Левошко С.С.
…всюду, куда бы не закинуло русских наше безвременье, они сохраняют верность своей религии. И по всему лицу земли строятся и строятся все новые и новые православные храмы
Рубеж, 1931.
Архитектура продолжает оставаться малоисследованной главой истории культуры Русского Зарубежья в целом. И культовое зодчество, как важнейшая часть этой исключительно актуальной задачи отечественного архитектуроведения, не является исключением. С полным основанием то же самое можно сказать и о православном храмостроительстве в Русском Зарубежье на Дальнем Востоке к. XIX в. первой пол. ХХ в.: его архитектурно-художественная традиция практически не изучена.
История русского православия на Дальнем Востоке и неизбежно сопутствующая ей тема храмостроительства, имеет свою историографию, сравнительно молодую, но уже достаточно обширную. Это и понятно. Большое количество документальных публикаций, архивных материалов, переизданных историографических источников, стало осмысляться не так давно, с конца 1980-х, а в отношении непосредственно культового зодчества - только с середины 1990-х гг. И публикации современных авторов стали уже частью формирующейся российской историографии.
Учитывая положительную динамику в исследованиях русского православного храмоздательства в Маньчжурии, Китае и Японии к. XIX в. 1940-х гг. представляется возможным подвести некоторые итоги. Сразу оговоримся, что исследования, проведенные и изданные за рубежом, не будут учитываться. И одной из главных причин является их слабая изученность. Сказать можно лишь следующее. Своим объемом выделяется японоязычная историография второй половины ХХ в. При этом, надо иметь в виду, что православные храмы Японии в ХХ в. осуществлялись по проектам и под руководством японских архитекторов и строителей. Несмотря на это, труды японских авторов, посвященные влиянию византийского и русского культового зодчества на японское православное храмостроительство, представляют огромный интерес. Но пока они остаются практически неизвестными для российских исследователей.
Тема православного храмостроительства в Японии освещена и в отечественных исследованиях, но очень фрагментарно и лишь в той степени, в какой она пересекается с изучением истории православной миссии в Японии, а так же деятельности архиепископа Николая создателя национальной Японской Православной Церкви. Они ограничиваются, как правило, историей строительства кафедрального собора Воскресения Христова в Токио(1). В первоначальной стадии находится и изучение православной религиозной живописи в Японии(2).
Православная церковь в Корее, по мнению Т. М. Симбирцевой, является единственно сохранившимся там по сей день русским духовным наследием. Несмотря на это и то, что православная духовная миссия в Корее ведет свою деятельность с 1900 г., Корея не включена в данное исследование по одной простой причине. По сведениям, которыми располагает автор, храмов, выстроенных по проектам либо под руководством российских зодчих, там никогда не существовало.
В 1904 г. известнейшим петербургским гражданским инженером Вас. А. Косяковым был разработан проект православной церкви при русской дипломатической миссии в Сеуле(3). Но это проекту не суждено было осуществиться. В связи с крайней сложностью функционирования и скудостью средств православной миссии в Корее богослужение там с самого начала осуществлялось в приспособленных помещениях: первоначально в здании Русской дипломатической миссии в Сеуле, с 1903 г. в б. женской гимназии, а также в протестантских, англиканских христианских храмах. В первой трети ХХ в. в северной Корее также существовали приходы: в Пхеньяне, Вонсане, в поместье Янковских Новина в пр. Сев. Хамген. За исключением специально построенной Ю. М. Янковским церкви, вероятней всего, они также размещались в подходящих бывших общественных зданиях(4). Есть данные , что в 1903 г. отец Хрисанф (Щетковский) построил маленькую временную часовню в Сеуле в честь Святителя Николая, где и началась его миссионерская деятельность(5). Фотографии, запечатлевшей бы облик этой часовни не обнаружено. Дальнейшие исследования, возможно и выявят новые факты о православном храмостроительстве в Корее. Таким образом, говоря об историографии заявленной проблемы, имеются в виду прежде всего Маньчжурия и Китай, по которым она несравнима богаче во всех отношениях. Деятельность православных приходов городов и поселков КВжд, других поселений Маньчжурии, Тяньцзина, Шанхая, Пекина, история возведения храмов, их внешний вид и внутреннее убранство затрагивается в той или иной степени в научно-религиозных изданиях(6), во многих ранних(7) и современных научно-исторических, историко-литературных трудах, в части посвященной православной церкви и ее роли в духовной жизни русской диаспоры доэмигрансткого и эмигрансткого периодов(8), а так же в книгах и периодических изданиях мемуарного характера(9). Однако источников, архивных и опубликованных (проекты, эскизы, архивные фотографии и открытки, пояснительные записки, доклады, записки и труды самих архитекторов, художников и т.п.), касающихся непосредственно культового зодчества, выявлено пока не достаточно, да и потенциал выявленного на сегодня далеко не исчерпан(10) Конечно, все ретроспективные источники могут нести в себе элементы историографии, но они локальны, не рассматривают русскую храмовую архитектуру на Дальнем Востоке в архитектурно-художественном аспекте, не выходят на уровень обобщений. Одним словом традиции ее целенаправленного изучения нет, она только начала формироваться. В связи с этим необходимо выделить имеющиеся архитектурно-исторические исследования православного храмостроительства в Маньчжурии и Китае последних лет. Они ценны своей новизной, актуальностью, первой попыткой архитектурно-художественного анализа. В диссертационном исследовании Т. Ю. Троицкой, посвященном особенностям архитектуры КВжд (1995), анализировалась в частности и архитектура ряда православных храмов Харбина и Дальнего(11). Автор определяет православный храм как основной тип общественных зданий на завершающем 1919-1935 гг - этапе формирования архитектурной системы КВжд, ориентированный на сохранение русских истоков и традиционных архитектурных форм. Неизбежно, что в первом в отечественном архитектуроведении специальном исследовании русской архитектуры в дальневосточном зарубежье были допущены некоторые неточности в атрибуции храмов, а стилистические характеристики даны в первом приближении. Но надо учитывать, что архитектура православных храмов и не являлась собственно темой диссертации. Серия публикаций Н. П. Крадина посвящена русским православным церквям в Китае (1997-2000)(12). В них впервые в хронологической последовательности дана относительно полная на данный момент история православного храмостроительства с конца XVII в. до 30-х гг. ХХ вв., а также история проектирования, возведения и краткий архитектурный анализ семи крупнейших храмов Харбина (Свято-Николаевского собора, церквей Святой Софии, Благовещенской, Иверской, Алексеевской, Покровской, Николая Чудотворца в Затоне). Автором в ряде статей (2000-2001) предпринят анализ византийского, русского и неорусского стилей, воплощенных в православных храмах Дальнего Востока к. XIX первой трети ХХ в.: в Харбине, Дальнем, церквях-школах по линии КВжд, Токио, Хакодатэ(13). Ставилась задача выявления их особенностей и типичности в сравнении с храмами российского Дальнего Востока, оценки их композиционной роли в формировании городских панорам и силуэтов, а также попытки сформулировать их значение в процессе формирования своего культурного образа вновь осваиваемых территорий.
В аккумулированном виде все перечисленные историографические источники и научные работы представляют бесспорную ценность, формируют исходную базу, закладывают традицию изучения художественной проблематики православного храмостроительства в РЗ на Дальнем Востоке. Но для того, чтобы эволюцию православной культовой архитектуры в данном регионе воссоздать во всей целостности и особенностях нужны еще огромные усилия.
Цель настоящего исследования - продолжить начатую разработку архитектурно- художественных вопросов православного храмостроительства в РЗ на Дальнем Востоке в к. XIX в. 1940-х гг. А именно: провести архитектурно-художественный анализ нескольких значительных русских православных храмов в трех странах Маньчжурии, Китае и Японии (Токио) в контексте особенностей архитектурно- художественного процесса России к. XIX нач. ХХ в., и на этой основе попытаться сформулировать основные тенденции развития православной архитектурной традиции в русском зарубежье на Дальнем Востоке. Православное храмовое зодчество в странах Дальнего Востока к. XIX- первой половины ХХ вв. актуально по крайней мере дважды. Во-первых, оно предстает как явление культуры РЗ в целом, о чем говорилось во вступлении, а во-вторых, как часть русского религиозного искусства, переживающего свой ренессанс в России в к. XIX- нач. ХХ вв. Именно этот, последний ракурс, является концептуальным для предпринятого исследования. Русское религиозное искусство указанного периода храмы, росписи, иконопись является важнейшей составляющей серебрянного века русского искусства, которое наравне с русской религиозной философией стали открытиями 1980-х гг. в мировой гуманитарной науке. Ныне оно неизвестно не только за рубежом, но и у нас(14).
Значимость русского религиозного искусства России к. XIX- начала ХХ вв., и одновременно его малоизвестность, обусловливает новизну и актуальность его изучения не только в России, но и, подчеркнем, в специфических условиях РЗ. Эта специфика накладывает на его характеристики черты своеобразия и одновременно является фактором дополнительной сложности изучения.
