Терроризм в последние десятилетия стал глобальной проблемой современности. Он затрагивает многие страны на многих континентах, в том числе и Россию, т.е. пространство, на котором мы живем, и которое нам не безразлично. Формы проявления терроризма — различны для каждой страны, они имеют национальную окраску (хотя в последнее время все громче заявляет о себе международный терроризм), но существуют общие, характерные моменты, которые позволяют говорить о терроризме как о специфичном явлении второй половины XX в. Это его массовость, идеологическая основа, а также определенные формы и методы. И здесь необходимо сказать об условиях, способствующих развитию терроризма, и в первую очередь о негативных последствиях научно-технической революции и ряда социальных сдвигов.

Новейшие технологические достижения в вооружении, прогресс в химии, биологии, ядерной физике и других науках делает человечество потенциальной жертвой терроризма. Как это ни парадоксально, распространение на земном шаре стран с демократическими режимами затрудняет борьбу с терроризмом (при тоталитарном режиме эта проблема, как правило, отсутствует). Новые проблемы требуют новых решений, и не всякое общество оказывается к ним готово. Особенно это касается терроризма международного.

И, наконец, средства массовой информации, которые выполняют важнейшую функцию — привлечение внимания общественности и вольно или невольно способствуют пропаганде террористов и ведению психологической войны. По утверждению крупного исследователя терроризма У.Лакера «средства массовой информации — лучшие друзья террориста. Его действие — само по себе — ничто, паблисити — все».

Обратившись к истории, можно проследить многочисленные примеры терроризма, прежде всего политического. Одно из первых упоминаний о терактах относится к 1 в. до н.э. Вся последующая история сохранила память о терроре и террористах, действовавших в различные эпохи и в различных странах. Но до XX в. терроризм не носил массового характера, не имел идеологии и тех форм и методов, которые ему присущи в нашем столетии. Терроризм принес в современную жизнь технологичные формы насилия и его глобализацию. Он представляет угрозу современному обществу влияет на качество жизни и цивилизованный порядок существования.

Одна из особенностей современного терроризма — угроза безопасности, благосостоянию, правам обычного человека, стабильности государственной системы, нормальному экономическому развитию, а также расширению и даже сохранению демократии.

Несмотря на то, что эта тема давно привлекает внимание исследователей (особенно на Западе), и существует множество определений терроризма, единая точка зрения отсутствует, и дискуссии продолжаются. Я далека от мысли заниматься вопросами методологии, поэтому выскажу лишь несколько соображений, которые, на мой взгляд, имеют отношение к предмету исследования.

В.Даль дает такое определение: «Террор (латин) — устращива-ние, устрашение смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства», а С.И.Ожегов пишет: «Террор — физическое насилие вплоть до физического уничтожения, убийства, по отношению к политическим противникам».

Несмотря на краткость и кажущуюся простоту вышеназванных определений в сравнении с многословными современными, в них отражена суть. Терроризм — это культ и практика насилия, в основе которых лежат, как правило, идеологические причины, используемые как средство для достижения определенных целей.

Нас интересует в данном случае терроризм политический, используемый как метод политической борьбы, когда ставятся такие цели как смена правительства, изменение политики или законодательства, борьба с иностранным господством, против империализма и колониализма и т.д. Западные исследователи часто относят к разряду политического терроризма национально-освободительные движения, поскольку их участники прибегают к террористическим действиям. На самом деле это непростой вопрос, так как сами участники, используя эти методы, нередко называют себя не террористами, а патриотами, борцами за свободу. С другой стороны, существует сложность в разграничении терроризма как политически мотивированного действия, с криминализмом. Граница между ними бывает очень подвижна, поскольку криминальные элементы часто заимствуют риторику и методы у политических террористов.

Говоря о культе и практике насилия, свойственных терроризму, следует заметить, что понятия терроризм и насилие — не тождественны. Терроризм, по существу, является особой формой насилия, и кратко может быть определен как принудительное запугивание. Он подразумевает угрозу убийства, нанесения увечий или разрушений, чтобы затерроризировать избранный объект, и подчинить его воле террориста.

Помимо самого насильственного акта, здесь огромное значение имеет психологический фактор. Поскольку неизвестно, кто будет следующей жертвой, и каков размах теракта, и где, в каком общественном месте он произойдет, создается атмосфера паники, общественного напряжения, страха. Расчет террористов заключается в том, чтобы использовать эту ситуацию, использовать общественное мнение, подчас и международное, чтобы добиться своих целей, вырвать уступки, которые могут быть различного характера и масштаба (отпустить пленных, получить оружие или скинуть правительство).

Эта краткая преамбула нужна для того, чтобы показать сложность и многоплановость проблемы, множество аспектов, требующих решения: классификация терроризма, борьба с ним и др. Моя задача — вполне конкретная. Я хочу на примере ирландской истории приблизиться к небольшой части комплекса проблем, так или иначе связанных с политическим терроризмом.

В данном случае нас интересует Ирландия как страна, где применение террористических методов как специфической формы насилия рассматривается определенной частью населения в качестве способа политической борьбы за решение основного национального вопроса — объединения страны. При этом сами себя они считают не террористами, а патриотами, революционерами, борцами за национальное освобождение.

Сегодня мы говорим о насилии в Северной Ирландии, но следует иметь в виду, что происходящие там в последние годы и десятилетия события являются частью ирландской истории, частью существующей с XII в. ирландской проблемы, связанной с британской колонизацией и борьбой против нее, включающей череду открытых восстаний, одиночных терактов и законных конституционных действий.

Итак, первый круг вопросов, на которых я бы хотела остановиться, это исторические корни и традиции насилия и террора в Ирландии. Современный терроризм в Северной Ирландии связан с ирландской историей и мало зависит от международного. Это, по преимуществу, независимое, самостоятельное явление, которое воспроизводит собственное героическое прошлое и ограничивается конкретными целями. Это не значит, что ирландские террористы не имеют иностранных контактов (с ливийцами, басками, палестинцами и др.), но они не участвуют в террористических действиях в других странах, не приглашают «звезд» международного терроризма выступать в защиту ирландских интересов. Ирландский терроризм носит локальный характер и не нуждается в моральной поддержке со стороны внешнего мира.

Кто же является основными действующими лицами и исполнителями ирландского терроризма?

