РЕФЕРАТ
ПРИРОДА ПАНИКИ
Выполнил:
Студент 3 курса
Агафистов А. А.
Природа паники и агорафобии
Приступы паники представляют собой отдельные эпизоды сильного волнения или страха, сопровождающиеся характерными физическими и когнитивными симптомами. Приступ паники отличается внезапным началом и небольшой продолжительностью в отличие от постепенно развивающегося тревожного возбуждения. Приступы паники при паническом расстройстве часто возникают неожиданно, т. е., по мнению клиента, без всяких очевидных причин и в самое неподходящее время.
Подобно всем основным эмоциям (Izard, 1992), приступы паники сопровождаются непреодолимым стремлением к деятельности; чаще всего возникает желание спастись бегством, гораздо реже появляется настоятельная потребность вступить в борьбу. Другими словами, считается, что приступы паники отражают активацию системы «борьбы-бегства». В довершение ко всему приступы паники обычно сопровождаются возбуждением вегетативной нервной системы, что необходимо для обеспечения реактивности по типу «бегства-борьбы». Более того, само ощущение неизбежной угрозы или опасности, например смерти, утраты контроля, насмешек со стороны окружающих, вызывает реакцию «борьбы-бегства». Вместе с тем стремление спастись, возбуждение периферической нервной системы и восприятие угрозы не обязательно присутствуют (судя по результатам самоотчетов) в каждом случае паники, следовательно, периодически возникают расхождения между системами поведенческой, вербальной и физиологической реактивности. Так, исследователи обнаружили, что 40% приступов паники (по данным самоотчетов) не сопровождались повышением частоты сердечных сокращений. Поскольку такое расхождение между физиологической и вербальной реактивностью более характерно для не очень угрожающих ситуаций, мы полагаем, что сообщения о панике в отсутствие активации вегетативной нервной системы соответствуют скорее тревоге ожидания, а не панике в общепринятом смысле этого слова. Кроме того, пациенты с паническим расстройством гораздо чаще, чем субъекты с низкой тревожностью, сообщают о нарушениях сердечного ритма, когда в действительности аритмии у них не наблюдается. Повышенное внимание к признакам возбуждения вегетативной нервной системы и интерпретация этих сигналов как угрожающих могут привести к тому, что клиент ощущает сердечный приступ, которого нет на самом деле. Еще одним примером рассогласования различных систем реактивности является отрицание ощущений угрозы или опасности, несмотря на признаваемый выраженный страх. Такое явление получило название «неосознаваемая паника». Наконец, стремление спасаться бегством иногда подавляется вследствие ситуационных потребностей продолжать двигаться вперед, не отступать, например, при желании выглядеть настоящим мужчиной или по профессиональной необходимости; таким образом, возникает несоответствие между поведенческой реакцией, с одной стороны, и вербальной и физиологической реакцией - с другой.
Приступы паники встречаются довольно часто. Во-первых, приблизительно 3-5% населения испытывало приступы паники за последние 12 месяцев, хотя большинство этих людей не отвечают другим критериям панического расстройства.
Во-вторых, приступы паники характерны для множества самых разных тревожных расстройств и расстройств настроения и не обязательно являются признаком панического расстройства. Соответственно отличительной особенностью панического расстройства являются не сами по себе приступы паники; обязательным условием служит дополнительная тревога по поводу повторения приступов или их последствий либо же выраженные изменения поведения в связи с приступами паники. Дополнительная тревога по поводу возникновения паники в сочетании с представлениями о катастрофических ее последствиях отличают человека с паническим расстройством от случаев преходящей субклинической паники, а также от страдающих другими тревожными расстройствами, проявляющимися в том числе паникой.
Общие сведения
Считается, что от 2 до 6% популяции на том или ином этапе своей жизни страдает паническим расстройством с агорафобией или без нее. Как правило, за помощью к специалистам обращаются лица в возрасте 34 лет, хотя средний возраст появления первых симптомов варьирует от 23 до 29 лет; кроме того, о приступах паники сообщает большое число подростков. Большинство обратившихся за помощью указывают на явное действие стрессоров в момент возникновения первого приступа паники. Это могут быть факторы, связанные с межличностным общением, или же угрожающие физическому благополучию, например, неприятные ощущения, связанные с приемом наркотиков, заболеванием или смертью близких людей. Вместе с тем количество стрессоров не отличается от такового при манифестации других тревожных расстройств. Приблизительно половина обследованных сообщает, что ощущения тревоги им приходилось испытывать и до возникновения первого приступа, что позволяет предположить возможность как постепенного, так и острого начала расстройства.
Первые приступы паники
В абсолютном большинстве случаев первые приступы паники (по свидетельству пациентов) возникают вне дома — во время управления автомобилем или ходьбы, на работе или в школе; в общественном месте; в автобусе, самолете, метро или в ситуации социальной оценки. К показывает наш опыт, к ситуациям, предрасполагающим к возникновению первых приступов паники, относятся те, в которых физические ощущения могут быть расценены как особенно угрожающие в связи с возможностью нарушения функционирования (например, при управлении автомобилем), попадания в ловушку (например, в самолете или на эскалаторе), негативной социальной оценки (например, на работе, во время формальных социальных событий) или утраты безопасности (например, незнакомое место). Ощущение нахождения в ловушке может быть особенно значимым в плане последующего развития агорафобии.
Многие пациенты с паническим расстройством (48%) сообщают о появлении сходных ощущений меньшей интенсивности еще до первого приступа паники. Более того, переживание в прошлом сердечно-сосудистой симптоматики и удушья является значимым предиктором приступов паники и панического расстройства. Вероятно, подобные переживания отражают общую реактивность вегетативной нервной системы, что впоследствии проявляется в виде развернутого панического приступа лишь тогда, когда возбуждение происходит в угрожающем контексте или напряженных ситуациях (т.е. когда такие ощущения с большей вероятностью будут расценены как угрожающие).
