Разработка проекта Конституции РСФСР

Каждая власть, ставшая таковой, особенно в ре­зультате переворота и тем более социальной револю­ции стремится закрепить свою легитимность консти­туцией, утвержденной или всенародным референду­мом или высшим представительным органом законодательной власти. Это важно также для упоря­дочения государственного аппарата, создаваемого но­вой властью, взаимоотношения центра и мест и т. д. И большевики это хорошо понимали. Уже на III Всерос­сийском съезде Советов приняты были такие важней­шие акты как «Декларация прав трудящегося и эксплу­атируемого народа» и постановление «О федеральных учреждениях Российской Республики» заложившие основы будущей советской конституции. Тогда же (в январе 1918 г.) III Всероссийский съезд советов пору­чил ВЦИК разработать проект Конституции. Однако реально ВЦИК смог заняться вопросом о конституции лишь после ратификации IV Всероссийским съездом советов Брестского мирного договора.

1 апреля 1918 г. ВЦИК принял постановление о создании Конституционной комиссии в составе 15 че­ловек. От фракции большевиков в нее вошли Я.М. Свер­длов (председатель), М.Н. Покровский и И.В. Сталин, от левых эсеров — ДА. Магеровский и А.А. Шрейдер и от эсеров-максималистов — А.И. Бердников. В комис­сию вошли также представители ряда наркоматов: юстиции (в том числе известные профессора-юристы М.А. Рейснер, А.Г. Гойхбарг, Г.С. Гурвич), по делам национальностей, финансов, внутренних дел, ВСНХ, по военным делам.

С самого начала работы комиссии, в ней развер­нулась жесткая дискуссия. В центре внимания оказал­ся вопрос о диктатуре пролетариата. Большевики рас­сматривали диктатуру пролетариата как важнейший конституционный принцип, выражавший в переходный от капитализма к социализму период сущность социа­листического государства и требовали формального закрепления этого принципа в Конституции. Левые эсеры против этого категорически возражали. За этим, казалось бы, на первый взгляд абстрактно теоретическим спором, в действительности скрывались вполне конкретные вопросы чрезвычайно важные для споря­щих сторон. В действительности речь шла о борьбе за власть. Проиграв на IV Чрезвычайном съезде Сове­тов большевикам по вопросу о ратификации Брестс­кого мира, выйдя из состава СНК и потеряв министер­ские посты левые эсеры давали бой большевикам в Конституционной комиссии, стремясь подготовить ус­ловия для своего возвращения во власть. Тем более, что к концу весны 1918 г. противоречия между боль­шевиками и левыми эсерами существенно усилились. К прежним спорам о внешней политике (Брестский мир) добавились противоречия по продовольственной политике, отношения к зажиточным слоям крестьян­ства и т. д.

Большевики видели свою задачу в Конституцион­ной комиссии в том, чтобы закрепить в конституцион­ном порядке уже сложившуюся в основном систему органов советской власти, придать ей четкость и строй­ность и, главное, укрепить властную «вертикаль» с тем, чтобы превратить государственный аппарат в мощный рычаг, при помощи которого можно было бы не только преодолеть сепаратизм, местничество и опасность развала страны, но и преобразовать социально-эконо­мическую и политическую структуру общества.

Левые эсеры в Конституционной комиссии стре­мились к тому, чтобы не допустить усиления аппарата большевистской власти а, наоборот, сохранить автоном­ность местных властей от большевистского центра, особенно тех местных органов, где было наибольшим их влияние. Чтобы убедиться в этом достаточно про­следить ход наиболее жарких дискуссий в Конститу­ционной комиссии.

В представленном левыми эсерами в комиссию конституционном проекте Советам (которые больше­вики рассматривали как органы пролетарской дикта­туры) отводилась роль всего лишь общественных ор­ганов, а государственные функции на местах должны были (по мнению авторов проекта) осуществлять «де­мократические» учреждения местного самоуправле­ния. Таким образом левые эсеры хотели достичь, во-первых, автономии местных властей от большевистского центра, ибо автономия органов самоуправления от государственных органов составляет самую суть идеи самоуправления. И, во-вторых, органы местного самоуправления (городские думы и уездные и волост­ные земские собрания) избирались на основе всеоб­щего избирательного права, а не только трудящимися как Советы. Следовательно в местных городских ду­мах и особенно волостных и уездных земских собра­ниях неизбежно доминировали бы мелкая буржуазия и кулачество, т. е. социальные слои, составлявшие со­циальную базу эсеров. Следовательно, левые эсеры по­лучили бы на местах готовый аппарат, на который могли опереться в борьбе за власть. Большинством голосов Конституционная комиссия после острых об­суждений отвергла этот проект.

Отвергла Конституционная комиссия и представ­ленный эсером-максималистом Бердниковым «Проект Конституции трудовой республики». В нем красной нитью проводилась анархистская, по существу, идея создания «безгосударственного» общества. Тем самым, следовательно, отвергались и Советы как органы дик­татуры пролетариата. В планировавшемся максимали­стами «безвластном» обществе предполагалось полней­шее равенство, достигаемое путем полного обобществ­ления имущества, вплоть до предметов повседневного обихода (одежды, обуви, предметов личной гигиены), обязательного физического труда для всех кроме де­тей, беременных женщин и стариков и общественного питания по равным нормам. Характерно, что для лиц руководящих общественными работами и идеологов (т. е. для себя) максималисты предусмотрели в своем проекте усиленные нормы питания. Не признавали максималисты и семьи, считая ее буржуазным пере­житком, а дети по их проекту должны были переда­ваться на общественное воспитание. Максималистская «безвластная» «трудовая коммуна» фактически пред­ставляла собой даже не военную казарму, а скорее тюремную зону. Не удивительно, что даже союзники эсеров-максималистов — левые эсеры не поддержали этот проект.

Борьба за утверждение в Конституции принципа диктатуры пролетариата и укрепления «вертикали» власти серьезно затруднялась ошибочной позицией «левых коммунистов». Они не видели опасности мелкобуржуазной анархистской стихии, угрожавшей самому существованию советской власти и нередко исходили из абстрактных умозрительных теоретичес­ких конструкций подчас не сообразующихся с реаль­ной жизнью.

Такой подход ярко проявился в представленном в Конституционную комиссию профессором М.А. Рейснером проекте «Основных начал Конституции». Рейснер исходил из умозрительного тезиса о том, что де­мократия возможна лишь в мелких самоуправляющих­ся административно-территориальных образованиях «коммунах», и якобы несовместима с крупным госу­дарством. Идеалом подлинной демократии в глазах Рейснера являлись древнегреческие города-государ­ства — «полисы». Сыграл свою роль и некритический, апологетический подход к оценке опыта первой в мире пролетарской государственности — Парижской комму­ны 1871 г. При этом не учитывалось, что Парижская коммуна просуществовала всего лишь 72 дня и только в пределах города Парижа. Лидеры Парижской ком­муны в документах, обращенных к населению Фран­ции, призывали трудящихся остальных городов и сель­ских регионов восставать, образовывать свои комму­ны и объединяться с Парижской коммуной на началах федерации. Но, как известно, провинция Париж не поддержала, никакой «федерации» коммун в реально­сти не получилось. Но идея «вольной федерации» ком­мун, существовавшая в призывах и пожеланиях руко­водителей Парижской коммуны, была воспринята мно­гими марксистами догматически, как якобы реальный исторический опыт. Такое умозрительное, абстрактное,

Группа «левых коммунистов» возникла весной 1918 г. внут­ри большевистской партии (Н.И. Бухарин, Н. Осинский (Оболен­ский), Е.А. Преображенский, Г.Л. Пятаков, К.Б. Радек и др.). Они выступали против Брестского мира, за революционную войну против мирового империализма и «подталкивание» революции в Европе. Внутри страны «левые» коммунисты были сторонниками децентрализации государственного и хозяйственного аппарата, выступали против централизма и единоначалия, за безбрежную коллегиальность в управлении и против использования старых специалистов оторванное от практики теоретизирование Ф. Энгельс в свое время назвал профессорским «юридическим кретинизмом».

Власть (по мнению Рейснера) должна концентри­роваться в низовых административно-территориаль­ных образованиях — «коммунах». В данном случае тер­мин «коммуна», заимствованный из Франции, означа­ет сообщество граждан самоуправляющейся административно-территориальной единицы (села, волости, города), управляемой выборным муниципаль­ным Советом или мэром. Коммуне принадлежит муни­ципальная или коммунальная собственность, она ве­дет коммунальное хозяйство. Эти коммуны объединя­ются в рамках уездов, которым коммуна делегирует часть своих прав. Уезды в свою очередь объединяются в «федерации» губернского масштаба. И, наконец, гу­бернии объединяются в Советскую Федерацию обще­российского масштаба — РСФСР.

Именно в «коммунах» должны проводиться преоб­разования общественных отношений, формироваться законодательство (земельное, гражданское, уголовное, трудовое). А вышестоящие федеративные объединения будут лишь координировать деятельность коммун и направлять ее. Да и в самих коммунах — низших зве­ньях всей этой системы, полноправные граждане (т. е. трудящиеся, не лишенные избирательных прав) долж­ны объединяться в коллективы трудящихся — «произ­водителей». Предполагалось, что именно в этих коллек­тивах «производителей» и будут вырабатываться основ­ные нормы жизни, а Советам коммун отводилась роль представительства интересов коллективов «производи­телей» и их согласование. Роль Советов в этом проекте была не ясна, но, во всяком случае, они явно не выс­тупают в роли полновластных органов пролетарской диктатуры.

