Министерство образования Республики Башкортостан
ГОУ ВПО Башкирский государственный педагогический университет
им. М. Акмуллы
Филологический факультет
Кафедра русской литературы
Курсовая работа по русской литературе
Образ ребенка в рассказах Р.П. Погодина
Уфа 2010
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I. Образ ребенка в детской литературе
1.1 Мир детства в произведениях для детей
1.2 Особенности изображения героев произведений детской литературы
Выводы по главе I
Глава II. Р.П. Погодин – писатель о детях и для детей
2.1 Жизнь и творческий путь писателя
2.2 Дети – главные герои произведений Р.П. Погодина
Выводы по главе II
Заключение
Список использованной литературы
ВВЕДЕНИЕ
Детская литература всех времен устремлена в будущее. Все самое интересное в мировой литературе подхватывалось и множилось детской фантазией, эмоциональностью и верой. Первыми, кто открывает детям гармонию между прошлым и будущим, заставляя поверить в бесконечность созидательных возможностей человека, оказываются лучшие сказочники: Ганс-Христиан Андерсен, братья Гримм, Джонатан Свифт, Жюль Верн и другие. Но именно детям писатели и поэты стали адресовать свои творения лишь к концу XVII века [30, с. 16].
Интерес у множества поколений детей вызывали и вызывают "Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого стола", "Легенда о Робин Гуде". Вершиной литературы для детей (равно как и для взрослых) явилось творчество Ганса-Христиана Андерсена, чьи сказки – бесценное достояние всего человечества. Любимыми героями малышей стали озорные персонажи "Сказок дядюшки Римуса" – плод фантазии американского писателя Джоэля Харриса (1848-1908). Петр Ершов прославился как автор одного, но весьма замечательного и оригинального сочинения для детей – сказки "Конек-горбунок", основанной на сочетании элементов народных сказок.
Всего лишь одну сказку – "Ашик-Кериб" (1837) посвятил детям Михаил Лермонтов – своеобразную притчу, где одним из главных героев оказывается святой для мусульман Хадрилиаз, он же Святой Георгий для православных христиан. Детство нескольких поколений невозможно представить без творчества Самуила Маршака, без его поэм, стихов, песен, лимериков, загадок и считалок, мудрых и озорных пьес, великолепных переводов английских и шотландских баллад, эпиграмм и сонетов [12, с. 85]. Не остается в стороне и современный детский писатель Радий Погодин. Это писатель лирического дарования. Его Дубравка из одноименного рассказа (1962), девочка-подросток в предчувствии первой любви нетерпима к малейшей фальши, а Верка-певунья из повести "Ожидание" (1964) живет, будто с содранной кожей. Его перу принадлежат "Мороз" (1954), "Муравьиное масло" (1958), "Рассказы о веселых людях и хорошей погоде" (1961), "Кирпичные острова" (1965), "Осенние перелеты" (1972), "Лазоревый петух моего детства" (1986) и другие [29, с. 72].
Изучение произведений Радия Погодина о детях – одна из актуальных и интересных проблем в русской литературе. Этим определяется актуальность курсовой работы. Актуальность исследования связана с необходимостью изучения творчества Погодина с целью выявления особенностей изображения мира детства, описанного в его рассказах.
Цель данной работы – выявление и описание образа ребенка, его функций в произведениях Р.П. Погодина. В курсовой работе рассматриваются основные образы персонажей, их значение и роль в прозе писателя, анализируются несколько его произведений.
Задачи исследования:
дать понятие об особенностях детской литературы;
дать краткую характеристику творческого пути Р.П. Погодина, выявить особенности его прозы;
выявить контексты из произведений писателя, в которых содержится характеристика детей;
установить роль образа ребенка в прозе Р.П. Погодина;
Объектом исследования является образ ребенка в произведениях Р.П. Погодина.
Предмет исследования: особенности изображения детей в произведениях писателя. Теоретической основой работы послужили статьи различных авторов, посвященные творчеству Р.П. Погодина, рассказы самого писателя. Теоретическое значение и практическая значимость работы заключается в том, что материалы работы могут быть использованы в школе на уроках русской литературы при изучении творчества Р.П. Погодина и при анализе его произведений.
ГЛАВА I. ОБРАЗ РЕБЕНКА В ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
1.1 Мир детства в произведениях для детей
Конец XIX и XX века ознаменовались бурным расцветом массовой детской литературы, причем ведущей темой литературных произведений для детей стало детство. Проблема детства уже на протяжении долгого времени занимает исследователей – и в таких уже традиционных для этой проблемы областях, как педагогика и психология, и в других науках, в том числе и в социологии. Положение детей в обществе, их социальный статус, их ценность для личности, семьи и общества в целом, соционормативные представления о возрастных свойствах, взаимоотношения детей со взрослыми, проблемы социализации детей – все это так или иначе становится предметом дискуссий, споров и изучения. Практически все современные исследователи соглашаются с тем, что те или иные изменения статуса детства, ценности детей в обществе происходят [31, с. 42].
Современная русская детская литература выросла не на пустом месте.
Ее становление как явления эстетического протекало в русле общелитературного развития. Глубинные традиции детской литературы следует искать прежде всего в трудах тех больших русских писателей, для которых детская тема была темой трепетной и сердечной, темой серьезной и непременной, чье творчество в какой-то важной его части прочно вошло в детское чтение в силу своей конкретности, простоты и задушевности.
Образы детства, возникающие в произведениях художественной культуры, так или иначе отражают важные стороны социальной реальности. На протяжении истории человечества и реальное содержание детства, и, следовательно, образ ребенка и детства в культуре, в том числе и в произведениях литературы и искусства, многократно трансформировался. И.С. Кон выделил следующие образы детства в культуре:
1) детство как уклонение от нормы, то есть от взрослого состояния (эпоха классицизма);
2) ребенок прежде всего как объект воспитания, а детство как период становления, формирования личности, не являющийся самоценным этапом жизни, а выполняющий служебную функцию подготовки к ней (эпоха просвещения);
3) "детские дети", которые ценны сами по себе, обладатели максимума возможностей, которые затем, в процессе взросления, рассеиваются и теряются. Абстрактный, идеальный образ – не живой ребенок, а некий идеал, миф, так как этот образ детства не предполагал подробного изучения психологии детей (эпоха романтизма);
4) бедные, обездоленные дети, "жертвы семейной и школьной тирании" (реализм XIX века);
5) в XX веке происходит все большее и большее "усложнение и обогащение граней детских образов", все более тонко и подробно вырисовываются характеры детей [8, 6-11].