Факторы, поддерживающие тревожное состояние
Острая «боязнь страха», развивающаяся после первых панических приступов, связана со страхом определенных физических ощущений, сопровождающих приступы паники (например, учащенное сердцебиение, головокружение, парестезии). Этот страх обусловлен двумя факторами. В основе первого из них лежит «интероцептивное обусловливание», т.е. условно выработанная боязнь некоторых внутренних ощущений (в частности, учащенного сердцебиения), которые в представлении человека связаны с выраженным страхом, болью или неприятными переживаниями. Идея обусловливания согласуется с травматическим происхождением приступов паники, которые часто наблюдаются персоналом отделений неотложной медицинской помощи, а также с яркими воспоминаниями о первом приступе паники даже по прошествии 20 лет. Интероцептивное обусловливание довольно устойчиво к угасанию и может быть «бессознательным». Таким образом, интероцептивно обусловленная реакция на страх не зависит от сознательного восприятия запускающих эту реакцию факторов. Следовательно, приступы паники, которые на первый взгляд возникают как гром среди ясного неба, на самом деле имеют в своей основе минимальные изменения в физическом состоянии пациента, которые он не сразу замечает. Так, незначительное колебание артериального давления может вызвать страх, поскольку в прошлом человек испытал ужас из-за значительного повышения давления. Вторым фактором является ошибочное толкование физических ощущений (т.е. трактовка этих ощущений как предвестников неминуемой смерти, утраты и т. д.), что можно рассматривать как усиление уже существующей тенденции считать вредной саму тревогу. Подобно интероцептивному обусловливанию, ошибочное толкование, по-видимому, проявляется как на сознательном, так и на бессознательном уровне, т. е. индивид может принимать физические ощущения за признаки надвигающейся катастрофы, не отдавая себе в этом отчет, отсюда и впечатление о внезапном возникновении приступов паники. Представления об условно-рефлекторной природе страха и ошибочном толковании физических ощущений как о двух самостоятельных конструктах имеет своих сторонников (например, LeDoux, 1996) и противников (Rapee, 1991).
Тем не менее концепция «боязни страха» (fear of fear) имеет эмпирическое подтверждение. Пациенты, страдающие паническим расстройством, твердо убеждены в неизбежности физического или психического ущерба вследствие телесных ощущений, связанных с приступами паники, и страшатся этого. Такие люди склонны интерпретировать свои физические ощущения как опасные, а также преимущественно употреблять слова, относящиеся к физической угрозе (например, «заболевание» и «несчастье»); и слова, характеризующие катастрофические события (типа «смерть» или «психически ненормальный»). Кроме того, они чаще боятся процедур, сопряженных с появлением физических ощущений, напоминающих о приступах паники, в том числе безобидных нагрузок на сердечно-сосудистую, дыхательную и вестибулярную системы, и тем более всяких инвазивных вмешательств (например, вдыхания углекислого газа). Более того, эти люди боятся признаков возбуждения вегетативной нервной системы даже в отсутствие самого возбуждения, что объясняется механизмом ложной физиологической обратной связи . При этом ложное толкование симптомов вызывает страх, а переоценка ситуации его уменьшает. Например, люди с паническим расстройством и субклиническими проявлениями паники сообщают о значительном ослаблении тревоги во время экспериментальных провокационных процедур типа гипервентиляции и вдыхания углекислого газа, когда считают эту процедуру безопасной или поддающейся контролю, если рядом находится заслуживающий доверия человек, а также после когнитивно-поведенческого вмешательства, снижающего страх телесных ощущений. Страх телесных ощущений отличается от страхов, связанных с внешними стимулами, рядом особенностей. Во-первых, возбуждение вегетативной нервной системы, вызванное страхом, в свою очередь усиливает пугающие ощущения, замыкая тем самым порочный круг страха и ощущений. (Этот цикл воспроизводится до полного истощения нервной системы или до обретения чувства безопасности.) Напротив, страх внешних стимулов не способствует подкреплению объекта страха. Кроме того, как уже говорилось, факторы, инициирующие приступы паники (т. е. телесные ощущения), не всегда очевидны, из-за чего создается впечатление, что приступы паники возникают неожиданно, как гром среди ясного неба. Более того, даже в тех случаях, когда интероцептивные знаки явно заметны, они ведут себя менее предсказуемо по сравнению с внешними стимулами. В-третьих, от телесных ощущений, как правило, гораздо труднее избавиться, чем от внешних объектов; т. е. ощущения сравнительно плохо поддаются контролю. Непредсказуемость и невозможность вмешаться усиливают общую тревогу по поводу надвигающихся неприятных событий и приступов паники. Таким образом, считается, что непредсказуемый характер тревоги и паники способствует усилению хронических тревожных предчувствий и поддержанию тревожного ожидания по поводу повторения паники. В свою очередь, тревожные предчувствия повышают риск возникновения паники, способствуя усилению ощущений, которые закрепились в качестве условно-рефлекторных сигналов для паники, и/или повышая восприимчивость к этим телесным ощущениям. Так образуется порочный круг паники и тревожных предчувствий. Кроме того, считается, что страх телесных ощущений усиливается в результате избегающего влияния. В качестве примера можно привести привычку держаться за людей или предметы из боязни упасть в обморок, сидеть не шевелясь из-за страха сердечного приступа, медленно двигаться или не проявлять активности из боязни показаться смешным. Наконец, тревога проявляется в специфических контекстах, когда ее последствия могут быть особенно ощутимы (например, в ситуациях, связанных с нарушением функционирования, попаданием в ловушку, негативной социальной оценкой и небезопасной обстановкой). Эти тревоги усиливают проявления агорафобии, которая, в свою очередь, питает страх телесных ощущений.
Агорафобия
Далеко не все страдающие паническим расстройством одновременно испытывают агорафобию, да и выраженность агорафобии может варьировать в широких пределах. По мере нарастания длительности панического расстройства проявления агорафобии становятся более вероятны; в то же время многие люди на протяжении многих лет страдают от приступов паники без всяких агорафобических ограничений. Агорафобия никак не связана с возрастом появления первых панических приступов или с их частотой. Некоторые исследователи сообщают о параллелизме между выраженностью физической симптоматики на фоне панических приступов и проявлениями агорафобии. Другим не удается обнаружить никаких различий. Хотя боязнь умереть, сойти с ума или утратить над собой контроль не соотносится с выраженностью агорафобии, люди с тяжелой агорафобией могут проявлять более сильное беспокойство по поводу социальных последствий панических приступов. Кроме того, предвосхищение паники в специфических ситуациях повышает вероятность избегающего поведения. Однако до конца не ясно, являются ли беспокойство о социальной оценке и предвосхищение панических приступов предрасполагающими к агорафобии факторами или вторичными явлениями.
