прямым дополнением для других». В числе позиций, для которых, по мнению автора, характерно абсолютное употребление, указываются позиции, обычно занимаемые неличными формами, тогда как «использование переходного глагола в позиции сказуемого в форме настоящего простого или прошедшего простого времени», по словам В.В. Бурлаковой, «обычно влечет за собой обязательное присутствие дополнения» (Бурлакова, 1975, стр. 97).

Приведенное объяснение вряд ли можно считать удовлетворительным, поскольку оно не соответствует языковой реальности: абсолютное употребление, как будет показано ниже, регулярно встречается как в позициях, свойственных неличным формам, так и в позиции простого глагольного сказуемого во всех видо-временных формах. Простое настоящее и прошедшее не составляют исключения: Не gives twice who dives quickly Proverb). Rudolph shrugged (W.S. Maugham).. If the republic lost it would be impossible for those who believe in it to live in Spain (E.Hemingway). (Аринштейн, 1979, стр.4-5).

Б.А. Ильиш связывает это явление с проблемой переходности и непереходности глаголов, где он рассматривает глаголы без дополнения как непереходные (Ильиш, 1948, стр.200-202). Б.А. Ильиш пишет, что формы длительного вида действительно могут выполнять как ту, так и другую функцию (как непереходного и как переходного): he was reading и he was reading a newspaper, и т.п. С формами результативного вида дело обстоит иначе. Например, такие формы настоящего перфектного времени, как he has read, he has written, he has eaten, he has drunk, he has drawn не могут употребляться как формы глагола непереходного, т.е. без прямого дополнения. Предложение he has read представляет собой нечто незаконченное, нуждающееся в дополнении. Перфектные формы дадут удовлетворительный смысл только при переходном употреблении, т.е. с прямым дополнением: he has read many books, he has written several letters, he has eaten two apples, he as drunk two cups of coffee, he has drawn a picture of his wife, и т.д.

Таким образом, переходность и непереходность оказывается здесь тесно связанной с категорией вида. Семантическую основу этой связи установить нетрудно: если действие представлено как длящееся, оно может пониматься как состояние, в котором пребывает субъект, и быть достаточно ясным и без уточнения объекта. Если же действие представлено как результативное, т.е. завершенное и приведшее к новому состоянию, то безобъектное понимание его уже невозможно: должно быть непременно указано, каков же именно результат, выраженный результативной формой глагола. Конкретно этот результат будет обозначен названием объекта, который подвергается воздействию, или объекта, возникшего в результате этого завершенного действия. Результативность неизбежно требует конкретного результата.

Таким образом, делает вывод Б.А. Ильиш, переходный глагол to read имеет формы результативного вида, а непереходный глагол to read форм результативного вида не имеет.

Остается рассмотреть более трудный вопрос о том, как ведут себя в отношении переходности и непереходности формы общего вида: he reads, he will read. Переходными они, конечно, могут быть: he reads two books every week, he read this novel in three days, he will read the newspaper every day. Но могут ли они быть также и непереходными? По- видимому, могут, хоть это и не так очевидно, как в отношении форм длительного вида, которые особенно подходят для непереходной функции. Так, например, можно сказать: he always reads in his study, he always eats before going to bed, he read very quickly, he will eat at five o'clock.

В отношении формы прошедшего времени, однако, необходима оговорка: она может употребляться как непереходная только в том случае, если обозначает привычное или повторное действие, т.е. соответствует русскому несовершенному виду. Если же она обозначает однократное законченное действие, т.е. соответствует русскому совершенному виду, непереходное употребление невозможно. Так, нельзя сказать: he read in three hours. (Ильиш, 1948, стр.200-202).

He более убедительны ссылки на социологические факторы, приводимые О. Есперсеном в соответствующем разделе его грамматики современного английского языка. О. Есперсен рассматривает абсолютное употребление как проявление успехов цивилизации и прогнозирует распространение этого явления по мере того, как будут усиливаться связи между людьми и увеличиваться фонд общеизвестной информации (Jespersen, Part III, Syntax (second volume). L., 1954).

Представляется, что в объяснениях абсолютного употребления правы те авторы, которые связывают его с лексико-семантическими особенностями самих глаголов и с конкретными условиями речевой ситуации. Он сейчас читает (т.е. 'занят чтением'). Предикативное значение 'читать' непременно содержит в себе «место» не только для 'читающего', но и для 'читаемого'. В данном предложении предмет чтения не упоминается потому лишь, что по условиям речевой ситуации он оказался ненужным. Специально семантический и коммуникативный аспекты абсолютного употребления не изучались, но ниже будет представлена попытка тех исследователей, которые попытались наметить пути такого исследования.

Как отмечалось выше, исследование исходит из признания сохранения глаголами при абсолютном употреблении объектной интенции. Это положение имеет далеко идущие последствия для семантической интерпретации всего явления в целом, так как оно, по существу, равноценно допущению, что при абсолютном употреблении глагол передает определенную информацию об отсутствующем дополнении, т.е. семантическая структура глагола содержит семы его объектов.

Таким образом, вопрос об абсолютном употреблении оказывается тесно связанным с теорией значения, с проблемами лексической комбинаторики. Появляется необходимость теоретически обосновать вхождение сем объекта в структуру глагольного значения. Такое обоснование возможно на основе концепции значения, разработанной М. В. Никитиным, предлагающим выделять два аспекта значения: интенсионал, т. е. понятие в его дедуктивно-логическом аспекте, и импликационал - вероятностную область того, что может быть названо в связи с данным именем, его вероятностный потенциал (Никитин, Владимир, 1974, стр.33).

Объект, как отмечалось выше, теснейшим образом связан семантически с предикатом, поэтому есть все основания утверждать, что он входит составной частью в интенсионал или импликационал глагольного значения. Это теоретическое положение находит подтверждение в толковых словарях: словарные дефиниции переходных глаголов неизменно содержат указания на характер объекта, либо конкретно называя возможный объект, либо отмечая его субстанциональность. В первом случае можно заключить, что сема, соответствующая значению объекта, входит в интенсионал глагольного значения, во втором - в его импликационал.

Как показывают наблюдения над конкретным материалом, существует определенная зависимость между удельным весом объектных сем и емкостью силового поля глагола. Чем больше емкость силового поля, тем меньше вероятность появления конкретного потенциального объекта при данном глаголе и, следовательно, тем меньше оснований для включения объектных сем в семантическую структуру глагола. Чем меньше силовое поле, тем вероятнее закрепление определенных объектов за данным глаголом и проникновение их сем в его интенсионал.

Это явление можно рассматривать как проявление семантического согласования. Оно наблюдается в тех случаях, когда у глагола и дополнения имеется общая сема, а это характерно лишь для тех глаголов, которые сочетаются с ограниченным числом объектов.

Н.Д. Арутюнова, рассматривая семантический (связанный с природой денотата) аспект соединения слов в сочетаниях нефразеологического характера, объясняет тесную зависимость между глаголом и его актантами теми категориями реалий, которые стоят за этими языковыми знаками (Арутюнова, 1976, стр.126-130). Разбирая примеры типа «зерно потекло в закрома», где употребления глагола «потекло» вместо «посыпалось» оказалось достаточным, чтобы изменить представление о структуре материи, автор заключает: «Приведенные примеры показывают, сколь постепенен процесс расчленения ситуации, следы которого устойчиво сохраняются в значении слов, образуя как бы контур разрыва, нарезку, задающую точную форму присоединяемого фрагмента. Разделив понятие движущейся массы и понятие движения, язык в то же время продолжает связывать характер движения со свойствами приведенной в движение материи» (Арутюнова, 1976, стр.126-130).

Исследуемое абсолютное употребление тесно связано с характером отношений между глаголом и его объектами. Оно характерно как для глаголов, сохранивших, по образному выражению Н.Д. Арутюновой, «семантическую насечку» (Арутюнова, 1976, стр.126-130), так и для глаголов, утративших ее. Однако лексико-семантические причины, приводящие к безобъектному употреблению глаголов, специфичны для каждой группы. Изучение этих причин и безобъектного функционирования самих глаголов показывает, что абсолютное употребление- явление неоднородное: за внешне идентичной формой уже на лексико-семантическом уровне обнаруживаются разные закономерности (Аринштейн, 1979, стр.5-7).

Таким образом, рассмотрев вопрос о том, что же такое абсолютное употребление и разные подходы по изучению этой проблемы, можно сделать вывод о том, что наиболее удачной, на наш взгляд, является трактовка исследователей, изучавших эту проблему с точки зрения семантико-синтаксических характеристик.

Глава 2. Семантико-синтаксический анализ переходных глаголов, употребляющихся безобъектно

2.1 Классификация переходных глаголов

Глаголы могут классифицироваться по разным критериям, но у нас вызывают интерес глаголы, которые классифицируются по их направленности на объект, т.е переходные и непереходные глаголы. Абсолютное употребление допускают различные глаголы, но необходимо заметить тот факт, что не все преходные глаголы допускают абсолютное употребление. Существует множество классификаций глаголов, но в нашей работе считаем удачной семантическую классификацию глаголов, представленную Н.Д. Арутюновой.