Анализ этого проекта показывает, что он полнос­тью игнорирует многонациональный состав населения страны, национальный вопрос. Федерация, которую предлагал Рейснер, являлась не свободным союзом советских республик народов России, не способом собирания распадавшегося Российского многонацио­нального государства, что было уже юридически закреплено постановлением III Всероссийского съезда Советов «О федеральных учреждениях Российской Республики», а явилась бы федерацией администра­тивной. Причем, поскольку делегирование полномочий шло снизу вверх (от коммун к уездам и далее вплоть до РСФСР) и в каждом вышестоящем звене объем этих полномочий уменьшался, то и предлагавшаяся Рейс-нером федерация закрепила бы сепаратизм и факти­ческий распад государства. Иными словами проект Рейснера был направлен против демократического централизма как конституционного принципа постро­ения Советского государства. Не удивительно, что этот проект был поддержан членами Конституционной ко­миссии левыми эсерами и против него выступили члены комиссии большевики.

19 апреля Конституционная комиссия приняла большевистский проект «Общих положений Конститу­ции РСФСР», в котором были четко сформулированы идеи диктатуры пролетариата, демократического цен­трализма и пролетарского интернационализма. Одна­ко идейная борьба в Конституционной комиссии отнюдь не закончилась. В течение мая-июня 1918 г. шли дис­куссии по каждой статье проекта будущей Конститу­ции. Особенно острая дискуссия разразилась 26 июня при обсуждении проекта «Положения об отделах ВЦИК», подготовленного подкомиссией в составе эсе­ра-максималиста А.Г. Бердникова, представителя НКЮ проф. Г.С. Гурвича и представителя НКВД М.Я. Лаци­са, разделявшего в то время взгляды «левых коммуни­стов». В проекте предлагалось, под предлогом ликви­дации дублирования и параллелизма и сокращения аппарата, ликвидация СНК и народных комиссариа­тов и создание вместо них Совета ВЦИК и особых коллегий отделов ВЦИК. Эти коллегии должны были делегировать на заседания Совета ВЦИК «непостоян­ных лиц». В результате, как заявил один из защитников проекта «теперешние министры упраздняются, а у нас остаются коллегии». Проект, таким образом, был на­правлен на фактическую ликвидацию правительства как единого оперативного органа, осуществлявшего повседневное руководство страной и внедрение бес­предельной коллегиальности, безответственности и неразберихи. Это прямо противоречило политике, ко­торую проводил лидер большевистской партии и глава Советского правительства Ленин, который в своей статье «Очередные задачи Советской власти», носив­шей программный характер, подчеркивал, что в усло­виях разгула мелкобуржуазной стихии жизненно не­обходимо сочетание демократизма с единоличной дик­таторской властью. Указанный выше проект был отвергнут.

На заседании ЦК правящей партии большевиков 26 и 28 июня 1918 г. выяснилось, что проект Консти­туции не готов, ряд его разделов (об избирательном праве, о компетенции местных советов и их взаимо­отношениях с центром, о правах и обязанностях граж­дан) не проработаны. Нет и декларативной части Кон­ституции. Создалась угроза срыва представления Конституции на утверждение V Всероссийского съез­да Советов, намеченного на начало июля 1918 г. Тогда ЦК РКП(б) 28 июня создал специальную комиссию по доработке проекта Конституции под непосредствен­ным руководством Ленина. В ее работе приняли уча­стие практически все члены ЦК. Эта комиссия рас­смотрела два проекта: проект Конституционной комис­сии ВЦИК и проект наркомата юстиции (редакторы М.А. Рейснер и А.Г. Гойхбарг). За основу был взят проект Конституционной комиссии ВЦИК. Хотя проект Наркомюста и был отвергнут, как неудовлетворительный, но ряд его наработок был использован при окончатель­ном редактировании проекта Конституции. Некоторые разделы (о правах и обязанностях граждан, о компе­тенции местных и центральных органов Советской власти, о выборах) были переработаны заново. В каче­стве первого раздела включена «Декларация прав тру­дящегося и эксплуатируемого народа». Таким образом, проект Конституции был подготовлен в срок и пред­ставлен на утверждение V Всероссийскому съезду Советов.

Потерпев неудачу в попытках навязать Конститу­ционной комиссии выгодный для себя проект Консти­туции, который закрепил бы ослабление власти нахо­дившихся под контролем большевиков центральных органов Советского государства, руководство партии левых эсеров решилось на авантюристическую попыт­ку вооруженного захвата власти. Решение о подготов­ке вооруженного мятежа было принято на заседании ЦК партии левых эсеров 24 июня 1918 г., то есть еще во время работы Конституционной комиссии. Сразу же началась военно-техническая подготовка восстания: боевые дружины левых эсеров из разных городов (Пет­рограда, Витебска и др.) были вызваны в Москву. От имени крестьянской секции ВЦИК (руководителем этой секции и зам. председателя ВЦИК была Мария Спи­ридонова — лидер партии левых эсеров) были затре­бованы с военных складов винтовки, пулеметы, даже артиллерийские орудия, боеприпасы, санитарное иму­щество. Провал последней попытки добиться упразд­нения большевистского правительства (СНК) консти­туционным путем (отклонение Конституционной ко­миссией проекта «Положения об отделах ВЦИК» 26 июня 1918 г.), о чем говорилось выше, окончательно утвердил левых эсеров в их решении совершить воо­руженный путч. III съезд партии левых эсеров, состо­явшийся 1 — 3 июля 1918 г., одобрил решение ЦК от 24 июня. Начало вооруженного выступления приуро­чивалось к открытию V Всероссийского съезда Сове­тов. При этом подчеркивалось, что ни в коем случае нельзя допустить принятия съездом Конституции РСФСР, т. к. эта конституция явится мощным орудием подавления сепаратизма и разгула мелкобуржуазной стихии и укрепления власти большевиков, и придаст боль­шевистскому режиму конституционную легитимность.

Левые эсеры прекрасно понимали, что получить поддержку широких масс трудящихся им не удастся. Поэтому был принят иезуитский план убийства в Мос­кве германского посла Мирбаха и в Киеве командую­щего германскими оккупационными войсками фельд­маршала фон-Эйхгорна, спровоцировать тем самым войну с Германией и вступление немецких оккупаци­онных войск на территорию России. А затем, обвинив большевиков в «защите» германских империалистов, выступить самим в роли вождей «революционной вой­ны против мирового империализма» и на этой волне захватить власть. Хорошо знали они и о том, что кре­стьянство не хочет и не может воевать, но, спровоцировав немецкое наступление и поставив массы в без­выходное положение, рассчитывали заставить их вое­вать. Об этом прямо заявила на III съезде своей партии Мария Спиридонова: «Мы зовем к тому, чтобы мир­ный договор был разорван... В ответ будут репрессии по отношению к нам, и германские империалисты при­шлют карательные экспедиции — это наше спасение. Карательные экспедиции на Украине создали восста­ние. Никакими лозунгами, никакими митингами мы не в состоянии поднять крестьянство, сейчас скашиваю­щее хлеб, на отпор. И только тогда, когда карательны­ми экспедициями будет покрыта вся Россия, будет создан стимул, заставляющий народ сопротивляться». Таким образом, левые эсеры готовы были спровоциро­вать оккупацию России иностранными войсками, за­лить кровью всю страну, чтобы захватить власть.

На второй день работы съезда 5 июля 1918 г. лево-эсеровская фракция выступила с требованием при­знать работу советского правительства неудовлетвори­тельной и разорвать Брестский мирный договор с Гер­манией. Левые эсеры, конечно, понимали, что они не найдут поддержки на съезде. И, действительно, съезд одобрил деятельность советского правительства.

6 июля левоэсеровскими боевиками (кстати, деле­гированными от имени этой партии в ВЧК и проникши­ми в посольство по документу, подписанному зам. председателя ВЧК левым эсером В. Александровичем) был убит германский посол граф Мирбах. Для страны со­здалась чрезвычайно опасная ситуация. Страна оказа­лась на волосок от войны. Германское правительство потребовало ввода в Москву усиленного батальона германских войск для охраны посольства. И только твердая позиция Советского правительства категори­чески отвергшего германские требования предотвра­тила появление немецких войск в Москве. В тот же день (6 июля) боевые дружины левых эсеров начали воору­женное восстание и стали захватывать стратегические пункты в столице и арестовывать советских работни­ков — большевиков. Захватив телеграф, левые эсеры передали сообщение о свержении якобы Советского правительства, захвате ими власти и начале войны с Германией. Однако отрядами вооруженных рабочих и войсками московского гарнизона левоэсеровский мятеж был быстро подавлен. Не удалась и попытка коман­дующего Восточным фронтом левого эсера Муравьева повернуть войска фронта на Москву. Армия не поддер­жала мятеж. Сам Муравьев при аресте оказал вооружен­ное сопротивление и был убит. Подавлены были и скоор­динированные с левыми эсерами мятежи правых эсе­ров в Ярославле, Муроме и некоторых других городах. Работа V Всероссийского съезда советов, прерван­ная из-за мятежа на один день, возобновилась и 10 июля 1918 г. съезд принял первую советскую консти­туцию — Конституцию РСФСР 1918 года.

Конституция РСФСР 1918 года.