Фактор занятости общественно-полезным трудом — также предиктор агорафобии, им объясняется 18% дисперсии ее проявлений в одном из исследований: «Чем более настоятельна необходимость выйти из дому, чтобы пойти на работу, тем менее вероятны проявления агорафобии». По-видимому, наиболее значимым предиктором агорафобии является половая принадлежность. Тяжелые случаи агорафобии наблюдаются преимущественно у женщин. Следовательно, есть основания полагать, что тендерные различия ролевых ожиданий и требований вносят свой вклад в агорафобическое поведение.
Очевидными мишенями вмешательства в соответствии с этими представлениями является острый страх телесных ощущений, хроническая тревога по поводу возможных приступов паники и связанных с ней физических ощущений, а также агорафобическое избегание.
Особенности вмешательства
Условия
Проводить когнитивно-поведенческую психотерапию ПР/ПРА можно в нескольких различных условиях. Во-первых, в обстановке амбулаторного учреждения или офиса, которая наиболее пригодна для психологического просвещения, когнитивного реструктурирования, объяснения домашних заданий и обсуждения их выполнения, а также репетиции ролей. Кроме того, экспозиция к некоторым факторам может быть осуществлена в условиях офиса, в частности, описанная ниже интероцептивная экспозиция к пугающим телесным ощущениям. В последнее время под амбулаторными условиями проведения когнитивно-поведенческой психотерапии стали пониматься не только учреждения психолого-психиатрического профиля, но и предназначенные для оказания первичной терапевтической помощи. Такое нововведение связано с тем, что пациенты с ПР/ПРА часто встречаются в практике врачей общего профиля. Однако независимо от конкретного места проведения психотерапии безопасная обстановка офиса может препятствовать генерализации приобретенного в ней опыта. Например, приобретенное умение не испытывать страха в присутствии психотерапевта или в офисе, расположенном неподалеку от медицинского центра, не обязательно проявится там, где рядом не будет психотерапевта, или вдали от медицинского центра. Именно поэтому так важны домашние задания с целью закрепления когнитивно-поведенческих навыков в различных условиях. Когнитивно-поведенческая психотерапия проводится также в естественных условиях, где пациент сталкивается с пугающими ситуациями и где можно на практике применить полученные навыки когнитивного реструктурирования и другие приемы совладания с тревогой. Эта процедура называется «экспозиция in vivo» и может проводиться при участии психотерапевта или самостоятельно. Участие психотерапевта особенно полезно тем клиентам, которые не имеют достаточной социальной поддержки для самостоятельного выполнения заданий на экспозицию in vivo, а также предпочтительно при тяжелой агорафобии. Например, положительных результатов от самостоятельной экспозиции в соответствии с инструкциями и/или минимальным участием психотерапевта не следует ждать от клиентов, страдающих выраженной патологией, имеющих слабую мотивацию, с низким уровнем образования, направленных к психотерапевту против своей воли или обратившихся по объявлению. Более того, сама по себе самостоятельная экспозиция не может рассматриваться как адекватное вмешательство при ПР/ПРА. Руководство психотерапевта необходимо при проведении экспозиции с направляемым овладением навыками, когда психотерапевт предоставляет клиенту обратную связь по поводу способов реагирования на пугающие ситуации с целью минимизировать ненужное защитное поведение. Фактически экспозиция с целью овладения навыками оказалась более эффективной по сравнению с подверганием действию стимулов, когда клиенты просто пытались оставаться в ситуации, пока страх не пройдет, не получая при этом никакой обратной связи от психотерапевта. С другой стороны, самостоятельная экспозиция имеет и свои преимущества, поскольку позволяет клиенту ощутить свою независимость и генерализовать полученные в процессе вмешательства навыки на ситуации, в которых психотерапевт отсутствует. Таким образом, оптимальными условиями для проведения когнитивно-поведенческой психотерапии можно считать естественную обстановку, с постепенным переходом от экспозиции под руководством психотерапевта к самостоятельному совладанию с пугающей ситуацией.
Интересная разновидность психотерапии в естественных условиях — вмешательство по телефону, когда психотерапевты дают пациентам рекомендации по экспозиции к агорафобическим ситуациям in vivo или инструктируют, как справиться с паникой. Другой разновидностью является вмешательство с использованием компьютера. Например, в одном из исследований клиентам закрепляли на запястье миниатюрный компьютер со специальной программой, напоминавший о необходимости изменить отношение к ситуации и оставаться в ней во время экспозиции in vivo, выполнить дыхательные упражнения, а также словесно подбодрить себя после экспозиции in vivo.
Когнитивно-поведенческое вмешательство может производиться в условиях стационара, что особенно показано при необходимости интенсивной психотерапии (например, при ежедневных контактах с психотерапевтом), или когда расстройство у пациента настолько выражено, что он не может проживать дома. Кроме того, психотерапия в условиях стационара проводится по медицинским показаниям. Основным недостатком проведения психотерапии в таких условиях является плохая генерализация полученных навыков на естественную обстановку. С целью преодоления этой проблемы проводятся специальные переходные и поддерживающие сессии в амбулаторных условиях или на дому у клиента.
Формат
Форма проведения вмешательства может быть индивидуальной или групповой. В ряде клинических исследований использовался групповой формат. Тот факт, что результаты групповой психотерапии в целом согласуются с результатами индивидуальной, свидетельствует о приблизительной равноценности этих двух форматов. Лишь в одном исследовании проводилось непосредственное сопоставление эффективности групповой и индивидуальной психотерапии в случае панического расстройства и агорафобии. Авторы сравнивали от 12 до 14 еженедельных сессий индивидуальной или групповой когнитивно-поведенческой психотерапии (n= 20), хотя с теми, кто работал в групповом формате, проводились две дополнительные сессии продолжительностью 1 час. Два этих формата оказались одинаково эффективными, судя по тестовым показателям выраженности тревоги и агорафобии как непосредственно после вмешательства, так и полгода спустя. Вместе с тем индивидуальный формат психотерапии дал более стойкие результаты: генерализованная тревога и симптомы депрессии у этих клиентов были менее выражены спустя полгода после вмешательства. В другом исследовании было обнаружено, что групповое и индивидуальное вмешательство одинаково действенны. Очевидно, проблема сравнительной эффективности индивидуальной и групповой психотерапии требует дальнейшего изучения, однако имеющиеся данные свидетельствуют о большей эффективности группового формата для устранения конкретных симптомов тревоги и агорафобии. Заслуживает внимания, однако, тот факт, что эти группы обычно невелики и включают в себя от трех до восьми клиентов. С увеличением числа участников терапевтическая эффективность может уменьшиться.