Религиозное искусство в дальневосточном РЗ бытовало в контексте слияния двух значительных факторов, двух объективных реалей: с одной стороны, ренессанс русского религиозного искусства как таковой, а с другой - особые условия РЗ. Последние благоприятствовали расцвету этой ветви русского искусства. Особость определялась духовно-нравственным настроем людей, оказавшихся на чужбине И объяснялось это не какой-то чрезмерной набожностью первых строителей КВжд или российских эмигрантов. Причины лежали в другом. Русские люди прибывшие в далекую Маньчжурию, всеми силами стремились сохранить привычный для них уклад жизни(15). смоделировать привычный культурный порядок, в котором религия традиционно играла основополагающую роль. вера в Бога и особая церковность в смысле приверженности к Храму Божию и соблюдению исстари сложившихся в России церковных традиций помогала людям адаптироваться(16). Они стремились найти в вере успокоение и забвение от боли, вызванной потерей родных мест и близких(17). А в результате именно религиозное сознание явилось самым крупным из сохранившихся достояний национальной России за рубежом(18).
Художественные особенности храмовой архитектурной традиции Дальнего Востока обусловлены философско-мировоззренческими особенностях России к. XIX нач. ХХ вв. С чем было связано обретение самостоятельного значения религиозного искусства впервые после XVII в. в русском искусстве и этот поиск новых средств выразительности? Чем был обусловлен этот небывалый еще в России взрыв церковного и монастырского строительства, который эхом отразился и на КВжд? Так, например, во время расцвета Харбинской епархии в ее состав входило 60 приходов с монастырями при 100 священнослужителях(19). В фундаментальных исследованиях русского стиля в русском искусстве и взаимосвязи русской религиозной философии с русским искусством конца XIX- нач. ХХ вв., формулируются следующие положения в ответ на эти основополагающие вопросы(20). Новая, резко возросшая роль религиозного искусства связана с мировоззренческим переворотом, произошедшим в России в 1880-х гг. Своеобразие культурологической доктрины русских религиозных философов сводится к тому, что разрешение проблем русской жизни возможно лишь на путях возрождения единства народа и интеллигенции на основе православия как духовной идеи русского народа. Понятия соборности и всеединства кардинальные для русской религиозно-философской школы к. XIX нач. ХХ в. одна из самых существенных в отечественном духовном наследии традиция. Она освящена памятью о Сергии Радонежском и понимается не просто как православная, но именно как русская национальная идея(21). В XIX в. сооруженный в русском стиле храм воспринимался как символическое выражение ключевых для времени понятий народности и национальности. В начале ХХ в. символика храма и религиозного искусства прочитывается иначе. Национальная идея как таковая не является главной. Она утрачивает самостоятельное значение. Главным в национальной идее становится духовно-нравственное начало. В привнесении его в мир видится универсальное средство преображение мира. Древнерусский храм в целом превращается в реальное выражение этого средства. По словам Е. Н. Трубецкого храм понимается как то начало, которое должно господствовать в мире. Сама вселенная должна стать храмом Божьим(22). Храм по Н. Ф. Федорову, - символическое подобие идеальной вселенной, в которую внесен строй и смысл, видимый образ небесной церкви и Святого града(23). Храм для П. А. Флоренского - символ и путь горнего восхождения. Понятия русских религиозных мыслителей не могут быть истолкованы как сугубо художественные. Но неразрывность религиозной и художественной проблематики одна из особенностей их концепций(24). Русской религиозной философии и монашеству начала XX века была свойственность устремленность к прямому участию в мирских дел. Новое религиозное сознание ориентировалось на вселенское дело. Благотворительная и просветительская миссия церкви становится главной миссией церкви и в РЗ. Церкви и монастыри русской православной миссии осуществляли программу соединения духовности и практической деятельности в той мере, насколько она была вообще возможна. очень много занимались строительством церквей, общественных больниц, домов милосердия, - писал Вс. Н. Иванов. Много, очень много делала церковь для всех нуждающихся, - пишет Таскина. Об этом же - богословы Е. Н. Сумароков, В. М. Демидов, священник Н. Падерин и др. Нет необходимости в рамках этой работы освещать известную многогранную благотворительную деятельность различных приходов православной миссии в Китае в годы беженства. Уделим только особое внимание харбинскому храму Божией Матери Всех скорбящих радостей, подобно другим храмам выразившего в себе идею единства духовности и созидательности. В 1921 г. архиепископом Камчатским и Петропавловским Нестором был основан приют для хронических больных - Дом милосердия, а позже - иконописная мастерская, музей-хранилище, типография. Но не это важно в данном случае. Дом милосердия отмечен для нас тем, что в отношении именно его прозвучали еще раз мысли вслух Н. К. Рериха, в очередной раз посетивший в Харбин в начале 1930-х.
Рерих - один их самых крупных представителей неорусского стиля, вошел в историю русского искусства своими работами для церкви, хотя РПЦ и не приняла его философию. В его выступлении ко Дню русской культуры отразились основополагающие философско-религиозные мысли начала ХХ в. о мирообъемлющей идее храма, об идее распространения действенного добра, личном нравственно-религиозном подвиге, о красоте как важной духовной и преобразующей силе.
Каждый раз, когда посещаешь Дом милосердия, он всегда восхищает меня своей действенностью () Поистине можно преклониться перед неустанной благой энергий духовного хозяина Дома милосердия архиепископа Нестора. () в этом явлен необыкновенный пример созидательства, которое так сочетается с истинной духовностью. () Его глубокая мысль живет среди великих миротворческих задач, всюду объединяя, заживляя и внося радость. () Жизнь поверх всех невежественных разрушений все-таки напоминает о великой ответственности человека, и в особенности мы должны быть признательны тем, кто, несмотря на все очевидные трудности, продолжает творить и созидать.() Именно преподобный воспитатель русского народного духа , сам неустанный труженик и созидатель, преподобный Сергий (Радонежский С. Л.) , так живо вспоминается при каждом ко благу направленном строительстве ()(25).
И в 1934 г. (дни такой неслыханной разрухи и ущерба по словам Рериха) в Русском Зарубежье духовное наследие Сергия Радонежского для духовно-нравственных исканий русской интеллигенции и духовенства, как и в начале ХХ в., имело живой, непреходящий смысл.
Проектируя и расписывая храмы архитекторы и художники своими средствами представляют тот же идеал, что и религиозные философы. Для русских мыслителей, художников и зодчих идеальным воплощением синтеза искусств видится храм, совершающееся там богослужение.
Постановка художественной проблемы храмового зодчества на Дальнем Востоке в такой ракурсе в контексте русского религиозного искусства России к. XIX нач. ХХ вв.- определяет необходимость рассматривать архитектурно-художественную структуру храма в единстве с его внутренним убранством росписями и иконописью.
При этом автор, осознавая аксиоматичность богословской основы храмостроения, обусловливающей изучение русской храмовой архитектуры во взаимосвязи с ней, не ставит цель полностью реализовать принцип комплексного рассмотрения различных аспектов, - с ведущей ролью сакрального фактора. На данном этапе теоретической разработки проблемы в целом (а требуются специальные изыскания по осмыслению сакрального содержание храмовой архитектуры Нового времени, взаимодействия традиционных церковных представлений о храме и привносимых светско-дворцовых образов, соотнесенности нового синтеза с идеей храма и т. д., ) и состояния историко-архитектурных исследований храмов в дальневосточном регионе в частности (стадия первоначального осмысления) это нереально, по крайней мере в рамках статьи. Принцип комплексности реализуется автором в той мере, в какой позволяют результаты исследований, имеющих свою традицию.
Стремящийся к всеобъемности подход ограничен имеющейся источниковой базой. Но учитывая тот факт, что подобный подход предпринимается впервые, позволительно выбрать несколько объектов, репрезентативных для означенной постановки проблемы.
Итак, религиозное искусство - архитектура, церковная живопись - переживает в России к. XIX начале ХХ века период активного и сознательного обновления. Новые веяния в искусстве соотносились в первую очередь с неорусским стилем, . Он характеризуется обращением к иному по сравнению со второй половиной XIX века кругу образцов и новыми принципами их переосмысления.
Православных храмов в дальневосточном РЗ, выполненных в неорусском стиле, выявлено пока не так уж много. Но именно этот стиль особо значим для целей данного исследования, поэтому каждому выявленному объекту обоснованно уделить то внимание, которое возможно, исходя из обеспеченности документальными источниками. В неорусском стиле возведены следующие церкви : Свято-Николаевский кафедральный собор (1899-1900), Иверская церковь ( Пристань, 1907) , Успенская церковь (1908), Свято-Николаевская церковь (каменная в Старом Харбине, 1926) в Харбине, проект Соборного храма в Дальнем (до 1903), Свято-Николаевский храм-памятник Николаю II (1934) и Свято-Богородицкий кафедральный собор (1934) в Шанхае, церковь Свято-Софийского Православного Братства в г. Циндао (1928), Храм Святых Мучеников (1904) и надвратная колокольня церкви Успения Божией Матери подворья Русской православной духовной миссии в Бейгуане (нач. 1900-х гг, предместье Пекина). Несомненно, это неполный список, были и другие храмы в неорусском стиле, но на сегодняшний день автором они не выявлены.
В архитектуре некоторых, не перечисленных здесь храмов, черты неорусского стиля не читаются явно, но они определенно имеются, если на равных основаниях с архитектурной иконографией учитывать всю художественную систему интерьеров.