Основные положения

10 июля 1918 г. первая советская конституция была принята V Всероссийским съездом советов, 19 июля

В современной как зарубежной, так и отечественной истори­ческой публицистике иногда звучат утверждения, что большевики устроили левым эсерам 6 июля «кровавую резню» и воспользова­лись «эпизодом» межпартийной борьбы для установления в стране однопартийного режима своей партии. Во-первых, никто не устра­ивал левым эсерам какого-либо «эпизода». Они сами подняли за­ранее подготовленный вооруженный мятеж. Во-вторых, не было никакой «кровавой резни». Политические руководители мятежа (члены ЦК левых эсеров) были преданы суду Верховного Револю­ционного трибунала, который приговорил М. Спиридонову и Ю. Саблина к одному году лишения свободы каждого. Но через 2 дня (29 ноября 1918 г.) Президиум ВЦИК амнистировал Спиридо­нову и Саблина. Остальные подсудимые от суда скрылись и были осуждены заочно на 3 года тюрьмы каждый. Но через год были амнистированы, так что никто в тюрьме не сидел вообще. Был рас­стрелян по приговору коллегии ВЧК В. Александрович за измену служебному долгу. Начальник отряда войск ВЧК Попов был объяв­лен вне закона за измену долгу. Но он скрылся и его следы затеря­лись. Были также расстреляны 13 рядовых участников мятежа за мародерство и убийства. И это все. И, наконец, никто партию ле­вых эсеров не запрещал. Но мятеж нанес тяжелый удар по ее репу­тации. Так, если на V Всероссийском съезде советов левые эсеры имели 352 делегата, то на VI съезде всего 4 делегата. Начался массо­вый выход из этой партии рядовых членов и даже видных функционе­ров. Так, Ю. Саблин во время гражданской войны командовал диви­зией в Красной Армии, был награжден орденом Красного Знамени, а в последствии занимал ответственный пост в наркомате обороны. То же самое можно сказать и о некоторых других видных деятелях опубликована в «Известиях ВЦИК» и вступила в дей­ствие. Она в конституционном порядке закрепляла победу социалистической революции и установление государства диктатуры пролетариата. Закрепила она и форму правления нового государства — Республика Советов. В ст. 1, зафиксировавшей, что вся власть в центре и на местах принадлежит Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, получил государ­ственно-правовое выражение основополагающий принцип пролетарской диктатуры — союз рабочего класса с трудящимся крестьянством, но под руковод­ством рабочего класса, что отражено было в некото­рых преимуществах рабочих в избирательном праве. Таким образом, это была первая в мире диктатура боль­шинства населения страны над эксплуататорским мень­шинством.

Закреплена была в Конституции также и форма государственного устройства в виде свободного союза свободных народов как федерации советских нацио­нальных республик. Однако в Конституции устанавли­вались лишь коренные начала этой федерации, «предо­ставляя рабочим и крестьянам каждой нации принять самостоятельное решение на своем собственном пол­номочном съезде; желают ли они и на каких основаниях участвовать в федеральном правительстве и в осталь­ных федеральных советских учреждениях» (ст. 7).

Ограничившись установлением коренных начал Советской федерации, авторы Конституции прекрас­но понимали, что конкретные ее формы должна выра­ботать практика. Тем более, что эта практика на мо­мент принятия Конституции была весьма ограничена. Территория только что возникших самостоятельных советских республик (Украинской ССР, прибалтийских советских трудовых коммун) была оккупирована немец­кими войсками, что прервало процесс развития феде­ративных отношений.

В автономных республиках, возникших на терри­тории Юга России (за исключением Туркестанской и Терской) большинство составляло русское население и их возникновение не было связано с решением на­ционального вопроса, а объяснялось другими причи­нами, о которых говорилось в 1 настоящей главы.

Фактически РСФСР на момент принятия Конституции являлась унитарным государством. Но авторы Консти­туции смотрели в будущее и хорошо понимали, что в ближайшем будущем по мере освобождения всей тер­ритории страны от иностранной оккупации и белогвар­дейских войск, такая многонациональная страна как Россия неизбежно столкнется с проблемой решения национального вопроса и наиболее целесообразной формой его решения станет федерация советских на­циональных республик.

В Конституции была сформулирована основная задача Советского государства — уничтожение всякой эксплуатации человека человеком, подавление сверг­нутых эксплуататоров и установление социалистичес­кой организации общества. В Конституции указыва­лось, что первыми шагами по пути реализации этой задачи являются: национализация (социализация) зем­ли и ее недр, лесов, банков, аннулирование кабальных иностранных займов, переход основных командных высот управления народным хозяйством (в том числе заводов, фабрик и рудников общегосударственного значения, железных дорог, морского и речного транс­порта и т. д.) в руки Советской власти. Создание основ социалистической экономики большевики рассматри­вали как решающий фактор, определявший сущность Советской Конституции.

Конституция закрепила важнейшие права и сво­боды граждан России, а также их основные обязан­ности по отношению к советскому обществу и госу­дарству. Прежде всего следует отметить, что она закре­пила равноправие российских граждан независимо от расовой, национальной принадлежности и вероиспо­ведания, покончив тем самым с позорной практикой дискриминации по мотивам национальной и религи­озной принадлежности, существовавшей в царской России. И, видимо, только той спешкой, в которой за­вершалась подготовка проекта Конституции перед открытием V Всероссийского съезда Советов, можно объяснить тот факт, что в ст. 22, закреплявшей рав­ноправие граждан РСФСР, отсутствует указание на равенство прав граждан независимо от половой при­надлежности. Хотя, в ст. 64 особо подчеркивается, что право избирать и быть избранным в органы власти предоставляется гражданам обоего пола (как мужчи­нам, так и женщинам). Да и в текущем законодатель­стве подчеркивалось равенство прав женщин с муж­чинами (декреты о земле, о равной оплате за равный труд, декреты касавшиеся семейных отношений и т.д.).

Но, провозглашение юридического равноправия граждан независимо от их национальности и религи­озной принадлежности явилось только первым шагом на пути достижения фактического их равенства. Со­циалистический метод решения национального воп­роса, предложенный большевиками, предполагал пре­одоление былой отсталости ряда народов России, подъем уровня их экономического, социального и культурного развития, что возможно было, по мнению большевиков, лишь на базе мощной социалистичес­кой экономики.

Отменив ограничения прав по признакам наци­ональной и религиозной принадлежности и по при­знаку пола, Советская власть ввела такие ограниче­ния по признаку социальной принадлежности. Консти­туция провозгласила, что «власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам и их полномочному представительству — Советам рабо­чих, солдатских и крестьянских депутатов». И, сле­довательно, «в момент решительной борьбы проле­тариата с его эксплуататорами, эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти» (ст. 7).

Опыт истории показывает, что во всех революци­ях и гражданских войнах лица из числа тех социальных сил, которые выступали против революции, лишались политических, а нередко и гражданских прав, так было в годы революции в Англии в XVII в., когда «кавале­ры» (сторонники короля) были лишены права участво­вать в выборах в парламент. Поэтому полноправными гражданами по Конституции РСФСР являлись лишь трудящиеся. Нетрудовые элементы были ограничены в правах, прежде всего политических. Поскольку важ­нейшим из политических прав было право избирать и быть избранным в органы власти, то критерии ограничения в правах содержались в ст. 65 Конституции, определявшей категории населения, лишавшихся из­бирательного права. Это лица, прибегавшие к наемно­му труду с целью извлечения прибыли, жившие на нетрудовые доходы (проценты с капитала, прибыль с предприятий, поступления с имущества и т. д.)223, а также монахи и духовные лица различных религий, бывшие служащие и агенты полиции, корпуса жан­дармов и охранных отделений, члены бывшего цар­ствовавшего в России дома, лица, осужденные за ко­рыстные и порочащие преступления. Таким образом в основу лишения политических прав были положе­ны социально-экономические критерии, а не соци­альное происхождение как таковое. Это важно под­черкнуть поскольку значительное число старых спе­циалистов (инженеров, ученых, врачей, офицеров, генералов и т. д.) в том числе и выходцев из буржу­азии и даже дворянства служило в советских учреж­дениях, в Красной армии, правоохранительных уч­реждениях (даже в ВЧК) и соответственно они не лишались политических и не ограничивались в граж­данских правах.

Характерно, что в ст. 23 Конституции подчеркива­лось, что Советская власть «лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые используются ими в ущерб интересам социалистической революции». От­сюда следуют два вывода. Первый из них: лишение прав не обязательно связано с прошлой социальной принадлежностью. И второй вывод: права и свободы должны использоваться исключительно в интересах социалистической революции и социалистического строительства. Этот вывод имел принципиальное зна­чение и получил развитие в последующем советском.

Характерно, что в проекте Конституции, подготовленном двумя профессорами государственного права М.А. Рейснером и А.Г. Гойхбаргом и представленном от имени коллегии Наркомюста, к лицам, живущим на нетрудовые доходы причислялись и лица, получавшие гонорары. Эта формулировка была явно на­правлена против интеллигенции (врачей, художников, писате­лей, адвокатов), получавших за свой труд гонорары. В окончатель­ном тексте Конституции, отредактированном комиссией ЦК РКП (б) под руководством Ленина, упоминание о гонорарах было исключено.

конституционном законодательстве. Впрочем, и в ряде Конституций стран Запада тоже закреплялся сходный принцип, состоящий в том, что права и сво­боды могут использоваться лишь в интересах устра­нения злоупотреблений властью в рамках существу­ющего строя.

Комментируя ст. 23 Конституции РСФСР лидер большевиков Ленин подчеркивал, что свергнутые экс­плуататоры сами поставили себя вне советов, высту­пив с оружием против Советской власти и развязав (при поддержке иностранных интервентов) в стране гражданскую войну. «Вопрос о лишении эксплуатато­ров избирательного права, — писал Ленин, — есть чисто русский вопрос, а не вопрос о диктатуре проле­тариата вообще». В Программе РКП(б), принятой VIII съездом партии большевиков в разгар гражданской войны в 1919 г., подчеркивалось, что ограничение прав свергнутых эксплуататоров — временная мера, и со­ответственно тому, как «будет исчезать необходимость в этих временных мерах, партия будет стремиться к их сужению и к полной отмене».

