Курсовая работа
«Разработка теории империализма в конце ХIX – начала ХХ века»
Введение
Империализм вырос как развитие и прямое продолжение основных свойств капитализма вообще. Но капитализм стал империализмом лишь на определённой, очень высокой ступени своего развития, когда сложились и обнаружились черты переходной эпохи от капитализма к более высокому общественно-экономическому укладу, то есть к социализму.
Экономической основой перехода к империализму является смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями. Свободная конкуренция есть основное свойство капитализма и товарного производства вообще; монополия есть прямая противоположность свободной конкуренции, но эта последняя на наших глазах стала превращаться в монополию, создавая крупное производство, вытесняя мелкое, заменяя крупное крупнейшим, доводя концентрацию производства и капитала до того, что из неё вырастала и вырастает монополия: картели, синдикаты, тресты, сливающийся с ними капитал какого-нибудь десятка ворочающих миллиардами банков. И в то же время монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют её, а существуют над ней и рядом с ней, порождая этим ряд особенно острых и крутых противоречий, трений, конфликтов. Монополия есть переход от капитализма к более высокому строю.
Империализм совершил раздел мира, переход к колониальной политике монопольного обладания территорией земли, поделенной до конца.
Актуальность: учение об империализме до сих пор представляет собой идейно-теоретическое и методологическое оружие борцов за свободу, национальную независимость, прогрессивное развитие во всех странах мира.
Оно помогает лучше понять процесс исторического развития, его законы и особенности в современных условиях.
Степень разработанности темы: высокая. Изучением данной темы занимались ряд учёных: Ленин В.И. «Империализм как высшая стадия капитализма». – Полн. Собр. Соч., т. 27, «Тетради по империализму». – Полн. Собр. Соч., т. 28; Кара-Мурза С. Работа В.И. Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма»: современное прочтение // Ленинская теория империализма и современная глобализация. В 2-х книгах; Кромер Г. «Древний и современный империализм» и другие.
Объект исследования: империализм, как система общественных отношений новой высшей фазы капитализма.
Предмет: разработка теории империализма в конце ХIХ – начале ХХ века. Представители различных научных направлений.
Задачи: 1) проанализировать трактовку теории империализма марксистскими, в том числе социал-демократическими теоретиками; 2) исследовать характеристику теории империализма английским экономистом Дж. Гобсоном.
Методы исследования: анализа и синтеза, индукции и дедукции, сравнительно-исторический.
1. Трактовка теории империализма социалистическими теоретиками
Теория империализма К. Каутского
Каутский в конце 80-х годов XIX в., заинтересовавшись учением Маркса и Энгельса, начал переходить на позиции марксизма и впоследствии сыграл определенную роль в его распространении. С 1883 г. он редактировал теоретический орган немецкой социал-демократической партии «Ди найе цайт», но уже тогда допускал на его трибуну охотников ревизовать марксизм. В 80–90-х годах Каутский написал ряд книг, в которых он стоял на позициях марксизма. Среди них – «Экономическое учение К. Маркса», «Аграрный вопрос», «Бернштейн и социал-демократическая программа», «Путь к власти». Но и в этих работах Каутский уже проявлял склонность к оппортунизму.
В империалистическую эпоху, эпоху наивысшего обострения социально-экономических противоречий, он развивал ревизионистскую теоретическую систему, все положения которой были построены на идее постепенного притупления противоречий и являлись полнейшим извращением сущности империализма. Извращение сущности империализма Каутским состояло в том, что он рассматривал империализм как политику высокоразвитых промышленных капиталистических стран, направленную на подчинение аграрных стран.
Политические выводы Каутского, сделанные им в эпоху империалистической войны и надвигающихся бурных революционных схваток, коренным образом противоречили интересам пролетариата. Во имя «будущей мирной эры развития капитализма» он отказался от революционной борьбы. В 1914 г. в работе «Национальное государство, империалистическое государство и союз государств» Каутский утверждал, что «империализм является только вопросом силы, а не экономической необходимости», соответственно ни империализм, ни империалистические войны в политику социал-демократии не должны внести никаких изменений»
Ленин подверг критике попытку Каутского представить империализм исключительно как политику. Каутскианское определение империализма обходит действительно новые явления в экономике, свидетельствующие о наступлении империализма и составляющие его сущность, а именно, господство монополий, власть финансового капитала и финансовой олигархии и т.д. Кроме того, для империализма характерны захваты не только аграрных стран, как представляет дело Каутский, но и захваты промышленных стран мощными империалистическими державами.
В своих теоретических рассуждениях Каутский полностью оторвался от реальной капиталистической действительности, игнорировал действие объективных экономических законов капитализма. Он пришел к выводу, что картели и тресты в результате сговора между ними постепенно настолько укрупнятся, что возникнет новая стадия «ультраимпериализма», или сверхимпериализма, для которой будет характерно господство единого мирового треста. В итоге борьбы национальных финансовых капиталов образуется единый интернациональный финансовый капитал. Задача рабочего класса будет состоять в том, чтобы заменить капиталистов, руководящих всемирным трестом, руководителями из рядов пролетариата, и социалистическая революция будет совершена. Однако пока стадия ультраимпериализма не наступила, условия для социалистической революции не созрели.
Теория «ультраимпериализма» – яркий пример антинаучной абстракции, теоретического прожектерства, к которому прибегает Каутский в угоду оппортунизму. Вместо анализа противоречий, обострение которых достигает наивысшей степени в эпоху империализма, ревизионист преподносит пролетариату антинаучную абстрактную схему. Антинаучность схоластической абстрактной теории «ультраимпериализма» Каутского состоит в том, что она рассматривает капиталистическую концентрацию без учета действия объективных экономических законов анархии и конкуренции, неравномерности экономического и политического развития и т.д.
Ленин разоблачил ревизионистскую сущность каутскианского понимания империализма и показал, что критика империализма у Каутского не имеет ничего общего с марксизмом, ибо она «обходит и затушевывает как раз самые глубокие и коренные противоречия империализма: противоречие между монополиями и существующей рядом с ними свободной конкуренцией, между гигантскими «операциями» финансового капитала и «честной» торговлей на вольном рынке…».
Когда свершилась Великая Октябрьская социалистическая резолюция, Каутский оказался в стане ее врагов и злобно клеветал на Советский Союз и его коммунистическую партию. Он пророчил гибель Советской власти, ссылался на свою «теорию развития производительных сил», согласно которой в России якобы не созрели объективные предпосылки для социалистической революции, ибо уровень развития производительных сил недостаточен для победы социализма. В статье «О нашей революции» и других работах Ленин развеял эти новые мысли Каутского и его меньшевистских подпевал в России. В дальнейшем, в эпоху общего кризиса капитализма, Каутский открыто ревизовал марксистско-ленинское учение о государстве, буржуазной демократии, парламентаризме и диктатуре пролетариата.