Принято считать, что католики-националисты. Но это справедливо лишь отчасти. Террористические группы существуют и среди протестантов, и они ответственны за многочисленные акты насилия против католиков. Но как бы ужасны они ни были, они являются, по большей части, ответными на действия католических экстремистов. И этот принцип связан с самим фактом существования североирландского государства, которое охраняет интересы протестантского большинства. И поэтому оно заинтересовано в сохранении status quo, т.е. Северной Ирландии в составе Соединенного Королевства. Католическая часть населения, составлявшая меньшинство в Северной Ирландии, на протяжении существования автономного государства с 1921 г. стремилась к объединению Ирландии, и националисты-республиканцы, используя экстремистские, террористические методы, отражали эти интересы.

Поэтому основное внимание будет уделено республиканским традициям насилия и их носителям, в первую очередь Ирландской республиканской армии. Эта организация возникла в ходе национально-освободительной революции 1919-1921 гг. и является уникальной среди террористических организаций по длительности своего существования. Но начнём с традиций.

В британской прессе существует устойчивое мнение, стереотип ирландцев как природно приверженных насилию. Так, газета DAILY MIRROR в августе 1969 г. писала: «ирландцы имеют печальную тенденцию в периоды политических осложнений использовать ружья и взрывчатку вместо избирательных урн». На самом деле насилие в Ирландии и терроризм как его специфическая форма — это трагедия ирландцев, и существуют они не сами по себе, а лишь в британском обрамлении. И если ирландский террорист заслуживает безусловного осуждения за свои действия, то Британия несет коллективную ответственность за ту политику, против которой эти действия направлены. И если существует стереотип насилия в Ирландии, то он был сформирован за столетия британского господства, когда насилие порождало ответное насилие, когда оформилась приверженность вооруженным методам борьбы, сложилось представление об их исторической оправданности. По распространенному в республиканских кругах мнению, сама история благословила борцов за национальную независимость (а в их представлении борьба за единую Ирландию является продолжением национальной революции) на насильственные методы.

Длительная традиция аграрного терроризма, направленная против английских лендлордов, развивалась с конца XVIII в., а в конце XIX в. под руководством Земельной Лиги переросла в настоящую земельную войну с бойкотами, запугиваниями, поджогами и убийствами.

В этот же период аграрный терроризм был перенесен на городскую почву громким убийством в 1882 г. в дублинском Финикс-парке Главного секретаря по делам Ирландии лорда Кэвендиша и его помощника Т.Берка. В этом деле много неясного, но тем не менее, это убийство связывают с деятельностью неофенианской террористической организации «Непобедимые», один из лидеров которой Мак Кэфферти писал: «Терроризм — это законное оружие слабых против сильных». При этом целью организаторов убийства были не персонально лорд Кэвендиш и его помощник, но они как фигуры, олицетворявшие британскую власть в Ирландии (до этого были многократные покушения на предшественника Кэвендиша). И таких, я бы сказала ритуальных, убийств было за последнее столетие в Ирландии довольно много.

Не перечисляя их, отмечу, что самым громким было, пожалуй, убийство в 1979 г. лорда Маунтбеттена и членов его семьи. Значимость подобных актов насилия — сугубо политическая. В качестве жертвы выбираются выдающиеся, известные личности, которые персонифицируют национального врага. При этом решаются различные задачи, иногда многоцелевые: дезорганизация колониального административного аппарата, привлечение внимания общественности. Но главная цель — британская политика в Ирландии.

Я хочу привести слова ирландца, который очень четко определяет символическое значение терактов подобного рода. Описывая неудавшееся покушение на одного из представителей британской власти в Ирландии в 1919 г. (видимо, он был участник событий тех дней), он пишет, что это был «корпоративный символ британского правления в Ирландии,... не просто человек, но институт, дьявольский институт английского господства на нашей земле. Он был главной фигурой, представлявшей британскую тиранию в Ирландии, и именно поэтому мы хотели его уничтожить... Мы полагали также, что этим убийством привлечем внимание всего мира к ирландской несчастной судьбе, к ее доблестной борьбе против мощи огромной империи, к правде о том, что несмотря на кровавую войну в Европе за свободу малых наций, Ирландия по-прежнему остается пленником в паутине Британской империи». Убийство оппонента в подобных случаях считается его участниками оправданным актом войны, а не преступлением.

Участники фенианского движения, выступавшие за национальную независимость Ирландии, не признавали парламентских форм борьбы, часть из них была привержена террористическим методам. Тем самым был брошен вызов конституционной традиции национализма, параллельно с ней стала развиваться традиция физической силы.

В такой глубоко религиозной стране как Ирландия огромное значение имела позиция католической церкви и католическая политическая культура в целом. Католическая церковь оказалась единственным сохранившимся католическим институтом, и под ее эгидой разворачивалось сопротивление британскому завоеванию. Ирландия взрастила католическую революционную традицию из нищеты и ненависти к иностранной церкви и английским лендлордам. Ирландское духовенство не могло пройти мимо страдания народа и собственной дискриминации и за небольшим исключением не отличалось лояльностью к Британской короне. При этом трудно было разделить религиозное и национальное чувство, и в глазах священника еретик и чужеземец были порой неразличимы.

Но в католической политической культуре существовала внутренняя дилемма по отношению к насилию, и церковь, как и общество, была расколота, не была монолитна. Церковь выступала против восстаний и революций, но признавала причины, их породившие. Демократическая и конституционная политическая традиция оставляла, тем не менее, место насилию. Национальные баллады воспевали героев прошлых восстаний за их «благородные преступления — любовь к родине». Одобрение, звучащее в этих строчках, было навеяно мифом ирландского национализма, выросшего из цепи унижений и поражений, которые преодолели католики. Это была борьба ирландского народа за существование, за выживание, когда, по выражению ирландского националиста, Бог, казалось, отвернулся от него. Эта борьба породила идею политического мученичества, которая легла на хорошо подготовленную почву. Церковь, считавшая себя коллективным мучеником за веру и отечество; конституционные движения, стремящиеся придать парламентской и внепарламентской политике ауру пренебрежения, вызова, открытого неповиновения саксонскому врагу; нация, воспринимавшая себя как наказанная богом, угнетаемая английскими еретиками, подверженная многочисленным катастрофам, последней из которых стал Великий голод 1847 г. — все это внесло свою лепту в чувство собственной неполноценности, униженности, которое испытывали ирландцы. И не преодолев его, нельзя было добиться независимости.

Нация нуждалась в героическом и эмоциональном заряде; необходимо было показать, что неудачи не тождественны неполноценности, что смерть не означает уничтожение, что суды, тюрьмы, казни, все атрибуты британской законодательной и полицейской системы, вся власть и могущество Британской империи, все традиционное высокомерие протестантизма не могут разрушить, уничтожить благородную душу нации.

