МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Рязанский государственный педагогический университет им. С. А. Есенина
КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

на тему:

«Проблема перевода бытовых реалий»

Выполнила:

Студентка 5 курса

Факультета иностранных языков

Лингвистического отделения

Солодовникова И. К.

Научный руководитель:

Доцент Я. М. Колкер

Рязань 2003 г.

СОДЕРЖАНИЕ:

1.Введение

2.Глава I. Культуронимы как переводческая проблема.

§1. Подходы к исследованию переводимости культурно-обусловленных

языковых явлений

§2. Лингвистические особенности языка повседневного общения

3. Глава II. . Способы перевода культуронимов, связанных с бытовыми ситуациями.

§1. Проблема точности и адекватности в переводах бытовых культуронимов

§2. Обеспечение адекватности в переводах бытовых культуронимов

§3. Классификация бытовых культуронимов с точки зрения способов перевода

4. Глава III. Практическая часть

5. Заключение

6. Список литературы

Введение

Язык каждого народа представляет собой живой организм, неразрывно связанный с историей, культурой и социальной жизнью этого народа. Носители разных языков, общаясь, взаимодействуя друг с другом, передают культуру своего народа посредством языка, и ключевым звеном межязыкового общения выступает переводчик.

Неоспоримым является тот факт, что разные народы воспринимают мир сквозь призму своего родного языка и, следовательно, это обуславливает формирование культурно-обусловленных явлений или реалий, характерных именно для языка и такого рода явления проявляются в различных сферах деятельности человека- носителя ИЯ.

Переводчику, в свою очередь, для успешной работы необходимы не только отличные знания грамматики, фонетики, стилистики, лексики ИЯ, но фоновые знания о культуре и истории ИЯ.

Эта квалификационная работа посвящена проблеме перевода культурно-обусловленных явлений, связанных с бытовой сферой деятельности человека – носителя ИЯ. Данный пласт лексики охватывает огромное количество слов и выражений: от названий различных предметов повседневного обихода до описания различных праздников и обрядов.

Первая глава данной работы посвящена анализу исследований перводимости культурно-обусловленных явлений, которые в своё время предпринимались различными учёными. В первом параграфе Главы I мы рассмотрим точки зрения таких учёных как Вильгельм фон Гумбольдт, Лео Вайсгербер, их концепцию языковой картины мира и языковых универсалиях, гипотезу лингвистической относительности, выдвинутую Э. Сэпиром и Б. Уорфом, а также исследования современных учёных: В. Комиссарова, Л. Бархударова, Ю. Д. Апресяна и др., и на основе данных работ мы попытаемся вывести собственное определение культурно-обусловленных явлений. На основе этих исследований во втором параграфе Главы I мы охарактеризуем особенности языка повседневного общения, а именно, в чём заключается специфика данного уровня языка, какие грамматические структуры, стилистические приёмы, лексические средства выделяют язык повседневного общения из нейтрального уровня языка.

Во второй главе мы проанализируем способы перевода, обеспечиваютщие адекватность при переводе реалий ИЯ.

В первом параграфе Главы II будет рассмотрена проблема эквивалентного и адекватного перевода бытовых культуронимов. В этом параграфе мы проанализируем мнения различных учёных, как зарубежных, так и российских по проблеме эквивалентности при переводе культурно-обусловленных явлений с целью формирования собственного мнения по данной проблеме.

Опираясь на факты, приведённые в первом параграфе Главы II, во втором параграфе мы выделим основные техники перевода, обеспечивающие адекватность перевода бытовых культуронимов.

В третьем параграфе Главы II мы классифицируем реалии, обозначающие сферу языка повседневного общения относительно способов их перевода.

В Главе III на материале произведений А. Толстого, Б. Акунина и М. Твена будут проиллюстрированы способы перевода бытовых реалий с подробными комментариями.

Глава I. Культуронимы как переводческая проблема

§1. Подходы к исследованию переводимости культурно –

обусловленных языковых явлений

Язык – величайшая ценность, которой обладает человечество.

Язык – «дом бытия» и двигатель прогресса, главная сила, с помощью которой мы можем выражать наши идеи и общаться друг с другом.

С древнейших времён человека интересовали языки, их строение, взаимное влияние друг на друга.

Не для кого не секрет, что на нашей планете существует много языков, и они различаются между собой, не смотря на принадлежность тех или иных языков к общей языковой группе и к одной языковой семье. Ведь ещё в Библии рассказывается о когда-то существовавшем едином языке, который впоследствии был разделён на множество других.

А что говорить о языках, принадлежащих к разным семьям!

Но всё же люди, говорящие на разных языках, общаются между собой и именно для этого и существует профессия – переводчик, которая помогает людям понять друг друга и достичь взаимопонимания.

Но различия существуют, их нельзя отрицать или не замечать вовсе. Многие учёные-лингвисты занимались этим вопросом, проводили исследования, сравнивая языки.

Целью данного параграфа является:

-формулирование собственного определения культуронимов, или реалий, которое будет базироваться на основе определений, выведенных другими авторами;

-выявление причин, факторов, влияющих на формирование реалий в языке;

-анализ подходов различных учёных к исследованию проблемы переводимости культурно-обусловленных явлений;

доказательство самого факта переводимости культурно-обусловленных явлений;

В первую очередь следует дать чёткое определение культуронима, или реалии, а также установить причину их появления в языке.

Многие лингвисты дают определения этого феномена.

Довольно подробно разбирает понятие культуронимов В. В. Кабакчи в своей книге «Практика англоязычной межкультурной коммуникации», а также приводит их классификацию. «Будучи универсальным средством общения, язык создаёт обозначения для всех (значимых для данного народа) элементов земной цивилизации, которые будем называть культуронимами». Кабакчи подразделяет культуронимы на три основных типа: полионимы, идионимы и ксенонимы.(3, стр.418-419).

Согласно определению, полионимы – это универсальные элементы земной цивилизации, встречающиеся во многих культурах. Полионимы могут быть различны (гетерогенны) по форме (river / река, teacher / учитель, library / библиотека, government / правительство). В других случаях мы имеем дело со словами, не только схожими (гомогенными) по значению, но и совпадающими, в той или иной степени, по форме. Это так называемые “интернационализмы”: geography / география, university / университет, army / армия, democracy / демократия.

Идионимы – это специфические элементы данной (’’своей’’, внутренней) культуры на языке данной культуры. Так, cowboy, prairie, House of Commons – идионимы английского языка; казак, степь, Дума, царь – идионимы русского языка.

Ксенонимы – это языковые единицы, используемые в данном языке для обозначения специфических элементов внешних культур. Так, слова Cossack, steppe, Duma, tsar/czar – это ксенонимы в рамках английского языка, в то время как ковбой, прерия, палата общин и им подобные – ксенонимы в рамках русского языка.

В нашей работе больший интерес представляют идионимы и ксенонимы. Их подробную классификацию, а также способы передачи идионимов посредством ксенонимов и других приёмов мы рассмотрим ниже.

Помимо вышеупомянутых определений культурно-обусловленных явлений, другие авторы употребляют определения, синонимичные по значению слову «культуроним», называя их реалиями.

Например, определение Е. В. Бреуса: «Реалии – это понятия, относящиеся к жизни, быту, традициям, истории, материальной и духовной культуре данного народа.» (13, стр.107).

Л. С. Бархударов называет реалиями слова, «обозначающие предметы, понятия и ситуации, не существующие в практическом опыте людей, говорящих на другом языке.» (12, стр.95). Сюда он относит слова, обозначающие разного рода предметы материальной и духовной культуры, свойственные только данному народу.

Также следует принять во внимание определение реалии, данное Т. А. Казаковой: «Реалии - именования национально-культурных объектов, характерных для исходной культуры и сравнительно мало или вовсе не известных переводящей культуре.» (22, стр.72).

А. Д. Швейцер в своей работе «Теория перевода» объясняет определение реалии таким образом: «Реалии – предметы или явления, связанные с историей, культурой, экономикой и бытом.» (24, стр.250).

Также В. Комиссаров в своей работе «A Manual of translation from English into Russian» даёт определение реалии: «Now the practicing translator most often has to resort to such techniques when he comes across some new-coined words in the source text or deals with names of objects or phenomena unknown to the TL community (the so-called “realia”) (25, стр.80).

Обобщив вышеперечисленные определения реалии или культуронима можно сделать вывод о том, что под определение реалии попадают все языковые единицы ИЯ, обозначающие специфические элементы ИЯ и не имеющие эквивалентов в ПЯ.

Говоря о проблеме перевода культурно-обусловленных явлений, следует также осветить вопрос их происхождения и формирования в том или ином языке.

В данном случае следует обратиться к таким понятиям как языковая картина мира и языковые универсалии. Так как именно они, главным образом влияют на формирование реалий в языке того или иного народа.

Многие учёные - лингвисты посвятили свои работы вышеозначенным понятиям.

Например, Вильгельм фон Гумбольдт – основоположник теоретического языкознания, в своих многочисленных работах ставит порой вопросы философского характера, чётких ответов на которые до сих пор не может дать современная лингвистика. Помимо всего прочего, Вильгельм фон Гумбольдт был основоположником сравнительной антропологии, одной из целей которой является исследование функционирования «языка в самом широком его объёме – не просто в его отношении к речи…, но и в его отношении к деятельности мышления и чувственного восприятия» (1, стр.7). В нём постепенно созревало убеждение, что ничто иное столь не способно приблизить к разгадке тайны человека и характера народов, как их языки. Руководствуясь этой идеей, Гумбольдт постепенно вырабатывает метод, посредством которого можно подойти к изначальному единству языка и мышления, а также к единству феноменов культуры, заложив тем самым лингвистический фундамент для объединения наук о культуре.

В 1801 г. в своих фрагментах монографии о басках Гумбольдт пишет: «Язык, не только понимаемый обобщённо, но и каждый в отдельности, даже самый неразвитый, заслуживает быть предметом пристального изучения… Разные языки – это не различные обозначения одного и того же предмета, а разные видения его… Путём многообразия языков непосредственно обогащается наше знание о мире и то, что нами познаётся в этом мире; одновременно расширяется для нас и диапазон человеческого существования» (VII, 601) (1, стр.9).

Из данного высказывания следует, что Гумбольдт, принимая во внимание факт существования множества языков, не отрицает того, что все языки поддаются сравнению и анализу, в ходе которого мы можем выделить универсальные понятия, существующие во всех языках, а также такие реалии, аналогов которым нет в других языках. В связи с этим выводом хочется задать вопрос о том, откуда появляются те или иные реалии? Какие факторы обуславливают их появление и дальнейшее существование в языке. Вильгельм фон Гумбольдт был не единственным в своих изысканиях.

На основе учения В. Гумбольдта о внутренней форме языка Лео Вайсгербер построил свою теорию языковой картины мира (Weltbild der Sprache). «Словарный запас конкретного языка, - писал Л.Вайсгербер. - включает в целом вместе с совокупностью языковых знаков также и совокупность понятийных мыслительных средств, которыми располагает языковое сообщество; и по мере того, как каждый носитель языка изучает этот словарь, все члены языкового сообщества овладевают этими мыслительными средствами; в этом смысле можно сказать, что возможность родного языка состоит в том, что он содержит в своих понятиях определённую картину мира и передаёт её всем членам языкового сообщества» (19, стр. 153).

Термином «картина мира» Л.Вайсгербер пользовался уже в своей программной монографии «Родной язык и формирование духа», но в ней он ещё не относил его к языку как таковому. Он указывал в ней лишь на стимулирующую роль языка по отношению к формированию у человека единой картины мира. Он писал здесь: «Язык позволяет человеку объединить весь опыт в единую картину мира и заставляет его забыть о том, как раньше, до того, как он изучил язык, он воспринимал окружающий мир» (19, стр.203).

В вышеупомянутой статье Л.Вайсгербер уже прямо вписывает картину мира в сам язык, делая её его фундаментальной принадлежностью. Но в ней картина мира пока еще инкорпорируется лишь в словарный состав языка, а не в язык в целом. В статье “Sprache” “Язык”он делает новый шаг в соединении понятия картины мира с языком, а именно - вписывает его в содержательную сторону языка в целом. “В языке конкретного сообщества, - писал Лео Вайсгербер - живёт и воздействует духовное содержание, сокровище знаний, которое по праву называют картиной мира конкретного языка” (19, стр.210).

В своей следующей работе «Die Stellung der Sprache im Aufbau Gesamtkultur» «Положение языка системе культуры» он указывал, что: «…главную предметную основу для картины мира конкретного языка создает природа: почва, географические условия, в частности, климат, мир животных и растений…» (19, стр. 221).

Научная эволюция Л.Вайсгербера в отношении к концепции языковой картины мира шла в направлении от указания на её объективно-универсальную основу к подчёркиванию её субъективно-национальной природы. Место мира в его научном сознании все больше и больше занимала точка зрения на мир. Поэтому он стал все больше и больше делать упор на «энергейтическое» определение языковой картины мира, поскольку воздействие языка на человека, с его точки зрения, в первую очередь проистекает из своеобразия его языковой картины мира, а не из универсальных ее составляющих. Перевёрнутость отношений между внешним миром и языком обнаруживается у Л.Вайсгербера в решении им вопроса о соотношении научной и языковой картин мира. Он не пошёл здесь по пути Эрнста Кассирера, который признавал власть языка над научным сознанием. Но он признавал её лишь на начальном этапе деятельности учёного, направленной на исследование того или иного предмета. Он писал: «…отправной точкой всякого теоретического познания является уже сформированный языком мир: и естествоиспытатель, и историк, и даже философ видит предметы поначалу так, как им их преподносит язык» (19, стр.250).

Позиция Л.Вайсгербера оказалась более близкой к той, которую занимал в решении этого вопроса Бенджамен Ли Уорф, хотя немецкий учёный, не был так прямолинеен, как американский.

Б. Уорф в содружестве с учёными Э Сэпиром и Г. Хойджером проводил исследования на материале языка американских индейцев (хоппи, нутка, навахо) и они выявили специфику категоризации мира индейцами, заключающуюся в преобладании глагольных форм в описании окружающей действительности, то есть в описании мира через действие. Из этого можно сделать вывод о том, что эти индейцы представляют себе мир находящимся в постоянном движении, но этому можно найти объяснение с экстралингвистической точки зрения: эти племена являются кочевыми народами, и постоянно перегоняют свой скот с одного пастбища на другое.

На основе материалов этих исследований Б. Уорф сделал следующие выводы:

’’Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они самоочевидны; напротив, мир предстаёт перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит – в основном, языковой системой, хранящейся в нашем сознании… Мы сталкиваемся, таким образом, с новым принципом относительности, который гласит, что исходные физические явления позволяют создать картину вселенной, только при сходстве или, по крайней мере при относительности языковых систем’’(21, стр. 79).

Б.Уорф выводил научную картину мира прямо из языковой, что неминуемо вело его к их отождествлению.

Из позиции Б.Уорфа следует, что между научным познанием и обыденным следует в конечном счёте поставить знак равенства, поскольку языковая картина мира отражает массовое, «народное», обыденное сознание, но именно это сознание американский исследователь и расценивал в качестве сита, через которое нужно с его точки зрения, пропускать впечатления индивидуума от внешнего мира, чтобы их упорядочить.

В решении вопроса о соотношении научной и языковой картин мира Л.Вайсгеребер не доходил до их отождествления, но вместе с тем он не мог и здесь отказаться от своей излюбленной идеи о том, что в родном языке заложена сила («энергейя»), которая самым существенным образом воздействует на человеческое сознание во всех сферах духовной культуры - в том числе и в области науки.

Если бы люди были лишены своих этнических и индивидуальных особенностей, то они сумели бы добраться до истины, а поскольку они не имеют этой возможности, то полной универсальности они никогда не смогут достичь.

С точки зрения Л.Вайсгербера, попытки людей (в том числе и учёных) освободиться от власти родного языка всегда обречены на провал. В этом состоял главный постулат его философии языка.

Анализ показывает, что в вопросе о соотношении научной и языковой картин мира Л.Вайсгербер был предшественником Б.Уорфа. Как и последний, немецкий учёный предлагал, в конечном счёте, строить научную картину мира, исходя из языковой. Но между Л.Вайсгербером и Б.Уорфом здесь имеется и различие. Если американский учёный пытался поставить науку в полное подчинение от языка, то немецкий признавал это подчинение лишь частично - только там, где научная картина мира отстает от языковой. Л.Вайсгербер всегда опирался на понимание языка как промежуточного мира (Zwischenwelt) между человеком и внешним миром.

Допускал ли Л.Вайсгербер хотя бы относительную свободу человеческого сознания от языковой картины мира? Допускал, но в её же рамках. Иначе говоря, от языковой картины мира, имеющейся в сознании, в принципе никто освободиться не может, но в рамках самой этой картины можно позволить себе некоторый «манёвр», который и делает человека индивидуальностью. Л.Вайсгербер писал: «Каждый человек располагает известной возможностью для манёвра в процессе усвоения и применения его родного языка и… он вполне способен сохранять своеобразие своей личности в этом отношении» (19, стр.253). Но своеобразие личности, о котором здесь говорит Л.Вайсгербер, всегда ограничено национальной спецификой его языковой картины мира. Вот почему француз всегда будет видеть мир из своего языкового окна, русский - из своего, китаец - из своего и т.д. Вот почему, как и Э.Сепир, Л.Вайсгербер мог сказать, что люди, говорящие на разных языках, живут в разных мирах, а вовсе не в одном и том же мире, на который навешаны лишь разные языковые ярлыки.

Реконструкция той или иной языковой картины мира осуществляется на синхронической основе, поскольку она предполагает в идеале одновременный охват всей содержательной стороны описываемого языка. При этом надо помнить, что любой язык - многоуровневое образование. Он состоит, как известно, из целого ряда подсистем, каждая из которых заключает в себе свою картину мира. Но наибольшими «мировоззренческими» возможностями обладает лексическая система языка. Вот почему вайсгерберовская концепция языковой картины мира является подчеркнуто словоцентрической. Вот почему центральное место в ней занимает категория «Worten der Welt» (вербализации или ословливания мира). Вот почему его образ языковой картины мира выглядит по преимуществу как система лексических полей.

Приоритет лексической картины мира по отношению к морфологической, синтаксической и т.п. объясняется тем, что количество лексических единиц в языке неизмеримо больше, чем других единиц. Отсюда её огромные преимущества по сравнению с иными видами языковой картины мира. Л.Вайсгербер прибегал ко многим лексическим примерам, чтобы показать мировоззренческую зависимость человека от его родного языка.

Как, например, спрашивал Л.Вайсгербер, в сознании человека формируется мир звёзд? Объективно, с его точки зрения, никаких созвездий не существует, поскольку то, что называется созвездиями, на самом деле выглядят как скопления звёзд лишь с земной точки зрения. В реальности же звёзды, которые человек произвольно объединяет в одно «созвездие», могут быть расположены друг от друга на огромных расстояниях. Тем не менее звёздный мир в его сознании выглядит как система созвездий. Но где же язык? Где его мировоззренчески-творящая сила? Она в тех наименованиях, которые имеются в родном языке индивидуума для соответственных созвездий. Именно они-то и заставляют ребёнка с детства творить в своём сознании свой мир звёзд, поскольку, усваивая эти наименования от взрослых, он вынужден перенимать и представления, связанные с ними. Но, поскольку в разных языках имеется неодинаковое число звёздных наименований, то, стало быть, у их носителей будут разные звёздные миры. Так, в греческом Л.Вайсгербер нашел лишь 48 наименований звёзд, а в китайском - 283. Вот почему у грека - свой звёздный мир, а у китайца свой.

Подобным образом дело обстоит, по Л.Вайсгерберу, и со всеми другими классификациями, которые имеются в картине мира того или иного языка. Именно они, в конечном счёте, и задают человеку ту картину мира, которая заключена в его родном языке. Эта картина мира может существенно отличаться от научной.

Всю свою жизнь Лео Вайсгербер стремился показать непреодолимую силу языковой картины мира на сознание её носителей.

Признавая высокий авторитет Лео Вайсгербера как автора весьма глубокой и тонко разработанной концепции языковой картины мира, не следует однако, полностью принимать идею её автора о том, что власть родного языка над человеком абсолютно непреодолима. Не отрицая влияния языковой картины мира на мышление, нужно, вместе с тем, указать на приоритет неязыкового (невербального) пути познания перед языковым, при котором не язык, а сам объект задает мысли то или иное направление. Не языковая картина мира в конечном счёте определяет мировоззрение человека, а сам мир, с одной стороны, и независимая от языка концептуальная точка зрения на него, с другой стороны.

Выше были рассмотрены концепции знаменитых учёных прошлого, но наука не стоит на месте - идёт постоянный процесс, она развивается. Поэтому следует в процессе работы также принять во внимание взгляды учёных современности на эту проблему. В первую очередь необходимо чётко определить само понятие языковой картины мира.

Языковая картина мира - это исторически сложившаяся в обыденном сознании данного языкового коллектива и отражённая в языке совокупность представлений о мире, определенный способ концептуализации действительности. Данное определение было сформулировано академиком Ю. Д. Апресяном и его взгляд на эту проблему выглядит следующим образом.

Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (=концептуализации) мира. Выражаемые в нём значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка. Свойственный данному языку способ концептуализации действительности отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков. С другой стороны, языковая картина мира является «наивной» в том смысле, что во многих существенных отношениях она отличается от «научной» картины. При этом отраженные в языке наивные представления отнюдь не примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека, которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить надёжным проводником в этот мир.

