Содержание

Введение…………………………………………………………………………...3

1. Царь Алексей Михайлович и Никон до начала церковной реформы.…………………….………………………………………....................4

1.1 Царь Алексей Михайлович……………………………………………........4

1.2 Никон…………………………………………………………………….........5

1.3 Знакомство Алексея Михайловича и Никона…..…………………….........6

1.4 Единство духовной и светской власти…….………………………………...8

2. Зарождение противоречий между Алексеем Михайловичем и Никоном ……………………………………………………………………………………11

2.1 Подготовка церковной реформы………………………………………….11

2.2 Церковная реформа………………………………………………………...12

3. Разрыв отношений между двумя государями…………………..………..15

3.1 Охлаждение отношений между царём и государем……………………..15

3.2 Окончательный разрыв отношений………………………………….........19

3.3 Возвращение и низвержение государя..………………………………….26

3.4 Разрешение спора двух государей………………………………………...29

Заключение…………………………………………………………………….....34

Список используемой литературы……………………………………………...35

Введение

На протяжении почти всей своей многовековой истории Россия оставалась и остаётся по сегодняшний день носительницей православной истории, культуры. Несмотря на то, что страна многонациональна и в ней уживаются разные религии и вероисповедания, приоритетной для русского народа является христианская религия. Все правители государства, начиная с Владимира Святого, были православными, русский народ не мыслил свою жизнь без церкви, без религии, он верил, что так будет всегда. Но в 20 веке, когда в стране установилась власть большевиков, и наше государство было объявлено атеистическим, христианская религия пришла в упадок, произошёл разрыв отношений между светской и духовной властью, начались гонения на верующих. Сейчас, в 21 веке, когда Россия возобновляет многовековые духовные традиции, и православная религия вновь входит в жизнь русского народа, особенно важно знать, понимать и ощущать её историю, развитие, чтобы снова не повторить ошибок прошлого.

Проблемы светской и духовной власти, поднимаемые в данной работе, были актуальны для России в любой период её исторического развития. По каким законам жить? Подчиняться правовым нормам или же следовать канонам церкви? Каждый человек самостоятельно выбирает свой путь. Но что, если этот выбор ложится на плечи целого государства?

Объектом изучения в данной работе является спор, возникший между царём Алексеем Михайловичем и патриархом Никоном. Предметы изучения: установление причин начавшегося спора, анализ конфликта, раскрытие личности царя и патриарха (для понимания поступков, совершённых ими в период разногласий), а также установление итогов и последствий этих противоречий. Более того, следует раскрыть на просто тему противоборства двух правителей (светского и духовного), но и показать при этом отношение к этому вопросу народа, его реакцию на происходящее.

Структура данной работы такова: введение, далее следуют разделы; первый раздел называется «Царь Алексей Михайлович и Никон до начала церковной реформы», в нём раскрываются биографии государя и патриарха, описывается их встреча, далее следует раздел «Зарождение противоречий между Алексеем Михайловичем и Никоном», в котором выявляются причины начавшихся разногласий, затрагиваются проблемы церковной реформы, непосредственно повлиявшие на конфликт. Последний раздел «Разрыв отношений между двумя государями» содержит детальное описание процесса охлаждения и разрыва отношений между царём и патриархом, далее следует заключение, подводящее итог проделанной работе, последним в структуре является список используемой литературы.

1. Царь Алексей Михайлович и Никон до начала церковной реформы

1.1 Царь Алексей Михайлович

Царь Алексей Михайлович «Тишайший» (19.03.1629 – 29.01.1676).Царь всероссийский, сын Михаила Фёдоровича Романова от второго брака с Евдокией Лукьяновой Стрешневой. До пяти лет воспитывался по старинным московским обычаям, под надзором нянек. Затем воспитателем юного царевича был назначен боярин Б.И.Морозов, человек для своего времени эрудированный, который способствовал обучению будущего самодержца не только грамоте, но и почитанию древнерусских обычаев. На четырнадцатом году жизни Алексея Михайловича торжественно «объявили как наследника народу» (В.Ключевский), а на шестнадцатом он, лишившись отца и матери, вступил на московский престол.

В первые годы своего царствования государь находился под влиянием своего воспитателя, боярина Бориса Морозова, злоупотребления властью которого способствовали всколыхнувшему 25 мая 1648 г. Москву «соляному» бунту, тогда Алексей Михайлович с трудом спас своего наставника.

Во всех делах и начинаниях царь продолжал, с одной стороны традиции старой Руси, с другой – вводил новшества. Именно при нём в Россию стали приглашаться на службу иноземцы. Большое значение государь придавал распространению новой для России светской культуры, образования.

Алексей Михайлович отличался самыми примерными личными качествами, был добродушен до такой степени, что получил прозвище «тишайший», хотя по вспыльчивости нрава позволял себе грубое обращение с придворными, но для того периода времени это было почти нормой. Царь был чрезвычайно благочестив, любил читать священные книги, ссылаться на них и руководиться ими; никто не мог превзойти его в соблюдении постов. Чистота его нравов была безупречна: он был примерным семьянином, превосходным хозяином, любил природу и был проникнут поэтическим чувством, которое видно как в многочисленных письмах, так и в некоторых его поступках. В правление Алексея Михайловича особенное развитие получили церковная и придворная обрядности, которые при государе осуществлялись с особенной точностью и торжественностью. Несмотря на превосходные качества этого государя как человека, он был неспособен к управлению: всегда питал самые добрые чувства к своему народу, всем желал счастья, везде хотел видеть порядок, благоустройство, но для этих целей не мог ничего вымыслить иного, как только положиться во всём на существующий механизм приказного управления. Считая себя самодержавным и ни от кого не зависимым, царь был всегда под влиянием то одних, то других; безукоризненно честных людей около него было мало, а просвещённых и дальновидных ещё меньше. Поэтому правление Алексея Михайловича представляет в истории печальный пример, когда под властью вполне хорошей личности строй государственных дел шёл во всех отношениях как нельзя хуже.

1.2 Никон

Патриарх Никон, один из самых крупных, могучих деятелей русской истории, родился в мае 1605г., в селе Вельеманове, близ Нижнего Новгорода, от крестьянина по имени Мины, и наречён в крещении Никитой. Мать умерла вскоре после его рождения. Отец Никиты женился второй раз, но брак этот не принёс счастья, мачеха невзлюбила пасынка, часто его била и морила голодом. Когда мальчик подрос, отец отдал его учиться грамоте. Книги увлекли Никиту. Выучившись читать, он захотел изведать всю мудрость божественного писания. Он отправляется в монастырь Макария Желтоводского, где продолжает изучение священных книг. Здесь с ним случилось событие, глубоко запавшее ему в душу. Однажды, гуляя с монастырскими служащими, он встретил татарина, который во всём околотке славился тем, что искусно гадал и предсказывал будущее. Гадатель, посмотрев на Никона, сказал: «Ты будешь великим государем над царством российским!»

Вскоре у Никиты умирает отец, оставшись единственным хозяином в доме, он женится, но церковь и богослужение неудержимо влекут его. Будучи человеком грамотным и начитанным, Никита начал искать себе место, и через некоторое время был посвящён в приходские священники одного села. Ему тогда было не более 20 лет. Семья у Никиты не сложилась – умерли все дети, рождённые в браке. Он принимает это за небесное указание, повелевающее ему отрешиться от мира. Будущий патриарх уговорил жену подстричься в московском Алексеевском монастыре, а сам ушёл на Белое море и подстригся в Анезерском ските под именем Никона. Как оказалось, жизнь в ските была довольно трудная, братия жила в отдельных избах, раскинутых по острову, и только в субботу сходилась в церковь, богослужение длилось целую ночь, с наступление дня совершалась литургия. Над всеми был начальный старец по имени Елеазар. Несмотря на все трудности, Никон вместе Елеазаром совершил поездку в Москву за сбором милостыни на построение церкви. По приезду в скит между ними произошёл разлад, и Никон отправляется в Кожеозёрскую пустынь, находившуюся на островах Кожеозера. Он поселился на особом озере, отдельно от братии. Спустя некоторое время, Никон стал игуменом.