Компоненты когнитивно-поведенческой психотерапии
В этом разделе описаны компоненты методики разработанного нами когнитивно-поведенческого вмешательства по контролю паники. Далее в этой главе они объединены в пошаговую программу вмешательства.
Когнитивное реструктурирование
Изначально когнитивная психотерапия не использовалась для коррекции ошибочных представлений о физических ощущениях, а была направлена на выработку в тревожных ситуациях стратегий совладания. Мы называем это «копинг-ориентированная когнитивная психотерапия». Первые результаты исследований сравнительной эффективности поведенческих и копинг-ориентированных когнитивных вмешательств при агорафобии были получены группой ученых. Авторы сопоставляли парадоксальную интенцию, градуированную экспозицию и прогрессивную мышечную релаксацию, хотя все участники исследования проводили самостоятельную экспозицию in vivo в промежутках между сессиями. При оценке непосредственно после вмешательства и спустя три месяца метод парадоксальной интенции имел сходную эффективность с градуированной экспозицией и релаксацией, если судить по количеству улучшений, однако после его применения патологические симптомы сохранились у гораздо большего числа пациентов. Авторы повторили свое исследование с привлечением в два раза большего количества участников. В отличие от первого проекта эффективность методов вмешательства оказалась практически одинаковой. Тот же результат был получен и в третьем исследовании. Таким образом, копинг-ориентированное когнитивное вмешательство по эффективности не уступает поведенческому, хотя во всех исследованиях оно сочеталось с самостоятельной экспозицией к тревожной ситуации, что само по себе является поведенческой стратегией. Было проведено и другое исследование, несколько отличающееся по дизайну от уже описанных. Изучалась сравнительная эффективность трех терапевтических комбинаций: когнитивной психотерапии в сочетании с самостоятельной экспозицией и экспозицией под руководством психотерапевта; релаксации в сочетании с самостоятельной экспозицией и экспозицией под руководством психотерапевта; и собственно самостоятельной экспозиции и экспозиции под руководством психотерапевта. И вновь не удалось выявить практически никаких значимых отличий, хотя использование когнитивной психотерапии позволило достичь более выраженных и стойких изменений. В отсутствие самостоятельной экспозиции Эммелкемп с коллегами обнаружили, что копинг-ориентированная психотерапия (рационально-эмотивная психотерапия и тренинг самоинструктирования) при агорафобии была гораздо менее эффективной по сравнению с длительной экспозицией in vivo, судя по самоотчетам и целому блоку поведенческих тестов на тревогу и избегание.
Современные методы когнитивной психотерапии нацелены на коррекцию ошибочных представлений о физических ощущениях и высокоэффективны при агорафобии умеренной выраженности, а полученные результаты превосходят или сопоставимы с таковыми при применении релаксации, хотя когнитивные навыки способствуют более длительному уменьшению тревоги. Успеха можно достичь и при выраженной агорафобии. Например, когнитивная психотерапия такого типа оказалась более эффективной, чем экспозиция с целью овладения навыками, для стационарных пациентов с умеренной и тяжелой агорафобией, которым проводилось интенсивное вмешательство в течение шести недель, а также для пациентов с варьирующей выраженностью агорафобии при курсе продолжительностью восемь недель. С другой стороны, Бушар с коллегами обнаружили, что когнитивная психотерапия была несколько менее эффективной по сравнению с экспозицией in vivo для пациентов с варьирующей выраженностью агорафобии. Основанные на экспозиции поведенческие стратегии обычно используются для получения информации, позволяющей опровергнуть ошибочные суждения. Значение основанных на экспозиции стратегий для результативности когнитивной психотерапии пока неизвестно, хотя двухнедельная направленная когнитивная психотерапия с исключением экспозиции к тревожным ситуациям привела к снижению частоты и выраженности приступов паники во всех, за исключением одной, сериях из семи одиночных случаев.
Тренировка дыхания
Тренировка дыхания с самого начала стала одним из центральных компонентов ВКП и других сходных терапевтических стратегий, поскольку пациенты с ПР/ПРА часто в качестве симптомов панического приступа описывают симптомы гипервентиляции. Заслуживает внимания, однако, что сообщение о симптомах гипервентиляции далеко не всегда соответствует реальному положению дел: только 50% пациентов или даже меньше во время приступов паники действительно демонстрируют снижение в крови концентрации углекислого газа.
Тем не менее концепция приступов паники с привлечением гипервентиляционной модели гласит, что приступы паники представляют собой вызванные стрессом изменения дыхания, которые воспринимаются как угрожающие и провоцируют страх или же способствуют усилению страха, вызванного внешними пугающими стимулами. Было обнаружено, что шесть сессий, посвященных тренировке дыхания, дважды в неделю уменьшают число панических приступов с 10 до 4 в неделю. Вместе с тем это вмешательство было не более эффективным по сравнению с повторной гипервентиляцией и приобретением навыков контроля симптоматики за счет дыхания в мешке или идентификации значимых стрессоров и решения проблем. Опубликовано два сообщения об успешном применении дыхательных упражнений в контексте когнитивных вмешательств, когда пациентов обучали интерпретировать физические ощущения как не таящие в себе угрозу. Кларк с коллегами опубликовали результаты более крупного, хотя и не контролируемого исследования, в ходе которого 18 пациентов с ПР/ПРА участвовали в двух сессиях, проводившихся раз в неделю и посвященных тренингу по контролю дыхания и когнитивной реатрибуции значения симптомов. Частота и выраженность приступов паники за это короткое время заметно снизилась, особенно у лиц без тяжелой агорафобии. Другие авторы провели со своими девятью пациентами четыре еженедельные сессии, посвященные принудительной гипервентиляции, предоставлению корректировочной информации и дыхательному тренингу, после чего в случае необходимости проводилась экспозиция in vivo к агорафобическим ситуациям. После тренинга контроля дыхания приступы паники стали реже, их частота снизилась с семи до трех в неделю.