Например, Свято-Николаевская церковь (1923-1928) на левом берегу Сунгари в Затоне, внешний облик которой довольно традиционен, хотя и не лишен переосмысления некоторых канонических принципов древнерусского зодчества (слияние пространства трапезной с храмом, своеобразно решенный верхний четверик колокольни), имела высокохудожественный иконостас, исполненный художниками-иконописцами братьями Н. и П. Задорожными в духе нового времени, .
Почему именно эта церковь приводится в подтверждение высказанного? Принципиально то, что в отношении ее иконостаса и росписей в периодических изданиях Харбина (в частности, в Рубеже) отмечено появление новых явлений в религиозной живописи Харбина. Николая Задорожного называли сознательным продолжателем В. М. Васнецова и М. В. Нестерова русских художников-лидеров нач. ХХ в., равно как и Н. Рерих, связавших свое призвание с возрождением церковного искусства. Обнаружено множество фактов, подтверждающих то, что русские религиозно-философские идеи нач. ХХ в. ярко и значительно преломились именно в религиозной живописи Харбина, и буквально с первого крупного каменного храма.
Использование копий с картин на религиозные сюжеты известных художников в качестве храмовой живописи было распространенным явлением в России нач. XXв. И закономерно, что на всем протяжении православного храмостроительства в Маньчжурии, да и в Японии, эта традиция органично развивалась, . В России большой популярностью пользовались росписи Васнецова, и воссоздавались они во множестве российских храмов. Тоже самое можно сказать и о Русском Зарубежье первой трети ХХ в.. Известные примеры: часть росписей Благовещенского храма в Харбине являются копиями с работ Васнецова, в иконостасе воссоздаваемого вновь в 1929 г. Воскресенского собора в Токио художником Н. С. Задорожным также использовались копии с работ Васнецова и Нестерова .
В церкви в честь иконы Божией Матери Иверския (Офицерская ул.) художником В. А. Михайловым была создана роспись, далекая от традиционной иконографии,. Вместо канонических сюжетов из священной истории и жизни Христа место занимают сюжеты из русской воинский истории, а на закрепленных на колоннах и по верху западной и северной стен мраморных плитах вписаны имена русских воинов, погибших за отечество в сражениях на Дальнем Востоке, а позднее по арочным сводам имена павших и в первую мировую и гражданскую войнах. Это настоящий Пантеон воинской славы, подобно знаменитому, но построенному позже в 1911 г. - храму-памятнику Спаса на Водах в Санкт-Петербурге, также посвященному погибшим русским морякам в Русской-японской войне. Таким образом, храм превращается в памятник русской истории и культуры. Сакральное переплетается, сливается со светским началом. Сюжет и композиция росписей Иверской церкви удивительно напоминает былинно-эпическое полотно В. Васнецова После побоища Игоря Святославовича с половцами, (1880), считающееся в истории изобразительного искусства открытием, началом того, что впоследствии было названным художественным преобразованием среды .
А при входе в Софийскую церковь (арх. С. К. Трейман, деревянная, на Пристани, 1907) прихожан встречали полотна Послы Владимировы в Софийском соборе в Царьграде и Крещение киевлян при Владимире.. Здесь так же, как и в Иверской церкви, догматические сюжеты затенены важнейшими историософскими идеями времени. Думается, что и Свято-Покровский собор в Тяньцзине мог бы войти в перечисленный ряд, судя по славящимся монументальным росписями и иконам, созданными группой первоклассных живописцев (Кулаев, Ступин, Кощевский, Карамзин, Токарев).
Не имея возможности видеть сами произведения, большая часть из которых утрачена безвозвратно, невозможно достоверно судить о художественных приемах, колористической гамме, технике. Но доступные нам по разным источникам (включая воспоминания) сюжетика, обращение к определенному кругу образцов, размеры, состав, количество и размещение росписей, а также и декоративного орнамента в пространстве храма, размеры (низкий-высокий) и уровень исполнительского мастерства иконостаса, используемые материалы и характер их сочетания говорят о многом. Например, сам факт появления мозаики и изразцов в отделке храмовых интерьеров, витражей свидетельствуют о новых духовно-мировоззренческих идеях, обусловливающих обновление художественного языка, а именно - появление неорусской стилистики.
По свидетельству харбинца Г. Б. Тыкоцкого, безвыездно прожившего в Харбине 30 лет, автора миниатюрного издания Православные храмы Харбина (1999), прекрасно знавшим харбинские церкви по личному опыту, интерьеры почти всех храмов, больших и малых, заслуживают высокой оценки. Большинство интерьеров из 21 приведенной в книге церквей, имели по его словам, благолепный вид: великолепные иконостасы (включая саму деревянную конструкцию, зачастую бывшую настоящим произведением декоративно-прикладного искусства), высокохудожественные росписи и предметы церковного обихода (внутри богато оформлен, высокохудожественная живопись, благолепно украшен, уютный и хорошо оформленный и т.д.), возвышающие своей красотой, вызывающие светлые и радостные чувства у прихожан. И тот факт, что многие признанные мастера живописи - художники-станковисты, воспитанники центральных художественных заведений России (единично европейских), эпизодически брались за церковную живопись, не говоря уже о художниках-иконописцах, мастерах церковного декоративно-прикладного искусства, подтверждает, что религиозное искусство, ставшее одним из ведущих явлений русской художественной культуры нач. ХХ в., плодотворно развивалось и в русском дальневосточном зарубежье. Свято-Николаевский кафедральный собор в Харбине - один из прославленных храмовых сооружений дальневосточного русского зарубежья - занимает особое место в ряду храмовых построек в неорусском стиле. Во-первых, он достойно открыл новую страницу в истории православного храмостроительства в Китае, связанную со строительством КВжд. Во- вторых - был возведен из дерева, что в своем роде уникально. Несмотря на то, что в храмовой архитектуре России к. XIX - нач. ХХ в.в. происходит переосмысление наследия деревянного народного зодчества, новые деревянные храмы в городах сооружались редко. Современники считали его самым крупным деревянным сооружением во всей Восточной Азии, и, наверное, были правы: высота собора до креста составляла около 30 м (14.5 саж.). Свято-Николаевский собор навсегда остался главным храмом Харбина во всех смыслах, несмотря на то, что впоследствии был не самым высоким культовым сооружением города. Петербургский архитектор Иосиф Владимирович Падлевский - автор проекта Свято-Николаевского собора, ныне забыт, о чем говорит отсутствие какой бы то ни было историографии его творчества в новейшем справочнике Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX начала XX века, . Он один из тех, кто стоял в самом начале второго периода развития неорусского стиля - ( к. 1890-х - 1900-е гг.) - интенсивного развития, если предыдущее десятилетие, связанное преимущественно с Абрамцевским кружком, считать истоком неорусского стиля. Насколько в дальнейшем архитектор придерживался этого стиля неизвестно. Зато известно, что он был архитектором Нижегородской художественно-промышленной выставки 1895-1896 гг., непосредственно предшествовавшей проектированию храма, и вероятно в чем-то повлиявшей на его стилистическое решение. Из известных в России деревянных храмов в неорусском стиле, Свято-Николаевский собор был построен, наверное, одним из первых, . Не было еще и шехтелевского деревянного павильона русского отдела в программно неорусском стиле на выставке в Глазго (1901), в котором по-новому переосмыслялись формы деревянных церквей и жилых домов русского Севера. Буквально десять-пятнадцать лет отделяет проект харбинского Свято-Николаевского собора от впервые появившегося у архитекторов XIX в. интереса к народному деревянному зодчеству Русского Севера. Сооруженный под руководством гражданских инженеров А. К Левтеева и В. К. Вельса. Свято-Николаевский собор стал композиционной доминантой интенсивно строящегося с 1901 г. нового района Харбина, как и было задумано по плану детальной планировки Нового города 1899 г., а в образном смысле - символом самого Харбина, и больше восточной Москвой, Россией. О Свято-Николаевском соборе непременно упоминается всякий раз, как речь заходит о православии и храмах Харбина, но несмотря на это повышенное внимание, и на первый взгляд, доступность изучения (многочисленность фотографий, воспоминаний), историко-архитектурных сведений о нем совсем мало, и опыта своего художественного анализа он не имеет, . История его возведения, довольно обобщенная и краткая, известна по ряду публикаций, и, пожалуй за последнее десятилетие не была значительно дополнена или уточнена, . Представляется обоснованным в рамках данной работы уделить архитектурно-художественным и конструктивным особенностям храма самое пристальное внимание. Проект Свято-Николаевкого собора, опубликованный в Альбоме сооружений и типовых чертежей по строительству КВЖД (1897-1903) (СПб, 1903) позволяет впервые достоверно судить о его плане, размерах и конструкциях, . Объемно-пространственная структура храма имеет два яруса. Центричный шатровый восьмерик сруба повторен дважды: на половине высоты шатра нижнего яруса возводится еще один шатровой восьмерик, соответственно меньшей площади (поперечный размер верхнего восьмерика меньше нижнего примерно на 5 м). Восьмерики не равносторонние, диагональные грани - меньше. Конструкция сруба - в обло. Верхняя подкарнизная часть сруба расширяется в виде повала. Внутренний шатер верхнего яруса рублен почти до половины высоты внешнего шатра с опорой на бревна-балки, пирамидально сходящиеся, остальная часть кровли стропильная. Восьмерик имеет с северной и южной сторон неглубокие приделы (около 2 м глубиной), объединенные с подшатровым пространством в единое неразделенное целое, но самостоятельно перекрытые двухскатными кровлями. С диагональных сторон восьмерика небольшие прирубы в виде двух галерей с западного фасада и двух закрытых помещений - с восточного. Над трапезной размещена колокольня, перекрытая высокой коньковой кровлей на