В определенном смысле ирландский национализм являлся светской формой религии, он развивался как светская параллель католическому возрождению, охватившему Ирландию во второй половине XIX в., и был тесно с ним связан. И он явился тем фоном, на котором произошло возрождение идеи страдания и мученической смерти, связанное с фениями.

Фенианское Братство являлось секретной организацией, целью которой было уничтожение британского правления в Ирландии вооруженными методами. Я не буду останавливаться на структуре, идеологии и деятельности фениев, хотя они оказали существенное влияние на всю последующую историю Ирландии. В данном случае нас интересует та сторона их деятельности, которая была связана с политическим мученичеством, поскольку она пережила саму организацию и оказалась востребованной в XX в., повлияв на создание морального климата, общественной атмосферы, которые способствовали распространению терроризма.

Опираясь на фундамент ирландского национализма, заложенный в предшествовавшие десятилетия, фении преуспели в проникновении в психологию ирландского национального чувства. Они использовали присущий ирландцам культ смерти, почитание могил, когда похороны становились формой мрачного торжества, особенно в случае гибели национального героя. Это являлось отражением католического сознания, вдохновленного идеей о том, что страдания народа (английское завоевание, Великий голод и др.) были божьим наказанием, и единственным искуплением становилась смерть. Одновременно это был своеобразный аспект Викторианской Ирландии, ибо XIX в. был периодом, когда смерть была возведена в мрачную и нелепую церемонию, полную ритуальных значений и символов. Викторианский образ смерти, внесенный в ирландский политический контекст, становился звучным общественным зрелищем, как правило, с националистическим оттенком. Он служил напоминанием о долге перед героем, отдавшим жизнь за родину, о необходимости продолжить его дело.

Создавалась своеобразная «тирания мертвых». Таким образом, ответственность за несчастья Ирландии переносилась с Бога на человека, и на человека конкретного, на англичанина. Это был способ, средство перекладывания бремени вины с католической Ирландии на протестантскую Англию. При этом преследовалась двойная цель — пробуждение национального сознания и нанесение морального ущерба врагу. Пропагандистское, политическое значение ритуала похорон со времени фениев стало национальной традицией.

Культ смерти получил дальнейшее развитие в идее жертвенного мученичества, связанного с фениями. Ирландский национализм нуждался в мощном и активном мифе, который мог быть создан только с помощью новых героев-мучеников. Мертвый герой прошлого являлся материалом для песен и баллад; современный погибший герой осуществлял связь прошлого с настоящим, пробуждал национальные и анти-британские чувства, был устремлен в будущее. Феномен политического мученичества помог создать общественный климат, при котором могли действовать люди с ружьями.

Тому, кто занимается историей Великобритании и Ирландии, знакомо словосочетание «манчестерские мученики». Это было громкое судебное дело, связанное с убийством полицейского, которое совершили в 1867 г. при попытке к бегству из манчестерской тюрьмы три ирландских фения. Они были осуждены за убийство и публично казнены. Но дело это привлекло в Ирландии всеобщее внимание и получило громкую огласку. Казненные фении превратились не просто в национальных героев, но в мучеников за свободу Ирландии. Толпы людей шли в Дублине через месяц после казни за пустыми катафалками, чтобы почтить память трех фениев; в их честь был написан гимн «Боже, храни Ирландию», ставший национальным; о них были написаны книги и картины; а день их казни 23 ноября стал днем ежегодного паломничества к месту поклонения манчестерским мученикам.

Почему это произошло по отношению к людям, которые совершили акт насилия, убив полицейского, и чьи товарищи месяцем позже осуществили взрыв, при котором погибло 12 и было ранено 120 человек?

Ответ может быть найден в словах известного ирландского националиста, прозвучавших спустя несколько месяцев после указанных событий. Тогда, отвергая обвинения в том, что ирландцы «возводят убийства в ореол», он сказал: ирландцы не признают английские законы, так как это не их законы. Поэтому противники этих законов — не преступники, а герои. Эти аргументы объясняют, почему убийство представителей английских властей было в Ирландии оправданно. Подобные аргументы используются и в настоящее время теми, кто с оружием в руках выступает за единую Ирландию, против присутствия британской армии.

Развитие идеи политического мученичества, связанной с фениями, их террористические действия, получившие признание в обществе, приводят к мысли о том, что политическое насилие оказалось востребованным в Ирландии, вписалось в контекст национальной истории, существовало наряду с конституционными, парламентскими методами.

Огромное значение для развития терроризма в Ирландии имели события 1919-1921 гг., связанные с национально-освободительной революцией. Не в силах открыто противостоять на полях сражений военной мощи профессиональной армии Британской империи, ирландские революционеры стали родоначальниками новой военной тактики, которая в дальнейшем была использована национально-освободительными движениями в других странах. Она заключалась в сочетании партизанских и террористических действий, в применении так называемой «техники селективного убийства». Поскольку целью военной кампании было стремление сделать невозможным существование британских структур в Ирландии, первоочередными объектами нападений являлись полицейские и военные бараки, транспорт, секретные службы, разведка.

Кампанию проводила Ирландская республиканская армия (ИРА), действовавшая как военная организация вновь создаваемого ирландского государства. Ее бойцы были организованы в небольшие мобильные отряды, прозванные «летучими» за внезапность нападения. Засады, убийства, поджоги — это был арсенал средств, которыми они пользовались. Существовал специальный отряд особо обученных и преданных людей, в задачи которого входило уничтожение особо опасных противников. Их хладнокровные, спланированные убийства оправдывались военной необходимостью, считались своеобразным юридическим актом в условиях вражеской оккупации, несли в себе элементы запугивания. Они, кстати, сыграли определенную роль и в современной террористической кампании в Северной Ирландии.

Надо отметить при этом, что действовали они на тот период единственно возможными методами. Как указывал создатель и лидер ИРА Майкл Коллинз: «мы создали нашу армию и противостояли военному вторжению единственно возможным путем», используя максимум из ограниченных военных ресурсов. К тому же военные успехи использовались в пропагандистских целях. Каждый инцидент, каждое поражение полиции или королевских вооруженных сил представлялись как пустая трата денег британских налогоплательщиков, а репрессии по отношению к ИРА использовались, чтобы сделать политику Британии одиозной в глазах мирового общественного мнения.

Вооруженная кампания ИРА, поддерживаемая местным населением, не дала армии противника использовать полностью свою военную мощь. Весной 1921 г. британский лорд-канцлер вынужден был заявить, что история последних месяцев продемонстрировала превосходство военных методов противника. Наряду с другими условиями, это способствовало прекращению англо-ирландской войны и началу мирных переговоров.