Хотя результаты исследований демонстрируют высокую эффективность краткосрочных терапевтических вмешательств, возникает несколько вопросов. Во-первых, для участия обычно отбирались только те, у кого панические приступы сопровождаются симптомами гипервентиляции, следовательно, нельзя судить о возможности распространить результаты на всю популяцию. С другой стороны, это может быть и тупиковый ход, поскольку механизм развития приступа не обязательно связан с нарушением дыхания. Итак, проанализировав эффективность вмешательств и сопоставив с механизмом их действия, исследователи пришли к выводу, что дыхательные упражнения, вероятно, способствуют изменениям не за счет собственно изменений в дыхательной системе, а благодаря тому, что в процессе их выполнения пациент отвлекается и/или обретает контроль над собой. Во-вторых, неясно, является ли тренировка дыхания сама по себе достаточной для снижения выраженности агорафобии, поскольку в нескольких исследованиях показано, что добавление в программу вмешательства дыхательных упражнений не улучшило результативность по сравнению с изолированной экспозицией in vivo. В-третьих, протоколы тренировки дыхания обычно включают в себя когнитивное реструктурирование и интероцептивную экспозицию. Следовательно, нельзя приписывать получаемые результаты исключительно дыхательным упражнениям.
Прикладная релаксация
Вид релаксации, известный как прикладная релаксация (applied relaxation), позволяет получить обнадеживающие результаты при терапии панических приступов. Прикладная релаксация включает в себя тренинг по прогрессивной мышечной релаксации (ПМР; progressive muscle relaxation, PMR), что важно, пока пациенты не освоят связанную с контролем стимулов релаксацию, которая используется при терапевтической экспозиции к ситуациям с возрастающим уровнем тревожности. Пока не удалось создать теоретическую базу для использования релаксации при панических приступах, хотя давно известно о соматических последствиях мышечного напряжения, которое часто возникает на фоне тревоги и страха. Тем не менее пока не накоплено достаточно данных в поддержку этого положения. Есть и другое мнение, согласно которому страх и тревога при мышечной релаксации отступают, как и при дыхательных упражнениях, потому, что человек обретает ощущение контроля над происходящим. Процедуры и механизмы, ответственные за терапевтическое действие релаксации, особенно туманны в случае ее прикладных форм, которые используются лишь при экспозиции к вызывающим тревогу ситуациям.
Интероцептивная экспозиция
Целью интероцептивной экспозиции является уменьшение боязни специфических физических ощущений путем повторной и систематической экспозиции к ним. Это достигается упражнениями, вызывающими ощущения, сходные с паническими симптомами, например нагрузка на сердечно-сосудистую систему, вдыхание углекислого газа, вращение в кресле и гипервентиляция. Экспозиция проводится с возрастающей интенсивностью. В ряде исследований была продемонстрирована эффективность интероцептивной экспозиции без привлечения других терапевтических стратегий. Несколько десятилетий назад разные авторы наблюдали значительное снижение реактивности после повторных инфузий лактата натрия, препарата, вызывающего такие же физические ощущения, как при панике. Вместе с тем исследователи не проводили наблюдений за реальными паническими приступами. Другие авторы оценивали сравнительную эффективность вдыхания углекислого газа в возрастающей концентрации и введение пропранолола (бета-блокатор, способный подавлять симптомы, вызванные вдыханием углекислого газа) продолжительностью две недели. Вдыхание углекислого газа привело к снижению частоты панических приступов в среднем с 12 до 4, что превосходило результаты, полученные при введении пропранолола. Кроме того, ингаляционное вмешательство, судя по самоотчетам пациентов, способствовало более значительному снижению страха физических ощущений. Шестимесячное проспективное наблюдение подтвердило стойкость полученных терапевтических результатов, хотя авторы не сообщают об изменении частоты панических приступов. Сравнительно недавно получил подтверждение вывод о том, что вдыхание углекислого газа помогает уменьшить страх физических ощущений. Более того, ингаляционная терапия в течение шести сессий позволила уменьшить число приступов паники и связанных с ними страхов, хотя практически не оказала влияния на агорафобию. Наконец, недавнее исследование влияния физических упражнений позволяет рассматривать их в качестве одного из вариантов интероцептивной экспозиции. Брукс с коллегами сопоставили действенность упражнений (в сочетании с поддерживающими контактами с психотерапевтом раз в неделю), кломипрамина и лекарственного плацебо на протяжении 10 недель. В качестве физических упражнений использовались четырехмильные пробежки трижды в неделю. Несмотря на высокий процент отсева из этой группы (31%), физические упражнения оказались более эффективным по сравнению с плацебо. В то же время кломипрамин оказался эффективнее их обоих.
Экспозиция in vivo
Как уже говорилось, экспозиция in vivo означает повторное, систематическое, приближенное к реальной жизни воздействие — в данном случае агорафобических ситуаций. Экспозиция in vivo может осуществляться несколькими способами: под руководством психотерапевта и самостоятельно (что было описано в предыдущем разделе), массированно или с промежутками времени, градуированно или интенсивно, с длительным пребыванием в ситуации или возможностью из нее уйти, с привлечением к ней внимания или с отвлечением.
Массированная/прерывистая экспозиция
Максимальная интенсивность экспозиционной терапии составляет 3-4 часа в день, пять дней в неделю. Длительные непрерывные сессии принято считать более эффективными по сравнению с короткими и прерывистыми. Пока нет единого мнения об оптимальной частоте повторной экспозиции. Группа исследователей провела сравнительную оценку эффективности 10 еженедельных и такого же числа ежедневных сессий экспозиционной терапии in vivo для 11 пациентов с агорафобией (кросс-секционный проект). После массированного вмешательства были получены очень хорошие краткосрочные эффекты. Тем не менее Барлоу считает, что по ряду причин предпочтительна прерывистая экспозиция: процент отсева участников гораздо выше при массированном вмешательстве; число рецидивов после массированной экспозиции обычно выше; быстрые изменения пациента часто с трудом воспринимаются членами его семьи. Вместе с тем эти закономерности отнюдь не универсальны: так, 36 человек (приблизительно половина которых страдала агорафобией, а другая половина — простыми фобиями по критериям DSM-IH-R) были приписаны к массированной или прерывистой экспозиции. С каждым из них были проведены 10 сессий прогрессивной экспозиции in vivo, а также тренинг респираторного контроля, использовались техники отвлечения и парадоксальной интенции. Прерывистая экспозиция проводилась один раз в неделю, а массированная — ежедневно. Оба типа вмешательства дали сходный эффект непосредственно по окончании и шесть месяцев спустя. Не выявлено различий в проценте отсева участников из двух групп, а также в числе рецидивов на протяжении полугода проспективного наблюдения. Однако несколько пациентов отказались от массированной экспозиции, что могло стать причиной накладок, связанных с формированием выборки. Кроме того, руководитель проекта отметила, что полученные результаты, возможно, не подлежат генерализации, поскольку прерывистая экспозиция перемежалась домашними заданиями, которые сами по себе могли дать определенный эффект. Тем не менее, по мнению исследовательницы, выбор массированной или прерывистой экспозиции зависит от совместного решения психотерапевта и клиента.