четыре ската с полицами, в конек врезаны высокие шейки трех луковичных главок. Трапезную окружают небольшие прирубы и сени с двухвсходной лестницей. Сени перекрыты бочкой, в тимпане килевидного фронтона которой сделано углубление в форме трифолийного креста для образа Богоматери. Центральный шатер завершается луковичной главкой на высокой шее. Пятигранная апсида перекрыта клинчатой пятигранной кровлей, увенчанной луковичной главкой. Кровля всех объемов сооружения покрыта лемехом с закругленным концом. Все 5 глав собора окрыты ананасной гранью Вертикальные наличники окон, стойки навесов крылец, галерей, кровли колокольни наборные. Окна храма трехчастные, с витражами. Глухая объемная (накладная ?) резьба в виде растительного орнамента (завитки стеблей) украшает фронтоны входного притвора, северного и южного приделов. В интерьере декоративную роль играют поярусные орнаментальные фризы, подчеркивающее основное деление храма по высоте. По воспоминаниями современника, Весь храм украсили деревянной резьбой; окна его прикрывались узорчатыми резными решетками, . Здание было одним из первых, где имелось центральное отопление. Реализация проекта собора была осуществлена с высокой точностью, за исключением нескольких деталей. Например, в проекте было заложено лемеховое покрытие главок. В качества прообраза здесь выступает обобщенный тип древнего северорусского храма. В летописях XI в. восьмериковая церковь упоминается уже как традиционная. А в XV в древним типом уже считается восьмериковая шатровая церковь с 4 прирубами. Подобный тип крыльца в северорусской архитектуре тоже очень древний известен с XVI в. Вместе с тем, в образной структуре сооружения можно усмотреть и обращение к новогородско-псковскому зодчеству XIV-XV вв. в характерной постановке самостоятельного объема колокольни. Традиционно для древнерусского храмового зодчества и выделение из общего объема сооружения самостоятельных объемов притворов, трапезной, колокольни, апсиды, крылец, галерей. Применен один из методов древнерусского пропорционирования размеры плана (в поперечнике восьмерика около 13 м (6.4 саж.)) являются дальнейшим модулем для пропорционирования вертикальных размеров (высота подшатрового пространства около 29 м (8.7 саж.)). Все вертикальные и горизонтальные размеры - на соотношении стороны квадрата и его диагонали ( Рис. 1.). Связь и осознанная ориентация автора проекта на национальное наследие неотделимо от устремленности к созданию нового, современного. Несмотря на явно читаемые образцы, гармонический строй и пропорции собора глубоко индивидуальны, а детали - оригинально переосмыслены. Читается целеустремленное формотворчество на уровне всего здания. Выбранный прием удвоения первоосновы шатрового восьмерика, то есть утрирование особенностей прототипа, комбинирование с другими образцами характернейший прием неорусского стиля. Благодаря этому зрительно укрупняется масштабность. Стремление к вертикализму выражено во всем, включая детали ( вытянутые шеи главок, довольно крутые кровли). Пирамидальность силуэта, плавное облегчение масс кверху, преобладание крупных элементов, немногословность декора (в отличие от фольклорной версии русского стиля второй половины XIX в.) и в тоже время декоративизм всех частей здания все становится средством создания образа города-храма. Но многобъемность, сложность и живописность композиции не противоречит ее величавой уравновешенности. Этому в первую очередь способствует симметричность здания. И в результате композиция более спокойна и правдоподобна в сравнении с более поздними, постройками в неорусском стиле. Здесь нет явной гротесковости, лубочности и театрализованности среды, так характерной для монументальных русских выставочных павильонов (Глазго, 1901) и отчасти для других храмов.
Вся система внутренней отделки храма также ориентировалась на древний период истории христианского искусства. "Ощущение высоты, легкости и простора. Все дышало Россией, ее древними традициями", - вспоминает Е. П. Таскина атмосферу внутреннего пространства собора, . В Харбине еще не было своих художников и мастеров, все делалось на заказ в России: и иконостас, и иконы, и колокола, и церковная утварь.
Основная роль в убранстве храма отводилась иконостасу. Второстепенная - деревянному орнаменту, высоким витражам. В упоминаемой Альбоме есть эскиз и иконостаса: роскошно декорированный, двухъярусный ( высотой около 3.5 м, длиной около 7 м), по три интерколумнии от Царских врат, центральная ось активно подчеркнута арочным фронтоном. Колонки темплона наборные, и по стилистике очень близки другим декоративным деталям храма. Сохранившиеся немногочисленные фотографии интерьеров Свято-Николаевского свидетельствуют, что иконостас был осуществлен в соответствии с проектом.
Основной святыней храма был большой образ святителя Николая, исполненный неизвестным русским мастером со строгим соблюдением правил старинной иконописи, . Прием расположения одиночных росписей по преимуществу на восточной стороне храма получает широкое распространение в к. XIX нач. ХХ в . Его можно считать своеобразной формой возрождения свойственного русским деревянным храмам обычая оставлять стены нерасписанными. Соответственно смыслообразующая и композиционно-художественная роль иконостаса возрастает. В храмах рубежа XIX-ХХ вв. при устройстве низких иконостасов появляется традиция росписи алтарной апсиды.
В связи с этим, думается, что росписи собора были минимальные и размещались на алтарной стене. В Альбоме сооружений имеется и проект металлической ограды, дизайн всех частей которой строится на стилизации формы креста. Ее возвели вокруг собора в 1903 г. Как уже упоминалось, все убранство для собора изготовлялось в России. Так, шесть колоколов были отлиты в Ярославле на заводе П. А. Оловянишникова, . Но этот факт особенный. Фабрики П. А. Оловянишникова были одной из самых знаменитых фирм по изготовлению церковной утвари в России. Главным художником ее был С. И Вашков, последовательный приверженец неорусского стиля. И кто знает, не по его ли эскизам были изготовлены колокола для харбинского кафедрального собора? В проекте детальной планировки Нового города пространство вокруг церкви ( будущего Свято-Николаевского собора Л.С.) был задумано как главная площадь города, что свидетельствует об ориентации проектировщиков на традиционное для древнерусского города художественное освоение горнего пространства. Иконография храмов в неорусском стиле столь же многообразна, как и обновляемое в культовом зодчестве наследие. Наряду с шатровыми церквями были и пятиглавые, и одноглавые храмы, источником вдохновения для которых служило московское зодчество XV XVI вв. О славе изумительной внутренней росписи каменной церкви Иверской иконы Божией Матери (1907) говорилось выше. Взятая за образец исходная схема пятиглавого московского храма усложняется, интерпретируется по-новому. На западном фасаде церкви над притвором высится звонница, отдаленно напоминающая типичный прием новгородско- псковской школы. Как общую композицию здания, так и ее отдельный частей (колокольни) и даже деталей ( барабана центрального купола, купола колокольни) характеризует ступенчатость объемов, последовательное облегчение кверху. Вертикализм, являющийся композиционной общностью для храмов в неорусском стиле, присутствует и здесь, хотя проявлен иначе, чем в Свято-Николаевском соборе. Храм был высокий, просторный, светлый и высокохудожественно оформленный,. А чистота простых, ясно читаемых форм, многократно повторяющиеся крупные детали, цветовой контраст создает декоративизм на уровне здания в целом, что является уже стилевой общностью для храмов в неорусском стиле. Пожалуй, симметричность сооружения является не характерной чертой для этого стиля. Но статус Пантеона воинской славы обязывал нужно было создать строгое и величественное здание, подобное незыблемому монументу. Аркатурный пояс по периметру основного объема Иверской церкви - характерная особенность соборов XII в. во Владимире, традиционно рассматривавшаяся с XV в. как символ государственной идеи, . Такой элемент декора как ширинка, лентой опоясывающий колокольню и подчеркивающий углы основного объема храма типичный мотив московского зодчества середины XVII в. Но этот элемент полностью переосмыслен. В архитектуре здания нет боязни пустой стены, нет богатого узорочья. Наоборот, белокаменные ширинки равно как и другие немногочисленные белокаменные детали, оттеняют эстетику краснокирпичных гладких стен. Показательным, хотя и весьма скупо встречаемым в каменном культовом строительстве Харбина, является объемный орнаментальный узор по карнизу стилобатной части (южного и северного приделов, смыкающихся с колокольней) самого храма, а также сложнейший узор подкарнизной части входных навесов, . Тоже можно сказать и об орнаментальной росписи, опоясывающей колокольню, и о мозаичной отделке, . Орнаменту, равно как и такому материалу как мозаика в отделке интерьеров и фасадов храмов в неорусском стиле отводилась архиважная роль. В нем виделась традиция раннехристианского и византийского искусства. В иерархии всех типов храмов, по мысли Н. Ф. Федорова, главное место занимают кладбищенские храмы, они - в наибольшей степени противостоят забвению умерших, воскрешают их в памяти живущих. Храм Успения Божьей матери (1908) на Новом кладбище (1902) начинает на северо-востоке стрелу Большого проспекта. Его обоснованно рассмотреть вместе с надвратной колокольней, примыкающими к ней служебными корпусами, воротами ограды, размещенными на одной оси и составляющими с продуманным ландшафтным благоустройством кладбища клумбами, фонтанами, фруктовым садом мемориально-парковый ансамбль (схема генплана Г. Г. Урзов, ). Архитектурный ансамбль храмовых строений начинается с кладбищенских ворот, и даже с подхода к кладбищу, по-особому благоустроенному. Все части и детали ограды, ворот, благоустройство продуманы в стилистике православных канонических форм и церковных символов. Не только архитектурно-планировочная композиция ансамбля, но и элементы декора, идентичные для ограды, колокольни и церкви, свидетельствуют о комплексности подхода, продолженного и завершенного реконструкцией 1940 г.