Понятие языковой картины мира включает две связанные между собой, но различные идеи: 1) что картина мира, предлагаемая языком, отличается от «научной» (в этом смысле употребляется также термин «наивная картина мира»), и 2) что каждый язык «рисует» свою картину, изображающую действительность несколько иначе, чем это делают другие языки. Реконструкция языковой картины мира составляет одну из важнейших задач современной лингвистической семантики. Исследование языковой картины мира ведётся в двух направлениях, в соответствии с названными двумя составляющими этого понятия. С одной стороны, на основании системного семантического анализа лексики определённого языка производится реконструкция цельной системы представлений, отражённой в данном языке, безотносительно к тому, является она специфичной для данного языка или универсальной, отражающей «наивный» взгляд на мир в противоположность «научному». С другой стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка (= лингвоспецифичные) концепты, обладающие двумя свойствами: они являются «ключевыми» для данной культуры (в том смысле, что дают «ключ» к её пониманию) и одновременно соответствующие слова плохо переводятся на другие языки: переводной эквивалент либо вообще отсутствует (как, например, для русских слов тоска, надрыв, авось, удаль, воля, неприкаянный, задушевность, совестно, обидно, неудобно), либо такой эквивалент в принципе имеется, но он не содержит именно тех компонентов значения, которые являются для данного слова специфичными (таковы, например, русские слова душа, судьба, счастье, справедливость, пошлость, разлука, обида, жалость, утро, собираться, добираться, как бы).

Проанализировав вышеозначенную концепцию, можно заметить, что концепция академика Ю. Д. Апресяна строится на двух ключевых теориях, выдвинутых с одной стороны, Вильгельмом фон Гумбольтдом и Лео Вайсгербером – это касается таких понятий как «научная» и «наивная» картины мира. Перекличка с этими учёными в работе Ю. Д. Апресяна очевидна. С другой стороны, он также принимает во внимание гипотезу Сэпира - Уорфа, это касается его высказываний о различиях в языковых картинах мира разных народов. Но Ю. Д. Апресян в своей концепции затрагивает и переводческие аспекты данной проблемы: «ключевые» слова, которые, по его мнению, являются специфичными для ИЯ и плохо поддаются переводу в ПЯ.

И именно в этом случае можно затронуть следующий аспект перевода - две основные группы факторов, влияющих на формирование реалий в ИЯ: лингвистические и экстралингвистические. От первого фактора зависит сам язык, его строй в целом. В современной лингвистике существуют такие понятия как аналитические и флективные языки. Их грамматические и синтаксические системы различны - это и есть главный лингвистический фактор, влияющий на появление в том или ином языке культурно-обусловленных явлений. Экстралингвистический фактор включает в себя множество различных явлений: географическое положение той или иной страны, взаимное проникновение языков друг в друга, социальный строй общества, взаимоотношения между людьми, степень экономической и политической развитости народа и многое другое. Все эти факторы напрямую воздействуют на лексический строй языка, который, в свою очередь является источником культурно-обусловленных явлений. Эти явления порождают трудности для переводчиков. Они ставят перед ними серьёзную проблему: как перевести то или иное явление и при этом сделать его максимально адекватным для понимания читателя или слушателя, носителя переводимого языка? А также как передать смысл, значение реалии при переводе.

Исследования многих учёных в сфере проблемы непереводимости языков заставили переводчиков взглянуть на эту проблему несколько по-иному, а именно учитывать то, что в межъязыковой коммуникации всё большее значение в наши дни приобретает учёт национальных особенностей общения носителей двух языков. Носители разных языков, вступающие в контакт непосредственно или при помощи переводчика, являются также и представителями разных культур.

Таким образом, исследования лингвистов Э. Сэпира и Б. Уорфа, а также Г. Хойджера заставили многих учёных и переводчиков задуматься о проблеме переводимости языков в целом, и культуронимов в частности.

Согласно данной теории, получившей название гипотеза лингвистической относительности Сэпира - Уорфа, ’’когнитивные категории (классы и роды вещей) формулируются не в соответствии с реальностями естественного мира и не в соответствии с универсальными свойствами человеческого ума, а в ответ на организацию грамматических (включая лексические) системы’’ (20, стр.59). И окончательным выводом этих учёных является положение о том, что языки и культуры не имеют общего мерила, и, поэтому не могут быть сравниваемы и переводимы.

Такова теория Сэпира – Уорфа и согласно её положениям и выводам теоретически работа переводчика невозможна. Но таковы ли языки на самом деле, и можно ли в процессе перевода точно и адекватно передать сам язык и различные культурно обусловленные явления?

Гипотеза Сэпира – Уорфа заинтересовала многих лингвистов и трактовалась ими по-разному.

Интересна точка зрения на эту проблему В.Н. Комиссарова: “Мы уже говорили о том, что каждый язык создаёт своеобразную “языковую картину мира”, что является одной из причин трудностей, возникающих при переводе. Структура языка, действительно, способна определять возможные пути построения сообщений, организуя определённым образом выражаемые мысли, порой навязывая говорящим обязательное употребление тех или иных форм. Но верно и то, что языковая форма высказывания не определяет однозначно содержание высказывания, выводимое на основе интерпретации значений составляющих его единиц, а служит лишь исходной базой для понимания глобального смысла. Один и тот же смысл может быть выведен из разных языковых структур, и, наоборот, одна и та же структура может служить основой для формирования и понимания различных сообщений. Таким образом, зависимость выражения мыслей от способа их языкового выражения оказывается относительной и ограниченной. Говорящие могут сознавать различие между формой высказывания и сутью дела, преодолевать навязываемые языком стереотипы.” (16, стр. 57).

Из этого следует, что В.Н. Комиссаров не отрицает целиком и полностью существования данной теории, но не согласен с её авторами в том, что люди, говорящие на разных языках и являющиеся носителями разных культур не могут нормально общаться, чётко и адекватно передавать и получать информацию.

Также интересной является точка зрения на проблему непереводимости Л.С. Бархударова, выраженная им в его работе «Язык и перевод». Он опровергал точку зрения Э. Сэпира и Б. Уорфа, а также других лингвистов, поддерживающих гипотезу лингвистической относительности; в частности тех, которые разделяли мнение о том, что существуют языки «развитые», «цивилизованные» и языки «неразвитые», «первобытные», «отсталые». По мнению Л.С. Бархударова эта точка зрения несостоятельна в лингвистическом отношении. Так как после изучения «примитивных» языков народов Африки, Австралии, Северной и Южной Америки, языковеды пришли к выводу, что все эти языки характеризуются достаточно «развитым» грамматическим строем и богатым словарным составом. И хотя во многих этих языках, например, отсутствуют такие грамматические категории, как время или число это не значит, что мышлению этих народов несвойственно само понятие времени или числа. Анализ этих языков показывает, что все они могут передавать вышеозначенные отсутствующие грамматические категории при помощи лексических средств языка.

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что языки любого грамматического строя в состоянии выразить любую мысль и любое понятие.

Но это, по мнению Л.С. Бархударова не отрицает того, что «…При межъязыковом преобразовании (как и при всяком другом виде преобразований) неизбежны потери, то есть имеет место неполная передача значений, выражаемых текстом подлинника. Стало быть, текст перевода никогда не может быть полным и абсолютным эквивалентом текста подлинника; задача переводчика заключается в том, чтобы сделать эту эквивалентность как можно более полной, то есть добиваться сведения потерь до минимума, но требовать «стопроцентного» совпадения значений, выражаемых в тексте подлинника и в тексте перевода, было бы абсолютно нереальным.“ (12, стр.11).

“В системе значений любого языка запечатлены результаты человеческого опыта, то есть познания человеком объективно существующей действительности. По словам К. Маркса и Ф. Энгельса, «ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства…, они – только проявления действительной жизни» [К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. М., Госполитиздат, 1955, т. 3, стр. 449.] В любом языке система языковых значений отражает весь окружающий человека внешний мир, т.е. закреплён весь практический опыт коллектива, говорящего на данном языке. В той мере, в какой этот опыт одинаков у коллективов, говорящих на разных языках, одинаковы и значения, выраженные в этих языках (именно сами значения, но отнюдь не языковые единицы, выражающие эти значения). Поскольку сама реальная действительность, окружающая языковые коллективы, имеет гораздо больше общих черт, чем различий, поскольку значения разных языков совпадают в гораздо большей степени, чем они расходятся. Другое дело, что эти значения (элементарные единицы смысла или «семы») по-разному сочетаются, группируются и выражаются в разных языках; но это уже относится не к плану содержания, а к плану выражения языка.

Из вышесказанного вытекает, что наибольшие трудности в переводе возникают тогда, когда сама ситуация, описываемая в тексте ИЯ, отсутствует в опыте языкового коллектива – носителя ПЯ, иными словами, когда в исходном тексте описываются так называемые «реалии», т.е. предметы и явления, специфичные для данного народа и страны. Тем не менее, и в этих случаях трудность решения переводческой задачи отнюдь не означает её принципиальную невыполнимость. Надо иметь в виду, что любой человеческий язык (в отличие, по-видимому, от всех или почти всех других знаковых систем) устроен таким образом, что при его помощи можно описывать не только уже известные, но и совершенно новые, прежде никогда не встречавшиеся ситуации, причём неограниченное количество таких новых, прежде неизвестных ситуаций.

Таковы взгляды и мнения учёных на проблему переводимости культурно-обусловленных явлений.

По окончании данного параграфа можно сделать вывод о том, что материальная и духовная культура являются главными источниками культурно-обусловленных явлений. Хотя фактически мир одинаков для всех людей, у каждого народа существует своя картина мира. Язык народа - его зеркало. Он с максимальной точностью отражает видение мира того или иного народа, но не искажает его, а пропускает через себя, и это приводит к формированию языковых различий или реалий.

Несмотря на существование гипотезы Сэпира - Уорфа, главным положением которой является невозможность перевода с одного языка на другой из-за различного видения мира разными народами, мы можем опровергнуть её, причём опираясь на факты, главным из которых является существование переводоведения как научной дисциплины, в рамках которого существуют определённые приёмы и методы, которые помогают переводчикам точно и адекватно передавать существующие в ИЯ идионимы или реалии на ПЯ, хотя нельзя не отрицать тот факт, что при переводе реалий все-таки не всегда достигается «стопроцентное» совпадение.

В следующем параграфе подробнее будут рассмотрены особенности языка повседневного общения, а также все типы реалий, связанных с данным пластом языка.

§2. Лингвистические особенности языка повседневного общения

Любой язык может быть подразделён на стилистические уровни употребления тех или иных слов этого языка, так как смысловая окраска того или иного слова определяется его принадлежностью к определённому слою лексики. Контекстная, или тематическая, классификация слов тесно связана с определением и разграничением различных контингентов слов соответственно разным сферам применения языка: слов общелитературных, специально книжных или, наоборот, фамильярно-разговорных, жаргонных, диалектальных, поэтических, научных и технических вообще и специфических для отдельных конкретных отраслей науки и техники и т.п. Внутри тематических областей лексики важно отмечать, какие слова относятся к общелитературному образцу, какие являются специально поэтическими, какие техническими и т. п. Но язык представляет собой живую субстанцию, которая постоянно развивается с течением времени, и под его воздействием, приобретая всё новые и новые средства выражения. В связи с этим иногда бывает трудно чётко разграничить сферу употребления того или иного слова, потому что слова переходят из одной сферы в другую и могут занимать более или менее неопределённое положение, но принципиальное различение слов, принадлежащих разным сферам, необходимо, так как в противном случае система лексики данного языка будет представлена в превратном виде. Трудности, встречающиеся при такой классификации могут быть проиллюстрированы следующим примером: слова dog собака и cat кошка могут, теоретически рассуждая, рассматриваться как зоологические термины. Однако, для говорящих это уже обычные слова, употребление которых в повседневной разговорной речи и других стилях является вполне нормальным. Напротив, если взять название какого-либо вымершего животного, например, ichthyosaurus ихтиозавр, то оно выступит уже в качестве несомненного специального термина. Что касается таких слов, как elephant слон и tiger тигр, то они при такой классификации будут, по- видимому, располагаться где-то посередине между общеупотребительными словами и специальными терминами, причём точное их место будет в большей степени зависеть от степени общей культуры общества. Можно быть уверенным, например, что древнеанглийские слова со значениями тигр и слон, несомненно, принадлежали к сугубо специальной области словарного состава древнеанглийского языка и ни в какой степени не являлись общеупотребительными.

Но нас в первую очередь интересует сфера, к которой можно отнести слова, характерные для повседневного общения. В данном случае следует принять во внимание классификацию слов, выработанную Л.С. Бархударовым, которая позволит определить сферу языка повседневного общения. Он подразделяет слова согласно трём основным признакам:

Стилистическая характеристика слова.

Регистр слова.

Эмоциональная окраска слова.

В первом разделе Бархударов выделяет стилистические характеристики слов, и язык повседневного общения входит в обиходно-разговорную сферу, т.е. это слова, употребляемые в устной речи, в «неофициальной» ситуации, и они не употребляются, как правило, в письменной речи.

Под регистром слова Л. С. Бархударов подразумевает определённые условия или ситуацию общения, которые обуславливают выбор тех или иных языковых единиц. То есть в первую очередь здесь важен состав участников коммуникативного процесса (определённые слова могут определяться только при разговоре с близкими знакомыми, родственниками и пр., в то время как другие языковые единицы употребляются преимущественно в общении с малознакомыми людьми или стоящими выше по служебному или социальному положению.). Во-вторых, употребление того или иного слова определяется условиями, в которых протекает процесс языковой коммуникации, т.е. общаясь с друзьями или родственниками в официальной обстановке не принять говорить с ними так же как и домашней обстановке. Бархударов выделяет 5 основных регистров: 1)фамильярный (оболтус, паршивец, трескать);

2) непринуждённый (авоська, подкачать, подвыпивший); 3) нейтральный (стол, стул, человек); 4) формальный (отчислить, бракосочетание, прибытие); 5) возвышенный (стезя, вкусить, чело).

Соответственно для данной работы интерес представляют слова, относящиеся к первому, второму, а также в некоторой степени, к пятому регистру, т. к. именно эти слова входят в ту часть лексики ИЯ, которую можно назвать «безэквивалентной», хотя лексика пятого регистра и не является бытовой. Среди этих слов часто встречаются реалии. Слова, относящиеся к третьему и четвёртому регистру, имеют эквиваленты в ПЯ и, обычно, не представляют трудности для перевода.

Под эмоциональной окраской слова подразумевается эмоциональное отношение говорящего к называемому словом предмету или понятию, и это отношение, в свою очередь, может быть либо отрицательным, либо положительным, либо нейтральным. Для нашей работы важны слова с отрицательной или положительной эмоциональной окраской, так как такие слова как лизоблюд, подпевала, отребье имеющие отрицательную эмоциональную окраску, или такие слова с положительной эмоциональной окраской как пёсик, шкафик, дружочек и пр. могут быть отнесены к сфере языка повседневного общения, и представляют собой трудности для перевода.

Говоря о языке повседневного общения, в первую очередь следует обозначить сферу, которую охватывает данное понятие – язык повседневного общения. В данном случае нас в первую очередь интересует лексика, а также грамматика и, в первую очередь, синтаксис.

Язык бытового общения включает в себя огромные пласты лексики, которую условно можно разделить на три основных уровня.

- лексика, характеризующая особенности той или иной эпохи;

- лексика, характеризующая социальные отношения;

- лексика, характеризующая культурные отношения.

Вышеперечисленные уровни мы можем рассматривать как синхроническом, так и в диахроническом аспекте.

Каждый уровень требует более подробного рассмотрения.

Первый уровень включает в себя такие сферы повседневного общения как одежда, пища, предметы обихода, общение.

Второй уровень подразумевает классификацию социальных отношений, существующих в обществе. Например, дети – родители, старший – младший, начальник – подчинённый, люди, принадлежащие к высшим слоям общества – люди низкого сословия.

Третий уровень – это обычаи, традиции, национальные праздники, обряды.

Но не только лексика составляет сферу языка повседневного общения. Говоря о данном пласте языка, следует учесть также грамматику и, в первую очередь, синтаксис, с помощью которых автор может выразить сниженную окраску общения и ярко эмоциональную окрашенность, которая характерна для языка повседневного общения.

Так, например, в английском языке такие синтаксические конструкции, как эллиптические предложения (E. g. Want to go with us?), конструкция «апокойну» (E. g. There’s a man wants to see you.), бессоюзные придаточные предложения условия (E. g. I see him, I’ll talk to him) и пр. являются чёткими показателями фамильярного и непринуждённого регистра.

Также, следует заметить, что при переводе художественных текстов, содержащих реалии или культурно-обусловленные явления, напрямую связанные с языком повседневного общения необходимо уделить внимание не только переводческим приёмам, а также стилистическому анализу такого рода текстов.

Слово - материальная данность художественной речи. Принимая участие в создании образа синтетического, слово становится формой образа. Но при этом, являясь элементом, составной частью этого образа, оно выступает элементом, составной частью содержания, как первичный словесный образ. Через слово воплощается, и словом создаётся чувственная наглядность образа. Именно благодаря участию в создании образа художественно слово становится эстетической категорией.

С обычным словом общенародного языка происходят необыкновенные превращения, как только оно попадает в художественный текст. С одной стороны, в нём сохраняются лексические, грамматические, фонетические, валентные свойства; с другой стороны, оно приобретает качества элемента искусства.

Любое автосемантическое (полнозначное) слово развитого языка обладает, как говорил А. А. Потебня, «ближайшим» и «дальнейшим» значениями. Другими словами, слово обладает узуально закреплённой семантической структурой, объективно зарегистрированной в словаре и единой для всех носителей языка, и вместе с тем выступает как сигнал, порождающий сугубо индивидуальные ассоциации, т.е. представляет собой определённую ассоциативную структуру, разную для индивидуумов. Первая, определяющая значение слова, обозначает понятие и носит общественно осознанный и универсальный характер, вторая свидетельствует об объёме выражаемого понятия, изменяющемся в зависимости от комплекса личных свойств говорящего (образования, опыта и пр.), и поэтому носит характер индивидуальный.

Говоря о двойственной природе слова, т.е. о денотации и коннотации, которой обладает почти каждое слово, следует упомянуть понятие актуализации, выработанное представителями Пражской школы.

Актуализация – такое использование языковых средств, которое привлекает внимание само по себе и воспринимается как необычное, лишённое автоматизма, деавтоматизированное. Автоматизация языковой единицы в речи в данном случае – это использование её в одном исходном контекстуально предсказуемом значении, актуализация – приобретение ею дополнительной коннотации, т. е. нарушая предсказуемость контекстуальной реализации исходных значений, единица языка обязательно актуализируется, приобретает дополнительную ёмкость.

Актуализация потенциальных возможностей языковой единицы происходит только в условиях специально организованного контекста. Одним из наиболее распространённых принципов такой организации является принцип повторяемости.

В актуализации могут участвовать единицы всех уровней языка, хотя и с разной степенью полноты охвата, частоты и функциональной нагруженности, что в значительной мере зависит от рода и жанра художественного текста.

Современная стилистика выделяет такие понятия как узус и норма. Узус – это все возможные элементы языка в целом, а норма – лишь те элементы этого языка, которые принято употреблять в нём.

Основным источником образности служит лексический уровень. Именно слово во всём комплексе его формальных и содержательных характеристик, с его ассоциативными потенциями, способностью обозначить любые оттенки мысли и чувства оказывается наиболее лабильной единицей для передачи дополнительной информации.

Важно отметить тот факт, что в повседневном общении человек не всегда употребляет слова, относящиеся к норме языка, т. к. сам процесс повседневного общения подразумевает употребление языковых единиц со сниженной стилистической коннотацией и ярко выраженной эмоциональной окраской.

Мы можем найти в работах таких учёных как И. Р. Гальперин и И. В. Арнольд и пр. многочисленные подробные определения уровней языка, в которые можно отнести интересующий нас пласт лексики.

И. Р. Гальперин: “ ...the whole of the word stock of the English language as being divided into three main layers: the literary layer, the neutral layer and the colloquial layer.

The colloquial layer of words as qualified in most English or American dictionaries is not infrequently limited to a definite language community or confined to a special locality where it circulates.”

“The colloquial vocabulary falls into the following groups: 1. common colloquial words; 2. slang; 3. jargonisms; 4. professional words; 5. dialectal words; 6. vulgar words; 7. colloquial coinages.”(27, стр. 64-65).

Вышеуказанная классификация достаточно чётко определяет уровень языка, в который входят слова, формирующие пласт бытовой лексики и языка повседневного общения.

Но следует забывать о том, что нейтральный уровень является основным источником слов как для литературного так и для коллоквиального уровня языка, потому что этот уровень не имеет в сравнении с последними особой стилистической окраски.

Слова, относящиеся к коллоквиальному уровню, всегда имеют более яркую эмоциональную окраску, нежели чем слова других уровней, и именно из-за этого часто слова – просторечья используются в стилистических целях для усиления впечатления на читателя или слушателя.

И. В. Арнольд в своей книге «Стилистика современного английского языка» говорит о новом направлении в современной стилистике - лингвостилистка. Данное направление было сформировано французским учёным Шарлем Балли. Лингвостилистика сравнивает общенациональную норму с особыми, характерными для разных сфер общения подсистемами, называемыми функциональными стилями и диалектами и изучает элементы языка с точки зрения из способности выражать и вызывать эмоции, дополнительные ассоциации и оценку (28, стр.79).

Именно это ответвление стилистики важно при переводе художественной литературы, в которой часто встречаются культурно-обусловленные явления, связанные со сферой языка повседневного общения.

Также следует принять во внимание лексическую стилистику, которая в свою очередь изучает стилистические функции лексики и рассматривает взаимодействие прямых и переносных значений. Лексическая стилистика изучает разные составляющие контекстуальных значений слов, и в особенности их экспрессивный, эмоциональный и оценочный потенциал и их отнесённость к разным функционально-стилистическим пластам. Диалектные слова, термины, слэнг, разговорные слова и выражения, неологизмы, архаизмы, иностранные слова и т. д. изучаются с точки зрения их взаимодействия с разными условиями контекста.

Выше были означены особенности языка повседневного общения на лексическом уровне, а теперь следует обратить внимание на стиль разговорной речи, который, несмотря на своё окказиональное употребление, очень часто употребляется в художественной литературе, но в то же время не следует забывать о том, что разговорная речь в том виде, в котором она представлена в литературе, не тождественна устной разговорной речи, т. к. задачи автора, его собственные замыслы и видения произведения сильно влияют на разговорную речь. Она подвергается значительным преобразованиям.

