Дипломная работа: Адресаты любовной лирики С. Есенина

В последние годы возрос интерес ученых к проблемам литературы начала XX века, усилилось стремление исследовать такие моменты литературного процесса, которые раньше в силу сложившихся социально-исторических условий освещались частично или негативно.

В настоящее время пересматриваются прежние концепции восприятия отдельных творческих индивидуальностей и соотношения художественных тенденций внутри разных направлений. В числе художников, чья личная и поэтическая судьба находится в центре внимания российского литературоведения, следует назвать С.А.Есенина.

Интерес русского читателя к творчеству этого замечательного мастера слова не удалось подорвать даже массовыми запретами. С.Есенин уже давно возвращен в отечественную литературу. Современный читатель с трудом представляет его творчество в числе "закрытых" авторов. Тем не менее, не так просто разобраться в его литературной эволюции, в своеобразии художественной системы, в творческих связях, причинах разноречивого восприятия есенинских стихов его современниками, и главное - в истоках его таланта. Это и явилось главной причиной выбора темы дипломной работы. Как ни прискорбно, но до настоящего времени никто из литературоведов серьёзно темой любовной лирики Есенина не занимался. На данный момент по теме адресатов любовной лирики существует всего несколько статей в газетах и журналах. В основном о взаимоотношениях Есенина с женщинами писали историки и биографы. Очень большой материал воспоминаний людей окружавших поэта в тот или иной период его жизни и творчества.

Со школы памятное, весомое, глубокое определение: «Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой «печали полей», любви ко всему живому в мире и милосердия, которое – более всего иного – заслужено человеком» (М. Горький).[31, №5 С. 20 ]

А вот ещё высказывания-свидетельства современников, близко знавших поэта. «Для него не было никаких ценностей в жизни, кроме его стихов… Женщины не играли в его жизни большой роли» (С. Городецкий). «С женщинами, говорил он, ему по-прежнему трудно было оставаться подолгу. Он разочаровывался постоянно и любил периоды, когда удавалось жить «без них»; но зато если чувственная волна со всеми её обманами захлёстывала его на вовремя, то опять таки по-старому – «без удержу». Обо всём этом говорил он попросту, по-мужицки и смеясь, но без грусти и беспокойства» (В. Чернявский).[31№5 С. 20]

И в самих стихах Сергея Есенина мы можем прочитать: «В глупой старости сердце жить не в силе», «И тебя любил я только кстати, Заодно с другими на земле». И, наконец, как бы итоговое: «Отдам всю душу октябрю и маю, Но только лиры милой не отдам. Я не отдам её в чужие руки, Ни матери, ни другу, ни жене…».

Однако вместе с образом сугубого поэта, исключительного, небесного лирика в тех же воспоминаниях друзей и знакомых, и в собственных его стихах присутствует ещё и образ «слишком земного», сжигаемого многими страстями и жгучими приманками разгульной жизни человека – «хулигана», «забулдыги» и «Дон Жуана»:

Пой же, пой. На проклятой гитаре

Пальцы пляшут твои в полукруг.

Захлебнуться бы в этом угаре,

Мой последний, единственный друг…

Я не знал, что любовь – зараза,

Я не знал, что любовь – чума.

Подошла и прищуренным глазом

Хулигана свела с ума…

Много женщин меня любило,

Да и сам я любил не одну,

Не от этого ль тёмная сила

Приучила меня к вину.

[«Пой же, пой. На проклятой гитаре» 1922 С.130]

В скандально знаменитом «Романе без вранья» Анатолия Мариенгофа приводится такая сцена: «В цифрах Есенин был на прыжки горазд и легко уступчив. Говоря как-то о своих сердечных победах, махнул:

- А ведь у меня, Анатолий, за всю жизнь женщин тысячи три было. – Вятка не бреши. – Ну триста. – Ого! – Ну, тридцать. – Вот это дело».[24]

Так, может, есть смысл поделить на сто и оба полярных образа Сергея Есенина – и сугубого поэта, и разгульного хулигана, не дающего прохода ни одной юбке? И попробовать за фасадом того и другого «имиджа» если не разглядеть подлинную суть этого удивительного человека-органа, то хотя бы приблизиться к ней.

В представленном исследовании рассматривается любовная лирика разных лет жизни писателя. Творческий путь С.Есенина охватывает полтора десятилетия. Однако он необычайно насыщен художественными поисками, экспериментами. Стремясь к максимальной адекватности воплощения своих замыслов, Есенин обращается к разным литературным жанрам. Песенность его лирики, ее гармоничность сосуществовала с явными диссонансами, сочетанием несочетаемого в образах, звуках, красках. Исповедальность не исключала диалога, столкновения позиций. Пророчество и хулиганство в стихах звучали в унисон.

Материалом, для данной дипломной работы послужила поэзия С.Есенина, воспоминания современников о нем, литературоведческие работы о творчестве поэта. Предмет исследования – образы есенинских женщин. В его судьбе, в его характере, как и в любом другом мужском, именно они служат своего рода лакмусовой бумажкой и «моментом истины». Будем вглядываться лишь в тех, кто был с ним рядом сравнительно долго и значил много. Анализ произведений посвящённых женщинам, с которыми Есенин пытался связать свою судьбу, но не нашёл покоя, так сильно желаемого им, содержится в работе.

Целью, настоящего исследования является освещение творчества Есенина в связи с его жизненными переживаниями, судьбой; определенить, какое влияние оказали женщины, с которыми Есенин пытался связать свою судьбу на его поэтическое творчество.

Достижение предполагаемой цели связано с решением частных задач:

1) рассмотреть мотивы любовной лирики С.Есенина и выявить стилистические особенности его поэзии;

2) определить новые подходы к анализу произведений Есенина, к изучению его жизненных и философских ориентаций.

Методы исследования, опираются на принципы историко-функционального, сравнительно-сопоставительного, семантико-стилистического изучения литературных явлений. Дипломная работа состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованной литературы.

II. «Адресаты любовной лирики С. Есенина»

С самых ранних стихов в лирике Есенина – тема любви. Первоначально она звучала в произведениях фолклорно-поэтического, иногда стилизаторского характера, Например «Подражание песне»:

Ты поила коня из горстей в поводу,

Отражаясь, берёзы ломались в пруду.

Я смотрел из окошка на синий платок,

Кудри чёрные змейно трепал ветерок.

Мне хотелось в мерцании пенистых струй

С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.

Здесь стилизованы все элементы стиха, и авторское «я» неизбежно воспринимается как традиционное «я» народной лирической песни.

В стихах о любви, относящихся к 1918 – 1919 годам, обозначились уже чисто есенинские мотивы, сливающие воедино поэзию любви с поэзией природы, передающие высокую одухотворённость чувства и его целомудренность. Таково стихотворение «Зелёная причёска…», построение на сравнении девушки с тонкой, заглядывающей в пруд берёзкой, её кос – с ветвями , пронизанными лунным гребешком; далее следует рассказ самой берёзки о том, как однажды, звёздной ночью, к ней подошёл пастух:

Луна стелила тени,

Сияли зеленя.

За голые колени

Он обнимал меня.

Один из ближайших друзей поэта, литератор Георгий Устинов, недаром писал, что элементы эротики совершенно отсутствовали в стихах Есенина. «”Были, впрочем, такие элементы, - добавляет он, - но совершенно целомудренного, я бы сказал детски-целомудренного характера, вроде: “Отрок-ветер по самые плечи заголил на берёзке подол” или о той же берёзке и о пастушке: “За голые колени он обнимал её”…»[24]. В таком духе, вероятно, должна была быть выдержана задуманная Есениным в начале 1918 года (но не осуществлённая) книга «Стихи о любви».

1. «Низкий дом с голубыми ставнями

Не забыть мне тебя никогда…»

Анна Алексеевна Сардановская родилась в селе Мощены Рязанской губернии. В 1896 году. Родители её учительствовали в сёлах Рязанской губернии. В семье было четверо детей. Вскоре после рождения Анны умирает её отец. Мать с детьми переезжает в село Дединово в Рязанской губернии. С 1906 году вместе со своей подругой Марией Бальзамовой поступает в рязанское женское епархиальное училище. Заканчивает училище в 1912 году и в скором времени начинает работать учительницей в школе. В школе села Дединова Анна знакомится с здешним учителем Олоновским Владимиром Алексеевичем. Со временем их знакомство перерастает в дружбу которая выливается в более близкие отношения. В 1920 году Сардановская выходит замуж за Владимира Алексеевича. Их счастливый брак оказался недолгим. 8 апреля 1921 года при родах в возрасте 25 лет Анна умерла родив двух детей, один из которых умирает вместе с ней при родах а второго, Бориса – воспитывает отец. Анна Сардановская была похоронена на кладбище села Дединова вместе со своей матерью.

Дом священника Ивана Яковлевича Смирнова стал вторым родным домом Есенина. Иван Яковлевич настоял, чтобы Сережу после окончания земской школы отправили в Спас-Клепиковскую учительскую школу а не к отцу в Москву, где тот служил приказчиком. В смирновском доме постоянно собиралась молодёжь, затевались игры, ставились спектакли, звенела гитара, звучали песни, стихи. А там, где молодёжь, там конечно же влюблённость, романы, и поиски, порывы, споры…

В «доме с голубыми ставнями» Есенин и встретил свою первую любовь, озорную, черноглазую смуглянку Анюту Сардановскую. Это к ней относятся строки:

В пятнадцать лет

Взлюбил я до печёнок

И сладко думал,

Лишь уединюсь,

Что я на этой

Лучшей из девчонок,

Достигнув возраста, женюсь.