Колокольня представляет собой увенчанную восьмигранным шатром аркаду открытого звона на двухъярусном четверике с проходной аркой. Исходным композиционным и декоративным образцом послужили некоторые особенности культового зодчества XV и XVII в., в частности, московского. Общая схема шатровой колокольни родственна русским храмам характерным сочетанием объемов - восьмерик на четверике и распространенным в XVII в. многоярусным колокольням с тем же порядком сочетания объемов. Аркатурный пояс декорирует четверик, арки звона, и даже шейку луковичной главки.
Объем колокольни окаймляли два симметричных крыла служебных помещений (квартиры священника, смотрителя, контора и др.), образующих глубокое карэ. Идущему по Большому проспекту на кладбище - еще издали сквозь кладбищенские ворота и широкую проездную арку колокольни открывался вид на здание храма, увитого виноградными лозами. Компактный объем с луковичной главой на высоком световом барабане предельно лаконичен. Входная зона выделена навесом - сенью с характерными для допетровской архитектуры кубовидными опорами и высокой крещатой кровлей, увенчанной луковичной главкой на высокой шейке. Цветовое пятно в тимпане фронтона и подкарнизный орнаметальный узор из металла оттеняют лапидарность форм и цветового решения. Архитектура храма необычна, можно говорить об обращении к новым источникам, по-новаторски переосмысленным. Красота чистого кубовидного объема владимиро-суздальских и раннемосковских храмов была открыта в России примерно в это же время - в конце 1900-х гг. Таким образом, неизвестный автор храма был на уровне стилевых исканий времени.
Почти единственным декоративным элементом Успенского храма является опять-таки аркатурно-колончатый пояс по периметру объема и пятигранной апсиде. Похоже, что этот элемент стал любимым декоративным мотивом в культовом зодчестве Харбина. Обращение к нему русских зодчих не только в Харбина, но и в других городах Маньчжурии, Китая и Японии, наводит на мысль, что этот традиционный в России с XV в. символ государственной идеи, возможно, стал для них в определенном смысле символом присутствия России на Дальнем Востоке?
Свято-Николаевская церковь в Старом Харбине примечательна тем, что это была самая первая церковь на территории будущего города, которого, собственно, тогда еще не существовало. Время ее основания в приспособленном помещении февраль 1898 г. Новое каменное здания Свято-Николаевской церкви в неорусском стиле появилось в 1926 г, что тоже является примечательным: прошло уже почти 10-летие с момента насильственной смерти ( по словам Е. И. Кириченко) неорусского стиля в России. Судя по плану Харбина 1938 г., размещена она была на просторной площади Старого Харбина, но не в центре (как в случая с кафедральным Свято-Николаевским собором), а на ее периферии, обращенная к ней своим северным фасадом. Остальные же фасады выходят на перекрестки улиц, перспективы которых (прямые и со смещением) она замыкает (Обозной, Офицерской, Армейской улиц). Этот прием отражает укоренившийся в XIX в. принцип соединения двух градостроительных традиций: регулярной европейской Нового времени и ориентированной на древнерусский прием освоения городского пространства. Здесь уместно отметить, что в целом подобное размещение храмов в Харбине на перекрестках улиц - было типичным (Петропавловская в Сунгарийском городке, Покрово-Ильинская, Иоанно-Богославская, Свято-Иверская в Госпитальном городке и т.д.). Зачастую рядом еще разбивался большой сад или сквер (Свято-Алексеевская на Церковной ул, Спасо-Преображенская церковь на Гродековском бульваре и т.д.). По воспоминаниям, церковные подворья занимали большие участки земли. Архивные фотографии утраченной Свято-Николаевской церкви позволяют достаточно достоверно судить о ее композиции и стилистике. По воспоминаниям Тыкоцкого, церковь, как снаружи, так и внутри, была оформлена скромно и походила на сельскую, каких много в России, . Вероятно, тип храма приходской навевал подобные ассоциации. Но не только. Первообразом, от которого оттолкнулся зодчий, здесь явно послужила новгородско-псковская архитектура. Над западным притвором высится звонница, столь характерная по форме для этой школы. Сооружение выразительно по силуэту за счет выделения всех объемов, по-разному перекрытых, в самостоятельные. Фасады украшают многообразные по форме оконные и дверные проемы, прихотливо размещенные. В тимпане двускатной островерхой кровли звонницы роспись. Несмотря на симметричность сооружения, все вместе создает узнаваемый образ рукотворной живой неправильной - родной северо-русской церквушки, каких много в России. В своем докладе О проектировании города Дальнего (1904) автор генерального плана и проекта детальной планировки К. Г. Сколимовский прокомментировал начатое строительство на одном из возвышенных мест города рядом с т. н. Английским садом православной церкви в стиле древнерусской архитектуры XVI в., призванной, по его мнению, придать Дальнему со стороны моря вид русского города, . Установлено, что в докладе речь идет об Архангело-Михайловской церкви-школе, архитектура которой тоже классифицируется как неорусский стиль, . Но позволим себе на этот раз остановиться на неосуществленном проекте, а именно высочайше одобренном проекте соборного храма для г. Дальнего, . Нам представляется, что жанр исследования разрешает уделить внимание и проектам, которые в равной степени с постройками позволяют судить о русской архитектурной культуре зарубежья. А если учитывать то, что проектных материалов по храмостроительству в Маньчжурии выявлено единицы, и то, что проект соборного храма в Дальнем является очень ранним до 1903 г. и архитектурно значительным, то проведение такого архитектурно-художественного анализа не только разрешительно, но и необходимо. Архитектура пятикупольного храма соборного типа восходит к древнейшему типу - владимиро-суздальским храмам XII в. (пятикупольному Успенскому собору в первую очередь, но и однокупольным Дмитриевскому во Владимире и церкви Покрова на Нерли по пропорциям и цельности объема) и московскому Успенскому собору XV в., которые воспринимались как символ России. Можно было бы сослаться как на прототип на прославленный храм Христа Спасителя в Москве ( сер. XI X в.), более близкому по времени анализируемому храму, но представляется, что в данном случае автор обращался именно к образам первоисточника, а грандиозное тоновское творение служило не прототипом, а органично воспринятым опытом освоения этого же древнерусского наследия. Целостность, компактность скульптурного объема, всефасадность, рассчитанные на легкое обозрение со всех сторон, обусловлены во многом предполагаемым местом расположения в пространстве города в центре главной городской круглой площади Николаевской (в более ранних чертежах Соборной). Прясла фасадов, по три на каждом, завершены полукруглыми закомарами. Традиционный прием древнерусского зодчества художественно переосмыслен: объем западного притвора равен высоте храма и играет роль центрального прясла в композиции фасада. Вся композиция храма построена на устремленности ввысь. Преобладают вертикальные членения : узкие лопатки прясел, щелевидные окна, близкое расположение друг к другу глав (довольно редкое для послекласицистического периода), стройные световые барабаны, высокая полуциркульная апсида, также вертикально расчлененная, высокий цоколь, и наконец, декор аркатурный пояс по низу фасадов (кроме восточного), дабы не членить объем здания по высоте. В интерьере вертикализм композиции выражен еще ярче. Бесстолпный, квадратный в плане объем перекрыт сводчатыми железобетонными конструкциями. Пространство трапезной как таковое не выделено, оно слито с храмом в одно целое. Высота подкупольного пространства около 26 метров вроде немного, но в сравнении с площадью храма 146 м², значительно и в целом явно господствует. Плюс к этому высота его иллюзорно увеличена конусовидной частью сводчатого перекрытия, плавно переходящего в барабан купола. Возможно, малые световые купола (или один из них) предполагалось использовать под колокола. В структуру храма было введен нередкий для древнерусского зодчества элемент обходная галерея. И исключительным здесь является само размещение внутренней галереи, определяющее ее обзорную функцию - на уровне перекрытия (отсюда-то и можно было попасть к боковым куполам). Автор таким решением своеобразно учел особенности места возведения храма, предоставив прекрасную возможность человеку полюбоваться исключительным по красоте ландшафтом. А говоря образно, вознестись над мирской суетой, испытать особые чувства приподнятости и отрешенности.