Характерные особенности разговорной речи проистекают из условий бытового общения. Речь не обдумана предварительно, в ней присутствует прямой двусторонний контакт, преобладает диалог. Используются дополнительные выразительные средства (жест, мимика, показ, интонация). Ситуация служит контекстом. Наличие обратной связи позволяет говорящему не стремиться к большей точности и полноте выражения, он знает, что если его неправильно поймут, он сразу это заметит и может дополнить иди пояснить сказанное. Это обстоятельство, а также стереотипность ситуаций позволяет обходиться меньшим по объёму словарём, употреблять многозначные слова и слова широкой семантики, а также пользоваться клише. А в синтаксисе широко использовать неполные предложения.

Не менее важную роль в художественной литературе при использования в ней языка повседневного общения играет лексическое наполнение лексики. Здесь особая роль принадлежит экспрессивной и стилистически окрашенной лексике, прежде всего стандартно- и сниженно-разговорной. Определённые её пласты используются социально или профессионально ограниченными группами говорящих, другие не имеют таких ограничений. К сниженно-разговорной лексике относятся вульгаризмы.

Но понятие вульгаризма исторически чрезвычайно изменчиво. Морально-этические нормы общества меняются, с ними меняется и представление о дозволенности и недозволенности определённых выражений. Например, ещё в начале века такие слова как damn, damned, либо заменялись эвфемизмами darn, darned, либо усекались до начальной буквы.

Принципиально неограниченный характер носит и использование в художественной литературе слэнга. Слэнг - это просторечие, границы и состав которого чрезвычайно изменчивы и непрочны. Высокая эмоциональность сленговых единиц, с одной стороны, обеспечивает их лёгкое проникновение в разговорную речь, с другой – способствует их быстрому обесцениванию и устареванию. Слэнг постоянно обновляется.

Однако в слэнге есть своё ядро, значительно меньше подверженное влиянию времени. Из его запасов и черпает художественный диалог свои основные заимствования. Введение слэнга в диалог отнюдь не означает его полного переключения только на просторечную лексику. Несколько единиц бывает достаточно для придания всему высказыванию необходимого оттенка фамильярности, грубоватости. Определённой примитивности вкусов и суждений, низкой культуры общения.

E. g. I’m the first one saw her. Out at Santa Anita. She’s hanging around the track every day. I’m interested: professionally. I found out she’s some jock’s regular, she’s living with the shrimp. [ T. Capote]. В данном отрывке общее впечатление речи малоразвитой, сниженно-разговороной создаётся целым комплексом средств: усечением синтаксических конструкций, изменением глагольного времени, а также некоторыми словами профессионального жаргона и слэнга.

В разговорном стиле принято различать три разновидности: литературно-разговорный, фамильярно-разговорный и просторечие. Два последние имеют ещё региональные особенности, а также особенности, зависящие от поля и возраста говорящего. Некоторые учёные полагают, что просторечие не может рассматриваться как стиль, поскольку стиль предполагает выбор, а пользующийся просторечием выбора не имеет и говорит так потому, что иначе говорить не умеет. В действительности дело обстоит иначе: нередко люди с одними собеседниками пользуются просторечием, а литературно-разговорным стилем с другими. Таким образом, просторечные формы ain’t, he don’t они употребляют не потому, что не знают других, а потому, что эти формы употребляют их друзья или знакомые. В другой обстановке они совершенно правильно пользуются формами isn’t, aren’t, doesn’t.

Таким образом, главной особенностью функциональных стилей является всё-таки не выбор, а специфичность сферы употребления.

На основе вышеприведённых фактов мы приходим к следующему выводу: к уровню разговорного стиля относятся слова с ярко выраженной эмоциональной окраской, которые, в свою очередь создают трудности для перевода, т. к. несовпадение языковых единиц в ИЯ и ПЯ по стилистическому и коннотативному признаку и порождает трудности в процессе перевода, касающиеся правильного подбора эквивалента в ПЯ для того или иного слова, обозначающего реалию в ИЯ.

Именно язык повседневного общения характеризуется тем, что именно в нём преобладают не узуальные, а окказиональные значения слов, т. е. слово, принадлежащее, например, к нейтральному стилю приобретает в устах говорящего совершенно новое, ярко выраженное значение, часто из-за контекста, в котором оно употребляется.

Говоря об особенностях языка повседневного общения, следует, также, принять во внимание культурный фактор, влияющий на формирование этого пласта языка, так как язык народа не может развиваться и функционировать в разрыве с культурой этого народа. Именно культура определяет развитие языка, т. к. он - часть культуры и, следовательно, формирует все основные отличительные особенности языка, которые называются реалиями или культурно-обусловленными явлениями.

Так что есть культура и почему она так важна для переводчиков?

Слово культура многозначно во всех европейских языках, но всё же следует попытаться дать самое близкое значение этого слова по отношению к его антропологическому, или этнографическому смыслу.

Культура – совокупность достижений человеческого общества в производственной, общественной и духовной жизни (11, стр.12). Такое определение даёт академический словарь русского языка.

Определение слова культура в английском языке: Culture – the way of life, especially general customs and beliefs of a particular group of people at a particular time.

В свою очередь язык – зеркало культуры, в нём отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира.

Другими словами язык – сокровищница, кладовая, копилка культуры. Он хранит культурные ценности – в лексике, в грамматике, в идиоматике, в пословицах, поговорках, в фольклоре, в художественной литературе, в формах письменной и устной речи.

Таким образом, дети усваивают вместе с языком и обобщённый культурный опыт предшествующих поколений, т. к. при помощи языка формируется личность человека, носителя языка, формируется его видение мира, менталитет, отношение к людям.

По окончании данного параграфа мы приходим к выводу о том, что язык повседневного общения в силу своих специфических черт значительно отличается от языка литературного или поэтического и даже будучи производным от нейтрального уровня языка, он всё-таки имеет ряд особенностей, которые в свою очередь формируются под воздействием культуры данного народа. И в силу вышеозначенных факторов язык повседневного общения создаёт трудности для перевода, т.к. реалии, относящиеся к данному пласту языка, не имеют эквивалентом в ПЯ. Но для разрешения данной проблемы используются различные переводческие приёмы, обеспечивающие не столько эквивалентность, сколько адекватность такого рода культуронимов, т.к. при передаче реалий с ИЯ на ПЯ важно не сохранить форму языковой единицы, а её содержание, сделать понятным её смысл для читателя или слушателя-носителя ПЯ.

Следующий параграф будет посвящён проблеме точности и адекватности при переводе такого рода реалий.

Глава II. Способы перевода культуронимов, связанных с

бытовыми ситуациями

§1. Проблема точности и адекватности в переводах бытовых

культуронимов

Целью данного параграфа является

определение эквивалентности;

определение видов эквивалентности;

демонстрация точек зрения различных учёных на проблему эквивалентности;

выявление проблем, которые возникают в процессе перевода бытовых культуронимов.

Говоря о проблеме точности или эквивалентности в процессе перевода, в первую очередь следует дать точное определение данного понятия, т. к. в теории и практике перевода существует двоякое понимание эквивалента. Нередко под эквивалентом имеют в виду любое соответствие слову или словосочетанию подлинника в данном конкретном контексте, или, другими словами, любое правильно найденное соответствие микроединице перевода. Однако такое неконструктивное понимание эквивалентности не позволяет различать категории словарных соответствий.

«Эквивалентом следует считать постоянное равнозначное соответствие, как правило, не зависящее от контекста. Эквиваленты являются своего рода катализаторами в процессе перевода.» (26, стр.10).

Эквиваленты могут быть полными и частичными, абсолютными и относительными. Например, doctrinariarism/доктринёрство, dodder/повилика – полные эквиваленты; shadow имеет частичный эквивалент в основном значении тень, т. к. английское слово имеет побочные значения полумрак, призрак; dirty cheap/дешевле пареной репы – относительные эквиваленты, т.к. они различаются стилистической и экспрессивной окраской, а сочетание the shadows of the gods имеет абсолютный эквивалент, т.к. единственный приемлемое соответствие – сумерки богов.

Таково трактование понятия эквивалентности Я. И. Рецкером, но следует также обратиться к работам других учёных.

Например, В. Г. Гак в своей работе «Курс перевода» выделяет три вида эквивалентов: формальный эквивалент, смысловой эквивалент и ситуационный эквивалент (33, стр. 10).

Формальный эквивалент – общие значения выражаются аналогичными языковыми формами.

E. g. I will phone you tomorrow. – Я позвоню тебе завтра.

В данном случае наблюдается полное подобие слов и форм при подобии значения. Различие средств проявляется лишь в общих структурных различиях двух языков (наличие вспомогательного глагола для передачи будущего времени).

Смысловой эквивалент – одни и те же значения выражаются в двух языках различными способами.

E. g. Our science, literature and arts are overloaded with social and political problems. – Колоссальная загруженность науки, литературы и искусства общественно- политическими проблемами – характерная черта нашего времени.

Сумма элементарных значений, составляющих общий смысл обеих фраз, одинакова.

Ситуационный эквивалент – в данном случае не только языковые формы, но даже выражаемые ими элементарные значения различны в двух высказываниях, которые, однако, описывают одну и ту же ситуацию.

E. g. He is a member of the college team. – Он играет в студенческой команде.

Но проблема эквивалентности до сих пор остаётся не решенной, и ожесточённые споры ведутся и по сей день. По этому вопросу существует несколько точек зрения. Условно их можно разделить на три группы: к первой можно отнести тех учёных, которые воспринимают перевод как сугубо лингвистическую дисциплину, не принимая во внимание тот факт, что перевод это не только часть лингвистики. Вторая группа учёных считает, что в процессе перевода переводчик также сталкивается и с культурой ИЯ, и для них эквивалентность в первую очередь связана с передачей прагматических/семантических и функциональных значений текста ИЯ на ПЯ. Третья же группа воспринимает эквивалентность как удобный приём, к которому переводчики прибегают в силу привычки, а не как теоретическому явлению.

Далее мы более подробно рассмотрим вышеприведённые точки зрения разных учёных на проблему эквивалентности.

Например, Виней и Дарбельне считают, что эквивалентность в процессе перевода достигается за счёт изменения порядка слов в ПЯ. Также, они считают, что эквивалентность влияет на стиль переводимого текста, т. е. стиль оригинального текста должен быть сохранён при переводе. Эквивалентность должна быть сохранена при переводе поговорок, идиом, клише, а также ономатопии. Виней и Дарбельне признают существование «полных эквивалентов» лишь в том случае, если таковые зафиксированы в двуязычных словарях, но не все слова могут иметь эквиваленты в ПЯ, и поэтому выбор того или иного эквивалента зависит в первую очередь от переводчика, т.к. слово, зафиксированное в словаре может не подходить для использования в том или ином контексте.

Роман Якобсон изучая проблему эквивалентности, выделил три вида перевода:

внутриязыковой (перефразирование в системе одного языка);

межязыковой (между двумя языками);

интерсемиотический (между двумя знаковыми системами);

В первом случае переводчик использует синонимы внутри текста ИЯ, и в данном случае, полная эквивалентность исключается.

Во втором случае Якобсон говорит о том, что, не смотря на различие между языками с грамматической точки зрения перевод вполне возможен. Проблема заключается лишь в том, чтобы найти точный эквивалент. И даже если такового не существует, переводчик может использовать дословный перевод или передать грамматические значения с помощью лексических средств и наоборот.

Из этого мы можем сделать вывод о том, что, теория Якобсона схожа с той, которую развивали Виней и Дарбельне. Основной является мысль о том, что переводчик становится «центральной фигурой», от которой зависит сам процесс перевода. То есть он сам решает, какой приём или технику применить в том или ином случае. Для переводчика не существует ограничений грамматических или лексических, главной задачей для него является подбор наиболее подходящего эквивалента.

Но существуют и другие мнения, касающиеся проблемы эквивалентности. Например, Найда различает два вида эквивалентности – формальную эквивалентность и динамическую эквивалентность. Под формальной эквивалентностью он понимает слова и фразы, полностью совпадающие в ИЯ и ПЯ, но не все слова имеют такие полные эквиваленты и, часто при переводе с ИЯ на ПЯ при полном сохранении формальных эквивалентов нарушается смысл оригинального сообщения и его получатель, говорящий на ПЯ не всегда понимает суть текста.

В случае с динамической эквивалентностью для переводчика важен смысл, а не форма. В данном случае очень часто приходится в процессе перевода изменять форму ИТ для достижения смысловой эквивалентности.

Из этих положений можно сделать вывод о том, что для Найды важнее содержание, нежели форма ИТ.

Совершенно другой точки зрения придерживается Джон Кэтфорд. Его теория перевода опирается на лингвистический аспект. В своей работе Кэтфорд выделил три основных вида перевода:

протяжённость перевода (полный перевод/частичный перевод)

грамматические ряды, в которых устанавливается эквивалентность (привязанный перевод /свободный перевод)

уровни языка, участвующие в процессе перевода («микроперевод»/ «макроперевод»).

Для данной работы интерес представляет второй вид перевода, т.к. именно он напрямую связан с понятием эквивалентности. В привязанном или дословном переводе каждому слову или морфеме ИЯ должен соответствовать эквивалент в ПЯ, а в свободном переводе переводчик не привязан к словам, для него важнее смысл, и поэтому можно не ограничиваться буквальными соответствиями. Трансформации могут совершаться не только на уровне лексем, но и на уровне словосочетания, предложения, но на уровне текста Кэтфорд отрицает понятие эквивалентности, т. к. он не считает возможным адекватную передачу значений ИЯ средствами ПЯ. Вместо «перевода» он предлагает термин «передача» отрицая тем самым понятие эквивалентности как возможности воссоздания значения слова ИЯ средствами ПЯ. Но в своей работе Кэтфорд приводит пример, который полностью опровергает его теорию. E. g. I have arrived, конечно, не является полным эквивалентом русскому Я пришёл так как ни грамматические, ни лексические элементы этих предложений не совпадают. Отсутствие эквивалента, т.е. постоянного и равнозначного соответствия, отнюдь не мешает адекватной передаче содержания высказывания другим способом, а именно вариантным соответствием: я пришёл, я прилетел и даже, в определённой ситуации, я прибыл. Несовпадение отдельных лексических единиц в любых двух языках например, отсутствие в английском соответствия финской sauna баня, на которое ссылается Кэтфорд, никоим образом не исключает возможности адекватной передачи любой мысли в переводе на любой язык. Также в своей теории Кэтфорд вводит такие термины как «переводческие сдвиги», т.е. переход с одного языкового уровня на другой и из одной категории в другую. Эти «переходы» с полным основанием можно приравнять к переводческим трансформациям, независимо от приятия или неприятия теории языковых уровней, которая была подвержена справедливой критике, т.к. перевод осуществляется в сфере речи, и пользование межъязыковыми соответствиями для него не обязательно. Но Кэтфорд прибегает к уловке для оправдания своей теории говоря о том, что «обязательным условием эквивалентности перевода является отнесённость к одной и той же сущности» (35, стр.241). Если заменить неопределённую «сущность» «элементом «действительности», можно полностью согласиться с Кэтфордом. Но всё же для переводчика важно не только передать то, что сказано, но и как это сказано, и поэтому нельзя требовать от перевода полного и равноценного соответствия для каждого слова или понятия. Переводчик в первую очередь должен использовать дедуктивный метод для применения той или иной техники для передачи прагматического значения.

Существенно иной точки зрения относительно понятия эквивалентности придерживается Джулиан Хаус, которая в своей концепции перевода делает упор на ситуативный аспект перевода. Она утверждает, что ИТ и ПТ должны быть сходны в своих функциях. Хаус предлагает выявлять функцию ИТ путём определения ситуативного направления ИЯ. Если ИТ и ПТ существенно отличаются по ситуации, то они не могут быть функциональными эквивалентами друг друга, а перевод будет неудачным. Другими словами, она признаёт тот факт, что переводимый текст должен не только совпадать с исходным текстом функционально, но и обладать ситуационными эквивалентами для достижения этой функции. Также в своей теории Хаус вводит такие термины как «скрытый» и «очевидный» перевод. В случае «очевидного» получатель ПТ не определён, и поэтому в данном случае нет необходимости воссоздавать «второй оригинал», т. к. «очевидный» перевод подразумевает свою ясность, открытость. Но в случае «скрытого» перевода необходимо воссоздавать функциональный эквивалент ИТ, т.к. ИТ не имеет определённой направленности на получателей – носителей ПЯ. В качестве примера она приводит научную статью и политическое выступление. В первом случае содержание статьи не несёт в себе никаких определённых черт, характерных для культуры ИЯ, и её воздействие на читателя ПЯ будет таким же как и для читателя ИЯ, а политическая речь рассчитана на определённую группу людей – носителей ИЯ и имеет своей целью определённое воздействие на данную группу людей, но перевод данного выступления не будет иметь должного влияния на людей – носителей ПЯ, он всего лишь несёт в себе информацию для носителей ПЯ. Из вышеприведённых пример становится ясно, что во втором случае имеет место «очевидный» перевод, т.к. функции ИТ и ПТ в данном случае не совпадают.

Следует признать, что теория эквивалентности перевода Джулиан Хаус менее категоричная, нежели концепция Джона Кэтфорда, т.к. в её подтверждение Хаус приводит примеры в оригинале, использует полные тексты, и что наиболее важно, опирается на лингвистические черты обоих языков: ИЯ и ПЯ.

В свою очередь Мона Бейкер также предлагает весьма интересный подход к эквивалентному переводу. В своей работе она приводит подробный перечень условий, при которых можно определить понятие эквивалентности. Исследовав понятие эквивалентности на различных языковых уровнях, касающихся перевода, а также приняв во внимание различные аспекты перевода Мона Бейкер соединила вместе лингвистический и коммуникативный подходы к понятию эквивалентности. Таким образом, она выделяет эквивалентность

на лексическом уровне;

на грамматическом уровне;

на уровне текста;

прагматическую эквивалентность.

При переводе с одного языка на другой возникает эквивалентность на лексическом или морфологическом уровне. Бейкер признаёт, что эквивалентность на этом уровне первое, что принимает во внимание переводчик. Так как при анализе ИТ переводчик расценивает слово как отдельную изолированную единицу для того, чтобы найти «прямой» эквивалент для этого слова в ПЯ. Но следует помнить о том, что отдельное слово иногда может приобретать разные значения в разных языках, и слово следует рассматривать как более сложную единицу, нежели чем морфему. Значит, при переводе отдельного слова надо обращать внимание на ряд факторов, таких как число, род, временная категория.

Грамматическая эквивалентность относится к многообразию грамматических категорий, существующих в языках. Мона Бейкер говорит о том, что грамматические правила различны в разных языках, и это создаёт проблемы при поиске прямого соответствия в ПЯ. Другими словами, она утверждает, что различие в грамматических структурах ИЯ и ПЯ приводит к существенных изменениям при передаче информации с ИЯ на ПЯ. Эти изменения могут повлиять на решение переводчика добавить или опустить некоторую информацию в ПТ из-за того, что в ПЯ отсутствуют определённые грамматические приёмы, например, такие как число, время, вид, залог, лицо и род.

Эквивалентность на уровне текста означает эквивалентность обоих текстов: ИЯ и ПЯ по форме и по содержанию.

- Прагматическая эквивалентность соотносится с внутренним содержанием текста. Импликация – это не то, что лежит на поверхности, а то, что подразумевается, поэтому переводчик должен выявить скрытое значение текста ИЯ для его адекватного перевода на ПЯ. Другими словами, переводчик должен воссоздать намерение, идею автора, принадлежащего к другой культуре таким образом, чтобы она стала ясной, очевидной для носителей ПЯ.

Также необходимо дать чёткое разделение понятий эквивалентности и адекватности, т.к. очень часто их считаю т синонимами, но практически это не совсем так.

Понятие эквивалентности можно объяснить как дословный перевод (на лексическом уровне), но на высших уровнях выделяют эквивалентность на уровне предложения и на уровне текста. Но такое подразделение не совсем точно, т.к. термин «текст» не исключает термина «слово», потому что слово может быть текстом, а предложение тоже можно считать тестом. Все факторы коммуникативной ситуации следует принимать во внимание, т.к. для достижения эффективного перевода эквивалентность важна не только на уровне содержания и значения, но и эффекта, т.е. прагматическая эквивалентность. Но честно говоря, эквивалентность существует лишь между равноценными понятиями в обоих языках: ИЯ и ПЯ. И в том случае, если эквивалентов для слова ИЯ не существует в ПЯ, мы можем говорить о понятии адекватности.

Некоторые учёные подразделяют процесс перевода на три основные группы:

-Полная эквивалентность. (e.g. The League of Nations – Лига Наций) – в данном случае нельзя использовать никаких синонимов, т. е. полное совпадение понятий в обоих языках.

-Аналоги. Также их называют вариантными соответствиями, т.е. перевод адекватен, но не совпадает полностью с оригиналом. (e.g. He is a public figure. – Он – общественный деятель.)

Адекватные замены. Данное понятие относится к таким случаям перевода ,когда переводчику необходимо подобрать слово или фразу для передачи значения ИЯ, но при этом приходиться использовать такие переводческие приёмы как сужение, расширение или компенсация для достижения необходимого значения (e.g. She has beautiful legs. – У неё прекрасные ноги. - пример расширения; siblings – брат и сестра – пример сужения.).

Также эквивалентность может быть полной и нулевой, т.е. когда переводчик не находит эквивалента в ПЯ. Но иногда слово ИЯ может совпадать по значению, а по форме не совпадать. В таких случаях следует разделять нулевую эквивалентность по значению и по форме.

E. g. Can any of you translate the text? – I can. (оставшаяся часть предложения здесь пропущена).

Проанализировав приведённые выше мнения разных учёных, можно сделать вывод о том, что понятие эквивалентности до сих пор остаётся проблематичным, и лингвисты ещё не пришли к окончательному решению в её отношении. Но не смотря на все споры, нельзя отрицать сам факт эквивалентности. Данное понятие было изучено многими учёными с различных точек зрения, но одно можно утверждать со всей уверенностью – эквиваленты между языками существуют, хотя и не всегда бывают полными. Лишь некоторые слова являются полными эквивалентами, т.е. полностью совпадающие по своему референциальному значению, как правило, это слова однозначные, т.е. имеющие в обоих языках одно лексическое значение, и число таких слов относительно невелико. Сюда относятся слова, принадлежащие преимущественно к следующим лексическим группам:

имена собственные и географические названия, входящие в состав обоих языков, например: Гомер- Homer ,Москва - Moscow , Лондон – London и т.д.