Таким образом, с самого начала своего существования ИРА использовала террористические методы в политической борьбе и осталась привержена им, уверовав в их эффективность. Ирландские республиканцы трансформировали тактику в принцип, получив, как им казалось, благословение истории. Начиная с 20-х годов поколения молодых ирландских католиков полагали, что с помощью терроризма им удастся определять ход ирландской истории.

После раздела Ирландии в 1921 г. идея создания единой ирландской республики продолжала жить в умах и сердцах тех, кто причислял себя к республиканскому движению. Между сторонниками англо-ирландского договора, по которому было создано два ирландских государства, и его противниками началась гражданская война. Против ИРА выступила вновь созданная армия Ирландского Свободного Государства (таково было его официальное название). Потерпев поражение, ИРА ушла в подполье. Надо заметить, что к этому времени ирландцы устали от многолетней войны, и поддержка ИРА населением снизилась. Со своей стороны, ирландское правительство, заботясь о безопасности молодого государства, поддерживало в стране чрезвычайное законодательство, по которому проводились аресты и интернирование. Множество республиканцев оказалось в тюрьмах. К тому же в их стане произошел раскол, из ИРА выделилось более умеренное, прагматичное крыло под руководством Де Валеры, будущего премьера и президента Ирландии. Заявив, что отказывается от вооруженных методов борьбы за республику, Де Валера создал новую партию, которая включилась в политическую борьбу.

Оставшаяся часть «твердолобых» республиканцев отказалась признать Ирландское Свободное Государство и участвовать в парламентской политике. ИРА продолжала существовать как запрещенная, подпольная организация, причем как на юге, так и на севере страны. В 1939-40 гг. она провела в Британии кампанию взрывов в знак протеста против сохраняющегося раздела Ирландии, что вызвало репрессивные меры со стороны трех правительств: британского, северо-ирландского и ирландского. Сотни известных республиканцев оказались в тюрьмах и концлагерях и провели там всю войну. Это нанесло тяжелый удар по ИРА и всему республиканскому движению, поскольку ИРА являлась его основной движущей силой.

После войны началось возрождение. Можно сказать из пепла, из горсточки людей, сохранивших старые идеалы. ИРА, возникшая из руин 40-х годов, не была, конечно, новой, ибо в Ирландии не может быть ничего абсолютно нового. Но это была другая организация по людским ресурсам, устремлениям, возможностям. В ее задачи того периода входила реорганизация и возобновление вооруженной борьбы.

В 1950 г. ИРА обладала лишь слабым подобием своей былой силы, и вполне оправданным было заявление ирландского премьера о том, что оружие исчезло с ирландской политической сцены. Однако уже в 1951 г. военным советом ИРА было принято решение о проведении в Северной Ирландии антибританской кампании.

Во время пятилетней подготовки приобреталось оружие, обучались волонтеры, осуществлялись серии нападений на британские военные объекты, казармы. Основные действия начались в 1956 г. и продолжались до 1962 г. В этот период были разрушены мосты, дороги, сжигались полицейские бараки и правительственная собственность. ИРА была сосредоточена на военной стратегии и тактике, считала их приоритетными для достижения успеха и игнорировала политические, моральные и психологические факторы, ей не хватало контактов с массами. Она не ставила конкретной политической цели улучшить положение католиков в Северной Ирландии. Не удалось привлечь внимание британской общественности. В начале кампании казалось, что население в обеих частях Ирландии поддерживает ИРА, но вскоре стало очевидно, что, выступая против раздела Ирландии, католики на севере и националисты на юге не поощряли террористические акции.

Ответ со стороны властей Северной Ирландии и Ирландской Республики был традиционен: аресты, интернирование, полицейские налеты и обыски, ужесточение цензуры и очередное осуждение насилия.

К 1962 г. стало ясно, что кампания себя исчерпала, и было официально объявлено о ее окончании. Сложив оружие, ИРА лишилась основной движущей пружины своего существования — борьбы с помощью насильственных методов против раздела Ирландии, за ее объединение в единую Республику. Армия продолжала существовать, но большинством ирландцев воспринималась как отживший, исчезающий пережиток романтичного прошлого. Образ ирландского повстанца был больше связан с балладами, мифами, патриотической историей и школьными уроками, чем с реальной жизнью. Тень ирландского стрелка переросла реального волонтера ИРА, растворившегося в возрождающейся экономике, размытости национальной цели и застывшей реальности расколотого острова.

Здесь проходит водораздел между прошлым ИРА и ее настоящим. История дала ей еще один шанс. Новый отсчет времени начался для республиканского движения с развитием современного североирландского кризиса, который продолжался на протяжении 30 лет.

Что привнесли современные события в проблему ирландского терроризма, как повлияли на его эволюцию? Возможно ли решить ирландскую проблему с помощью террористических методов? Эти вопросы мне бы хотелось поставить во второй части работы.

Говоря о событиях в Северной Ирландии последних трех десятилетий, затрагивающих также Ирландскую Республику и Великобританию, и не вдаваясь в излишние детали, нужно отметить следующее.

В конце 60-х годов Северная Ирландия вступила в полосу глубокого структурного кризиса, связанного с технико-экономическими преобразованиями и политическими реформами. Модернизация североирландского общества как следствие европейских интеграционных процессов затронула традиционные, казавшиеся неизменными устои ольстерской жизни, основанные на протестантском правлении без консенсуса, на дискриминации католического меньшинства населения, которое, в свою очередь, отказывало в легитимности североирландскому государству и на этом основании считалось нелояльным.

Изменения, коснувшиеся католической общины, вызвали к жизни движение гражданского протеста, явившись новым фактором политического противостояния. Католическое население, прежде ориентированное на воссоединение Ирландии, под влиянием многочисленных факторов изменило свои политические установки и выступило с требованием реформ. Под угрозой оказалась тщательно оберегаемая юнионистами Северной Ирландии на протяжении полувека структура власти, обеспечивающая господство протестантов. Это ощущение усиливала политика «нового юнионизма», проводимая премьер-министром Северной Ирландии Т.О'Нейлом под давлением английских лейбористов и направленная на самом деле лишь на подновление существующего режима.

Протестантская община откликнулась на происходящие изменения расколом своих рядов, крушением юнионистского консенсуса, что в конечном итоге привело к развалу североирландского государства и введению прямого правления Лондона.

Новому юнионизму противостояли традиционно настроенные протестанты, выступавшие против политики модернизации и реформ, за возвращение к исконным ценностям юнионизма. Они группировались вокруг новых структур, политических и религиозных, которые, как им казалось, могли вернуть утраченную точку опоры, восстановить равновесие в потерянном мире. И поскольку конституционная, парламентская политика себя не оправдывала, особенно после роспуска Стормонта, возникали вооруженные организации, нарастала экстремистская активность.