К сожалению, ни в одном из исследований, посвященных ПР/ПРА, не использовался расширяющийся прерывистый график (expanding spaced schedule), который, в соответствии с «новой теорией отучения» (new theory of disuse) (Bjork & Bjork, 1992), является оптимальным для стойкого усвоения результатов научения. «Расширяющийся график» подразумевает прогрессивное увеличение интервалов между обучающими сессиями. Мы использовали этот график при страхе публичных выступлений, страхе высоты и страхе пауков и обнаружили, что при таком воздействии рецидивы в ходе проспективного наблюдения случались гораздо реже. Обращает на себя внимание тот факт, что высокая эффективность расширяющегося графика сохранялась, несмотря на более высокую частоту сердечных сокращений у участников во время экспозиции и при страхе пауков, несмотря на более выраженную тревожность, учащенный пульс и обостренное восприятие опасности после окончания вмешательства. Эти наблюдения расходятся с теорией переработки эмоций, согласно которой привыкание в процессе тренировки предшествует стойкому уменьшению страха. И наоборот, те же наблюдения хорошо согласуются с представлениями о том, что трудности в процессе обучения способствуют стойкому усвоению приобретенных навыков. Хотя наши результаты ограничены специально подобранными выборками, они позволяют судить о возможностях распределения экспозиции во времени. Важное наблюдение было сделано в исследовании, посвященном боязни публичных выступлений: после первой экспозиционной сессии произошел непропорционально большой отсев участников в группе с равными промежутками между сессиями, особенно среди наиболее тревожных пациентов. Это свидетельствует о необходимости сокращения промежутков между экспозициями на начальном этапе вмешательства, поскольку слишком длительный перерыв перед второй экспозицией вызывает выраженную тревогу ожидания и заставляет пациентов принять решение об отказе от терапии.
Прогрессивная/интенсивная экспозиция
Экспозиция in vivo обычно проводится в прогрессирующем формате, от менее трудных к более трудным ситуациям в индивидуальной иерархии. Однако интенсивная экспозиция также эффективна. В одном из исследований терапевтические сессии проводились в массированном формате курсом от 6 до 10 дней подряд. Одна группа подвергалась неградуированной экспозиции (п = 25), начиная с наиболее тревожных ситуаций в иерархии избегания. Другая группа подвергалась прогрессивной экспозиции (и = 23), начиная с наименее тревожных ситуаций. Пациенты в выборке страдали тяжелой агорафобией; приблизительно треть в начале исследования не могли выйти из дому. Сразу после вмешательства спустя восемь месяцев показатели обеих групп сравнялись (хотя, как ни странно, группа с прогрессивной экспозицией сочла вмешательство более тревожным). Вместе с тем неградуированная экспозиция позволила получить явно лучшие результаты, если судить по пятилетнему проспективному наблюдению: 76% пациентов, подвергнутых интенсивной экспозиции, и только 35% из группы с прогрессивной экспозицией сообщили о полном исчезновении симптомов. При добавлении в группу интенсивной экспозиции еще 104 человек были получены сходные результаты. В целом из 129 участников 78% полностью избавились от патологических симптомов, судя по самоотчетам по прошествии пяти лет. Такие поразительные результаты свидетельствуют о том, что интенсивное воздействие может быть весьма эффективным (во всяком случае, когда проводится в массированном формате). Пока неясно, можно ли распространить полученные результаты на прерывистую экспозицию. В настоящее время мы в Бостоне занимаемся проверкой эффективности краткосрочной интенсивной экспозиции. В любом случае, уже сейчас можно утверждать, что те, кто соглашается на интенсивную экспозицию, достигнут таких же, если не лучших, результатов, как при прерывистой или прогрессивной экспозиции.
Возможность уйти/длительное пребывание в ситуации
Продолжение экспозиции in vivo до уменьшения тревоги — золотое правило в соответствии с моделью угасания страха. Аналогичным образом теория переработки эмоций, предложенная Фоа и Козаком, гласит, что для получения стойкого результата необходима активация страха с последующим его уменьшением непосредственно на сессии. В соответствии с этим доказана действенность продолжительной экспозиции, когда отводится время для полного угасания тревоги. Вместе с тем есть мнение, что целесообразно рекомендовать клиентам при чрезмерно выраженной тревоге прекращать экспозицию. Группа исследователей также получила хорошие результаты без длительного поддержания у пациентов высоких уровней тревоги в пугающих ситуациях. Не меньших успехов добились и другие авторы независимо от того, было ли позволено участникам прекращать экспозицию к тревожной ситуации при достижении уровня тревоги 70 баллов по шкале от 0 до 100 (при условии, что за этим следовало немедленное возвращение в ситуацию) или рекомендовалось оставаться в ситуации до тех пор, пока тревога не достигнет своего пика и не снизится хотя бы на 50%. Интересно, что в группе, которой было позволено прерывать экспозицию, уровень субъективного контроля был выше, а страх во время экспозиции соответственно ниже, чем в группе, которая была вынуждена оставаться в тревожной ситуации; таким образом, достижение максимального уровня страха, по-видимому, не обязательно для получения терапевтического эффекта. Все эти наблюдения позволяют утверждать, что угасание страха — не единственная причина эффективности экспозиционной терапии.