Как уже говорилось выше, четкие критерии, кто пользуется правами, а кто их лишается, были разрабо­таны применительно к избирательным правам, но они практически относились ко всему комплексу полити­ческих прав, а в ряде случаев (как это будет показано далее) ограничения прав выходили за рамки только политических прав. Следует подчеркнуть, что как из­бирательное право, так и другие политические, соци­ально-экономические и личные права по Конституции РСФСР 1918 г. носили индивидуальный характер. Тем самым законодатель отверг выдвинутый на заседании Конституционной комиссии проф. М.А. Рейснером левацкий тезис о том, что в социалистическом государ­стве якобы могут быть лишь коллективные права со­юзов и ассоциаций. Характерно, что руководствуясь классовыми критериями Конституция предоставляла не только право убежища иностранцам, преследуемым по политическим и религиозным мотивам, но и тем из них, кто проживал на территории РСФСР и относился к категориям рабочих и не использовавших чужой труд крестьян.

Помимо избирательного права Конституция пред­ставляла свободу собраний, свободу выражения своих мнений в печати, свободу союзов и объединений. Но при этом оговаривалось, что все эти свободы распро­страняются именно на трудящихся. Более того, в Кон­ституции содержалось указание на материальные га­рантии этих свобод (предоставление помещений, ти­пографий, запасов бумаги и т.д.). Однако следует отметить, что, хотя политические права и свободы пре­доставлялись прежде всего рабочим и беднейшим кре­стьянам, это вовсе не означало автоматического зап­рещения пользоваться некоторыми из них другим сло­ям населения и в том числе интеллигенции.

Запрещению со стороны Советской власти подвер­глись лишь те политические партии и общественные организации, которые явились организаторами воору­женных выступлений против Советской власти или выступали с призывами к ее вооруженному сверже­нию (партии кадетов, союзы предпринимателей, союз защиты родины и свободы, различные офицерские союзы и т. д.). Отношение к партиям социалистичес­кой ориентации было иным. Формального запрета по отношению к ним не было. Методы принуждения при­менялись лишь в отношении некоторых их лидеров. Так, в связи с мятежом, организованном правыми эсе­рами в июле 1918 г. в Ярославле и ряде других горо­дов, последовал декрет об исключении лидеров правых эсеров из советов. Но в конце 1918 г. этот запрет на их деятельность в советах был снят. А против левых эсе­ров такая мера не предпринималась даже в связи с мятежом 6 июля 1918 г. Представители партий социа­листической ориентации избирались даже на Всерос­сийские съезды Советов и в местные советы вплоть до начала 20-х гг. Эти партии никто не запрещал. Они сами потеряли доверие масс и постепенно сошли с по­литической арены.

Показательно отношение к различным обществам и творческим союзам интеллигенции. Оно зависело от следующих условий: признание Советской власти и соблюдение советских законов. Общества и союзы, деятельность которых удовлетворяла этим условиям, признавались законными. Например, общество Красного Креста — после переизбрания руководства, Рус­ское театральное общество (существовавшее с 1896 г.), Русское географическое общество (возникшее еще в 1846 г.) и Русское техническое общество — после пе­ререгистрации их уставов. Более того, Советская власть не только санкционировала их уставы, но и оказало им существенную материальную помощь в их деятельно­сти на пользу народу.

Что касается социально-экономических прав, то в Конституции говорится лишь об обеспечении для тру­дящихся действительного доступа к знаниям, в связи с чем, как говорилось в Конституции, РСФСР ставит своей задачей предоставить рабочим и беднейшим крестьянам полное, всестороннее и бесплатное обра­зование.

Еще на этапе подготовки проекта Конституции в нее предлагалось включить статью о праве трудящих­ся на достойную «зажиточную» жизнь, что предпола­гало установление государственного минимума зара­ботной платы, которая давала бы возможность достой­ного существования. Однако эта статья была исключена из проекта в связи с возражениями представителя народного комиссариата финансов, который доказал конституционной комиссии, что у молодого советского государства нет средств, чтобы гарантировать практи­ческую реализацию подобной статьи, а потому ее и не целесообразно включать в текст Конституции.

Из категории личных прав и свобод в Конститу­цию вошла лишь статья, закреплявшая свободу совес­ти, что гарантировалось отделением церкви от государ­ства, школы от церкви и предоставлением гражданам свободы как исповедовать любую религию, так и не исповедовать никакой религии, а также свободы рели­гиозной и антирелигиозной пропаганды.

Характерно, что Конституция не содержала тра­диционных гарантий неприкосновенности личности, жилища и тайны переписки граждан. И это не случай­но. Исторический опыт всех революций свидетель­ствует, что свергнутые правящие классы добровольно власть не уступают и всеми средствами, в том числе и силой оружия, пытаются восстановить свое господство. В ходе начавшейся гражданской войны, когда часть граждан (классово-враждебные элементы) выступила с оружием в руках против советской власти, эта власть не могла гарантировать всем гражданам неприкосно­венности личности, жилища и тайны переписки.

Конституция закрепила и обязанности советских граждан и прежде всего всеобщую обязанность тру­диться. В Конституции говорилось, что РСФСР «при­знает труд обязанностью всех граждан трудиться и провозглашает лозунг: «Не трудящийся да не ест». Эта обязанность возлагалась на всех граждан в том числе и на нетрудовые элементы. При этом не дела­лось различия между видами труда. Важно было, что­бы он был общественно полезным. А критериями тру­доспособности являлись состояние здоровья и воз­раст.

Конституционной обязанностью всех граждан признавалась также обязанность защиты социалисти­ческого отечества, в связи с чем Конституция уста­навливала всеобщую воинскую обязанность. Но по­четное право защищать революцию с оружием в ру­ках предоставлялось лишь трудящимся. На нетрудовые элементы возлагалось исполнение иных обязанностей военной службы, не связанных с владением оружием.

В разделе «Конструкция Советской власти» зак­реплялась уже сложившаяся система органов советс­кого государственного аппарата. Пирамида Советов опиралась на сельские, поселковые и городские сове­ты, составлявшие ее основание. Именно в эти Советы низшего звена депутатов избирали непосредственно избиратели. Граждане обоего пола начиная с 18 лет, имевшие избирательное право (о критериях для обла­дания которым говорилось выше) собирались на изби­рательные собрания в городах по производственному принципу (на заводах, фабриках и учреждениях), а в сельской местности по территориальному принципу (на сельских и поселковых сходах) и избирали откры­тым голосованием депутатов местных Советов. При этом, Конституция предоставляла избирателям право отзыва своего депутата, если он (по их мнению) плохо исполнял свои депутатские обязанности. Право отзы­ва весьма существенно отличало Советскую Конститу­цию от всех предыдущих конституций буржуазных государств, по которым депутат независим от своих избирателей на весь срок своего избрания, что позво­ляет ему тотчас «забывать» о своих многочисленных популистских обещаниях, данных избирателям во вре­мя избирательной кампании. Депутаты сельских Сове­тов избирали из своей среды делегатов на волостные съезды Советов. Волостные съезды Советов избирали волостные исполнительные комитеты (исполкомы) в составе 3 — 5 человек, являвшиеся полномочными орга­нами Советской власти в волости до следующего во­лостного съезда Советов и делегатов на уездные съез­ды Советов. Своих делегатов на уездные съезды Сове­тов избирали и городские Советы небольших городов. Уездные съезды Советов избирали уездные исполко­мы, а также делегатов на губернские съезды Советов. А те в свою очередь избирали губернские исполкомы, как органы власти в губернии и делегатов на Всерос­сийские съезды Советов. Таким образом, выборы были: во-первых, не всеобщие, поскольку нетрудовые элемен­ты от участия в них отстранялись. Во-вторых, не пря­мые, а многостепенные. В-третьих, не тайные, а откры­тые. И, наконец, в-четвертых, не равные, поскольку нормы представительства были различны для рабочих и крестьян. Так Всероссийский съезд Советов избирался из представителей городских Советов по расчету 1 депу­тат на 25 тыс. избирателей, а представителей губерн­ских съездов Советов по расчету 1 депутат на 125 тыс. жителей. Так, записано в ст. 25 Конституции. Можно предположить, что применение разных и несравнимых категорий «избиратели» и «жители» — результат спеш­ки и недосмотра составителей Конституции. По суще­ству, видимо, имелись в виду тоже избиратели.

Высшим органом государственной власти по Кон­ституции являлся Всероссийский съезд Советов, кото­рый должен был созываться не реже 2-х раз в год. В промежутках между съездами высшая власть при­надлежала ВЦИК — обладавшему законодательными, распорядительными и контролирующими функциями. ВЦИК образует правительство — Совет Народных Ко­миссаров (СНК) для общего управления делами страны и руководства отдельными отраслями государственной жизни. СНК подконтролен Всероссийскому съезду Советов и ВЦИК. СНК имеет право издавать самостоятель­но декреты, имеющие силу закона, а также распоряже­ния и инструкции, обязательные для исполнения на всей территории страны, отменить которые вправе только ВЦИК. Наиболее важные декреты, имеющие крупное общеполитическое значение СНК представлял на рас­смотрение и утверждение ВЦИК. Такие декреты публи­ковались от имени ВЦИК и СНК. Члены СНК — народ­ные комиссары возглавляли народные комиссариаты — центральные органы отраслевого управления.

Конституция четко определяла предметы ведения Всероссийского съезда Советов, ВЦИК и СНК, а так­же структуру и предметы ведения местных органов Советской власти. При этом подчеркивалось, что обя­занностью местных органов является проведение в жизнь всех постановлений соответствующих высших органов Советской власти; разрешение всех вопросов, имеющих чисто местное (для данной территории) зна­чение и объединение всей советской деятельности в пределах данной территории (ст. 61 Конституции). Такое распределение компетенций между централь­ной и местной властью было нацелено на утвержде­ние в государственном управлении принципа демок­ратического централизма и преодоление проявлений местничества и сепаратизма, утверждение «вертика­ли власти». Демократический централизм выражался и в двойном подчинении отделов отраслевого управ­ления местных исполкомов, которые по горизонтали подчинялись своим исполкомам, а по вертикали одно­именным отделам вышестоящих исполкомов, а в губер­нских исполкомах по вертикали соответствующим на­родным комиссариатам.