1.3 Знакомство Алексея Михайловича и Никона

На третий год после своего поставления, в 1646г. Никон, отправившись в Москву, явился с поклоном молодому царю Алексею Михайловичу. Царю до такой степени понравился кожеозерский игу­мен, что он велел ему остаться в Моск­ве, и, по царскому желанию, патриарх Иосиф по­святил его в сан архимандрита Новоспасского мо­настыря. Место это было особенно важно, и архи­мандрит этого монастыря скорее, чем многие дру­гие, мог приблизиться к государю: в Новоспас­ском монастыре была родовая усыпальница Рома­новых; набожный царь часто ездил туда молиться за упокой своих предков и давал на монастырь щедрое жалованье. Чем более беседовал царь с Никоном, тем более чувствовал к нему располо­жение. Алексей Михайлович приказал архимандриту ездить к нему во дворец каждую пятницу. Никон, пользуясь расположением государя, стал просить его за утесненных и обиженных; это очень понравилось царю.

Алексей Михайлович еще более пристра­стился к Никону и сам дал ему поручение прини­мать просьбы от всех, кто искал царско­го милосердия и управы на неправду судей; и архимандрит беспрестанно осаждали такие просители не только в его монастыре, но даже на дороге, когда он ездил из монастыря к царю. Всякая правая просьба в скором времени исполнялась. Никон приобрел сла­ву доброго защитника и всеобщую лю­бовь в Москве, он становится видным духовным деятелем.

В 1648 году скончался новгородский митропо­лит Афанасий. Царь всем прочим кандидатурам предпочел своего лю­бимца, и находившийся в это время в Москве иерусалимский патриарх Паисий, по царскому желанию, рукопо­ложил Новоспасского архимандрита в сан новго­родского митрополита. Этот сан был вторым по значению в русской иерархии.

Алексей Михайлович был доверчив к тем, ко­го особенно любил. Помимо всех официаль­ных властей, он возложил на Никона обязанность следить не только за церковными делами, но и за мир­ским управлением, доносить ему обо всем и да­вать советы. Это приучило митрополита и в будущем заниматься мирскими делами. Когда в Новгородской земле начался голод, бедствие, как известно, очень часто поражавшее этот край, Никон отвел у себя на владычном дво­ре особую палату, так называемую «погребную», и приказал ежедневно кормить в ней нищих. Митрополит устра­ивал также богадельни для постоянного призрения убогих и брал у царя средства на их держание. Благодаря этим поступками Никон стал народным заступником и любимцем набожного царя. Однако он совершал поступки, которые уже в то время навлекли на него врагов: по царскому приказанию, он посещал тюрьмы, расспрашивал обвиненных, принимал жалобы, доносил царю, вмешивался в управление, давал советы, и царь всегда слушал его. В письмах своих к Никону царь величал его «великим солнцем сияющим», «избранным крепкостоятельным пастырем», «наставником душ и телес», «милости­вым, кротким, милосердным» и т. п.; царь поверял ему свое мнение о том или другом боярине. Из-за этого бояре в Москве не любили Никона, считая его царским временщиком. Не сложились отношения и с подначальными духовными из-за чрезмерной строгости и взыскательности, мирские люди в Новгороде не питали к Никону рас­положения за крутой властолюбивый нрав, несмо­тря на его благие дела, которые, в сущности, бы­ли таким же делом обрядового благочестия, как и заботы о богослужении.

1.4 Единство духовной и светской власти

В 1650 году вспыхнул новгородский бунт. Ни­кон, и без того уже мало любимый, на первых же порах раздражал народ своей энергической ме­рою: он сразу наложил на всех проклятие. Если бы это проклятие было наложено только на неко­торых, то могло бы подействовать на остальных, но проклятие, наложенное без разбора на всех, только ожесточило и сплотило новгородцев. Уже в этом поступке Никона виден его крутой и неподатливый характер. Ненависть к митрополиту выразилась тем, что мятежники поставили одним из главных на­чальников Жеглова, митрополичьего приказного, состоявшего у него в опале. Сам Никон в своём письме к государю рассказывает, что когда он вышел уговаривать мятежников, то они его ударили в грудь, били кулаками и каменьями. «И ныне, — писал он, — лежу в конце живота, харкаю кровью и живот весь распух; чаю скорой смерти, маслом соборовался»; но относительно того, в какой сте­пени можно доверять этому письму, следу­ет заметить, что в том же письме Никон сообща­ет, что перед этим ему было видение: увидел он на воздухе царский золотой венец, сперва над голо­вой Спасителя на образе, а потом на своей со­бственной. В этом рассказе видно стремление митрополита к союзу светской и духовной власти в лице одного человека – Никона. Однако, несмотря на эти высказывания митрополита, царь во всем поверил Никону, хвалил его за крепкое стояние и страдание и еще более стал благоговеть перед ним; наконец, Никон, уви­дев, что строгостью нельзя потушить мятежа, начал сам советовать царю простить виновным. Алексей Михайлович очень болезненно отреагировал на мятеж: усилилась охрана дворца, был создан новый приказ – Приказ тайных дел, начало тайной полиции.

В 1652 году умирает патриарх Иов. Блюстителем патриаршего престола, до избра­ния нового патриарха, был назначен ростовский митрополит Варлаам. По прибытии Никона, был со­зван духовный собор. Все знали, что царь же­лал избрания Никона, но бояре не хотели видеть его на патриаршем престоле. «Царь выдал нас митрополиту, — говорили они, — никогда нам такого бесчестья не было». Для соблюдения буквы устава выбрали двух кандидатов; Никона и иеро­монаха Антония, того самого, который некогда был учителем Никона в Макарьевском монастыре. Жребий, как будто на зло царю, пал на Антония. Последний, вероятно, в угоду царю, отказался от претензий на патриарший престол. Тогда стали просить Никона. Никон отрекался, пока, наконец, 22 июля царь Алексей Михайло­вич, окруженный боярами и бесчисленным наро­дом, в Успенском соборе, перед мощами св. Фи­липпа, стал кланяться Никону в ноги и со слеза­ми умолял принять патриарший сан.

«Будут ли меня почитать, как архипастыря и отца верховнейшаго и дадут ли мне устроить цер­ковь?» — спросил Никон. Царь, а за ним духовные власти и бояре покля­лись в этом. 25 Июля Никон сделался патриархом. Начиная с этого времени, государь и патриарх ещё больше сближаются, все важные государственные решения принимаются только с благословения Никона, который становится важной персоной в государстве после Алексея Михайловича.

Таким образом, до начала церковной реформы царь Алексей Михайлович и митрополит Никон составляли единство политической и духовной власти. Этому способствовал сам государь: мягкость характера, добродушие, его неспособность к государственному управлению. Никон же, пробыв десять лет приходским священником, поневоле усвоил всю грубость окружавшей его среды и перенёс ее даже на патриарший престол. Властолюбие, присущее ему в большей степени, могло бы сделать из патриарха влиятельного государственного деятеля. Однако история не терпит сослагательных наклонений, и Никон, добившийся расположения самого государя смог получить почти безграничную духовную власть. В основе союза патриарха и царя лежали общие мировоззренческие взгляды на религию, на догматы православия, её место в жизни человека (Алексей Михайлович и Никон были глубоко религиозными людьми). Возможно, царь, не находящий поддержки своих идей среди боярства, увидел в Никоне человека, способного поддержать любые начинания ещё не очень опытного правителя.