Н.Д. Арутюнова пишет, что наиболее общее правило семантического соответствия глагола его объекту сводится к тому, что глаголы духовной (интеллектуальной, эмоциональной, волевой и под.) деятельности, т. е. глаголы, обозначающие процессы, происходящие в субъекте, в логике называемые интенсиональными глаголами, а также глаголы слухового восприятия требуют пропозитивных дополнений (придаточных предложений и их номинализаций). Глаголы физического (механического) действия сочетаются с предметными дополнениями (равно как и с конкретными субъектами). Те глаголы, которые обозначают чувство-действие, т. е. чувство, не замкнутое психикой субъекта, сочетаются с предметным дополнением (ср. любить). К этой группе примыкают и другие глаголы, обозначающие интерперсональные отношения и предметно-ориентированные эмоции. Ср. обожать, ненавидеть, сердиться на кого-либо и пр. (подробнее см. ниже).

Область, промежуточную между предикатами, выражающими психические акты, и глаголами, обозначающими физические действия, занимают глаголы со значением социальной активности и институциональных действий. Эти глаголы, значение которых нельзя свести ни к психическим, ни к физическим акциям, могут быть разделены на две пересекающиеся группы - личностно-ориентированные и событийно-ориентированные. К первой группе относятся глаголы, обозначающие санкции, вознаграждения, назначения и т.п. Ср. преследовать, арестовывать, благодарить, награждать, назначать, присваивать звание, представлять к званию, рекомендовать и пр. Эти глаголы сочетаются с предметным объектом (именем лица). Ко второй группе принадлежат глаголы, обозначающие некоторые виды целенаправленной деятельности социального типа, такие, как хлопотать, добиваться, протестовать, призывать, бороться, руководить, поддерживать, Пресекать, запрещать, разрешать, требовать и др. Эти глаголы сочетаются с пропозитивным объектом, близким по функции к обстоятельству цели.

Глаголы зрительного восприятия амбивалентны: они могут соединяться как с предметным, так и с пропозитивным объектом. То же относится к предикатам «внутреннего зрения» (воображать, представлять себе, рисовать в воображении), с тем лишь различием, что объект этих глаголов лишен референции к предмету или событию действительности, т. е. имеет интенсиональный характер.

Оценочные глаголы также занимают колеблющееся положение, поскольку оценка может быть дана как предмету или лицу по их свойствам, так и событию или суждению о предмете по их характеристикам. Оценки самого общего типа (хорошее - плохое) имеют широкую и слабо дифференцированную сферу сочетаемости. Чем более специфична оценка, тем более определенные требования предъявляет она к выбору объекта.

Совершенно безразличны к семантической природе объекта (предмет, лицо, событие) глаголы речевой деятельности, способные управлять дополнением, указывающим на тему сообщения. Ср. говорить о сыне\ о приезде сына.

При глаголах информации и знания чередование конкретной и пропозитивной лексики может скрывать за собой различие между сообщением о сути дела (сообщать о приезде сына, ставить в известность об изменении графика работы) и указанием на тему сообщения, уместным в случае, если сама информация уже известна адресату (ср. Тебе уже сообщили о сыне? Ты уже знаешь о сыне? - = Ты уже знаешь, что сын приезжает завтра?'). Иначе говоря, эти глаголы допускают свертывание зависимой от них пропозиции к актанту (мне сообщили, что твой сын приехал = мне уже сообщили о твоем сыне).

Семантическая противопоставленность глаголов интенсионального и неинтенсионального типа отчасти связана с глубоким различием между предметным и пропозитивным объектом, которые объединяются в единую синтаксическую категорию лишь на том основании, что оба они находятся к управляющему глаголу в отношениях комплетивности: и в том, и в другом случае глагол без дополнения остается семантически незавершенным.

Если конкретное дополнение обозначает прежде всего тот предмет, который испытывает некоторые изменения в результате осуществленного над ним действия, то пропозитивный объект либо эксплицирует содержание психического (эмоционального, интеллектуального, волевого) процесса, протекающего в субъекте (изъяснительные придаточные), либо заключает в себе указание на цель действия (при глаголах целенаправленной социальной активности). Передвижение придаточных цели и причины в более центральную позицию придаточного дополнительного, как и другие случаи «вызова» в центр предложения периферийных актантов, представляет собой обычную грамматическую процедуру.

Группа предикатов пропозиционального отношения семантически очень разнообразна. К ней относятся глаголы говорения и сообщения, суждения и мышления, памяти и знания, глаголы эмоциональных переживаний, глаголы оценочного суждения, волеизъявления и побуждения, глаголы, «создающие мир», глаголы слухового восприятия и другие.

Попадая в поле подобных глаголов, любая лексическая единица должна получить событийное прочтение. Конкретное дополнение при таком глаголе обычно представляет пропозицию, для восстановления которой иногда бывает необходимо заполнить семантическую лакуну, создаваемую привычным эллипсисом. Ср. просить (дать) денег взаймы, пожелать красивой жены = пожелать кому-либо жениться на красивой девушке (иное прочтение свидетельствовало бы о нарушении десятой заповеди), обещать (подарить) сыну часы, советовать (кому-либо поехать на) юг, хлопотать о (получении) пенсии, ожидать (приезда) сына, просить за друга = просить кого-либо сделать что-либо для своего друга, хотеть (выпить) чаю. Некоторые глаголы имеют тенденцию к включению в свое лексическое значение указания на «целевое» событие. Так, глагол хлопотать обычно имплицирует «получение» чего-либо, а глагол обещать при последующем предметном существительном - идею передачи, предоставления. Ср. Выслушав внимательно купца, хлопотавшего о задаточке, обещал в свое время и задаточек (Ф. Достоевский) = хлопотавшего о получении задатка, обещал в свое время выдать ему задаток.

Глаголы слухового восприятия, употребленные в своем прямом значении, обусловливают событийную интерпретацию объекта. Если место объекта занимает существительное предметного значения, оно должно быть развернуто в пропозицию. Ср. Я слышал Шаляпина = Я слышал, как поет Шаляпин = Я слышал пение (голос) Шаляпина; В птичьем хоре можно было слышать (пение, голос, трели) соловья. Связь глаголов слухового восприятия с событийной лексикой вполне естественна, поскольку звучание протекает во временной протяженности, а не лежит в пространственно-предметной плоскости мира. Не случайно говорят «слышать время, слышать движение времени», но видеть только «зримые приметы времени». Звук в известном смысле представляет собой «материализованное» время, «духовное тело мира», по выражению А. Блока (Дневники, запись от 29 июня 1909 г.).

Глаголы механического (физического) действия сочетаются с объектами предметного значения. Ср. пилить дрова, шить платье, есть суп, вязать чулки, бить стекла, поливать цветы и т.п. Появление абстрактного (пропозитивного) существительного в роли дополнения «субстанционального» глагола либо ведет к его конкретизации, истолкованию в предметном смысле (проглотить какую-нибудь гадость), либо «дематериализует» глагол (проглотить обиду). Глагол физического действия или состояния предъявляет требование предметности и к своему агенту или предмету, претерпевающему физическое изменение. Ср. В кабинете пылало женское ухищрение (К. Петров-Водкин).

Таким образом, интенсиональные глаголы, т.е. глаголы, обозначающие психические акты, и глаголы слухового восприятия могут иметь в роли дополнения только пропозиции и имена пропозитивного значения, а в качестве своего субъекта имена со значением живых существ. Глаголы физического действия имеют в качестве своих актантов (субъекта и объекта) только имена конкретного значения (если отвлечься от стихийных сил природы). Если в поверхностной структуре предложения это требование не соблюдено, предложение, для того чтобы быть понятым, нуждается в семантических преобразованиях (Арутюнова, 1976, стр.126-130).

а) Подкласс give

К подклассу give относятся глаголы, имеющие обширное и четко не ограниченное силовое поле. Вероятность появления при них того или иного объекта одинакова. В результате глаголы этого подкласса не содержат в своем интенсионале сем сочетающихся с ними объектов. Об этом можно судить по словарным дефинициям глаголов, содержащим указания на субстанциональность объекта, но не называющим его конкретно (см., например, дефиницию основного значения глагола give в словаре А. С. Хорнби: cause a person to have something without cost or payment).

Особенностью абсолютного употребления глаголов этого подкласса является то, что редукция дополнения здесь есть способ обозначить актуальность связей глагола со всем классом мыслимых при нем объектов и одновременно избежать референционной определенности: То see is to believe. Редукция дополнения в этом примере дает читателю возможность представить широкий круг, сочетаемых с данным глаголом, объектов. Так увидеть мы можем все, что угодно (обратимся к определению этого глагола to see - notice someone or something) и поверить мы тоже можем во многое. У читателя появляется широкий круг для полета его фантазий.

Think, feel and you are done for! Глагол think обозначает to believe something based on facts. И в этом примере можно говорить о широте подразумеваемых объектов, так как думать можно о разных вещах и чувствовать либо разочарование, радость, потерю, боль и многое другое.

In these days people don’t understand (J.Galsworthy). Рассматривая этот пример, необходимо обратиться к дефиниции интересующего нас глагола (to understand - to know what someone or something means). Опираясь на это определение становится очевидным тот факт, что глагол не дает точного указания на объект и читателю необходимо самому додумывать смысл предложения. Но исходя из житейского опыта, можно догадаться о том, что, возможно, автор подразумевает нежелание людей понимать друг друга, так как в настоящее время многие люди заняты своими проблемами и их мало интересует жизнь другого человека. Каждый человек живет сам по себе, не засоряя свои мозги чужими проблемами.

I said I could not remember (Clark).