Теория империализма В. Ленина
Ленин многое почерпнул из работы Гильфердинга, так же как из работ некоторых либеральных экономистов, например Гобсона, при написании в начале Первой мировой войны в 1914 г. своей работы «Империализм как высшая стадия капитализма». Как и Гильфердинг, он начинает с вопроса концентрации капитала – учреждения трестов, картелей, холдинговых компаний, т.е. банковской концентрации, и появления финансового капитала, для того чтобы охарактеризовать структурно новое на этой стадии капитализма.
Ленин расширяет и обобщает структурный анализ, выделяя монополистический капитализм, в противоположность капитализму свободной конкуренции. Он анализирует монополии и их прибыль, развивая мысль Гильфердинга о том, что экспансия монополистического капитализма осуществляется, прежде всего, через экспорт капитала.
В отличие от капитализма, основанного на свободной конкуренции, который концентрировался на экспорте предметов потребления и не интересовался их потребителями, монополистический капитализм, основанный на экспорте капитала, не может быть безразличен к собственным должникам. Он должен гарантировать «нормальные» условия платежеспособности, без которых его ссуды обернулись бы потерями, – в том числе и через формы экономико–политического контроля над странами, в которые инвестирован капитал.
Ленинский анализ империализма дополняется глубоким исследованием противоречивой, диалектической природы монополистического капитализма, который на определенном этапе сдерживает конкуренцию, чтобы снова возобновить ее на более высоком уровне. Обращаясь при анализе отношений между империалистическими странами к закону неравномерного развития, Ленин показывает, что империалистический раздел мира может носить лишь временный характер, и за ним неизбежно последует обострение борьбы в виде империалистических войн для утверждения нового баланса сил.
Ленин также интегрирует в свою теорию империализма концепцию рабочей аристократии Энгельса. Колониальные сверхприбыли, получаемые через экспорт капитала в экономически отсталые страны, создают возможность для коррупции в части рабочего класса метрополий, и, прежде всего, в среде реформистской бюрократии, которая поддерживает буржуазно–демократические режимы и извлекает из этого огромную выгоду.
И, тем не менее, опираясь на эти работы и другие журнальные статьи, а также резолюции Хемницкого и Базельского конгрессов германской социал-демократии, В.И. Ленин создает стройную теорию империализма как высшей стадии развития капитализма, не потерявшей своего значения, сто лет спустя, для начала XXI века, и не имеющей аналога в марксистской литературе, ни до него, ни после него по глубине анализа.
В крупном плане ленинскую теорию империализма можно свести к следующим основным положениям:
Империализм есть капитализм в новейшей стадии его развития, «итоговая картина всемирного капиталистического хозяйства»1, есть империалистический капитализм, в котором сверхконцентрация промышленного производства служит основой перерастания конкуренции в монополию. «…Свободная конкуренция порождает концентрацию производства, а эта концентрация на известной ступени своего развития ведет к монополии»2.
Таким образом, империализм или империалистический капитализм есть монополистический капитализм3.
В центре империализма – власть финансового капитала.
По Ленину, империализм есть такая концентрация банковского капитала, которая создает «трест банков», управляющий всем капиталистическим хозяйством4. Появление подчинения промышленного капитала банковскому, «сращивание банковского и промышленного капитала», по меткому выражению Н.И. Бухарина,5 и определяет превращение банковского капитала в финансовый капитал.
Стоит отметить, что финансовый капитал сразу же заявил о себе как финансовая капиталовласть, лежащая в основе монополизации капиталистического хозяйства. Если воспользоваться «теорией капиталократии»6, то можно сказать, что становление империализма сразу же проходило как становление империализма финансовой капиталократии, управляющей монополией капиталистического хозяйства.
Ленин замечает: «Между немногими банками, которые в силу процесса концентрации остаются во главе капиталистического хозяйства, естественно все больше намечается и усиливается стремление к монополистическому соглашению, к тресту банков. В Америке не девять, а два крупнейших банков, миллиардеров Рокфеллера и Моргана, господствуют над капиталом в 11 миллиардов марок».
Таким образом, империализм есть монополия финансового капитала над всем капиталистическим хозяйством, порождающая финансовую капиталократию.
Империализм есть такая стадия в развитии капитализма, в которой акционирование капитала становится ведущей формой его организации и основой управленческой мощи финансового капитала.
Ленин, со ссылкой на исследования немецкого экономиста Геймана, показывает как контрольный пакет акций финансового олигарха через иерархию сетей связей банковского и промышленного капиталов дает огромную власть. «Финансовый капитал, концентрированный в немногих руках и пользующийся фактический монополией, берет громадную и все возрастающую прибыль от учредительства, от выпуска фондовых бумаг, от государственных займов и т.п., закрепляя господство финансовой олигархии, облагая все общество данью монополистам».
Империализм всегда был сущностью капитализма.
Он проявился в двух «волнах» колонизации стран мира: вначале в «волне» испано-португальской и голландской колонизации мира, а затем в «волне» англо-французской колонизации7.
Но империализм как высшая стадия капитализма есть особый тип империализма, связанный с господством «монополитических союзов крупных предпринимателей», ведущих погоню «за источниками сырья во всем мире», – отмечает В.И. Ленин. «Колониальная политика и империализм существовали и до новейшей ступени капитализма, – замечает он, – и даже до капитализма. Рим, основанный на рабстве, вел колониальную политику и осуществлял империализм. Но «общие» рассуждения об империализме, забывающие или отодвигающие на задний план коренную разницу общественно-экономических формаций превращаются в пустейшие банальности или бахвальство, вроде сравнения «великого Рима с великой Британией». Даже капиталистическая колониальная политика прежних стадий капитализма существенно отличается от колониальной политики финансового капитала. Основной особенностью новейшего капитализма является господство монополистических союзов крупнейших предпринимателей. Такие монополии всего прочнее, когда захватываются в одни руки все источники сырых материалов…».
Империализм есть высшая стадия капиталистического паразитизма
Его характеристикой является появление целых «государств-рантье». Поэтому удержание господства финансового капитала с всё более глобализирующимся потреблением ресурсов мира сопровождается экспансией насилия и реакции. Ленин замечает, что империализм политически есть «стремление к насилию и реакции».
Последующая волна перехода ряда капиталистических стран к фашизму в 1920–1940 гг., который есть крайняя степень империалистических насилия и реакции, подтвердила эту оценку Ленина.
«Империализм есть эпоха финансового капитала и монополий, которые всюду несут стремления – к господству, а не к свободе. Реакция по всем линиям при всяких политических порядках, крайнее обострение противоречий и в этой области – результат этих тенденций. Особенно обостряется национальный гнет и стремление к аннексиям, т.е. к нарушению национальной независимости», – формулирует итоговую оценку Ленин.
Империализм есть империалистическая глобализация капитализма.