научные и технические термины, например: логарифм - logarithm, водород - hydrogen, экватор - equator, протон - proton и т.д.

некоторые другие группы слов, близкие по семантике к указанным двум, например, названия месяцев и дней недели: март - March , понедельник - Monday, а также такие слова как тысяча - thousand, миллион - million.

Не следует, однако, считать, что все слова, принадлежащие к вышеозначенным группам, относятся к разряду полных совпадений. Очень часто, например, слова-термины являются многозначными, и в силу этого, имеют не одно, а несколько значений в другом языке, например, английский термин power имеет в физике значения (и, соответственно, русские эквиваленты): сила, мощность, энергия, а в математике, также, степень.

Названия редких или малоизвестных для данной страны животных также, обычно, являются однозначными и имеют полные соответствия, например: дикобраз - porcupine, фламинго – flamingo, в то время как названия хорошо известных животных являются не только зоологическими терминами, но и входят в общеупотребительную лексику и тем самым приобретают многозначное значение. Например, английское слово tiger имеет, кроме тигр, также значения (и, соответственно, русские эквиваленты): жестокий человек, задира, хулиган, опасный противник.

В очень редких случаях полное соответствие, то есть совпадение слов в двух языках во всём объёме их референциальных значений, встречается у многозначных слов. Так, русское лев, как и английское lion, имеют следующие значения: 1) ‘крупное хищное млекопитающее семейства кошачьих’; 2) ‘знаменитость, законодатель светских мод’; 3) ‘созвездие и знак Зодиака’ (при написании с прописной буквы). Однако эта полнота семантического соответствия нарушается в форме множественно числа – английское lions имеет также значение ‘местные достопримечательности’ (например, в выражениях to see, to show lions), отсутствующее в русском языке.

Понятно, что полные соответствия не представляют трудностей для переводчика, их передача не зависит от контекста и от переводчика требуется лишь твёрдое знание эквивалента.

Наиболее распространённым случаем при сопоставлении лексических единиц является частичное соответствие, при котором одному слову в ИЯ соответствует не один, а несколько семантических эквивалентов в ПЯ. Большинство слов любого языка многозначно, причём система значений слова в одном языке, как правило, не совпадает полностью с системой слов в другом языке. Среди такого рода несовпадений можно выделить несколько различных случаев. Иногда круг значений слова в ИЯ оказывается шире, чем у соответствующего в ПЯ (или наоборот). Например, русское слово характер, как и английское character имеют значения: 1) ‘совокупность психических особенностей человека’; 2) ‘твёрдая воля, упорство в достижении цели’ (Он человек без характера – He has no character); 3) ‘свойство, качество, своеобразие чего-либо’. У английского character, кроме того, имеются значения, отсутствующие в русском характер и передаваемые в русском языке другими словами, а именно: 4) ‘репутация’; 5) ‘письменная рекомендация, характеристика’; 6) ‘отличительная черта, признак, качество’; 7) ‘фигура, личность (часто странная, оригинальная)’; 8) ‘литературный образ, герой, действующее лицо в пьесе’; 9) ‘печатный знак, буква, символ’ (e.g. Chinese characters – китайские иероглифы). Такое отношение неполной эквивалентности между словами двух языков можно назвать включением. Другим распространённым случаем неполной эквивалентности является пересечение – когда оба слова – в ИЯ и в ПЯ – имеют как совпадающие, так и расходящиеся значения. Так, русское стол и английское table совпадают только в значении ‘предмет мебели’, но расходятся в других: у русского стол есть также значения ‘еда’, ‘пища’, например, ’стол и квартира’, ’диетический стол’ и ’учреждение’, отдел в канцелярии’, например, ’стол находок’, ’паспортный стол’, которые отсутствуют у table и соответственно передаются в английском языке словами board, food, cooking, diet и office, department. С другой стороны, английское table имеет значения, отсутствующие у русского стол и передаваемые в русском языке словами: доска, плита, таблица, расписание, горное плато и некоторые другие.

Другой пример пересечения: русское слово дом совпадает с английским house в значениях ‘здание’, ‘династия’ (напр., дом Романовых – the House of Romanovs), но расходится в других: у русского дом есть также значение ‘домашний очаг, жильё’, которое соответствует уже английскому слову – home, а также значение ‘учреждение’, ‘предприятие’, в котором оно переводится по-разному, в зависимости от того, о каком именно учреждении идёт речь: ср. детский дом – children’s home или orphanage, торговый дом – (commercial) firm, исправительный дом - reformatory, игорный дом – gambling house или casino, сумасшедший дом – lunatic asylum.

Английское house также имеет целый ряд значений, отсутствующих у русского слова дом, например, ‘палата парламента’ (the House of Commons), ‘театр’, ‘аудитория, зрители’, ‘представление, сеанс’ и ряд других. Число таких примеров нетрудно увеличить.

Также интересным для анализа является другой случай частичной эквивалентности, который можно назвать недифференцированностью значения слова в одном языке сравнительно с другим. Речь идёт о том, что одному слову какого-либо языка, выражающему более широкое («недифференцированное») понятие, в другом языке могут соответствовать два или более слов, каждое из которых выражает узкое, дифференцированное, сравнительно с первым языком, понятие. Например, в русском языке существует слово рука, которому в английском соответствует два слова – arm и hand, каждое из которых обозначает более узкое понятие: arm – обозначает верхнюю конечность от плеча до кисти, а hand – кисть руки, в то время как русское рука обозначает всю верхнюю конечность человека от плеча до кончиков пальцев. Аналогичным образом обстоит дело с русским словом нога, обозначающее всю нижнюю конечность, которому в английском языке соответствуют два слова: leg ‘нога’ за исключением ступни и foot ‘ступня’. Такого рода примеров в русском языке можно найти в достаточном количестве. Но бывают и обратные случаи, когда семантически недифференцированными, сравнительно с русскими, являются английские слова. Например,

stove печка

плита (кухонная)

bud почка (нераспустившиеся листья)

бутон (нераспустившиеся цветы)

crisp рассыпчатый (о печенье)

хрустящий (о снеге)

свежий (об овощах)

to wash мыть

стирать (о белье, вещах из тканей)

Существенно подчеркнуть, что в данном случае речь идёт не о многозначности слов. В указанных выше примерах слова имеют только одно значение, но объём этого значения в целом шире, нежели у их соответствий в другом языке.

При исследовании отношений между семантическими структурами знаков в разных языках могут встречаться и более сложные, чем приведённые выше, случаи смысловой недифференцированности. Рассмотрим, например, отношения между русскими словами сыр и творог и их английские соответствия cheese и cottage cheese. На первый взгляд английские слова (если отвлечься от того факта, что cheese в разговорном языке имеет и некоторые другие значения кроме ‘сыр’) являются полными семантическими эквивалентами русских. Но на самом деле здесь имеет место более сложное соотношение: в английском языке cottage cheese – это одна из разновидностей cheese, в то время как русское творог не является (во всяком случае, в литературном языке) названием для разновидности сыра; по-русски можно сказать Это - не сыр, а творог, В продаже не было ни сыра, ни творога и пр., в то время как по-английски невозможно сказать It is not cheese but cottage cheese, neither cheese nor cottage cheese и т.п. Таким образом, английское слово cheese оказывается в целом семантически недифференцированным по сравнению с русскими сыр и творог, хотя в английском языке и существует особое словосочетание, семантически полностью соответствующее русскому творог.

Несколько иной случай семантической недифференцированности имеет место тогда, когда два слова в разных языках хотя и совпадают по своему референциальному значению, но в одном из этих языков есть также и особое слово для обозначения определённой разновидности данного понятия, а в другом языке такого слова нет. Например, русскому глаголу похищать (человека) соответствует английский kidnap, однако, когда речь идёт о похищении женщины, употребляется особый глагол abduct*. Русскому прилагательному преступный соответствует английское criminal, употребляемое для обозначения преступлений, совершаемых против человеческой жизни и имущества и не являющийся по своему характеру

политическими; в английском же языке такого особого прилагательного нет,

и русское уголовный переводится на английский при помощи того же недифференцированного criminal (ср. преступление – crime, уголовное преступление – тоже crime).

Из всего вышесказанного о семантической недифференцированности знаков одного языка по сравнению с другим, мы можем сделать вывод о том, что тот или иной язык способен обозначить то или иное понятие, для которого в другом языке существует особый знак.

*В языке современной прессы abduct применяется для обозначения похищения, вызванного политическими мотивами.

Разница состоит лишь в способе такого обозначения. Но выше мы разбирали случаи частичной эквивалентности, теперь обратимся к случаю полного отсутствия соответствия или безэквивалентной лексике. Под безэквивалентной лексикой имеются в виду лексические единицы (слова и устойчивые словосочетания) одного из языков, которые не имеют ни полных, ни частичных эквивалентов среди лексических единиц другого языка. Условно безэквивалентную лексику можно подразделить на три основные группы слов:

Имена собственные, географические наименования, названия учреждений, организаций, газет, журналов, марки автомобилей и пр. Например, для таких русских фамилий как Карпиков, Цыкунов, Суходольский и пр. и названия таких населённых пунктов как Гаврилово-Посад, Гавердово, Чапчачи и пр. естественно, не существует никаких эквивалентов в другом языке, в отличие от таких фамилий как Пушкин, Достоевский, Чайковский или таких географических названий как Москва, Крым, Киев, которые уже давно получили устойчивые эквиваленты в словаре Английского языка: Pushkin, Dostoevski, Tchaikovski, Moscow, the Crimea, Kiev. Аналогичным образом в романе американского писателя Дж. Апдайка “Couples” встречаются фамилии Hanema, Thorne, Appleby, Guerin, Gallagher и названия населённых пунктов Tarbox, Mather, Quogue, Bar Harbor, Millbrook, Scituate и пр., не имеющих никаких эквивалентов в словаре русского языка, в отличие от таких имён и фамилий типа John, George, Shakespeare, Dickens, Lincoln и т.д. и географические названия типа London, New York, the Thames, the Mississippi и др., которые имеют в русском языке следующие устойчивые соответствия: Джон, Джордж, Шекспир, Диккенс, Линкольн, Лондон, Нью-Йорк, Темза, Миссисипи. Но в случае с именами собственными и географическими названиями трудно провести разделительную черту между теми названиями, которые не имеют эквивалентов и теми, которые обладают устойчивыми соответствиями в ПЯ, т.к. слово, вначале не имевшее эквивалента в другом языке, может затем, при его неоднократном употреблении в художественной литературе или на страницах периодической печати, получить такое соответствие, причём установить время его появления не всегда возможно. В целом к числу безэквивалентной лексики относятся имена собственные и названия малоизвестные для носителей другого языка (учитывая, конечно, что понятие «малоизвестный» является относительным и недостаточно строгим).

реалии, т.е. слова, обозначающие предметы, понятия и ситуации, не существующие в практическом опыте людей, говорящих на другом языке. К данной группе относятся слова, обозначающие разного рода предметы материальной и духовной культуры, свойственные только данному народу, например, названия блюд национальной кухни (русские щи, борщ, рассольник, квас, калач, сбитень; английские muffin, haggis, pudding, butter-scotch, sandwich и пр.), видов народной одежды и обуви (русские сарафан, душегрейка, лапти, кокошник, армяк;), народных танцев (русские трепак, хоровод, гопак; английские pop-goes-the-weasel), видов устного народного творчества (русские частушка; английские limericks) и т.д. также сюда входят слова и устойчивые словосочетания, обозначающие характерные только для данной страны политические и общественные учреждения (например, русские дума, синод, красный уголок, ударник; английские primaries, caucus, lobbyist и т.п.), торговые и общественные заведения (русские дом культуры, парк культуры и отдыха, пельменная; англ./америк. drugstore, grill-room, drive-in ) и пр.

Но не всегда легко решить, в каком случае то или иное слово или словосочетание можно отнести к числу безэквивалентной лексики, обозначающей реалии, - окказиональный переводческий эквивалент может перейти в устойчивое словарное соответствие. Так, в русский язык проникли такие слова и выражения как палата общин – House of Commons, лорд хранитель печати – Lord Privy Seal, орден Подвязки – the Garter, спикер – Speaker, уикенд – week-end и многие другие лексические единицы английского происхождения, в результате чего соответствующую английскую лексику нельзя считать безэквивалентной относительно русского языка. При этом, как и у имён собственных, момент перехода окказионального соответствия в узуальное не всегда может быть с точностью определён.

лексические единицы, которые можно назвать случайными лакунами. По этим определением имеются в виду те единицы словаря одного из языков, которым по каким-то причинам (не всегда понятным) или соответствий в лексическом составе (в виде слов или устойчивых словосочетаний) другого языка. Например, в английском языке нет единицы, соответствующей русскому сутки, так что данное понятие приходится передавать на английском языке описательно: либо путём указания на количество часов, например, Я приеду через сутки – I will come back in twenty-four hours, либо же, если подчёркивается непрерывность, круглосуточность действия, сочетанием day and night, например, они работали четверо суток – They worked four days and nights. Подобным образом в английском языке отсутствуют словарные соответствия русским существительным кипяток, именинник, погорелец, пожарище и др. С другой стороны, в русском отсутствуют лексические соответствия английским словам glimpse, floorer, exposure (в значении ‘подверженность воздействию сил природы: дождя, солнца, ветра, холода’) и др.

В некоторых случаях отсутствие эквивалентов такого рода лексики в одном из языков может найти себе культурно-историческое или социальное объяснение; так, существование в русском языке слова погорелец объясняется тем фактом, что пожары были частым явлением в Росси, особенно в сельской местности из-за того, что строения в основном были деревянными, в то время как Англии дома строились обычно из камня или кирпича, и такое стихийное бедствие как пожар встречалось гораздо реже, в связи с чем не было необходимости в создании специального наименования. Но в большинстве случаев найти «рациональное» объяснение отсутствию слова с определённым значением в одном языке и его наличию в другом не удаётся, и это вынуждает переводчика, как и вообще при описании разницы между двумя языками, ссылаться на «национальную самобытность» строя того или иного языка, не пытаясь определить конкретные причины наличия или отсутствия именно этой, а не иной единицы в данном языке.

В завершение данного параграфа следует подчеркнуть, что термин «безэквивалентная лексика» в общем, и «реалия» в частности, употребляется только в смысле отсутствия соответствия той или иной лексической единице в словарном составе другого языка, и было бы неправильно понимать эти термины в смысле «невозможности перевода» такого рода лексики. Как было уже неоднократно отмечено, любой язык в принципе может выразить любое понятие; отсутствие в словарном составе языка специального обозначения для какого-либо понятия в виде слова или устойчивого словосочетания не означает невозможности выразить это понятие средствами данного языка. Хотя в системе языка данный знак отсутствует, его содержание всегда можно передать в речи в конкретном тексте при помощи целого ряда средств. Безусловно, перевод реалий представляет собой определённую трудность, но эта вполне преодолима и для перевода безэквивалентных понятий выработаны определённые приёмы, обеспечивающие адекватное восприятие читателями или слушателями – носителями ПЯ.

В следующем параграфе будут более подробно рассмотрены приёмы перевода, обеспечивающие адекватность восприятия бытовых культуронимов для носителей ПЯ.

§2. Обеспечение адекватности в переводах бытовых

культуронимов

Как было сказано выше, в принципе, любой язык может выразить любое понятие другого языка, не существующее в этом языке с помощью различных средств: грамматических или лексических или даже стилистических. В предыдущем параграфе мы определили лексическую сферу ИЯ, которая представляет собой трудности для перевода. В данном параграфе мы постараемся проиллюстрировать на примерах способы перевода такого рода слов, а именно, бытовых реалий.

Несмотря на то, что в XIX веке в ходе спора о предпочтительности буквального или вольного перевода целый ряд исследователей, таких как В. фон Гумбольдт, М. Гаупт, А. Шлегель пришли к мнению, что перевод в принципе невозможен в силу ряда причин: 1) Формальные элементы разных языков не совпадают, что особенно затрудняет перевод поэзии; 2) Так как учёные рассматривали текстовое произведение как сумму языковых элементов, каждый из которых имел самостоятельное значение, считалось, что воспроизвести целостное впечатление в переводе невозможно; 3) Язык понимался как отражение «народного духа» (т.е. уникальной национальной культуры), а следовательно, не мог иметь аналогов и соответствий в языке другой нации, первые варианты решения этой проблемы появились также в XIX веке. Немецкий языковед Шлеймахер в своей работе «О различных методах перевода» (1813) говорил о том, что воспроизведение стиля автора возможно за счёт копирования особенностей языка оригинала, хотя это и может нарушить нормы переводящего языка, а учёный Вилламовиц-Мёллендорф в своей работе «Что такое перевод» (1891) попытался доказать, что «цели перевода можно достигнуть выбором таких средств, которые вызывали бы то же впечатление, что и в оригинале». Он перевёл стихотворения немецких поэтов на древнегреческий и латинский языки, где античная метрика соответствовала современным стихотворным размерам. Но с течение времени отношение зарубежных учёных к проблеме переводимости поменялось кардинальным образом: в настоящее время идея переводимости никем не отрицается, а некоторыми даже доказывается, например, Ж. Муненом. Отечественные лингвисты также поддерживают это мнение. Так, А. В. Фёдоров считает, что «непереводимыми являются лишь те элементы языка подлинника, которые представляют отклонения от общей нормы языка,… т.е. в основном диалектизмы и те слова социальных жаргонов, которые имеют ярко выраженную местную окраску», т.к. функция их как местных слов при переводе пропадает. Однако все другие «непереводимые» единицы языка – названия специфических для жизни определённого народа предметов и явлений (т. н. реалий), звукоподражания и междометия, каламбуры, национальные специфические фразеологизмы, обращения и т.п. поддаётся переводу с помощью анализа и использования определённых грамматических и лексических средств переводящего языка.

Проблема непереводимости тесно связана с понятиями полноценного и адекватного перевода. Для обеспечения такого рода перевода в первую очередь, по мнению многих учёных, необходимы фоновые знания. По А. В. Фёдорову фоновые знания – социокультурные сведения, характерные лишь для определённой нации или национальности, освоенные массой их представителей и отражённые в языке данной национальной общности. Согласно А. Н. Крюкову, “Фоновые знания - обоюдное знание реалий говорящими и слушающими, являющееся основой языкового общения… поведение человека, система его мировоззренческих взглядов, этических оценок, эстетических вкусов и… большая часть его знаний”. Фоновые знания существуют как в материальной форме, так и в виде концептов и умозаключений или в знаковых системах (в том числе и в языке). Но причина многих непониманий, связанных с межкультурной и межъязыковой коммуникацией заключается в том, что только одна сфера существования фоновых знаний, например, язык, не в состоянии в полном объёме отразить всё их богатство и многообразие. Таким образом, эффективное межъязыковое посредничество неосуществимо без запаса фоновых знаний, а проблема культурной непереводимости в итоге сводится к проблеме восполнения переводчиком определённых знаний, общеизвестных в культуре ИЯ, но отсутствующих у тех, кто воспринимает текст на ПЯ. Учёные Ю. А. Сорокин и И. Ю. Марковина называют такие пробелы в знаниях реципиентов лакунами и вводят понятие идиокультурной адаптации, т.е. наличие или отсутствие лакун в том или ином тексте, являющееся свидетельством успешности или неуспешности его натурализации в определённом культурном контексте.

Существует ряд способов элиминирования лакун (под данным понятием мы подразумеваем, также и реалии, связанные с бытовой сферой):

1. Заполнение - раскрытие смысла понятия или слова другой культуры через разного рода пояснения, комментарии, дополнения и пр.

2. Компенсация – введение в текст специфического элемента культуры реципиента. С одной стороны, при этом утрачивается национальная специфика ИТ, с другой стороны, в тексте появляются новые элементы, свойственные культуре реципиента. Существует несколько видов компенсации:

а) замена реалий исходной культуры на реалию культуры реципиента (сравнение, пояснение, ссылка на литературное произведение, хорошо знакомое носителям культуры ПЯ, цитата).

б) замена в тексте на ПЯ, которая не осознаётся читателем. Например, названия книг часто переводятся не дословно. Обычно перевод заглавия произведения совершается лишь после прочтения и анализа всего произведения. Название книги может «обезличиться» от конкретного понятия к общему, как в случае с переводом названия романа Э Хемингуэя “Movable Feast” , что буквально означает «переходящий праздник», т.е. церковный праздник, отмечающийся каждый год в разные дни (e.g. Пасха, масленица). Русскоязычному читателю этот термин практически непонятен, и хотя, большая часть семантики при установившемся переводе теряется, традиция обобщает конкретный термин в «Праздник, который всегда с тобой».

в) контекстуальная замена, т.е. перевод инокультурного элемента с опорой на сведения, полученные из контекста. Например, переводчик С. А. Колбасьев работая над детективным романом П. Рена “Bean Jeste”, озаглавил его «Похороны викинга». При этом исказился замысел автора, т.к. не только были потеряны оригинальные семы, но и исчез каламбур (фр. jeste и англ. Jest (фамилия главного героя книги) – омофоны, откуда и двоякое прочтение названия как «широкий жест» и «великодушный Джест»). С другой стороны, в переводе название приобрело новый дополнительный смысл, который поддерживается сюжетом и символикой романа (в одном из эпизодов описывается обряд погребения скандинавских рыцарей).

г) полная замена контекста. Это форма компенсации обычно используется в рекламных текстах. Например, апельсиновый сок в северных странах рекламируется как «концентрированная мощь южного солнца», а в жарких как напиток, богатый витамином С. Замена контекста используется в поэзии при передаче поэтических образов и сравнений, а также, при компенсации каламбуров и непереводимую игру слов.