Обращаемся к дефиниции глагола (to remember – to have an image in your mind of a person, a place, or something that happened or was said in the past). Как и в предыдущих примерах, глагол не указывает на объект. Перед читателем открывается широкий выбор объектов. Так, герой, возможно, не может вспомнить то, что он или кто-то другой ему ранее рассказывал. Или же не может вспомнить какое-либо событие или человека, о котором сейчас идет речь в его разговоре с партнером. Возможно, обсуждается место, где герой уже бывал ранее, но забыл и не может вспомнить.

He counted on fingers (J.Galsworthy).

Глагол to count имеет следующее значение (to count – the process of counting how many people or things are in the group). В данном предложении автор не указывает на объект. Исходя из определения можно предполагать, что человек считает количество каких-либо объектов или людей. Но так как автор дает нам указание на то, что герой считает на пальцах, можно предположить, что это ребенок, который не может проводить математические подсчеты в уме. Возможно под объектами здесь подразумеваются друзья или игрушки героя.

I read for examinations. I read for instruction. Here I learned to read for pleasure (W.S. Maugham). Обратимся к дефиниции глагола to read (to read – to look at and understand words in a letter, book or newspaper etc.). В этих трех разных предложениях, употребленных без дополнения, можно подразумевать разные объекты. Рассмотрим эти предложения по порядку. Итак, на наш взгляд, в первом предложении могут подразумеваться: книги, словари или какие - либо другие источники, содержащие полезную информацию для экзамена. Во втором предложении могут подразумеваться: книги, которые содержат информацию о способах применения чего–либо, книги по приготовлению блюд, либо какая – нибудь инструкция или справочник. В последнем предложении под объектом можно предположить чтение книг, журналов или газет. Возможно даже на иностранном языке, так как автор подчеркивает тот факт, что герой научился читать для удовольствия. Ведь многие образованные люди помимо своего родного языка изучают иностранные языки для того, чтобы читать книги на иностранном языке и лучше понимать мир автора на его родном языке, а не читать переводы его книг.

June protested (J.Galsworthy). Дефиниция глагола to protest имеет следующее значение (to protest – to try to make other people believe that something is true). В данном предложении нет указания на объект. Глагол не содержит в себе сему подразумеваемого при нем объекта, т.е. это говорит о том, что читатель может представить разные объекты при этом глаголе. Например: герой может отстаивать свою невиновность, свои показания или высказывания.

«Promise!» Jon’s remorse and tenderness knew now bounds; but he didn’t promise (J.Galsworthy). Перед рассмотрением этого примера необходимо обратиться к дефиниции глагола to promise (to promise - to tell someone you will definitely do something). Возможно здесь автор подразумевает какое – либо действие или поведение со стороны героя, но не дает точного указания на объект, тем самым заинтересовывая читателя и заставляя его поразмыслить над подразумеваемым объектом.

It is very interesting to know how children learn (Mc.Millan).

Глагол to learn имеет следующее значение (to learn – to gain experience of something, for example by being taught). Так как в этом предложении говорится о детях, то читатель сталкивается с широким выбором объектов, например, если это маленькие дети, то они могут учить алфавит или счет, песенку или стишок, ну а если же это взрослые дети, то, возможно, подразумевается изучение какого-либо предмета : химии, физики или иностранного языка и мн.др.

Now I really must know (J.Galsworthy). Рассмотрим дефиницию глагола (to know – to have learned or found out about something). В этом предложении, как и в предыдущих, не указан объект. В роли объекта здесь могут выступать как различные факты, например: знать правду, знать кто что сделал (натворил), кто куда ушел или что-либо другое. В этом предложении вероятнее всего автор подразумевает, «правду», т.е. герой хочет узнать, что произошло.

He does not matter whether he wins or not….But he usually wins (Clark). Глагол to win имеет следующую дефиницию (to win – to get something as a prize for defeating other people or because you are lucky). В данном предложении хоть и нет указания на объект, но читателю представляется возможным предположить, что автор подразумевал, вероятнее всего, игру или соревнования. Так как автор пишет, что герою не важно победит он или нет, ему важен сам процесс, принятие участия в том или ином роде деятельности.

К подклассу give относятся глаголы, принадлежащие к разным лексико-семантическим категориям. Здесь встречаются глаголы физического действия (do, make, take), духовной деятельности (know, learn, understand), социальной активности (promise, demand). Абсолютное употребление этих глаголов, как будет показано ниже, есть способ акцентуации процессуального значения глагола (Аринштейн, 1979, стр.5-7).

б) Подкласс eat

У глаголов этого подкласса более ограниченное силовое поле. Их объекты организованы в систему, объединенную каким-то родовым понятием. Родовая сема объекта входит в интенсионал глагольного значения (см. например, словарные дефиниции глаголов eat, cook, включающие элементы food или meals). Безобъектное употребление глаголов этого подкласса возможно в тех случаях, когда для ситуации достаточно указания на родовой признак объекта. Поскольку сема такого объекта входит в интенсионал глагольного значения, дополнение редуцируется в соответствии с правилом конъюнкции, суть которого сводится к тому, что «семантический признак представлен в значении сочетания единожды независимо от того, сколько раз он содержится в значении слов-компонентов сочетания». Ср.: She could cook as well as do laundry, she said (I. Shaw). В этом примере cook - cook meals. Поскольку дополнение дублирует соответствующую сему в глаголе, оно редуцируется. Рассмотрим пример с глаголом to eat, который тоже содержит в себе сему объекта: Well, then, you have five choices: eat, sleep, drink, play poker or fight (Clark). Или же: You see, when he is not walking or taking a bath, he is eating (Galswarthy).

Рассмотрим еще примеры с глаголами, которые относятся к этой подгруппе.

Poor Tymothy must now take a harp and sing in the company of Mrs. Forsyte, Mrs. Julia, Miss Hester (Galswarthy).

В этом примере, где употреблен глагол to sing, подразумевается объект, который непосредственно связан с музыкой: исполнение песни, мелодии. Это можно подтвердить дефиницией глагола (to make music using your voice).

Couldn’t he just paint! (Galswarthy).

И в этом примере подразумевается, что герой рисовал что-то (например картину или рисунок), т.к. глагол в одном из значений обозначает создание картины с использованием красок. Рассмотрим дефиницию глагола (to paint – to create a picture of something; to put paint onto something to change its colour).

А вот в следующем примере:

Wash the walls before you start to paint (Mc.Millan).

Читатель понимает, что субъект действия будет красить стены, т.к. второе значение глагола, как было показано выше - нанесение краски на какой – либо объект с целью изменения цвета.

She was knitting. It is too soon to sow yet, to make a living by writing (Хорнби). В этом примере использовано два глагола без прямого дополнения, но читателю не составляет огромного труда воспроизвести тот объект, который подразумевает автор. Для подтверждения данного высказывания обратимся к дефинициям глаголов: (to knit – to make something such as a piece of clothing using wool and sticks called knitting needles; to sow – to plant seeds in the ground). Таким образом, в первом предложении в роли объекта может выступать любая вещь: пуловер, юбка, шарф, т.е. то, что обычно вяжут. Во втором же предложении в роли объекта может выступать какое – либо пшено, которое сеют.

As a man sows, so shall he reap.Reap where one has not sown (Хорнби). Рассмотрим дефиницию глагола to reap (to reap – to get something as a result of something that you do). В этом примере, вероятнее всего, автор подразумевает под объектом результат чего-либо, т.к. это высказывание можно сравнить с русской поговоркой: Как посеешь, так и пожнешь (то есть имеется ввиду, получишь то, что заслужил (плоды своей деятельности)).

He waited till evening, till after their almost silent dinner, till his mother had played to him (J.Galsworthy). Дефиниция глагола to play имеет следующие значения: to take part in a sport or game; to perform music or to use the instrument to make music. В данном примере, где автор опускает прямое дополнение, читателю нетрудно догадаться, что здесь используется второе значение глагола, т.е. использование инструмента с целью создания музыки. Возможно, подразумевается, что героиня играет на пианино, а сын наслаждается игрой своей матери, которая согревает его душу. А вот в следующем примере будет представлено первое значение глагола to play (играть в игры). Рассмотрим его:

The children were playing in the yard (W.S. Maugham). Как раз здесь автор подразумевает, что дети играют в игры.

«Can you draw?» I like drawing with chalk (Mc.Millan). В данном примере используется глагол to draw, прежде чем рассматривать данное предложение обратимся к дефиниции глагола (to draw – to create a picture by making lines with a pen or a pencil). В этом примере опущен объект, но из самого значения глагола читатель может его восстановить. Таким образом, можно предположить, что под объектом в данном примере подразумевается картина или рисунок. Помимо самого глагола автор указывает на инструмент, который выступает в роли «подсказки», тем самым наводит читателя на верное восстановление объекта.

Следует отметить то, что, читая примеры, где использованы глаголы этого подкласса, у читателя возникают определенные ассоциации, что и подтверждает факт о наличии у этих глаголов родовой семы или отчетливой «семантической насечки»

«I'll cook you a dinner», the girl said (I. Shaw). Dinner, помимо родовой семы meal, содержит сему chief (словарная дефиниция dinner в словаре А. С. Хорнби - the chief meal of the day). Эта сема содержится только в дополнении, благодаря чему оно не редуцируется.

В этих примерах, где употреблен глагол to sing подразумевается объект, который непосредственно связан с музыкой: исполнение песни, мелодии.