2. Зарождение противоречий между Алексеем Михайловичем и Никоном

2.1 Подготовка церковной реформы

Важнейшее дело предпринял Ни­кон в церковном строе богослужения. Давно уже, еще со времен Максима Грека, замечались разно­речия в богослужебных книгах; естественно, возникала мысль о вкравшихся в этих кни­гах искажениях, о необходимости найти и узако­нить единообразный правильный текст. Эта потребность усилилась с введением книгопечатания, так как книгопечатание, распространяя сочинения и расширяя круг чита­телей, давало последним побуждение искать правильную трактовку сочинений и возмож­ность удобнее замечать и сравнивать разноречия. Печатный текст внушал к себе больше доверия, чем написанный от руки, так как предполагалось, что приступавшие к печатанию люди искали средства пере­дать издаваемое правильно. Введение книгопеча­тания поставило воп­рос об исправлении богослужебных книг: при вся­ком печатании разноречие списков вызывало не­обходимость справщиков, которые должны были из многих различных списков выбирать то, что, по их убеждениям, надлежало признать правиль­ным. По мере умножения печатных книг церков­ного содержания, этот вопрос всё больше занимал умы людей.

Ещё иерусалимский патриарх Паисий, посещавший Москву в 1649, обратил внимание Алексея Михайловича на существенные различия между московской и греческой церковью. Государь очень встревожился этим известием, чтобы решить этот вопрос он отправляет Троицкого келаря Арсения Суханова на Восток за сведениями. Но пока келарь странствовал, Москву успели посетить другие греческие духовные особы, также сделавшие замечание о несходстве русских церковных обрядов с греческими, а на Афоне (центр православного монашества) монахи сожгли богослужебные книги московской печати как противные православному чину богослужения. С этого момента Никон начинает всерьёз задумываться над тем, чтобы унифицировать церковные службы, обряды, иконы, а также богослужебные книги.

2.2 Церковная реформа

Никон убеждает Алексея Михайловича в проведении церковной унификации, поэтому циркуляром 1653 года патриарх предписал приступать к реформе. А в 1654 созывается собор русских иерархов, архимандритов, игуменов и протопопов, царь и бояре также присутствовали. Никон произносит речь, в которой высказывает свои взгляды на равенство церковной и светской власти: «Два великих дара даны человекам от Вышняго по Божьему человеколюбию – священство и царство. Одно служит божественным делам, другое владеет человеческими делами и печется о них. Оба происходят от одного и того же начала и украшают человеческое житие; ничто не делает столько успеха царству, как почтение к святителям (святительская честь); все молитвы к Богу постоянно возносятся о той и другой власти... Если будет согласие между обеими властями, то настанет всякое добро человеческой жизни». Также в своей речи патриарх указал на необходимость исправить нововведения в церковных чинах. Собор решил «достойно и праведно исправлять, сообразно старым харатейным и греческим спискам». Свой проект реформ Никону пришлось отложить, так как Московское государство начало войну за Малороссию; патриарх с особым рвением благословлял царя на эту войну своим советом. Отправляясь в поход, Алексей Михайлович доверил патриарху, как своему ближайшему другу, свою семью, Москву, поручил ему наблюдать за правосудием и ходом дел в приказах. С отъездом царя из столицы Никон стал называть себя «великим государем», и как верховный правитель государства, писал грамоты (например, о высылке подвод на службу под Смоленск), в которых выражался так: «Указал государь, царь, великий князь всея Руси, Алексей Михайлович, и мы, великий государь…» По возвращению царя патриарх опять занялся церковными преобразованиями. Своих противников по делам реформы Никона подверг гонениям. После Собора он интерпретировал в свою пользу ответ на реформы греческого патриарха (1655) и кон­сультации главы Антиохийской церкви. Заручившись поддер­жкой царя, Никон сконцентрировал в своих руках всю полно­ту церковной власти, для чего в 1655 и 1658 гг. созывались со­боры. Уже тогда поведение патриарха по отношению к царю предвещало разногласия в вопросе о власти. Однако тактичный Алексей Михайлович «тишайший» избегал скандала. Ещё в 1649 году Никон дал серьёзный повод для разногласий с царём: патриарх выступил против Соборного Уложения, по которому духовенство становилось подсудным светскому суду, он открыто назвал Уложение «беззаконной книгой», «проклятым законоположением». Никон выступал за восстановление судебного и иного иммунитета церкви, как это и предписывалось каноном.

В условиях назревавшего разрыва с царем все более четко проявлялись политические замыслы Никона. Лейтмотив взгля­дов Никона выражен им же самим в словах: «Я русский и сын русского, но мои убеждения и вера — греческие». В слове «гре­ческие» прослеживается не просто грекофильство патриарха, а стремление возрождения византинизма. Также как и Москва — третий Рим, Никон стремился к возвеличиванию русской цер­кви. Объективно первой среди равных признавалась констан­тинопольская патриархия, но Никон желал идеологического обоснования русской церкви как самой большой из православ­ных и единственной независимой от господства мусульманской Турции. Идея объединения православных церквей под главен­ством Москвы и освобождения Константинополя от турок была одинаково близка светской и духовной власти. До этого вожделенного события Москва обустраивалась как Царьград. Патриарх курировал строительство Новоиерусалимского мона­стыря и в идее византинизма находил поддержку царя.

Несмотря на явные противоречия между царём и патриархом, в деле реформ они сохраняли единогласие почти во всех вопросах, исключая проблемы власти. Алексей Михайлович не шёл на открытый конфликт, понимая, что самостоятельно провести церковные реформы он не сможет, заручиться поддержкой сторонников реформаторского движения у него не получилось бы, так как их было крайне мало, да и выразителем всех идей являлся патриарх. Для Никона было также не выгодно разрывать отношения с царём по ряду причин: первая и самая важная состояла в том, что государь мог лишить патриарха сана и устроить на него опалу; а вторая причина – свёртывание реформ, которое также могло произойти после конфликта.

3. Разрыв отношений между двумя государями

3.1Охлаждение отношений между царём и патриархом

До сих пор историки не знают в подробностях, как произошло охлаждение царя Алексея Михайлови­ча, прежде считавшего патриарха своим лучшим другом. В 1656 году Никон был еще в силе, и следствием его влияния является несчастная война, предпринятая против Швеции. В 1657 го­ду, по-видимому, отношения между царем и патриархом еще были дружественные. В это время Никон занимался постройкой нового монастыря. В сорока верстах от Москвы ему понравилось ме­сто, принадлежавшее Роману Боборыкину, на ре­ке Истре. Никон купил у владельца часть его зем­ли с селом и начал основывать там монастырь. Сперва он построил деревянную ограду с башня­ми, а в середине деревянную церковь и пригла­сил на освящение церкви царя Алексея Михайловича. «Какое прекрасное место», — сказал царь, — «как Иерусалим!»

Патриарху понравилось это замечание, и он заду­мал создать подобие настоящего Иерусалима. Между тем он дал пале­стинские названия окрестностям своей начинаю­щейся обители, интересно, что гору, с которой любовался царь, патриарх назвал Никон Елеоном. Пока Никон занимался своей новой обителью, на Алексея Ми­хайловича начали оказывать влияние враги патриарха, бояре Стрешнев, Никита Одоевский, Трубец­кой и другие. Они, видимо, задели чувстви­тельную струну в сердце царя, указав ему, на то, что он не один самодержец, что, кроме него, есть еще другой великий государь. Алексей Михайло­вич, не ссорясь с Никоном, стал отдаляться от него. Никон понял это и не ис­кал объяснений с царем, но вельможи, заметив­ши, что патриарх уже не имеет прежней силы, не утерпели, чтобы не дать ему это почувствовать.