Эта линия была последовательно проведена и в главе о бюджетном праве, где говорилось, что все го­сударственные доходы и расходы РСФСР объединяют­ся в общегосударственном бюджете, который утверж­дается ВЦИК. Причем ВЦИК определяет также, какие виды доходов и сборов входят в общегосударственный бюджет, а какие поступают в распоряжение местных Советов, а равно устанавливает пределы обложения. На удовлетворение потребностей, имеющих общегосу­дарственное значение, средства должны предоставляться местным властям из государственного бюджета по сметам соответствующих наркоматов, но эти сред­ства расходуются местными властями только по пря­мому назначению и не могут быть истрачены на дру­гие нужды. Конституция предусматривала (ст. 86) даже утверждение ВЦИКом и СНК местных бюджетов гу­берний и областей. Последний шестой раздел Консти­туции был посвящен государственной символике; ут­верждал государственный герб и флаг РСФСР. Харак­терно, что в первоначальном рисунке герба РСФСР помимо скрещенных серпа и молота как символов мирного созидательного труда рабочих и крестьян был изображен меч. Когда этот рисунок был показан Лени­ну, он заявил: «...зачем же меч? — Завоевания нам не нужны. Завоевательная политика нам совершенно чуж­да; мы не нападаем, а отбиваемся от внутренних и внешних врагов; война наша оборонительная, и меч — не наша эмблема». Меч был исключен из рисунка го­сударственного герба.

Принятие Советской Конституции 1918 г. имело колоссальное значение — это была первая в мире Конституция, закрепившая завоевания социалистичес­кой революции. Она явилась юридической базой ста­новления советской правовой системы. Характерной ее чертой явилось то, что ее содержание полностью соответствовало реальной действительности. Но вмес­те с тем в ней четко была сформулирована программа дальнейшего построения социалистического общества и государства.

Возникновение и развитие советского права в период октябрьской революции и гражданской войны о 1017-1920 годы

§ 1. возникновение советского права и его источники

Победа Октябрьской революции и создание Рес­публики Советов как одной из форм диктатуры проле­тариата по мысли большевиков направлена была на разрушение старого буржуазного правопорядка и фор­мирование нового советского правопорядка.

Лидеры взявшей власть в свои руки партии боль­шевиков исходили из представления о праве как ору­дии классовой политики. Они считали, что каждый класс, приходящий к власти и устанавливающий свою диктатуру, проводит свои требования в виде общеобя­зательных законов и добивается их претворения в жизнь, опираясь на мощь государственного аппарата. Такие представления о праве, сформулированные в программных документах большевистской партии, были разработаны задолго до Октября 1917. Еще в XIX в. Ф. Энгельс писал, что «требования интересов какого-либо класса могут быть осуществлены только путем за­воевания этим классом политической власти, после чего он придает своим притязаниям всеобщую силу в форме законов»224.

Отсюда и содержание законов определяется гос­подствующим классом исходя из интересов укрепле­ния его руководящего положения в обществе, прове­дения в жизнь программы преобразований, соответ­ствующих его классовым целям, а вовсе несоображениями какой-либо абстрактной «справедли­вости».

Указанные взгляды большевиков на право и его роль были сформулированы на основе обобщения ис­торического опыта европейских буржуазных револю­ций и особенно самой радикальной из них Великой Французской революции конца XVIII в. Ведь именно в ходе этой революции наиболее решительно была раз­рушено и отброшено старое феодальное право, закреп­лявшее сословную структуру общества и сословные при­вилегии и ограничения, а также феодальную собствен­ность и феодальные повинности, что, конечно с позиции дворян-собственников феодальных землевладений было величайшей «несправедливостью», а сточки зре­ния французских крестьян, получивших эту землю из рук революционной якобинской диктатуры, наоборот, величайшей «справедливостью».

Таким образом, исторический опыт подтверждает, что каждый новый класс, приходящий к власти, не может себя связывать законами свергнутых классов, и слова лидера большевиков В. Ленина о том, что «дик­татура есть власть, опирающаяся на насилие, не свя­занное никакими законами»225 вовсе не означает, что в условиях пролетарской диктатуры не должно быть законов и законности, а лишь произвол и анархия. Это значит, что власть не связана какими-либо законами, исходящими не от самого господствующего класса. Наоборот, именно господствующий класс диктует за­коны и, по мере формирования своего государствен­ного аппарата, судов, правоохранительных органов и установления контроля за территорией и населением страны, добивается их претворения в жизнь.

Советское право явилось мощным орудием рево­люционного преобразования общества, рычагом реа­лизации основной цели социалистической революции. Ее суть сводилась к тому, чтобы создать социальный строй, который бы обеспечивал всем членам общества возможность удовлетворять свои потребности, имею­щимися у общества материальными благами, благами культуры и цивилизации. А потому, в соответствии с социалистической концепцией прав и свобод именно социально-экономические права составляют реальный фундамент политических и личных прав. В самом деле, человеку надо, прежде всего, быть уверенным в том, что он не окажется без средств к существованию, бу­дет иметь работу с оплатой, обеспечивающей достой­ную жизнь, иметь крышу над головой, гарантирован­ную охрану здоровья, бесплатное образование и т. д. Для того чтобы иметь средства на решение указанных выше

224 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21, с. 515.

социальных проблем большевики считали необ­ходимым превратить основные средства производства в общенародное достояние, то есть национализировать землю и ее недра (добычу полезных ископаемых), бан­ки, крупную промышленность, внешнюю торговлю, железные дороги, торговый флот, средства связи и т. д. Национализация рассматривалась как средство для устранения чрезмерной поляризации общества — кон­центрации невиданного богатства и роскоши в руках узкого слоя финансово-промышленной элиты и тесно связанной с ней высшей бюрократии и относительно­го обнищания широких масс трудящихся. Национали­зация основных средств производства и государствен­ное регулирование экономики призваны были по мыс­ли большевиков, перераспределить доходы от производства от частного паразитического потребле­ния социальных верхов на обеспечение социальных программ в интересах основной массы трудового на­селения страны.

Реализация столь грандиозной программы была рассчитана на долгосрочную перспективу. Ближайшей задачей являлось конституционно-правовое закрепле­ние становления советского государства.

В первых правовых актах Советской власти — в обращении II Всероссийского съезда Советов «Рабо­чим, солдатам и крестьянам», «О полноте власти Сове­тов», в «Декларации прав трудящегося и эксплуатиру­емого народа» — документе конституционного значе­ния, принятом III Всероссийским съездом Советов, законодательно провозглашалось принципиальное по­ложение, что вся государственная власть целиком и исключительно принадлежит трудящимся города и деревни в лице их полномочных органов — Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Соот­ветственно за трудящимися закреплялось право изби­рать и быть избранными в Советы. Основные положе­ния первых декретов Советской власти затем были развиты и конкретизированы в первой Советской Кон­ституции — Конституции РСФСР 1918 года, принятой V Всероссийским съездом Советов 10 июля 1918 г.

В Конституции была сформулирована основная за­дача Советского государства — уничтожение всякой эксплуатации человека человеком, подавление свергну­тых эксплуататоров и установление социалистической организации общества. В Конституции указывалось, что первыми шагами на пути реализации этой задачи явля­ются: национализация (социализация) земли и ее недр, лесов, банков, аннулирование кабальных иностранных займов, переход основных командных высот управле­ния народным хозяйством (в том числе заводов, фабрик и рудников общегосударственного значения, железных дорог, морского и речного транспорта и т. д.) в руки Советской власти. Создание основ социалистической экономики большевики рассматривали как решающий фактор, определявший сущность Советской Конститу­ции. Следовательно, возникавшее советское право, юридической базой которого являлась Конституция РСФСР 1918 г. закрепила смену господствующего клас­са, каковым теперь стал рабочий класс в союзе с тру­дящимся крестьянством, что и получило отражение и в системе органов власти, и в порядке их формирования (избирательной системе), и в правовом статусе граж­дан. Конституция закрепила также важнейший резуль­тат любой революции и социалистической в том чис­ле — передел собственности и изменение ее форм, что нашло отражение во всей системе нового права. Все это означало принципиальный разрыв советского права со старым дореволюционным правом. Этот разрыв спра­ведливо подчеркивался во всей научной и учебной историко-правовой литературе. Однако, при всей револю­ционности нового права оно не могло возникнуть на абсолютно пустом месте, игнорируя многовековую ис­торию права, накопленный человеческой цивилизаци­ей уровень как общей, так и, особенно, правовой юри­дической культуры, юридической техники.

Таким образом, говоря о принципиальном разры­ве со старым правом, следует напомнить и о проблеме преемственности советского права с предшествующи­ми правовыми системами, использовании, накоплен­ного человечеством опыта и правовой культуры. Но этот вопрос целесообразнее рассмотреть в заключение, опираясь на уже изложенный фактический материал.

Основным источником возникавшего советского права являлись законодательные акты, именовавшие­ся тогда «декретами» (по аналогии с декретами рево­люционного конвента во времена Великой Французс­кой революции).

Это объяснялось, во-первых, тем, что только путем издания декретов и возможно было проведение в жизнь программы революционного преобразования общественных отношений и формирования основ прин­ципиально нового социалистического строя. Во-вторых, имела место и историческая преемственность. Ведь и дореволюционное российское право относилось к романо-германской («континентальной») правовой семье, где законодательный акт являлся основным источни­ком права.