Но при таком переводе неизбежны потери сем, характеризующих национальную специфику культуры-отправителя, и искажение идеи автора, поэтому для перевода реалий, связанных с бытовой сферой общения следует применять другие способы перевода для обеспечения более адекватного перевода.

Среди таких способов широко применяются транслитерация и транскрипция, калькирование, описательный перевод, приближённый перевод и трансформационный перевод.

Для каждой реалии следует подбирать наиболее оптимальный способ перевода, который бы обеспечивал не только её адекватную передачу для читателя ПЯ, но и наиболее полно раскрывал её смысл.

Рассмотрим более подробно каждый из вышеприведённых способов перевода реалий.

При транслитерации средствами ПЯ передаётся графическая форма (буквенный состав) слова ИЯ, а при транскрипции – его звуковая форма. Эти способы перевода чаще всего используются при передаче иноязычных имён собственных, географических названий и наименований разного рода компаний, фирм, пароходов, самолётов, гостиниц, газет, журналов и пр. Например, спутник/sputnik, чернозём/ chernozem, Дума/ Duma, кика/kika, калач/kalatch, Kentucky/Кентукки, sheriff/шериф, parliament/парламент и пр.

В практике перевода в своё время наблюдалась тенденция к широкому применению транскрипции и транслитерации при передаче реалий ИЯ, но это часто приводило к злоупотреблению этими приёмами. Не всегда существует необходимость передачи реалии путём транскрипции или транслитерации, иногда в ПЯ существуют довольно близкие по значению аналоги, и чрезмерное увлечение приёмом транскрипции лишь усложняет восприятие ПТ для читателя, которому, не зная специфики культуры ИЯ, приходится отрываться от чтения на поиски комментариев для той или иной транскрибированной реалии.

Данный способ перевода применим, в основном, к тем языковым единицам, которые прочно обосновались в системе номинаций ПЯ, а малознакомые или незнакомые реалии требуют включения в текст дополнительных поясняющих элементов.

E. g. Славянофилы идеализировали допетровское время, но всё же не опричнину Ивана Грозного. – Slavophiles idealized life in Russia before Tsar Peter the Great, but not the “oprichnina”, special administrative elite under Tsar Ivan the Terrible.

В данном примере слово «опричнина» в ПЯ взято в кавычки с той целью, чтобы привлечь к нему внимание читателя и показать, что переводчик понимает связанную с этим словом трудность и хочет помочь читателю. С той же целью перед именами Петра и Ивана Грозного добавляется слово «царь». В том случае, когда объяснение реалии делается со ссылкой на опыт самого читателя, в качестве вводной фразы можно использовать следующие выражения:”…a sort (kind, variety) of…, roughly the same as…, this includes…, the (Russian) equivalent (version) of…, in England (the USA) this would be…”. Такие же фразы применимы и в русском переводе: «…что соответствует русскому…, это тоже самое, что и …, в русском это обозначается как… и т.д.».

Для передачи реалии ИТ применятся, также, приём калькирования, который заключается в передаче безэквивалентной лексики ИЯ при помощи замены её составных частей – морфем или слов (в случае устойчивых словосочетаний) их прямыми лексическими соответствиями в ПЯ. Например, House of Commons – палата общин, brain-drain – утечка мозгов, grand jury – большое жюри, skyscraper – небоскрёб, кандидат наук – Candidate of Science. Но и калькирование, наряду с транскрипцией и транслитерацией, не всегда раскрывает для читателя, незнакомого с ИЯ, значение переводимого слова или словосочетания, т.к. эти слова или словосочетания ИЯ нередко имеют значения, не равные сумме значений их «кальки», в которой используются эквиваленты ПЯ, и это, в свою очередь приводит к тому, что значение всего лексического образования в целом может остаться нераскрытым.

Поясняющие элементы или комментарии не обязательно должны следовать после реалии, они могут её предшествовать. Такой приём как бы подготавливает читателя к встрече с иноязычным словом, делает это слово более удобным для восприятия.

Транслитерации и кальки в сопровождении поясняющих элементов используются в тех случаях, когда переводчик стремиться вызвать у читателя ощущение национального колорита или обозначаемые реалиями понятия являются предметом сообщения и поэтому не могут быть опущены.

Но к такому способу перевода не следует прибегать слишком часто, т.к. неоднократное употребление развёрнутых комментариев внутри текста делает его громоздким и многословным. К транслитерации и калькированию следует прибегать лишь в том случае, если это действительно необходимо.

Другим способом передачи реалий ИЯ на ПЯ является описательный перевод. Смысл описательного перевода заключается в раскрытии значения лексической единицы ИЯ при помощи развёрнутых словосочетаний, раскрывающих существенные признаки обозначаемого данной единицей явления, т.е. другими словами при помощи её дефиниции (определения) на ПЯ. Например, щи – cabbage soup, борщ – beetroot soup, пожарище – site of a recent fire или charred ruins; coroner – следователь, производящий дознание в случае насильственной или скоропостижной смерти, floorer – сильный удар, сбивающий с ног или (в переносном смысле) озадачивающий вопрос, трудная задача. Хотя описательный перевод и раскрывает значение исходной безэквивалентной лексики, он имеет один недостаток, а именно, описательный перевод слишком громоздкий и неэкономный. Поэтому чаще всего он применяется для передачи значений реалий в двуязычных словарях, а при переводе художественных текстов переводчики чаще прибегают к сочетанию двух приёмов – описательному переводу и транскрипции или калькированию, где первый даётся в сноске или в качестве комментария. Эта техника даёт возможность сочетать краткость и экономность средств выражения, свойственные транскрипции и калькированию, с раскрытием семантики данного слова, достигаемой через описательный перевод, т.к. разъяснив однажды значение данного слова, переводчик в дальнейшем может использовать транскрипцию или кальку, смысл которой уже понятен читателю.

E.g. Нечаев – не только певец террора, но и синоним русского бланкизма. Заговор, тайные планы свержения, беспощадного уничтожения ненавистных руководителей и правительств – визитная карточка бланкизма. – Nechaev was more than advocate of terror, he was synonymous with conspiratorial politics, entailing secret plans for the overthrow and merciless extermination of hated authorities and governments. In the terminology of the time, such tactics were called Blanquist, after Louis Auguste Blanqui, a radical activist in France during the 1830s and 1940s. В данном примере наряду с транскрипцией слова «бланкизм» в последующем предложении даётся развернутый комментарий для данного слова, что значительно облегчает его восприятие читателями ПЯ. Ещё один пример, “holding company” при переводе транскрибируется как холдинг – компания, причём вслед за данной транскрипцией следует дать объяснительный перевод данного термина, т.е. «фирма, которая непосредственно не управляет производством, а только владеет контрольным пакетом акций тех монополий, которые она представляет». Таким образом, используя однажды такого рода перевод для того или иного термина – реалии, в дальнейшем переводчику не требуется каждый раз давать пояснения для данной языковой единицы на протяжении всего текста.

Для перевода некоторых реалий можно также использовать приближённый перевод, смысл которого заключается в подыскании ближайшего по значению соответствия в ПЯ для лексической единицы ИЯ, не имеющей в ПЯ точных соответствий. Например, русское душегрея можно приближённо перевести как vest. Конечно, английское vest, означающее «жилет» или «нательную фуфайку», лишь приблизительно передаёт значение русского слова душегрея, которое обозначает женскую тёплую кофту без рукавов; тем не менее для целей перевода это неполное, приближённое соответствие оказывается вполне достаточным. Такого рода приблизительные эквиваленты лексических единиц можно назвать «аналогами».

E.g. У тогдашних мальчишек имелась ещё одна «привилегия» - кататься снаружи, ухватившись за «колбасу». – The kids of those days had their own “privilege” – they could hang on outside. В данном случае, термин-реалия «колбаса», т.е. устройство для сцепки вагона трамвая (англ. – coupling rod), потребовало бы специального пояснения, но с точки зрения описываемой предметной ситуации эта подробность не является существенной. Главным признаком является тот факт, что мальчишки любили ездить «зайцами» снаружи вагона, что и передаётся в английском высказывании фразой «…hang on outside», т.е. с помощью трансформации генерализации. Также при передаче на русский язык английской безэквивалентной лексики можно использовать приблизительный перевод, в зависимости от контекста. E. g. drugstore – аптека, know-how – секреты производства, muffin – сдоба. Но применяя такого рода «аналоги» в процессе перевода следует помнить о том, что они лишь приблизительно передают значение реалий ИЯ и в некоторых случаях могут создать не вполне правильное представление о характере обозначаемого ими предмета или явления. Поэтому при использовании «аналогов» в двусмысленном контексте необходимо давать к ним поясняющие комментарии. Так, русское князь принято переводить английским prince; однако это английское слово по значению скорее совпадает с русским принц, поэтому при переводе русской художественной литературы, в которой встречается слово князь (напр. Князь Мышкин) следует к приблизительному переводу давать в комментариях пояснение того, кем является князь и чем он отличается от принца.

В ряде случаев при передаче безэквивалентной лексики переводчику приходится прибегать к трансформационному переводу, другими словами, к перестройке синтаксической структуры предложения, к лексическим заменам с полным изменением значения исходного слова или к тому и другому одновременно, т.е. к тому, что носит название лексико-грамматических трансформаций. Среди видов трансформационного перевода для данной работы интерес представляют сужение или расширение исходного значения и функциональная замена. Сужение происходит в тех случаях, когда единица ИЯ обладает более широким значением, чем соответствующая ей в данном контексте единица ПЯ. Приём сужения не часто применяется в художественной прозе, но при переводе поэзии данный приём встречается довольно часто, когда за счёт опущения реалии как не имеющей особой важности в контексте, достигается соблюдение размера стиха. Например, …Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая; ямщик сидит на облучке в тулупе, в красном кушаке…(А.С. Пушкин, «Евгений Онегин», гл.5, II) – A saucy kibitka is slicing; its furrow through the powdery icing; the driver sits and cuts a dash in sheepskin coat with scarlet sash... в данном примере слово облучок опускается, т.к. эта деталь не обязательна в английском переводе. Вообще сужение является редким приёмом перевода в случаев передачи русских реалий в английском языке; чаще использется приём расширения (генерализация). Этот приём имеет место в тех случаях, когда единица ИЯ имеет меньший объём значений, чем соответствующая ей в данном контексте единица ПЯ. Например, при переводе таких реалий как крестьянин, дровни, т.е. сани для перевозки дров, грузов на английский язык используются слова countryman и sleigh, которые имеют более широкое значение по сравнению с русскими словами, но такого рода замены позволяют избежать в тексте возникновения неудобочитаемой и непонятной читателю ПЯ транскрипции или транслитерации. При переводе безэквивалентной лексики применяются также лексико-грамматические или синтаксические трансформации. Так, английское glimpse, не имеющее эквивалентов среди русских существительных, часто употребляется в выражениях to have a glimpse или to catch a glimpse of (something or somebody), что даёт возможность применить в переводе глагол и тем самым прибегнуть к синтаксической перестройке предложения; например, I could catch glimpses of him in the windows of the sitting-room (A. C. Doyle, The Adventures of Sherlock Holmes) можно перевести как Я видел, как его фигура мелькала в окнах гостиной. В данном случае мы имеем дело с лексико-грамматическими трансформациями.

При передаче на русский язык английского exposure, не имеющего прямого соответствия, в ряде случаев можно прибегнуть к лексической замене; предложение He died of exposure следует переводить как Он умер от простуды (от воспаления лёгких) или Он умер от солнечного удара, Он замёрз в снегах и т.д. В данном случае перевод английского слова, не имеющего полного эквивалента в русском языке, напрямую зависит от контекста. Также при переводе безэквивалентной лексики используется приём функциональной замены, т.е. одна и та же предметная ситуация изображается в ПЯ на основе различных, хотя и взаимосвязанных признаков. Необходимость в этом приёме возникает тогда, когда ни одно из соответствий, предлагаемых словарём, не подходит к данному контексту. Например, такая ситуация возникает при различии традиций в отношении сходных предметов или явлений. Русская традиция именования культурных памятных мест «музеями» или «музеями-заповедниками» при переводе на английский нередко ставит перед переводчиками дилемму: можно использовать слово «preserve», которое является словарным соответствием для «заповедника», но само слово «preserve» имеет иной смысл в англоязычной традиции, относясь к природным дандшафтам, национальным паркам и т.п. Из этого следует, что слово «preserve» должно сопровождаться расширением фразы с добавлением описательных элементов: Kizhi Landscape and Architecture Preserve. С другой стороны, можно создать искусственное соответствие-истолкование в ПЯ (e.g. open-air museum Kizhi). В таких случаях, обычно, предпочтение отдаётся более краткому варианту, который сам постепенно становится традицией.

В данном параграфе мы рассмотрели техники перевода, которые применяются для передачи реалий или культурно-обусловленных явлений и обеспечивают наиболее адекватную их интерпретацию. Как можно заметить из выше проведённых исследований, для каждой реалии, обозначающей то или иное понятие или явление ИЯ, существует определённый способ перевода, обеспечивающий её точную передачу с ИЯ на ПЯ. Применение того или иного способа перевода опеределяется, зачастую, контекстом, в котором употребляетсяч данная реалия. Но все культурно-обусловленные явления можно подразделить на определённые группы относительно способов их перевода.

В следующем параграфе мы попытаемся выработать классификацию культуронимов с точки зрения способов перевода.

§3. Классификация бытовых культуронимов с точки зрения

способов перевода

В предыдущейм параграфе мы выделили основные способы перевода культуронимов или реалий. Целью же данного параграфа является распределение культуронимов, принадлежащих к разным сферам языка в группы относительно способов их перевода.

Как известно, основным способом передачи реалий является транслитерация или транскрипция, но данный вид перевода редко используется без описательного перевода или комментария. Без пояснений мы используем транскрипцию только тогда, когда реалия уже зафиксирована в двуязычном словаре, и стала сама по себе традицией. Из бытовых культуронимов такого рода можно назвать: балалайка – balalaika, блины - blini, борщ - borshch, кафтан - kaftan, водка - vodka, самовар - samovar, квас – kvas; jeans - джинсы, rodeo - родео, rancho - ранчо, preria - прерия , chips - чипсы, и пр.

Все вышеперичисленные примеры, а также другие общеупотребительные слова такого рода как правило не требуют комментариев или описательного перевода, но такие слова как тегиль – tegil’, розвальни – rozval’ni при их транскрипции на ПЯ, требуют обязательного комментария или описательного перевода. Выбор последних зависит от текста, в котором используются реалии, т.к. например, в художественном тексте не желательно употреблять описательный перевод, т.к. он «отяжеляет» текст, делая его сложным для восприятия. Наиболее подходящим является использование комментария внизу страницы.

Также, общеупотребительным приёмом перевода реалий является калькирование, которое, в свою очередь, может сопровождаться комментарием или использоваться без него. Чаще всего калькирование используется для передачи названий памятников культуры и истории, исторических событий, различного рода титулов и географических названий.

Например, Зимний дворец – White Palace, нашествие Бату-хана – the invasion of Batu Khan, смутные времена – the Time of Rest, Великий Раскол - the Great Split/the Great Schism, Успенский собор – the Cathedral of the Assumption, великий князь Киевский – the Grand Prince of Kiev/Kiev Grand Prince, Ладожское озеро – Lake Ladoga; White House – Белый дом, the House of Lords – Палата лордов, the House of Commons – Палата общин.

При использовании калькирования для передачи реалий, также следует принимать во внимание контекст, в котором они используются. Если при передаче таких хорошо известных реалий как Красная площадь – Red Square нет необходимости использовать комментарии, то в случае с такими реалиями как Поместный приказ – the Estate Departement комментарий просто необходим.

Как правило, описательный перевод употребляется параллельно с транскрипцией и применяется при переводе терминов, культуронимов, уникальных объектов и т. п. Например, при переводе русских текстов, посвящённых русскому деревянному зодчеству, переводчик сталкивается с проблемой того, что в английской культуре отсутствует феномен деревянного зодчества, поэтому описательный перевод необходимо употреблять прямо в тексте для облегчения понимания читателем ПЯ специальных терминов. Например, термин «кружало» на английский язык передаётся следующим образом: «kruzhalo» (ring-shaped base of the cupola of the wooden church). Приведённое в скобках описание является обязательным компонентом текста и может употребляться в дальнеёшем тексте даже отдельно в виде наименования ring-shaped base of the cupola of the wooden church. Описательный перевод может использоваться также и внутри художественного текста, следуя сразу за транскрипцией, транслитерацией или калькой, но лишь в том случае, если он достаточно экономичен. Например, «…Много запряжённых розвальней…» - “…A lot of rozvalnis, low wide sledges…” или «…перед дерюгинской бакалейкой.» - “…in front of Deryugin’s groceries, the local grocery seller shop.” Такого рода описательный перевод вполне приемлем для употребления внутри художественного текста, но если для какой-либо реалии требуется более объёмное описание, то в таком случае следует прибегать к переводческому комментарию, который, как правило, выносится за пределы текста и попадает либо в сноску на той же странице, либо приводится в конце текста в качестве примечания. Комментарий, также как и описательный перевод, применяется в основном, для пояснения транскрибированных или переведённых с помощью «кальки» культурно-обусловленных явлений, но в отличие от описательного перевода комментарий как переводческий приём заключается в более подробном объяснении той или иной реалии. Например, престольный праздник – patronal festival – a name of a church festival in Orthodox religion in honour of a saint – patron of this or that city. Как видно из вышеприведённого примера комментарии применяются для пояснения более сложных понятий, не имеющих аналогов в ПЯ. Таким образом, любая бытовая реалия, не имеющая каких-либо приблизительных соответствий в ПЯ, должна сопрвождаться комментарием.

Приблизительный перевод при передаче реалий используется не часто, т.к. он не до конца передаёт её смысл, а лишь даёт приблизительное представление о предмете или явлении, поэтому его использование напрямую зависит от ситуативного контекста и намерения переводчика сохранить реалию или использовать её приблизительный аналог в ПЯ. Например, английскую реалию drugstore можно приблизительно перевести в одном контексте как аптека, но в другом, требующем более точного описания, следует дать описание данного культуронима, а именно, уточнить, что в этом заведении продают не только лекарства, но и газеты, сладости, безалкогольные напитки, косметику и пр. Другими словами, данный приём перевода при передаче бытовых реалий следует употреблять очень осторожно, опираясь на

ситуативный контекст.

Разного рода трансформации, такие как функциональные замены, сужение, расширение применяются в первую очередь для передачи синтаксических структур ИЯ, не имеющих аналогов в ПЯ (например, абсолютные конструкции в английском и деепричастие в русском языке), также при отсутствии в ПЯ точного эквивалента для того или иного слова (например, облегчить задачу – alleviate).

Подразделяя бытовые реалии относительно способов их перевода мы можем сделать вывод о том, что

существует ряд реалий, которые не требуют дополнительных пояснений или комментариев (слова, зафиксированные в двуязычных словарях); они передаются с помощью транскрипции, транслитерации или калькирования. В основном это слова, обозначающие одежду и обувь (валенки, сарафан, кафтан), национальные блюда (борщ, щи, пироги, водка, квас), географические названия, имена собственные и пр.

существует группа реалий, передаваемых с помощью транслитерации и калькирования, но требующих дополнительных пояснений или комментариев в силу своей нераспространённости в ПЯ. В эту группу входят устаревшие слова (ярыжка, розвальни, beefeater), слова, не имеющие приблизительных эквивалентов в ПЯ и пр.

существует ряд культурно-обусловленных явлений, которые имеют определённые соответствия в ПЯ (сани, лапти, лыко) и эти реалии употребляются в тексте ПЯ без комментариев или пояснений.

Существуют реалии, имеющие в ПЯ приблизительные соответствия, но иногда этих соответствий недостаточно, и та или иная реалия подвергается функциональной замене, в которой могут быть использованы несколько типов перевода (Кижи – Kizhi Landscape and Architecture Preserve). Такого рода трансформации зачастую используются для передачи названий памятников архитектуры, исторических событий и пр.

На основе вышеприведённого исследования мы можем сделать вывод о том, что для передачи реалий не существует одного определённого способа в силу их многообразия, а значит, для адекватной интерпретации того или иного культурно-обусловленного явления переводчик должен подбирать наиболее подходящий способ перевода. Для этого необходимым условием являются не только теоретические знания, но и работа со словарями, поскольку очень часто при передаче реалии ИЯ на ПЯ требуется не столько сопоставить общие словарные соответстствия, сколько установить степень различия их информационного потенциала. Помимо словарей огромным подспорьем переводчику в процессе интерпретации реалий являются фоновые знания, интуиция, воображение, чувство языка, и культурный кругозор.

На этом мы можем завершить наши теоретические изыскания и продемонстрировать результат нашей работы в области перевода бытовых реалий на примерах переводов произведений Б. Акунина, А. Толстого и Марка Твена.

Глава III. Практическая часть

Основным критерием отбора художественной литературы для перевода являлась степень насыщенности текста реалиями, связанными с бытовыми ситуациями. В предыдущей главе мы подразделили такого рода реалии на определённые группы относительно способов их перевода, т.к. в процессе исследовательской работы мы пришли к выводу о том, что язык народа формирует в сознании его носителей определённую картину мира. Эта картина мира может существенно отличаться от языковой картины мира другого народа, и именно из-за этих культурных и языковых различий в картине мира возникает так называемая «безэквивалентная лексика», перевод которой сопряжён с определёнными трудностями. В сферу «безэквивалентной лексики» входят и реалии или культурно-обусловленные явления.

В процессе перевода нижеприведённых отрывков из художественных произведений мы использовали различные приёмы передачи реалий ИЯ на ПЯ, описанные во втором параграфе Главы II, чтобы на практике доказать эффективность этих способов перевода относительно культурно-обусловленных явлений.

Все встретившиеся нам в текстах реалии мы передавали соответственно их классификации, выработанной нами в третьем параграфе Главы III, т.к. в теоретической части нашей работы на многочисленных примерах неоднократно подтверждался тот факт, что культурно-обусловленные явления неоднородны по своему содержанию и, соответственно, не переводятся одним и тем же способом.