Процессы, происходившие в протестантской и католической общинах Северной Ирландии, развивались разнонаправленно, но стремительно. Напряжение возрастало. Программа демократических преобразований североирландского общества, приобретя реальные очертания, вызывала у протестантов ощущение надвигающейся катастрофы, приводила их в состояние крайнего возбуждения, готового в любой момент обратиться против «истинных врагов — католиков». Эти чувства активно подогревались экстремистскими популистскими лидерами типа небезызвестного Яна Пейсли.

Католическая община оказалась слишком «перегретой» длительными ожиданиями и умеренностью реформ. И хотя движение за гражданские права внешне было облечено в демократическую секуляристскую форму, люди, его представляющие, продолжали мыслить в старых сектантских категориях. Столкновение казалось неизбежным, и оно наступило. Оно началось осенью 1968 г. в ходе маршей протеста борцов за гражданские права, маршруты которых проходили через протестантские кварталы (жилье в Северной Ирландии, как и многие другие сферы жизни, сегрегировано). По мысли его участников это должно было символизировать отход от сектантской традиции. Но мирные демонстрации в глазах протестантов означали вторжение на чужую территорию в прямом и переносном смысле. Они превратились в кровавые побоища. Межобщинные столкновения, за которыми стояла трехсотлетняя история, грозили перерасти в гражданскую войну. В этих условиях Лондон был вынужден ввести в провинцию войска, которые первоначально воспринимались гражданским населением, особенно католическим, как беспристрастные защитники их интересов. Но вскоре стало очевидно, что британская армия не оправдывает возлагавшихся на нее надежд и не в состоянии защитить католическое население от протестантских погромов. И тогда взоры католиков обратились к ИРА, и ее возвращение в католические кварталы стало неизбежным. ИРА вернулась на политическую сцену Северной Ирландии как защитница католического населения от протестантских ультра, а затем и от самой британской армии.

К началу 70-х годов в республиканском движении, которое представляла ИРА, произошли изменения. После неудачной кампании конца 50-х — начала 60-х годов традиционная тактика «физической силы», террористических методов, казалось, ушла в небытие, доказав свою бесперспективность. Республиканское движение переживало период переосмысления своих действий. В 1969г. в ИРА произошел раскол. Большая часть республиканцев, разочаровавшись в вооруженной борьбе, перешла на позиции парламентской политики. Меньшая по составу и менее продвинутая часть бойцов ИРА, которую не затронули процессы обновления, сформировали Временную ИРА, объявив себя официальными наследниками республиканской традиции «физической силы». Они сохранили традиционную структуру ИРА, организованную по территориальному признаку в отделения, роты, батальоны и бригады, хотя до набора 1970-71 гг. военная структура существовала чисто номинально. Каждый год делегаты собирались на всеармейский съезд, где решались политические вопросы и избиралось руководство. Съезд избирал исполком, обычно из 11 человек, а они, уже на секретной встрече, голосовали за состоящий из 7 человек армейский совет, высший орган, который назначал начальника штаба, начальника разведки и других должностных лиц. На начальном этапе организации Временной ИРА из-за нехватки людей эти должности часто совмещались. Помимо военной организации существовала политическая партия Шин Фейн, которая также раскололась на Временную и Официальную. Временная Шин Фейн являлась легальным крылом Временной ИРА, и там действовали те же люди из руководства армией. То же можно сказать и о других организациях: женских, бойскаутских и др.

Армия, как и прежде, существовала на общеирландской основе, хотя на командных должностях и активной службе преобладали северяне. Это вполне объяснимо, поскольку дублинец или представитель других южных областей легко узнавался благодаря акценту, а военные действия проводились преимущественно на Севере. Поэтому боец Временной ИРА из Республики находился в резерве. За небольшим исключением в армию вступала не состоящая в браке молодежь в возрастном диапазоне от 16 до 26 лет, как мужчины, так и женщины. Временная ИРА в социальном плане опиралась на низшие слои общества: неквалифицированных рабочих, безработных, преимущественно городских жителей, хотя имела поддержку и в части сельской местности. Что привлекало молодежь в ряды Временной ИРА? Это-романтика вооруженной борьбы, наличие оружия, возможность отличиться и продвинуться в армейской иерархии и защита своих сограждан от протестантского экстремизма, а впоследствии и от британской армии. Приток молодежи в армию в начале 70-х был весьма значителен, и руководство стремилось организовать рекрутов, обучить их специфическим навыкам ведения террористической кампании и превратить романтику в преданность республиканским идеалам, в готовность к самопожертвованию, которые наряду со структурой были унаследованы от прежней ИРА.

Эта преемственность осуществлялась через лидеров движения, представлявших три различных поколения республиканцев. Это были люди, в основном с Севера, пришедшие в ИРА в конце 30-х годов, и начинавшие свою деятельность с бомбовой кампании в Англии, прошедшие тюрьмы и концлагеря за участие в террористической деятельности, включая убийства.

Поколение 50-х представляли также проверенные бойцы, преимущественно из Республики, участники кампаний конца 50-х годов. И, наконец, новые волонтеры, которые пришли в начале 70-х в связи с новыми жизненными реалиями и быстро поднялись по иерархической лестнице. Несмотря на определенные различия, все руководство отличало специфическое отношение к национальному вопросу, а именно абсолютная преданность республиканским убеждениям и методам физической силы как средству их воплощения.

По мнению руководства Временных, они представляли идеалы ирландской нации, считая британскую власть враждебной и оккупационной, дублинское правительство — проводником британской политики, а любой выборный орган на территории Северной Ирландии незаконным, поскольку только объединившись, ирландский народ получит право определять свои институты. И хотя вне республиканского движения немногие воспринимали их претензии всерьез, они фактически обладали правом вето на любую политическую инициативу в Северной Ирландии. Независимо от малопривлекательных черт их военной кампании, Временных поддерживало католическое меньшинство североирландской провинции, для которого боязнь судного дня со стороны протестантов была сильнее, нежели отвращение к терроризму Временной ИРА, в котором католики видели свою единственную защитницу.

Военные операции Временной ИРА, облекаемые в форму террористических акций, имели за собой многовековую историю бескомпромиссной борьбы против английского господства. Их питало убеждение в том, что своей независимостью Ирландия обязана республиканской революционной традиции — насилию в действии. Это мнение до последнего времени разделяло большинство ирландцев, воспринимавших свое прошлое как длительную конфронтацию с британской властью. В их глазах, заслуженно или нет, ИРА являлась наследницей этой борьбы. Этот стереотип поддерживался не мифом или легендой, а реальной историей, что придавало действиям боевиков законность в глазах католического населения. И этот стереотип было нелегко преодолеть.