Анализ сюжетов произведений детской литературы позволяет выделить три основных типа ситуаций, в которых обычно действуют дети-герои. Это:
а) восстановление справедливости и порядка, помощь слабым и угнетенным. Эта функция является стандартной и для героев традиционных волшебных сказок, отличие же здесь состоит в том, что в современных сказках ее выполняют именно дети. Даже когда при ситуациях нарушения справедливости и т.д. присутствуют взрослые, обычно они демонстрируют свое полное бессилие или бездействие. Дети острее и тоньше реагируют на нарушения справедливости и порядка, имеют более четкие, чем у взрослых, представления о том, "как правильно", "как должно быть", они более "моральны", и они, в отличие от взрослых, не боятся предпринимать активные действия;
б) спасение мира. В этих ситуациях мы встречаемся не с эпизодическими нарушениями порядка, а с глобальными угрозами, когда в опасности находится все общество, весь мир. Может присутствовать мотив пророчества (предсказания) совета, гласящего, что спасение от катастрофы возможно в том случае, если на помощь будут призваны дети, или же дети-спасители самостоятельно берут на себя инициативу в ситуациях, когда, опять-таки, взрослые не в состоянии справиться с ней своими силами;
в) психологическое "спасение" взрослых. Эта ситуация, в отличие от двух предыдущих, является принципиально новой. Дети здесь выступают в роли избавителей взрослых от одиночества, от скуки и серости "их" (взрослого) мира. Они открывают им глаза на те вещи, которые они сами не видят. Они возвращают взрослых к миру их детства, о котором последние забыли, напоминают взрослым о том, что в душе взрослого никогда не должен исчезать, умирать ребенок. Интересно, что обычно эту роль детей-избавителей играют не собственные дети, а чужие ("Маленький принц" А. де Сент-Экзюпери и др.) [19, с. 139-144].
Именно поэтому характерной чертой произведений детской литературы является отсутствие образа идеального взрослого. Согласно Д.Б. Эльконину, идеальной формой, с которой взаимодействует ребенок, та сфера, в которую он хочет и старается войти, всегда был мир взрослых – социальные отношения, которые имеют место во взрослом мире. Ребенок стремится подражать взрослым, быть похожим на них. Б.Д. Эльконин связывает современный кризис детства с тем, что в настоящее время у детей больше не существует образа идеального взрослого, и функция "посредника" при переходе из детского состояния во взрослое, перестает должным образом выполняться. В современных детских рассказах и сказках мы в большинстве случаев также не находим "идеальной формы" взрослости и взрослых, осуществляющих функции посредников. Дети-герои самодостаточны и автономны – взрослые им не нужны, они сами справляются со всеми проблемами и трудностями гораздо лучше взрослых, и более того – они порой "вытаскивают" взрослых из ситуаций, из которых те не могут найти выход самостоятельно. Взрослые пассивны. Даже если они и являются для ребенка значимыми, важными фигурами, сами они практически не принимают участия в повествовании, не предпринимают никаких активных действий и никак не помогают детям. Они – слабая сторона, "спасаемая" усилиями сильных, активных детей. Те немногочисленные взрослые, которые проявляют себя активно и обладают силой и могуществом, чаще всего присутствуют в сказке в роли отрицательных персонажей, являются олицетворением враждебных детям-героям сил. Однако и они, в конечном счете, оказываются слабее, чем дети, и все равно терпят поражение от рук детей или благодаря их усилиям [35, с. 128-130].
Дети из полных семей гораздо редко становятся главными героями сказок, чем дети из неполных семей или дети-сироты. Но даже в случае наличия у героя обоих родителей и внешнего благополучия его семьи, мы практически везде сталкиваемся с мотивом глубокого одиночества детей, с ощущением заброшенности, отсутствия внимания и заботы со стороны семьи. Мотив сиротства являлся распространенным и в древних, народных сказках, и лишение героя социальных связей через "отнимание" у него защиты со стороны родителей, было одной из самых распространенных форм завязки [9, с. 37]. Если в народных сказках выход из состояния беды, катастрофы происходил через взросление героя, его инициацию и обретение новой семьи (репродуктивной, взамен потерянной ориентационной), то в современных сказках главный герой-ребенок либо вновь обретает свою ориентационную семью, либо не обретает никакой. Счастливым концом может считаться и тот, и другой вариант. Если же обретение родителей происходит не в конце сказки, а в начале или в середине, то часто оказывается, что этого недостаточно, и что герой по-прежнему продолжает ощущать одиночество и неудовлетворенность [4, с. 105].
Практически нет сказок, где главной активной действующей силой была бы вся семья, и к счастливому финалу приводили бы именно совместные усилия всех ее членов. Дети действуют сами по себе, взрослые – либо сами по себе, либо вообще практически не участвуют в действии, находятся за его рамками. Дети полностью автономны от своей семьи, все их приключения происходят вне нее и без ее участия. Родителей не посвящают в происходящее, в противном же случае, они не верят в то, что говорят им дети. Иногда роль семьи в сказке ограничивается лишь упоминанием о том, что она в принципе где-то есть [9, с. 42].
В основе сюжетов традиционной волшебной сказки обычно лежал обряд инициации, как "переход на более зрелую возрастную ступень", то есть к более высокому и совершенному способу жизни [10, с. 56]. При сохранении основных этапов этой классической схемы (переход из реального мира в мир чудесный, прохождение определенного пути, испытаний, сражение и победа над антагонистом, возвращение), в современных произведениях для детей имеет место нарушение хода инициационного обряда – на последнем этапе не происходит обязательного взросления героя, перехода его в новый статус. В традиционной сказке герой, проходя обряд инициации, действительно становится взрослым (воцаряется на престоле, женится/выходит замуж, заводит собственных детей и т.д.), а в современной – продолжает оставаться в детстве. Это говорит о том, что дети сознательно не хотят покидать мир детства, взрослеть. Стремление "приобщиться к жизни и деятельности взрослых", "стремление к взрослости", являющееся "важной особенностью социальной ситуации развития подростка" [5, с. 169], еще до недавнего времени считалось психологами чем-то неотъемлемым, чем-то как бы само собой разумеющимся. Однако в системе современных детских сказок взрослеть – значит не приобретать, а терять то волшебное, интересное, чудесное, что присутствует в мире детей, и чего совершенно нет в мире взрослых. Детство трактуется как самый прекрасный этап в жизни, на котором человек стремится задержаться как можно дольше или остаться навсегда.