В комментариях мы распределили реалии по группам относительно способов их перевода, а также привели под знаком * наиболее интересные способы перевода, касающиеся грамматических, синтаксических и стилистических трансформаций.

Отрывки из романа Бориса Акунина «Любовник смерти».

Сидели с пацанами на скамейке, перед дерюгинской бакалейкой. Курили табак, лясы точили. Bдруг подъезжает шарабан: шины дутые, спицы в золотой цвет крашенные, верх жёлтой кожи. И выходит из него девка, каких Сенька никогда ещё не видывал, даже на Кузнецком мосту, даже на Красной площади в престольный праздник. Нет, не девка, а девушка или, правильнее сказать, дева.	Нe sat with the lads on the bench, in front of Deryugin’s groceries, the local grocery guy (2). They smoked tobacco wagging their tongues. All of a sudden there drove up a chariot, pneumatic tires, gold-painted spokes and hood made of yellow leather*. And then from the chariot there stepped a slut. Such a babe Sen′ka (1) had never seen before, neither on Kuznetsky bridge (2), nor in Red Square (1) during a patronal festival (4). No, she was not a slut, but a pretty girl or, to be correct, a fair maiden.
Опёрся Скорик о стену, стал думать, как из ямы этой выбираться. Вдруг прямо под ним, где стоял, дыра раскрылась – чёрная, сырая. И оттуда попёрла косматая башка, да Сеньке лбом в коленку. Он заорал: Свят, свят! – и прыг в сторону. А башка на него залаялась: Чего растопырился? Нору всю загородил! Ходют тут, косолапые! Только тогда Сенька догадался, что это «крот» из своей берлоги вылез. Было в подземной Хитровке такое особое сословие, «кроты», которые в дневное время всегда под землёй обретались, а наружу если и вылезали, то ночью. Про них рассказывали, что они тайниками с ворованным добром ведают и за то получают от барыг со сламщиками малую долю на проедание и пропитие, а одёжи им вовсе никакой не надо, потому что зачем под землёй одёжа? Дяденька «крот»! – кинулся к нему Сенька. – Ты тут все ходы – выходы знаешь. Выведи меня на волю, только не через дверь, а как-нибудь по-другому. По-другому нельзя, - сказал «крот», распрямляясь. – Из Кулаковки только на Свинью выход. Если подрядишь, могу в другой подвал сопроводить. В Будинку – гривенник, в Румянцевку семишник, в Ероху пятнадцать… Скорик обрадовался: В Ероху хочу! Это ещё лучше, чем на улицу!	Skorik (2) leaned against the wall and began to rack his brains how to get out from the pit. Suddenly, right beneath* him there opened a dark, damp hole and from this hole came out a shaggy noddle and knocked his forehead right against Sen′ka’s knee. He screamed: -“God almighty!*” and jumped aside. And the noddle barked at him: -“What do you mean by blocking the exit?! You, blockhead*! And then it dawned on Sen’ka at, that it was a “mole”, getting out of his lair. There was a special estate in Khitrovka (2) underground – “moles” – people, who stayed underground in the day-time and never came up until it got dark. They were said to know about caches with stolen things and to get some money from fences* for food and drink, but they didn’t need any clothes – what’s the good of fine rags underground? “Uncle “mole”!” - Sen′ka appealed to the man*. – You know all the ins and outs here! Please, take me back into the open, not through the door but in some other way”. “Can’t be done in any other way, - said the “mole” straightening himself. – From Kulakovka (2) there is only one exit to Svin′ya (2). If you hire me, I can lead you into another basement. It’s only a dime (4) to Budinka (2), Rumyantsevka (2) – 7 copecks and 15 copecks to Erokha (2)- …” - “Let it be Erokha! It’s even better than getting outside!” - rejoiced Skorik.
КАК СЕНЬКЕ ЖИЛОСЬ В БОГАТСТВЕ История первая. Про лиху беду начало Оказалось – трудно. На Лубянской площади, где извозчики поят лошадей из фонтана, Сеньке тоже пить захотелось – кваску, или сбитня, или оранжаду. И брюхо тоже забурчало. Сколько можно не жрамши ходить? Со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было. Чай не схимник какой. Тут-то и началась трудность. У обычного человека всякие деньги имеются: и рубли, и гривенники с полтинниками. А у богатея Сеньки одни пятисотенные. Это ведь ни в трактир зайти, ни извозчика взять. Кто ж столько сдачи даст? Да ещё если ты во всём хитровском шике: в рубахе навыпуск, сапогах-гармошке, фартовом картузе взалом.	HOW SEN′KA HAS BECOME A RICH MAN. The story I. The first step is the hardest. It turned out that it’s uneasy to be a rich man*. In Lubyanka Square (2), where cabbies watered their horses from the fountain, Sen′ka also felt thirsty. He could with a glass of kvass (1), or sbiten′ (2), or orangeade. His stomach* also began to rumble. No wonder*! Not a bite since yesterday*! It’s not as if he was a fasting hermit (3)! But the problem was that ordinary people have money of different values: 10 copeck coins, and 50 copeck coins and roubles, but Sen′ka possessed nothing but 500 hundred - rouble bills! What can one do with a five hundred bill? They won’t change it in a tavern! You can’t take a cab either!* Especially, if you are in full splendor of the Khitrovka style: a shirt worn outside trousers, pleated boots and a cocked peaked cap.
Бродил по рынку, от улицы Солянка держался в стороне. Знал, что там, за нею, Хитровка, самое страшное на Москве место. На Сухаревке, конечно, тоже фармазонщиков и щипачей полно, только куда им до хитровских. Вот где, рассказывали, жуть-то. Кто чужой сунься – враз догола разденут, и ещё скажи спасибо, если живой ноги унесёшь. Ночлежки там страшенные, с подвалами и подземными схронами. И каторжники там беглые, и душегубы, и просто пьянь-рвань всякая. Ещё говорили, если какие из недоростков туда забредут, с концами пропадают. Будто бы есть там такие люди особые, хапуны называются. Хапуны эти мальчишек, которые без провожатых, отлавливают и по пяти рублей жидам с татарами в тайные дома на разврат продают.	He was wandering about the market but avoided Solyanka street (2), because he knew what was beyond it – Khitrovka – the most horrible place in Moscow. Sukharevka (2), of course, also swarmed with swindlers and pickpockets, but they are not fit to hold a candle to those from Khitrovka. What a horror was there! As rumours had it, if an alien butted in – he was sure to be stripped to the skin, and was lucky to escape by the skin of his teeth. Its doss-houses are horrible, with vaults and underground caches. They housed fugitive convicts, murderers and other riff-raffs. Also, people said, if a sucker dropped in, he would disappear forever, because of khapuns, special people, who caught unattended boys and sold them for 5 roubles to Jews and Tatars to entertain the public in brothels.

Комментарии:

1) К первой группе относятся реалии ИЯ, которые передаются с помощью транскрипции или калькирования, и не требующие при этом дополнительных пояснений в ПЯ, т.к. либо передают имена собственные, географические названия и пр., либо хорошо известны читателю ПЯ.

Сенька - Sen′ka – suffix –ka means a short name.

Красная площадь - Red Square

квас - kvass

2) В эту группу входят реалии ИЯ, передающиеся также с помощью транскрипции, калькирования, но не имеющие широкого распространения в ПЯ и поэтому требующие дополнительных пояснений (комментарии, описательный перевод).

“…in front of Deryugin’s groceries, the local grocery guy.” – в оригинале – “…перед дерюгинской бакалейкой.”- В данном случае используется описательный перевод, который объясняет, что имя владельца магазина из категории имени собственного в ИЯ переходит в категорию имени прилагательного в ПЯ.

Kuznetsky bridge – a bridge in thе center of Moscow a pleasure-ground, where people used to walk during big holidays, including church festivals. В этом случае мы применили смешанный перевод: транскрипция имени прилагательного и английский эквивалент слова мост + развёрнутый комментарий.

Skorik – the nickname of a character of this book, originated from his surname Skorikov. Здесь мы применили приём транслитерации + комментарий.

Khitrovka – in the 19th century the most dangerous district in Moscow inhabited by criminals. The etymology of this name is rooted in the word khitry (cunning). It means that in this district there lived cunning people, mostly criminals. В данном случае мы использовали также приём транслитерации с комментарием, в котором указали и этимологию данной реалии.

Kulakovka

Svin′ya

Buninka – in the 19th century the names of Moscow doss-houses. The Rumyantsevka origin of all these names is rooted in the surnames of their

Erokha owners (Kulakov – Kulakovka, Bunin – Buninka etc).

При переводе этих реалий мы также использовали транскрипцию и комментарии + этимология данных названий.

Lubyanskaya square – a square in Moscow where in the 19th century has been placed a lot of blocks of flats and a big fontain where cabmen used to water horses.

При передаче этой реалии мы применили смешанный перевод: транслитерация + калька.

sbiten′ - culinary a soft hot drink made with honey and spices and very popular before the Revolution.

Solyanka street - in the 19th century the street near Khitrovka district.

Sukharevka – in the 19th century the square in Moscow where people usually sold and buy stolen things (a short name from Sukharevskaya square).

В приведённых выше примерах мы применили транслитерацию, совпроводив её развёрнутым комментарием.

3) В данную группу входят реалии ИЯ, имеющие приблизительный эквивалент в ПЯ, и поэтому не требующие специальных пояснений.

a fasting hermit – схимник. В данном случае мы использовали для передачи реалии ИЯ её приблизителный эквивалент ПЯ для избежания громоздкого описательного перевода, т.к. в данном контекстуальном значении данный аналог передаёт смысл реалии ИЯ.

4) В последнюю группу мы относим реалии ИЯ, которые при переводе на ПЯ подвергаются разного рода трансформациям (напр. использование функциональных аналогов).

a patronal festival – a name of a church festival in Orthodox religion in honour of a saint – patron of this or that city. Здесь мы использовали аналог ПЯ + комментарий, поясняющий значение этого праздника в культуре ИЯ.

a dime – гривенник. В данном случае мы использовали функциональный аналог ПЯ, схожий по смыслу со словом гривенник, что помогло нам избежать развёрнутого описания этой реалии.

Как было указано выше под знаком * мы выделяем наиболее интересные способы перевода, касающиеся грамматических, синтаксических и стилистических трансформаций ИТ.

I. *”… pneumatic tires, gold-painted spokes and hood made of yellow leather.” – в оригинале – “…шины дутые, спицы в золотой цвет крашенные, верх жёлтой кожи.” При переводе, также как и в оргинале опускается глагол-связка to be для достижения куммулятивного эффекта.

II. *”God almighty!” - в оригинале – “Свят, свят!” – для передачи экспрессивности данного выражения мы использовали аналог, существующий в английском языке.

*“What do you mean by blocking the exit ?! You, blockhead!” – в оригинале – “Чего растопырился? Нору всю загородил! Ходют тут, косолапые!” – сниженно-экспрессивную лексику в английском переводе мы передали с помощью слэнга.

*”…from fences… - в оригинале – “…от барыг со сламщиками…” - в данном случае мы использовали приём генерализации или расширения, т.к. оба русских слова в английском соответствуют одному слову fence.

*”….Sen′ka appealed to the man.” - в оригинале – “…кинулся к нему Сенька.” В данном случае мы опускаем эллиптическую конструкцию, ипользуя прямой порядок слов и заменяем слово кинулся на более нейтральное appeal.

III. *”It turned out that it’s uneasy to be a rich man.” - в оригинале – “Оказалось – трудно.” При переводе безличного предложения на английский язык нам пришлось дать развёрнутый перевод, т.к. грамматика английского языка не позволяет нам опустить подлежащее.

*”…stomach… - в оригинале – “…брюхо…” - в данном случае мы используем в переводе более нейтральное слово, т.к. английское слово paunch обозначает большой живот и не соответствует в данном контексте по смыслу русскому брюхо.

*”No wonder! Not a bite since yesterday! - в оригинале – “Сколько можно не жрамши ходить? Со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было.” В данном случае мы передаём сниженно-выразительную лексику при помощи аналогов ПЯ.

* “ What can one do with a five hundred bill? They won’t change it in a tavern! You can’t take a cab either!” – в оригинале – “Это ведь ни в трактир зайти, ни извозчика взять.” – В этом предложении для эмфатизации мы добавили “What can one do with a five hundred bill?”

Отрывки из романа Б. Акунина «Коронация».

6 мая В древнюю столицу Российского государства мы прибыли утром. В связи с грядущими коронационными торжествами Николаевский вокзал был перегружен, и наш поезд по передаточной ветви отогнали на Брестский, что показалось мне со стороны местных властей поступком, мягко говоря, некорректным. Надо полагать, тут сказалась некоторая холодность отношений между его высочеством Георгием Александровичем и его высочеством Симеоном Александровичем, московским генерал-губернатором. Ничем иным не могу объяснить унизительное получасовое стояние на Сортировочной и последующий перегон экстренного поезда с главного вокзала на второстепенный.	MAY, 6TH We arrived in the ancient capital (2) of Russian in the morning. In view of the approaching coronation celebrations Nikolaevsky railway station (2) was overcrowded and our train was driven off by the transmission branch to Brestsky railway station (2), which seemed to me, to put it mildly, rather tactless on the part of local authorities. I suppose, this show of neglect was due to some tension, growing between His Highness (1), Georgy Aleksandrovich (2) and His Highness, Simeon Aleksandrovich (2), the governor-general (2) of Moscow. There is no other explanation to account for the humiliating half hour delay at Sortirovochnaya station (2) and the transfer of the special express from the main railway station to a minor one.
Да и встречал нас на перроне не сам Симеон Александрович, как того требует протокол, традиция, родственность и, в конце концов, просто уважение к старшему брату, а всего лишь председатель комитета по приёму гостей – министр императорского двора, который, впрочем тут же отбыл на Николаевский встречать принца Прусского. С каких это пор прусскому наследнику в Москве оказывают больше почтения, чем дяде его величества, генерал-адмиралу российского флота и второму по старшинству из великих князей императорского дома? Георгий Александрович не подал виду, но, думаю, был возмущён столь явным афронтом не меньше, чем я.	More than that, it was not Simeon Aleksandrovich, who met us at the station, as prescribed by the protocol, tradition, family ties and respect for the elder brother, it was only the Chairman of Committee for Reception – a Minister of Imperial Court, who, however, immediately left for Nikolaevsky railway station to meet the Prince of Prussia. Why should a Prussian heir be treated with more respect than the uncle of His Majesty (1), the Emperor (2), an uncle who is Admiral-General (1) of the Russian Fleet and second, by the right of seniority, Grand Duke (1) of the House of Romanovs? Georgy Aleksandrovich made no sign, but I think, he was no less indignant at such an obvious affront than I was.
Хорошо хоть её высочество великая княгиня Екатерина Иоанновна осталась в Петербурге – она так ревностна к тонкостям ритуала и соблюдению августейшего достоинствам. Эпидемия кори, поразившая четырёх средних сыновей: Алексея Георгиевича, Сергея Георгиевича, Дмитрия Георгиевича и Константина Георгиевича, помешала её высочеству, образцовой и любящей матери, участвовать в коронации, наивысшем событии в жизни государства и императорской фамилии. Правда, злые языки утверждали, что отсутствие её высочества на московских торжествах объясняется не столько материнской любовью, сколько нежеланием исполнять роль статистки при триумфе молодой царицы. При этом поминали прошлогоднюю историю с Рождественским балом. Новая императрица предложила дамам августейшей фамилии учредить общество рукоделия – чтоб каждая из великих княгинь связала по тёплому чепчику для сирот Мариинского приюта. Возможно, Екатерина Иоанновна и в самом деле излишне сурово отнеслась к этому начинанию. Не исключаю также, что с тех пор отношения между её высочеством и её величеством стали не вполне хороши, однако же никакого эпатирования в неприезде моей госпожи на коронацию не было, за это я могу поручиться. Екатерина Иоанновна может относиться к её величеству каким угодно образом, но ни за что не позволила бы себе пренебречь династическим долгом без очень серьёзной причины. Сыновья её высочества, действительно, были тяжело больны.	It was a mercy that Her Highness (1), the Grand Duchess Ekaterina Ioannovna (2) stayed in Petersburg – she is such an ardent observer of every little nuance of the ritual and so sensitive to Royal dignity. The epidemic of measles afflected her four middle sons: Aleksei Georgievich, Sergei Georgievich, Dmitry Georgievich and Konstantin Georgievich (2), thus preventing Her Highness, an examplary and loving mother, from taking part in the coronation – the utmost event in the life of the whole nation and the Royal family. But wicked tongues affirmed, that the absence of Her Highness from the Moscow celebrations could be explained not so much by her motherly love as by her unwillingness to play a dummy during the triumph of the young queen (2). There was also a gossip about last year’s scandal at the Christmas ball. The new empress suggested that every princess of the Royal family should join a needle-work society and knit a bonnet for orphans living in Mariinski orphanage. Maybe, Ekaterina Ioannovna has really taken this undertaking too seriously. I also can admit that since that time the relationships between Her Majesty and Her Highness have become rather chilly, though there was nothing challenging about the absence of My Lady at the coronation, I can vouch for that. Ekaterina Ioannovna may treat Her Majesty as she wishes but she has never let herself neglect her dynastic duty without any valid reason. The sons of Her Highness were really seriously ill.
Это, конечно, печально, но, как говорят в народе, нет худа без добра, ибо вместе с её высочеством в столице остался весь великокняжеский двор, что существенно облегчало очень непростую задачу, стоявшую передо мной в связи с временным переездом в Москву. Придворные дамы были очень огорчены тем, что не увидят московского празднества и выражали недовольство (разумеется, не выходя за рамки этикета), но Екатерина Иоанновна осталась непреклонна: по церемониалу малый двор должен находиться там, где пребывает большинство членов великокняжеского семейства, а большинство Георгиевичей, как неофициально именуется наша ветвь императорского дома, осталась в Петербурге.	It is sad of course, but, as people say, every cloud has a silver lining*, because the whole court of Her Highness stayed with her in the capital (2) and this my task alleviated, connected with our temporary living to Moscow. The ladies of the court were very much pained that they would not see the Moscow festivals and expressed their dissatisfaction, of course, without exceeding the limits, but Ekaterina Ioannovna remained adamant: due to the ceremonial rituals the minor court should be with the major part of the Grand Duke’s family, and most members of the of Georgy line - the informal name of our branch, stayed in Petersburg.
На коронацию отправились четверо: сам Георгий Александрович, его старший и младший сыновья, а также единственная дочь Ксения Георгиевна.	Only four members of the family departed to the coronation: Georgy Aleksandrovich himself, his eldest and youngest sons and also his only daughter Kseniya Georgievna.
Как я уже сказал, отсутствие господ придворных меня только радовало. Управляющий двором князь Метлицкий и управляющий придворной конторой тайный советник фон Борн лишь мешали мне заниматься делом, суя нос в материи, совершенно недоступные их пониманию. Хороший дворецкий не нуждается в няньках и надзирателях, чтобы справляться со своими обязанностями. Что ж до гофмейстерины с фрейлинами, то я просто не знал бы, где их разместить – такую жалкую резиденцию выделили Зелёному двору (так называют наш дом по цвету шлейфа великой княгини) коронационный комитет. Однако о резиденции разговор впереди.	As I have already mentioned, the absence of courtiers made me happy. Court manager Prince Metlitski and courtier office manager Privy Councillor von Born only prevented me from discharging my duties by poking their noses into the matter beyond their understanding. A good butler does not need any nannies and overseers to manage his duties. For the maids of honor and their Head (3), I would have no idea where to house them – so wretched was the residence, allotted to the Green House (Our House owes this name to the color of the Grand Duchess’ strain) by the Coronation Committee. The description of this residence is a separate issue*.

Комментарии:

1) К первой группе относятся реалии ИЯ, которые передаются с помощью транскрипции или калькирования, и не требующие при этом дополнительных пояснений в ПЯ, т.к. либо передают имена собственные, географические названия и пр., либо хорошо известны читателю ПЯ.

Его Высочество -His Highness

Генерал-адмирал - Admiral-General

Его Величество - His Majesty

Великий князь - Grand Duke

Её Высочество - Her Highness

Великая княгиня - Grand Duchess

Её Величество - Her Majesty

В данном случае при калькировании мы наблюдаем полное совпадение по форме и по смыслу.

2) В эту группу входят реалии ИЯ, передающиеся также с помощью транскрипции, калькирования, но не имеющие широкого распространения в ПЯ и поэтому требующие дополнительных пояснений (комментарии, описательный перевод).

the ancient capital - the nick -name of Moscow; before the reign of Peter the Great Moscow has been the capital of Russia, during his reign it was moved to the Sanct – Petersburg. В данном случае мы используем дословный перевод, но даём уточнение для читателя ПЯ.

Nikolaevsky railway station – today Leningradsky railway station in Moscow.

Brestsky railway station – today Belorussky railway station in Moscow.

Sortirovochnaya station – a station in the suburb of Moscow.

Georgy Aleksandrovich (Romanov) – an uncle of the last Russian emperor Nikolai II.

Simeon Aleksandrovich (Romanov) - another uncle of Nikolai II. Simeon is a fictitious name, the name of Nikolai’ s uncle was Sergey Aleksandrovich.

Ekaterina Ioannovna (Romanova) – the wife of Georgy Aleksandrovich Romanov.

Aleksei Georgievich, Sergei Georgievich, Dmitry Georgievich and Konstantin Georgievich (Romanovs) – sons of the Grand Duke Georgy Aleksandrovich Romanov and Ekaterina Ioannovna Romanova.

В приведённых выше примерах иы использовали способ транслитерации + комментарии.

the capital – Sanct – Petersburg. It was the capital of Russia until the October Revolution in 1917. В данном случае мы передали реалию ИЯ при помощи дословного перевода, а также использовали разъяснительный комментарий.

governor-general - in Russia before the Revolution the Head of local authorities, possessing both civil and military power. В данном случае не смотря на совпадение в ПЯ и ИЯ формы этого слова, значения его различаются, поэтому мы сочли необходимым дать развёрнутый комментарий.

The Emperor – Nikolai II, the last Russian tsar.