Важнейшую роль играли законодательные акты Всероссийских съездов Советов, имевшие конституци­онное значение, такие как декреты «О мире» и «О зем­ле», «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемо­го народа», «О федеральных учреждениях Российской Республики». Особенно велика была роль Конституции РСФСР 1918г., закрепившая конституционные принци­пы построения советского государства, структуру госу­дарственного аппарата и порядок его функционирова­ния, правовой статус советских граждан, их права и обязанности. Первая советская Конституция — Консти­туция РСФСР 1918 г. явилась правовой базой всей формировавшейся системы советского права.

Первые годы после октября 1917 г. декреты, имев­шие общегосударственное значение, кроме Всероссийс­ких съездов Советов издавали также ВЦИК, Совнарком и даже народные комиссариаты. Так, к примеру, декрет «О рабочей милиции» от 27 октября (10 ноября) 1917 г. издал НКВД, а «Руководящие начала по уголовному пра­ву» от 12 декабря 1919 г. изданы наркоматом юстиции.

Всероссийское законодательство дополнялось за­конодательством местных советов. Советы всех уров­ней составляли единую пирамиду Советов и являлись полновластными органами пролетарской диктатуры на местах, соответственно и их акты имели силу законов на подведомственной территории. Поскольку Всерос­сийское законодательство не поспевало за ходом жиз­ни и носило фрагментарный характер, то местное за­конотворчество восполняло пробелы в праве и решало возникавшие на практике неурегулированные всерос­сийским законодательством вопросы.

Создавая новую советскую систему права, принци­пиально отличавшуюся от старого буржуазного права, советская власть не могла сохранить в целом всю сис­тему дореволюционного права. Отсюда и необходимость ее слома. Но это вовсе не означает, что отдельные нор­мы дореволюционного права, особенно те, которые от­ражали общесоциальные задачи, без решения которых не может существовать никакое человеческое сообщество (не убий, не укради и т. д.), а также нормы технического характера не могут быть использованы и новой властью. Этим и объясняется, что в декрете «О суде» № 1 говори­лось о возможности для судов временно, впредь до из­дания соответствующих советских законов, руководство­ваться законами свергнутых правительств, но лишь постольку, поскольку они не противоречили декретам Советской власти, революционной совести и револю­ционному правосознанию, а также программам минимум партий большевиков и левых эсеров (поскольку на момент издания декрета «О суде» №1 советское прави­тельство было двухпартийным). К лету 1918 г. ссылка на законы «свергнутых правительств» были запрещены. Но «революционным правосознанием» как суды, так и орга­ны государственного аппарата руководствовались в слу­чае отсутствия соответствующих законодательных норм на всем протяжении гражданской войны, вплоть до коди­фикации советского права в первой половине 1920-х гг., когда в основном завершилось формирование системы советского законодательства. Основным ориентиром, определившим параметры революционного правосозна­ния, являлись Конституция РСФСР и декреты Советс­кой власти.

Характерной особенностью законотворческого процесса являлось участие в нем широких масс трудя­щихся и их общественных организаций. Так в подго­товке Положения о рабочем контроле, Положения о ВСНХ и других аналогичных актов активно участвова­ли профсоюзы и иные общественные организации и даже представители предпринимателей. В основу дек­ретов «Об уравнении в правах всех военнослужащих» от 16 декабря 1917 г. и «О выборном начале в армии» были положены проекты, выработанные Общеармей­ским комитетом при Ставке. Затем эти проекты были обсуждены и одобрены Общеармейским съездом. Дек­рет «О национализации торгового флота» согласовы­вался с ЦК Всероссийского союза речников и моряков торгового флота.

Аналогичная практика привлечения профсоюзов и иных общественных организаций трудящихся к подго­товке и обсуждению проектов нормативных актов по­лучила распространение и на уровне местных советов. Насколько велик был размах местного правотворчества свидетельствует тот факт, что даже на уровне отдель­ных сел и деревень на сельских сходах разрабатыва­лись различные местные законопроекты, а нередко они и рассматривались в качестве источников права на местном уровне. Об этом красноречиво говорят доку­менты, собранные в сборниках «Материалы НКЮ», публиковавшиеся в первые годы после революции. Вот примеры: в селе Чиняты Змеиногорского уезда граж­дане на сельском сходе разработали и утвердили Уло­жение о наказаниях за грабеж, кражи, порчу имуще­ства и даже за нарушение общественной тишины и спокойствия. В наказе граждан ряда сельских сходов Камышевскому народному суду говорилось о более чем 50 видах уголовных преступлений с мерами наказаний в виде денежных штрафов и лишения свободы. Эти факты показывают демократизм советского правотвор­ческого процесса, участие в нем самых широких масс народа, что способствовало тому, что в законодатель­стве советской власти получали свое отражение инте­ресы и нужды трудящихся.

Однако столь широкий размах местного правотвор­чества имел и другую сторону. Многие местные органы Советской власти не всегда правильно понимая лозунг полновластия Советов, проявляли элементы местничества и сепаратизма и издавали акты, которые подчас не только далеко выходили за рамки их компе­тенции, установленной Конституцией РСФСР 1918 г., но и противоречили актам центральной власти. Это объяснялось как отсутствием опыта функционирования Советского государственного аппарата, который созда­вался впервые в мире, так и сепаратистскими настро­ениями многих работников на местах.

Правящей партии большевиков и органам цент­ральной Советской власти приходилось вести упорную борьбу против сепаратизма, за внедрение в работу местных органов Советской власти, и соответственно, в процесс законотворчества принципа демократичес­кого централизма. Существенную роль в этом сыграло Постановление Чрезвычайного VI Всероссийского съезда Советов «О точном соблюдении Законов», в котором предписывалось всем органам и должностным лицам, а также и гражданам точно и неуклонно соблю­дать постановления, положения и распоряжения, из­даваемые центральной советской властью. Меры, от­ступающие от законов центральных органов РСФСР или выходящие за их пределы, допускались лишь в том случае, если они были вызваны экстренными услови­ями гражданской войны с контрреволюцией. Но в этих случаях требовалось немедленное сообщение о подоб­ных мерах в Совет Народных Комиссаров, с копией для заинтересованных центральных ведомств, с объяс­нением причин таких действий и лиц, ответственных за принятие подобных мер.

В дальнейшем был упорядочен и процесс нор­мотворчества в Центральных органах советской вла­сти. Постановлением «О советском строительстве» VIII Всероссийского съезда Советов от 29 декабря 1920 г. устанавливалось, что законодательные акты, имеющие общегосударственное значение, имеют право издавать лишь Всероссийские съезды Советов, ВЦИК, его Пре­зидиум и СНК.

Более точно была разграничена законодательная компетенция ВЦИК и СНК. Декреты, касающиеся ус­тановления общих норм политической и экономической жизни, а также вносящие коренные изменения в существующую практику государственных органов, обязательно рассматриваются и утверждаются ВЦИК, причем законопроекты такого рода публикуются и рассылаются местным органам Советской власти для предварительного обсуждения и выявления их мнения не позднее, чем за две недели до обсуждения соответ­ствующего законопроекта и его утверждения ВЦИК. Такой порядок позволял законодателю учитывать мне­ния и интересы местных органов власти и населения. Совет Народных Комиссаров издавал декреты обще­государственного характера по вопросам не терпящим отлагательства, а также по военным и иностранным делам и делам, влекущим обязательства для РСФСР. Причем Президиуму ВЦИК представлялось право от­менять постановления СНК с представлением соответ­ствующего доклада на ближайшей сессии ВЦИК.

Устанавливался более эффективный порядок кон­троля за законотворческой деятельностью местных органов советской власти. Так, акты местных съездов Советов могли быть отменены лишь вышестоящими съездами, их исполкомами, ВЦИК и его Президиумом, а постановления местных исполкомов, также и СНК.

Таким образом, уточнялось понятие декрета как источника права, а также разграничивались законода­тельные акты как источники права общегосударствен­ного и местного уровня. Вместе с тем в связи с фраг­ментарностью советского законодательства и наличи­ем существенных пробелов в праве роль источника права играло революционное правосознание.

§ 2. Проблема равноправия граждан

Одной из важнейших своих задач Советская власть считала ликвидацию таких пережитков феодально-крепостнических порядков, как сословные и религиоз­ные привилегии и ограничения прав, национальное угнетение и бесправие женщин.

В России вплоть до Октябрьской революции 1917 г. все подданные империи делились на четыре сословия: дворянство, духовенство, городское сословие (мещане) и крестьянство. Дворянство, духовенство и верхний слой городского населения (купечество и так называ­емые «почетный граждане» — буржуазия и буржуаз­ная интеллигенция) имели ряд сословных привилегий, в частности право свободного передвижения по стра­не и выбора места жительства, свободного выезда за границу и возвращения обратно, а дворянство — так­же получения высших орденов империи. Они имели также свои сословные учреждения — дворянские со­брания, игравшие существенную роль в местном уп­равлении, дворянские и купеческие клубы, банки, уч­реждения опеки и т. д. Крестьянство и низшие слои мещанства были ограничены в ряде своих прав (права передвижения и выбора места жительства, выезда за границу и т. д.). Для царской бюрократии были введе­ны военные и гражданские чины, разделенные на 14 классов, дававшие их обладателям немалые привиле­гии. Верхушка бюрократии, армейский генералитет сплошь состояли из дворянства. Тем более, что получе­ние чина полковника в армии, капитана 1-го ранга на флоте и действительного статского советника в граж­данской службе давало право для недворян на вступ­ление в дворянское сословие. Сословный характер государственного аппарата и офицерского корпуса подчеркивался и сугубо сословной наградной системой и обращением солдат к офицерам и людей из низших сословий к чиновникам: «ваше благородие» к младшим офицерам и чиновникам до VII класса, «ваше высоко­благородие» к старшим офицерам и чиновникам VI класса и «ваше превосходительство» к генералам и чиновникам от IV класса и выше.