Кроме того, для массового сознания католиков было характерно ощущение социальной приниженности и социальной несправедливости североирландского режима, которое они связывали с существующими институтами правопорядка. Закон и порядок в глазах католиков не были тождественны справедливости, ибо утверждали привилегии других, привилегии протестантского сообщества, и, стало быть, им не следовало подчиняться, их следовало изменять. Институализированная в Северной Ирландии несправедливость воспринималась как политическое преступление, и в этой атмосфере любые действия ИРА — от ограбления поезда до взрыва бомбы — вызывали если не сочувствие, то терпимость. Террористы из ИРА воспринимались не только как защитники, но и как выразители протеста, их невозможно было предать, и в этой обстановке особую ненависть вызывали осведомители, независимо от того, какова была мотивация их поступка.

Таким образом, Временная ИРА эксплуатировала три фактора: живучесть исторической традиции физической силы, придававшей видимость оправданности террористических действий, нежелание предавать тех, кто отстаивал старые идеалы, и позицию защитников католического населения Северной Ирландии. Именно эта организация несет ответственность за основные террористические акции. Ее терроризм замешан на смеси истории, идеологии, экономических и социальных тяготах католического населения, в частности наличия безработной молодежи.

Оказавшись востребованной политической ситуацией в Северной Ирландии, Временная ИРА, как уже упоминалось, первоначально отвоевывала пространство как защитница католического населения. Основные усилия были сосредоточены на укреплении организации, создании материальной базы, закупке оружия.

Напряжение в провинции нарастало. В отсутствии политических инициатив со стороны североирландского правительства и Лондона, армия была не в состоянии поддерживать порядок. Все более принимая сторону протестантов-лоялистов, военные трансформировали свой имидж в глазах католического населения, превращаясь в чуждую, враждебную структуру, поддерживающую ненавистную систему. Этому способствовало и то, что армия в принципе не пригодна к борьбе с гражданским населением, с гражданскими беспорядками, она действует более жестко, чем полиция, используя войска, бронетехнику и другие армейские атрибуты. Сдвиги в сознании католического населения, связанные с переходом армии к репрессиям, как нельзя более способствовали активизации Временной ИРА. Ее деятельность усилилась после введения в 1971 г. интернирования (арест и тюремное заключение без суда и следствия) и так называемого Кровавого Воскресенья, когда в январе 1972 г. британские парашютисты во время мирной демонстрации в Дерри расстреляли 13 безоружных человек, не имеющих отношения к ИРА, среди которых были дети.

С начала 70-х годов террор захлестнул Северную Ирландию. Боевики Временной ИРА начали бомбовую кампанию — бомбы взрывались в машинах, отелях, супермаркетах, пабах и других общественных местах, а также на британских военных объектах. Параллельно развивалась другая сторона террористической активности: засады на улицах, убийства политических деятелей, полицейских, солдат, судей, информаторов, нападения на военные казармы рассматривались как продолжение тактики селективного убийства, разработанной еще в период борьбы за независимость.

Одновременно второй бомбовый фронт был открыт в Англии. Сотни бомб разного калибра были взорваны в Лондоне и других городах, в частности в лондонском Тауэре, одном из самых дорогих универмагов Хэрродс, станциях метро и солдатских клубах. Бомбовая кампания в Англии не носила интенсивного характера, но была постоянной. Гибли ни в чем не повинные люди, которые порой даже не имели представления о североирландском конфликте. Но не гражданское население и даже не британские солдаты были главной мишенью Временной ИРА. Главным направлением удара было британское общественное мнение. Ирландские республиканцы рассчитывали, что с помощью кампании террора они смогут повлиять на британскую публику. Устав от насилия и бессмысленных жертв, она потребует эвакуации британской армии из Северной Ирландии, чтобы спасти жизни солдатам и сократить расходы на содержание армии.

Такова была официальная политика Временной ИРА, допускавшая гибель гражданского населения в качестве платы за ирландскую свободу. Но и она имела свои пределы, правда, понимаемые весьма своеобразно, в соответствии с моральными установками боевиков. Так, стараясь сократить число невинных жертв среди гражданского населения, командование Временных, как правило, предупреждало о готовящемся взрыве, особенно в Северной Ирландии. Боевики не взрывали госпитали и важнейшие протестантские объекты, такие как белфастские доки, чтобы не вызвать протестантского возмездия. Кроме того, они избегали распространенных в последнее время методов, таких как похищение детей и заложничество, не проводили операций в Ирландской Республике.

Развязывание террористической кампании Временной ИРА сделало ее главным противником британской армии, действия которой поставили вопрос о борьбе с терроризмом в условиях демократии. Можно ли бороться с террористами, используя подобные же методы? Известно, что британские солдаты, переодевшись в гражданскую одежду, устраивали засады на подозреваемых, убивали невиновных граждан «по ошибке», с невероятной жестокостью проводили интернирование. Использование резиновых пуль, допроса арестованных с пристрастием, часто означавшим пытки, и утонченных методов психологического воздействия стали официальной армейской политикой, составной частью британской военной доктрины. Эти методы нарушали права человека, угрожали демократическим традициям и были весьма далеки от идеалов британского общества.

Я не останавливаюсь подробно на протестантском экстремизме и терроризме, поскольку он носит несколько иной характер, хотя тоже имеет исторические корни и традиции. Современный протестантский терроризм по сути — не наступательный, а оборонительный, что логически вполне объяснимо. Североирландское государство было создано для защиты интересов протестантского населения, для сохранения его преобладания во всех сферах общественной жизни, и оно исправно выполняло эти функции. Пока существовал режим Стормонта, протестанты были заинтересованы в сохранении status quo, они опирались на официальные органы правопорядка, действовавшие в их интересах, и не нуждались в дополнительной защите. Ситуация изменилась с началом движения за гражданские права, падением североирландского режима и кампанией насилия ИРА. Официальные структуры перестали существовать, старые полицейские формирования были распущены, британская армия была не в состоянии остановить рост насилия.

Угроза, нависшая над протестантским образом жизни и протестантскими ценностями, чувство предательства со стороны Лондона и невозможность рассчитывать на его защиту спровоцировали переход к вооруженной борьбе. Многочисленные вооруженные группы и отряды с начала 70-х годов концентрировались, в основном, вокруг двух главных организаций: Ассоциации обороны Ольстера (АОО - UDA) и Добровольческих сил Ольстера (ДСО - UVF). Настроения, которые в них преобладали, находили отражение в следующих воззваниях: «Вы, лоялистское население, отданы террористам. Когда-то мы были гордой и счастливой нацией, принёсшей большие жертвы на полях сражений, защищая страну, которая теперь предала нас. Ольстер — это ещё одна Палестина, Суэц, Кипр, Аден».