Хотя Ленин термином «глобализация» не пользуется, но эта характеристика в форме создания господства «монополистических союзов крупных предпринимателей», ведущих погоню «за источниками сырья во всем мире» как бы неявно присутствует, присутствует в той интенции империализма, которая развернулась в процессе новой волны империалистической глобализации в конце ХХ – в начале XXI веков, источником которой выступают структуры мировой финансовой капиталократии со своей «столицей» в США.
Империализм, по Ленину, с одной стороны есть стадия капитализма «с разделом мира между союзами капиталистов», а, с другой стороны, есть война за передел мира. Финансовый капитал в буквальном, можно сказать, смысле слова раскидывает свои сети на все страны мира. Большую роль играют при этом банки, учреждаемые в колониях, и их отделения».
Это положение дало основание Ленину ввести понятия «единого, всемирного треста», который распоряжается движением мирового капитала, вывозом капитала в страны, где труд стоит дешевле, чем в метрополиях.
Ленинский образ «единого, всемирного треста» и есть образ становящейся мировой финансовой капиталократии уже в системе понятий нашей теории капиталократии. «Но раздел мира между двумя сильными трестами, конечно, не исключает передела, если отношения силы – вследствие неравномерности развития, войн, крахов и т.п. – изменяются».
Империализм есть новый тип экономической колонизации (через вывоз финансового капитала и установление диктатуры финансовой капиталовласти капиталистических монопольных групп над ресурсами стран мира), которая надстраивается над силовыми (неэкономическими) формами колонизации. «…При капитализме немыслимо иное основание для раздела сфер влияния, интересов, колоний и пр. кроме как учет силы участников дележа, силы общеэкономической, финансовой, военной и т.д.».
Империализм, таким образом, есть такая стадия развития капитализма, на которой становление 5-ти его основных сущностных признаков, по Ленину, закончилось:
1) концентрация производства и капитала, дошедшая до такой высокой ступени развития, что она создала монополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни;
2) слияние банковского капитала с промышленным и созданием, на базе этого «финансового капитала», финансовой олигархии;
3) вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение;
4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир;
5) закончен территориальный раздел земли между крупнейшими капиталистическими державами.
Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, начался раздел мира между международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами».
1.3 Теория империализма Р. Гильфердинга
Отталкиваясь от замечаний, сделанных в поздних работах Маркса и Энгельса, Гильфердинг изучил структурные изменения капитализма последней четверти 19 века. Он начал с вопросов концентрации капитала, а точнее – концентрации банков и возросшей роли, которую стали играть банки в учреждении акционерных компаний и слиянии предприятий.
В 1910 г. Гильфердинг издал большую работу «Финансовый капитал». Этот теоретический труд Гильфердинга явился типичным образцом центризма. С одной стороны, в работе содержался «в высшей степени ценный теоретический анализ «новейшей фазы в развитии капитализма», с другой, – Гильфердинг проявил в ней «известную склонность к примирению марксизма с оппортунизмом».
Работа Гильфердинга по существу являлась первой попыткой исследовать с марксистских позиций новые явления в капитализме, связанные со вступлением его в империалистическую стадию. Гильфердинг обобщил большой теоретический материал, связанный с появлением акционерных обществ, образованием фиктивного капитала, учредительской прибыли; рассмотрел финансовую технику, посредством которой крупный капитал мобилизует мелкие капиталы, господствует над ними; описал биржу и биржевые спекуляции, процесс комбинирования и т.д. Гильфердинг даже закончил свою книгу провозглашением необходимости превратить диктатуру магнатов в диктатуру пролетариата. И, тем не менее, Гильфердинг уже в этой работе не был последовательным марксистом. «Финансовый капитал» прокладывал путь реформистским «теориям» мирного и организованного капитализма, врастания капитализма в социализм.
В «Финансовом капитале» капитализм представлен в кривом зеркале меновой концепции, столь характерной для буржуазной вульгарной политической экономии. Гильфердинг заявлял, что общественные связи «складываются посредством обмена товаров», а «задача теоретической экономии заключается в том, чтобы найти закон обмена… Из этого закона должно вытекать регулирование производства в обществе товаропроизводителей». Он настойчиво отвлекал читателей от процесса производства… «Наш путь ведет не на капиталистическую фабрику с ее чудесами техники; наше внимание должно обратиться к однообразию вечно сходных рыночных актов, где одинаковым по форме способом деньги постоянно превращаются в товар и товар в деньги». Анализ империализма Гильфердинг начинает не с производства, а с анализа денег, которые он рассматривает исключительно как категорию обращения. В «Финансовом капитале» Гильфердинг подверг ревизии марксову теорию денег и кредита. Он искажал природу денег, приписывал бумажным деньгам способность непосредственно отражать стоимость товаров. Регулирование в сфере денежного обращения, по его утверждениям, устраняет анархию, а кредит – сила, которая «получает господство над общественными отношениями».
В «Тетрадях по империализму» В.И. Ленин перечислил основные недостатки «Финансового капитала». Недостатки Гильфердинга: «1) Теоретическая ошибка относительно денег. 2) Игнорирует (почти) раздел мира. 3) Игнорирует соотношение финансового капитала с паразитизмом. 4) Игнорирует соотношение империализма с оппортунизмом» 3. В «Империализме, как высшей стадии капитализма» Ленин указывает на ошибку Гильфердинга в трактовке финансового капитала. Он отмечает его тягу к неокантианству.
Порочный ход теоретических рассуждений Гильфердинга строится на антинаучной методологии. Он отступал от материализма и пытался примирить марксизм с идеалистической философией Канта. Идеализм его сказался в том, что он разрывал теорию и практику, трактовал целый ряд категорий марксистской политической экономии, и прежде всего категорию стоимости, как логические, имеющие смысл только для теоретического анализа. Второй крупной методологической ошибкой Гильфердинга является преувеличение роли обмена и непонимание примата производства в экономической жизни.
Признание примата обращения над производством привело Гильфердинга к искажению сущности империализма. Монополии, согласно взглядам Гильфердинга, появляются не в результате высокой концентрации производства, а в результате творческой силы банков и кредита. Финансовый капитал у Гильфердинга показан односторонне, а потому и неправильно, как господство банков над промышленностью, а не как сращивание банковских и промышленных монополий.
Гильфердинг в работе систематически затушевывал господствующую роль монополий, умалчивал о монополистической конкуренции. Обо всех этих явлениях он говорил боязливо, чтобы не вымолвить лишнего, не обнажить рост антагонистических противоречий в эпоху империализма.
С появлением монополистических предприятий, согласно взглядам Гильфердинга, увеличиваются шансы для регулирования экономики. «То, к чему раньше приводил слепой закон цен, который понижением цен вызывал приостановку и банкротство целого ряда предприятий, – читаем мы в «Финансовом капитале», – это благословенное ограничение производства несравненно более быстро и безболезненно осуществляется теперь ассоциированным разумом картелированных руководителей производства». Выводы Гильфердинга тесно соприкасались с выводами Каутского: монополии ведут к нивелировке, устраняют неравномерность развития и являются ячейками организованного капитализма. В дальнейшем, в эпоху общего кризиса капитализма Гильфердинг встал на позиции открытой защиты и проповеди теории врастания капитализма в социализм.