1.2 Особенности изображения героев произведений детской литературы
Говорить о специфике детской литературы можно только в связи с героями её произведений. В начальной стадии детская литература учитывала социальное неравенство, но представляла его абстрактно: богатый ребенок – бедный ребенок. Благотворительность была единственной сферой деятельности богатого ребенка: он был хорош потому, что не делал того-то и того-то, будучи послушным, а если что-то и делал, то только добро. Сфера проявления добродетельности для бедного ребенка была шире. Бедное дитя часто бывало благороднее и смекалистее дворянского ребенка: оно вытаскивало маленького дворянина из воды, выручало в трудную минуту и было способно на тонкие чувства.
В процессе развития детской литературы традиционная для нее пара "добродетельный – порочный" перестает быть обязательной и заменяется иной антитезой: "чувствительный – холодный". Это новое понимание ребенка, уходящее корнями в сентиментализм, окрепла в эпоху романтизма и составило основу романтической концепции детства [1, с. 17]. Начала разрабатывать эту концепцию детская литература, но уже в 40-50 годы XIX века, ее осваивает и "большая" литература. Детство представляется как пора невинности и чистоты. "... Дети несравненно нравственнее взрослых. Они не лгут (пока их не доведут до этого страхом), они сближаются со сверстниками, не спрашивая, богат ли он, ровен ли им по происхождению... Да, мы должны учится у детей, чтобы достигнуть видения истинного добра и правды" [34, с. 11-13]. Такова поэтизация детства в русской классике: "Детстве" Л.Н. Толстого, "Детских годах Багрова-внука" С.Т. Аксакова.
Главными героями современных детских литературных сказок в подавляющем большинстве случаев являются дети. Причем, если в сказке присутствуют дети разных возрастов, очень часто главными героями становятся самые младшие из них. Создается впечатление, что все самое интересное, захватывающее и важное происходит с человеком только в детстве. Вырастая, становясь взрослым, человек перестает быть главным действующим лицом, перестает быть героем; с ним больше не происходит ничего такого, о чем стоило бы писать и о чем интересно было бы читать. Это новая тенденция становится ведущей по сравнению с авторским сказкам для детей более раннего времени (Г.Х. Андерсена, О. Уайлда и т.д.), в которых детство героев, если и описывалось, то лишь для того, чтобы читатель смог лучше понять то, что будет происходить с ними в дальнейшем, и которые обычно повествовали обо всем жизненном пути человека (главными героями чаще всего были взрослые люди, реже – животные (растения) или "ожившие" неодушевленные предметы) [12, с. 66].
Дети-герои наделяются фантастическими, волшебными свойствами – невероятной силой, способностями и т.д. Они крайне самостоятельны, сильны духовно, способны решать любые проблемы без помощи взрослых и лучше взрослых. Авторы обычно подчеркивают, что их герой "самый обычный ребенок", такой же, как все, однако затем последовательно демонстрируют и доказывают именно его необычность, особенность. Дети-герои могут обладать недостатками (капризностью, самолюбием, склонностью приврать и т.д.), однако эти недостатки подаются, скорее, как проявления их индивидуальности, а дети все равно оказываются "самыми лучшими" (отрицательные качества героев даже могут в определенных ситуациях оказаться им полезными). В некоторых сказках ребенок предстает в виде некоего таинственного, загадочного существа чуть ли не из другого мира, обладающего мудростью, недоступной взрослым [2, с. 95].
Поскольку произведения детской литературы написаны для детей и в первую очередь рассказывают о том мире, в котором они живут, то и главными героями этих произведений часто становятся сверстники читателей. Яркие образы героев-сверстников появляются на страницах рассказов и повестей о школьной жизни, живут в юмористических стихах и встречаются даже в литературных сказках. Выбор таких персонажей сокращает дистанцию между книгой и читателем и позволяет решить сразу несколько задач. Во-первых, произведение отвечает одному из важнейших критериев детской литературы – занимательности: юные герои, так же, как и читатели, активно осваивают окружающую действительность, попадают в неожиданные и смешные ситуации, а сюжеты с их участием становятся динамичными и увлекательными. Во-вторых, через эти образы в произведение органично входит педагогическая составляющая: маленькие читатели обладают развитым воображением, а потому находят себе друзей среди таких героев или легко представляют себя на их месте, а это позволяет донести до ребёнка определённые этические нормы, не читая ему нравоучений [4, с. 115].
Другая группа героев – волшебные персонажи, наделённые необыкновенными способностями (Карлсон, Доктор Айболит, Питер Пэн и др.). Как правило, эти образы "работают" так же, как образы сверстников. С одной стороны, они воплощают в себе заветные детские мечты, а потому оказываются очень привлекательными для читателей. С другой стороны, за их фантастическими возможностями скрываются положительные или отрицательные свойства человеческого характера, и, общаясь с этими героями, ребёнок учится различать плохое и хорошее.
Кроме того, героями произведений для самых маленьких часто становятся животные, наделённые человеческими чертами – Муха-Цокотуха, Глупый мышонок, Тараканище. Подобные персонажи связаны с героями народных сказок о животных, а их образы максимально приближены к сознанию маленького человека и в игровой форме преподносят ему информацию об окружающем мире, людях и отношениях между ними [33, с. 29-32].
В произведениях для детей возможна оппозиция "реальные и вымышленные герои". Первые живут в знакомом маленькому читателю мире, вторые – в фантастической стране. Для такой композиции характерны неожиданные повороты сюжета, связанные с появлением придуманных героев в реальном мире, и наоборот. Такая двуплановость художественного мира произведения чаще всего призвана подчеркнуть несовершенство мира реального и показать необходимость изменений в нём.