Таким образом, абсолютное употребление обнаруживает у этих глаголов отчетливую «семантическую насечку» - их объекты на референтном уровне должны обладать рядом специфических признаков, являющихся необходимым условием для совершения действия, обозначенного данными глаголами. Н.Д. Арутюнова отмечает, что объекты таких глаголов могут быть выделены по страдательному признаку (съедобное, горючее, еда, продукты, «чтиво» и др. (Арутюнова, 1976, стр.126-130). Если формальный объект характеризуется более чем одной чертой, то обобщение может протекать в двух направлениях (ср. надеяться на будущее и надеяться на лучшее, бояться будущего и бояться дурного).

Можно дать и совокупное определение формального объекта по всем присущим ему чертам. Ср. раскаиваться в содеянном зле, надеяться на лучшее будущее, завидовать чужому добру, бояться будущего зла. Именно в таком духе определяли формальный объект эмотивных глаголов средневековые схоласты, следовавшие в этом за Аристотелем. К сказанному можно прибавить, что когда речь идет о формальных объектах подобных глаголов, необходимо предварять признаки упоминанием об их субъективном характере. Мы надеемся на то только, что считаем добром, боимся того, что считаем злом, раскаиваемся только в том, что считаем дурным и т.п. Для глаголов, обозначающих непсихические акты, такое упоминание излишне: высушить можно все то, что мокро, независимо от убеждений и восприятия субъекта.

Признаки, характеризующие формальный объект, соответствуют компонентам значения глагола, образуя между глаголом и именем связующее семантическое звено. Чем меньше таких общих признаков, тем более обобщенным является значение глагола. Так, например, глаголы думать и говорить практически лишены семантической специфики в выборе объекта, поскольку говорить и думать можно о чем угодно.

Таким образом, уже в логике схоластов были сделаны попытки определить условия построения семантически правильных объектных сочетаний (Арутюнова, 1976, стр.116).

Подкласс eat весьма обширен. Сюда относятся глаголы cook, play, paint, draw, knit, sew, sing и др.

в) Подкласс drink

Этот подкласс близок к предыдущему как по величине силового поля, так и по системной организации объектов. Его специфика состоит в том, что основное значение глаголов, реализуемое в сочетании с любым членом гипо-гиперонимически организованной системы объектов, не допускает редукции дополнения. Такая редукция реализует лишь производное специализированное значение, развившееся на фоне основного и включающее в свой интенсионал семы одного из участков гипо-гиперонимической системы объектов.

У глагола drink, например, специализированное значение, реализуемое при абсолютном употреблении, - «злоупотреблять спиртными напитками». He still had not had the fight he wanted and he was drinking like he was just a pipe through the floor (Clark).

У других глаголов этого подкласса - love, write, save - специализированные значения также уже основного; для love это «испытывать чувство глубокой привязанности к лицу противоположного пола», рассмотрим следующий пример: Those who love, live longer (Mc.Millan) или же «He can’t even love…» she thought (J.Galsworthy); для write - «писать письма» или «заниматься писательским трудом»: Seizing ink and writing paper, she began to write…(J.Galsworthy) или It is not easy to earn money by writing (W.S. Maugham); для save - «копить деньги»: Mr. Joyboy was careful. He saved and he paid insurance (E.Waugh).

Co специализированными значениями глаголов этого подкласса семантически связаны производные существительные например, lover от love, drunk и drunkard от drink, savings, savingsbank - от save.

Иногда дополнение при глаголах этого подкласса не редуцируется, однако эти случаи обычно структурно мотивированы. Одним из возможных факторов является необходимость снять синтаксические ограничения на сочетаемость, если имеются определения к дополнению, которые невозможно переподчинить глаголу: Brad wrote regularly, jovial, breezy, friendly letters (I. Shaw).

Характерно, что дополнение со своими определениями вынесено в присоединительную конструкцию, что лишний раз подчеркивает избыточность letters, вхождение соответствующей семы в содержание глагола write (Аринштейн, 1979, стр.8-9).

г) Подкласс shrug

К этому подклассу относятся глаголы, которые описывают ситуацию, допускающую один-единственный объект. Эти глаголы включают в свой интенсионал сему, соответствующую значению своего объекта. См. словарные дефиниции глаголов этого подкласса: shrug - «слегка приподнять плечи», Rudolph shrugged (I.Shaw); nod - «быстро наклонить голову в знак согласия или приветствия», Don Corleone nodded and gestured that Luca Brazi should be brought to him (C.Puzo). Безъобъектное употребление глаголов этого подкласса является нормой.

Если дополнение все-таки эксплицируется, то конструкции с дополнением и без него полностью синонимичны и синтаксически однотипны: The baker nodded his head vigorously (C. Puzo). Mr Goodhart nodded approvingly (I. Shaw). Winifred shrugged her substantial shoulders (J. Galswarthy). Tony shrugged (Mc. Millan).

Регулярное и контекстуально не обусловленное абсолютное употребление этих глаголов имеет как семантические, так и лексические предпосылки. В семантическом плане эти глаголы отличаются особенно отчетливой «семантической насечкой» - именно здесь лучше всего видна упоминавшаяся выше нерасчлененность ситуации, при которой характер движения связывается в языке со свойствами приводимой в движение материи. По существу, дополнение выполняет при глаголах этого подкласса семантическую роль инструмента, орудия, что накладывает естественные ограничения на количество предметов, участвующих в ситуации.

Интересно отметить, что количество таких глаголов в современном английском языке невелико. Кроме shrug и nod, сюда можно отнести clap, для которого характерно как абсолютное употребление, так и сочетание с дополнением hands (When... she placed and eyeglass jauntily in her eye Gilbert clapped his hands - (W.S. Maugham) или (They are all disappeared now. The old ones are dead, except Timothy. Fleur clapped her hands (J. Galsworthy)), и stamp в значении «топать ногами». Другие глаголы, обозначающие действия, требующие одного естественного орудия или органа, не имеют дополнения, называющего этот орган. Вместо этого они содержат орудийную сему в своем интенсионале (дефиниции глаголов bite, wink, pout, frown и др.) (Аринштейн, 1979, стр.9-11). She put her hand forward and started back with a cry. He frowned (D.H. Lawrence). Рассмотрим дефиницию глагола to frown (to frown – to move your eyebrows down and closer because you are annoyed, worried, or thinking hard). Здесь в самом определении глагола включена орудийная сема, поэтому при этих глаголах не может быть объекта.

William winced (D.H. Lawrence). (to wince – to react to something with a sudden expression on your face that shows you are embarrassed or feel pain).

« okay, I’ll leave », he said matter-of-factly, and winked at me (L.R.Kimberla).(to wink – to quickly close and open one eye as a sign to someone).

Такой способ обозначения орудия характерен для разных языков, так как он, по словам Н.Д. Арутюновой, «отражает структуру мира, а не особенности его языковой модели или лексического узуса» (Арутюнова, 1976, стр.91). Если «семантическая насечка» не стирается в процессе словооборота, то область сочетаемости признаковых слов (глаголов, прилагательных, наречий) остается очень узкой. Ср. ёкнуть (только о сердце), зажмурить (только глаза), укусить (только при помощи зубов). Последний пример показывает, что некоторые действия, могут быть выполнены при помощи только одного, естественного, орудия или органа, специально предназначенного природой для определенной цели (ср. смотреть и видеть глазами, слушать и слышать ушами, думать головой или мозгами, жевать и кусать зубами, говорить языком, нюхать носом, лизать и лакать языком и пр.). В этих случаях сама природа вещей исключает возможность расширения сочетаемости слов с орудийными именами. Указание на соответствующие органы при названных глаголах совершенно излишне. К нему прибегают только при эмфазе (ср. видеть своими глазами, слышать собственными ушами) или при необходимости дополнительной индивидуализации органа (посмотреть большими серыми глазами, укусить острыми зубами). (Арутюнова, 1976, стр.92).

Можно предположить, что абсолютное употребление глаголов подкласса shrug, благодаря наличию орудийной семы в их интенсионале, также возобладает над объектно направленным. То, что они прошли уже значительный путь в этом направлении, видно из следующего примера, где shrug сочетается с дополнением, обозначающим неорудийный объект, что невозможно при экспликации орудийного дополнения: Hagen was a little hurt by his coolness but shrugged it off (C.Puzo), (Аринштейн, 1979, стр.9-11).

Лексической закономерностью, определяющей редукцию дополнения «орудия», является, по-видимому, выветривание. По определению У. Вайнрейха, «выветривание содержания некоторой единицы А мы имеем тогда, когда в некотором контексте 'Е + ' эта единица А оказывается полностью предсказываемой: поэтому А становится, так сказать, бессмысленным» (Вайнрейх, 1970, стр. 212).

Таким образом, абсолютное употребление глаголов подкласса shrug в лексическом плане оказывается способом устранения семантической избыточности.

Следует обратить внимание на зависимость безобъектного употребления глаголов с ограниченным силовым полем от устойчивости границ их импликационала. В тех случаях, когда по какой-либо причине, иногда экстралингвистической, увеличивается объем импликационала, глагол не может сразу включить сему нового объекта в свой интенсионал и, следовательно, редукция дополнения, обозначающего новый объект, становится невозможной. Это хорошо видно на примере глагола smoke. По-видимому, отражая многовековую практику, этот глагол включил в себя сему «табачные изделия» (см. дефиницию в словаре А. С. Хорнби: «вдыхать и выдыхать дым табака»). Начавшееся сравнительно недавно в Англии и США массовое употребление наркотиков не успело отразиться на семантике глагола smoke - в его содержание не вошла еще соответствующая сема. Поэтому, если имеется в виду курение наркотиков, дополнение, обозначающее наркотик, не редуцируется:

«We can discuss … how everybody on the campus smokes pot»,

«Do you smoke pot?» (I.Shaw)

«Cigarette?».