Ревизионистские концепции Бернштейна, Каутского и Гильфердинга в корне противоречат научным принципам исторического материализма. Вместо материалистического понимания процесса развития общества ревизионисты преподносят идеализм или вульгарный материализм. Идеализм их проявляется в переоценке политики и отрыве ее от экономического базиса. В тех случаях, когда прогресс общества они связывают непосредственно с ростом производительных сил, игнорируют роль производственных отношений, их взгляды приобретают вульгарно-материалистический характер.
Вся система капиталистических производственных отношений в ревизионистских экономических теориях представлена в искаженном свете. Ревизионисты не понимают диалектики процесса общественного развития. Они не умеют или не хотят увидеть главное в процессе и возводят временные, преходящие, случайные явления в закономерность. Из комплекса производственных отношений ревизионисты вырывают отношения распределения, преувеличивают роль обращения и оказываются на позициях меновой концепции. Ревизионистские теории искажают сущность империализма и пути перехода к социализму и тем самым дезориентируют рабочее движение.
В блестящем заключении «Финансового капитала» Гильфердинг фактически предсказал подъем фашизма как беспощадной политической диктатуры, защищающей интересы крупного капитала, и связанной с новой стадией развития капитализма, так же как политический либерализм соответствовал в предшествующую эпоху капитализму свободной конкуренции. Перед угрозой подобной диктатуры, заключает Гильфердинг, пролетариат должен вести борьбу за установление своей, пролетарской диктатуры.
2. Характеристика теории империализма западноевропейским мыслителем Дж. Гобсоном (на примере книги «Империализм»)
Дж. Гобсон рассматривает империализм, как определенным образом обусловленную политику территориальной экспансии.
Стремление какого-либо государства к расширению территории может вызываться необходимостью переселения части народа на свободные или малонаселенные чужие земли, где эмигранты организуют жизнь по образу и подобию своей родины. Такого рода экспансия «может рассматриваться, как естественное продвижение национальности, как территориальное расширение ее земельных фондов, языка и учреждений». И против такой «нормальной экспансии национальности «Гобсон не имеет существенных возражений. Другое дело – современная бешеная погоня за землями, практикующаяся всеми крупными капиталистическими державами. Почти все современное расширение европейских государств выразилось в политическом поглощении тропических и подтропических стран, в которых белые не могут селиться со своими семьями. Занимаются земли, негодные для колонизации, и это занятие выражается в том, что кучка белых людей-чиновников, торговцев и промышленников подвергает политическому и экономическому порабощению миллионы людей «низшей расы».
Но, быть может, захват земель практикуется в интересах развития торговли? Перевернув груды цифрового материала, автор отвергает и такое предположение. Статистика «наносит решительный удар утверждению, будто торговля следует за флагом». Торговля с колониями представляет «бесконечно-малый придаток к коммерческим ресурсам нашей страны»; качественно, тропическая торговля стоит крайне низко. Сюда сбываются наиболее дешевые текстильные и металлические изделия, плюс большие количества пороху, спирта и табаку. Кроме того, торговля с новыми тропическими владениями является наименее прогрессирующей и наиболее колеблющейся.
Значит, вновь приобретаемые земли не пригодны ни для поселения, ни для торговли. Между тем «издержки производства» по этой операции громадны: усиливающееся давление налогового пресса; огромная трата материальных и человеческих ресурсов на военные и морские сооружения; «расчетливый и алчный маккиавелизм» в политике; неизвестный до сих пор «мстительный национализм» в колониях; наконец, «сильное неудовольствие» других народов, ежеминутно угрожающее дипломатическими и военными осложнениями, и пр.
Во имя чего же все это делается, и как мог британский народ позволить, чтобы его вовлекли в такую невыгодную сделку? Ответ на этот вопрос дает первая часть работы Гобсона. Очевидно, если «британский народ» вовлекается в предприятия, от которых ему нет никакого барыша, кроме кучи неприятностей, то здесь нужно предполагать «заговор» каких-то групп, в жертву частных интересов которых приносятся подлинные интересы «нации». И автор начинает считать по пальцам:
1) Предприниматели, занятые производством вооружения и снабжения для морского и военного ведомства. «Эти люди-империалисты по убеждению; им выгодна наступательная политика».
2) Крупные фабриканты, представители экспортной торговли, работающие в колониях и для колоний. Заводы, рудники, железные дороги и другие предприятия, организуемые в колониях, «заинтересовывают определенным образом важнейшие отрасли заводской промышленности и внушают их собственникам твердую веру в империализм».
3) Военнослужащие, являющиеся империалистами как в силу убеждений, так и «в силу профессиональной заинтересованности».
4) Люди, ищущие службы в колониях и протекторатах. Колонии – удобные места «для неудавшихся карьер и испорченных репутаций». Англия давно страдает от перепроизводства во всех профессиях от дипломатов до попов, и вопрос заключается в том, как получить «свежий рынок… для нашей молодежи, которая в наши дни является тоже избыточным товаром».
Вывод: «корыстный уклон» в сторону империализма имеется во всех «образованных классах». Но все это – только мелкая рыбешка империализма, играющая большею частью подчиненную роль. Главное действующее лицо есть капиталист, ищущий рынков для размещения своих капиталов, и) в частности, финансист-главный делец по этой части. «Не будет преувеличением, если я скажу, что современная иностранная политика Великобритании заключается главным образом в борьбе за выгодные рынки для вкладчиков капитала. С каждым годом Великобритания все больше превращается в страну, живущую с заграничной дани, и те классы, которые пользуются этой данью, стремятся использовать общественные средства, общественные кошельки, общественные силы для расширения сферы приложения своих частных капиталов и для охраны тех из них, которые уже были вложены прежде, а также для улучшения условий их помещения».
В 1899 г. весь доход Великобритании от внешней торговли определялся в 18 милл. фунтов, а чистая прибыль на капитал, вложенный за границей, -90–100 милл. фунтов. Эти цифры дают ответ на вопрос, «откуда идет экономический импульс в сторону империализма». Помещение капиталов в чужих краях создает риск, связанный с политическими условиями этих стран. Отсюда – нажим на свое правительство с целью гарантировать нормальный приток барышей через аннексирование или политический контроль этих стран.
Если отбросить в сторону словесную шелуху о «естественной» и «неестественной» экспансии, о заговоре и надувательстве «британского народа», то к чему сводится суть рассуждений Гобсона?
1) Современный империализм имеет специфическую природу, он представляет новое, неизвестное прежним историческим эпохам, явление.
2) Современный империализм есть политика, определяемая экономическими интересами господствующих классов и в первую голову интересами капитала, ищущего применения.