Обзорная галерея - это одно из функциональных и конструктивных новшеств сооружения, к которым относится и наличие технического этажа. Не считая галерею абсолютным новшеством (вспомнить хотя бы обзорную галерею Исакиевского собора), нужно подчеркнуть, что этот элемент обзорная площадка - был редким в культовом зодчестве и в тоже время показательным для рассматриваемого времени - времени созидания нового. Исключительный лаконизм плана, ясность и цельность всего объемного решения не стали, однако, залогом сухости и обезличенности фасадов. На гладких, чистых стенах красочные пятна монументальной живописи. Трехвсходные крыльца, подчеркивающие центральные оси южного и северного фасадов, имеют характерную деталь - строеную арку с висячими гирьками.
Уже сейчас, на этом этапе исследования, проанализировав только харбинский и дальнинский опыт храмового проектирования и строительства, можно заключить, что подобное архитектурное решение входа стало широко используемым приемом.
И еще раз об аркатурном поясе, который как уже замечалось выше, традиционно - начиная с Успенского собора во Владимире - ассоциировался с государственной идеей. В данном случае декор последовательно развивает идею, однозначно выраженную и на уровне объема в целом своей ориентацией на известные своим содержанием образцы символы России. А в условиях зарубежья эта символика предстает в особом ракурсе - это уже символ присутствия, бытия России в Азии.
Учитывая время разработки проекта, а он является одним из ранних проектов храмов для КВжд ( до 1903 г.), можно предположить, что с него началась некая традиция выбора, предпочтений определенных источников. Во всяком случае, традиция использования аркатурного пояса на фасадах храмов и колоколен в неорусском стиле в РЗ на Дальнем Востоке в дальнейшем была очень распространена.
Храм-памятник Святителю Николаю и царю-мученику императору Николаю II и его августейшей семье (арх. А.И. Ярон, 1932 проект, 1934 построен; сохранился) в Шанхае является одним из немногих примеров подобного типа неорусского стиля на Дальнем Востоке, . Типа яркого, глубоко и последовательно воплотившего концептуальные положения философской и эстетической программы неорусского стиля. Композиция и стилистические особенности храма стоят в одном ряду с известными работами В. Покровского - одного из наиболее последовательных приверженцев национальности в архитектуре, проектом церкви при Большой Кинешемской мануфактуре (1915) А. и В. Весниных и других, не менее известных проектов и сооружений.
Композиция и стилистика храма основаны на интерпретации нескольких прототипов: новогородско-псковских храмов XIV-XV вв., а также московских XVI в., а именно - шатровой церкви Вознесения в Коломенском. Происходит многообразное обогащение образцов, в результате чего они прочитываются лишь на уровне отдаленных ассоциаций. Устремившийся ввысь восьмигранный шатер коломенской церкви преобразован воображением автором в мощную стройную композицию из повторяющихся восьмериков, постепенно уменьшающихся в диаметре и по высоте. Шатер как форма отсутствует, башнеобразный объем на уровне целого здания воссоздан новой комбинацией других форм и объемов.
Прясла стен восьмерика, изобретательно вырастающего из четверика основания, завершены двойным рядом килевидных закомар. В следующем ярусе восьмерика они уже завершены трехлопастными закомарами. В последнем ярусе, повернутом на 45º, снова килевидыми. Круглые шейки главок, оконные проемы притворов оформлены килевидными кокошниками. Происходит утрирование особенностей формы всех 9 куполов, характерной для древне-псковской архитектуры, - они сильно вытянуты вверх, подобно язычкам пламени свечей, и идентичны куполкам васнецовской церкви Спаса Нерукотворного в Абрамцеве знакового для неорусского стиля сооружения. Западный притвор центрального входа, как и южный - с водруженной на него колокольней напоминают новгородско-псковские храмы.
В шанхайском храме-памятнике Николаю II, как в ни одном из ранее проанализированных, остро выразилась принципиальная установка неорусского стиля на вертикализм композиции, нерегулярность ритмики, башнеобразность силуэта. Уникальными были наружная отделка и цветовое решение храма, несущее символическую нагрузку. Для плоскостей стен использовался облицовочный камень цвета слоновой кости, для деталей - серого. Купола - разноцветные: центральный - окрыт мозаикой бирюзового цвета, четыре малых купола темно-синего цвета с золотыми звездами, купол колокольни трех цветов Дома Романовых: белый, оранжевый и черный. Внутри храм был, богато отделанный лепкой и изразцами по стенам, с красиво изогнутыми арками, оригинальным, резным иконостасом и киотами памятниками. Пол был отделан мозаичными плитками по особому рисунку - вспоминает современник, . Опубликованные фотографии интерьера храма в известном Альбоме В. Д. Жиганова Русские в Шанхае позволяют довольно полно судить о его пространственно- художественной системе. Железобетонные конструкции обеспечили бесстолпную схему перекрытия. Переход от четверика к барабану подкупольного пространства осуществляется оригинальным способом: через шатровую конструкцию из наклоненных к центру подпружных арок, резко сужающихся к верху. Эту конструкцию можно назвать и конусовидной. Оба определения условны, так как наклоненные арки не образовывали сплошной поверхности. Это инженерное решение усиливало впечатление высотности, целостности и устремленности ввысь - столпообразности. Все подчинялось смысловому содержанию подкупольного пространства. История русской архитектуры знает примеры церквей с использованием считающимся редким приема конусовидного барабана, зрительно усиливающий высоту храма, взять хотя бы тот же пример Соборного храма для Дальнего, который отделяет всего 30-летие от яроновского произведения, но представляется, что опыт именно такой конструкции был совершенно оригинальным, . Интерьеры храма были тщательно продуманы и высокопрофессионально исполнены ведущими мастерами живописи Шанхая. Как и положено по канонам православной иконографии в своде центрального купола помещалось мозаичное изображение Пантократора ( арх. А. И. Ярон), в простенках между окнами барабана 12 апостолов (худ. В. А. Засыпкин), в четырех парусах - изображение евангелистов (худ. А. М. Кичигин). В пятах четырех арок большие иконы московских святителей. Приделы храма отделялись аркадами, обрамленными резными килевидными наличниками со вставками икон круглой формы (иконописец А. Н. Харитонов).
Несмотря на богатство художественной отделки интерьера (шедевр современного церковного зодчества): наличие росписей, множества икон, лепного орнамента, деревянной резьбы, инкрустации, не говоря уже о великолепии оригинального двухярусного иконостаса - для него характерны отвлеченность, условность, декоративизм, изысканный лаконизм. Этим же целям служило и использование в отделке храма таких материалов как мозаика и изразцы.
Храм-памятник, посвященный царю-мученику Николаю II и его семье, глубоко символичен. Содержательно интерпретируя художественный язык интерьера, можно говорить о явно выраженном стремлении осмыслить и развить традиции раннехристианского и византийского искусства, и посредством этого выразить нравственную сущность христианства.
В РЗ существуют храмы-памятники с подобным мемориальным посвящением, но не исключено, что шанхайский был первым из них, во всяком случае - таковым он являлся на Дальнем Востоке .
Имеются сведения, что автор проекта шанхайского кафедрального собора Божией Матери Споручницы грешных (план арх. Б. И. Петров, , 1933-34) - архитектор-художник Я. Л. Лихонос взял за основу проект прославленного тоновского храма Христа Спасителя в Москве, к тому времени уже разрушенного.
Не случайно впервые архитектурный источник, к которому обратился автор, так исторически близко отстоял от нового проектирования всего около 80 лет. Вполне очевидно, что здесь главенствующую роль сыграл сам факт разрушения Храма нации, каковым постепенно стал восприниматься храм Христа Спасителя.
Широко известна и воссозданная в том же - 1933 г. в Харбине копия разрушенной в Москве Иверской часовни ( арх. Е. А. Уласовец, П. Ф. Федоровский). Прошло пять лет и вот, вдалеке от Белокаменной, на чужой земле, возрождена эта дорогая каждому русскому московская святыня, и встают в памяти полузабытые видения прежней величественной Москвы И снова ярким пламенем вспыхивает в душе надежда на скорое возрождение - писал в Рубеж , . Не сами объемно-пространственная композиция и стилистика образца как таковые были важны в данном случае. Важна была идея, которую символизировал храм Христа Спасителя. Сверхидея шанхайского собора заключалась в создании в далеком Русском Зарубежье Храма, олицетворяющего посредством известных знаковых форм возрожденную православную Россию. Подобно тому как происходила подмена понятий в многоаспектном содержании самого храма Христа Спасителя (национальный храм памятник Отечественной войне храм нации), так и в случае с Богородицким храмом в Шанхае - сакральное понятие заменялось мирским, но при этом само переживало процесс сакрализации. Нравственно-этическим смыслом было наполнено и посвящение храма Богоматери символу безграничного милосердия, жертвы и заступничества. Не раз в воспоминаниях о кафедральном соборе Божией Матери звучало восхищение его красотой и величием. Значительный по размерам, рассчитанный на 2500 человек, он архитектурно соответствовал заложенной в нем высокой идее. Имеет смысл говорить лишь о том, что принципиально отличает его от прототипа. Сознательное обращение к образцу вовсе не означало полного тождества. Новые веяния проявились прежде всего в исключительном декоративизме, динамичности скульптурного объема и лаконизме обработки фасадов. Собственно, декоративные детали ограничиваются аркадами поясков в подкарнизной части куполов шлемовидной формы. Даже окна лишены какой-либо декоративной обработки. Надо отметить, что в проекте Я. Л. Лихоноса первоначально было заложено пощипцовое завершение прясел стен, а не килевидное как в прототипе и как стало потом при реализации проекта. Выразительный силуэт, девственная чистота и гладкость поверхностей, графичность щелевидных и арочных проемов, динамичная ритмика позакомарных покрытий, повторение в разных масштабах одного и того же архитектурного мотива (килевидного завершения прясел стен), создали совершенно оригинальное архитектурное сооружение в неорусском стиле.