Модель терапевтического изменения, описанная Бандурой и Уильямсом, делает акцент на использовании ранее усвоенных навыков или «самоэффективности» в отличие от угасания страха или привыкания. Термин «направляемое овладение навыками» подразумевает способ проведения экспозиции, а не собственно воздействие стимула. При этом корректируются неадаптивные виды поведения, мешающие развитию самоэффективности и приводящие к выработке защитных приемов, а не собственных навыков. Например, клиентам рекомендуют вести машину расслабившись или идти по мосту, не держась за перила. Такое направленное овладение навыками поведения в тревожной ситуации оказалось более эффективным по сравнению с простой экспозицией к пугающим стимулам. Более того, владея необходимыми навыками, люди испытывают в процессе экспозиции не столь выраженную тревогу, т. е. результаты согласуются с другими наблюдениями, свидетельствующими о том, что уровень тревожного возбуждения не обязательно связан с эффективностью экспозиции для снижения страха.
Аналогичным образом концепция «сигналов безопасности» не придает решающего значения уровню тревоги, возникающей во время экспозиции. Рахман полагает, что эффективность экспозиционного вмешательства может быть повышена путем введения таких сигналов. Например, вместо того чтобы ожидать снаружи клиента, вошедшего в супермаркет, психотерапевт мог бы войти туда первым (сигнализируя тем самым о безопасности), а клиент, в свою очередь, последовал бы за ним. Исследователи сопоставили эффективность экспозиции с сигналами безопасности (n = 9) и стандартной экспозиции (n = 10) для терапии агорафобии на протяжении курса из четырех сессий под руководством психотерапевта и двух недель самостоятельной практики. Были выявлены определенные преимущества использования сигналов безопасности, особенно на этапе самостоятельной практики. Хотя полученные результаты являются предварительными, они хорошо согласуются с уже известными фактами, в частности, что экспозиция может давать эффект и в отсутствие сравнительно выраженного страха с последующим привыканием к нему. С другой стороны, использование сигналов безопасности порождает беспокойство о возможных рецидивах в случае их устранения. Экспозицию с сигналами безопасности целесообразно считать первым этапом вмешательства, за которым должна следовать экспозиция к тем же ситуациям, но уже без сигнала безопасности.
Привлечение/отвлечение внимания
Некоторые исследователи полагают, что экспозиция наиболее эффективна в том случае, если внимание пациента полностью направлено на объект фобии, а внутренние и внешние отвлекающие факторы сведены к минимуму. Было проведено несколько исследований с целью изучения роли отвлечения внимания при экспозиции к специфическим объектам страха, однако лишь одно из них было посвящено ПР/ПРА. Мы (Craske et al., 1989) проводили экспозицию как под руководством психотерапевта, так и самостоятельную, пациентам с агорафобией в малых группах в течение 11 сессий. В одной из групп (n = 16) клиентам рекомендовалось внимательно наблюдать за своими физическими ощущениями и мыслями во время экспозиции in vivo, мысленно напоминая себе о необходимости не отвлекаться. В другой группе (n = 14) клиентам следовало выполнять специальные задания для отвлечения внимания во время экспозиции in vivo (например, подбирать рифмы к словам, произносить слова по буквам и т.д.), а также напоминать себе о необходимости отвлечься от пугающих физических ощущений и мысленных образов. Обе группы достигли сходных результатов непосредственно после вмешательства и на протяжении периода проспективного наблюдения. Тем не менее в полном соответствии с наблюдениями за пациентами с обсессивно-компульсивным расстройством группа с фокусированной экспозицией показала лучшие результаты в конце периода проспективного наблюдения, в то время как в группе, использовавшей приемы отвлечения внимания, за тот же период показатели несколько ухудшились. Во всяком случае, наш опыт свидетельствует о том, что специфически структурированные упражнения на отвлечение внимания показывают роль сознательных процессов в возникновении того или иного уровня тревоги.
Эффективность когнитивно-поведенческой психотерапии
Когнитивно-поведенческое вмешательство при паническом расстройстве считается весьма эффективным. Далее приведены обобщающие сведения обо всех известных нам рандомизированных исследованиях с группами контроля (большинство из которых уже нами обсуждались), руководители которых приводят данные об исчезновении панических проявлений и хороших конечных результатах (отсутствие паники при наличии только ситуационно оправданной тревоги) как следствии наиболее эффективных видов когнитивно-поведенческого вмешательства из тех, что были использованы. В этих исследованиях 76% участников, прошедших полный курс вмешательства, непосредственно после него избавились от панических проявлений, а 78% достигли тех же результатов в конце проспективного наблюдения (по истечении двух лет), после 11 терапевтических сессий, причем 10% от первоначального количества пациентов досрочно прекратили терапию. Вместе с тем оценки эффективности терапии, основанные лишь на отсутствии панических проявлений, могут быть завышены. Около 52% пациентов не испытывают паники и избыточной тревоги непосредственно после вмешательства, а 66% — в конце периода проспективного наблюдения. Следует отметить, что статус участников сохраняется или даже продолжает улучшаться и после окончания активного вмешательства, на протяжении периода наблюдения. Кроме того, подобные вмешательства существенно повышают качество жизни.
Несмотря на эти обнадеживающие результаты, при ближайшем рассмотрении заметны некоторые изъяны. Во-первых, доля пациентов, избавившихся от панических проявлений, гораздо меньше в выборках с высоким уровнем агорафобии. Поскольку пациенты с выраженной агорафобией обычно исключаются из выборки, исследователи неизбежно переоценивают эффективность когнитивно-поведенческой психотерапии для пациентов с паническим расстройством, многие из которых страдают тяжелой агорафобией. Кроме того, действенность вмешательства при наличии агорафобии гораздо меньше, чем при изолированном ПР (без агорафобии). Контрольные исследования эффективности вмешательств при агорафобии дали следующие результаты: после 12 сессий и при 17% отсева 50% участников достигли значительного улучшения (т. е. нормативного уровня функционирования, смягчения или снижения дистресса по разным методам оценки) непосредственно после вмешательства, а 50% — в конце периода наблюдения.