Эти две особенности современного империализма автор подметил совершенно правильно. Это есть то, что впоследствии стало важнейшей составной частью революционно-марксистской, в частности ленинской трактовки империализма.
Дж.А. Гобсон не марксист. Он очень не хочет сползти с высот «объективной» науки на «узкий путь исторического материализма» и, страхуя себя от грозящей ему опасности, зовет на помощь все земные добродетели: отвагу, патриотизм, политическое честолюбие, филантропию и пр. И все же тщетно. Отказавшись от материалистической теории, как предпосылки исследования, он, под давлением убийственной логики фактов, принимает ее как результат исследования и оказывается вынужденным, при объяснении величайшего явления современности, заговорить языком марксистской школы: «Я поставил экономическое принуждение на первый план потому, что с исторической точки зрения это – causa causans империализма, оно либо сопутствует ему, либо следует за ним». Хороший предметный урок для ревизионизма и теоретического эклектизма!
Правильно подметив главную движущую силу империализма, автор не смог однако дать ей правильное экономическое обоснование. Это – основной недостаток книги, в прямой связи с которым находится удручающе беспомощная реформистская критика империализма.
Как объяснить образование избыточного капитала, ищущего применения на внешних рынках? При решении этого важнейшего вопроса Гобсон исходит из некоторых общих теоретических положений, давным-давно опровергнутых и жизнью и теорией.
Появление «сверхсбережений» и перепроизводства не является, при существующих условиях производства, фатальной необходимостью. «Все, что произведено или может быть произведено, может быть и потреблено, так как право на продукт в форме ренты, прибыли или заработной платы составляет часть фактических доходов какого-либо члена общества, и он может потребить данный товар или же обменять его на какой-нибудь другой предмет потребления у того, кому он лично не нужен. Наряду с производством рождается и потребительная способность…». Зачем же тогда капиталистическая практика так жестоко издевается над этой доброй теорией, почему потребление автоматически отстает от производства? «Эра беспощадного соперничества, за которой последовал быстрый процесс амальгамации капиталов, передала огромное богатство в руки небольшой кучки генералов от промышленности. Самый расточительный образ жизни, какой мог себе позволить этот класс, не мог перегнать роста его доходов, и процесс автоматического накапливания принял небывалые размеры». Рост сбережений еще более усиливается, поскольку «тресты» и «комбинаты», порождаемые конкуренцией, искусственно ограничивают производство и, тем самым, возможность применения незанятого капитала внутри страны. Отсюда – империализм.
Корень зла в том, что в современном обществе имеются классы, доходы которых оказываются больше, чем можно потребить. Империализм коренится не в характере современного производства, а в неправильном распределении.»… Очевидно, что заблуждение – считать империалистическую экспансию неизбежной, как необходимый выход для развивающейся промышленности; не процесс промышленности требует открытия новых рынков и новых сфер помещения капитала, а плохое распределение потребительных способностей, мешающее поглощению продуктов и капиталов внутри страны». Отсюда, разумеется, без труда можно прийти к выводу о необходимости путем «социальных реформ» исправить недостатки в системе распределения, т.е. отнять у имущих классов часть их чрезмерных нетрудовых доходов.
Уничтожьте недостатки распределения, и «задорный империализм» окажется ненужным; тогда все продукты, производимые внутри страны, будут здесь же потребляться; увеличившийся объем потребления даст «постоянное и выгодное применение гораздо большей массе частных и государственных капиталов, чем теперь». Социальные реформы оказываются, таким образом, выгодными и для тех… против кого они направлены, и в сущности непонятно, почему капиталисты, поведение которых напоминает образ действий собаки, лежащей на сене (сами не едят и другим не дают), упорно не желают испытать на себе их благотворного действия…
Основная теоретическая ошибка Гобсона заключается здесь в следующем. Когда он говорит: «все, что произведено или может быть произведено, может быть и потреблено» и на этом основании отрицает неизбежность политики экспансии для современного капитализма, – этот круг идей развивался впоследствии Каутским и получил заслуженную отповедь со стороны Ленина, – то он исходит при этом из предположения, будто целью капиталистического производства является потребление. При таком предположении не остается другого пути, как объяснить перепроизводство и сверхсбережения, толкающие на путь «задорного империализма», только тем, что капиталисты «зарабатывают» больше, чем могут потребить, что выше сил несчастного капиталиста слопать груды зарабатываемого им богатства.
Такой взгляд на природу капиталистического производства, берущий свое начало у пустозвонного «принца науки» Сэя, является абсолютно ошибочным. «Ни в коем случае не следует забывать, – писал Маркс в «Theorien», – что при капиталистическом производстве дело идет не непосредственно о потребительной ценности, а о меновой ценности и в особенности об увеличении прибавочной ценности. Последняя есть движущий мотив капиталистического производства. Поэтому хорошо было бы понимание, которое для того, чтобы отбрехаться (wegzuraisonieren) от противоречий капиталистического производства, отвлекалось бы от базиса последнего и превращало бы его в производство, рассчитанное на непосредственное потребление». С этой точки зрения невозможно рисовать себе картину капитализма без перепроизводства и «сверхсбережений». Они обусловлены самой сущностью этой формы производства. Погоня за прибылью – и притом за максимально высокой прибылью-вытекает из необходимости «работать» в обстановке, где «человек человеку-волк», где нужно уничтожать своих соперников, чтобы самому не быть уничтоженным, где максимальное расширение размеров производства, не считаясь с размерами потребления, является единственно надежной гарантией в борьбе всех против всех, именующейся свободной конкуренцией. Свободная конкуренция совершенно неизбежно ведет к концентрации производства, а эта последняя, на известной ступени развития, порождает капиталистическую монополию – трест, картель и пр., ограничивающую производство и ведущую к образованию все возрастающих масс капитала, ищущего и не находящего себе выгодного помещения. Политика империалистической экспансии есть, таким образом, неизбежный результат развития капиталистического производства, поскольку последнее вступило в свою монополистическую фазу. Нельзя поэтому понимать империализм только как политику, не обусловленную самой природой капитализма, а вытекающую лишь из случайных причин, и на этом основании объявлять ее необязательной для современного хозяйства. Империализм есть система хозяйства, и территориальная экспансия является ее неотъемлемой составной частью. Или, как писал Ленин: «Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами».
Гобсон этого не понимает. Империализм, неправильно рассматриваемый им только как политика территориальной экспансии, не увязывается с эпохой монополистического капитализма. Он упоминает кое-где о трестах и комбинатах, однако лишь для того, чтобы указать на них как на фактор, только усиливающий процесс образования «сверхсбережений». Он не замечает разницы между «новым» и «старым» капитализмом. Иногда у него попадаются правильные замечания о всесильном «финансирующем капиталисте», о роли трестов, об огромном значении банков и пр. Но обобщить все подмеченные факты, понять современное хозяйство как эпоху монополистического капитализма и вывести отсюда территориальную экспансию, как его имманентное определение, он не смог.
