Введение
Политическая культура неразрывно связана с политической системой общества и является ее неотъемлемым компонентом. Многие западные и отечественные политологи считают, что политическая культура – один из основных элементов политической системы. Что же за феномен «политическая культура»? В настоящее время в политологии нет единого мнения относительно сферы понятия «политическая культура», вместе с тем, большинство политологов разделилось на два лагеря, одни ограничивают «политическую культуру» субъективными ориентациями на политическую систему; другие помимо этих ориентаций включают в это понятие еще и отчетливо выраженное политическое поведение. По мнению автора целесообразнее рассматривать политическую культуру как некий синтез политических ориентаций, знания и поведения, так как одно неразрывно связано с другим. В данной связи мы согласны с польским аналитиком Е. Вятром: «нельзя сводить понятие политической культуры исключительно к психическим состояниям. Нужно включить в него также определенные образцы поведения».
Предметный подход к политической культуре
Для того чтобы говорить о политической культуре российского общества, необходимо сначала определиться с тем, какие типы политической культуры выделяются политологами. Рассмотрим в контексте сказанного классическую типологию Г. Алмонда и С. Вербы. На основе проведенных исследований они выделили 3 идеальных типа политической культуры: традиционная политическая культура; подданническая политическая культура и политическая культура участия. Позже в рамках этой типологии появилась гражданская культура – это смешанная политическая культура, в которой большая часть граждан может быть активной в политике, однако не меньшая часть играет более пассивную роль подданных.
Акцентированная типология позволяет нам перейти к анализу и такого феномена как политическая культура российских граждан. Общепризнанными ценностями доминирующей политической культуры России всегда были ценности «коммунитаризма» (восходящие к общинному коллективизму и обусловливающие не только приоритет групповой справедливости перед принципами индивидуальнойсвободы личности, но и, в конечном счете – ведущую роль государства в регулировании политической и социальной жизни), а также персонализированного восприятия власти, постоянно обращающегося к поиску сильного лидера, способного вывести страну из кризиса. Существенно и то, что ведущей политической идеей в отечественных массовых политических ориентациях остается социальная справедливость, обусловливающая по преимуществу морально-нравственные оценки межгрупповой политической конкуренции. Соответственно для таких культурных ориентаций характерно: недопонимание роли представительных органов власти, органов власти местного самоуправления, незаинтересованность в систематическом контроле за властями, отрицание высокого значения кодифицированной законности. В общем, по мнению автора, в России доминирует «подданнический тип» политической культуры, тогда как классики политической науки Г. Алмонд и С. Верба считали, что наиболее благоприятствующей для демократического развития государства является гражданская политическая культура.
В 1993 году была принята Конституция РФ, в которой закреплялись ценности демократического государства, но на данный момент приходится констатировать: эти ценности все еще выступают для основной массы населения скорее как некие ориентиры, требующие конкретного освоения. Здесь мы имеем ввиду, прежде всего, следующие ценности: а) справедливость, понимаемую как честность судов, реализуемую как социальные гарантии (доступность образования, системы здравоохранения, безопасность граждан), и неотделимую от преодоления коррупции; б) свобода предпринимательства; в) свобода слова, вероисповедания, т.е. ценности характерные для демократического государства и достаточно развитого гражданского общества. Возникает вопрос, почему за прошедшие полтора десятилетия, как показывают социологические опросы, изменения российского национального самосознания, политической культуры российского человека не столь велики?
На наш взгляд, это связано, во-первых, с тем, что 15 лет для изменения сознания общества, его политических ориентаций, а также укоренения новых политических институтов – срок действительно небольшой, особенно, если учесть, что в Западных странах формирование гражданской политической культуры происходило на протяжении нескольких столетий.
Во-вторых, развитию гражданской культуры благоприятствует медленное политическое развитие с постепенным решением различных политических проблем, тогда как в любой стране, переживающей радикальную модернизацию политической системы в краткий исторический срок, как в России, все проблемы, обусловленные социальными изменениями, приходиться решать одновременно.