Примитивные в идеологическом отношении, они представляли собой военизированные формирования, видевшие свою задачу в защите прав и собственности протестантов, в борьбе с ИРА, в сопротивлении навязанному извне политическому режиму. На практике это означало кампанию террора против католиков, которые поголовно ассоциировались с фениями, предателями и потенциальными республиканцами.

Задача была проста, груба и порой казалась весьма эффективной. Католики подлежали наказанию за то, что они католики: они жили не на тех улицах, работали не в тех районах, их следовало наказывать за прошлые ошибки и за будущие амбиции, и неплохо вообще изгнать из провинции. А поскольку все католики не отличались лояльностью, вооруженная борьба с ними представлялась протестантским боевикам вполне законной, а наиболее распространенным являлся расстрел через окно посетителей католического паба. Не элегантно, но зато эффективно.

Террористическая кампания, направленная на уничтожение католиков, имела глубокие корни, опиралась на традицию погромов, беспорядков, санкционированных поджогов еще со времен борьбы с фениями. В конце XIX — начале XX вв. Белфаст захлестнула волна католических погромов, используемых протестантской правящей элитой как средство раскола рабочего класса. Насилие, развязанное протестантскими военизированными организациями, приводило к запугиванию католического населения, заставляло его массами эмигрировать на юг, подрывало базу ИРА и таким образом способствовало сохранению привычного протестантам образа жизни.

Протестантские боевики не считали себя террористами. «Весь мир проклинает нас как убийц — мы называем себя патриотами. Мы боремся за свободу Ольстера», — эти заявления перекликаются с утверждениями бойцов ИРА, которые также считают себя патриотами и революционерами.

В данном случае терминологическая проблема определения терроризма замыкается на вопрос о законности политического насилия. В ирландском случае ни одна из сторон не считает свои действия запрещенными и не признает в них террористического начала, вместе с тем охотно обвиняя в терроризме своих противников. Протестантские боевики могут убить случайную жертву, но они не взрывают бомбы, уничтожающие женщин и детей. Солдаты республиканской армии могут подвергнуть казни доносчика, но они не стреляют в соседа только лишь из-за того, что он ходит в другую церковь. Каковы бы ни были объяснения, совершенно очевидно, что все, кто пытается разрешить ирландский кризис с помощью оружия, действуют в четко очерченных рамках исторической традиции, которая для них, и часто только для них, легитимизирует их тактику и определяет стратегию.

Но как бы они себя ни называли, их действия способствуют поляризации общества, тем самым отдаляя политическое решение. Более того, они провоцируют новую волну насилия. Список жертв постоянно растет. Социологические опросы показывают, что на конец 70-х годов половина католиков считала «временных» патриотами и идеалистами, и из этой половины каждый третий воспринимал ИРА как положительный фактор в решении ирландской проблемы. И, несмотря на то, что большинство считало насилие достойным сожаления, в принципе оно, по их мнению, являлось оправданным в условиях, когда нет альтернативного, достаточно эффективного средства достижения желаемых целей. И это при том, что за весь период своего существования ИРА, опираясь на террористические методы, не приблизилась к своей главной цели — единой Ирландии.

В протестантской общине также сохранялось разочарование в попытках конституционного решения. Согласно опросам начала 90-х годов преобладала точка зрения, что «насилие — единственно эффективное средство. Политика не приносит плодов, а демократически избранные политики лишены власти и унижены».

В последние десятилетия Северная Ирландия двигалась по заколдованному кругу. В условиях, когда политический центр оказался размыт, происходила поляризация населения, усиление сектантских настроений, экстремизма и терроризма в обеих общинах, попытки политического урегулирования были обречены на провал. В то же время отсутствие политических решений способствовало усилению насилия.

Существует ли выход из этого порочного круга? Каковы в этой связи перспективы решения ирландской проблемы в целом и место в этом процессе насильственных методов?

Невозможно в данной статье охватить весь спектр ирландских событий последних лет. Отмечу главный вектор, направление, в котором движется решение ирландской проблемы. В этой связи следует сказать об изменениях, произошедших в последнее время в ирландской политической жизни и в самом республиканском движении, которые носят глубокий характер. Переговорный процесс между тремя сторонами: Ирландской Республикой, британским правительством и североирландскими представителями стал неотъемлемой частью реальности. Он продолжался с перерывами в течение нескольких лет и стал возможен вследствие перемирия, объявленного ирландскими экстремистами, и, в первую очередь, ИРА. Изменилась обстановка в Северной Ирландии. Британские патрули ушли с улиц Белфаста, Лондондерри и пограничных районов в дневное время. Вместо шлемов они надели береты. Полицейские, убрав пулеметы, стали похожи на лондонских «бобби». Ушла атмосфера страха, нет стрельбы по ночам, а стук в дверь означает приход соседа, а не сил безопасности. Лидеры Шин Фей-на участвовали в регулярных встречах с британскими представителями. Все события свидетельствовали о желании покончить с беспорядками, и о наличии такой перспективы.

Изменения произошли и в сознании североирландского населения, которое устало от десятилетий кровопролития. Люди хотят мира и спокойствия, и поэтому значительное число представителей каждой из общин поддержало переговорный процесс. В ходе кризиса стало наблюдаться исчезновение традиций ирландского национализма, старых устремлений. Отказ от идеалов единой Ирландской республики как реальной практической цели постепенно внедряется в сознание североирландских католиков. Аналогичный процесс происходит и в Дублине. Население Ирландской Республики, как и жители Северной Ирландии, отвергают воинственный республиканизм с его террористическими методами. Новое поколение связывает Ирландию своих отцов с бедностью, провинциализмом, местным патриотизмом и замкнутостью и мыслят категориями новой интегрированной Европы. Они отвергают Север и связанные с ним проблемы как приоритеты в политике. Все эти процессы сужают базу республиканского движения и сулят перспективы его спада.