«I don't smoke-~ except opium» (G.Green)

(Аринштейн, 1979, стр.9-11).

д) Подкласс drive

Этот подкласс отличается от всех предыдущих тем, что при абсолютном употреблении глаголы реализуют, кроме основного переходного, производное, непереходное значение. Эти глаголы семантически близки - как переходными, так и непереходными значениями, они описывают ситуацию движения. Переходные значения предполагают наличие агенса, приводящего в состояние движения предмет или существо, обозначаемое дополнением, которое, как и в других подклассах может редуцироваться: Rudolph drove without speaking (I.Shaw). Jim drove far east to his mini-mansion, and Kelli drove to her less-than-luxurious apartment on the southern part of the town (L.R.Kimberla).

They have promised I shall ride. Cousin Val cannot walk much, you know, but he can ride perfectly (Galswarthy).

Здесь, как уже было сказано, важен тот факт, что агенс приводит в движение какой - либо предмет. Читатель может подразумевать под объектом машину, велосипед или езду на лошади.

Непереходное значение реализуется в тех случаях, когда подлежащее перестает обозначать производителя действия и превращается в обозначение движущегося предмета или существа: And there would be no question, in this weather, of doing any work below while they were moving (I. Shaw). They drove back to the mall (C. Puzo). They drove through dogwood and tulips and skirted fields (W.S. Maugham).

В этих примерах нельзя предположить редукцию дополнения ship или саг, так как агенс в этом случае был бы в единственном числе и обозначал бы водителя. В наших примерах субъект - местоимение в форме множественного числа, следовательно, это не агенс, а сам глагол описывает не вождение, а движение (Аринштейн, 1979, стр.11).

Непереходные значения исследуемых глаголов становятся в один ряд с глаголами движения: как у этих последних, их единственный актант обозначает движущийся предмет. С.Д. Кацнельсон отмечает: «При одноместных предикатах движения единственный предикандум всегда обозначает движущийся предмет» (Кацнельсон, 1972, стр.202). С. Д. Кацнельсон пишет, что семантико-синтаксическая категория единственного предикандума легко выводится из значения предиката. При предикатах состояния такой предикандум может, естественно, обозначать лишь субстрата состояния, ср. Он спит, Ему не спится; Он зябнет, Ногам было зябко и т. д., где во всех случаях субстрат состояния однозначно выражен предикандумом. Равным образом при одноместных предикатах движения единственный предикандум всегда обозначает движущийся предмет, ср. Маятник качается, Дым медленно поднимается кверху, Больной метался в бреду и т. д. (Кацнельсон, 1972, стр.202).

По своим семантическим и синтаксическим свойствам drive и move близки к непереходным значениям глаголов fly и ride. Особенно это заметно в отношении drive и ride. И сами глаголы, и соответствующие производные существительные синонимичны - они описывают состояние движения: She told him it would be about a three hour drive (C. Puzo). It was a short ride, not more than twenty minutes (C. Puzo). Различия состоят лишь в статусе непереходного значения: у глагола drive он, по-видимому, ниже, чем статус переходного значения, у глагола ride - выше.

Изучение безобъектного употребления глаголов типа drive показывает, что за традиционными словарными пометами интранзитивности скрываются принципиально разные явления. Этими пометами сопровождаются, как правило, любые безобъектные употребления. Приведенный выше анализ дает основание полагать, что непереходным значением исходно переходного глагола по праву может считаться лишь такое производное слово-значение, которое отличается от исходного количеством и семантико-синтаксическими категориями своих актантов (Аринштейн, 1979, стр.12).

Отдельной, от вышеупомянутых подгрупп глаголов, следует считать группу глаголов типа to wash oneself, to shave oneself без возвратного местоимения, которые некоторые исследователи считают абсолютивным употреблением: Now if you’ll go in and wash, I’ll dress (S.Maugham). He dressed himself foe going out (Dickens) I washed myself in the scullery and came back (Cronin).

Это совершенно особый тип абсолютивного употребления. Эти переходные глаголы имеют особый объект действия, который совпадает с субъектом действия. Следовательно, действие такого глагола замкнуто в сфере субъекта, т.е. по грамматической семантике он близок к непереходному. Как только глагол теряет возвратное местоимение, последняя нить, формально связывавшая его с переходными глаголами, рвется, и он становится непереходным, но встает не в ряд: He likes to give, She washes for a living, а в ряд: the weather changed, что обусловлено общей системой противопоставлений переходности- непереходности в современном английском языке. Таким образом, фраза children don’t wash easily двусмысленна, на что указывает М.А.К. Хэллидэй в своей статье «Заметки о транзитивности и теме в английском языке»(Halliday M.A., 1967, стр.49). Эта фраза может значить: 1) children find it difficult to wash themselves; 2) children find it difficult to wash things; 3) it is difficult to wash children. Первые два значения восходят к разным глубинным переходным конструкциям. Третье значение- результат принадлежности глагола к ряду the weather changed (Ковалева, 1970, стр.116-117).

Выше было рассмотрено абсолютное употребление в лексико-семантическом аспекте. Такой подход дал возможность наметить принципы классификации глаголов в зависимости от соотношений семантических компонентов в глагольно-объектном выражении. Однако, как показывает исследование, лексико-семантические особенности глаголов создают лишь предпосылки для их использования в конкретной речевой ситуации. Дальше в силу вступают факторы коммуникативного и поверхностно-синтаксического уровней (Аринштейн, 1979, стр.12).

2.2 Факторы, влияющие на абсолютное употребление переходных глаголов

На абсолютное употребление переходных глаголов в английском языке наряду с синтаксическими, лексико-семантическими и семантико-синтаксическими характеристиками глаголов, немалое влияние оказывают и коммуникативные факторы, о которых и пойдет речь ниже.

Коммуникативные факторы применительно к абсолютному употреблению будем понимать как использование безобъектной конструкции в целях эмфазы, логического выделения глагольного значения. О таком выделении, концентрации внимания на самом процессе в отвлечении от объекта, нередко говорится в связи с абсолютным употреблением. Возможность использования абсолютного употребления в целях акцентуации глагола создается тем, что отсутствие эксплицитного дополнения при переходном глаголе воспринимается в акте коммуникации как значащее отсутствие, выделяющееся на фоне полного парадигматического противочлена безобъектного выражения. По контрасту с полной конструкцией, где глагольный и объектный компоненты коммуникативно равноправны, в безобъектном выражении увеличивается степень коммуникативного динамизма глагольного компонента за счет отсутствия объектного. Однако отмеченная коммуникативная маркированность абсолютного употребления характерна не для всех глагольных подклассов. В подклассах shrug, drink, которые сочетаются с ограниченным количеством объектов и содержат их семы в своем интенсионале, нерелевантность глагольного объекта, как было показано выше, не зависит от конкретной речевой ситуации. Выбор абсолютной конструкции диктуется не потребностью в эмфатическом выделении глагольного значения, а тенденцией к устранению семантической избыточности.

Коммуникативная маркированность абсолютного употребления ярко выступает у тех подклассов, которые имеют неограниченное или слабо ограниченное силовое поле (подклассы give, eat). У глаголов этих типов появление того или иного объекта равновероятно, поэтому эксплицитно выраженное дополнение обладает высокой степенью коммуникативного динамизма, как и глагол. При безобъектном употреблении реализуется указание на класс или классы объектов; а не на индивидуальный объект. Поэтому субстанциональные признаки сочетания оказываются менее релевантными, чем глагольные, и глагол становится коммуникативным центром всего сообщения. Рассмотрим примеры.

Thomas took Kate and Dwyer to the same restaurant that Dwyer and Thomas had eaten at when they first came to Marseilles (W.S. Maugham).

В описываемой ситуации допустима конкретизация объекта - включение дополнения dinner или supper. Однако это сделало бы дополнение и глагол коммуникативно равноправными (Ср.: She ate a very hearty dinner, even more than Robert (T. Caldwell). Безобъектный вариант акцентирует глагольные признаки, делая их единственными носителями ремы

(Аринштейн, 1979, стр.12-13).

При рассмотрении случаев безобъектного употребления переходных глаголов следует прежде всего учитывать лексико-семантические свойства объектных переменных, обозначающих участников ситуации, представленной в высказывании. Говорящий сознательно выбирает такую структуру, в которой главный, по его мнению, участник попадает в “фокус” внимания. Так, в примере “I don’t eat from broken china,” he would proclaim like an affronted monarch”(J. Heller) на престижную семантическую роль выдвигается “broken china”, поскольку именно эта деталь ситуации оказывается наиболее значимой для передаваемого сообщения. Объект (food) выводится из семантики глагола to eat (to take food in through the mouth and swallow it in order to feed the body) и не является релевантным для ситуации. Гораздо важнее здесь с коммуникативной точки зрения то, из чего говорящему предлагают есть и что вызывает его негодование.

Другой пример: This happened to be Japhy’s favorite Chinese restaurant, Nan Guen, and he showed me how to order and how to eat with chopsticks…(J. Kerouac).