Совсем плохо выглядит Гобсон, когда он начинает сочинять рецепты. Рассуждает он так: империализм коренится в плохой системе распределения, передающей в руки кучки генералов от промышленности огромные сверхсбережения. Нужно отнять у них часть их барышей с целью передачи их в руки нуждающейся части населения. Монопольная прибыль, рента и вообще доходы, «не являющиеся продуктом ручного или умственного труда», не имеют «законного (?!) raison d'^etre». Исправив систему распределения, мы тем самым уничтожаем основу империалистической экспансии, не уничтожая современного способа производства.
Здесь уместно дать небольшую историческую справку. Один из «социальных реформаторов» начала XIX ст. – Джон Грей выступил с проектом системы рабочих денег, при помощи которых он думал устранить недостатки капитализма, не уничтожая самого капитализма. Взамен товара, сдаваемого банку, производитель получает «расписку», свидетельствующую о количестве рабочего времени, истраченного им на производство, и дающую одновременно право на получение из банковских складов какого-либо товарного эквивалента. «При этой системе, – писал Грей, – было бы также легко во всякое время продавать на деньги, как легко теперь купить на них. Производство было бы равномерным и никогда не иссякающим источником спроса».
Грей хотел уничтожить деньги – не уничтожая товара. Люди должны производить на основах обмена и вместе с тем быть независимыми от условий обмена. Пустая выдумка, покоящаяся на непонимании того, что уничтожить деньги – значит уничтожить меновую ценность, с меновой ценностью – товар, а с товаром – буржуазную форму производства. Только непонимание неразрывной связи между товаром и деньгами могло породить мысль уничтожить деньги, не уничтожая товарного производства, эти самые деньги и порождающего. «Скорее банкротство в этом случае приняло бы на себя роль практической критики», – писал Маркс.
Проект «социальных реформ» Гобсона есть не что иное, как расширенное воспроизводство утопии Джона Грея: он считает возможным уничтожить капиталистическую систему распределения, не уничтожая капиталистического производства.
Жалкая химера реформизма! Система распределения дана, раз дана система отношений производства. Или существует капитализм и вместе с ним прибыль, рента, конкуренция, накопление и «сверхнакопление» на, одной стороне и заработная плата – на другой, и все это имеет такое же законное raison d'^etre, как и само капиталистическое производство. Или общество «пересматривает» капиталистическую систему распределения – регулирует распределение, отнимая у богатых их барыши, т.е. экспроприируя капиталистов, т.е. отменяя «священное» право собственности – эту основу основ капитализма. Передавая излишки в руки «нуждающейся четверти нашего населения», т.е. заменяя заработную плату, являющуюся формой дохода наемных рабочих, другой формой распределения, мы уничтожаем класс наемных рабочих, а вместе с ним и отношения эксплуатации – эту вторую «святыню» капитализма – и таким образом уничтожаем самую возможность существования капиталистического производства. Капитализм без наемного труда, без эксплуатации, без сверхприбылей и пр. – выкидыш человеческой мысли.
Если бы Гобсон имел смелость продумать до конца свои «социальные реформы», то он неизбежно пришел бы к необходимости говорить об уничтожении империализма как об уничтожении империалистического капитализма. А для этой цели социальных реформ недостаточно: тут требуется социальная революция! Но на то он и реформист, чтобы демонстрировать трусость мысли там, где нужно делать революционные выводы. В таких случаях реформист предпочитает прятаться под сенью звонкой фразы, не заботясь о том, сходятся ли у него концы с концами или нет.
Изучение влияния империализма на различные стороны общественно – политической жизни составляет вторую – после экономического анализа – важнейшую часть книги. Исходя из принципа, что политика экспансии питается экономическими интересами господствующих классов, Гобсон без труда справляется с грудой лицемерных, облеченных в quasi – научную форму построений, стремящихся оправдать империализм, исходя из принципа «культурной миссии избранных наций», необходимости распространения «христианской морали», уничтожения варварства и беззащитности или приучения туземцев к «прелестям труда».
Этой стороне вопроса Гобсон придает большое значение. Иногда даже кажется, что автор считает главной своей целью именно разоблачение этого циничного лицемерия, имея в виду показать «британскому народу», как его обманывают на каждом шагу, издеваются над его «моралью», опустошают его кошельки во славу империалистических акул. Несчастный «британский народ» тащат в петлю и при этом еще уверяют, что именно этого и требуют его собственные насущные интересы. Его возмущает «циничный дух» империализма, называющего разбой – подвигом, рабство – прелестью труда, систему политического деспотизма – заботливым правительством.
С большим мастерством он рисует нам картину поведения империалистов в колониях. Система политического деспотизма; низведение туземцев на положение немого и бесправного раба; система ничем не сдерживаемой беззастенчивой эксплуатации, ради наживы частных лиц; полное отсутствие заботы о благополучии туземцев; отсутствие всякого намека на отношения здоровой взаимопомощи между белыми и туземцами; словом, всестороннее политическое и экономическое угнетение народов – вот что представляет собою «цивилизаторская миссия» на практике. «Печать паразитизма лежит на каждом белом поселке, раскинувшемся среди низших рас», – такова сущность поведения белого человека в колониях.
Для характеристики взаимоотношений между белыми и туземцами автор пользуется следующими словами Таундсенда: «Нет такого угла в Азии, где бы жизнь белого человека, не охраняемая силой, фактически или потенциально была в безопасности хотя бы на один час; и нет такого азиатского государства, которое, если бы только это было безопасно, не изгнало его из своих пределов сразу и навсегда». Действительно, настоящие чувства «цивилизуемых» туземцев здесь поняты правильно!
Удачно подмечает Гобсон некоторые стороны политического влияния империализма, и соответственные места в его книге читаются с большим интересом. Рост милитаризма; рост налогов и государственного долга; неизбежная гибель буржуазного либерализма («делу либерализма они предпочли интересы экономические, интересы имущих и спекулятивных классов, к которым принадлежит большинство их лидеров»); умирание буржуазной демократии «представительные учреждения плохо уживаются с колониальной империей, – как с ее людьми, так и с ее методами»); наконец, необходимость распада Британской империи – все это рассматривается Гобсоном, как неизбежные последствия империализма, и все это частью совершилось, частью происходит на наших глазах.
Особенно надо обратить внимание на те места, где идет речь о методах, при помощи которых весь идеологический аппарат общества, в частности наука, оказывается в плену у господствующих классов. Когда марксист говорит о химере «чистой науки», всякий уважающий себя буржуазный ученый назовет это вздорной болтовней, в которую могут верить разве только классово-узколобые профаны. Тем более интересно познакомиться с мнением человека, стоящего вне подозрений в смысле «классовой ограниченности», ибо Гобсон повсюду старается смотреть на вещи, руководствуясь «общечеловеческими» принципами. Автор считает несправедливым обвинять в нечестности учителей, которые обычно думают и учат согласно крайнему своему разумению. И все же и школы и университеты оказываются во власти «денежных интересов плутократии».