Сам царь развил в этом человеке властолюбие, он приучил его вмешиваться в государственные дела, и патриарху трудно было держаться в сторо­не от них. Зависимость церкви от государственной власти казалась ему нестерпимой, по мере того, как он терял прежнюю силу и влияние на го­сударственные дела. Летом 1658 года наступила явная размолвка. В Москву приехал грузинский царевич Теймураз; по этому поводу во дворце был большой обед. Никона не пригласили, хотя прежде в подобных случаях ему оказывали честь, приглашая его в первую очередь. Патриарх послал своего боярина, князя по имени Димитрий, за каким-то церковным делом (так он сам го­ворил), но, вероятнее всего, для того, чтобы высмотреть, что творится во дворце. Окольничий Бог­дан Матвеевич Хитрово, расчищавший в толпе путь для грузинского царевича, ударил по голове палкой патриаршего боярина. Когда же боярин назвал себя и цель своего прихода, «не дорожись» сказал Хитрово и еще раз ударил Димитрия по лбу.

Патриарший боярин вер­нулся к Никону и пожаловался на обиду.

Никон написал царю письмо, в нём он просил суд за оскорбление своего боярина.

Государь отвечал ему собственноручно: «Сыщу и по времени сам с тобою видеться буду». Однако прошел день, другой: царь не повидал­ся с Никоном и не учинил расправы за оскорбле­ние его боярина.

Наступило 8 июля, праздник иконы Казанской Богородицы. В этот праздник патриарх обычно служил со всем собором в храме Казанской Божьей Матери. Царь с боярами присутствовал на богослужении. Накануне, когда пришло время со­бираться к вечерне, Никон послал к царю свя­щенника с вестью, что он идет в церковь. Алексей Михайлович не пришел; не было его в церкви и в день праздника. Патриарх понял, что царь озлобил­ся на него.

10 июля был праздник ризы Господ­ней. Тогда, по обычаю, царь присутствовал при патриаршем богослужении в Успенском соборе. Никон посылал к царю перед вечернею, а потом и перед заутренею. Царь не пришел и послал к Никону своего спальника (дежурного в покоях царя), князя Юрия Ромодановского, который сообщил:

- Царское величество на тебя гневен: оттого он не пришел к заутрени и повелел не ждать его к святой литургии.

Никон спросил: за что царь на него гневается?

Юрий Ромодановский отвечал:

- Ты пренебрег его царским величеством и пишешься великим государем, а у нас один вели­кий государь — царь.

Никон возразил на это:

- Я называюсь великим государем не собою. Так восхотел и повелел его величество. На это у меня и грамоты есть, писанные рукою его царско­го величества.

Ромодановский сказал:

- Царское величество почтил тебя, яко отца и пастыря, и ты этого не уразумел; а ныне царское величество велел тебе сказать: отныне не пишись и не называйся великим государем; почитать тебя впредь не будет.

Самолюбие Никона было уязвлено до крайней степени. Он стал думать и решился произнести торжественно отречение от патриаршей кафедры, вероятно, рассчитывая, что кроткий и набожный царь испугается и поспешит помириться с первосвятителем. В тот же день, после посещения Ромодановского, он сказал о своем намерении пат­риаршему дьяку Каликину, который уговаривал Никона не делать этого; но патриарх стоял на своём. Каликин сообщил это известие другу Нико­на - боярину Зюзину, он в свою очередь, велел передать патриарху, чтобы он не гневил государя; иначе — «захочет воротиться на­зад, да будет поздно». Никон призаду­мался, стал писать к государю, но потом передумал. Он приказал купить себе простую палку, с какой ходили в то время попы.

В тот же день патриарх отслужил в Успенском соборе литургию, а во время причастия отдал при­каз, никого не выпускать из церкви, потому что он намерен прочитать поучение. Рассказав сначала слово из Златоуста, Ни­кон повёл речь о себе. «Ленив я стал», — сказал он, — «не гожусь быть патриархом, окоростевел от лени, и вы окоростевели от моего неучения. Называли меня ере­тиком, иконоборцем, что я новые книги завел, камнями хотели меня побить; с этих пор я вам не патриарх...»

От такой неожиданной речи в церкви поднял­ся шум; было трудно расслышать, что далее гово­рил Никон. Окончив свою речь, Никон разоблачился, ушел в ризницу, написал царю письмо, надел мантию и черный клобук, вышел к народу и сел на последней ступени амвона, на котором облача­ются архиереи. Встревоженный народ кричал, что не выпустит его без государева указа. Между тем царь уже узнал о том, что происходит в Успен­ском соборе. Алексей Михайлович дважды посылал к Никону боярина Трубецкого с требованиями прекратить гневить царя и не оставлять патриаршества. На что Никон в весьма резкой форме отвечал: «Даю место гневу царского величества. Бояре и всякие люди церковно­му чину обиды творят, а царское величество упра­вы не дает и на нас гневает, когда мы жалуемся. А нет ничего хуже, чем царский гнев носить». Боярин Трубецкой возражал, указывая на то, что патриарх самовольно называл себя государем и вступал в дела государства. Никон категорически не согласился с этим, о себе говорил, что «великим государем не сами назвались и в царские дела не вступаем­ся, а разве о правде какой говорили или от беды кого-нибудь избавляли, так мы, архиереи, на то заповедь приняли от Господа». Вдобавок он просил у государя себе келью; ему отвечали, что келий на патриаршем дворе много: может жить в любой. Затем Никон снял с себя мантию, вышел из церкви и отправился пешком на под­ворье Воскресенского монастыря.

Он пробыл там два дня возможно, дожида­ясь, что царь, по крайней мере, позовет его и захочет с ним объясниться, но царь не позвал. Никон отправился в Воскресенский монастырь на двух плетеных повозках, которые тогда назывались киевскими, написав царю письмо следующего смысла: «По отшествии боярина вашего Алексея Никитича с товарищами ждал я от вас, великого государя, милостивого указа по моему прошению; не дождался — и многих ради болезней велел от­везти себя в Воскресенский монастырь».

Вслед за Никоном приехал в Воскресенский монастырь боярин Трубецкой, но не с мировой и не с просьбой о возвращении в столицу. Боярин велел ему дать благословление царской семье, а также отречься от патриаршего сана и утвердить Крутицкого митрополита временно ведать делами церкви. Никон был на всё согласен, а также просил простить его за всё.

Казалось, дело было совершенно окончено. Правитель церкви сам отрекся от управления ей - случай не редкий в церковной истории; остава­лось избрать на его место другого законным по­рядком. Но Алексей Михайлович начал колебаться; с одной сторо­ны, в нем говорило прежнее дружеское чувство к Никону, а с другой — бояре настраивали его про­тив бывшего патриарха, представляя ему, что Никон ума­лял самодержавную власть государя. Царь боялся раздражить бояр, не принимал явно стороны невидимого ими патриарха, но отправил через Афанасия Матюшкина Никону свое прощение, затем посылал к нему князя Юрия, приказывал передать, что все бояре на него злобствуют — один только царь и посланный князь к нему добры. Между тем царь не посмел тогда просить его о возвращении в Москву в прежнем сане. Никон, как будто забыв о патриаршестве, деятельно занимался каменными постройками в Воскресенском монастыре, копал возле монастыря пруды, разводил рыбу, строил мельницы, благоустраивал сады, расчищал леса, всегда показывал пример рабочим, трудясь наравне с ними. Царь не раз жаловал ему щедрую милостыню на создание монастыря, на прокормление нищих и, в знак особого внимания, в большие праздники и свои семейные торжества посылал ему лакомства, которые он отдавал на трапезу всей братии.