Дивное время полуотрочества, полуюности! Дивные долгие летние вечера, бесконечные, зимние ночи, когда кипение души, разговоры, притяжение-отталкивание, стыдливая и оттого ещё более горячая и неудержимая влюблённость. Анна Сардановская! Анна Сардановская! Её имя уже известный поэт возьмёт для лучшей своей поэмы. А тогда – захлёст чувств, радости и сомнения – и строчки, строчки, строчки… (Анне посвящено стихотворение «За горами за жёлтыми далями». Другие не сохранились.). И предчувствие будущего, и сладкая тяжесть призвания, и крепнущий зов судьбы – всё, всё слилось, сконцентрировалось в эти два слова Анна Сардановская.

Экономка Смирновых Марфуша, постоянно говорила: « Ох кума! У нашей Анюты с Сережей роман. Уж она такая проказница, скрывать ничего не любит. «Пойду, – говорит, - замуж за Серёжку», и всё это у неё так хорошо выходит»

Но проходит совсем немного времени, и отношения Сардановской и Есенина резко меняются. Как считал сам Сергей – причиной послужила его дружба с лучшей подругой Анны Марией Бальзамовой. Но всё оказалось довольно просто – причиной изменений в отношениях Сардановской и Есенина послужило её знакомство с Олоновским. Все мысли Анны заняты только Владимиром Алексеевичем.

В начале июля 1916 года Есенин писал Анне Сардановской: « Я ещё не оторвался от всего того, что было, потому не переломил в себе окончательной ясности. Рожь, тропа такая чёрная и шкаф твой, как чадра Тамары.

В тебе, пожалуй, дурной осадок остался от меня, но я, кажется, хорошо смыл с себя дурь городскую.

Хорошо быть плохим, когда есть кому жалеть и любить тебя, что ты плохой. Я об этом очень тоскую. Это, кажется, для всех, но не для меня.

Прости, если груб был с тобой, это напускное, ведь главное-то стержень, о котором ты хоть маленькое, но имеешь представление.

Сижу бездельничаю, а вербы под окном ещё как бы дышат знакомым дурманом. Вечером буду пить пиво и вспоминать тебя.

Сергей.

Царское село. Канцелярия по постройке

Федоровского собора

P. S. Если вздумаешь перекинуться в пространство, то напиши. Капитолине Ивановне и Клавдию с Марфушей поклонись.»[55, С. 73]

Есенин ждёт писем от Анны. Он явно огорчён и расстроен тем, что она не пишет ему, для него это сейчас особенно важно и необходимо. Настроение его подавлено, всё сильнее он ощущает чувство беззащитности и одиночества. Всё это находит своё отражение и преломление во многих стихах поэта.

Он пишет «За горами, за жёлтыми долами…» посвящённое А. Сардановской:

«За горами, за жёлтыми долами…»

За горами, за жёлтыми долами

Протянулась тропа деревень.

Вижу лес и вечернее полымя,

И обвитый крапивой плетень.

Там с утра над церковными главами

Голубеет небесный песок,

И звенит придорожными травами

От озёр водяной ветерок.

Не за песни весны над равниною

Дорога мне зелёная ширь –

Полюбил я тоской журавлиною

На высокой горе монастырь.

Каждый вечер, как синь затуманится,

Как повиснет заря на мосту,

Ты идёшь, моя бедная странница,

Поклониться любви и кресту.

Кроток дух монастырского жителя,

Жадно слушаешь ты ектенью,

Помолись перед ликом спасителя

За погибшую душу мою.

[«За горами, за жёлтыми долами…» 1916 С. 31]

Это стихотворение на наш взгляд вобрало в себя и есенинское поэтическое мировосприятие(звучат характерные есенинские «напевы»):

«протянулась тропа деревень»,

«голубеет небесный песок»,

«дорога мне зелёная ширь»,

«Помолись перед ликом спасителя

За погибшую душу мою»

Христианская символика, укрепившаяся в поэтическом и нравственном сознании Есенина под впечатлением бесед Клюева, «его узорчатого языка, его завораживающих рассказов об олонецких непроходимых лесах и старообрядческих скитах, о религиозной культуре севера»:

«На высокой горе монастырь…»

«Ты идёшь моя бедная странница,

Поклониться любви и кресту»,

«церковные главы»;

всё последнее четверостишие строится на чередовании и переходе одного в другой образов христианского содержания и смысла: «монастырь», «ектенья», «лик Спасителя» и более ёмкий образ - молитва за погибшую душу поэта. И мастерское владение стихами, полное растворение в потоке их высокого и чистого лиризма. Мысленным взором поэт в который раз окидывает знакомые и родные дали, деревни, церковные главы, воссоздаёт по приметам российской провинции поэтическую картину Родины.

Пейзаж Есенина – не перечень композиционных элементов, не бесстрастное нанесение цветовых мазков и пятен, - это всегда нравственный итог : исповедь, восторг до опьянения от полноты жизни, покаяние до самобичевания, наставление (урок) и завещание.

В этом стихотворении звучит мотив покаяния, без предваряющего и сопровождающего его раскаяния:

Кроток дух монастырского жителя,

Жадно слушаешь ты ектенью,

Помолись перед ликом спасителя

За погибшую душу мою.

За этим стихотворением по грустной печальной тональности, мотивам одиночества, покорности судьбе, невесёлым думам о родном крае, о земном и вечном во многом созвучен ряд других стихотворений, созданных поэтом в 1916 году. «Я снова здесь, в семье родной…». Но, пожалуй, наиболее характерным в этом отношении является стихотворение «Слушай, поганое сердце…». В нём легко ранимая душа поэта обнажена до предела. Он стонет и кричит от боли духовного одиночества… Прежде всего , поэт беспощаден к себе. Он чувствует что пока бессилен что-то изменить в этом мире. Эти двенадцать трагических строк Есенина стоят многих многословных поэм.[55, С. 75]

Сергей Есенин тяжело переживал смерть Анны Сардановской. Вот что вспоминает об этом писатель Иван Грузинов: «Есенин расстроен, усталый, пожелтевший, растрепанный. Ходит по комнате взад и вперёд. Переходит из одной комнаты в другую. Наконец садится за стол в углу комнаты. «У меня была настоящая любовь к простой женщине. В деревне. Я приезжал к ней, приходил тайком. Всё рассказывал ей. Об этом никто не знает. Я давно люблю её. Горько мне, жалко. Она умерла, никого я так не любил. Больше я никого не люблю.»

Грузинов вспоминал, что Есенин никогда не лгал в своих стихах. Сегодня, когда стали известны письма Есенина к Сардановской, новые материалы, документы, воспоминания современников – эта истина становиться более очевидной. Главным и бесспорным доказательством здесь остаются стихи и поэмы Есенина.

Пусть сердцу вечно снится май

И та, что навсегда люблю я.

[«Какая ночь! Я не могу…» 1925]

Этими строками поэт завершает стихотворение «Какая ночь! Я не могу…» написанное на излёте жизни 30 ноября 1925 года. Поэт с полным правом мог утверждать: «Я сердцем никогда не лгу». Всё что рассказывал поэт о себе в своих стихах вплоть до мельчайших подробностей – правда»[55, С.80].

Быть поэтом – это значит то же,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души…

[«Быть поэтом это значит то же…» 1925 С.186]

2. Девушка в белой накидке…

(Лидия Ивановна Кашина)

Иду я разросшимся садом,

Лицо задевает сирень.

Так мил моим вспыхнувшим взглядам

Погорбившийся плетень.

Когда-то у той вон калитки

Мне было шестнадцать лет.

И девушка в белой накидке

Сказала мне ласково: «Нет!»

Далёкие милые были!..

Тот образ во мне не угас.

Мы все в эти годы любили,

Но, значит,

Любили и нас.

Известный на всю Москву поэт вошёл в «дом с мезонином» по приглашению самой Лидии Кашиной – она интересовалась его творчеством, просила почитать стихи. Вот как вспоминает этот день Анна Андреевна Ступенькина - служанка в доме Кашиной: «В этот день было морозно и солнечно, выпал молодой снежок. Сергей переступил порог не без робости и с любопытством. «Будто на алтарь какой вошёл», - вспоминала она.[12, С. 125] Есенин рассказал об этом в поэме иначе:

Был скромный такой мальчишка,

А нынче…

Поди ж ты…

Вот…

Писатель…

Известная шишка…

Без просьбы уж к нам не придёт.

- как бы переговариваются между собой мать и дочь Снегины. В действительности, похоже поэт заметно робел. Ведь он, сын простых крестьян, всегда воспринимал барышню как «нечто из иных миров…».

Затем герои поэмы временно теряют друг друга из виду. Войны, революции, сумятица описание гибельности происходящего; – на этом фоне теплится неугасимое юношеское чувство, как бы олицетворяя неиссякаемую красоту. И – встреча:

Сгущалась туманная даль…

Не знаю, зачем я трогал

Перчатки её и шаль.

………………………….

Луна хохотала, как клоун.

И в сердце хоть прежнего нет,

По-странному был я полон

Наплывом шестнадцати лет.

Расстались мы с ней на рассвете

С загадкой движений и глаз…

[«Аанна Снегина С. 368»]

Далее жизнь Снегиной складывается типично для женщины её происхождения. Гибель мужа во время гражданской войны, - (по всей видимости, он сражался на стороне белой армии). Крестьяне сжигают имение. Сама Анна исчезает. И вдруг, спустя годы, письмо из Англии, «И почерк такой беспечный» - да, от неё. «Письмо как письмо. Беспричинно. Я в жисть бы таких не писал…». Оно полно тоски по России:

Я часто хожу на пристань

И, то ли на радость, то ль в страх,

Гляжу средь судов всё пристальней

На красный советский флаг.

[«Анна Снегина» С. 377]

В 1918году Есенин пишет в Константинове стихотворение «Зелёная прическа» посвящая его Л Кашиной. В нём образ берёзки сливается (как это вообще свойственно очеловечивающему природу поэту)с образом девушки:

Луна стелила тени,

Сияли зеленя.

За голые колени

Он обнимал меня.