Ещё одна специфическая черта детской литературы – соотношение образов героя и повествователя. Исследователи отмечают особую роль рассказчика в произведениях для детей. В статье о повести Л.А. Кассиля "Кондуит и Швамбрания" Л.Н. Колесова приходит к выводу о том, что "в детской литературе, пожалуй, чаще, чем во "взрослой" герой становится повествователем, рассказчиком". Исследователь связывает это "со стремлением писателя отойти в тень, чтобы дать возможность герою и читателю установить предельно доверительные отношения" [9, с. 122]. Действительно, повествование от лица героя, – распространённое явление в детской литературе. Во-первых, оно становится своеобразным способом характеристики: герой раскрывается непосредственно, выражает своё отношение к происходящему и к другим героям напрямую. Во-вторых, это не только способ характеристики героя, но и способ отображения действительности: читатель видит мир глазами ребёнка. Поэтому реальность предстаёт несколько иной, чем её привыкли видеть взрослые: то, что им кажется нормальным, у юного героя-рассказчика вызывает недоумение, и, напротив, то, что взрослым представляется неправильным и невозможным, оказывается совершенно естественным с точки зрения ребёнка. Таким образом, утверждается определённая система ценностей, отличная от той, которой люди привыкли пользоваться в повседневной жизни. В этом случае юный герой-рассказчик оказывается проводником авторских идеалов, возможно, не всегда торжествующих в реальности, но, безусловно, воспитывающих маленького читателя в духе важнейших общечеловеческих ценностей [20, с. 5-7].
Выводы по главе I
Литература для детей нигде и никогда не была плодом усилий только детских писателей. Сказки и стихи Пушкина, "Конек-горбунок" Ершова, "Муму", "Записки охотника" Тургенева, "Детство Темы" Гарина-Михайловского, многие стихи Лермонтова, Фета, Тютчева и другие произведения вечных поэтов, писателей в нашей стране, как и повести Диккенса, Марка Твена, романы Жюля Верна, рассказы Сетона-Томпсона, сочинялись не для детей. Но сейчас это классика детской литературы. Отвечая самым высоким критериям большого искусства и соответствуя особенностям вкуса, восприятия детей, они не только не исключают специфики литературы для детей, но, наоборот, подчеркивают ее, позволяют обоснованно судить об ее возрастном своеобразии и неповторимости, помогают увидеть, понять особенности возрастных отношений к миру.
Что выбрали сами дети в течение столетий для своего чтения из произведений мировой литературы? Они выбрали произведения Дефо, Вальтера Скотта, Купера, Гюго, Жюля Верна, Марка Твена, Майна Рида, Джека Лондона. Любимыми у читателей разных возрастов стали повести Пушкина и Гоголя, некоторые стихотворения Лермонтова и Некрасова, рассказы Л. Толстого, Тургенева и Чехова, автобиографические повести Горького. Только ли дети изображены в этих произведениях? Нет. Главным образом взрослые. Значит, дети руководствуются при выборе иным критерием, нежели возраст героя. Глубокое духовное взаимодействие взрослого автора и маленького читателя – важнейшее условие успеха. И во взрослой, и в детской книге главное – это художественный образ. Насколько удастся писателю создание образа (в частности, героя, реального или сказочного, но непременно полнокровного), настолько и будет его произведение достигать ума и сердца ребенка. Легче всего ребенок откликается на простые рассказы о близких ему людях и знакомых вещах, о природе [11, с. 425].
Исследования психологов показали, что маленькому читателю более, чем взрослому, свойственно действенное воображение, побуждающее не только созерцать читаемое, но и мысленно участвовать в нем. Среди литературных героев у него заводятся друзья, да и сам он нередко перевоплощается в них.
К тому же, детей очень интересует герой — их ровесник. Интерес к герою-сверстнику закономерен. Книги о мальчишках и девчонках дают возможность маленькому человеку понять, что он может сделать сейчас, не дожидаясь той поры, когда станет большим. Но ребенок живет впереди своего возраста, "заглядывая" в свое будущее. Он всегда хочет быть кем-то.
Все дети стремятся стать взрослыми, как можно скорее "включиться" в жизнь. Взрослость – это идеальная, совершенная форма, сфера, в которую дети хотят войти.
Однако, как мы уже могли убедиться, в системе современных детских сказок взрослеть – значит не приобретать, а терять. Терять то волшебное, интересное, чудесное, что присутствует в мире детей, и чего совершенно нет в мире взрослых. И очевидно, что дети-герои этих сказок вовсе не хотят расставаться с прекрасным миром детства и менять его на что-то "скучное", "странное" и "чужое" [11, с. 26].
ГЛАВА II. Р.П. ПОГОДИН – ПИСАТЕЛЬ О ДЕТЯХ И ДЛЯ ДЕТЕЙ
2.1 Жизнь и творческий путь писателя
Почему Радий Петрович стал детским писателем? В одном из его интервью прозвучало признание: "А я занимаюсь, по сути, иконописью. Иконопись для меня – мифотворение. Я сознаю, что герои мои – люди святые. Пишу о человеке прекрасном" [15, с. 24]. Воплощение мифа о красоте человека – ребёнок. Автор пробуждает в своих читателях чувство преданности идее ребёнка, с которым он приходит в мир. Его проза – явление Души ребёнка миру. Слово для писателя – инструмент исполнения чувств и мечтаний ребенка. Погружаясь в мир погодинских сказок, дети стремятся удержать их в себе, продлить. Основная тема творчества Радия Погодина – самое сокровенное, желанное, таинственное в жизни души ребенка и подростка [17, с. 118].
Радий Петрович Погодин родился в д. Дуплево Тверской области. Вскоре семья переехала в Ленинград, и вся дальнейшая жизнь и творчество писателя связаны с этим городом. Оттуда он ушел в 1942 году на фронт, там же после окончания войны работал воспитателем в детском санатории, слесарем, мастером на заводе "Линотип". Был он также рубщиком леса, строил железную дорогу, поднимал целину.