3.2 Окончательный разрыв отношений

Смиренная жизнь Никона продолжалась недолго, вскоре он вновь начинает вмешиваться в дела церкви, это обстоятельство опять вооружило против него царя, и государь, по наговору бояр, запретил общаться и всячески контактировать с Никоном, он также приказал сделать обыск в его бумагах и перестал оказывать ему прежние знаки внимания.

В июле 1659 года Никон, узнав о том, что делается в Москве с его бумагами, написал царю довольно резкое письмо. В нём патриарх укорял царя за обыск в бумагах, за немилость по отношению к духовному лицу, также был вновь поднят вопрос об употреблении термина государь по отношению к Никону. «Если тебе, великий государь, чего нужно было от нас, то мы бы для тебя сделали все, что тебе подобает. Все это делается, как мы слышали, лишь для того, чтобы у нас не осталось писания руки твоей, где ты называл нас великим госуда­рем. От тебя, великий государь, положено было этому начало. Так писал ты во всех твоих госуда­ревых грамотах; так писано было и в отписках всех полков к тебе и во всяких делах. Этого невоз­можно уничтожить. Пусть истребится оное злое, горделивое, проклятое проименование, происшедшее не по моей воле», - так писал Никон, далее в письме он просил царя прекратить на него гонения, всячески просил прощения, в заключение уверял государя, что он не забирал с собой патриаршей казны и ризницы, как на него говорили.

Это письмо крайне не понравилось Алексею Михайловичу, а бояре намеренно усиливали в нём досаду против бывшего друга и соратника. Под предлогом небезопасности от нашествия врагов его хотели удалить от Москвы и от имени царя предлагают переехать. Вскоре Никон отправляется в Крестный монастырь, построенный им на Белом море, в память своего избавления от кораблекрушения, когда он был ещё иеромонахом.

Никона удалили с тем, чтобы во время его отлучки решить судьбу бывшего патриарха. В феврале 1660 года, в Москве, был созван собор, который постановил не только избрать другого патриарха, но и лишить Нико­на чести архиерейства и священства. Государь не решился утвердить такой приговор и поручил пересмотреть его греческим архиереям, случайно в это время прибывавшим в Москве. Греки, сообразив, что против Никона вооружены сильные мира сего, не только одобрили приговор русских духовных, но еще нашли, в под­тверждение справедливости этого приговора, какое-то сомнительного свойства объяснение правил Но­моканона. Тогда за Никона заступился ученый киевский старец Епифаний Славинецкий. Он в поданной царю записке на основании церков­ного права ясно доказал несостоятельность приме­нения указанных греками фактов к приговору над Ни­коном. Епифаний признавал, что собор имел пол­ное право избрать другого патриарха, но не должен был лишать Никона чести патриаршего сана и архие­рейского служения, так как добровольно отрекаю­щиеся архиереи не могут, без вины и суда, лишаться права носить сан и служить по архиерейскому чину. Доказательства Славинецкого показались такими убедительными, что Алексей Михайлович остался в недоумении. Он решил снова обратиться к Никону с просьбой, чтобы он дал свое благословение на избрание но­вого патриарха. Никон отвечал, что если его позо­вут в Москву, то он даст свое благословение ново­избранному патриарху, а сам удалится в монастырь, но призвать в Москву на со­бор его не решались; ему только дозволили вернуться в Воскресен­ский монастырь. Там Никона ожидала другая неприятность: окольничий Роман Боборыкин завладел угодьями, принадлежащими Воскресенскому монастырю. Монастырский приказ ут­вердил за ним эту землю. Между крестьянами Боборыкина и монастырскими происходили неоднократные споры и драки. Окольничий подал жалобу в монастырский приказ, а приказ притянул к отве­ту монастырских крестьян. Тогда Никон написал царю длинное и резкое письмо, называл церковь гонимою, сравнивал ее с апокалипсическою же­ною, преследуемою змием. «Откуда, — спрашивал он царя в своем письме, — взял ты такую дер­зость, чтобы делать сыски о нас и судить нас? Ка­кие законы Божий повелели тебе обладать нами, Божиими рабами? Не довольно ли тебе судить правильно людей царствия мира сего? Но ты и об этом не стараешься... Мало ли тебе нашего бегст­ва?» Никон в том же письме рассказывал, что ему было видение во время дремоты в церкви на заутрени: являлся ему митрополит Петр и повелел сказать царю, что за обиды, нанесенные церкви, был два раза мор в стране, и царское войско терпело поражение. Вслед за тем Никону, как он уверял, представился цар­ский дворец, и некий седой муж сказал: «Псы бу­дут в этом дворе щенят своих родить, и радость настанет бесам от погибели многих людей».

Само собой разумеется, после этого письма примирение царя с патриархом стало невозможным. Между тем монастырский приказ, назло Никону, особенно ненавидевшему этот приказ, решил спорное дело в пользу Боборыкина. Никон, раздражен­ный этим до крайности, отслужил в Воскресенском монастыре молебен и вслед за этим велел прочитать жалованную грамоту царя на землю Во­скресенского монастыря, в доказательство того, что монастырский приказ решил дело неправильно, а потом произнес проклятие, выбирая пригодные слова. («Молитва его да бу­дет грехом, да будут дни его кратки, достоинство его да получит другой; дети его да будут сиротами, жена его вдовою; пусть заимодавец захватит все, что у него есть, и чужие люди разграбят труды его; пусть дети его скитаются и ищут хлеба вне своих опустошенных жилищ... Пусть облечется прокля­тием, как одеждою, и оно проникнет, как вода, во внутренности его и, яко елей, в кости его», и пр.) Боборыкин донес, что эти проклятия относи­лись к государю. Набожный царь пришел в ужас, собрал у себя архиереев, жаловался и говорил:

«Пусть я грешен; но чем виновата жена моя, и любезные дети мои, и весь двор мой, чтобы под­вергаться такой клятве?»

В это время приближённым Алексея Михайловича становится грек - митрополит газский, Паисий Лигарид, уче­ный человек, получивший образование в Италии; впослед­ствии в Палестине он был посвящен в архиерейский сан, но подвергся гонениям иерусалим­ского патриарха Нектария за латиномудрствование. Никон, еще до своего отречения, по ходатай­ству грека Арсения, пригласил его в Москву. Паи­сий приехал уже в 1662 году, когда патриарх нахо­дился в Воскресенском монастыре. Никон надеял­ся найти себе защитника в этом греке. Своей Первостепенной задачей Паисий считал примирение патриарха с царем, он письменно убеждал Никона смириться и простить старые обиды, но увидел, что его выходки до такой степени раздражили царя и бояр, что на примирение надежды не было, тогда он открыто становится на сторону врагов патриарха. Паисий Лигарид подал царю совет обратиться к вселенским патриархам. Царь Алек­сей Михайлович, по своей натуре, всегда готов был прибегнуть к полумерам именно тогда, когда нужно было действовать прямо и решительно, в этом случае он именно так и поступил. Государь с боярами составили и решили отправить ко всем вселенским патриархам двадцать пять вопросов, относящихся к делу Ни­кона, но не упоминая его имени, были представлены на обсуждение патриархов случаи, имевшие место в России, но они были описаны так, будто неизвестно когда и с кем они происходили; казалось даже, что их совсем не было, а приводились они только для того, чтобы знать, как следует поступить, если бы они совершились. Доста­вить вопросы патриархам царь доверил греку, по имени Мелетий.

В июле 1663 года, в ожидании ответов от вселенских пат­риархов на посланные вопросы, царь отправил в Воскресенский монастырь к Ни­кону Паисия Лигарида с астраханским ар­хиепископом Иосифом, также вместе с ними поехали давние недоброжелатели патриарха: боярин князь Никита Иванович Одоевский, окольничий Родион Стрешнев и думный дьяк Алмаз Иванов.