[«Зелёная причёска…»1918 С.98]

В черновике данного стихотворения сохранилась такая строчка: «Прощай моя невеста до новых журавлей». Та, которой посвящалась эта строчка не могла быть невестой Есенина. Но интонация, откровенность, невольно подталкивают к отождествлению лирического героя с самим автором, а трепетной берёзки – с вдохновившей поэта молодой женщиной.

Судьба Кашиной была печальней и трагичней, чем у героини поэмы. Крестьяне села Константиново действительно хотели сжечь усадьбу. Это произошло бы если б не вмешательство Есенина. «Растащите, разломайте всё. И никакой пользы! А так хоть школа будет или амбулатория. Ведь ничего нет у нас!» выступал он на собрании колхоза с речью. Через год там открыли медпункт, а затем там жили учителя, преподававшие в окрестных школах (В 1917 году Кашины уехали из усадьбы). Кашина, в отличие от Снегиной, не была вдовой. Её муж, сельский учитель Николай Кашин, стал исследователем творчества Александра Островского, одним из первых советских профессоров.

1919 год. Лидия Ивановна нанялась на службу в управление связи Красной Армии. Работала машинисткой, шила на дому, а в 1922 году её взяли на работу в издательство газеты «Труд». В течение пяти лет исполняла обязанности корректора а затем литературного редактора. В эти годы Есенин нашёл Кашину в Москве. В начале 30-х годов семьёй Кашиных заинтересовались «органы». В 1936 году последовал арест профессора, а в1937 - арест Лидии Ивановны Кашиной. В тот же год она умерла от рака.

3. «Мы все в эти годы любили…»

(О 3 прототипах Анны Снегиной)

Пленительный образ главной героини поэмы «Анна Снегина» постоянно представал в новых неожиданных гранях, и за каждой угадывалось живое лицо – три прекрасные женщины, озарившие юность Есенина. Одна из них широко известна, это Лидия Ивановна Кашина, дочь богатого помещика Ивана Петровича Кулакова. Лидия Ивановна Кашина была красивой и образованной женщиной. В 1904 году с отличием окончила Александровский институт благородных девиц, владела несколькими языками. Есенин часто бывал в их доме, где устраивались литературные вечера и домашние спектакли. В память об этой весне Сергей написал Кашиной стихотворение «Зелёная причёска…» Прогулкой с Кашиной на яр летом 1917 года навеяно стихотворение «Не напрасно дули ветры…»

происхождение имени и фамилии героини имеет свою историю. Имя Анна, что означает «богатая, чудесная, грация, миловидность» и освящено классической русской традицией (Анна Каренина. Л. Н. Толстого, «Анна на шее» А. П. Чехова.), не случайно совпадает с именем Анны Александровны Сардановской, внучатой племянницы отца Ивана (И. Я. Смирнова), священника села Константиново, которой в юности тоже был увлечён поэт.

Во второй половине 1916 года Есенин во время краткосрочного отпуска с военной службы ездил в Константиново и виделся с ней. 14 июля 1916 года Сардановская писала поэту: «Спасибо тебе что пока ещё не забыл Анны, она тебя тоже не забывает… Какая великолепная устанавливается после тебя погода, а ночи – волшебство». В первой публикации поэт посвятил Анне Сардановской стихотворение «За горами за жёлтыми долами».

Но самые удивительные ассоциации имеются с третьей женщиной; которая «дала» есенинской героини не только фамилию и сюжет, но и привела за собой других героев. Эта женщина – писательница, автор нескольких книг -Ольга Павловна Сно, которая подписывала свои произведения: «О. П. Снегина, Ольга Снегина, О. Снегина, Снежинка, О. С.». Знакомство Есенина со Снегиной состоялось в апреле 1915 года в её литературном салоне, куда поэта привёл его друг М. П. Мурашов, автор нескольких очерков для журналов, где Снегина состояла в редколлегии. К тому времени писательница была известна в широких литературных кругах. Гостями её были: Ф. Шаляпин, И. Е. Репин, Л. Андреев, С. Чёрный. Часто она встречалась с И. С. Буниным. Кроме того, Есенин и Снегина встречались под одной обложкой в журнале «Голос жизни». Для Есенина эта публикация была особенно дорога и памятна как первая крупная подборка его стихов в петербургском журнале с первой рецензией, сопроводительной статьёй Зинаиды Гиппиус. А рядом напечатан рассказ Снегиной «Тени теней».

Первая любовь, первые встречи в петербургской печати, первая оценка критики. Всё соединилось в одном образе!..[69, С.14]

Псевдоним «Снегина» - перевод фамилии мужа-англичанина, литератора Е. Э. Сноу (что в переводе - снег (Snow). Появление у Есенина в поэме лондонской печати! Не случайно Анна Снегина эмигрирует в Англию.

Есенин был хорошо знаком с очерком Снегиной посвящённым революционной деревне и проникнутым народническим настроением. Доказательство - перекличка его поэмы с «На хуторе», опубликованном в «Биржевых ведомостях», где печатался и Есенин. В вариантах поэмы упоминается Галёрная улица, где была расположена редакция этой газеты. Совпадает место действия поэмы и очерка. Деревня и хутор, где сохранилась дворянская усадьба и «Княгинин парк», и персонажи – молодой парень «Сергунька» (ласковое имя Есенина); Проня Красноносый ленив, шельмоват, прямо сказать, большой пакостник, убит бандитом анархистом, перевозчик Фёдор требует денег за переправу, бабка Прасковья и др. Атмосфера революционной деревни в «Анне Снегиной» противоположна «невыразимому спокойствию, которое веет от моря колосьев», в очерке Снегиной, где лишь Сергунька интересуется далёкой столицей и революцией.

Поэт изображает разных женщин и разную любовь, от первого чувства до преступной страсти. «Теперь бы с красивой солдаткой завесть хорошо роман» – думает Сергей по дороге в Криуши. В словах о русском мужике оказывается уместным и образ, построенный в форме русской озорной загадки.

Он мыслит до одури о штуке

Катающейся между ног.

Несмотря на её вульгарность, ответ прост – велосипед.

На протяжении всего произведения поэт настойчиво употребляет эпитет «белый» и включает его в разные картины. Белый цвет-символ духовной чистоты высокой нравственности, и непогрешимости в христианстве, и цвет траура в крестьянской среде. Сочетание «Анна Снегина», кроме заглавия, нигде больше не употребляется. Фамилия Снегина употребляется только в связи со старой помещицей Снегиной или домом Снегиных. Эпитет «белый» заменяет собой фамилию и появляется там, где автор говорит об Анне не упоминая её имени. И неожиданно белый цвет отражается на белом коне – коне победителя, калифа на час – Керенского и на двух «белых медалях», которые носил на груди хвальбишка и трус Лабутя. Образ девушки в белой накидке и образ надменной помещицы Снегиной, который символизирует печальную тайну, преступную страсть женщины, брошенной, как выпитая бутылка, а так же той «Анны Снегиной», которая в эмиграции вспоминает о родине, и о необуздываемой первой любви, не совпадают и живут как бы отдельной жизнью. Таким же сложным и противоречивым оказывается отношение героя – рассказчика, изысканного и прославленного столичного поэта, к революции и деревенским персонажам…

4.«За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути моём».

Зинаида Николаевна Райх

Имя Зинаиды Николаевны Райх (1894 – 1939) упоминается в связи с историей советского театра, созданного В. Э Мейерхольдом.

Она - ведущая актриса театра Мейерхольда, сыгравшая за свою сценическую жизнь (1932 – 1938) более 17ролей и способствовавшая воплощению режиссёрских замыслов Мейерхольда. Незабываемая Марджерит в «Даме с камелиями» А. Дюма, Аксюша в драме Островского «Лес», Анна Андреевна в гоголевском «Ревизоре», покорившая зрителей Парижа и Берлина. Спутница Мейерхольда в течение многих лет – такой представляется она сегодня.

Насколько живо пишут о Райх театральные критики и мемуаристы 20 -30-х годов, настолько скудно говорят о ней в воспоминаниях и критической литературе, связанной с именем Сергея Есенина. Отчасти в этом повинен сам поэт, всего однажды бегло упомянувший о Райх в автобиографии, помеченной 20 июня 1924 года: «1917 произошла моя первая женитьба на Зинаиде Райх в 1918 году я с ней расстался, а после этого началась моя скитальческая жизнь, как и всех россиян за период 1918 – 1922 годов»[22, С. 156].

В полном соответствии с этой информацией, исходящей от самого Есенина и лаконизмом в стиле телеграмм, находится и единственное во всём справочном аппарате есенинского пятитомника примечание к цитируемой автобиографии: «Райх Зинаида Николаевна (1894 – 1939) - актриса, жена Есенина (V т. с 352). Между тем, внимательное прочтение стихотворений и поэм Сергея Есенина (о присущем его творчеству автобиографизме не раз приписали исследователи, а сам поэт закончил одну из своих биографий многозначительными словами, дающими ключ к его творчеству: «Что касается остальных биографических сведений, они в моих стихах» (V т. с. 22) вдумчивый анализ и сопоставление фактов и дат в документах немногочисленных, но всё же существующих, обращение к воспоминаниям близких и современников поэта ранее бывших вне поля зрения литературоведов – всё это даёт возможность пусть не всегда уверенно, гипотетически воссоздать историю и характер взаимоотношений Зинаиды Райх и Сергея Есенина. Сделать набросок портрета Зинаиды Райх, когда она ещё не была актрисой.

Зинаида Николаевна Райх оставила пока «не расшифрованный» и не опубликованный полностью исследователями конспект так и не написанных ею воспоминаний о Есенине.[ Ю. А. Красовский. Зинаида Райх о Сергее Есенине. В кн.: встречи с прошлым, вып.2 . Изд. «Советская Россия», М., 1976, стр. 168-171.] Это не покажется странным, если учесть тот факт, что развод, состоявшийся в 1921 году, не означал полного разрыва – З. Райх прочно соединила свою судьбу с Мейерхольдом, Есенин делал попытки обрести новую семью, но они продолжали, видится, и эти встречи, видимо, причиняли обоим боль.