К привилегиям и ограничениям прав по сословно­му признаку добавлялись привилегии по националь­ному и религиозному признакам. Россия — государство многонациональное. В нем проживало более ста наций, народностей и этнических групп. Причем русские составляли лишь 43,3 % всего населения. Большинство народов, входивших в Российскую Империю, были в той или иной мере ограничены в политических и граж­данских правах. Государственным языком признавал­ся только русский язык. Родными языками было зап­рещено пользоваться в государственных учреждениях, суде, учебных заведениях. Привилегии и ограниче­ния прав по национальному признаку тесно перепле­тались с ограничениями прав по религиозному при­знаку.

Православная религия являлась государственной. Официальным главой православной церкви, согласно Основным законам Российской империи 1906 г., был царь. Именно он своими указами утверждал в должно­сти членов высшего органа церковного управления — Святейшего правительствующего синода. И от его имени работу Синода контролировал назначенный императором обер-прокурор. Для других христианских религий (католической, протестантской и т. д.), а также иных религий (иудейской, мусульманской, буддийской и т. д.) существовали различные (причем для каждой свои) ограничения прав. Для иудейской, к примеру, «черта оседлости» (по реке Днепр, к востоку от кото­рой запрещалось селиться за исключением лиц неко­торых профессий), запрет на приобретение земли в соб­ственность, квоты для поступления в высшие учебные заведения, на государственную службу и т. д. Причем ограничениям прав по религиозному признаку прида­валось такое значение, что в паспортах и иных личных документах фиксировалась не национальная (этничес­кая) принадлежность подданных, а их вероисповеда­ние. При переходе иноверца в православие все пере­численные выше ограничения прав отпадали. Исклю­чением были «бродячие инородцы» (кочевники), где критерием для ограничения прав была не религиоз­ная или этническая принадлежность, а «бродячий» (кочевой) образ жизни. Фиксировалась в паспортах также сословная принадлежность (точнее сами пас­порта для лиц привилегированных сословий были иными).

Церковь осуществляла также ряд государственных функций, имевших непосредственное отношение к правам и обязанностям российских подданных. Так, приходские священники вели книги актов гражданс­кого состояния, то есть не только проводили религиоз­ные церемонии, но и регистрировали рождения, бра­ки, смерти. Именно в архивах приходских церквей хранились документы, имевшие важнейшее значение для гражданского, наследственного права. Брачно-семейные споры, в том числе разводы регламентирова­лись церковными правилами и рассматривались не государственными, а церковными судами (епархиаль­ными консисториями). Вся сфера просвещения конт­ролировалась церковью. Это означало, что во всех учебных заведениях, в том числе средних и высших, обязательно изучался «закон божий». А «законоучите­ли» — священники входили в состав ученых советов. Церковь контролировала содержание учебных про­грамм и учебников. Для чиновников и военнослужащих обязательна была религиозная присяга. При поступ­лении на учебу, на государственную службу, бракосо­четании, получении паспорта, следующего чина, орде­на обязательным было предоставление справки об ис­поведи от приходского священника. В случае, если на исповеди священник узнает о совершенном или гото­вящемся государственном преступлении, он обязан был в нарушение тайны исповеди сообщить об этом в жан­дармское управление. Таким образом, справка об ис­поведи являлась своеобразным свидетельством о по­литической благонадежности.

Осуществление церковью указанных выше госу­дарственных функций ставило в зависимость от нее всех подданных империи, формально причисленных к православию независимо от степени их религиознос­ти (понятия «атеист» в законе не предусматривалось) и, в том числе, использование ими своих политических и гражданских прав.

Требовала решения и проблема бесправия жен­щин. По дореволюционному Российскому праву жен­щина вообще не рассматривалась как самостоятельная личность. Ее социальный статус определялся по отцу или мужу (дочь чиновника такого-то, или жена купца такого-то). Поэтому замужняя женщина вписывалась в паспорт мужа и должна была за ним следовать. Он определял место жительства семьи, распоряжался семейным имуществом, даже в случае раздельного имущественного режима в браке, жена без согласия мужа не могла отчуждать лично ей принадлежащего имущества или принять от кого-либо наследство. Муж определял судьбу детей и при разводе по закону они оставались с отцом. В случае раздельного проживания супругов (даже кратковременного) для жены требовал­ся от полиции отдельный вид на жительство, выдавав­шийся с письменного согласия мужа, которое могло быть им в любой момент аннулировано. В этом случае жена обязана была немедленно вернуться в дом мужа. А при отказе сделать это добровольно, могла быть пре­провождена в дом мужа полицией принудительно.

В сельской общине земельный пай полагался лишь на мужчин, а женщинам был не положен. Поступить на работу женщина могла лишь с согласия мужа, а ее зарплата была значительно ниже зарплаты мужчин на такой же труд.

Характерно, что в годы I мировой войны разреше­но было принимать женщин на работу в госаппарат, но только на канцелярскую работу и на должности не выше восьмого класса, но без права присвоения класс­ных чинов и награждения орденами и медалями за выслугу лет, положенных чиновникам — мужчинам.

Еще более трудным и унизительным была положе­ние женщин восточных регионов империи. Шариат и адаты (обычное право) узаконивали многоженство, куплю и продажу невест (калым), выдачу замуж мало­летних и т. д. Обычай затворничества отгораживал от внешнего мира мусульманку.

Не следует думать, что российское законодатель­ство, определившее правовой статус женщин, было уникальным. Ограничения гражданских и семейных прав женщин были в той или иной степени присущи всем европейским странам, не говоря уж о странах Востока. Многие из подобных ограничений действуют в ряде стран и в настоящее время.

После Февральской революции 1917 г. буржуаз­ное Временное правительство предприняло ряд роб­ких и нерешительных попыток отменить привилегии и ограничения прав по сословным, национальным и религиозным признакам. Так, в «обращении к гражда­нам» от 7 марта 1917 г. и в постановлении «О свободе совести» от 14 июля 1917 г. провозглашалась отмена национальных и религиозных ограничений. Но эта мера практически осталась на бумаге, поскольку за церковью по-прежнему осталось исполнение государственных функций. В августе 1917 г. министерство юстиции подготовило проект постановления об отмене гражданских чинов и связанных с ними привилегий, но Временное правительство так и не решилось его утвердить. Практически было лишь отменено титулова­ние офицеров и чиновников («ваше благородие» и т. д.). Единственным реальным достижением можно считать разработанное Юридической комиссией положение «О выборах в Учредительное собрание», которое установи­ло всеобщее, равное, прямое избирательное право при тайном голосовании. По этому «Положению» избира­тельным правом наделялись и женщины. Правда, в данном случае члены Юридической комиссии последо­вали той практике, которая уже сложилась в России после Февраля явочным порядком на выборах в Советы рабочих и солдатских депутатов, где женщины-работ­ницы голосовали на равных основаниях с мужчинами. Участие в выборах женщин было закреплено в решени­ях Всероссийского совещания Советов в апреле 1917 г. С формально-юридической точки зрения именно в ука­занном «Положении» женщины впервые официально получили право голоса. Таким образом, Россия оказа­лась первой страной, наделившей женщин избиратель­ным правом. Во Франции и Германии женщины полу­чили избирательное право в 1919 г., в Великобритании в 1918 г., но лишь начиная с 30-летнего возраста и за­мужние. А все остальные совершеннолетние женщины лишь в 1928 г. В США женщины стали участвовать в выборах с 1920 г.

Однако, хотя женщины и получили избирательное право, все другие ограничения в области их граждан­ских и семейных прав сохранились.

Советская власть с первых дней своего существо­вания взяла решительный курс на ликвидацию приви­легий и ограничений прав граждан по признакам со­словной, национальной, религиозной принадлежности и по признакам пола. Уже декретом ВЦИК и СНК «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» от 10 но­ября 1917 г. аннулировались все юридические нормы, действовавшие ранее в России и закреплявшие право­вое неравенство людей; отменялись бывшие сословия, гражданские чины и связанные с ними привилегии, а также сословные (дворянские и купеческие) организа­ции и учреждения. Для всего населения устанавлива­лось одно общее наименование — граждане Российс­кой республики.

В «Декларации прав народов России» от 2 ноября 1917 г. Советское правительство провозгласило отме­ну национальных и религиозных привилегий и огра­ничений и тем самым утвердило принцип равнопра­вия граждан независимо от их расовой, национальной и религиозной принадлежности. Но гарантией подлин­ного равноправия независимо от религиозной принад­лежности должно было стать лишение церкви государ­ственных функций, прежде всего, в такой важнейшей сфере, касавшейся непосредственно гражданских и семейных прав граждан как ведение книг актов граж­данского состояния. 18 декабря 1917 г. был опублико­ван декрет СНК «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов гражданского состояния», в кото­ром говорилось: «Российская Республика впредь при­знает лишь гражданские браки». Далее декрет гласил: «церковный брак наряду с обязательным гражданским, является частным делом брачащихся». Лишение церк­ви всех государственных функций было завершено декретом СНК от 20 января (2 февраля) 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». В декрете устанавливалась свобода каждого граждани­на исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, т. е. быть атеистом. Декрет запрещал указы­вать в официальных актах, в том числе и в личных документах граждан (паспортах и т. д.) их религиозную принадлежность. Церковь лишалась всех государ­ственных функций. «Действия государственных и иных публично-правовых установлений, — говорилось в дек­рете, — не сопровождаются никакими религиозными обрядами и церемониями». Упразднялась также рели­гиозная присяга. Поскольку школа отделялась от цер­кви, то церковь лишалась и права контроля за содер­жанием учебных дисциплин, права церковной цензу­ры. Прекращалась также преподавания религиозных вероучений во всех учебных заведениях.