Неорусский стиль был лидирующим по сравнению с другими течениями в контексте модерна в культовом зодчестве РЗ как на руб. XIX-ХХ вв., так и в 1920-1940-е гг. Тем не менее, возводились часовни, небольшие по объему храмы, зачастую размещенные на кладбищенских погостах, модерн которых свободен от подражательности древнерусскому архитектурному наследию как таковому. Он (модерн) обращался к исторически формам, ассоциирующимся с национально-православными знаками: колоколу, куполу, шатру и т. п. И не только из арсенала церковного зодчества. Известен, например, храм-памятник во имя Христа Спасителя на русском воинском кладбище в Мукдене (архит. вел. кн. Петр Николаевич, 1912 ), в облике которого стилизуются формы и фактура древнерусского шлема с кольчугой.
Относительно редким в культовом зодчестве РЗ является и так называемый классицизирующий модерн, сложившийся в России в начале 1900-х г. В качестве единичного примера этого течения в дальневосточном РЗ может служить харбинская часовня-памятник Венценосным мученикам императору Николаю II и сербскому королю Александру I покровителю русской эмиграции (арх. М. М. Осколков, 1936 ), вызывавшей своей необычной архитектурой и интерьерами восхищение современников.
Часовня-памятник нашего покаяния, нашей былой славы должен быть скромным как должно быть все у нас на чужбине, - сказал епископ Димитрий в день освящения часовни .
Архитектуру часовни, воздвигнутой на участке Скорбященского подворья, отличает рационализм композиции, четкость сочленений, геометризм объемов. Семантика форм, деталей, декоративного убранства глубоко символичны, что характерно для подобного типа сооружений. Четверик часовни перекрыт полусферическим куполом на барабане на парусах. Он стилизован под регалию русских великий князей и царей - один из символов идеологемы Москва Третий Рим шапку Мономаха. Часовня-памятник от улицы была отделена чугунной оградой, украшенной литыми медными двуглавыми орлами - символом стражи русской славы на дальневосточных рубежах. Над аркой портала, также как и на ограде, - изваяние распростершего крылья двуглавого орла. На абаках декоративных полуколонн, фланкирующих портал и ниши , изваяния в гиперболизированном масштабе императорской и королевской корон венцов царственных страдальцев (худ.-скульптор В. Ф. Винклер). В тимпане входной арки по радиусу орнаментальная лента надписи со словами из молитвы. В нише на восточном фасаде огромная икона Святого распятия Христова и надписью в тимпане Господи, прости им: не ведят бо, что творят (автор иконы - инокиня Олимпиада). В простенках между лежачими окнами барабана барельефы крестов. Пропорции классического ордера и его обработка, пропорции и форма арок, окон, оригинальная стилизация купола, синтез разнообразнейших изобразительных средств (литье, барельефы, орнамент, росписи) свидетельствуют о преобладании стремления создать нечто новое, чем опереться на образцы классического наследия.
Доминирующая ориентация исследуемых храмов в неорусском стиле на приоритет определенных древнерусских архитектурных школ, таких как новогородско-псковская, московская, отчасти владимиро-суздальская четко прослеживается.
Но в это же время в к. XIX- нач. ХХ вв. в России рождается и новый подъем интереса к византийской архитектуре. И как к таковому, и как к первоначалу национального зодчества, и как к непосредственному образцу новых пространственно-планировочных решений и способа передать древность отечественной художественной традиции. Таким образом, условно называемый византийский стиль 1900-х гг. есть не что иное как разновидность того же неорусского стиля.
Два известных харбинских храма Покрова Пресвятой Богородицы на старом кладбище (арх. Ю. П. Жданов, проект 1905 г., построен в 1930,) и Благовещения Пресвятой Богородицы (арх. Б. М. Тустановский, 1931- 1940, освящен 1941,), церковь-школа в Дальнем (с 1904 здание православной миссии) в своей архитектуре обращены к византийскому источнику. Первые два однотипны. Полусферические купола на огромных световых барабанах перекрывают храмовое пространство. Они сооружены со свободно стоящими колокольнями. Верхние яруса колоколен с открытыми арками звона увенчаны такими же полусферическими главами. В соответствии с русской традицией колокольня Покровской церкви вынесена к главному входу участка, включаясь в застройку Большого проспекта. Интересен факт одинакового приема покраски всех трех церквей - полосатого. Храм Благовещения Пресвятой Богородицы знаменит своим новационным конструктивным решением, учитывающим сейсмичность, и интерьерами, . Известно, что над росписями работал признанный мастер - иконописец П. С. Задорожный. Каноническое для храмов Нового времени содержание и размещение росписей сочетается здесь с ориентацией на самый ранний период истории отечественного христианского искусства. Если в своде купола изображен традиционный Пантократор, а на алтарной стене Саваоф, то уже узкие простенки между окнами барабана покрыты ярким растительным орнаментом. Та роль, которую живописец отвел орнаментальным росписям в создании праздничной и возвышенной атмосферы интерьера храма, очень высока. Таким образом, не только внешний - византийский - вид храма, но и вся система внутренней отделки, выражает стремление осмыслить корни христианской истории и культуры России через Византию. На соборе Воскресения Христова в Токио ( арх. М. А. Щурупов, 1892), возведенном в византийской стилистике, стоит остановиться отдельно. Его проект был разработан архитектором еще в 1880 г. Особенность его византийского стиля заключается в происхождении: он является своеобразным выражением русского стиля, не только стадиально предшествующего неорусскому стилю, но и качественно отличного от него. Если учитывать что в России в 1880-х годах только обсуждалась идея создания археологического учреждения для изучения Византии и только в 1895 г. был открыт Русский археологический институт в Константинополе для этих же целей, то можно сказать, что до 1880-х гг. представления русских архитекторов о византийской культовой архитектуре были скорее ассоциативными. Но в тоже время уже со второй трети XIX в. термин византийский стиль отождествлялся с русским стилем, указывая на истоки русской культуры, ее христианских основ, ее православия. К последней четверти XIX в. - времени проектирования токийского собора М. А. Щуруповым в России уже существовала определенная традиция проектирования в том направлении византийского стиля, который апеллирует непосредственно к историческим формам первоисточника. Выбор автором для Дальнего Востока именно этого источника символичен и не исчерпывается сугубо профессиональными и техническими причинами. Оптимальность трехпрестольного, круглого типа храма для условий сейсмичной Японии также было немаловажной причиной, но не главенствующей. Обращение к византийскому наследию связано со стремлением продемонстрировать на международном уровне включенность России во всемирную историю и культуру через принадлежность к культуре Византии, подчеркнуть наследование традиций мирового центра христианства. Храм Воскресения Христова значительный по размерам (до 3 тысяч вместимости) бесстолпный объем крестообразный в плане, перекрытый восьмигранным куполом полусферической формы, опирающимся на диагонально вытянутые опоры, совмещенные со стеновыми конструкциями. Объемно-планировочная схема традиционна: по оси восток-запад последовательно размещены колокольня, трапезная, храм, апсида прямоугольной формы с небольшим дугообразным выступом. Выступающие с северной и южной стороны объемы в границах осей опор, как и апсида - высокие, на всю высоту самого храма и почти достигают нижней отметки барабана. То же самое можно сказать о входных притворах с севера и юга, . Их перекрытие на пять скатов образуют трапециевидные фронтоны. Стоит особо сказать об архитектурных формах отдельно стоящей колокольни. Она представляет собой пять ярусов четвериков, одинаковых по площади, завершенных небольшим островерхим шатриком на полукопольном основании, ассоциирующимся с формами т. н. русской готики второй пол. XVIII нач. XIX вв. Эта сознательная реминисценция автора воскрешала еще один способ обращения к наследию средневековья, в том числе и древнерусскому через готику.
Арочные окна, перспективные порталы обрамлены килевидными кокошниками. По всем граням купола арочные люкарны так же с килевидными наличниками. Подкарнизный фриз, яруса колокольни, подоконные ниши декорированы стилизованным аркатурным пояском. Это и килевидные наличники - пожалуй, единственный декор сооружения. Контраст белых стен с темным цветом купола, шатра, покрытий скатов, водосточных труб, поярусных и карнизных поясков и всех остальных декоративных деталей являются в данном случае не менее, а даже более важным художественным средством архитектурной обработки фасадов. М. А. Щурупов же был автором проекта трехъярусного иконостаса и церковного убранства, а иконы писали московский художник В. М. Пешехонов и японская православная художница Ямасита Рин .