Известно, что они встретились весной 1917 года, в дни радостные и тревожные, вскоре после февральских событий, а в августе того же года стали мужем и женой.

Какой была З. Райх к моменту встречи с Есениным, в какой обстановке формировалось личность будущей жены поэта, что занимало её в годы отрочества и юности.

Зинаида Райх родилась 21 июня (3 июля) 1894 года на окраине Одессы в посёлке Ближние Мельницы. Родителями были: ростовский мещанин Николай Андреевич Райх и законная его жена Анна Иоанновна. Вслед за первенцем – Зинаидой Николаевной – появились на свет брат и сестра Александра Николаевна (1901 – 1942) – актриса, игравшая на сцене с 1920 года по псевдонимом Хераскова по псевдонимом Хераскова.

Упорный труд на благо семьи (Райх был квалифицированным слесарем, имел опыт работы с паровозным и пароходным машинистом.), заботы о детях не смогли сузить диапазон общественно-политических интересов Николая Андреевича. В 1897 году он вступил в ряды РСДРП (после Октября – персональный пенсионер), а вскоре после событий 1905 года был выслан из Одессы, как один из активных руководителей социал-демократической организации железнодорожников, в Бендеры, уездный город Бессарабской губернии.

Именно здесь, в Бендерах, Зинаида Николаевна вступила на трудный путь исканий, ведущий к самоопределению. Попытка примкнуть к кружку передовой молодёжи, чья деятельность носила в сущности невинный, отнюдь не антиправительственный характер (самообразование, совместное чтение трудов Дарвина) чуть не стоила ей свидетельства об окончании гимназии, которое Анне Ивановне удалось выхлопотать для дочери ценой величайших усилий. В свидетельстве же о политической благонадежности было отказано, что тем временем закрывало путь в питерские Бестужевские женские курсы, куда стремилась Райх.

Первые потрясения и невзгоды не обескуражили решительную, энергичную девушку. Она перебирается в киев, и поселившись к подруги, пробует свои силы, привыкает к самостоятельной жизни. Можно предположить, что Киев привлекал Зинаиду Николаевну перспективой поступить на находящиеся там Высшие женские историко-литературные курсы. В 1914 году она добивается возможности, уже в Петрограде, учиться на Историко-литературном факультете Высших женских курсов С. Г. Раевой.

Жизнь в столице, учение на Высших курсах требует дополнительных расходов. Она работает секретарём в скульптурной мастерской и тайком учится лепить. «Любовь к лепке – рассказывала она позже,- я пронесла через всю жизнь, и когда в 1934 году Лензавод решил выпустить статуэтку актрисы Райх в роли Маргарет из «Дамы с камелиями» Ал. Дюма, то я приняла живейшее участие в создании модели, сделала сама один из вариантов». «Однако, – замечает она самокритично, - этот вид искусства никогда не сулил мне больших успехов».[Из записи беседы З. Райх с Л. Г. Варшавским в 1934 году.]

Зинаида Николаевна упорно ищет своего места в жизни, пытается понять, в чём состоит её призвание. «Тяга к искусству была с детства, но тушилась тем социально-политическим уклоном, которым наполнена, была её жизнь с 15-ти лет» - такова обобщённая характеристика Райх, данная в «Биографиях студентов» первого выпуска государственных экспериментальных театральных мастерских (ГЭКТЕМАС) в 1926 году, когда Зинаида Николаевна определилась как профессиональная актриса. «Участвовала в нелегальных кружках, была связана с партией социалистов-революционеров, арестована и лишена политической благонадёжности. Только уже 20 лет, когда Зинаида Николаевна пыталась учиться в высшем учебном заведении, ей удалось, скрываясь от всех, работать в скульптурной мастерской».[22, с. 157] Иными словами, приобщение Райх к бурным событиям предреволюционной эпохи не ограничилось чтением Дарвина в гимназическом кружке, а её службу в петроградской газете эсерского толка «Дело народа», где судьба свела её с Есениным, пожалуй, не следует рассматривать как случайность.

Однако, вскоре после замужества, Зинаида Николаевна, по настоянию мужа, оставляет службу в газете, а с осени 1917 года и вовсе порывает с партией эсеров.

Пути Есенина и Зинаиды Рейх скрестились в необыкновенное время, между Февральской и Октябрьской революциями, в канун великих исторических свершений. Есенин был окрылён и счастлив сознанием своих неисчерпаемых поэтических возможностей; оба были молоды, независимы, хороши собой, полны нерастраченных сил, оба жили в предвкушении близких и радостных перемен. Тем, кто видел их вместе в то время, вероятно, казалось, что они созданы друг для друга: синеглазый, золотоголоваый Есенин и темноволосая, с глазами как вишни, удивительно женственная Райх. Время показало, что этот союз был чреват противоречиями.

Существует версия, что Зинаиду Николаевну познакомил с Есениным его друг и тогдашний соратник по «крестьянской купнице» поэт Алексей Ганин (1893- 1925). Возможно, именно он, будучи уроженцем Вологодской губернии, подал поэту и Райх мысль о совместной поездке по красивейшим местам русского Севера. Случилось так, что поездка оказалась свадебным путешествием, а Генин оказался в роли свидетеля со стороны невесты при венчании Райх с Есениным в Вологде. Райх и Есенин венчались 4 августа 1917 года в Кирико-Улитовской церкви близ Вологды. Объяснить, почему поэт, создававший одну за другой богоборческие поэмы, венчался с Зинаидой Николаевной, можно, если вспомнить что декрет о гражданском браке был принят, пять месяцев спустя, 29 декабря 1917 года.

На снимке подаренном Зинаиде Николаевне поэт, жизнерадостный и вместе задумчивый, с копной вьющихся волос, запечатлён на нём рядом с Михаилом Мурашовым, Есенин сделал надпись полную нежной благодарности: « За то, что девочкой неловкой представала ты мне на пути моём. Сергей».[21] C.378] Вглядываясь в фотографию Райх выполненную в Петрограде в начале 1917 года (где она стояла с отцом), незадолго до встречи с Есениным, можно оценить поэтическую точность этих строк: с неё смотрит юная девушка с правильными чертами лица, очаровательная, но ещё не сознающая вполне своего очарования. Иную, преображённую любовью и материнством Зинаиду Райх запечатлел объектив в 1918 году: она держит на руках новорождённую дочь и вся светиться счастьем; в её зрелой, одухотворённой красоте, в самое её позе есть нечто, заставляющее вспомнить о мадоннах кисти итальянских мастеров.

Вернувшись в столицу в последней трети сентября 1917 года,[21]C.312] после путешествия по северу и поездки в Орёл, где к тому времени осели родители Райх, она и Есенин продолжают некоторое время жить врозь (он на Литейном, 49, она «на Песках», на 8-й Рождественской, 36). Затем, глубокой осенью, в доме №33 по Литейному [Этот дом, ныне отмеченный мемориальной доской, стал для поэта олицетворением домашнего очага, семейного счастья. «Он тосковал о какой-то внешней, формальной, приблизительной крепости жизни – о милых человеческих верёвках. Едем по Литейному, он мне показывает невдалеке от Симеоновской невысокий тёмно-коричневый дом.

- Видишь! Вот в этом доме я жил, когда я первый раз женился. И у меня квартира была… Или: - И у меня были дети… Это было прошлое, пережитое, несомненно оторванное, вспоминаемое с болью…» - вспоминал позднее Николай Никитин («Красная новь», 1926, №3, стр. 248.)] молодые Есенины наняли во втором этаже две комнаты с мебелью, окнами во двор. Желанными гостями, своими людьми в доме стали Петр Орешин, Алексей Чапыгин, художник Константин Соколов и Владимир Черняховский, оставивший наиболее полные и достоверные воспоминания о жизни молодой семьи.

В эти немногие счастливые месяцы, проведённые под общим кровом с Райх, Есенин жил в состоянии непрерывного созидания, творческого взлёта. Одна за другой рождались поэмы, вызванные к жизни революцией. «Я понял, что в творчестве Сергея Есенина наступила пора яркого и широкого расцвета», - свидетельствует особенно сблизившийся с поэтом в то время Орешин. И тот же Орешин вспоминает, с какой радостной и немного забавной гордостью Есенин уже про первом знакомстве заговорил о том, что он не одинок, у него есть своё гнездо, семья: «…Я, брат, жену люблю! Приходи к нам… Да вообще… так нельзя… в одиночку!»[12] C. 190, 193] «Его, тогда ещё не очень избалованного чудесами, - дополняет картину Черняховский, - восхищала эта неприхотливая романтика и тешила право на простые слова: «У меня есть жена». Мне впервые открылись в нём чёрточки «избяного хозяина» и главы своего очага. Как - никак тут был его первый личный дом, закладка его собственной семьи, и он, играя иногда во внешнюю нелюбовь ко всем «порядкам» и ворча на сковывающие мелочи семейных отношений, внутренне придавал укладу жизни большое значение.

Живя поэтическим умом, который поглощал все его силы и помыслы:

…Засосал меня песенный плен.

Осуждён я на каторге чувств

Вертеть жернова поэм,

(II,98)

Cам, тяготясь повседневной службой, Есенин настоял на уходе Райх с работы. Но поэзия кормила скудно, времена были тяжелые: война, разруха, да и Зинаида Николаевна по своей натуре могла долго мириться с бездействием. Она находит работу в Наркомпроде.

«В конце января 1918 года вновь назначенный нарком продовольствия А. Д. Цурюпа поручил мне прикрепить к секретариату коллегии несколько машинисток… - вспоминает сотрудник Наркомпрода П. А. Кузько. – через два-три дня ко мне подошла одна из новых машинисток, молодая интересная женщина, и спросила:

- Товарищ Кузько, не писали ли вы когда нибудь в газете о поэте Сергее Есенине?..