Указав на ряд способов, ставящих учебные заведения в тесную материальную связь с имущими классами, Гобсон пишет:»… Всякий раз, когда деловые интересы сталкиваются с академическими, преподавание берется деловыми интересами под свой контроль и соответственным образом направляется. Всякий, кто хочет проследить политическую доктрину за последнее столетие, не сможет не признать, что подбор идей, гипотез и формул, группировка их в школы и направления и распространение их происходило под явным давлением классовых интересов». И далее автор называет «вздорными» разговоры об академической гордости и интеллектуальной честности: «на чьем возу сидишь, тому песню поешь!». Таковы хваленые «свободы» буржуазных университетов в освещении «надежного», – как называл Гобсона В.И. Ленин, – свидетеля.
Несколько слов о будущем империализма, как оно рисуется автору. Стремление к захвату все новых и новых земель приведет к тому, что весь мир будет охвачен щупальцами крупных империалистических держав. Массы незанятого капитала, устремляющиеся за границу, будут служить главным источником барышей; из колоний же будут поступать основные массы предметов потребления. Для защиты границ разросшихся империй все больше будут применяться цветные войска, руками которых и будет проводиться угнетение этих же цветных народностей. Собственная промышленность не будет представлять большого интереса и придет в упадок. Таким образом, империалистические державы станут паразитами, живущими на теле подвластных им народов. Особенно четко набросал Гобсон такую перспективу в связи с возможностью раздела Китая, где «западные капиталисты и дельцы натолкнулись, по-видимому, на источники рабочей силы, гораздо более богатые, чем золотые рудники или минеральные недра».
«Большая часть Западной Европы приобрела бы тогда внешность и характер излюбленных уголков южной Англии, Ривьеры или Италии и Швейцарии, засиженных туристами или сильными мира сего. В ней жили бы тогда небольшие группы богатых аристократов, собирающих дивиденды и гонорары с Дальнего Востока, несколько более многочисленные группы профессиональных откупщиков и торговцев, большое количество домашней прислуги, транспортных рабочих и рабочих, занятых последней стадией производства, наиболее неясных, скоропортящихся продуктов; все главные отрасли промышленной жизни исчезли бы, так как главные предметы питания и промышленности потекли бы как дань из Азии и Африки».
Эта идея империалистического паразитизма также вошла впоследствии в революционно-марксистскую трактовку империализма.
Империализм, по Гобсону, не «есть слепой и неизбежный рок»; он опирается не на интересы народа в целом, а на интересы некоторых классов, навязывающих эту политику ради собственных своих выгод народным массам. Раскрыв «заговор этих порочных сил», автор в заключении хочет указать, как можно уничтожить эту «гибельную» политику. И здесь, выступая уже как политический деятель, призывая к действию, он оказывается настолько же беспомощен, насколько был силен, когда выступал в качестве исследователя и обличителя «порочных сил». Хватаясь то за одну, то за другую гипотезу, увещевая, угрожая и предостерегая, рисуя картину «желтой опасности», идущей с Востока, и переносясь затем на Запад, чтобы посоветовать замену «существующих олигархий или мнимых демократий подлинными национальными правительствами», он производит впечатление тургеневского Рудина: большие и смелые слова – когда рассуждает, и жалкая растерянность и импотентность – когда действует.
Высказав множество предположений – туманных, наивных и противоречивых, исчерпав всяческие «вероятно» и «возможно», автор в заключении выдвигает против паразитического империализма свой самый страшный аргумент: непреложность законов природы. Древний Рим, наиболее яркий пример социального паразитизма, есть прообраз современности. Там господствует денежный интерес, высасывающий богатство из тела других народов. Обработка земли, ремесла, военная служба-все выполняется подневольными рабами. Роскошь и праздность, раболепство и распущенность уничтожили физическую и нравственную стойкость и вместе с тем способность не только управлять, но и размножаться. И ожиревший, развратный, вырождающийся Рим – погиб.
«Современный империализм в наиболее существенных чертах ничем не отличается от старого примера. Элемент политической дани сейчас отсутствует или играет второстепенную роль; наиболее грубые формы рабства исчезли, а некоторые факты более естественного и бескорыстного управления смягчают или затеняют его определенно паразитарную сущность. Но природу не обманешь: законы ее действуют всюду, они обрекают паразита на атрофию, на вымирание и полнейшее исчезновение; этих законов не избежать ни народам, ни отдельным организмам…».
Жуткая картина, страшная месть! Жаль только, что Гобсон, пророчествующий от имени природы, не потрудился указать, когда же пробьет час этой «страшной мести» – через 10, 100, 1000 лет или… накануне «страшного суда…"? И поэтому от такой жуткой картины никому, в сущности, не становится страшно.
Будет или не будет «наказана» империалистическая клика законами природы, – мы не беремся решать. Но мы должны подчеркнуть, что питать такого рода надежды – значит усыплять внимание, парализовать волю, отказаться от борьбы. Так и поступают социал-реформисты всех стран. Революционный пролетариат думает и действует иначе. Эпоха империализма характеризуется крайним обострением противоречий, свойственных капиталистическому производству. Концентрация производства и вытекающая отсюда монополия (картель, трест) повела к ослаблению конкуренции внутри отдельных стран, но с тем, чтобы воспроизвести ее на более широкой основе, в форме борьбы между странами, становящейся все более и более острой.
Тенденция к обострению борьбы вытекает из закона неравномерности капиталистического развития, имманентного капиталистической системе, как системе общественно-неорганизованной, стихийной. В рассматриваемую эпоху неравномерность развития обостряется и приобретает решающее значение. Рост мировых хозяйственных связей приводит к усилению соперничества между странами и толкает отстающих на путь промышленного перевооружения, возможность которого тем легче, чем выше развитие техники. В процессе этого скачкообразно идущего перевооружения соотношение сил постоянно меняется: отстававшие страны догоняют ушедших вперед или перегоняют их, а затем сами оттесняются назад новыми соперниками. Так, в течение почти всего XIX ст. Англия стояла впереди всех; к началу XX ст. Германия и, частично, Япония начинают обгонять ее, а затем США в короткий срок обгоняют все европейские страны и становятся на первое место. Вместе с тем в Европе происходят дальнейшие перемещения: Франция, напр., шедшая все время позади Германии и Англии, в последнее время обнаруживает тенденцию стать крупнейшей индустриальной страной.
Изменения в соотношении сил, вытекающие из неравномерности развития, вызывают необходимость перераспределения колоний и сфер влияния, неизбежно выливающегося в форму насильственного передела, поскольку весь мир поделен и свободных земель нет. Этим дается необходимость грандиозных столкновений, – империалистических войн.
Все это приводит, далее, к обострению классовой борьбы и неизбежности социалистических революций. Ослабление империалистических государств, являющееся следствием обостряющейся борьбы между ними, создает предпосылки для победоносной пролетарской революции в отдельных странах.