Все церковные и религиозные учреждения подчи­нялись положениям об обществах и союзах, лишались привилегий и государственного финансирования. По­скольку церковь представляла собой фактически от­расль государственного управления, то она финанси­ровалась государством и церковная иерархия получа­ла оклады содержания. Так, сельский приходский священник получал в среднем 170 руб. в месяц. Для сравнения напомним, что сельский учитель получал всего 25 — 30 руб. в месяц. Полицейские надзиратели и другие низшие полицейские чины от 60 до 90 руб. Млад­шие офицеры (до командира роты) от 75 до 120 руб. Высшие церковные иерархи получали огромные окла­ды, превышающие оклады министров, губернаторов и командующих армиями. Так петербургский митропо­лит получал 21,5 тыс. руб. в месяц. Имущество церкви объявлялось всенародным достоянием (национализи­ровалось). Однако органы власти обязаны были пере­давать в бесплатное владение общинам верующих молитвенные здания и предметы культа, необходимые для богослужения. Церковные и религиозные учреж­дения не могли применять по отношению к верующим меры принуждения.

Отделение церкви от государства превратило ее из отрасли государственного управления, каковой она была при царизме и даже при Временном правитель­стве, когда ею управлял чиновник (обер-прокурор Святейшего Синода), в самоуправляющееся религиоз­ное объединение. Именно в условиях революции пос­ле двухсотлетнего синодального управления впервые собрался выборный орган церковного управления православной церкви — поместный собор, который избрал главу православной церкви — патриарха.

Одновременно с упразднением сословий и анну­лированием правового неравенства по национальному и религиозному признакам шел процесс ликвидации правового неравенства женщин. Уже декрет «О зем­ле» установил право пользования землей независимо от пола, то есть тем самым узаконил выделение земель­ного пая в общинах не только на мужчин (как это было раньше), но и на женщин. Декрет о равной оплате за равный труд установил нормы оплаты женского труда такие же, как и за труд мужчин. Тем самым права женщин были в основном уравнены с правами мужчин в производственной сфере. Декреты «О разводе», «О браке, детях и ведении книг актов гражданского состояния» в основных чертах уравняли права женщин с правами мужчин в брачно-семейной сфере. Оконча­тельно равенство прав женщин с мужчинами было закреплено в первых советских кодексах — Трудовом кодексе и Кодексе законов об актах гражданского со­стояния, брачном, семейном и опекунском праве, при­нятых в 1918 г., о чем более подробно будет сказано далее в главах, посвященных конкретным отраслям права.

Отменив ограничения прав по признакам бывшей сословной, национальной и религиозной принадлежно­сти и по признакам пола, советская власть ввела такие ограничения по признаку социальной принадлежнос­ти. Эти ограничения впервые были провозглашены в «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», а затем подтверждены в Конституции РСФСР 1918 г. В конституции подчеркивалось, что «власть дол­жна принадлежать целиком и исключительно трудя­щимся массам и их полномочному представительству — Советам рабочих, солдатских и крестьянских депута­тов». И, следовательно, «эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти» (ст. 7).

Опыт истории показывает, что во всех революци­ях, контрреволюциях и гражданских войнах лица из числа тех социальных сил, которые выступали против революции (или, наоборот, против победившей контр­революции), лишались политических, а нередко и граж­данских прав. Так было в годы революции XVII в. в Англии, когда «кавалеры» (сторонники короля) лиша­лись не только права участвовать в выборах в парла­мент, но и своей собственности. И, наоборот, когда после реставрации монархии в 1660 г. волна репрес­сий, конфискаций имущества и ограничений прав об­рушилась на бывших участников революции. Так было во времена Великой Французской революции, когда политических и гражданских прав были лишены «ари­стократы» и духовенство, отказавшееся присягать на верность республике. А после реставрации Бурбонов, наоборот, ограничениям прав и репрессиям подверг­лись участники революции. Так же было и во времена гражданской войны в США в 60 —70-е гг. XIX в. Дос­таточно вспомнить XIV поправку к Конституции США, где в п. 3 говорилось, что ни одно лицо не может зани­мать должность гражданскую или военную, если оно «участвовало в мятеже или восстании против Соеди­ненных Штатов либо оказывало поддержку их врагам». Не стала исключением и русская революция. Поэтому полноправными гражданами по Конституции РСФСР являлись лишь трудящиеся. Нетрудовые элементы были ограничены в правах, прежде всего политичес­ких. Поскольку важнейшим из политических прав было право избирать и быть избранным в органы власти, то критерии ограничения в правах содержались в ст. 65 Конституции, определявшей категории населения, лишавшихся избирательных прав. Это лица, прибегав­шие к наемному труду с целью извлечения прибыли, жившие на нетрудовые доходы (проценты с капитала, прибыль с предприятий, поступления с имущества и т. д.), а также монахи и духовные лица различных ре­лигий, бывшие служащие и агенты полиции, корпуса жандармов и охранных отделений, члены бывшего царствовавшего в России дома, лица, осужденные за корыстные и порочащие преступления. Таким образом, в основу лишения политических прав были положены социально-экономические и моральные критерии, а не только социальное происхождение как таковое. Это важно подчеркнуть поскольку значительное число ста­рых специалистов (инженеров, ученых, врачей, офи­церов, генералов и т.д.), в том числе и выходцев из буржуазии и дворянства, служило в советских учреж­дениях, в Красной армии, правоохранительных учреж­дениях, даже в ВЧК. В этой связи можно напомнить, что сам глава Советского правительства В.И. Ленин, нарком иностранных дел Г.В. Чичерин, нарком госу­дарственного призрения A.M. Коллонтай были потом­ственными дворянами. Соответственно, выходцы из буржуазии и дворянства, служившие советской власти не лишались политических прав, и не ограничивались в гражданских правах. В этой связи следует подчерк­нуть, что в соответствие ст. 23 Конституции Советская власть «лишает отдельных лиц и отдельные группы лиц прав, которые они используют в ущерб интересам социалистической революции». Отсюда вытекают два вывода. Первый из них: лишение прав не обязатель­но связано с прошлой социальной принадлежностью. И, второй вывод: права и свободы должны использо­ваться в интересах социалистической революции и со­циалистического строительства. Этот вывод имел прин­ципиальное значение и повлек развитие в последую­щем законодательстве, особенно конституционном. Впрочем и в ряде конституций Запада тоже закреплял­ся сходный принцип, состоявший в том, что права граждан могут использоваться лишь в интересах уст­ранения злоупотреблений в рамках существующего строя. В этой связи достаточно вспомнить текст I по­правки к Конституции США, в которой говорится о праве граждан собираться мирно и без оружия, но лишь для обращения к правительству с петициями об устра­нении злоупотреблений. Иными словами, цель подоб­ных собраний — прекращение злоупотреблений и ук­репление таким образом существующего строя. Толь­ко в 1969 г. Верховный суд США расширительно истолковал эту норму Конституции и предоставил гражданам право выражать на такого рода собраниях свободно свои взгляды, за исключением призывов к об­щественным беспорядкам, совершению уголовных пре­ступлений и призывов к насильственному свержению существующего строя.

Комментируя ст. 23 Конституции РСФСР 1918 г. глава Советского правительства В.И. Ленин подчерки­вал, что свергнутые эксплуататоры сами поставили себя вне Советов, выступив с оружием в руках про­тив Советской власти и развязав (при поддержке иностранных интервентов) в стране гражданскую войну. «Вопрос о лишении эксплуататоров избира­тельного права, — писал Ленин, — есть чисто рус­ский вопрос, а не вопрос о диктатуре пролетариата вообще». В Программе РКП{6), принятой VIII съездом партии большевиков в разгар гражданской войны в 1919 г., говорилось, что ограничение прав свергнутых эксплуататоров — временная мера, и соответственно тому, как «будет исчезать необходимость в этих вре­менных мерах, партия будет стремиться к их сужению и полной отмене».

Как уже говорилось выше, четкие критерии, кто пользуется правами в полном объеме, а кто их лишается, были разработаны применительно к избирательно­му праву, но они практически относились ко всему комплексу политических прав, а в ряде случаев (как это будет подробнее показано далее) выходили за рам­ки только политических прав. Особенно это относилось к гражданскому, земельному, уголовному праву.

§ 3. Гражданская война в России, ее особенности и влияние на развитие права

Советское право (особенно со второй половины 1918 г. и до начала 1921 г.) развивалось под знаком развернувшейся в стране ожесточенной гражданской войны. Отдельные ее вспышки начались уже с Октяб­ря 1917 г.

Лидеры российской контрреволюции, а также; контрреволюционно настроенная часть старого офицер­ского корпуса и генералитета первоначально делали ставку на казачьи мятежи против Советской власти. Казачьей верхушке, спекулируя на сословных предрассудках, удалось вовлечь в ряды мятежников значительную массу казаков и захватить большую территорию на Дону и Северном Кавказе, что способствовало вторже­нию на Дон немецких войск. Однако, казачьи мятежи носили в основном локальный характер и не могли пред­ставлять смертельной опасности для Советской власти.

Полномасштабная гражданская война в стране началась лишь с мая-июня 1918 г. с мятежа чехосло­вацкого корпуса. Именно вмешательство иностранных войск явилось сигналом к ее началу. И в этом состоит ее главная особенность. Для того, чтобы современному читателю была понятна истинная суть дела, поскольку в нынешней учебной (и не только в учебной) историко-правовой и исторической литературе о многих фактах умалчивается, следует эти факты напомнить.