Протягивая мне руку и радостно улыбаясь, она сказала:

- А я жена Есенина, Зинаида Николаевна».[12, С. 145]

Складывается представление, будто Зинаида Николаевна была непричастна к поэтическому труду Есенина, его замыслам и планам (не в пример Софье Андреевне Толстой-Есениной, столь много потрудившейся над созданием первого собрания сочинений поэта), и, как это ни парадоксально, не удостоилась ни одного посвящения (тогда как людям менее близким посвящены не только отдельные произведения, но и целые есенинские циклы). Между тем предположение, что человек такого интеллектуального уровня, такого кругозора и темперамента, как Зинаида Николаевна, мог остаться безучастным к главному делу жизни поэта, не выдерживает критики.

Из мемуаров известно, что, едва закончив вчерне очередную вещь, Есенин в бытность свою на Литейном, 33 читал и комментировал написанное в присутствии жены и друзей, охотно посвящал их в свои замыслы, взволнованно спорил.»[12, С. 145]. Нельзя считать случайностью, что созданная зимой 1918 года «Инония», поэма о счастливом граде будущего, «где живёт божество живых», в черновом автографе имела посвящение «З. Н. Е.»[12, С. 147], что может быть расшифровано только однозначно: «Зинаиде Николаевне Есениной». То что «Инония» вышла позднее с посвящением пророку Иеремии, не меняет существа дела. Напротив, тем вероятнее, что существовали и другие посвящения Райх, снятые впоследствии поэтом.

В начале марта1918 года с секретариатом Наркомпрода Райх перебирается в Москву и временно поселяется в гостинице на тверской. В конце марта – начале апреля снова, как в юности, стал москвичом и Есенин. С переездом в Москву остались позади их лучшие месяцы их совместной жизни. Некоторое время Зинаида Николаевна ещё работает в наркомпроде, но вскоре обстоятельства разлучают её с Есениным: в ожидании родов она уезжает к родным в Орёл. Нет больше с таким трудом налаженного общего быта. Есенин «кочует» по Москве, не имея постоянного пристанища, наездами живёт в Константинове.

29 мая 1918 года в Орле родилась Татьяна Есенина. (2И спокойно и ласково скажет, что ребёнок похож на меня» (1, 232), - писал поэт задолго до её появления на свет, словно предвкушая радость отцовства.). Новые заботы вынудили Зинаиду Николаевну остаться в Орле. С 1 августа 1918 года она работала инспектором, через месяц – уже заведующей театрально-кинематографической секцией Орловского окрвоенкомата., ас 1 июня по 1 октября 1919 года заведовала подотделом искусств в губнаробразе. Судя по записке Райх от 22 ноября 1918 года, адресованной Андрею Белому, она и Есенин временами вовсе теряли друг друга из вида – сказывалась гражданская война.

«Первая жена Есенина жила с его ребёнком в Орле, когда он жил у меня, - пишет о той поре друг поэта Георгий Устинов – Он с ней изредка переписывался, причём значительное место в письмах уделялось литературным темам. Весною этого же года к нам приехала жена Есенина». [22] C. 156]

Райх удалось вырваться в Москву в конце апреля 1919 года. Жила она с дочкой на квартире Екатерины Александровны Александровой на Арбате дом 2, в квартире 10 в отдельной комнате. Ходила Зинаида Николаевна в чёрном кожаном пальто с шелковой косынкой на шее. Во второй половине мая Райх всё ещё в Москве, и ничто как будто не предвещает скорого разрыва. На книге стихов «Преображение» (вдвойне дорогой поэту, ибо это была «первая ласточка», выпущенная организованной по его инициативе «Московской Трудовой Артелью Художников Слова») он делает (видимо, в присутствии Зинаиды Николаевны) трогательную памятную надпись: «Милой Зинон от Сергуньки. Май 19. 1919. В Кафе поэтов».

Есенин тревожится о семье. Вскоре после отъезда жены в Орёл он коротким письмом снова зовёт её к себе и с гордостью пишет об успехах книгоиздательства МТАХС.

20 октября Орёл был взят диникинцами. Райх, как хорошо известная местным жителям сотрудница советских учреждений, должна была спешно покинуть город. С 15 ноября 1919 года она работала в Москве, во внешкольном отделе Наркомпроса консультантом по искусству в подотделе народных домов и клубов. Жила она на Пречистенке, Полуэктов переулок, 5, квартира 11 вплоть до рождения сына.

Казалось бы, что, с возвращением Зинаиды Николаевны в Москву для семьи Есениных должны были наступить лучшие времена, но обстоятельства сложились так, что 1919-й год стал последним в их совместной жизни.

20 марта 1920 года Райх родила сына. Его назвали Константином. «Крёстным отцом, по ещё неизжитой традиции стал давний друг Есениных Андрей Белый. Некоторое время Зинаида Николаевна вынуждена была оставаться с сыном в Доме матери и ребёнка, на Остоженке, 36, и это красноречивее любых слов говорит о печальных переменах в её взаимоотношениях с Есениным.

Трудно сказать, почему и когда именно произошёл разрыв. Неделикатно было бы вторгаться в сокровенный мир двух дорогих друг другу людей. Можно только предполагать, каковы были причины, побудившие их разойтись. В известной мере виновато бурное время, разруха, лишения, неустроенность быта, частые разлуки, виновато окружение Есенина, сложившееся вскоре после переезда из Петербурга в Москву, в пору его увлечения имажинизмом.

Вне сомнения одно: столкнулись два цельных сильных человеческих характера, и грянул «эмоциональный взрыв» такой силы, что отголоски его ещё долго слышались и в судьбе Есенина, и в судьбе Райх. «Никто не пожалел и не обернулся назад», - сказал в своё время поэт в «Марфе Посаднице» (1, 312). Нет, пожалуй и жалели и сетовали на себя, но вернуться к прежнему не могли.

Для Зинаиды Николаевны драматизм усугублялся опасным недугом сына, которого едва удалось отстоять. Перенесённое нервное потрясение Райх в связи с тяжёлой болезнью сына не прошло бесследно и ещё долго напоминало о себе в годы, когда жизнь её могла показаться счастливой и безмятежной.

Нелегок был разрыв и для Есенина. «Любил ли он кого? Я думаю, любил только первую жену… У него не было постоянной любви, кроме той…» - не без оснований замечает Георгий Устинов. На заре туманной юности, до женитьбы на Райх, было первое, неровное и тревожное чувство к Бальзамовой (не столько любовь, сколько потребность любви), были быстро мелькающие месяцы с Изрядновой, любившей преданно и беззаветно. После разрыва с Райх Есенин позволял любить себя, принимал заботы о себе – так было с Дункан, Бениславской, Толстой. Находил источник творческого воодушевления в красивых чуть-чуть придуманных отношениях с Шаганэ Тальян, с Августой Миклошевской. Но подлинной любви, настоящей семьи уже не было. («Скучаю по своим детям», - жаловался он Ройзману на вопрос, что гнетёт его).

«… Он не мог устроить свою личную жизнь, которая ему не удалась, и вот об этом он нередко в весёлые часы плакал… и в последние годы жизни говорил мне:

- Какая у меня жизнь? Где она? Да у меня даже своего угла нет!.. Нет у меня ничего!» - вспоминает Пётр Орешин. Даже в 1924 году, когда, казалось бы, всё уже улеглось, когда им владели иные чувства и страсти, Есенин вложил в стихотворение «Письмо от матери» такие вот горькие упрёки самому себе:

Но ты детей

По свету растерял,

Свою жену

Легко отдал другому,

И без семьи, без дружбы,

Без причал

Ты с головой

Ушёл в кабацкий омут.

В этом стихотворении раскрывается вся скорбь поэта, от потери самого любимого в жизни человека. Стихотворение было написано в 1924 году когда Есенин уже осознал всю тягостность разгульного, пьяного, и по сути никчёмного существования. Вообще всё стихотворение «Письмо от матери» – это укор самому себе.

Эти же настроения отразились в ряде произведений 20-х годов: «Годы молодые с забубенной славой…», «Письмо от матери», «Песня», «Собаке Качалова» и др.

Райх нашла в себе силы начать новую жизнь, заново построить семью, создать дом, где беспечально росли её дети, а друзья были окружены добрым вниманием, но прошлое все ещё имело власть над её чувствами. Они с Есениным, когда миновала острота разрыва, виделись на людях – в Париже, где Райх была с Мейерхольдом, а поэт с Айседорой Дункан., и в Москве, и у Миерхольдов, когда поэт приходил навестить детей.

Смерть Есенина глубоко потрясла Зинаиду Николаевну. На групповом снимке, сделанном в Доме печати, когда Москва прощалась с поэтом, она едва держится на ногах, лицо её залито слезами

Шло время, но рана не заживала. В канун 10-летия со дня смерти Есенина, 13 декабря1935 года, Зинаида Николаевна подарила Гейман свою фотографию с надписью»: «…Тебе, Зинушка, как воспоминание о самом главном и самом страшном в моей жизни – о Сергее…».[12] C. 162]

Это дружеское посвящение написано за четыре года до смерти Райх, в пору её широкой артистической известности, когда счастье, казалось бы, улыбалось ей, как немногим.

5. «Я искал в этой женщине счастья…»

(Сергей Есенин и Айседора Дункан)

Знаменитая американская балерина приехала в Россию летом 1921 года. Пригласили её для создания в Москве школы танца для детей из народа. Айседору сопровождала её ученица, приёмная дочь Ирма и камеристка Жанна. В 1924 году танцовщица была ещё в расцвете славы, но злые языки утверждали, что интерес к «босоножке» угас. Приглашение в Россию Айседора приняла как подарок судьбы. Она была вдохновлена идеей русской революции, и искренне верила что революция «сделает людей гармоничными – через музыку Бетховена и греческие стили»

Школу Дункан открыли на Пречистенке, в особняке балерины Балашовой. Шефство над ней взял Н. Подвойский. На фоне голода и нищеты России 20-х годов роскошный быт - «Айседора Дункан снабжается продовольствием прямо из Кремля» - обрастал легендами.