The young queen – the wife of Nikolai II, Aleksandra Fyodorovna Romanova.

В комментарии к данным реалиям мы даём уточнение о персонах, которых автор называет the young queen and the Emperor.

3) В данную группу входят реалии ИЯ, имеющие приблизительный эквивалент в ПЯ, и поэтому не требующие специальных пояснений.

the maids of honor and their Head - гофмейстерина с фрейлинами

В этом случае реалии совпадают в обоих языках и не требуют дополнительных пояснений.

Под знаком * мы выделяем наиболее интересные способы перевода, касающиеся грамматических, синтаксических и стилистических трансформаций ИТ.

IV. *”…every cloud has a silver lining…” – в оригинале – “…нет худа без добра…”. При передаче этого идиоматического выражения мы использовали аналогичную по смыслу английскую пословицу.

VI. *“The description of this residence is a separate issue.” - “Однако о резиденции разговор впереди.” Для избежания дословного громоздкого перевода мы изменили структуру данного предложения.

Отрывки из романа А. Н. Толстого «Пётр Первый».

Санька соскочила с печи, задом ударила в забухшую дверь. За Санькой быстро слезли Яшка, Гаврилка и Артамошка: вдруг все захотели пить, - вскочили в тёмные сени вслед за облаком пара и дыма из прокисшей избы. Чуть голубоватый свет брезжил в окошечко сквозь снег. Студёно. Обледенела кадка с водой, обледенел деревянный ковшик.	San’ka (1) jumped off the pech’ (1) and struck her back against the swelling door. Yashka, Gavrilka and Artamoshka (1) also jumped down quickly after her - all of a sudden they all felt thirsty. They rushed out from the odorous izba (1) into the dark seni (2), following the cloud of steam and smoke. A pale bluish light glimmered in the window through the snow. It was cold*. Everything was covered with ice – the tub and the ladle*.
Чада прыгали с ноги на ногу, - все были босы, у Саньки голова повязана платком, Гаврилка и Артамошка в одних рубашках до пупка. -Дверь, оглашенные! - закричала мать из избы. Мать стояла у печи. На шестке ярко загорелись лучины. Материно морщинистое лицо осветилось огнём. Страшее всего блеснули из-под рваного плата исплаканные глаза, - как на иконе. Санька отчего-то забоялась, захлопнула дверь изо всей силы. Потом зачерпнула пахучую воду, укусила льдинку и дала напиться братикам. Прошептала: - Озябли? А то на двор сбегаем, посмотрим, - батя коня запрягает…	The children, all barefooted, hopped from one leg to another. San’ka’s head was covered with a kerchief. Gavrilka and Artamoshka were in their short night-gowns (3). Close the door, you crazy crowd*! –shouted their mother. The mother stood near the pech’. She kindled the torches (3) on the hearth (3). The flame lit up her wrinkled face. The mother’s tearful eyes blazed awfully from the frame of her torn kerchief - like the eyes of a sacred image. For some reason San’ka felt fear and slammed the door with all her strength. Then she scooped up the fresh-smelling water, nibbled a piece of ice and gave the water to her brothers. San’ka whispered to them: -Are you cold? If you aren’t, we could run to the homestead and watch Father harnessing the horse.
На дворе отец запрягал в сани. Падал тихий снежок, небо было снежное, на высоком тыну сидели галки, и здесь не так студёно, как в сенях. На бате, Иване Артемиче, - так звала его мать, а люди и сам он себя на людях - Ивашкой, по прозвищу Бровкиным, высокий колпак надвинут на сердитые брови. Рыжая борода не чёсана с самого покрова... Рукавицы торчали за пазухой сермяжного кафтана, подпоясанного низко лыком, лапти зло визжали по навозному снегу: у бати со сбруей не ладилось… Гнилая сбруя, одни узлы. С досады он кричал на вороную лошадёнку, такую же, как батя, коротконогую, с раздутым пузом. Балуй, нечистый дух!	Faint snow was falling from the cloudy sky. A few daws sat on the tall paling and it seemed to be warmer outside than in the seni. Their father, Ivan Artemich (2), as the mother used to call him, or just Ivashka Brovkin – the name he responded to, was dressed in a tall cap pulled over his angry eyebrows. His red beard had not been combed since the Pokrov festival (2). His mittens protruded from under the bosom of his coarse heavy kaftan (3) belted with bass (3). His bast shoes (3) whined angrily on the dung-covered snow – the father could do nothing about the harness – it was rotten, with one knot next to another. He screamed at the black horsie with vexation. The horse was like the father – short-legged, with a blown paunch*. - Stop that, you devil!*
Чада справили у крыльца малую надобность и жались на обледенелом пороге, хотя мороз и прохватывал. Артамошка, самый маленький, едва выговорил: - Ничаво, на печке отогреемся…	The children passed water* near the porch and kept standing at the icy threshold, though it was bitterly cold. The youngest, Artamoshka, could hardly utter: - It’s OK! We’ll warm ourselves on the pech’…
Иван Артемич запряг и стал поить коня из бадьи. Конь пил долго, раздувая косматые бока: «Что ж, кормите впроголодь, уж попью вдоволь»… Батя надел рукавицы, взял из саней, из-под соломы, кнут. - Бегите в избу, я вас! – крикнул он чадам. Упал на сани и, раскатившись за воротами, рысцой поехал мимо осыпанных снегом высоких елей на усадьбу сына дворянского Волкова.	At last Ivan Artemich harnessed the horse and began to water it. The horsie drank for a long time blowing its shaggy sides as if it thought: “Fine, I’m underfed, so I’ll drink plenty”… The father put on the mittens and got the whip from under the straw in the sleigh (3). - You run to the izba, do you hear! – the father shouted to the children. He fell into the sleigh, gained speed outside the gate and went jog trotting past the snow-covered fir-trees to the country estate (3) of Volkov (1), the son of a noble.
Ой, студёно, люто, - сказала Санька. Чада кинулись в тёмную избу, полезли на печь, стучали зубами. Под чёрным потолком клубился тёплый, сухой дым, уходил в волоковое окошечко над дверью: избу топили по-чёрному. Мать творила тесто. Двор все-таки был зажиточный – конь, корова, четыре курицы. Про Ивашку Бровкина говорили: крепкий. Падали со светца в воду, шипели угольки лучины. Санька натянула на себя, на братиков бараний тулуп и под тулупом опять начала шептать про разные страсти про тех, не будь помянуты, кто по ночам шуршит в подполье… Давеча, лопни мои глаза, вот напужалась… У порога – сор, а на сору - веник… Я гляжу с печки, - с нами крестная сила! Из-под веника – лохматый, с кошачьими усами… Ой, ой, ой, - боялись под тулупом маленькие.	Oh, how deathly cold it is! – said San’ka. The children rushed back into the dark izba, got onto the pech’ with their teeth clattering*. The warm, dry smoke was belching under the black ceiling, streaming outside through a special window (4) placed right above the door: the house was heated without a chimney. The mother was busy with dough. Their homestead was said to be a prosperous one – they possessed a horse, a cow, and four hens. People alluded to their father a sound man of business (4). From the torch support little coals dropped into the water with hissing. San’ka pulled a sheepskin coat (3) on herself and her brothers and began to whisper terrifying stories about those who rustled in the cellar at nights. The other day, I swear, I nearly dropped dead… There was litter near the door, and the besom over it… And as I looked down, really and truly, there came from under the besom someone shaggy with cat whiskers. Her little brothers screamed with fear.

Комментарии:

1) К первой группе относятся реалии ИЯ, которые передаются с помощью транскрипции или калькирования, и не требующие при этом дополнительных пояснений в ПЯ, т.к. либо передают имена собственные, географические названия и пр., либо хорошо известны читателю ПЯ.

San’ka -Санька

Яшка, Гаврилка и Артамошка - Yashka, Gavrilka and Artamoshka– suffix -ka denotes a short name.

печь - a pech’

изба - an izba

Волков - Volkov

В данном случае ме передаём имена собственные с помощью транскрипции, а также реалии ИЯ, имеющие широкое распространение в ПЯ.

2) В эту группу входят реалии ИЯ, передающиеся также с помощью транскрипции, калькирования, но не имеющие широкого распространения в ПЯ и поэтому требующие дополнительных пояснений (комментарии, описательный перевод).

seni – in country houses (izbas) an unliving part of the house plased between the porch and a living part of the house. В данном случае мы используем транскрипцию и развёрнутый комментарий вместо аналога an inner porch чтобы полнее передать данную реалию и избежать её неправильного истолкования читателями ПЯ.

Ivan Artemich - the underlined transcription means the patronymic name in Russian. При передаче данной реалии мы использовали уточняющий перевод в добавление к транскрипции.

the Pokrov festival – one of the religious festivals in Orthodox church celebrated in October 14th . В данном случае использовался смешанный перевод: транскрипция + калька.

3) В данную группу входят реалии ИЯ, имеющие приблизительный эквивалент в ПЯ, и поэтому не требующие специальных пояснений.

night-gowns – ночные рубашки

torches – лучины

hearth – шесток

coarse heavy kaftan - сермяжный кафтан

bass – лыко

sleigh - сани

a country estate - усадьба

a sheepskin coat - бараний тулуп

Все вышеприведённые реалии ИЯ имеют полные или почти полные соответствия в ПЯ.

4) В последнюю группу мы относим реалии ИЯ, которые при переводе на ПЯ подвергаются разного рода трансформациям (напр. использование функциональных аналогов).

“…streaming outside through a special window placed right above the door…” – “…уходил в волоковое окошечко над дверью…”. В этом случае мы применили описательный перевод для передачи слова волоковый, т.к. при транскрипции мы получили бы неудобочитаемое и непонятное для читателей ПЯ слово.

“…People alluded to their father a sound man of business.” – “…Про Ивашку Бровкина говорили: крепкий.” Здесь мы также применили описательный перевод + грамматическая трансформация всего предложения.

I. *“… It was cold.” – в оригинале - “…Студёно.” Из-за грамматических различий в системе ИЯ и ПЯ нам приходится подвергать трансформации безличные предложения ИЯ, используя в ПЯ безличное местоимение it.

I.*”…Everything was covered with ice – the tub and the ladle.” – в оригинале - “…Обледенела кадка с водой, обледенел деревянный ковшик.” В этом предложении для того, чтобы в ПЯ избежать повторения при дословном переводе мы вводим в предложение обощающее местоимение everything.

III. *”…He screamed at the black horsie with vexation. The horse was like the father – short-legged, with a blown paunch.” – в оригинале - “…С досады он кричал на вороную лошадёнку, такую же, как батя, коротконогую, с раздутым пузом.” При переводе этого предложения на ПЯ мы посчитали нужным разделить его на два предложения, чтобы избежать слишком длинного предложения в ПЯ, отягощённого придаточными предложениями.

*”- Stop that, you devil!” – в оригинале - “- Балуй, нечистый дух!” В предложении использованы слова со стилистически сниженной окраской, обладающие экспрессивной функцией. Для их передачи в ПЯ мы использовали аналоги ПЯ.

IV. *”… The children passed water near the porch…” – в оригинале - “…Чада справили у крыльца малую надобность…” В этом предложении выражение to pass water выполняет роль эвфемизма.

VI. *”…The children rushed back into the dark izba, got onto the pech’ with their teeth clattering.” – “…Чада кинулись в тёмную избу, полезли на печь, стучали зубами.” В предложении ПЯ мы использовали абсолютную конструкцию.

У Василия Волкова остался ночевать гость – сосед, Михайла Тыртов, мелкопоместный сын дворянский. Отужинали рано. На широких лавках, поближе к муравлевой печи, постланы были кошмы, подушки, медвежьи шубы. Но по молодости не спалось. Жарко. Сидели на лавке в одном исподнем. Беседовали в сумерках, позёвывали, крестили рот.	Vasili Volkov had a guest staging with him for the night. It was his neighbour - Michaila Tyrtov (1) –a small estate owner’s son. They had had their supper early*. Near the glazed pech’ (1) stood broad benches covered with large felt mats (3), bear fur coats and pillows but they couldn’t fall asleep because of the heat. The young men sat on the benches in their underwear, they talked in the twilight, yawning and crossing their mouths (2).
Тебе, - говорил гость степенно и тихо, - тебе, Василий, ещё многие завидуют… А ты влезь в мою шкуру. Нас у отца четырнадцать. Семеро повёрстаны в отвод, бьются на пустошах, у кого два мужика, у кого трое, - остальные в бегах. Я, восьмой, новик, завтра верстаться буду. Дадут погорелую деревеньку, болото с лягушками… Как жить? А?	Many, many people envy you, Vasili, - said his guest gravely and quietly…But imagine yourself in my shoes*. Our family is very big: fourteen children. Seven of us have been enlisted and given waste ground. Some of my brothers have only two or three serfs (3), the others are on the run. I’m the eighth, a recruit (3) and tomorrow I’ll be enlisted. I’m sure to be given a shabby small village and, instead of good land a bog with frogs… How should I live? Tell me…
Ныне всем трудно, - Василий перебирал одной рукой кипарисные чётки, свесив их между колен. – Все бьёмся… Как жить?..	- Nowadays we all hardly make both ends meet*, - answered Vasili counting his cypress beads with one hand. – It’s hard times for everybody… I don’t know what to answer you…
- Дед мой выше Голицина сидел, - говорил Тыртов. – У гроба Михаила Фёдоровича дневал и ночевал. А мы дома в лаптях ходим… К стыду уж привыкли. Не о чести думать, а как живу быть… Отец в Поместном приказе с просьбами весь лоб расколотил: ныне без доброго посула и не попросишь. Дьяку – дай, подьячему – дай, младшему подьячему – дай. Да ещё не берут – косоротятся… Просили мы о малом деле подьячего, Стёпку Ремезова, послали ему посулы, десять алтын, - едва эти деньги собрали, - да сухих карасей пуд. Деньги-то он взял, жаждущая рожа и пьяная, а карасей велел на двор выкинуть… Иные, кто половчее, домогаются… Володька Чемоданов с челобитной до царя дошёл, два сельца ему в вечное владенье дано. А Володька,- все знают, в прошлую войну от поляков без памяти бегал с поля, и отец его под Смоленском три раза бегал с поля… так, чем их за это наделов лишить, из дворов выбить прочь, - их сёлами жалуют… Нет правды…	- My grandfather was a more important person then Duke Golitsin (2), - said Tyrtov. – He spent days and nights at the coffin of the tsar Michail Fedorovich. And we, his descendants, are poor as a church mice.* We are used to it already. Now honour is of less importance, we should think how to survive…All the appeals of my father in the Estate Department (2) were to no purpose – the government officials (4) need bribes, without money they won’t lift a finger. And if the bribe not big enough, they may even refuse it. Once we asked a scrivener (3), Stepka Remezov (1) for a small favour. Our request cost us 10 altyns (2), we hardly collected this sum of money, and a pood (2) of dried crucian. This scrivener, a bribe-taker and a drunkard, took the money, but ordered to throw the crucian away… Some guys, who are more crafty, achieve their aim…Volod’ka Chemodanov (1) with his petition was received by the tzar and he gave him two villages as his permanent possession. But it is common knowledge that during the last war with Poland Volod’ka ran away from the battle field like a coward and his father also behaved like a miserable coward in the battle of Smolensk. And instead of dispossessing such people of their estates, they are granted villages…It’s unfair…

Комментарии:

К первой группе относятся реалии ИЯ, которые передаются с помощью транскрипции или калькирования, и не требующие при этом дополнительных пояснений в ПЯ, т.к. либо передают имена собственные, географические названия и пр., либо хорошо известны читателю ПЯ.

Михайла Тыртов - Michaila Tyrtov

муравлевая печь - glazed pech’

Стёпка Ремезов - Stepka Remezov

Володька Чемоданов - Volod’ka Chemodanov

В при переводе вышеозначенных реалий мы импользовали транскрипцию для передачи имён собственных, а также смешанный перевод: муравлевая – glazed +транскрипция слова печь.

2) В эту группу входят реалии ИЯ, передающиеся также с помощью транскрипции, калькирования, но не имеющие широкого распространения в ПЯ и поэтому требующие дополнительных пояснений (комментарии, описательный перевод).

crossing mouths – it is a kind of tradition existing in Orthodox religion for the sake that devil doesn’get your soul. При переводе данной фразы использование комментария необходимо, т.к. он поясняет смысл данного жеста.

Duke Golitsin - the Golitsin’s family was a very old and noble one. One of its representatives was a lover of Princess Sophia, a sister of the tsar Peter the Great.

В данном случае необходим дополнительный комментарий для того, чтобы сделать имя данной исторической личности понятной для читателя ПЯ.

Altyn – a coin of small denomination.

pood - a weight measure ≈ 16, 38 kg При передаче такого рода реалий мы используем дополнительный комментарий.

3) В данную группу входят реалии ИЯ, имеющие приблизительный эквивалент в ПЯ, и поэтому не требующие специальных пояснений.

A large felt mat - кошма

A serf - мужик

A recruit – новик

A scrivener - подьячий

The Estate Department - Поместный приказ

При переводе данных реалий ИЯ мы использовали приблизительные эквиваленты ПЯ, которые в целом не искажают значения этих реалий.

4) В последнюю группу мы относим реалии ИЯ, которые при переводе на ПЯ подвергаются разного рода трансформациям (напр. использование функциональных аналогов).

the government officials - Дьяк, подьячий, младший подьячий. При переводе данных слов-реалий ИЯ, мы использовали функциональную замену, обобщив все значения ИЯ в одном слове ПЯ.

Как было указано выше, под знаком * мы выделяем наиболее интересные способы перевода, касающиеся грамматических, синтаксических и стилистических трансформаций ИТ.

I. “They had had their supper early.” - в оригинале – “Отужинали рано.” Мы изменили структуру данного предложения, из-за различия в синтаксических структурах ИЯ и ПЯ.

II. “Many, many people envy you, Vasili…” – в оригинале - Тебе, тебе, Василий, ещё многие завидуют…” При передаче данного предложения мы изменили его структуру , а именно, тебе, тебе,.. - many, many people.

“But imagine yourself in my shoes.” – в оригинале –“ А ты влезь в мою шкуру.” В данном предложении мы использовали аналог русского идиоматического выражения, существующий в ПЯ.

III. “Nowadays we all hardly make both ends meet…” – в оригинале – “Ныне всем трудно…” В данном предложении устаревшие слова мы заменили на фразеологизм английского языка, чтобы ярче передать смысл высказывания.