Творческий дебют писателя (сценарии детских радиопередач, очерки, рассказы) состоялся в 1952 – 1953 годах. В 1957 году появился первый сборник рассказов – "Муравьиное масло". Год спустя вышла его книга "Кирпичные острова", еще через два года – "Рассказы о веселых людях и хорошей погоде". Эти произведения принесли Погодину известность. Небольшие по объему рассказы последнего сборника не связаны между собой героями или сюжетом, это бесхитростные новеллы о повседневных событиях жизни обычных ребят: упрямом деревенском умельце на все руки Гришке, немного странной, заново открывающей себя и окружающий мир Дубравке, влюбившихся впервые Валерке и Рэмке. Объединяет рассказы доброжелательное и уважительное отношение писателя к подросткам, не принимающим на веру общепринятые нормы, стремящимся все попробовать и понять самостоятельно. Не всегда в своих исканиях они оказываются правы, но их чуткость и доброта в конечном счете помогают им найти верную дорогу.
Погодин – оптимист, верящий в хороших людей, в преобразующую силу благородства и сострадания. Именно поэтому нередко в основе сюжета его произведений – история взросления души, нравственного становления подростка. Благополучный, хороший мальчик Коля ("Откуда идут тучи", 1966) легко и бездумно "кокнул" уродливую жабу камнем, уверенный в своем праве вершить над ней суд. Однако жестокие на первый слова бабушки о том, что можно и её, старую и уродливую, "кокнуть", открывают подростку новый смысл происшедшего – оказывается, он судит обо всем поверхностно и эгоистично. Пробуждение в душе мальчика чувства сопричастности, единства с окружающим миром – тема этого лирического рассказа.
1966 год был насыщен для Погодина творческими поисками и обретениями: почти одновременно выходит одна из его лучших книг, посвященных жизни подростков, "Ожидание. Три повести об одном и том же", и экспериментальная повесть "Трень-брень. История в восьми картинах с прологом и эпилогом, но без начала и конца". Попытка создать новаторское с жанрово-тематической точки зрения произведение в формах художественной условности на материале современности не увенчалась особым успехом у критики и читателей.
Тем не менее писатель не оставил попыток обратиться в своем творчестве к условным формам, к сказке, соединив в ней "взрослое" мировосприятие с "детским", притчу с шуткой, философию с непосредственностью, традицию с современностью, лирическую сказку с антисказкой. Одним из ярких примеров такого рода стала "Книжка про Гришку. Повесть про становую ось и гайку, которая внутри" (1974). Произведение адресовано читателям "от 6 до 60", так как написано в предельно афористической форме и может быть прочитано в широком диапазоне – от прямого значения сказанного до иронического и философского осмысления текста сказки.
Действие сказки происходит на Новогородчине, которой Погодин придает сущностное значение и часто вводит её в свои произведения с подспудным значением истинного, чистого истока. Но это пространство одновременно и реальное (деревня Коржи), и условно-сказочное, соединяющее прозаический город со сказочно-бытийной "Весенней землей". Так изначально писатель задает два плана повествования: реальный и сказочный, тесно между собой переплетенные, переходящие друг в друга.
Иносказание носит в "Книжке про Гришку" глобальный характер рассказа об этапах становления человеческой личности, ее самосознании и одновременно является особенностью писательской манеры автора, появляющейся в каждой фразе.
Поиск Гришкой дороги в "Весеннюю землю" (а точнее – поиск своего пути к счастью и гармонии с окружающим миром и людьми) составляет сюжетную основу повествования, которая дополняется раскрытием, осмыслением и переосмыслением основных понятий, связанных с целью и смыслом человеческой жизни. Не случайно уже во второй главке – "Злые болотные комары" – возникает спор отца с матерью, что человеку важнее – "становая ось" или "обыкновенное человеческое счастье". В конце повествования выясняется, что одно без другого просто не существует.
Произведение насыщено символикой и обобщениями. Одним из ключевых символов этики и философии "Книжки про Гришку" является представление о "становой оси и гайке, которая внутри" – именно наличием "становой оси" характера и способностью постоянно "подкручивать, туго затягивать гайку" определяется в сказке право называться настоящим человеком. Выпив "растворенную с сахаром в настоящем индийском чае гайку", Гришка начинает свой путь к "Весенней земле", ведь попасть туда может только тот, кому под силу "груз красоты и смятения".
Также предстоит Гришке открыть, что важнее в жизни: "удар без промаха в широком смысле" или "удивление", без которого "скучно и печально", как можно "кричать на тот берег" без слов, одними чувствами, почему важно научиться "переходить речку вброд", что такое "огонь, вода и медные трубы" человеческой жизни и какие дороги ведут в "Весеннюю землю". Причем каждое из названных понятий формируется из многообразия мнений о нем различных героев сказки. Так, Пестряков Валерий уверен, что "ум – это удар без промаха", ученый воробей Аполлон Мухолов считает: "ум – значит умение", заслуженный пенсионер дядя Федя полагает: "ум – это мечта живая", а академик дядя Павел подводит итог: "ум – все, вместе взятое, и кое-что еще".
Особое значение в семантике "Книжки про Гришку" занимает его путешествие в "Весеннюю землю", не только завершающее долгий путь мальчика к пониманию истинной поэзии, музыки, красоты и гармонии всего сущего, нахождению в нем своего места, но и заканчивающее историю Гришки открытием того, что "лишь разговоры о счастье всегда одинаковые, само же счастье бывает разным, что летать от счастья не обязательно, в некоторых случаях даже вредно, можно просто присесть в уединении и долго глядеть на свои усталые руки, можно даже заплакать" [25, с. 11-20].
Ирония, все оттенки смешного, пронизывающие "Книжку про Гришку", рождают особый смысловой и стилистический сплав серьезного размышления и шутки по его поводу, современности в ее типичных приметах и вневременности в вечных вопросах и проблемах, самоанализа и самопародии в форме столкновения различных мнений и внутренних монологов. Всё это в сумме способствует созданию образа гармоничного, многоликого, густо населенного мира, в котором есть место героям и простым людям, гордым Лизам и решительным Пестряковым, мудрому карасюТрифону, коню Трактору, знающему дорогу в "Весеннюю землю", хулигану козлу Розенкранцу, воробью Аполлону-Мухолову, отдавшему свое удивление – "примитивную эмоцию" – мормышам, углепутам, кислопутам и многим, многим другим. В этом мире ребенок не больше и не меньше остальных, он – равноправный обитатель, которому необходимо научиться хранить дружбу, чувствовать ответственность за другого, видеть красоту в обыденном, не давать воли своей обиде – только так он обретает свое счастье.