В последнее время наметилось примирение боевиков с реальностью. В центре идеологических установок республиканского движения всегда были три главных вопроса: Кто виноват? Что делать? Какова цель? И на них существовали три простых ответа: британская власть в Ирландии; вооруженная борьба; единая Ирландская республика. Таким образом, республиканское движение отличали приверженность физическим действиям, секретной военной организации, недоверие политическим методам и недооценка протестантского движения, поскольку главными противниками считались британское правительство и британская армия. По всем этим позициям произошли сдвиги. Главным в эволюции взглядов республиканцев следует считать признание политических путей решения национального вопроса наряду с военными, как дополняющими друг друга. Не сумев добиться с помощью вооруженных, террористических действий поставленной цели — единой Ирландской республики, Шин Фейн, представлявший на переговорах точку зрения ИРА, изменил реальные политические ориентиры и выступил с идеей продолжительного переходного периода, который позволит нации прийти к намеченной цели.

Сами республиканские представления также претерпели изменения в сторону смягчения. Единая Ирландия в современном понимании — это не только географическое и юридическое понятие, но единство народа. А это означает, что республиканцы стали учитывать интересы протестантского населения. Отрицая за юнионистами право вето на ирландское единство, республиканцы признают, что без их согласия не может быть объединения.

Сложные процессы, происходившие в Ирландской Республике и Северной Ирландии, а также настойчивая позиция премьер-министра Великобритании Т.Блэра привели к тому, что в 1998 г. произошли важные события на пути мирного урегулирования североирландской проблемы. Многолетний процесс переговоров завершился подписанием 10 апреля соглашения между английским и ирландским правительствами, а также представителями североирландских политических партий. Это соглашение, поддержанное в мае на референдуме большинством населения как в Ирландской Республике (95%), так и в Северной Ирландии (71%), направлено на то, чтобы покончить с насилием и терроризмом в политической жизни Северной Ирландии и создать механизмы политического урегулирования.

Согласно соглашению, в июне состоялись выборы в законодательную ассамблею Северной Ирландии, которая должна была избрать исполнительный комитет (коалиционное правительство). Предполагалось, что ему Лондон передаст некоторые полномочия по управлению Северной Ирландией. Соглашение предусматривало также создание совместных органов управления между Северной Ирландией и Ирландской Республикой для решения проблем транспорта, безопасности, туризма, охраны окружающей среды и др. Помимо этого предполагалось сформировать британо-ирландский консультативный совет для укрепления связей между Ирландией и остальными частями Соединённого Королевства, включая Шотландию и Уэльс. Одним из важнейших пунктов соглашения явилось требование о разоружении подпольных экстремистских группировок как республиканского, так и лоялистского толка.

Большинство политических и полувоенных организаций Северной Ирландии, включая Временную ИРА, поддержали соглашение, направленное на политическое урегулирование, и это — свидетельство осознания бесперспективности насильственных методов решения ирландской проблемы. Это подтверждают и высказывания представителей враждующих сторон. Один из протестантских лидеров, связанный с боевиками из полувоенной группировки, заявил: «Народ сказал своё слово. Теперь войне конец», а офицер из ИРА заметил: «Мне было двадцать лет, когда война началась; теперь мне почти пятьдесят, и я видел слишком много похорон».

В то же время несколько отколовшихся от ИРА вооружённых группировок, а также часть протестантских экстремистов продолжают делать ставку на насилие и срыв соглашения. Они несут ответственность за новые взрывы и убийства. В январе 1998 г. от рук боевиков из АОО погибло три католика, во время традиционного июльского «сезона маршей» протестантов по всей Северной Ирландии возобновились стрельба, взрывы, столкновения. Новый политический консенсус был вытеснен старыми боевыми позициями. В июльских столкновениях погибли три мальчика из смешанной протестантско-католической семьи.

Но самую высокую цену за политический прогресс пришлось заплатить мирным жителям небольшого североирландского городка Ома, где в августе 1998 г. через несколько месяцев после соглашения и референдума произошёл самый крупный в истории Северной Ирландии акт терроризма. Взрыв, прогремевший субботним днём в торговом центре при огромном стечении народа, унёс 28 жизней, в том числе 11 детей и 12 женщин. 220 человек было ранено. Этот акт вандализма был совершён одной из отколовшихся от ИРА группировок, выступивших против мирного урегулирования (так называемой «Реальной ИРА»).

Но знамение времени заключается в том, что, в отличие от реакции на подобные трагедии прошлого, усиливавшие раскол в североирландском обществе, взрыв в Ома сплотил ирландцев против терроризма. В обеих общинах Северной Ирландии произошла реакция отторжения террористов. Так же, как гибель троих мальчиков от рук протестантских экстремистов во время июльских беспорядков вызвала протест среди большинства юнионистов, взрыв в Ома изолировал боевиков «Реальной ИРА» от большинства ирландских республиканцев. Впервые президент Шин Фейна Д.Адамс безоговорочно осудил республиканских террористов.

Подобная политическая реакция объясняется поддержкой большинства североирландского общества соглашения от 10 апреля 1998 г., к которому оно шло долгие годы, а также всего мирного процесса.

О том, что Северная Ирландия встала на путь политического решения многолетнего конфликта, свидетельствует Нобелевская премия мира 1998 г., присуждённая двум североирландским политикам — лидеру католической социал-демократической партии Джону Хьюму и Дэвиду Тримблу, возглавляющему протестантскую юнионистскую партию — за их вклад в мирное урегулирование североирландской проблемы. Вручая награды, председатель Норвежского Нобелевского комитета Френсис Сейерстед воздал должное мужеству обоих политиков и отверг обвинения в том, что премия была присуждена преждевременно. «Ничто не может вызвать большей радости, чем убеждённость в достижении прочного мира — сказал он — но движение по этому пути важно так же, как и сама цель».

Эти слова оказались пророческими. Через полтора года после подписания соглашения в Северной Ирландии впервые удалось сформировать местное правительство, основанное на принципе разделения власти: в него вошло равное число католиков и протестантов. 1 декабря 1999 г. парламент Великобритании одобрил законопроект о предоставлении Северной Ирландии автономии и передал часть властных полномочий вновь созданному правительству. Это событие стало важнейшим достижением сторонников политического урегулирования североирландского конфликта.

Главным препятствием на этом пути остаётся проблема демилитаризации, включающая в себя разоружение боевиков, реформирование полицейских сил, сокращение британского военного присутствия, а также освобождение заключённых, отбывающих наказание за участие в североирландском конфликте. Все эти требования включены в подписанное соглашение и направлены на создание атмосферы доверия в североирландском обществе, что является непременным условием избавления от насилия и терроризма в решении политических проблем.

Путь к миру в Ирландии — не легкая, не прямая дорога. Но чем глубже будет мирный процесс, тем больше — эрозия республиканской воинственности. А это — залог того, что изменения могут стать необратимыми и таким образом сама жизнь поставит точку в безрезультатных попытках с помощью террористических методов решить ирландский вопрос.