С тем же глаголом eat опять не упоминается объект, зато указан инструмент, который обычно редко эксплицируется, т.к. занимает низкое место в иерархии актантов. Факультативная валентность инструментатива в данном случае заполняется, поскольку в этом есть коммуникативная потребность. Друзья оказываются в китайском ресторане, где принято есть специальными палочками, и, если бы инструмент не упоминался, могло бы создаться превратное впечатление о том, что один из героев не умеет правильно есть (в европейском понимании - управляться ложкой, вилкой и ножом). Е.ВСвиридова(Санкт-Петербург)

(www.phil.pu.ru/depts/02/anglistikaxxi_01/55.htm)

Следует отметить, что безобъектное употребление особенно часто наблюдается с формами длительного вида, являющимися морфологическим средством акцентуации процесса. По-видимому, в этих случаях два средства акцентуации действуют одновременно в одном направлении: She had been studying for her exam (C. Puzo). «Do you know how many towers we passed since the last fort?» «I wasn't noticing» (C. Puzo).

I have been hearing about you (W.S. Maugham).

Здесь, однако, тоже наблюдается зависимость средств акцентуации от семантики глагола - в формах длительного вида встречаются, как правило, глаголы подкласса eat, drink, drive, содержащие в своих значениях родовые семы объектов. Глаголы подкласса give в длительных формах не встречаются. По-видимому, степень отвлеченности глагольного действия при референциальной неопределенности, характерной для глаголов этого подкласса, несовместима с грамматическим значением длительного вида, описывающего конкретное действие над более или менее определенным объектом.

В плане акцентуации глагольного действия можно рассматривать также морфологические формы глаголов. Неперфектные формы инфинитива и герундия, свободные от выражения видо-временных, модальных и других глагольных категорий, больше подходят для передачи действия вообще, в отвлечении от конкретного объекта, чем личные формы глаголов, как уже отмечалось, они очень характерны для абсолютного употребления:

People who would never see, feel, dance, draw, cry at music, feel the world, the west wind (J. Fowles).

I love making, I love doing, I love being to the full, I love everything which is not sitting and watching and copying and dead at heart (J. Fowles).

Следует отметить, однако, что частотность неличных форм связана не с их синтаксическими, комбинаторными свойствами, а с их коммуникативными особенностями - способностью акцентировать глагольное действие. Это видно из того факта, что неличные формы характерны не для всех глаголов, а лишь для подклассов give и eat, имеющих обширное силовое поле.

Подклассы shrug, drink, для которых абсолютное употребление не есть способ акцентуации глагольного действия, встречаются в основном в предикативных формах и часто употребляются в формах простого прошедшего и в перфекте - формах, указывающих на конкретность действия и его временную определенность.

Синтаксически обусловленная редукция дополнения при переходном глаголе происходит в условиях, отличающихся от описанных выше: это предложения с пропозиционным объектом, имеющим антецедент в контексте. Влияние контекста может осуществляться по-разному. В одних случаях возможность опущения приглагольного компонента, прямого дополнения, обусловлена тем, что о предмете, на который направлено обозначенное глаголом действие, уже было сказано в препозитивной по отношению к глаголу части контекста: Everyone knows she lives in London as she lived in Stockholm. She's told me herself, they've told me (J. Fowles). John has the instincts of a gentleman. He has only to understand- only! He can’t understand! that’s impossible (J. Galsworthy). The boy is really in love, he won’t forget, even if he goes to Italy! (J. Galsworthy).I said I couldn’t remember (Clark). One place and another I’d read quite a lot about the sun and the constellations, but I could never remember it. Gil had never read anything but always knew (Clark). Two of the stopped at the corner, though, and watched again (Clark).

Такой пропозиционный объект может быть эксплицирован посредством местоименных заместителей that и it (так называемое указательное it, эквивалентное русскому «это», отличное от личного местоимения третьего лица, замещающего предметный объект). Замещение такого типа - широко распространенное явление:

«Не was never stout but now he is quite gaunt. I'm sure you've noticed that» (T. Caldwell).

«She is sick, isn't she?» I knew it all the time (T. Caldwell).

(Аринштейн, 1979, стр.12-14).

Однако не менее распространенным, хотя и мало изученным, является нулюющее сокращение подобных конструкций, где вместо замещения используется эллипсис. Безобъектное употребление глагола не есть проявление небрежности в разговорном стиле - оно достаточно регулярно встречается как в диалогической, так и в авторской речи:

«He's up at a military school near Poughkeepsie», Rudolph said «I just found out two days ago» (W.S. Maugham).

Everybody laughed very loudly; but she pretended she had not noticed (J. Agee).

Своеобразие этих случаев эллиптического сокращения состоит в том, что дополнение опускается здесь в анафорическом контексте. Правилом для такого контекста является экспликация дополнения, его редукция не наблюдается, даже если соблюдены все необходимые условия эллиптического сокращения - симметричность повторяющегося компонента и его антецедента по отношению к опорным словам, выступающая как показатель синтаксической позиции повторяющегося компонента. В таких условиях наблюдается замещение дополнения посредством one или личных местоимений третьего лица:

«Made a fortune during the war and you're still making one!» (J. Braine).

«You don't have any contact with anybody and he has it with everybody» (J. Fowles).

Невозможность редукции дополнения в таких случаях заставляет задуматься над причинами, обусловливающими такую возможность в примерах типа She knew what I meant at once,... but she pretended not to understand (J. Fowles). Connie felt he must have forgotten the morning. He had not forgotten (Lawrence). « Besides, he started them (fights) all», « Like hell I did», I said, Do we look like I’d start? (Clark). He knew he ought to find some way of using it (coal) or converting it so that he needn’t sell it …and to convert into oil was as yet too costly…(Lawrence). But I have never forgotten her face, I can see it now. I was not in love with her then, not for twelve years after, but I hav never forgotten (J. Galsworthy).

Дело тут, по-видимому, прежде всего в характере повторяющихся компонентов. Эти компоненты имеют разную структуру. Полнота конструкции наблюдается, когда повторяется предметное дополнение, эллипсис - когда дополнение имеет пропозиционный характер. Видимо, закрепленность разных способов за разными сферами делает возможной редукцию дополнения в одной из них. Эта редукция становится показателем пропозиционного характера дополнения и тем самым способствует его идентификации. Правильной идентификации пропозиционного дополнения способствует и семантическая категория подчиняющего глагола: глаголы, сочетающиеся с пропозиционным дополнением, - это глаголы так называемого интенсионального типа, выражающие духовную деятельность, внутреннее зрение, информацию и знание и т. д.: see, know, notice, watch, feel, understand, remember, forget, tell, promise (Аринштейн, 1979, стр.14-15).

Следует отметить, что в случаях с ситуативным эллипсисом объект выводится не из семантики предиката, а из самой ситуации, при этом редуцируемый компонент высказывания не поддаётся однозначному восстановлению.

Примером может служить фраза, взятая из одного из предвыборных выступлений Дж. Буша мл.: “The former administration had its chance. They haven't led - we will ”. Для избирателей, знакомых с политической ситуацией в стране, понятно кого и куда вела (или, вернее, не вела) прежняя администрация. Будучи частью общего фонда знаний, данные компоненты не эксплицируются во избежании коммуникативной избыточности. В данном случае решающую роль играют “фоновые” знания, обеспечивающие понимание информации участниками коммуникации.

Рассмотрим ещё один пример:

I […] put in a tape, Saxon’s debut album Wheels of Steel, and for many their best […]

What a din Bruce! Dinnae ken how ye can listen to that!

It’s white man’s soul music Gus. We came, conquered and enslaved, I explain (I.Welsh).

Здесь объект не эксплицируется, т.к. из контекста понятно, что завоёвана и порабощена (в переносном смысле) была публика, как белая, так и чернокожая. Возможно, что отсутствие объекта объясняется также и аллюзией на знаменитое латинское изречение “Veni, vedi, vici”.

Говоря о проявлениях коммуникативно-прагматического фактора, нельзя не упомянуть роль паралингвистических средств выражения мысли, “как факторы субъекта, так и ситуационные явления, предметное окружение в момент говорения, выделение, подчёркивание с помощью различных движений и указаний говорящего ситуационных маркеров”. Эти средства выполняют функции компенсации элиминированных в реальном процессе коммуникации некоторых избыточных языковых средств.

Рассмотрим в качестве иллюстрации следующий пример:

I went over to Brody and put the automatic against his midriff and reached his Colt out of his side pocket […] I stuffed them [guns] into my pockets and held my hand out to him.

“Give.”

He nodded. He took a fat envelope out of his breast and gave it to me (R. Chandler).

Ситуация, рассмотренная здесь, предельно проста. И говорящий, и слушающий прекрасно понимают, о каком предмете идёт речь, учитывая в особенности и то, что один из них находится под дулом пистолета. Коммуникативная установка говорящего - отдать приказ, которому бы беспрекословно подчинились, а формулировка приказа, как правило, крайне ясна и точна. Как отмечает Г.В. Колшанский, “эллипсис словесной структуры дай при указании рукой, движении глаз на некоторый предмет есть, пожалуй, самый экономичный и оправданный способ построения высказывания, т.к. отсутствие дополнения в предложении мгновенно компенсируется умственным действием (“…этот предмет…”) (Колшанский, 1980, стр. 167).

Что касается выбора между неполной конструкцией и вариантом с заместителями it и that, то он связан, по-видимому, с коммуникативными факторами. Эллипсис дополнения позволяет акцентировать семы действия в глагольно-объектном выражении: «You for sure going to send over that money tomorrow?»