Chapter 2 - Tom's Early Life. Let us skip a number of years. London was fifteen hundred years old, and was a great town - for that day. It had a hundred thousand inhabitants - some think double as many. The streets were very narrow, and crooked, and dirty. Especially in the part where Tom Canty lived, which was not far from London Bridge. The houses were of wood, with the second story projecting over the first, and the third sticking its elbows out beyond the second. The higher the houses grew, the broader they grew. They were skeletons of strong crisscross beams, with solid material between, coated with plaster. The beams were painted red or blue or black, according to the owner's taste, and this gave the houses a very picturesque look. The windows were small, glazed with little diamond-shaped panes, and they opened outward, on hinges, like doors.	Глава 2 – Детство Тома. А теперь перенесёмся на несколько лет вперёд. Лондону в то время было уже полторы тысячи лет, и он считался большим городом. В нём проживало около ста тысяч человек, некоторые полагают даже, что в два раза больше. Но улицы его были узкими, кривыми и грязными, особенно в той части города, где жил Том Кенти, недалеко от Лондонского моста (2). Дома там были деревянными; второй этаж выдавался вперёд над первым, третий нависал над вторым, и чем выше были дома, тем шире они становились. Их остовы были сделаны из крепких, положенных крест-накрест балок; промежутки были скреплены твёрдым материалом, и сверху покрыты штукатуркой. Балки были выкрашены в красный, синий или чёрный цвет, в зависимости от вкуса владельца, и это придавало домам весьма живописный вид. Окна были маленькими, со стёклами в виде ромбов, и открывались наружу на петлях, как двери.
The house which Tom's father lived in was up a foul little pocket called Offal Court, out of Pudding Lane. It was small, decayed, and rickety, but it was packed full of wretchedly poor families. Canty's tribe occupied a room on the third floor. The mother and father had a sort of bedstead in the corner; but Tom, his grandmother and his two sisters, Bet and Nan, were not restricted - they had all the floor to themselves, and might sleep where they chose. There were the remains of a blanket or two, and some bundles of ancient and dirty straw, but these could not rightly be called beds, for they were not organized; they were kicked into a general pile mornings, and selections made from the mass at night, for service.	Дом, где жила семья Кенти, находился в вонючем тупике, известным под названием «Двор Отбросов» (1), прямо за Колбасным рядом (2). Дом был маленьким, шатким, прогнившим насквозь, доверху набитым беднотой. Кенти занимали коморку на третьей этаже: у родителей было некоторое подобие кровати в углу, а Том, его бабка и две сестры, Бэт и Нэн располагались на полу и спали, где им вздумается. В качестве постели у них были обрывки нескольких одеял и охапки старой, грязной соломы, но по настоящему это нельзя было назвать постелью, так как каждое утро всё это сваливалось в кучу, и каждый вечер они выбирали то, что им больше нравилось.
Bet and Nan were fifteen year-old twins. They were good-hearted girls, unclean, clothed in rags, and profoundly ignorant. Their mother was like them. But the father and the grandmother were a couple of fiends. They got drunk whenever they could; then they fought each other or anybody else who came in the way; they cursed and swore always, drunk or sober; John Canty was a thief, and his mother a beggar. They made beggars of the children, but failed to make thieves of them. Among, but not of, the dreadful rabble that inhabited the house, was a good old priest whom the king had turned out of house and home with a pension of a few farthings, and he used to get the children aside and teach them right ways secretly. Father Andrew also taught Tom a little Latin, and how to read and write; and would have done the same for the girls, but they were afraid of the jeers of their friends, who could not have endured such a queer accomplishment in them.	Близняшкам Бэт и Нэн было пятнадцать. Они были глубоко невежественными добродушными грязнулями, носившими лохмотья. Мать мало чем отличалась от них*, но отец и бабка были сущими дьяволами. Они напивались в стельку по случаю и без, дрались и ругались между собой или с прохожими, не зависимо от того, были ли они трезвые или пьяные. Джон Кенти был вором, его мать-побирушкой. Детей они тоже заставили просить милостыню, но не смогли их сделать ворами. Но среди всего сброда, населявшего этот дом, был один человек, не имевший никакого отношения ко всем этим ворам и нищим, – старый священник, выброшенный королём на улицу* с жалкой пенсией в несколько фартингов (2). Он часто приводил к себе детей, и тайком от родителей учил их любви и добру*. Отец Эндрю, так его звали, научил Тома читать и писать, также благодаря ему Том немного выучил латынь. Священник хотел обучить и сестёр Тома, но они боялись, что подруги будут смеяться над их неуместной учёностью.
All Offal Court was just such another hive as Canty's house. Drunkenness, riot, and brawling were the order there, every night and nearly all night long. Broken heads were as common as hunger in that place. Yet little Tom was not unhappy. He had a hard time of it, but did not know it. It was the sort of time that all the Offal Court boys had, therefore he supposed it was the correct and comfortable thing. When he came home empty-handed at night, he knew his father would curse him and thrash him first, and that when he was done the awful grandmother would do it all over again and improve on it; and that away in the night his starving mother would slip to him stealthily with any miserable scrap of crust she had been able to save for him by going hungry herself, notwithstanding she was often caught in that sort of treason and soundly beaten for it by her husband.	В целом, «Двор Отбросов» был настоящим осиным гнездом и в точности походил на дом, в котором жили Кенти. Пьянство, драки и ссоры, продолжавшиеся всю ночь напролёт, были здесь обычным делом, а пробитые головы никого здесь не удивляли, так же как и голод*. Но маленький Том не чувствовал себя несчастным. Конечно, иногда ему приходилось туго, но он не придавал своим бедам большого значения. Том считал, что иначе и быть не должно, так как все мальчишки Двора Отбросов жили так же как и он. Том знал, что если вечером он придёт домой без денег, отец точно отругает, а потом и поколотит, да бабка добавит затрещин, а ночью его вечно голодная мать проберётся к нему с коркой хлеба или другими объедками, которые она могла съесть и сама, но сберегла для него, хотя за это ей не раз попадало от мужа.
No, Tom's life went along well enough, especially in summer. He only begged just enough to save himself, for the laws against mendicancy were stringent, and the penalties heavy; so he put in a good deal of his time listening to good Father Andrew's charming old tales and legends about giants and fairies, dwarfs and genii, and enchanted castles, and gorgeous kings and princes. His head grew to be full of these wonderful things, and many a night as he lay in the dark on his scant and offensive straw, tired, hungry, and smarting from a thrashing, he unleashed his imagination and soon forgot his aches and pains in delicious picturings to himself of the charmed life of a petted prince in a regal palace. One desire came in time to haunt him day and night; it was to see a real prince, with his own eyes. He spoke of it once to some of his Offal Court comrades; but they jeered him and scoffed him so unmercifully that he was glad to keep his dream to himself after that.	Нет, всё-таки жизнь Тома не была такой уж плохой, а особенно летом. Он выпрашивал у прохожих совсем немного - чтобы вечером избежать отцовских побоев, потому что знал как строг закон по отношению к попрошайкам, и как сурово наказание. Поэтому вместо этого он проводил много времени в обществе отца Эндрю, слушая его удивительные истории о волшебниках и феях, о великанах и карликах, о заколдованных замках, о прекрасных королях и принцах. Воображение Тома было переполнено всеми этими чудесами, и не раз, лежа на вонючей соломе, голодный, уставший и избитый, он начинал мечтать, и скоро забывал о боли и обидах, представляя себе восхитительную картину жизни какого-нибудь прекрасного принца в королевском дворце. День за днём в нём росло одно единственное желание – увидеть настоящего принца, своими собственными глазами. Как-то раз он рассказал о своей мечте своим товарищам по Двору Отбросов, они лишь принялись издеваться и безжалостно потешаться над ним. После этого Том решил никогда больше никому не рассказывать о своих мечтах*.
He often read the priest's old books and got him to explain and enlarge upon them. His dreamings and readings worked certain changes in him by and by. His dream-people were so fine that he grew to lament his shabby clothing and his dirt, and to wish to be clean and better clad. He went on playing in the mud just the same, and enjoying it, too; but instead of splashing around in the Thames solely for the fun of it, he began to find an added value in it because of the washings and cleansings it afforded. Tom could always find something going on around the Maypole in Cheapside, and at the fairs; and now and then he and the rest of London had a chance to see a military parade when some famous unfortunate was carried prisoner to the Tower, by land or boat. One summer's day he saw poor Anne Askew and three men burned at the stake in Smithfield, and heard an ex-bishop preach a sermon to them which did not interest him. Yes, Tom's life was varied and pleasant enough, on the whole.	Он часто читал старые книги священника, а когда не понимал их смысла, просил отца Эндрю объяснить или дополнить их своими собственными рассказами. Со временем чтение книг и мечтания что-то изменили в Томе. Его выдуманные герои были так изящны и нарядны, что он стал стыдиться своих лохмотьев. Ему захотелось быть чистым и хорошо одетым. Хотя Том и продолжал по-прежнему, с удовольствием возиться в грязи, в Темзе он плескался не только ради забавы, но и для того, чтобы отмыться. Тому всегда было на что поглазеть в Чипсайде (2) возле майского шеста (2) или на ярмарках. Помимо этого он, как и все остальные лондонцы, имел возможность полюбоваться военным парадом, когда какого-нибудь несчастного дворянина везли в тюрьму Тауэр (1) на лодке или по земле. Однажды летним днём Том видел как сожгли на костре в Смитфилде (2) бедную Энн Эскью (2), а вместе с нею ещё трёх человек и слышал как какой-то бывший епископ читал им проповедь, которая, впрочем, мало заинтересовала его. Да, в общем, жизнь Тома была приятна и разнообразна.
By and by Tom's reading and dreaming about princely life wrought such a strong effect upon him that he began to act the prince, unconsciously. His speech and manners became curiously ceremonious and courtly, to the vast admiration and amusement of his intimates. But Tom's influence among these young people began to grow now, day by day; and in time he came to be looked up to by them with a sort of wondering awe, as a superior being. He seemed to know so much! And he could do such marvellous things! And withal, he was so deep and wise! Tom's remarks and Tom's performances were reported by the boys to their elders; and these, also, presently began to discuss Tom Canty, and to regard him as a most gifted and extraordinary creature. Full-grown people brought their perplexities to Tom for solution, and were often astonished at the wit and wisdom of his decisions. In fact, he was become a hero to all who knew him except his own family - these only saw nothing in him.	Постепенно чтение книг и мечты о жизни королей так сильно подействовали на него, что невольно Том стал вести себя как настоящий принц. Его величественные и церемонные речь и манеры восхищали и в то же время забавляли его товарищей. Но влияние Тома во Дворе Отбросов возрастало с каждым днём, и через некоторое время его сверстники стали относиться к нему с благоговейным трепетом, как к некоему высшему существу. Им казалось, он так много знает, и может делать такие удивительные вещи! И вообще он был такой умный! О каждом замечании, о каждом поступке Тома, его друзья рассказывали своим родителям, которые то же, в свою очередь начали обсуждать Тома Кенти, считая его чрезвычайно умным и одарённым мальчиком. Теперь взрослые обращались к нему за советом в затруднительной ситуации, и только поражались остроумию и мудрости его решений. Он был героем для всех, кто знал его, но для своей семьи он был никем.
Privately, after a while, Tom organized a royal court! He was the prince; his special comrades were guards, chamberlains, equerries, lords and ladies in waiting, and the royal family. Daily the mock prince was received with elaborate ceremonials borrowed by Tom from his romantic readings; daily the great affairs of the mimic kingdom were discussed in the royal council, and daily his mimic highness issued decrees to his imaginary armies, navies, and viceroyalties. After which he would go forth in his rags and beg a few farthings, eat his poor crust, take his customary cuffs and abuse, and then stretch himself upon his handful of foul straw, and resume his empty grandeurs in his dreams. And still his desire to look just once upon a real prince, in the flesh, grew upon him, day by day, and week by week, until at last it absorbed all other desires, and became the one passion of his life.	Спустя некоторое время Том завёл себе настоящий королевский двор. Он был принцем, его ближайшие товарищи были телохранителями, гофмейстерами (2), конюшими (2), камергерами, фрейлинами (2) и членами королевской семьи. Каждый день самозванного принца встречали по церемониалу, вычитанному Томом из старинных романов; каждый день великие дела его мнимой державы обсуждались на королевском совете; каждый день его высочество мнимый принц отдавал приказы воображаемым армиям, флоту и заморским владениям. После всего этого Том шёл просить милостыню, одетый в лохмотья, глодал чёрствую корку, получал обычную долю побоев и оскорблений, а потом, растянувшись на своём убогом ложе из вонючей соломы предавался мечтам о своём воображаемом величии. Но желание увидеть хотя бы раз настоящего принца из плоти и крови не оставляло его; оно возрастало с каждым днём, с каждой неделей, и вскоре заслонило собой все остальные желания, став смыслом его жизни.
One January day, on his usual begging tour, he tramped despondently up and down the region round about Mincing Lane and Little East Cheap, hour after hour, barefooted and cold, looking in at cook-shop windows and longing for the dreadful pork-pies and other deadly inventions displayed there- for to him these were dainties fit for the angels; that is, judging by the smell, they were - for it had never been his good luck to own and eat one. There was a cold drizzle of rain; the atmosphere was murky; it was a melancholy day. At night Tom reached home so wet and tired and hungry that it was not possible for his father and grandmother to observe his forlorn condition and not be moved- after their fashion; wherefore they gave him a brisk cuffing at once and sent him to bed. For a long time his pain and hunger, and the swearing and fighting going on in the building, kept him awake; but at last his thoughts drifted away to far, romantic lands, and he fell asleep in the company of jeweled and gilded princelings who lived in vast palaces, and had servants salaaming before them or flying to execute their orders. And then, as usual, he dreamed that he was a princeling himself.	В один из январских дней Том как обычно вышел просить милостыню. Несколько часов он слонялся вокруг Минсинг Лэйна (2) и Литтл Ист Чипа заглядывая в окна харчевен, глотая слюни при виде ужаснейших мясных пирогов* и других смертоубийственных вкусностей, выставленных в окне. Для него это была пища богов, достойная ангелов, по крайней мере, судя по запаху – отведывать такие блюда ему не приходилось. Моросил мелкий дождик, день был тоскливый и хмурый*. И когда под вечер Том вернулся домой такой голодный, промокший и уставший, что отец с бабкой будто пожалели его, правда, на свой лад: отвесив пару затрещин, отправили спать. От голода и боли, от ругани и драк соседей он долго не мог заснуть, но наконец, мысли унесли его в чудесную, далёкую страну и он уснул в компании принцев, разряженных с ног до головы, которые жили в огромных дворцах, где слуги благоговейно склонялись перед ними или летели со всех ног выполнять их приказания. А потом, как обычно, ему приснилось, что он и сам – принц.
All night long the glories of his royal estate shone upon him; he moved among great lords and ladies, in a blaze of light, breathing perfumes, drinking in delicious music, and answering the reverent obeisances of the glittering throng as it parted to make way for him, with here a smile, and there a nod of his princely head. And when he awoke in the morning and looked upon the wretchedness about him, his dream had had its usual effect - it had intensified the sordidness of his surroundings a thousandfold. Then came bitterness, and heartbreak, and tears.	Всю ночь он упивался своим королевским величием и властью; всю ночь он шествовал среди знатных леди и лордов в лучах слепящего света, вдыхая запах духов, упиваясь сладостной музыкой и отвечая на почтительные поклоны расступающейся перед ним толпы то улыбкой, то царственным кивком. А когда утром он проснулся и увидел окружающую его нищету, все это, как всегда после таких снов, показалось ему в тысячу раз непригляднее. Сердце его разрывалось от горя, а на глаза навернулись слёзы*.

Комментарии:

1) К первой группе относятся реалии ИЯ, которые передаются с помощью транскрипции или калькирования, и не требующие при этом дополнительных пояснений в ПЯ, т.к. либо передают имена собственные, географические названия и пр., либо хорошо известны читателю ПЯ.

Offal Court - «Двор Отбросов»

The Tower – Тауэр

При передаче данных реалий мы использовали транслитерацию и калькирование.

2) В эту группу входят реалии ИЯ, передающиеся также с помощью транскрипции, калькирования, но не имеющие широкого распространения в ПЯ и поэтому требующие дополнительных пояснений (комментарии, описательный перевод).

Лондонского мост – до 1749 года это был единственный мост через Темзу в Лондоне, в районе которого жили люди, принадлежащие к низам общества.

Колбасный ряд – район Лондона, где были сосредоточены таверны и публичные дома. При переводе данных реалий мы использовали калькирование + комментарии.

фартинг – мелкая бронзовая монета, ј пенни.

Чипсайд – улица в северной части Лондона, где в средние века был расположен главный рынок города. Данные реалии мы передали с помощью транскрипции с добавлением описательных комментариев.

Майский шест – столб, украшенный цветами, разноцветными флажками и пр., вокруг которого танцуют на майском празднике. Этот праздник отмечают в первое воскресенье мая танцами и коронованием королевы мая. При переводе этой реалии мы использовали приём калькирования, а для полного её понимания читателем ПЯ добавили описательный комментарий.

Энн Эскью – (1521-1546) - протестантка; из-за религиозных разногласий с господствующей католической церковью была подвергнута пытками и сожжена на костре в Смитфилде. При переводе данной реалии нам необходим поясняющий перевод, т.к. речь идёт о реальном историческом лице.

Смитфилд – оптовый рынок мяса и битой птицы в Лондоне.

Гофмейстер – высшая придворная должность. Гофмейстер ведал хозяйством королевского двора.

Конюший – продворная должность. Конюший ведал королевскими конюшнями.

Камергер – высшее придворное звание при дворе.

Фрейлина – придворная дама.

Минсинг Лэйн – улица в Сити (деловой район Лондона), центр оптовой торговли чаем и вином.

При передаче выщеозначенных реалий мы применяли как приёмы транслитерации, так и калькирования + развёрнутый комментарий к каждой из них.

Как было указано выше, под знаком * мы выделяем наиболее интересные способы перевода, касающиеся грамматических, синтаксических и стилистических трансформаций ИТ.

III.“Мать мало чем отличалась от них” – в оригинале – “Their mother was like them.” При переводе данного предложения мы применили антонимичный перевод.

III. “…выброшенный королём на улицу…” – в оригинале – “…whom the king had turned out of house and home…” Здесь мы также использовали антонимичный перевод для усиления.

III. “…учил их любви и добру…” - в оригинале - “…teach them right ways…” При переводе данной фразы мы использовали приём сужения.

V. “Том решил никогда больше никому не рассказывать о своих мечтах.” – в оригинале - “…to keep his dream to himself after that.” В данном случае также использовани приём антонимичного перевода.

“…мясных пирогов…” - в оригинале – “…pork-pies…” В данном случае мы использовали приём расширения (генерализации).

IX. “There was a cold drizzle of rain; the atmosphere was murky; it was a melancholy day.” – в оригинале - “Моросил мелкий дождик, день был тоскливый и хмурый.” При переводе данного предложения мы использовали грамматические трансформации – существительное ИЯ заменили глаголом в ПЯ, а также объединили два прилагательный присоединив их к существительному день, опустив слово atmosphere.

X. “Сердце его разрывалось от горя, а на глаза навернулись слёзы.” - “Then came bitterness, and heartbreak, and tears.” При переводе данного предложения мы также применили грамматические трансформации, изменив структуру предложения ПЯ.

Заключение

В завершение данной работы мы можем сделать следующие выводы: несмотря на то, что в процессе исследовательской работы мы убедились в том, что языки отличаются по своему грамматическому, лексическому и синтаксическому строю из-за того, что их носители имеют в сознании различные картины мира, сформированные сквозь призму родного языка, в процессе перевода с ИЯ на ПЯ возможно передать культурно-обусловленные явления, характерные только для ИЯ.

Более того, для перевода реалий ИЯ, представляющих собой, наряду с идиомами и фразеологическими единицами, наиболее сложную переводческую проблему, существуют определённые переводческие приёмы, такие как транслитерация, с последующим комментариями, описательный перевод, который используется непосредственно внутри ПТ, а также смешанный перевод, которые обеспечивают адекватную передачу культурно-обусловленных явлений в ПЯ.

Также следует отметить, что наряду с чисто техническими приёмами перевода, переводчик должен использовать такие немаловажные вещи как фоновые знания и интуицию, так как эти качества играют большую роль не только для перевода в целом, но и для адекватной передачи реалий ИЯ, которые, зачастую, не имеют полных эквивалентов в ПЯ, и должны быть переводимы с особой тщательностью.

В подтверждение выдвинутой нами точки зрения о том, что культурно-обусловленные явления ИЯ могут быть адекватно переданы различными средствами ПЯ, в третьей главе мы использовали тексты оригинала, насыщенные реалиями ИЯ, для перевода которых были использованы специальные переводческие приёмы, обеспечивающие их адекватную передачу.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

Вильгельм фон Гумбольдт «ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ ПО ЯЗЫКОЗНАНИЮ», М., - Прогресс, 1984 г.

В.В. Кабакчи «Англо-английский словарь русской культурной терминологии», СПб., - Союз, 2002 г.

В.В. Кабакчи «Практика англоязычной межкультурной коммуникации», СПб., - Союз, 2001 г.

А. И. Смирницкий «Большой русско-английский словарь», М., - Русский язык, 2002 г.

«СОВЕТСКИЙ ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ» под редакцией А. М. Прохорова, М., - Советская энциклопедия, 1987 г.

«Русско-английский словарь» под редакцией Р. С. Даглиша, М.,- Русский язык, 1990 г.

С. И. Ожегов «Словарь русского языка», М., - Русский язык, 1989 г.

А. Чудинов «Словарь иностранных слов», Типо-Литография Санкт –Петербургской тюрьмы, 1908 г.

Т. В. Пархамович «1000 русских и 1000 английских идиом», Минск, - Попурри, 2000 г.

А. И. Смирницкий «Лексикология английского языка», М.,- Издательство литературы на иностранных языках, 1956 г.

С. Г. Тер-Минасова «Язык и межкультурная коммуникация», М., - Слово, 2000 г.

Л. С. Бархударов «Язык и перевод», М.,- Международные отношения, 1975 г.

Е. В. Бреус «Основы теории и практики перевода с русского на английский язык», М.,- УРАО, 2000 г.

Н. Н. Амосова «Основы английской фразеологии», Ленинград,- Издательство ленинградского университета, 1963 г.

«Новый англо-русский словарь» под редакцией В. К. Мюллера, М.,- Русский язык, 1998 г.

В. Н. Комиссаров «Основы переводоведения»,

Н. М. Сальников «ЯЗЫК – КУЛЬТУРА – ПЕРЕВОД», Сборник научных трудов МГЛУ № 426, М., -1996 г.

О.А. Радченко «Язык как миросозидание. Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства.» Т.1.- М., 1997 г.

Л. Вайсгербер «Родной язык и формирование духа», М., - 1993 г.

Э. Сепир «Избранные труды по языкознанию и культурологии», М.,-1993 г.

Б. Уорф «Наука и языкознание // Новое в лингвистике», Вып.1., М., - 1960 г.

Т. А. Казакова «Практические основы перевода», СПб., - Союз, 2001 г.

Н. Васютина «Культурная непереводимость: проблемы и решения», М., -1998 г.

А. Д. Швейцер «Теория прервода», М.,- Наука, 1988 г.

V. Komissarov «A Manual of translation from English into Russian», М.,-Высшая школа, 1990 г.

Я. И. Рецкер «Теория перевода и переводческая практика», М., -Международные отношения, 1974 г.

И. Р. Гальперин «Стилистика английского языка», М.,-Высшая школа, 1981 г.

И. В. Арнольд «Стилистика современного английского языка», Л., - Просвещение, 1981 г.

Т. Р. Левицкая, А. М. Фитерман «Теория и практика перевода с английского языка на русский», М., - Издательство литературы на иностранных языках, 1963 г.

Ю. Катцер, А. Кунин «Письменный перевод с русского языка на английский», М., - Высшая школа, 1964 г.

В. А. Кухаренко «Интерпретация текста», Л., - Просвещение, 1979 г.

К. А. Долинин «Интерпретация текста», М., - Просвещение, 1985 г.

В. Г. Гак, Ю. И. Львин «Курс перевода», М., - Международные отношения, 1970 г.

Мona Baker «In other words: a coursebook on translation», London,- Routledge, 1992.

John C. Catford «A Linguistic Theory of Translation: an Essay on Applied Linguistics», London, - Oxford University Press, 1965.

Peter Fawcett «Translation and Language: Linguistic Theories Explained», Manchester, - St. Jerome Publishing, 1997.

Juliane House «A Model for Translation Quality Assessment», Tьbingen, - Gunter Narr, 1977.

Dorothy Kenny «Equivalence in the Routledge Encyclopaedia of Translation Studies», edited by Mona Baker, London and New York, - Routledge, 1998, pp.77-80.

Roman Jacobson «On Linguistic Aspects of Translation», in R. A. Brower (ed.) On Translation, Cambridge, MA, - Harvard University Press, 1959, pp. 232-239.

Eugene A. Nida «Towards a Science of Translating», Leiden, - E. J. Brill, 1964.

J. P. Vinay and J. Darbelnet «Comparative Stylistics of French and English: a Methodology for Translation», translated by J. C. Sager and M. J. Hamel, Amsterdam/Philadelphia, - John Benjamins, 1995.

А. Толстой «Пётр Первый», М., - Правда, 1986 г.

Б. Акунин «Коронация», М.,- Захаров, 2001 г.

Б. Акунин «Любовник смерти», М.,- Захаров, 2002 г.

Mark Twain «The Prince and The Pauper», Internet

«Великобритания Лингвострановедческий словарь» под редакцией Е. Ф. Рогова, М., - Русский язык, 1978 г.