Процесс формирования гражданской политической культуры – процесс длительный и трудоемкий. По мнению американских политологов Г. Алмонда и С. Вербы наиболее очевидным заменителем времени могло бы быть обучение. Людей можно научить тому, как получать информацию; им можно дать знания о формальных политических структурах, равно как о значении правительственных и политических институтов; посредством обучения можно передавать и сформулированные нормы демократического участия и ответственности. Однако, как показывает практика формальное обучение неспособно в полной мере привить гражданам социальное доверие и уважение друг к другу, познавательных навыков недостаточно, поэтому они должны дополняться политической социализацией через такие институты как семья, рабочее место, добровольные ассоциации. Если формальное обучение в России еще достаточно развито, несмотря на критику современной системы образования многими деятелями науки и образования, то политическая социализация через вышеперечисленные институты переживает серьезный кризис, так как в кризисе находятся и институт семьи, и институт добровольных ассоциаций.
Политическая идеология в современной России
Ощущение современности как эпохи «конца истории», «конца идеологии», наконец, как «постмодерности» подталкивает к поиску иного кода окружающей действительности. В рамках современной парадигмы общественной науки социальный мир часто трактуется как своеобразный «Текст», как конструкция, структура или карта различных дискурсов. Исследуя знаково-символическое и семантическое единство текста и контекста политики, присущие конкретному обществу в конкретное время, можно отчасти предвидеть направление трансформаций, которые в этом обществе происходят, и еще будут происходить. Феноменология современного политического дискурса проявляется в ряде ведущих концептов: «программа», «стратегия», «направление», «курс», «план», «проект». Термины, которые описывают политическое, все чаще заимствуются из области экономики и техники. Трендом бизнеса и политики сегодня является «project management», а опиумом для интеллектуалов становится создание модернизационного проекта.
К.М. Кантор, обнаружив в России черты «проектных» политических культур, утверждал, что проектирование принадлежит самой управляющей системе, включающей некоторые разделы институциализированной науки, философии, аппарат массовой культуры. Более того, политический «проективизм» в целом используется правящей элитой в качестве эффективного механизма обслуживания официальной идеологии. И сегодня это отнюдь не способ сознательного обмана, но способ бессознательного самообмана. Идеология представляет собой такой путь изображения мира, который истолковывает действительность не с целью ее объективного познания, а с целью оправдания интересов тех или иных социальных групп. Анализ взаимосвязи «дискурс – идеология» через призму феномена коннотации в интерпретации Р. Барта позволяет утверждать, что в российском политическом дискурсе денотативное значение концепта «проект» на поверку обладает немалой долей идеологического пафоса. В работе «S/Z» Барт оперирует определением, согласно которому «коннотативное значение – это вторичное значение, означающее которого само представляет какой-то знак или первичную – денотативную – знаковую систему». По мнению Р. Барта, «со структурной точки зрения, существование денотации и коннотации, двух систем, считающихся раздельными, позволяет тексту функционировать по игровым правилам, когда каждая из этих систем отсылает к другой в соответствии с требованиями той или иной иллюзии.
Наконец, с идеологической точки зрения, такая игра обеспечивает классическому тексту известную привилегию – привилегию безгрешности: первая из двух систем, а именно денотативная, сама к себе оборачивается и сама себя маркирует; не будучи первичным, денотативный смысл прикидывается таковым; под воздействием подобной иллюзии денотация на поверку оказывается лишь последней из возможных коннотаций, верховным мифом, позволяющим тексту притворно разыгрывать возвращение к природе языка, к языку как к природе».
Схожим образом дело обстоит и с такой рефлексивной лексемой политического дискурса, как «проект». Объективно само понятие «проект» кажется оценочно-нейтральным, денотативным, но, тем не менее, оно несет огромную смысловую нагрузку. В контексте общего употребления концепт «проект» служит определением, как привычных программ преобразований, так и почти утопичных описаний будущего.