Никон был крайне озлоблен на Паисия, которого еще не видел, так как надеялся, что приглашен­ный им грек будет за него просить милости у царя, но лишь теперь он осознал, что Паисий не только дает советы царю, направленные не во благо Никону, но даже говорит о том, что он неправильно носит звание патриарха, два раза полу­чивший архиерейское рукоположение: как митро­полит новгородский и потом как патриарх московский. Как только Никон встретил Лигарида, он обругал его, назвал самоставником, вором и собакой. Посыпались взаимные укоры, приехавшие бояре не забыли упомянуть тот факт, что патриарх называл себя государем и вступал в дела светской власти, также его обвинили в насылании проклятия на Алексея Михайловича и всю царскую семью. Начались допросы. Все, кто был в церкви во время обряда, совершённого Никоном над царской грамотой, не показали ничего обличающего и говорили о том, что патриарх относил своё проклятие не к царю. Интересен тот факт, что для Никона ничего не стоило изречь церковное проклятие по собственным делам.

Содержание бесед с Никоном были пересказаны царю. А Паисий Лигарид так передал своё впечатление о патриархе: «Лучше бы мне не видать такого чудища, лучше оглохнуть, чем слушать его циклопские крики! Если бы его кто увидел, то почёл за бешеного волка!» Естественно, что после таких донесений о примирении двух государей не могло идти никакой речи.

На следующий, 1664 год были получены ответы че­тырех патриархов, привезенные Мелетием. Эти отве­ты были как нельзя более против Никона, однако в них, как и в вопросах, не упоминалось его имя. Их главная суть состояла в том, что, по мнению вселенских патриархов, московский патриарх и все духовенство обязаны повиноваться царю, не должны вмешиваться в мирские дела; архиерей, пусть даже являющийся патриархом, если оста­вит свой престол, то может быть судим епископа­ми, но он также имеет право подать апелляцию константи­нопольскому патриарху, как самой верховной духовной власти, а, потеряв архиерейство, (даже при добровольном отказе), лишается тем самым свя­щенства.

Но в этом вопросе возникли сомнения. Греки, прибывшие в Москву и допускаемые царем вмешивать­ся в церковную смуту, которая возникла в русском госу­дарстве, ссорились между собой и доносили друг на друга. Так, например, известен случай когда к царю явился какой-то иконийский митрополит Афанасий, называл себя (неправильно, как после выяснилось) экзархом и родствен­ником константинопольского патриарха; он всячески засту­пался и хвалил Никона. В то же время приходил другой грек, Стефан, также как будто от константинопольского патри­арха с грамотой, где патриарх назначал своим эк­зархом Лигарида Паисия. Стефан был про­тив Никона. Афанасий иконийский уверял, что подписи патриархов на ответах, привезенные Мелетием, ложные. Царь, бояре и духовные власти сбились с толку и отправили в Константи­нополь монаха Савву за справками о наехавших в Москву греках, с просьбой к константинополь­скому патриарху прибыть в столицу и решить дело Никона своей властью. Патриарх Дионисий отказался приезжать, однако советовал царю либо простить Никона, либо поставить вместо него другого патриарха, а о греках, озадачивших царя и его приближённых своими противоречиями, дал самый не­выгодный отзыв. Ни Афанасию иконийскому (ко­торого не признавал своим родственни­ком), ни Стефану он не давал никаких полномочий; о Паисии Лигариде сообщил, что, по слу­хам, он — папежник и лукавый человек; наконец, о Мелетии, которого государь посылал к пат­риархам с вопросами, отозвался неодобрительно. Таким образом, несмотря на то, что ответы, привезенные Мелетием от четырех патриархов, не оказались фаль­шивыми, однако важно было то, что сам констан­тинопольский патриарх, суд которого ценился вы­ше всего в этих ответах, изъявлял мнение, что Ни­кона можно простить, следовательно, не призна­вал его виновным до такой степени, чтобы низ­вержение его было неизбежно. Еще большую неразбериху в этот вопрос внёс иерусалимский патриарх Нектарий. Несмотря на то, что он подписался в ответах, кото­рые могли служить руководством для осуждения Никона, но вслед за этим прислал к царю грамоту, и в ней убедительно советовал государю помириться с Никоном, оказать ему должное внимание, как к строителю благодати. Патриарх кроме того, высказал полное недоверие обвинениям против московского патриарха, какие ему доводилось слышать от присланно­го из Москвы Мелетия.

Отзывы констан­тинопольского и иерусалимского патриархов значительно задержали дело. Созывать собор и судить Никона после этого казалось уже зазорно, кроме того ответы па­триархов не относились конкретно к лицу Никона; осужденный, согласно тем же ответам, мог подать апелляцию ко всем четырем патриархам. Дело могло бы принять затяжной характер, а русская церковь на дол­гое время предалась бы раздору и смутам. Однако патриаршие отзывы не поколебали доверие Алексея Михайловича к врагам Никона, Паисию и Мелетию. После долгих рассуждений и толков царь и боя­ре решили отправить того же Мелетия к трём патриархам (кроме константинопольского) с просьбой прибыть в Москву на собор для ре­шения дела московского патриарха.

3.3 Возвращение и низвержение государя

Никон, узнав, что его враги собирают над ним грозу суда вселенских патриархов, попытался снова сблизиться с царем и написал ему письмо, в котором предостерегал государя от проведения собора, а также указал на неблагочестивый нрав Мелетия. Остаётся невыясненным обстоятельство, при котором было прочтено письмо, или обычное благодушие тишайшего государя побудило его в кругу бояр выразиться так, что из его слов было ясно, что он не против помириться с Никоном, или он никак не отреагировал на это послание. Однако этим воспользовался друг и почитатель Никона Зюзин, который написал ему, будто царь желает, чтобы патриарх не­ожиданно явился в Москву, не показывая вида, что государь его звал; а чтобы по пути не было задержек, он у городских ворот должен был, скрыть себя и сказать, будто едет архимандрит саввинского монастыря. Никон доверился Зюзину, который заверял патриарха, что царь милостиво его примет. 19 декабря 1664 года Никон со свитой, состоящей из монахов Воскресенского монастыря, ночью въехал в Кремль и неожиданно вошел в Успенский собор в то время, когда там служилась заутреня и читались кафизмы. Блюстителем патриаршего престола в то время был уже не Питирим, переведённый в Новгород митрополитом, а ростовский митрополит Иона, который находился в церкви. Никон приказал остановить чтение кафизм, а вместо этого читать ектению, взял посох Петра митрополита, приложился к мощам, и встал на своём патриаршем месте. Духовные растерялись, не знали, что им делать. Народ оторопел. Патриарх подозвал к себе Иону, благословил его, потом к нему подошли, находившиеся в храме духовные. Они недоумевали, что это значит, и не смели ослушаться патриарха, предполагая, что он явился с цар­ского согласия. Наконец, Никон приказал ростовскому митрополиту идти к государю и доложить ему о прибытии патриарха. Иона с трепетом, опасаясь чего-то недо­брого, отправился. Царь, слушавший заутреню в своей домовой церкви, немедленно послал звать властей и бояр. Совещание царя происходило с лицами, кото­рые имели причины всеми силами препятство­вать возвращению Никона, его примирение с царем было бы ударом для них. Неудивительно, что государь, уже без того сильно огорченный Никоном, поддался их влиянию. В Успенский собор посланы были те же лица, кото­рые бранились с ним в Воскресенском монастыре (Одоевский, Стрешнев и Алмаз Иванов), и сказа­ли ему: «Ты самовольно покинул патриарший пре­стол и обещался вперед не быть патриархом; уже об этом написано ко вселенским патриархам. За­чем же ты опять приехал в Москву и вошел в со­борную церковь без воли государя, без совета ос­вященного собора? Ступай в свой монастырь!» Никон настаивал на том, что прибыл в Москву по приглашению, тогда бояре ещё раз удалились на совещание с царём, после которого патриарху повторно было приказано удалиться в монастырь, а также отдать посох и письмо, по которому он приезжал в Москву. Никон после некоторых препираний всё отдал.