Первыми ученицами Айседоры были девочки с косичками и постриженные под гребёнку в старых вылинявших платьицах и стоптанных туфельках. Они робко переступали порог богатого дома.

«- Дети, говорила она с материнской нежностью, Я не собираюсь учить вас танцам. Я просто хочу научить вас летать, как птицы, гнуться, как молодые деревца под ветром, радоваться, как радуется майским утром бабочка, дышать свободно, как облака, прыгать легко и бесшумно, как серая кошка…

Когда Айседору спрашивали, у кого она сама училась танцевать, она отвечала: «У Терпсихоры! Я танцевала с того момента, как научилась стоять на ногах».[11, С. 29]

На одном из приёмов, организованных в её честь, Айседора Дункан познакомилась с Сергеем Есениным. «В первом часу ночи приехала Дункан,- вспоминал Мариенгоф, - Красный; мягкими складками льющийся хитон, красные, с отблеском меди, волосы; большое тело, ступающее легко и мягко. Она обвела комнату глазами, похожими на блюдца из синего фаянса, и остановила их на Есенине. Маленький, нежный рот ему улыбался. Изадора легла на диван, а Есенин у её ног. Она окунула руку в его кудри и сказала: «Solotaia golova!». Потом, поцеловала его в губы: “Angel!”… Поцеловала ещё раз и сказала : “Tschort”. В четвёртом часу утра Изадора и Есенин уехали» - это одна из версий их знакомства. [11, С. 28]

Есенин переезжает в особняк на Пречистенке. С этого времени особняк Дункан становится главным прибежищем поэтов-имажинистов. Позже, Айседора скажет, что три года проведённые в России, не смотря на все невзгоды, были счастливейшими в её жизни…

«Роман был ураганный и столь же короткий, как идеалистический коммунизм Дункан».[30, С. 152] До встречи с поэтом Айседора пережила трагедию. Двое её маленьких детей погибли в автомобильной катастрофе. Это была её незаживающая рана… И Айседора отдавала Есенину не только женские, но и материнские чувства. Она говорила, что Есенин напоминает ей умершего сына.

Именно материнской ласки ему не хватало, и он искал её во всех встреченных женщинах. Не случайно, все они были старше его. Разница в возрасте с Дункан была самой значительной – 18 лет. Есенину – 26, Айседоре – 43. Есенин звал её Изадора на ирландский манер, как называла она сама себя.

Танцы Айседоры сводили Есенина с ума. Особенно с шарфом. Без конца он просил её танцевать для своих друзей. «Замечательно она с шарфом танцует!» - говорил Есенин поэту Георгию Иванову.

12 апреля 1922 года в Париже умерла мать Айседоры Дункан. Танцовщица решила уехать из России на время. К этому её вынудило безнадёжное финансовое положение школы. Советское правительство перестало субсидировать школу. Нечем было платить за отопление. Айседора решается отправиться в турне по Европе с группой лучших учениц. Она приглашает Есенина и хочет подарить ему весь мир: Англию, германию, Америку, Францию, Италию. Айседора надеется, что участие первого поэта России, как она везде будет аттестовывать Есенина, привлечёт к её гастролям внимание мировой прессы.

Чтобы ускорить оформление документов, они решили зарегистрировать свой брак. Это произошло в Москве 2 мая 1922 года. 10 мая они вылетели в берлин. Новость о том, что Есенин и Айседора Дункан сочетались законным браком, переданная прессой на весь мир, ошеломила многих. Все выступления встречи знаменитой пары широко освещались в газетах, обрастали слухами.

Но Есенин оказался плохим туристом. Его совершенно не интересовали достопримечательности европейских городов. Есенин проехал по всей Европе и Америке будто слепой, ничего не желая знать и видеть.

Но что интересовало жадно – это судьбы соотечественников, оказавшихся после революции на чужом берегу – без родины.

Есенина захотел увидеть живший тогда в берлине Горький. Он просит Алексея Толстого: «Зовите меня на Есенина. Интересует меня этот поэт». Встреча произошла в пансионе Фишера где Толстые снимали меблированные комнаты. Есенин приехал с Айседорой. Она танцевала в тесной комнате и, закончив танец, опустилась на колени перед Есениным. И, может быть, именно в этот момент родились строки: «Что ты смотришь синими брызгами?..»

Есенин и Дункан возвратились в Россию в 1923 году в августе (поездка заняла 15 месяцев), а осенью разошлись.

Брак с Айседорой распался. Сделав несколько безуспешных попыток вернуть Есенина, Дункан уехала из России. Дни Есенина были уже сочтены. Москва, Ленинград, гостиница «Англетер» - где они с Айседорой провели медовый месяц.

После смерти Есенина, Айседора прожила всего два года. Её смерть в Ницце в 1927 году очень похожа на самоубийство – она погибла задушенная собственным шарфом, конец которого ветром, на ходу попал в колесо. Юрий Анненков назвал её смерть таинственной предопределённостью.

Поэт Георгий Иванов при известии о гибели Айседоры записал в дневнике: «Да. Бывают странными пророками поэты иногда… Как не согласиться – бывают…»

И разве не пророчество – эти стихи, написанные Есениным в берлине 1923 году:

«…В роковом размахе

этих рук роковая беда…»

Есенин и Айседора, любовь и разрыв – и почти одновременная смерть.

«Не гляди на её запястья

И с плечей её льющийся шёлк.

Я искал в этой женщине счастья

А нечаянно гибель нашёл…»

[«Пой же, пой. На проклятой гитаре»1922 С.130]

Результатом знакомства Есенина с А. Дункан и их путешествия по Европе стал цикл «Москва кабацкая». Можно взять из него любое стихотворение, например «Сыпь, гармоника. Скука… скука…». В нём сразу ощущается резкая смена интонаций, словаря, самого стиля обращения к женщине (не говоря уже о создаваемом женском образе), всей структуры и мелодии стиха:

Сыпь, гармоника… Скука… Скука…

Гармонист пальцы льёт волной.

Пей со мнойю, паршивая сука,

Пей со мной.

Излюбили тебя, измызгали –

Невтерпёж.

Что ж ты смотришь так синими брызгами?

Иль в морду хошь?

Как будто перед нами строки другого поэта. Дергающийся ритм, речитативный язык, вульгарная лексика, озлобленный цинизм – всё это ничем не напоминает той нежности, поэтичности, временами даже сказочности, которые звучали в его прежних стихах о любви. Здесь любовь попрана, низведена до плотского чувства, женщина обезображена, сам герой деморализован, и его прерываемая буйством тоска лишь в самом конце сменяется ноткой жалостливого раскаяния. («Дорогая, я плачу, прости… прости…»).

Едва ли, однако, все содержащиеся в стихотворении выпады, вся потрясающая его эскапада грубости и цинизма должны приниматься в своём прямом и единственном смысле. Невольно напрашивается мысль об известной нарочитости, демонстративности изображаемой поэтом картины (и употребляемой им лексики), о том, что он как бы выставляет на показ всю мерзость кабацкого омута, в которую он погрузился и который его ничуть не радует., не утешает, а наоборот – тяготит . недаром в самом первом стихотворении цикла («Да! Теперь решено, без возврата…») это пристанище названо «логовом жутким», во втором («Снова пьют здесь, дерутся и плачут…») оно «чадит мертвячиной», а о развесёлых её обитателях сказано: «Бесшабашность им гнилью дана».

В этом логове, как показывает поэт и в других стихотворениях, нет места человеческой радости, нет и надежды на счастье. Любовь здесь не праздник сердца, она приносит человеку гибель, она губит его, словно чума:

Не гляди на её запястья

И с плечей её льющийся шёлк.

Я искал в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашёл.

Я не знал, что любовь – зараза,

Я не знал, что любовь – чума.

Подошла и прищуренным глазом

Хулигана свела с ума.

[«Пой же, пой. На проклятой гитаре»1922 С.130]

Так бы и потонуло это всё в пьяном угаре, в дикой музыке грубых страстей и жестоких оскорблений, если бы не прорывы у чистой душевности, не пронзительные нотки раскаяния, которые слышаться почти в каждом из звеньев «кабацкого» цикла.

Пора расстаться с озорной

И непокорною отвагой.

Уж сердце напилось иной,

Кровь отрезвляющею брагой.

[«Пускай ты выпита другим…»1923 С. 143]

Один из выдающихся современников поэта, Дмитрий Фурманов, писал: «”Москва кабацкая” веет ужасом, но пафос тут неподдельный и лиризм».[24]

О каком пафосе и лиризме здесь идёт речь? О трагическом пафосе переживаний, связанных с ощущением кривизны и порочности избранного пути, с погружением в омут, из которого вырваться не так-то легко. Это трагическое чувство в сочетании с природной задушевностью,с исповедальной откровенностью, с неоценимым богатством таящихся в сердце «снов золотых» и рождает ни с чем не сравнимый, чисто есенинский лиризм.

6. Августа Леонидовна Миклашевская

Даже на минуту невозможно себе представить, что в лирике Сергея Есенина отсутствуют такие её шедевры, как «Заметался пожар голубой…», «Ты такая ж простая, как все…» «Пускай ты выпита другим…», «Дорогая, сядем рядом…», «Мне грустно на тебя смотреть…», «Ты прохладой меня не мучай…», «Вечер чёрные брови насопил…». Между тем, этих знаменитых и любимейших в народе стихотворений не было бы, если бы не случилась встреча поэта с ещё одной женщиной – Августой Леонидовной Миклашевской (1891 -1977). Этот любовный роман – наиболее романтический и возвышенный в жизни Есенина. Ни одной возлюбленной он прежде так не поклонялся, ни одна другая не пробудила в его душе особенную творческую струю, которая выплеснулась вдруг неожиданным и для него самого целым поэтическим циклом под общим заглавием «Любовь хулигана», сложившийся у Есенина к концу 1923 года. Исходные мотивы этого цикла – сожаление о растраченных днях, отречение от кабацкого прошлого, очищение через любовь. Он клялся и обещал этой женщине то, что никогда и никому не обещал:

Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил,

Только б тонкой касаться руки

И волос твоих цветом в осень.