в 1892 г. закончилось строительство храма в честь Воскресения Христова. Много сил и труда было вложено в сооружение этого величественного собора, украшение всего христианского мира на Дальнем Востоке. Постройка стен и арок длилось пять лет. Все знания тогдашней техники были применяемы самым тщательным и кропотливым образом - писал Святитель Николай, . Воскресенский собор уникален во многих отношениях, в том числе и своей строительной историей. Первоначально он возводился под руководством английского архитектора Джошуа Кондера (1884-1891), а после землетрясения - японского инженера-строителя Синьитиро Окада (1923-1929) . И в первый и во второй раз - силами японских строительных фирм, . Вероятно, для них это было хорошей архитектурно-строительной школой. Первоначальный облик Воскресенского собора, судя по архивным снимкам собора 1892 г., был очень близок к проектному решению Щурупова . После реконструкции 1923-1929 гг. его облик существенно изменился,. Архитектурно-художественный анализ реконструированного сооружения и содержательная интерпретация его архитектурного образа отдельная проблема, связанная уже с исследованием японского опыта православного храмостроительства. Русское религиозное искусство в дальневосточном Русском Зарубежье - речь в основном идет о Маньчжурии в связи с активным освоением КВжд - развивалось очень плодотворно, и не было искусственно прервано 1917-м г. Более того, оно продолжало развиваться на новом дыхании и в 30-е, и в 40-е годы, что является одной из отличительных особенностей его эволюции и уникальной возможностью для исследователей. Ведь в России этот период отмечен тотальным разрушением храмов. Другой особенностью можно считать то, что оно, являясь органичной частью православной национальной культуры, служило мощнейшим и своеобразным средством адаптации россиян к условиям зарубежья.
Одним из важнейших условий ренессанса русского религиозного искусства стало обращение к традиции древнерусского искусства. Культовое зодчество к началу ХХ в. имело уже развитое направление на использование национального наследия. И в массовом церковном строительстве продолжал сохраняться характерный для второй половины XIX века русский стиль. Но новые веяния в искусстве соотносились с неорусским стилем.
Анализ самых разнообразных типов храмов в Маньчжурии, Китае и Японии (Токио) говорит о богатейшей палитре образцов древнерусского зодчества, к которым обращались русские архитекторы, работая в неорусском, византийском (русском) стилях. О какой-то однозначной приверженности к определенному кругу прототипов говорить нельзя. Хотя доминирующие пласты - новогородско-псковская XIV-XV вв., московская XV-XVI, в меньшей степени - Владимирско-Суздальская архитектура - читаются явно, и они аналогичны опыту в России. Тем не менее, можно отчетливо выделить ориентацию на тот тип сооружений и декора, символика которых издревле, традиционно связывалась с Россией, Российской государственной идеей, Византией как первоисточником национально-православной культуры России, Москвой.
В число особенностей можно отнести и практику воссоздания в 1930-х гг. прославленных храмов, часовен, разрушенных в Москве. Как правило, это не были копии, но использование прототипов, исполненных всем понятным смыслом, реализовало стремление возродить не просто архитектурную форму, но Россию.
О высоком уровне профессиональной культуры как проектировщиков, так и строителей говорит следующий факт: большинство храмов, даже крупных, очень быстро строились. Случаев обрушения конструкций неизвестны.
Эстетика и философия неорусского стиля неотделимы от русского религиозного ренессанса и русской религиозной философии к. XIX нач. ХХ вв. В исключительном внимании к художественным вопросам формирования интерьерной среды дальневосточных храмов в опосредованном виде выражена его духовно-содержательную основа вера духовных лиц, зодчих, иконописцев, народных мастеров в благотворно-преобразующую силу искусства и красоты.
1.Самойлов Н. А., Саблина Э. Б. , Боголюбов А. М. Яковлев Н. А., Гузанов В. Г. и др.
2.Марков В. М. Жизнь и творчество художницы Ямасмита Рин ( к вопросу о взаимодействии русской православной традиции с японской культурой //Христианство на Дальнем Востоке: Материалы международной научной конференции. Владивосток. 2000. С. 129-137.
3. Зодчий. СПб. 1904. Л. 54; До проекта Косякова в 1902 г неким А. И. Середин-Сабатиным (российским проектировщиком без специального образования) был разработан еще один проект православной церкви, который также не был реализован. Сведения взяты из документов, хранящихся в фондах русской миссии в Сеуле и русских консульств в Корее. См.: А. Ф. Крашенинников. Русский архитектор-самоучка в Корее. // Дальний Восток: проблемы развития архитектурно-строительного комплекса. Хабаровск. 2000. С. 81-83.
4.Православное торжество в Корее. В Новине освящен храм Воскресения Господня//Рубеж. 1937, 31. Л.421-421об. По всей видимости, сам Ю. М. Янковский и являлся автором проекта. Упоминание о выстроенной в 1937 г. церкви в имении Янковских встречается и у Е. Сумарокова. См. : XX лет харбинской епархии. Харбин, 1942. С. 15. Только в 1968 г. Свято-Николаевский собор обрел специально выстроенное в Сеуле в модернизрованной византийской стилистике здание по проекту корейского архитектора Cho Chang-han. Роспись стен, иконы безвозмездно выполнены в 1990-х гг. греческими иконописцами: Sozos Yiannudis, профессором Афинской Школы изящных искусств, его сыном, племянницей и другими студентами и иконописцами // Полевой дневник С. С. Левошко. Консультация Т. М. Симбирцевой. Международный Центр Корееведения МГУ. Москва, 11.10. 2001. А также: Т. М. Симбирцева. Современная православная церковь в Корее: проблемы изучения и некоторые особенности // Восточная Азия Санкт-Петербург Европа: межцивилизационные контакты и перспективы экономического сотрудничества. СПб., 2000, С.357-363; 100 лет православия в Корее: буклет. Сеул. 2000, февраль.
5.100 лет православия в Корее: буклет. Orthodox Archdiocese of New Zealand, Exarchate of the Ecumenical Patriarchate in Korea. Seoul. 2000. (на англ, русск. яз.).
6.Е. Н. Сумароков, М. Демидов и др.
7.Е. Ф. Тимковский, Е. Х Нилус., Вс. Н. Иванов, Н. А. Байков, И. И Серебренников, В. Д. Жиганов и др.
8.Г. В. Мелихов, Е. П. Таскина, А. А. Хисамутдинов, В. Ф. Печерица, Д. Поздняев, С. А Шубина. и др.
9.Св. Н. Падерин, С. Авенариус, Ю. В. Крузенштерн-Петерец, Н. И. Ильина, Г. Б. Тыкоцкий, Л. К Дземешкевич, И. Е. Сафронова и др.
10. Восточным просвещением издавался, правда очень недолго, журнал Архитектура и жизнь, отличавшийся высоким полиграфическим качеством. Он содержит много материалов, относящихся зодчеству, в том числе и культовому. Упоминание об его обнаружении впервые появляется в 1996 ( Кудинова Т. Ю. Русские в Китае//Вестник ДВО РАН. Владивосток, 1996. 5. С. 131). Но все это время, находясь в хранилищах Китая, ценнейший историографический источник продолжал оставаться недоступным. Только в 2001 г. автору данной статьи представилась возможность с ним поработать, и его материалы впервые начинают включаться в научный оборот.
11.Троицкая Т. Ю. Особенности архитектуры китайско-восточной железной дороги (конец XIX первая треть ХХ вв.): Дисс. На соиск. Уч. ст. канд. архитектуры. Новосибирск, 1995.
12Крадин Н. П.Хабаровская Недвижимость. 1998-1999 гг. Из истории русской церкви в Пекине //Духовная жизнь Дальнего Востока России: Материалы региональной научно-практической конференции. Хабаровск, 2000. С 252-259.
13Левошко С. С. : Православный храм архитектурный символ России на дальнем Востоке во второй половине XIX первой трети ХХ вв. // Христианство на Дальнем Востоке: Материалы международной научной конференции. Владивосток. 2000. С. 54-58; Россия на Дальнем Востоке: новая градостроительная концепция и православные храмы в русском стиле (вторая половина XIX - первая треть ХХ вв. // Христианское зодчество: научная конференция : 28-30 марта 2000. Москва. (В печати); Православные храмы и триумфальные арки в русском стиле на Дальнем Востоке на рубеже XIX ХХ вв.. Духовная жизнь Дальнего Востока России: Материалы региональной научно-практической конференции. Хабаровск, 2000. С 269-272.
14.Кириченко Е. И.. Русский стиль. М, 1997. С.288.
15.Мелихов Г. В. Маньчжурия далекая и близкая. М. 1991.
16.Жиганов В. Д. Русские в Шанхае: Альбом. Шанхай, 1936. С. 39.
17.Хисатмудинов А. А. Там же. С. 306.
18.Жиганов В. Д. Там же.
19.Священник Н. Падерин. Церковная жизнь Харбина. // Е. П. Таскина. Русский Харбин. М. 1998. С.27.
20.Кириченко Е. И. Русский стиль. М., 1997. С.288-305.
21.Там же.
22.Цит по: Там же. С. 295.
23.Там же. С. 299.
24.Там же. С. 302, 294.
25.Цит. по: Таскина Е. П. Русский Харбин. М., 1998. с. 33.