Во-вторых, прослеживая статус каждого пациента на протяжении некоторого времени, исследователи обнаружили, что кросс-секционные данные могут сильно отличаться от результатов проспективного наблюдения. Так, более трети пациентов, которых сочли избавившимися от панических проявлений спустя 24 месяца после вмешательства, в действительности испытали за предшествующий год один или несколько приступов паники. Кроме того, 27% выборки подвергались дополнительному вмешательству по поводу паники на протяжении периода проспективного наблюдения. Эти данные свидетельствуют о значительном числе рецидивов страха и необходимости разработки стратегий их профилактики. С другой стороны, более обнадеживающие результаты были получены при анализе статуса пациентов через 2-9 лет после некогнитивной экспозиции in vivo: только у 18,5% из 81 пациента без панических проявлений непосредственно после вмешательства возник рецидив, соответствующий критериям для постановки диагноза ПР/ПРА. Одним из возможных объяснений может служить то, что в первом случае использовались более строгие критерии (возобновление панических приступов или обращение за помощью), чем во втором. Тем не менее анализ результатов проспективного наблюдения показывает необходимость разработки мероприятий по предупреждению рецидивов:
1). для минимизации рецидивов паники;
2). для принятия мер в случае возникновения новых приступов с целью профилактики рецидива развернутого панического расстройства.
Новые перспективы для этого открываются в связи с теоретической дискуссией по поводу контекст-специфических эффектов угасания страха, из чего следует, что экспозицию следует проводить в максимально большом числе контекстов, чтобы распространить приобретенные навыки на все ситуации, в которых может оказаться пациент после окончания вмешательства. Рецидив страха и паники более вероятен, если редукция страха проводилась в каком-то одном определенном контексте, например в присутствии психотерапевта. Мероприятия по поводу возобновления панических проявлений с целью предупредить рецидив развернутого расстройства могут проводиться в соответствии с первоначальной моделью и стратегиями декатастрофизации. В-третьих, большинство современных исследований эффективности вмешательств проводились на базе университетов или исследовательских учреждений при тщательном подборе пациентов (хотя в самых последних исследованиях критерии исключения сведены к минимуму). Соответственно главная задача — оценить, в какой мере методы и результаты вмешательства могут быть обобщены на другие условия и популяции с более выраженной патологией или какими-либо другими особенностями, смогут ли менее опытные и подготовленные клиницисты воспользоваться этими методами и получить сходные результаты. Одно из направлений изучения этого вопроса — выявление предикторов отсева участников вмешательства в исследовательских проектах. Как уже говорилось, в нашем исследовании одиночных и комбинированных эффектов имипрамина и когнитивно-поведенческой психотерапии при ПР с относительно умеренной агорафобией, неблагоприятными прогностическими признаками в плане отсева были низкий уровень образования участников и неблагоприятные условия жизни (как функция низкого дохода семьи). Следовательно, можно ожидать, что в открытых популяциях процент отсева по этим причинам будет еще выше.
Как ни странно, тяжесть патологии и наличие сопутствующих заболеваний не были прогностически значимыми для отсева участников в нашем исследовании. Безусловно, требуется более прямая оценка эффективности этих вмешательств в обычных, не лабораторных условиях. Именно этим занимаются Уэйд с коллегами, использующие систему эталонных тестов для проверки эффективности вмешательства при сравнении результатов, полученных на базе общественного центра психического здоровья и исследовательских учреждений. Пациентам в количестве НО человек была проведена когнитивно-поведенческая психотерапия по поводу ПР/ПРА, которая при необходимости сочеталась с фармакотерапией. Психотерапевты прошли специальную подготовку. Как и в нашем исследовании на базе нескольких центров, завершение курса вмешательства положительно коррелировало с числом лет обучения; процент отсева по причинам иным, чем решение психотерапевта, был практически таким же, как в нашем исследовании (21 и 26%). (Заметим, что эти показатели несколько превышают обычный отсев при использовании когнитивно-поведенческой психотерапии, возможно, из-за применения лекарственных препаратов.) В целом удельный вес пациентов, избавившихся от панических проявлений, и тех, кто по результатам различных измерений достиг нормативного уровня функционирования, был сходен с данными, полученными в лабораторных условиях. Возникает следующий вопрос: можно ли получить такие же результаты в других условиях (например, в амбулаторном учреждении) и с привлечением менее подготовленных психотерапевтов.
Влияние вмешательства по поводу паники на агорафобию
Еще одним важным вопросом является влияние когнитивно-поведенческой психотерапии при паническом расстройстве на проявления агорафобии. Способно ли нацеленное на панику вмешательство само по себе оказать воздействие на агорафобию и есть ли смысл сочетать такое вмешательство с поведенческой терапией in vivo для получения лучших результатов? К сожалению, чтобы ответить на первую часть вопроса, эмпирических данных пока недостаточно, хотя группа авторов не обнаружила положительного влияния на агорафобию четырехнедельного курса когнитивной, нацеленной на панику психотерапии. Возможно, однако, что этого курса оказалось недостаточно: другие исследователи выяснили, что восемь еженедельных сессий, посвященных тренировке дыхания и когнитивному реструктурированию связанных с паникой ошибочных суждений, имели такую же эффективность, как и разъяснение способов проведения самостоятельной экспозиции in vivo такой же продолжительности и комбинация этих двух подходов в равных соотношениях. Аналогичные результаты были получены и в процессе проспективного наблюдения. Кроме того, как уже говорилось, есть основания полагать, что когнитивная психотерапия при связанных с паникой ошибочных суждениях может быть столь же эффективной, как и направляемая экспозиция in vivo с целью овладения навыками.
Что касается второй части вопроса, ряду исследователей не удалось обнаружить дополнительного влияния на агорафобию когнитивного вмешательства, направленного главным образом на страхи физических ощущений. Например, одна группа авторов оценила сравнительную эффективность четырех сессий когнитивной психотерапии, за которыми следовали восемь сессий когнитивной терапии плюс экспозиция in vivo, и четырех сессий ассоциативной психотерапии с последующим проведением восьми сессий экспозиции in vivo. Когнитивная психотерапия не потенцировала экспозиционной психотерапии. Кроме того, тренировка дыхания и повторная интероцептивная экспозиция к гипервентиляции не повышали эффективности экспозиции in vivo при агорафобии. С другой стороны, те, кто сочетал самостоятельную интероцептивную экспозицию с самостоятельной же экспозицией in vivo и тренировкой дыхания, с большей вероятностью достигали 50%-ного улучшения в проявлении фобических страхов и избегания.