Творчеству Погодина присущ широкий диапазон тем, форм, читательской направленности: у него есть книги для дошкольников ("Петухи", "Сказка про зверя Индрика") и адресованные взрослым читателям ("Осенние перелеты"), повесть о войне "Живи, солдат" и многочисленные произведения о мирной жизни, реалистическая повесть с условным элементом "Красные кони" и сказочные повести "Шаг с крыши", "Про жеребенка Мишу" и другие. Для стиля Погодина характерно сочетание разноплановых начал: лирики и юмора, трагического и комического, прямых и косвенных форм психологизма с бытовой сюжетностью, зоркости и наблюдательности детского взгляда со способностью мудро осмыслить увиденное [16, с. 349-351].
2.2 Дети – главные герои произведений Р.П. Погодина
Когда читаешь прозу Р.П. Погодина, понимаешь, что она обладает той смысловой, нравственной и образной емкостью, которая делает художественное произведение и доступным, и необходимым как юным, так и взрослым читателям.
В книгах, адресованных детям, Р.П. Погодин, естественно, стремился давать образы повышенной идейной и эмоциональной насыщенности. Эти образы нередко обладали зарядом реалистической символики. Р.П. Погодин использует это средство художественного познания жизни в таких известных своих произведениях, как "Книжка про Гришку", "Красные лошади", "Лазоревый петух моего детства" и ряде других [30, с. 34-35].
Отношения с земным шаром у героев Погодина очень ясные: это отношения творца и работника, которые хотят переустроить, улучшить эту жизнь собственными руками. Живо в них чувство ответственности за все, рождающееся из той же любви. Ведь настоящая любовь – всегда действие, всегда поступок. Таких деятельных, творящих людей Радий Погодин любит особенно. Потому что ими и держится свет. И здесь спрос одинаковый – что с малого, что с большого. Бывает даже, что такой творящей любви в маленьком гражданине умещается гораздо больше, чем во взрослом, если, например, этот гражданин – Гришка из рассказа "Тишина".
Гришка ни к чему не может относиться как посторонний, а поэтому для него, кажется, не существует невозможного. Его всеучастность так ошеломляет, что поначалу приехавшие в деревню взрослые городские люди Кирилл и Анатолий не могут отнестись к этому без насмешки. Гришка взялся сложить у них в доме печь. Местный печник, пользуясь всеобщей потребностью, берет втридорога, и Гришка решил обучиться его ремеслу, пользуясь подвернувшимся случаем.
"– Вот, – сказал он довольно. – Рессоры я у Никиты выпросил, у колхозного шофера. Я с ним весной блок перебирал... Колосник мне кузнец дал, дядя Егор. Я с ним прошлой осенью бороны правил. А проволоку Серега отмотал. Монтер Серега. Мы с ним проводку сегодня тянули по столбам.
– Слушай, а с председателем ты ничего не делал? – ехидно спросил Анатолий.
– А что мне с председателем делать?
– Колхозом управлять, к примеру.
– Шутите. Для этого дела мотоцикл нужен, – с завистью сказал мальчишка" [28, с. 13].
Скоро Кириллу и Анатолию стало не до шуток. Им пришлось на деле убедиться, что Гришка – человек серьезный и что великое разнообразие его деятельности совсем не миф. Заданный Гришкой темп им, не привыкшим к долгой физической работе, оказался не под силу. Но даже не эта неутомимость Гришкина была для них самым тяжким испытанием, но скорость возникновения в нем идей и тяга к их стремительной реализации. Они уже временами опасаются Гришки и стараются избегать его. Хоть бы во сне от него отдохнуть. Но то, что раз поразило воображение, способно проникать и в сны. В их снах Гришка принимает черты поистине величественные: "Они слушали, как гудят сосны, потерявшие под старость сон, как лопочет задремавший подлесок. В висках толкалась уставшая кровь. Кириллу мерещились громадные кирпичные горы, каждая величиной с Казбек; трубы всех размеров, водонапорные башни, телеграфные столбы; печи простые и доменные, города, небоскребы! И над всем этим возвышался мальчишка. Он шевелил губами и норовил обмерить весь белый свет своей веревочкой" [28, с. 17].
Характер Гришки кажется на первый взгляд простым, но, чтобы глубже понять его, требуется внимательное отношение к тексту произведения.
Критик И. Мотяшов пишет: "Этот персонаж является читателю во всем обаянии детской наивности, непосредственности, чистоты и максимализма. И его ненасытная, сжигающая, неуемная жажда все узнать, все опробовать собственными руками, все сделать самому – детская, мальчишечья. Он из тех ребят, какие, по выражению взрослых, всюду суют свой нос…" [17, с. 49].
Сам Гришка убежден в обратном. В том, что и сооружение водонапорной башни, и переборка блока мотора колхозного грузовика, и правка борон, и прокладка электролинии, и сломавшаяся машинка "Зингер" у бабки Татьяны – все это его личные дела и заботы…
У Гришки уже определилось вполне отчетливое "я", опирающееся на понимание своей трудовой, а стало быть, и социальной значимости. У этого "я" имеются все признаки личностного сознания: самостоятельность и ответственность, чувство собственного достоинства и рабочая гордость. Оттого и стоит маленький Гришка на земле удивительно прочно: силу дают мальчишке его знания, умения, его убежденность в том, что человек, делающий нужное другим дело, бескорыстно и по справедливости, нужен миру" [15, с. 23].
Погодинские герои – люди неспокойные. Иногда по неразумению они вытворяют такое, что родительская рука невольно тянется к традиционному, хоть и давно изжившему себя в педагогическом смысле ремню. Возьмите хотя бы Борьку, по прозвищу Брысь, из рассказа "Время говорит – пора". Он, например, "постриг мамины меховые манжеты, чтобы проверить жидкость для ращения волос. Мех на манжетах не вырос". Он к тому же "проковырял дырки в ботинках, чтобы из них вытекала вода, – и тогда можно будет ходить по лужам. Мама эти ботинки выбросила" [22, с. 43]. Но разве можно видеть во всем этом только детские шалости и ничего больше? За каждой из этих шалостей очевидно стремление усовершенствовать окружающий мир, творчески подойти к близким предметам. За это не наказывать, а награждать надо. Погодин и награждает – любовью и доброй улыбкой. Потому что, повзрослев, именно такого толка мальчишки очень могут пригодиться родине и всем, их окружающим, людям.