В речах политических деятелей «проективизм» выступает одной из господствующих метафор национальной модернизации и внутренней политики в целом. Данная метафора носит артефактный характер и сохраняет элементы научного экспериментирования, что свидетельствует об искусственности и контролируемости изменений. Политический проект для современной России, как и исторически предшествующие («пятилетки», программа Грефа 2000 года и т.д.) обладает темпоральностью и даже терминальностью.
Функционированию «проективизма» присущ ряд противоречий. Прежде всего, у политического «проекта» нет Автора, но есть Адрес. Политический «проект» – это и «черновик» реформ. В данном аспекте представляет интерес позиция К.М. Кантора, который рассматривал варианты «распределения» культур по модели деятельности и пришел к выводу, что «одни воплощают в себе единство проектирования и его предметной реализации, другие – по преимуществу беспроектную деятельность, третьи, напротив, бездеятельное проектирование». Безусловно, одна и та же политическая культура на протяжении своего существования может не раз поменять свое место в этой модели. Но для «проектной» культуры наличие нереализованных проектов не менее важно, чем реализованных. Использование «проективизма» для обозначения политических преобразований национального масштаба также опасно превращением в «пустое» означающее, ввиду отсутствия окончательной определенности в значении понятия «нация». Интеллектуальная конструкция «приоритетный национальный проект» обслуживает архитектуру российского идеологического концепта, обнажая такие его аспекты, как: претензия на универсальность; принципиальная неполнота – ведь даже «национальный проект» выражает интересы отдельных групп; агрессивность – борьба «проектов» политических сил; стереотипность и иммобилизм – «проективизм» как конвенционально-легальная форма социального творчества человека, который из субъекта собственной истории и культуры превращается в объекта влияния.
В трактовке С. Жижека идеология обладает «возвышенным» объектом; «возвышенным» означает непостигаемым, бесформенным, безграничным, недосягаемым. И смысл интеллектуального труда исследователя идеологии заключается не в том, чтобы обнаружить содержание «тайны», стоящей за формой, а в том, чтобы постичь «тайну самой формы» – процесс, посредством которого смысл маркирует себя именно так. Пожалуй, один из вариантов решения поставленной задачи предложен в уже упоминавшейся концепции К.М. Кантора, которую сам ученый определил как «историософию проектизма». Обращаясь к понятию «проект» как центральному во всей концепции, К.М. Кантор выделяет такой его дериват, как «паттерн». И именно «паттерн» есть «проект, обеспечивающий наследственность, устойчивость, неизменность специфической социокультуры, на которые распадается социокультурная эволюция во всех своих качественных подразделениях».
Сегодняшняя элита оправдывает свое положение с помощью экспертного знания – формально государством управляют профессионалы, задающие тембр и темп политической речи. «Проективизм» суть способ разработки социально-значимых программ и форма демонстрации мнимых или подлинных результатов, призванных обеспечить элите кредит доверия электората. Но нельзя забывать, что осознание недостижимости целей «проектов» может запустить механизмы социальной депривации, способной нарушить существующее политическое равновесие и лишить поддержки политическое руководство.
Концепция политической реальности
Майкл Джозеф Оукшотт (1901–1990) – профессор кафедры политических наук Лондонской школы экономики и политической науки (1951–1969), один из авторитетных представителей британской политической философии, интерес к которому усилился в последние годы, особенно в связи с поиском оснований для либерально – консервативного синтеза, основу которого способна заложить методологическая позиция мыслителя. Оригинальная теоретико-методологическая позиция позволяет Оукшотту выработать собственный подход к моделированию различных миров человеческого опыта, таких как деятельность политиков или развитие дискурса о легитимности государственной власти, и противопоставить свои взгляды на политическую реальность сциентистским моделям, господствовавшим в западной политической науке второй половины XX века и оказыващим существенное влияние на внешне- и внутриполитический курс Великобритании.