При прочтении письма был вскрыт обман Зюзина, его подвергают допросу и пытке. Он признаётся в сговоре с Нащокиным и Артамоном Матвеевым. Было выяснено, что Нащокин действительно свои­ми рассказами о том, что царь не гневается на па­триарха, побудил Зюзина на смелое дело. Бояре приговорили Зюзина к смертной казни, но Алексей Михайлович за­менил казнь ссылкой в Казань. Досталось и митрополиту Ионе. Царь поставил ему в ви­ну, тот факт, что он брал благословение от Никона; Иона только отлучили от должности блюстителя патриаршего престола.

Никон был жестоко посрамлен. До сих пор этот человек стоял твердо на своем: он отказывался править патриаршим престолом, будучи, однако, в душе всегда готовым возвратиться, при условии, что его станут сильно просить и пообещают, что все будет по его желанию, одним словом, если обойдутся с ним так, как поступили в 1652 году при его посвящении на патриаршее достоинство. Теперь, после стольких заявлений своего нежелания, он сам явился на свое патриар­шее место в Москву, и был изгнан с этого места! Совершенно очевидно, как должна была озлобить его нелов­кая услуга Зюзина. Никон еще раз попытался ес­ли не быть на патриаршестве, то, по крайней мере, покончить дело без вселенских патриархов, сколько-нибудь достойно для своего будущего суще­ствования. С этой целью он благословил избрать другого патриарха, отрёкся от всякого вмешательства в дела, просил лишь оставить за ним патриарший титул, монастыри, построенные им, со всеми их вотчинами, также хотел, чтобы новый патриарх не ка­сался их, и, чтобы эти мо­настыри не подлежали мирским судам. Надеясь на удовлетворение этих просьб, Никон прощал и прощал всех, кого прежде прокли­нал. Предложение его было предварительно обдумано духовными деятелями и боярами, с целью обсудить его на предстоявшем соборе, но впоследствии оставлено без внимания.

Никон, осознавая, что ему не удается покончить де­ла без восточных патриархов, послал своего род­ственника, жившего в Воскресенском монастыре, пробраться в Турцию и доставить пись­мо константинопольскому патриарху. В этом письме он изложил всю свою распрю с царем и боярами, порицал Уложение (как приведено выше), осуждал поступки царя, замечал, что Алексей Михайлович «весь род христианский отягчил данями сугубо и трегубо». Но больше всего жаловался на Паисия Лигарида, указывая на то, что он верует по-римски, а также принял от папы рукоположение, в Польше служил в костеле римско-католическую обедню, но несмотря на эти обстоятельства царь его приблизил к себе, слушается его и сделал председателем на соборе. Однако это письмо не дошло к Дионисию. За Никоном и всеми его поступками зорко следили его противники, послание Никона было доставлено государю и окончательно вооружило Алексея Михайловича против него.

Чувствовалась и сознавалась потребность скорейшего прекращения смут в церкви. Удаление патриарха и долгое отсутствие верховной церковной власти активизировали деятельность противников преобразования, начатого Никоном. У них неожиданно появилось общее с сильными земли: царем, боярами, со всеми, кто ненавидел патриарха, главным виновником изменений церковной буквы и обряда.

3.4 Разрешение спора двух государей

2 Ноября 1666 года для рассмотрения дела Никона в Москву приехали александрийский патриарх Паисий и антиохийский Макарий. После первых церемоний и угощений они предварительно занялись исследованием дела, которое им предстояло решить. В помощь им были назначены два архиерея, Павел Крутицкий и Иларион рязанский и Паисий Лигарид, который стал докладчиком по делу Никона перед вселенскими патриархами. Он со­ставил обвинительную записку против московско­го патриарха, которая заранее настроила судей против обвиняемого. Следует отметить, что Паисий в своей записке старался настроить Паисия и Макария против Никона, утверждал, что будто московский патриарх посягал на право и власть вселенских патриархов, и в доказательство приводил весьма сомнительные факты, указывая, главным образом, на то, что Никон из высокомерия вымышлял се­бе разные титулы.

29 Ноября псков­ский архиепископ Арсений, ярославский архи­мандрит Сергий и суздальский Павел отправились звать Нико­на на собор. Московский патриарх сначала отказывался и всячески упирался. Однако, на другой день, 30 ноября, Никон отслужил заутреню, затем — литургию, в архиерейском облачении, поучал братию о терпе­нии, а к вечеру выехал в санях. Но посланные за ним духовные лица успели дать знать в Москву, что Никон принял их нечестно, «не идет и не сказал, когда поедет». Тогда в столовой избе, в присутствии государя и бояр, собравшиеся вселенские патриархи и русские духовные лица послали другой вызов Нико­ну, с упреком за непослушание и приказанием прибыть в Москву 2 декабря, во втором или треть­ем часу ночи и остановиться в Кремле на Архангельском подво­рье. Никон был уже в дороге, когда его встретило второе посольство. Он остановился в селе Чернове, так как ему было приказано ждать до ночи 2 декабря, а 1 декабря к нему послали третье пригла­шение, но оно было уже излишним, так как Никон ехал ту­да, куда его звали, очевидно, враги хотели усугу­бить его вину и дать делу такой ход, будто Никон не слушался соборного призыва. Следует отметить, что по древнему обычаю, если призываемый на собор после третьего приглашения ослушивается, то его считали виновным.

В город московский патриарх въехал около полуночи, его поместили в дом, который находился у са­мых Никольских ворот, в углу Кремля и был окру­жён стражей, Никольские ворота не от­крывались, даже мост у этих ворот разобрали.

В 9 часов утра начался собор, Никон вошел в столовую избу торжественно, как патриарх, прочитал молитву, поклонился ца­рю, патриархам и всем присутствующим. Все, кроме царя приветствовали Никона стоя. Первым сои обвинения зачитал государь. Дело получало такой вид, как будто собор должен рассудить двух государей. Царь прежде всего жаловался, что Никон оставил церковь на девятилетнее вдовство, из-за чего восстали раскольники и мятежники. Московский патриарх, в свою очередь, вспомнил дело об обиде, нанесённой окольничим Хитрово патриаршему боярину. Но собор не счёл это оскорблением, направленным на Никона. Тогда государь велел прочесть перехваченное письмо Никона к константинопольскому патриарху Дионисию. Оно послужило нитью для целого допроса. Это послание перебрали пункт за пунктом, особенно тщательно разобрали ту часть, в которой Никон обвиняет Паисия Лигарида. Патриарх прямо обви­нял Паисия в латинстве перед Дионисием, нахо­дил незаконным собор, на котором Лигарид был председателем, и писал так: «С этого беззаконно­го собора прекратилось соединение святой вос­точной церкви, и мы от благословения вашего отлучились, а начаток волями своими приняли от римских костелов». За это место собор особенно уцепи­лся, потому что оно подавало повод обвинить Никона в самой тяжелой вине: в хуле на право­славную церковь. Затем его старались уличить во лжи и найти противоречие в том, что он отказывался от патриаршества, а потом называл себя патриархом.