Так, несмотря на свои неполные годы, рвется на фронт Алька из повести "Живи, солдат" и участвует-таки в форсировании Днепра. Так, забыв о себе, кидается под пятнадцатитонный МАЗ Павлуха, чтобы спасти геодезиста Виктора Николаевича. Всегда готовые прийти на помощь другому, они и сами памятливы на обращенное к ним добро. Видя, как пришедшие на помощь заболевшему Виктору Николаевичу солдаты закуривают дешевые папиросы "Огонек", Павлуха думает: "Если бы деньги, я бы им "Казбек" купил" [15, с. 48]. Потом он в неустающем желании высказать свою благодарность выручившему его в трудную минуту геодезисту пытается передать в больницу свои сапоги: "Он ведь в больнице временно. Он не захочет там долго лежать" [22, с. 56].
Сапоги – это пока все, чем он может поделиться с людьми, а поэтому он уже и не ощущает их своими: непомерно велики, они словно бы начали ему жать ноги. Конечно, он наивен в этом своем желании во что бы то ни стало подарить кому-нибудь свои сапоги. Хотя разве доброта бывает наивной? Наконец, придя к Роману, у которого только что родился сын, и увидев, что все делают малышу подарки, Павлуха решился. "Он снял свои сапоги, потом прошел босиком к велосипеду и поставил их там.
– Это хорошие сапоги, – сказал он. – Рыбацкие. Это от меня... Пускай носит..." [22, с. 61].
Нет цены долгу, и даже если он стоит пятак – он все равно бесценен, потому что нельзя оценить движение души. Герой рассказа "Зеленый попугай" покупает махорку для своего раненого друга милиционера на единственные пять копеек, которые лишь накануне тот ему и подарил на конфеты.
Но, конечно, есть у Погодина и другие герои: криводушные и трусливые, заносчивые и даже подловатые, вроде Алфреда из одноименного рассказа. К ним автор жесток. Впрочем, кто же таких людей любит? А вот интересно, как писатель объясняет появление таких людей. Того же Алфреда, например. "Дороги в нашей деревне мягкие. Ноги грузнут по щиколотку в горячей пыли. Пыль не такая, как в городе, не летучая. Она как вода. Гуси дорогу переходят, будто плывут. Воздух у нас ароматный, густой. Старики говорят, что из нашего воздуха можно пиво варить.
Алфред, наверно, не понимал такой красоты. Задень она его хоть легонько, все получилось бы по-другому. Алфред, наверное, никогда не видел, как цветут яблони. Словно тысячи розовых птиц опустились на ветки и колдуют там, шевеля крыльями" [2, с. 15].
Объяснение очень неожиданное. Ведь, казалось бы, одно дело, что человека не трогает окружающая красота, и совсем другое, что он совершает дурные поступки. Какая же тут связь? Радий Погодин убеждает нас, что связь есть, и самая прямая. Чувство красоты вытесняет из человеческой души все мелкое и себялюбивое, потребность красоты открывает глаза не только на природу, но и на людей, заставляя в них находить прекрасное. А как мы относимся к людям, так мы относимся и к самим себе. Значит, и в себе мы будем искать и находить прекрасное. А чтобы ощущать себя таким, необходимо жить в ладу со своей совестью. Вот какой всеохватывающий круг получается [7, с. 16]. Но и это еще не все. Если ты живешь именно так, то тебе жить весело. Вот почему в книгах Радия Погодина так много веселых людей. Он и сам человек веселый, и его любви к героям ничуть не мешает то, что он может видеть их с юмористической стороны. Вот, например, какую гримасу подметил он у Гришки из рассказа "Тишина": "Мальчишка скривил рот влево, глаза скосил вправо. Лицо у него стало похоже на штопор" [28, с. 71]. Ну и что, разве обидно? Да ничуть.
Бывает, правда, что героям его этого самого чувства юмора не хватает. Но автор понимает так, что это дело наживное. Приходит же оно в конце концов к Дубравке, которая до последнего момента относилась к чувству юмора подозрительно. Но когда она поняла, что тот человек с юмором, которого она недолюбливала, не меньше, чем она сама, готов к самопожертвованию, все изменилось. В сущности, Петр Петрович спас ее, неразумно бросившуюся в шторм. И вот какой диалог произошел у них после этого:
" – Наверное, катер придет за нами. Белый катер... Ты не замерзла? Надень мой пиджак.
– У вас ведь нет пиджака, – сказала Дубравка.
– Ну и пусть, – сказал мужчина. – Ты представь, как будто я тебе дал пиджак. Тогда будет теплее. Ладно?
Кожа у него на руках покрылась пупырышками.
– Хорошо, – сказала Дубравка... – Спасибо... Только он у вас немножко мокрый..." [23, с. 18].
Вот такие люди проживают в стране Радия Погодина. Нет, конечно, есть там и Алфред, и сгубивший свою жизнь в гульбе дядя Вася из "Книжки про Гришку" и многие другие. Бывают в этой стране и шторма, и ненастье. И все же в основном там живут веселые люди, и большую часть дней в году стоит хорошая погода.