Редукционизм декартовско-ньютоновской картины мира и инструментально-рационалистической методологии Оукшотт преодолевает путем создания бинарных моделей политической реальности, которые сначала тщательно выстраиваются со скептических позиций (определяющее значение приобретает принцип «бритвы Оккама»), потом критически отсмысляются (проверяется их логическая непротиворечивость, обоснованность, достаточность), а затем проходят через диалектическое «снятие», позволяющее придать модели жизнеспособность и выйти за ее пределы, обратившись к исследованию «почвы», сделавшей возможным построение некоторой модели.
Классическому проекту западноевропейского рационализма Оукшотт противопоставляет собственную модель общественного устройства, где континуум возможных типов организации общества располагается между двумя условными полюсами: ассоциацией граждан (как политической организации свободного общества) и ассоциацией предпринимателей (где развитие социальной системы подчинено четко выраженным целям немногих, навязанным всем).
Тот же разграничительный принцип Оукшотт кладет в основу своего различения двух видений политики, которая может принимать форму «войны идеологий» или «беседы традиций». Разумеется, симпатии Оукшотта на стороне свободного общества, где различие точек зрения, многообразие видов деятельности и конфликтная природа человеческих отношений воспринимаются как вполне закономерное и конструктивное явление, а не источник угрозы и повод для усиления репрессивной функции власти, которые в конце концов приведут социальный организм к распаду.
Описанные Оукшоттом модели анализа общества, политики и власти строятся по единому принципу, суть которого – в стремлении избежать фиксированного различения понятий, проведения нерушимых границ между мирами человеческого опыта, а в конечном итоге – возведения непреодолимых стен между людьми. Такой методологический подход к анализу типов общественного устройства позволяет говорить об Оукшотте как о представителе особого направления в истории социально-политической мысли, который получил название либерально-консервативного синтеза.
Таким образом, принципы построения моделей и синтетическая методология М. Оукшотта служат одной цели – созданию такого способа анализа некоторой реальности, при котором ее модель не становится (а если становится, то откровенно, без лицемерия) элементом идеологии, не редуцируется к какой-либо иной реальности (например, политика не сводится к экономике) и сохраняет связь с другими моделями реальности, т.е. остается гибкой и открытой для других возможностей.
Заключение
В сложившейся ситуации, как представляется автору, имеется два возможных пути развития: либо переложить все функции по формированию гражданской политической культуры на образовательные учреждения, что сейчас по сути и происходит; либо в серьез, на государственном уровне заниматься поддержкой семьи и добровольных ассоциаций с подключением СМИ и существенным увеличением финансирования. Но есть еще один вариант, когда второй путь берется за основу, а функции политической социализации и формирования гражданской политической культуры разделяются между семьей, системой образования и добровольными ассоциациями, и такой вариант, по мнению автора, является наиболее эффективным.
Список литературы
Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии /Г. Алмонд, С. Верба/ Полис. – 2007. – №4.
Бондар А., Динес В. Российские политические традиции и российская государственность/ А. Бондар, В. Динес // Власть. – 2008. – №4.
Барт Р. (2007) S/Z. М.: УРСС.
Жижек С. (2009) Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал.
Кантор К.М. (2002) Двойная спираль истории: Историософия проектизма. Т.1: Общие проблемы. М.: Языки славянской культуры.
Фишман Л.Г. (2007) Политические дискурсы постсоветской России: теоретико-методологический анализ: автореф. дис. … док. полит. наук
Оукшотт М. Рационализм в политике и другие статьи. М., 2008.
Шамшурин В.И. Консерватизм и свобода. Краснодар, 2008.
Чамаева Н.А. Консерватизм в политической философии Майкла Оукшотта // «Вестник Московского Университета» сер. 12. (Политические науки), №5, 2005.