5 декабря собор вновь был созван. У Никона на этот раз отняли крест, который раньше носили пе­ред ним. Никона допрашивали вперебивку о разных происшествиях, но больше всего его старались ули­чить в том, что он будто бы сказал: «Будь я ана­фема, если захочу патриаршества!» В этом свидетельствовали новгородский митрополит Питирим, твер­ской архиепископ Иоасаф и Родион Стрешнев. Никон по-прежнему уверял, что не произносил таких слов. Собор длился довольно долго, московский патриарх отрицал свою вину по всем пунктам обвинений. В конечном итоге александрийский патриарх задал вопрос греческим духовным лицам: «Чего достоин Никон?». Ему отвечали, что московский патриарх заслуживает отречения от церкви и лишения священнодействия. Александрий­ский патриарх в звании судьи вселенной, произнес приго­вор, в котором было сказано, что, по изволению Святого Духа и по власти, данной патриархам, с согласия других патриархов, по­становляют, что «отселе Никон, за свои преступле­ния, более не патриарх и не имеет права священ­нодействовать, но именуется простым иноком, старцем Никоном».

12 декабря собрались вселенские патриархи и все духовные члены собора в небольшой церкви Благовещения, в Чудовом монастыре. Привели Никона. Приговор был произнесён повторно, в нём обвиняли бывшего московского патриарха глав­ным образом за то, что он произносил хулы: на госу­даря, называя его латиномудренником, мучите­лем, обидчиком; на всех бояр; на всю русскую церковь, говоря, будто она впала в латинские дог­маты; а в особенности обвинения, направленные на газского митропо­лита Паисия, к которому питал злобу за то, что он говорил всесветлейшему синклиту о некоторых гражданских делах Никона. Ему поставили в вину низвержение коломенского епископа Павла, об­виняли в жестокости над подчинен­ными, которых он наказывал кнутом, палками, а иногда и пытал огнем. «Призванный на собор Ни­кон, — говорилось в приговоре, — явился не сми­ренным образом, как мы ему братски предписали, но осуждал нас; говорил, будто у нас нет древних престолов, и наши патриаршие рассуждения на­зывал блудословиями и баснями». С Никона сняли клобук и панагию.

На другой день утром царь прислал к Никону Родиона Стрешнева с запасом денег, мехов и одежд. Однако Никон ничего не принял. Стрешнев сказал, что царь просит прощения и благословения. На что бывший патриарх ответил: «Будем ждать суда Божия!» 13 декабря толпы народа стали собираться, чтобы поглазеть, как повезут низвержённого патриарха. Его провожало 200 стрельцов. На пути одна вдова поднесла Никону теплую одежду и двадцать руб­лей денег. Он принял это, как милостыню, при этом, отказавшись взять подачки от царя.

В Ферапонтовом монастыре (находившемся недалеко от Кирилло-Белозерского монастыря) Никон содержался под надзором присланного архимандрита Новоспасского монастыря. Ему за­прещено было писать и получать письма. Он долго не хотел принимать никаких государских запасов. Однако влияние Никона его было так велико, что и ферапонтовский игумен и архимандрит, приставлен­ные к нему, и, наконец, сам царский пристав Наумов величали его патриархом и принимали от него благословения. Царь по прошествии некоторого времени через пристава за­говорил со своим прежним другом о примирении. Никон написал царю: «Ты боишься греха, про­сишь у меня благословения, примирения, но я те­бя прощу только тогда, когда возвратишь меня из заточения».

В сентябре 1667 года царь повторил свою про­сьбу, и Никон отвечал, что благословляет царя и все его семейство, но если царь возвратит его из заточения, то он простит и разрешит его окончательно. Но царь не возвращал Никона. Приставлен­ный к бывшему патриарху архимандрит Иосиф в 1668 году сделал донос, что к нему приходили воровские донские казаки и намеревались освободить его из заточения. Никона стали содержать строже. Перед его кельей всегда стояло двадцать стрельцов с ду­бинами, много людей было схвачено и подвергнуто пыткам по подозрению в сно­шениях с опальным патриархом.

Вскоре царь опять сжалился над Никоном: умерла царица Марья Ильинишна, и государь отправил к нему Стрешнева с деньгами, но Никон ничего не принял. Но долгие страдания стали подламывать волю Никона. В конце 1671 года он написал царю при­мирительное письмо и просил прощения за все, в чем был виноват перед царем. «Я болен, наг и бос, — писал Никон, — сижу в келье затворен чет­вертый год. От нужды цынга напала, руки больны, ноги пухнут, из зубов кровь идет, глаза болят от чада и дыму. Приставы не дают ничего ни про­дать, ни купить. Никто ко мне не ходит и мило­стыни не у кого просить. Ослабь меня хоть не­много!»

На Никоне в то время лежало подозрение в сно­шениях со Стенькой Разиным. Сам Стенька говорил, что к нему приезжал старец от Никона, но последний уверял царя, что этого никогда не было. Алексей Михайлович поверил и, хотя не перевел Никона, по его желанию, ни в Иверский, ни в Воскресенский монастырь, однако приказал содержать его в Ферапонтовом без всякого стеснения. Тогда Никон отчасти примирился со своей судьбой, принимал от царя содержание и подарки, завел собственное хозяй­ство, читал книги, лечил больных и любил ездить верхом. Стол его в это время не только был обильный, но и роскошный, Кирилловскому монасты­рю было приказано доставлять ему все необходимое. Несмотря на некоторые улучшения жизни Никона, он заметно слабел умом и телом от старости и болезней; его стали занимать мелкие дрязги: он ссорился с монахами, постоянно был недоволен, ругался без толку и писал царю странные доносы, как, например, на кирилловского архимандрита, который ему «в келью напускает чертей».

В последние годы жизни царь был особенно милостив к Никону, посылал ему щедрые подарки и лакомства.

Заключение

Подводя итог спора двух государей, следует отметить, что, не смотря на широту власти, дальновидные взгляды и стремление к управлению страной, патриарх Никон не смог добиться желаемых целей. Он не стал олицетворением светской и духовной власти, и едва ли кому-нибудь удалось бы этого достичь, учитывая укрепление позиций самодержавия в правление Алексея Михайловича. Да и нужно ли было это делать? Какие бы благие намерения ни преследовала светская власть при управлении огромной страной, она никогда не смогла бы дать людям умиротворение души, веру в чудо и справедливый суд. И наоборот, церковь, по своей природе, направленная выполнять эти функции, не сможет заниматься управлением государством, иначе духовной власти рано или поздно придётся применять силовые методы регулирования отношений: будь то война или подавление мятежа; в этом случае церковь уже перестаёт выполнять свои основные обязанности перед людьми. Исторически в России не могла сложиться теократическая форма правления, при которой высшая государственная власть принадлежит духовенству, функции главы государства и главы церкви принадлежат одному лицу. Наивысших достижений во всех сферах жизни общества наше государство добивалось только при сильных правителях, жёстко регулировавших все процессы, протекавшие внутри государства, теократия привела бы Россию в запустение, сделала бы её отсталой, по сравнению с другими.

Итак, исход спора Алексея Михайловича и Никона был предрешён. Если бы Никон пошёл на уступки царю и не старался бы занять его место, то каждый из них остался бы государем в своей сфере деятельности: Алексей Михайлович в управлении страной, а Никон – церковью.

В данной работе были детально проанализированы объект и предметы изучения, выявлены причины, итоги и последствия спора.

Cписок используемой литературы

Костомаров Н.И. Русская история. М.: Эксмо, 2006. 1022 с.

Котомин О.Н. Романовы. Иллюстрированная хроника. СПб.: Петроградский и Ко, 2005. 18с.

Озерский В.В. Правители России . От Рюрика до Путина. История в портретах. Ростов н/Д.: Феникс, 2004. 347с.

Перевезенцев С.В. Россия. Великая судьба. М.: Белый город, 2006. 704с.

Сахаров А.Н., Троицкий С.М. Живые голоса истории. М.: Молодая гвардия, 1978. 348с.

Шалаева Г.П., Колязич Т.М. Всё обо всех в 12 т. Т.2. М.: АСТ, 1999. 446с.