«I guarantee» (W.S. Maugham) (Аринштейн, 1979, стр.14-15).

Итак, наблюдения показывают, что абсолютное употребление переходных глаголов есть результат взаимодействия многих факторов, относящихся к разным языковым уровням. Оно может мотивироваться семантическими, коммуникативными и синтаксическими причинами. В семантическом плане оно выступает либо как способ актуализации связей глагола со всем кругом его потенциальных объектов, либо как средство устранения семантического дублирования. На коммуникативном уровне невыраженность дополнения оказывается одним из способов акцентуации сем действия в сказуемом. И, наконец, в синтаксическом аспекте абсолютное употребление является результатом нулюющего сокращения коммуникативно нерелевантной объектной части глагольно-объектного выражения, повторяющей информацию предшествующего предложения.

Заключение

В заключении дипломной работы необходимо подвести итоги и сделать основные выводы. Итак, абсолютное (абсолютивное) употребление переходных глаголов – это такое употребление переходных глаголов, при котором описывается ситуация с выраженным агенсом и невыраженным объектом.

В настоящей работе безобъектное употребление переходных глаголов рассматривается с точки зрения синтаксических, лексико–семантических и семантико–синтаксических характеристик глаголов. Наиболее удачной, на наш взгляд, является трактовка этой проблемы исследователями, изучавшими эту проблему с точки зрения семантико–синтаксических характеристик. Эта концепция заключается в том, что важно разграничивать валентность обязательную и факультативную, обращая внимание на то, имеем ли дело с содержательным или формальным планом. Факультативный в формальном плане комплемент может оказаться обязательным в содержательном плане. Переходность/ непереходность рассматривается учеными как категория глубинно – семантического уровня, влияющая, но не полностью определяющая, поверхностную синтаксическую структуру предложения. Вслед за представителями этого направления мы исходим из признания сохранения глаголами при абсолютном употреблении объектной интенции, глагол передает определенную информацию об отсутствующем дополнении, т.е. семантическая структура глагола содержит семы его объектов. Рассматривается классификация глаголов, состоящая из пяти подклассов: to give, to eat, to drink, to shrug, to drive.

Глаголы классифицируются в зависимости от емкости силового поля глагола. Чем больше емкость силового поля, тем меньше вероятность появления конкретного потенциального объекта при данном глаголе и, следовательно, тем меньше оснований для включения объектных сем в семантическую структуру глагола. Чем меньше силовое поле, тем вероятнее закрепление определенных объектов за данным глаголом и проникновение их сем в его интенсионал. Проводится анализ примеров каждой подгруппы с безобъектным употреблением переходных глаголов.

Как показывает исследование, лексико-семантические особенности глаголов создают лишь предпосылки для их использования в конкретной речевой ситуации. Дальше в силу вступают факторы коммуникативного и поверхностно-синтаксического уровней, которые приводят нас к следующему выводу: абсолютное употребление переходных глаголов есть результат взаимодействия многих факторов. Проанализировав примеры абсолютного употребления переходных глаголов, приходим к следующему выводу, а именно: в семантическом плане – это способ устранения семантического дублирования, реализуется указание на класс или на классы объектов, в коммуникативном плане – это способ акцентуации сем действия в сказуемом, в синтаксическом аспекте – это способ устранения коммуникативной избыточности.

Таким образом, рассмотрев большое количество примеров с абсолютным употреблением переходных глаголов, можно сделать следующий вывод: абсолютное употребление переходных глаголов все же включает в себя сему объекта, но на синтаксическом уровне она не выражена, что и подтверждает выдвинутую нами гипотезу.

Комплексное изучение абсолютного употребления может дать интересные результаты как в плане семасиологии, так и при изучении семантико-синтаксических проблем.

Библиография

1. Авронин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка Л., 1975.

2. Адмони В.Г. Структура предложения и словосочетания в индоевропейских языках, Л., 1979.

3. Андреев Н.Д. Проблемы структурно-вероятностного анализа языков, Днепропетровск, 1975.

4. Апресян Ю.Д. Синтаксис и семантика в синтаксическом описании. - В кн.: Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М., 1969.

5. Аринштейн В.М. О структурной обусловленности сверхфразовых единств. - В кн.: Ученые записки Калининского ГПИ им. М.И.Калинина, т.64, вып.1, 1969.

6. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 1976.

7. Бархударов Л.С. Структура простого предложения современного английского языка. М., 1966.

8. Бархударов Л.С., Штелинг Д.А. Грамматика английского языка.- М.:Высшая школа, 1965.

9. Беляева М.А. Грамматика английского языка.- М.:Высшая школа, 1963.

10. Бенвенист Э. Общая лингвистика, М.: Прогресс, 1974.

11. Блох М.Я. Теоретическая грамматика английского языка.- М.:Высшая школа, 1965.

12. Блох М.Я. Теоретические основы грамматики.- М.:Высшая школа, 2005.

13. Бурлакова В.В. Основы структуры словосочетания в современном английском языке, Л., 1975.

14. Вайнрейх У.О семантической структуре языка,--В кн.: Новое в лингвистике, вып. V. М., 1970.

15. Вандриес Ж. Язык. Лингвистическое введение в историю, Едиториал Урсс, 2004.

16. Гак В.Г. К проблеме синтаксической синтагматики. - В кн.: Проблемы структурной лингвистики-1971. М., 1972.

17. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958.

18. Жигадло В.И. О переходности и непереходности глаголов в современном английском языке. - В кн.: Ученые записки ЛГУ, № 262, вып. 50, 1958.

19. Жигадло В.Н., Иванова. И.П., Иофик Л.Л., Современный английский язык, М., 1956.

20. Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г.Г. Теоретическая грамматика современного английского языка.- М.:Высшая школа, 1981.

21. Ильиш Б.А. Современный английский язык. М., 1948.

22. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. Л., 1972.

23. Ковалева Л.М. О так называемом абсолютном употреблении переходных глаголов в современном английском языке. - В кн.: Проблемы английской филологии. Иркутск, 1970.

24. Колшанский В.Г. Контекстная семантика, М., 1980.

25. Мещанинов И.И. Глагол. М.-Л., 1949.

26. Мухин А.М. Лингвистический анализ. Л., 1976.

27. Никитин М.В. Лексическое значение в слове и словосочетании. Владимир, 1974.

28. Пешковский А.М. Избранные труды, М., 1959.

29. Семантика и функционирование английского глагола. -Г.: Межвузовский сборник научных трудов, 1985.

30. Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. М., 1956.

31. Смирницкий А.И. Морфология английского языка.- М.: Литература на иностранных языках, 1959.

32. Смирницкий А.И. Синтаксис английского языка.- М.: Литература на иностранных языках, 1957.

33. Степанов Ю.С. Имена, предикаты, предложения.- М.: Наука, 1981.

34. Степанова М.Д., Хельбиг Г. Части речи и проблема валентности в немецком языке. М., 1978.

35. Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. М: Прогресс, 1988.

36. Хаймович Б.С., Роговская Б.И. Теоретическая грамматика английского языка.-М., 1967.

37. Шубная Э.Г. О среднем залоге в современном английском языке с точки зрения соответствия между семантическим и синтаксическим уровнями предложения. - В кн.: Синтаксис простого предложения. Л, 1972.

38. Ярцева В.Н. Исторический синтаксис английского языка, М-Л., Изд-во Академия наук СССР, 1961.

39. Blokh M.Y. A Course in Theoretical English Grammar.-М., 2000.

40. Curme G.O. A Grammar of the English language, v.3. Syntax, N. Y. 1931.

41. Curme G.O. Principles and Practice of English Grammar, N. Y., 1947.

42. Fi1mоre Ch. The Case for Case. - Universal in Linguistic Theory. N. Y. 1968.

43. Ganshina M., Vasilevskaya N., English Grammar, M., 1964.

44. Halliday M.A. Notes on Transitivity and Theme in English -

«Journal of Linguistics», v. 3, 1967.

45. Hornby A.S, Gatenby E.V, Wakefield H., The Advanced Learner’s Dictionary of Current English, London, 1958.

46. Ilyish B.A. The structure of Modern English. - Л., 1981.

47. Jespersen O. A Modern English Grammar on Historical principles. Part III, Syntax (second volume). L., 1954.

48. Sweet H. New English Grammar, Oxford, 1903.

49. Sweet H.A. New English Grammar. - Logical and Historical, Oxford, 1958.

50. Е.В.Свиридова (Санкт-Петербург).

51. Agee J. Death in the Family. N. Y., 1963.

52. Braine J. The Vodi. L, 1959.

53. Caldwell T. Testimony of Two Men. N Y., 1969.

54. Clark W.V.T. The Ox-Bow Incident, N.Y., 1960.

55. Fowles J. The Collector. L, 1971.

56. Galsworthy J. The Forsyte Saga. M., 1964.

57. Greene G. The Quiet American. L., 1955.

58. Haggard H.R. King Solomon’s Mines, K., 1998.

59. Hemingway E. For Whom the Bell Tolls. L., 1964.

60. Kimberla L.R. A taste of Reality, 2001.

61. Lawrence D.H. Sons and Lovers. L., 1999.

62. Lawrence D.N. Lady Chatterley’s Lover, Penguin Books.

63. Puzо С. The Godfather. N. Y.

64. Shaw I. Rich Man, Poor Man. N. Y., 1974.

65. Maugham W.S. Collected Short Stories, v. 2. L., 1970.

66. Maugham W.S. Rain and Other Short Stories, M., 1977.

67. Waugh E. The Loved One. N. Y., 1957.

Приложение

Examples: а) Подкласс give

He likes to give (Дж. Керм).