Я б навеки пошёл за тобой

Хоть в свои, хоть в чужие дали…

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

[«Заметался пожар голубой…» С. 141]

Поэт осуждает то, что было не любовью, а дурной страстью, похмельным бредом, безоглядной бессмысленной лихостью. Он призывает на помощь любовь возвышенную, чистую, которая рождает «слова самых нежных и кротких песен», которая воспитывает человека в преданности и постоянстве.

Чувство не было мгновенным и спонтанным. Когда их знакомили при случайной встрече на Тверской в конце лета 1923-го, Есенин едва взглянул на Августу Леонидовну. Правда, и состояние духа его не соответствовало этому моменту «Он шёл быстро, бледный, сосредоточенный… Сказал: «Иду мыть голову. Вызывают в Кремль». Разглядел и оценил её он чуть позже, встретив в своей бывшей квартире в Богословском переулке, где Мариенгоф проживал теперь с Никритиной. Как и Никритина, Миклашевская была актрисой Московского Камерного театра под руководством Таирова. Театр тогда уехал на длительные зарубежные гастроли, а они остались в Москве: Никритина потому, что Таиров не согласился взять ещё визу и на Мариенгофа , а Миклашевская не пожелала расставаться надолго со своим маленьким ещё сыном от первого (распавшегося) брака. Актрис объединило такое положение, сдружили поиски и репетиции новой театральной работы.

Как развивался этот роман? «В один из вечеров, - вспоминала много лет спустя Августа Леонидовна, - Есенин повёз меня в мастерскую Коненкова. Обратно шли пешком. Долго бродили по Москве. Он был счастлив, что вернулся домой, в Россию. Радовался всему, как ребёнок. Трогал руками дома, деревья… Уверял, что все, даже небо и луна, другие, чем там, у них. Рассказывал, как ему трудно было за границей. И вот наконец он всё-таки удрал! Он - в Москве.

Целый месяц мы встречались ежедневно. Очень много бродили по Москве, ездили за город и там подолгу гуляли. Была ранняя золотая осень. Под ногами шуршали желтые листья…

- Я с вами, как гимназист… - тихо, с удивлением говорил мне Есенин и улыбался.

Часто встречались в кафе поэтов «Стойло Пегаса» на Тверской, сидели вдвоём, тихо разговаривали. Есенин трезвый был очень застенчив. На людях он почти никогда не ел. Прятал руки, они казались ему некрасивыми.

Много говорилось о его грубости с женщинами. Но я ни разу не почувствовала и намёка на грубость».[56, С. 13]

Была нежность, огромная, всеохватывающая. Были букетики, букеты и даже корзины цветов. Были пронзительные стихи, была готовность соединиться с ней навсегда. И это бы непременно случилось, если бы любящее сердце Августы пересилило её тревожный ум, если бы первый её семейный опыт не был горек, если бы жизнь её была чуточку полегче. Это бы непременно случилось, если бы поэт мог владеть собой в любом состоянии, если бы он мог ждать и надеяться немного дольше и увереннее.

«Есенин позвонил мне и с журналом (в котором было напечатано первое посвящённое А. Л. Миклашевской стихотворение) ждал меня в кафе.

Я опоздала на час, задержалась на работе. Когда я пришла, он впервые при мне был нетрезв. И впервые при мне был скандал.

Есенин торжественно подал мне журнал. Мы сели. За соседним столом что-то громко сказали по поводу нас. Поэт вскочил. Человек в кожаной куртке схватился за наган. К удовольствию окружающих, начался скандал…

Казалось, с каждым выкриком Есенин всё больше пьянел. Вдруг появилась сестра его Катя. Мы обе взяли его за руки. Он посмотрел нам в глаза и улыбнулся. Мы увезли его и уложили в постель. Я была очень расстроена. Да что там! Есенин спал, а я сидела над ним и плакала.

- Эх вы, гимназистка! Вообразили, что сможете его переделать! Это ему не нужно! Я понимала, что переделывать его не нужно! Просто надо помочь ему быть самим собой. Я не могла этого сделать. Слишком много времени приходилось тратить, чтобы заработать на жизнь своего семейства.

О моих затруднениях Есенин ничего не знал. Я зарабатывала концертами»[31, №9 С. 20].

И это правда. Августа Леонидовна ради мало-мальского заработка (а по тем временам и просто дополнительного продуктового пайка) выступала с чтением, декламацией, отрывками из пьес на любых утренниках и вечерах, в любых концертах, на любых сценах. Более того, драматическая актриса, она порой соглашались и на танцевально-акробатические номера, выходила на сцену в розовой балетной пачке. (Однажды в таком виде её случайно увидел В. Маяковский, и она чуть со стыда не сгорела, едва дотанцевала до конца и тут же расторгла соглашение.) Есенина же Августа приглашала лишь на серьёзные свои работы (премьера в театре «Острые углы» - инсценировка рассказа О. Генри «Кабачок и роза», репетиции в театре сатиры). Правда и то, что её пугало поведение поэта в нетрезвом виде. Но ведь немногим позже она убедилась, что Есенин готов был подчиниться ей в этом. И где? На собственном дне рождения!

Это всем понравилось, а больше всего самому Есенину: «Он остался трезвым и очень охотно помогал мне незаметно выливать вино»[56, С13].

Не так уж боялась Августа Леонидовна и скандалов. И не уехала со встречи Нового года (1924), когда посреди ночи в актёрскую компанию заявилась Дункан, уже «прослышавшая» о помолвке Есенина с Миклашевской в узком кругу в кафе «Стойло Пегаса» и жаждавшая посмотреть и унизить опасную соперницу: «Я впервые увидела Дункан близко. Это была очень крупная женщина, хорошо сохранившаяся. Я, сама высокая, смотрела на неё снизу вверх. Своим неестественным, театральным видом она поразила меня. На ней был прозрачный бледно-зелёный хитон с золотыми кружевами, опоясанный золотым шнуром с золотыми кистями, на ногах – золотые сандалии и кружевные чулки. На голове – зелёная чалма с разноцветными камнями. На плечах – не то плащ, не то ротонда, бархатная, зелёная. Не женщина, а какой-то театральный король.

Она смотрела на меня и говорила:

- Есенин в больнице, вы должны носить ему фрукты, цветы!.. – И вдруг сорвала с головы чалму. – Произвела впечатление на Миклашевскую – теперь можно бросить!.. – И чалма полетела в угол.

После этого она стала проще, оживлённее. На неё нельзя было обижаться: так она была обаятельна.

- Вся Европа знайт, что Есенин был мой муш, и вдруг – первый раз запел про любоф – вам, нет, это мне! Там есть плохой стихотворень: «Ты такая ж простая, как все…» Это вам!

Болтала она много, пересыпая французские фразы русскими словами и наоборот».[31 №9 С.20]

Миклашевская не вспыхнула, не вспылила и выиграла эту женскую микродуэль: «Уже давно пора было идти домой, но Дункан не хотела уходить. Стало светать. Потушили электричество. Серый, тусклый свет всё изменил. Айседора сидела согнувшаяся, постаревшая и очень жалкая:

- Я не хочу уходить, мне некуда уходить… У меня никого нет… Я одна…»[31,№9 С. 20]

Fвгуста была не одна. Она была с сыном. И постоянной близости с ней хотел знаменитый поэт Сергей Есенин. Почему же она не спешила и опасалась отдать ему свою руку всецело и навсегда? Кое о чём мы уже знаем, о многом же другом Миклашевская в своих воспоминаниях попросту умолчала. Может быть, и хотела утаить, а может, посчитала излишним: внимательный читатель догадается и так, по самим стихам Есенина, ей посвящённым, ею навеянным.

Как не понять, что она ему постоянно твердила поначалу (проверяя его чувства?), что ему нужна не такая, как она, не актриса, а простая хорошая женщина. Ведь потому-то поэт, продолжая объясняться в любви и не споря с ней, уверял:

Ты такая ж простая, как все,

Как сто тысяч других в России.

Знаешь ты одинокий рассвет,

Знаешь холод осени синий.

[«Ты такая ж простая, как все…» С. 142 ]

Правда, тут же себе противоречил, через две строчки отмечая: «Твой иконный и строгий лик По часовням висел в рязанях». Разве это «простая»?

Августа ему внушала, что ей уже 32, она старше его на четыре года, что отдала она свою молодость, свежесть, душу и тело другому, что она как бы выпита и опустошена своим прошлым. А Есенин, не дрогнув, отвечал ей на это в своих стихах так:

Пускай ты выпита другим,

Но мне осталось, мне осталось

Твоих волос стеклянный дым

И глаз осенняя усталость.

О, возраст осени! Он мне

Дороже юности и лета.

Ты стала нравиться вдвойне

Воображению поэта.

[«Пускай ты выпита другим…» С. 143]

Но, по-видимому, эти внутренние мотивы раздражения, комплексы, как мы бы сейчас сказали, были у Августы Леонидовны постоянными. И в следующих стихотворениях Есенин заклинает её снова и снова: «Это золото осеннее, Эта прядь волос белесых – Всё явилось, как спасенье Беспокойного повесы». Уверяет что его ничуть не пугает то, что «Чужие губы разнесли Твоё тепло и трепет тела».