Выводы по главе II
Радий Петрович Погодин – писатель, творчество которого ещё долго будет привлекать читателей – и юных и взрослых – и долго будет занимать исследователей литературы. Привлекать мудростью, чистотой, одухотворённостью образов и мыслей. О таких, как Радий Погодин, говорят: сам себя сделал. Он научил душу и руку писать (ведь он был ещё и замечательным художником!). Погодин любил сказку, называл ее "тончайшим инструментом познания мира и воспитания нравственной позиции" [21, с. 113]., считал этот жанр непомерно трудным. В заметках о сказке, разбросанных по стенограммам различных совещаний, конференций, писательских встреч, он пытался понять тайну и суть этого жанра. "Мир ребенка, – говорил он, – одушевлён, потому что оживление природы является, можно сказать, неким компасом, может быть, даже неким всеобщим языком" [18, с. 32]. Сказочное в творчестве Радия Погодина инспирировано пониманием того, как ребенок входит в мир, как осваивает и воспринимает его, как живёт в нём. Сказка, по Погодину, первой говорит ребёнку о необъятности мира. Авторская сказка Радия Погодина существует в собственном, ни на какое другое не похожем, пространстве, где законодатель – глаза и душа героя-ребёнка, одухотворяющего и одушевляющего всё вокруг, и рядом, и там "за холмом", воспринимающего "окружающий его мир по своему разумению и вкусу". Писатель любит своих маленьких героев, наивных и бесстрашных, добрых и совестливых. В их уста он вкладывает, кажется, простые и естественные, но очень важные нравственные истины. А иногда и вовсе не простые. Вот, например, Гришкино рассуждение: "Если друг, то не собственность. Если собственность, то унижение. Если унижение, то в дружбе измена. Если измена, то предательство. А предательство маленьким не бывает" [27, с. 83]. Хорошо бы это ребёнку запомнить, да и взрослому не забывать.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Проведенная работа по анализу произведений Р.П. Погодина позволяет сделать следующие общие выводы.
Мир героев Погодина, пространство и время их жизни увлекает силой переживаний, они исполнены и звуком, и цветом, и светом, счастьем, любовью и трагедией. Герои – живая действительность, носящая живое имя – явлены в безупречной форме погодинских произведений. Поражает сущность замысла писателя – рассказ о судьбе человека в бесконечном Пути России.
Герой Р.П. Погодина, независимо от возраста, всегда восходит к истокам идеи о мире и о себе, к истокам своего мифа. Он постигает Небо, Вечность, с земли переходя на небеса, с небес снова на землю. Жизнь героя, его страдания и подвиги открываются через соприкосновение с главным: Любовь, Свобода, Память, Красота, Господь.
Герои сказок – девочки, мальчики и волшебные существа. Писатель заметил: "Мир малыша одушевлён и очеловечен полностью, потому что очеловечивание природы является для него инструментом познания. Поэтому дело писателя – дать малышам побольше существ, стремящихся к добру" [18, с. 83].
Читатель волен открыть книги Р. Погодина так, как подскажет ему опыт, желание, возраст. Одни прочтут про любовь и войну. Другие раскроют глубины родовой памяти.
Дети и подростки отыщут свой мир, неповторимый, таинственный, известный и доступный только им. Мир, узнаваемый в самых незначительных, реальных и волшебных деталях.
Читатель Р.П. Погодина вместе с героями обнаруживает радостный дар, который приходит на смену привычке "жить трудно и некрасиво, стесняясь прекрасного вида своей Души" [18, с. 83].
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Абраменкова В.В. Социальная психология детства в контексте развития отношений ребенка в мире // Вопросы психологии. – 2000. – № – 1.
Антология мировой детской литературы в 8 т. – М.: Аванта-плюс, 2003-2004.
Антонов А.И., Медков В.М., Архангельский В.Н. Демографические процессы в России ХХI века. – М., 2002.
Антонов А.И., Сорокин С.А. Судьба семьи в России ХХI века. – М., 2000.
Бестужев-Лада И.В. Депопуляция: социальные проблемы // Демографические процессы и семейная политика: региональные проблемы. Материалы Российской научно-практической конференции. – М., 1999.
Божович Л.И. Социальная ситуация и движущие силы развития ребенка // Психология личности. – М., 1982.
Гришина Л.Л. Урок внеклассного чтения в IV классе по рассказу Р. Погодина "Алфред" // Лит. в шк. – 1974. – № 3.
Зернова Р., Путилова Е. О тех, кому не скучно // Лит. для детей. – Л., 1961.
Зуева Т.В. Волшебная сказка. – М., 1993.
Кон И.С. Ребенок и общество. – М., 1988.
Корепова К.Е. Русская лубочная сказка. – Нижний Новгород, 1999.
Крук И.И. Восточнославянские сказки о животных. – Минск, 1989.
Крыщук Н.П. Сказки Радия Погодина // Аврора. – 1980. – № 10.
Ленц Ф. Образный язык народных сказок. – М., 2000.
Лупова М., Фадеева Е. Рассказы о книгах Р.П. Погодина и Ю.Г. Томина // Советские писатели – детям. – М., 1965.
Мещерякова М.И. Погодин Радий Петрович // Русские детские писатели XX века: Библиогр. словарь. – М.: Флинта: Наука, 1998.
Недува Э.Ш. Погодин Р.П. // Краткая литературная энциклопедия. – М., 1968.
Ни минуты спокойствия: Интервью с писателем // Костер. – 1962. – № 12.
Новиков Н.В. Образы восточнославянской волшебной сказки. – Л., 1974.
Пермяков Г.Л. От поговорки до сказки (Заметки по общей теории клише). – М., 1970.
Погодин Р.П.: Биогр. справка // Детская литература. – 1978. – № 7.
Погодин Р.П. Включите северное сияние. – Л.: Детская литература, 1972.
Погодин Р.П. Где леший живет?: Рассказы. – Л.: Детская литература, 1990.
Погодин Р.П. Где ты, Гдетыгдеты?: Сказки. – М.: ТЕРРА, 1995.
Погодин Р.П. Книжка про Гришку: Повесть – М.: Малыш, 1987.
Погодин Р.П. О веселых людях и хорошей погоде: Избранные произведения / С.В. Михалков. – М.: Детская литература, 1982.
Погодин Р.П. Про гайку, которая внутри: Рассказ. – Л.: Детская литература, 1974.
Погодин Р.П. Тишина. – М.: Малыш, 1988.
Погодин Радий Петрович: Биогр. Справка // Ленинградские писатели – фронтовики. 1941 – 1945: Автобиографии. Биографии книги / Сост. В.С. Бахтин. – Л., 1985.
Полозова Т.Д. Маленьким о большом // Нач. шк. – 1961. – № 3.
Померанцева Э.В. Судьбы русской сказки. – М., 1965.
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. – СПб., 1996.
Рошияну Н. Традиционные формулы сказки. – М., 1974.
Семенов В. Странные дети // Дет. лит. – 1967. – № 4.
Эльконин Б.Д. Введение в психологию развития. – М., 1994.