He does not matter whether he wins or not….But he usually wins (Clark).

Tetley, I thought, was short with Mapes because he was trying to count in his mind or some such system, to keep track of time (Clark).

He would not often sing when he knew anybody could hear (Clark).

He is a good worker if he understands, but you have to tell him just what to do (Clark).

Did she understand? (J. Galsworthy).

That shows how little you understand (J. Galsworthy).

He’s never interfered and he’s always seemed to understand (J. Galsworthy).

A pretty job I shall have to make him understand! (J. Galsworthy).

I knew she would understand, because she understood everything (L.R. Kimberla).

He did remember (J. Galsworthy).

Here in a remote corner before a plate of roasted mutton and mushed potato he read (J. Galsworthy).

I read for examinations. I read for instruction. Here I learned to read for pleasure (W.S. Maugham).

Seeing that she had finished reading, he came up to her (J. Galsworthy).

This added to his fear, and he began reading (J. Galsworthy).

Expression! Ah! They were all Expressionists now, he had heard, on the Continent (J. Galsworthy).

Nor did his father mention her, though of course he, too, must know. (J. Galsworthy).

At least 60 people were injured, but we were counting (Mc. Millan).

He still dug at the earth viciously. He heard (D.H. Lawrence).

Twenty years is a long time outside our family, who’s likely to remember? (J. Galsworthy).

«I hate beyond hate» (J. Fowles).

Examples: б) Подкласс eat

When did you learn to cook? (Mc. Millan).

He ate and drank more than he had need (D.H. Lawrence).

He ate and drank, watching the last light fade (J. Galsworthy).

While they ate he thought of Fleur (J. Galswarthy).

There still so many people who hate that we shop in the same stores or eat at the same restaurants as them (L.R. Kimberla).

We left the mall without stopping to eat as we’d planned on doing (L.R. Kimberla).

You see, when he is not walking or taking a bath, he is eating (J. Galswarthy).

Past masters were eating there (J. Galswarthy).

I eat very little myself…(W.S. Maugham).

Finally Jil began to eat too (Clark).

While he ate he read a detective story (W.S. Maugham).

Wash the walls before you start to paint (Mc. Millan).

She was knitting. It is too soon to sow yet, to make a living by writing (Хорнби).

She reads and knits to pass the time (Mc. Millan).

As a man sows, so shall he reap. Reap where one has not sown (Хорнби).

Well, then, you have five choices: eat, sleep, drink, play poker or fight (Clark).

He would not often sing when he knew anybody could hear (Clark).

«Sing, John!» John sang (J. Galswarthy).

Poor Tymothy must now take a harp and sing in the company of Mrs. Forsyte, Mrs. Julia, Miss Hester (J. Galswarthy).

Her fixed idea stood on the stage and sang with Polly Peachum, mimed with Filch…(J. Galsworthy).

No bird sang! (W.S. Maugham).

He laughed and shouted and sang (W.S. Maugham).

After dinner his mother played. He gazed at his mother while played (J. Galswarthy).

He waited till he she had begun to play (J. Galsworthy).

The cocks crowed and played and clamoured so gaily, day in, day out (J. Galswarthy).

He waited till evening, till after their almost silent dinner, till his mother had played to him (J. Galsworthy).

Annie played under the tall old hedge picking up alder cones, that she called currants (D.H. Lawrence).

The children were playing in the yard (W.S. Maugham).

The boys are playing (Mc. Millan).

She doesn’t play. She works inside the clubhouse (L.R. Kimberla).

«Can you draw?» I like drawing with chalk (Mc. Millan).

Couldn’t he just paint! (J. Galsworthy).

Wash the walls before you start to paint (Mc. Millan).

Examples: в) Подкласс drink

He still had not had the fight he wanted and he was drinking like he was just a pipe through the floor (Clark).

Well, then, you have five choices: eat, sleep, drink, play poker or fight (Clark).

Не had a problem with the drink, as he put it. When he drank, he became pugnacious and challenged people in bars (I. Shaw).

He ate and drank more than he had need (D.H. Lawrence).

He ate and drank, watching the last light fade (J. Galsworthy).

He supposed that people drank too much still, but there was not the scope for it there used to be (J. Galsworthy).

And how consistently Montague Dartie had drunk too much (J. Galsworthy).

He was a sociable creature and didn’t care to drink alone (W.S. Maugham).

I didn’t drink, I had to find other ways to entertain myself (L.R. Kimberla).

It’s not much fun when you don’t drink (L.R. Kimberla).

Seizing ink and writing paper, she began to write…(J. Galsworthy).

He must write to Holy, telling her that Jon knew nothing as yet of family history (J. Galsworthy).

My dear boy- it is not easy to write (J. Galsworthy).

He would write to her. But would she answer? (J. Galsworthy).

He wrote with difficulty and many erasures (J. Galsworthy).

I had to see John- he wrote to me (J. Galsworthy).

After hearing of his father’s dead, she wrote to Jon (J. Galsworthy).

I’ll write now and you can post it (J. Galsworthy).

The flutter of his eyelid fortified Soames in a resolution to write direct to the new Bolderby (J. Galsworthy).

I shall write to Kuala Solor (W.S. Maugham).

What will you do if Isabel writes and puts an end to her engagement with you? (W.S. Maugham).

It is not easy to earn money by writing (W.S. Maugham).

The Sultan was away but he wrote to his representative (W.S. Maugham).

She wrote begging him to persevere (W.S. Maugham).

He wrote as though he were settled definitely in Tahiti (W.S. Maugham).

The times when he felt lonely or missed the kid, he wrote to her (I. Shaw).

John stood feeling exactly as he used to when he was a naughty little boy; sore because he was not loving and because he was justified in his own eyes (J. Galsworthy).

People will assume that I love (J. Galsworthy).

«He can’t even love…» she thought (J. Galsworthy).

He only knew she loved… (D.H. Lawrence).

I live and love (J. Galsworthy).

Those who love, live longer (Mc. Millan).

Traveling by train is cheaper, you can save (Mc. Millan).

Examples: г) Подкласс shrug

I expected an argument but she merely nodded and went out (Mc. Millan).

You knew that? Soames nodded (J. Galsworthy).

The doctor nodded and went upstairs (J. Galsworthy).

John nodded (J. Galsworthy).

The girl nodded (J. Galsworthy).

Irene nodded (J. Galsworthy).

The Duke nodded and passed on (W.S. Maugham).

The fat man nodded (W.S. Maugham).

He nodded to Bateman (W.S. Maugham).

Mr. Warburton nodded to signify that the interview was at an end (W.S. Maugham).

The woman nodded and went to the house (W.S. Maugham).

Fleur nodded; her frills shook and trembled as she swayed toward the door (J. Galsworthy).

She nodded and John’s face lighted up at once (J. Galsworthy).

Soames nodded, and the streams forced them apart (J. Galsworthy).

« All right, Cook!» Soames nodded (J. Galsworthy).

Mom nodded, and we left the store in a fury (L.R. Kimberla).

I nodded in agreement, but I wanted him out of my office (L.R. Kimberla).

The children clapped in excitement (Mc. Millan).

« I’m Soames » Timothy nodded (J. Galsworthy).

«To hold on- hold on- Consols are going up», and he nodded thrice (J. Galsworthy).

They are all disappeared now. The old ones are dead, except Timothy. Fleur clapped her hands (J. Galsworthy).

I nodded my head in agreement but still didn’t speak (L.R. Kimberla).

«Why not?» she asked. Tony shrugged (Mc. Millan).

Monsieur Profond shrugged his shoulders (J. Galswarthy).

Fleur shrugged her shoulders (J. Galswarthy).

Annette shrugged her shoulders (J. Galswarthy).

Mr. Warburton shrugged her shoulders (W.S. Maugham).

Examples:д) Подкласс drive

Usually, my sister drives and I read the map (Mc. Millan).

I’ve been driving for 15 years and I’ve never had an accident (Mc. Millan).

They have promised I shall ride. Cousin Val cannot walk much, you know, but he can ride perfectly (J. Galsworthy).

We rode in silence for almost twenty minutes (L.R. Kimberla).

I’ll do the same and ride with you, if you don’t mind (L.R. Kimberla).

He drove along a road that ran by the sea (W.S. Maugham).

I called my mother to see if she wanted to drive over to Schuamburg to do some shopping (L.R. Kimberla).

I had far too much work and didn’t need to waste time walking out to the parking lot, driving to a restaurant and then waiting for my meal to be served (L.R. Kimberla).

Mom and I were now driving around the parking lot searching for a place to park (L.R. Kimberla).

Jim drove far east to his mini-mansion, and Kelli drove to her less-than-luxurious apartment on the southern part of the town (L.R. Kimberla).

I drove to the one place where I wouldn’t have to speak to anyone (L.R. Kimberla).

I drove to the health club’s parking lot and waited for the downpour to cease (L.R. Kimberla).

Then I made a left turn out of the lot, drove a few feet and stopped (L.R. Kimberla).

The woman who’d hit me drove to the right…I drove behind her grey Honda Accord.. (L.R. Kimberla).

I drove all the way back to Mitchel imagining how his lips would have felt against my own (L.R. Kimberla).