Как известно, Ленин писал на этот счет следующее: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств». Одновременно с обострением классовой борьбы внутри империалистических государств растет освободительное движение угнетенных народностей в колониях, так что капиталистическая система производства подпадает под соединенные удары двух социальных сил.
Каутский, глава немецких социал-реформистов, считал возможным говорить об «ультра-империализме», понимая под последним новую фазу империализма, основанную на мирном сотрудничестве империалистических акул в деле эксплуатации всего мира. У Гобсона также попадаются иногда аналогичные нотки.
Идея «ультра-империализма», обосновывающая возможность ослабления противоречий и, следовательно, благословляющая на проповедь примирения с империализмом, ни в какой мере не согласуется с действительностью – «с гигантским разнообразием экономических и политических условий, с крайним несоответствием в быстроте роста различных стран и пр., с бешеной борьбой между империалистическими государствами» (Ленин). Из неравномерности развития капиталистических стран, ведущей к постоянному изменению соотношения сил, вытекает неизбежность усиления, а не ослабления противоречий. Там, где можно получить максимум прибыли, задушив конкурента, капиталисту нет смысла идти на компромисс, чтобы получить только часть прибыли. То же самое нужно сказать и о капиталистических странах.
Чем больше усиливается неравномерность развития, чем чаще и резче меняется соотношение сил, тем сильнее обостряются противоречия, тем большее значение приобретает бронированный кулак, тем меньше остается места для ультра-империалистских словопрений.
Ни одна общественная форма не может существовать, если противоречия, порождаемые ее развитием, не находят своего решения в процессе дальнейшего ее развития. Но империалистическая фаза, характеризующаяся крайним обострением капиталистических противоречий, не создает никаких возможностей для решения их на базисе данной системы. Крах империализма становится единственно-возможным и исторически-неизбежным выходом из этого «безвыходного» положения. Являясь новейшим этапом в развитии капитализма, империализм есть, вместе с тем, последний этап этого развития; не ультра-империализм, а социалистическая революция и коммунизм идут ему на смену. Только пролетарская, коммунистическая революция, – говорит большевизм, – может вывести человечество из тупика, созданного империализмом и империалистическими войнами. Каковы бы ни были трудности революции и возможные временные неуспехи ее или волны контрреволюции – окончательная победа пролетариата неизбежна.
Экономический закон движения капитализма вызвал его к жизни, но он же породил и силы, которым суждено свести с ним исторические счеты. Мы являемся свидетелями того, как под мощными ударами соединенных сил революционного пролетариата и порабощенных колониальных народностей начинает рушиться здание загнивающего и паразитирующего империализма. Жуткая драма, ареной которой является весь мир, а участниками – сотни миллионов людей всех цветов кожи – приближаются к своему последнему акту. Против господствующих классов, против социал-предателей, без пут реформизма на ногах, на баррикадах гражданской войны – революционный пролетариат сбросит ярмо наемного рабства и установит то, что стало фактом в Советском Союзе: диктатуру пролетариата.
Книга Гобсона, написанная им в 1902 г. почти целиком сохранила свою ценность. Можно спорить с автором относительно трактовки некоторых крайне важных вопросов; нужно разоблачать трусость мысли, выдающую его с головой, как реформиста, когда он сочиняет рецепты для борьбы с империализмом; но никак нельзя упрекнуть его в научной апологетике, в желании обелить или оправдать существующий порядок вещей. Это достоинство, соединенное с большой эрудицией и тонкой наблюдательностью, позволило Гобсону дать работу, представляющую, – по определению Ленина, – «очень хорошее и обстоятельное описание основных экономических и политических особенностей империализма».
Заключение
В конце ХIХ – начале ХХ века, выходит ряд произведений, посвящённых империализму. Среди них труд известного теоретика социал-демократии и лидера II Интернационала К. Каутского – «Национальное государство, империалистическое государство и союз государств (1914)». Он пытался свести империализм к разновидности политики, а не ступени хозяйства современного капитализма. Каутский выдвинул теорию ультраимпериализма, в которой в ложном свете показал перспективу наступления новой фазы мирного развития капитализма и изживания его противоречий. Дальнейшие события и особенно Первая мировая война опровергли его выводы.
В произведении В. Ленина «Империализм как высшее развитее капитализма (1914)» уже была замечена одна существенная черта современного империализма – это ключевая роль «треста банков», управляющего всем капиталистическим хозяйством, приобретшем, с учетом эксплуатируемых колоний, уже к началу первой мировой империалистической войны всемирный масштаб.
Сочинение австрийского марксиста Р. Гильфердинга «Финансовый капитал (1910)», несмотря на ошибку автора в вопросе о теории денег и на известную склонность к примирению марксизма с оппортунизмом, представляет из себя ценный теоретический анализ «новейшей фазы в развитии капитализма».
Труд английского экономиста Дж. Гобсона «Империализм (1902)», выражающий точку зрения буржуазного социал-реформизма и пацифизма, дал очень хорошее и обстоятельное описание основных экономических и политических особенностей империализма.
Список литературы
Гильдебранд Г. – Потрясение господства промышленности и промышленного социализма. – М. 1968.
Гильфердинг Р. – Финансовый капитал. – М. 1980.
Гобсон Дж. – Империализм. – М. 2009.
Кара-Мурза С. – Работа В.И. Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма»: современное прочтение // Ленинская теория империализма и современная глобализация. В 2-х книгах. Книга I – СПб. 2003.
Каутский К. – Национальное государство, империалистическое государство и союз государств. – М. 1973.
Клуги К. – Коммунизм Христа. – М. 1992.
Кромер Г. – Древний и современный империализм. – СПб. 1971.
Лейст О. – История политических и правовых учений. – М. 2000.
Ленин В.И. – Империализм как высшая стадия капитализма. Полн. собр. соч., Т. 27. – М. 1969.
10) Ленин В.И. – Тетради по империализму. Полн. собр. соч., т. 28. – М. 1969.
11) Мандель Э. – Марксистская теория империализма и ее критики. – М. 1997.
12) Сорос Дж. – Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. – М. 1999.
13) Субетто А.И. Капиталократия. – СПб. 2000.
14) Субетто А.И. Ноосферизм. Том первый. Введение в ноосферизм – СПб. 2001.
15) Фогельштейн Т. – Финансовая организация капиталистической индустрии и образование монополий в «Основах социальной экономики», 4 раздел. – Тюмень, 1954.
1 Ленин В.И. Полн. Собр. Соч., т. 27. – М. 1969, с. 309.
2 Там же, с. 315.
3 Там же, с.313.
4 Там же, с. 326.
5 Там же, с.339.
6 Субетто А.И. Капиталократия. – СПб. 2000. – 213с.
7 Субетто А. И. Ноосферизм. Том первый. Введение в ноосферизм – СПб. 2001, 527с.