Но она всё медлила и медлила с решительным шагом. А время и обстоятельство работали уже против них. Она была завалена работой, он повредил руку и попал на два месяца в больницу, а потом – по литературным и денежным делам то и дело уезжал из Москвы. Встречи стали всё реже и реже. Увидев Августу однажды на улице, Есенин соскочил с извозчика, подбежал к ней и сказал: «Прожил с вами уже всю нашу жизнь. Написал последнее стихотворение». И тут же тихо прочитал ей:

Вечер чёрные брови насопил.

Чьи-то кони стоят у двора.

Не вчера ли я молодость пропил?

Разлюбил ли тебя не вчера?

[«Вечер чёрные брови насопил…» С. 147]

Хотя, разве тут говориться о конце любви, разве так разлюбливают и прощаются? И комментировать-то не надо, достаточно прочитать дальше. По сути дела, это новая клятва и гимн всё той же любви:

Позабуду я мрачные силы,

Что терзали меня, губя.

Облик ласковый! Облик милый!

Лишь одну не забуду тебя.

Пусть я буду любить другую,

Но и с нею, с любимой, с другой,

Расскажу про тебя, дорогую,

Что когда-то я звал дорогой.

[«Вечер чёрные брови насопил…» С. 147]

И конечно же, это не был ещё разрыв. Окончательного прощания отношений между поэтом и Августой Леонидовной вообще никогда не произошло. Есенин проподал изх её жизни, а потом снова неожиданно появлялся, часто лишь затем, чтобы несколько минут молча посмотреть на неё. Как знать, не поторопись поэт со своей последней женитьбой на С. А. Толстой и…

«В последний раз, - пишет Миклашевская, - я видела Есенина в ноябре 1925 года, перед тем как он лёг в больницу (клинику неврозов).

Был болен мой сын. Я сидела возле его кроватки. Поставила ему градусник и читала вслух.

Вошёл Есенин и, когда увидел меня возле моего сына, прошёл тихонько и зашептал:

- Я не буду мешать…

Сел в кресло и долго молча сидел, потом встал, подошёл к нам.

- Вот всё, что мне нужно, - сказал шёпотом и пошёл.

В дверях остановился:

- Я ложусь в больницу, приходите ко мне.

Я ни разу не пришла. Думала, там будет Толстая…» [19, С.156]

Когда Августа шла за закрытым гробом поэта, у неё возникло странное желание – увидеть его волосы, погладить их. Но когда сняли крышку, она увидела вместо его красивых, пышных, золотых волос прямые, гладко причёсанные, потемневшие от глицерина волосы (смазали снимая маску). И ей стало безгранично жалко.

Потом пошли бесконечные вечера памяти Есенина, концерты, спекуляция на его жизни и смерти. Многие приобрели на этом и славу, и деньги. Она же, которая имела на всё это полное право («Ты одна… могла быть спутницей поэта»), замкнула свои уста и решительно отказалась от всех выступлений, даже простого публичного чтения стихов, ей посвящённых. А потом и вовсе уехала из Москвы в Брянский театр. Воспоминания Августы Леонидовны Миклашевской скромно появились лишь в 1960 году в «Учительской газете», а в переработанном и дополненном виде в 1963-м в Ростове-на-Дону в журнале «Дон».

Углубляется и философское осмысление поэтом лирических тем. Есенин ставит чувство любви в связь с общими процессами жизни, пытается уловить их внутреннее содержание, их закономерность. Поэт утверждает, что любовь –выше увядания, выше самой смерти. Один из своих лирических этюдов он начинает грустной констатацией: «Жизнь – обман с чарующей тоскою…» - и рассказывает об изменах и отречениях «лёгких подруг», «лёгких друзей». А заканчивает стихотворение так:

Ни и все ж, теснимый и гонимый,

Я, смотря с улыбкой на зарю,

На земле, мне близкой и любимой,

Эту жизнь за всё благодарю.

[«Жизнь – обман с чарующей тоскою…» 1925 C. 169]

Строгую, мудрую философию поэт иногда смягчает юмором, подсвечивает шуткой. Весьма показательно в этом смысле стихотворение «Видно так заведено навеки…» - одно из тех, что были навеяны реальными встречами, реальными событиями в жизни. В нём описан случай, который предшествовал последней женитьбе поэта. На улице в Москве он услышал шарманку, пошёл, увидел попугая, и тот вытянул ему «на счастье» конверт. В нём оказалось кольцо, оно было медным, вскоре почернело – значит, по народным приметам, женитьба и неудача… Стихотворение же, написанное по этому поводу, дышит жизнелюбием, юмором, тихой грустью:

Милая мне скоро стукнет тридцать,

И земля милей мне с каждым днём.

Оттого и сердцу стало сниться,

Что горю я розовым огнём.

Коль гореть, так уж гореть сгорая,

И недаром в липовую цветь

Вынул я кольцо у попугая –

Знак того, что вместе нам сгореть.

То кольцо надела мне цыганка.

Сняв с руки, я дал его тебе,

И теперь, когда грустит шарманка,

Не могу не думать, не робеть.

В голове болотный бродит омут,

И на сердце изморозь и мгла:

Может быть кому-нибудь другому

Ты его со смехом отдала?

……………………………………

Ну и что ж! пройдёт и эта рана.

Только горько видеть жизни край.

В первый раз такого хулигана

Обманул проклятый попугай.

[«Видно так заведено навеки…»1925 С. 166]

оттенок грустной иронии есть и в стихотворении «Не гляди на меня с упрёком…», где сложный лирико-драматический сюжет завершается игривой сентенцией:

Но и все же, тебя презирая,

Я смущённо откроюсь навек:

Если б не было ада и рая,

Их бы выдумал сам человек.

[«Не гляди на меня с упрёком…» 1925 С. 145]

Стихи о любви, написанные в последние годы жизни поэта, проникнуты ненавистью и презрением ко всякого рода неправде в человеческих отношениях, к расчётливому женскому лукавству, к любви без тепла, без верности, без чести. Поэт гневно осуждает « Напоенную ласкою ложь», он не приемлет женщин «легкодумных, лживых и пустых» и с тоскою пишет о сердцах охладевших, не способных дарить людям любовь. Мечта о чистой, возвышающей человека любви была одним из сквозных мотивов лирики Есенина; в последние годы она трансформировалась в идеал первозданного, радостного, жизнетворящего чувства. Об этом написано стихотворение «Листья падают, листья падают…»:

Что желать под житейскою ношею,

Проклиная удел свой и дом?

Я хотел бы теперь хорошую

Видеть девушку под окном.

Чтоб с глазами она васильковыми

Только мне –

Не кому-нибудь –

И словами и чувствами новыми

Успокоила сердце и грудь.

Этот же мотив звучит и в стихотворении «Свищет ветер, серебряный ветер…»:

Пусть на окошках гнилая сырость,

Я не жалею, и я не печален.

Мне всё равно эта жизнь полюбилась,

Так полюбилась, как будто в начале.

Взглянет ли женщина с тихой улыбкой –

Я уж взволнован. Какие плечи!

Тройка ль проскачет дорогой зыбкой –

Я уж в ней и скачу далече.

Данное стихотворение – из так называемого «зимнего» цикла, написанного в самый последний отрезок жизни Есенина. И здесь любовь представала его взору как убежище от метелей и бед, как подарок судьбы:

Ах, метель такая, просто чёрт возьми,

Забивает крышу белыми гвоздьми.

Только мне не страшно, и в моей судьбе

Непутёвым сердцем я прибит к тебе.

[«Ах, метель такая…» 1925 С. 141]

7.«Шаганэ ты моя, Шаганэ!..»

Создание цикла стихов «Персидские мотивы» Есенин задумывал уже давно, с того времени, как познакомился с шедеврами персидской классики. Мысль о таком цикле возникла вместе с мечтой о Персии. Этот цикл должен был быть необыкновенным – вершиной его творчества. Есенину было ясно что она ещё не достигнута. Персидские стихи нравились Есенину, он считал их лучшими из всех что написал. Цикл «Персидские мотивы» - это многоплановое произведение. Во-первых, стихи говорят о мире в котором живёт поэт, иначе он и не умеет. Во-вторых, стихи цикла рассказывают о любви человеческой. Есенин видел неизменную современность этой темы. И когда читал стихи А. Фета, и когда знакомился с переводами персидских лириков, он понимал, что эмоции человеческие, если и меняются, то крайне медленно. Он решил внести свой вклад в вечную тему. Два первых стихотворения были посвящены любви. В стихотворении «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» поэт обращается со словами любви и нежности к персиянке Шаганэ. Он не зовёт её прекрасной, как это имело место во втором стихотворении, когда речь шла о персиянке Лале. Шаганэ – не служебный образ. Новому поэтическому образу поэт придаёт определённые жизненные черты: Шаганэ – умна и серьёзна и в то же время жизнерадостна и весела. С ясной улыбкой, с песней, как птица, встречает она утро жизни. Шаганэ реальна и потому ещё, что на неё «страшно похожа» девушка которая живёт на севере и хорошо известна поэту. Вместе с тем и отношение Есенина к персиянке получает новую форму выражения. В стихотворении, например, нет риторических объяснений в любви. И в то же время от строки к строке, от строфы к строфе постепенно усиливается лирическая насыщенность «Шаганэ ты моя, Шаганэ ». достигается это усиление и за счёт повторения имени персиянки в строке, и за счёт завершения строфы этой строкой, и за счёт, наконец, применения кольцевой рифмы. Происходит то же, что в разговорной речи случается со словом «любимая». Часто повторяемое, избитое, оно в устах влюблённого обладает неизъяснимой привлекательностью, убедительностью и совершенной новизной.

Чувства поэта обострены и изменчивы, «как волнистая рожь при луне». И в этой напряжённости и неустойчивости эмоций вся его жизнь:

Эти волосы взял я у ржи,

Если хочешь, на палец вяжи –

Я нисколько не чувствую боли.

Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне

По кудрям ты моим догадайся.

Дорогая, шути, улыбайся,

Не буди только память во мне

Про волнистую рожь при луне.

[«Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» С. 178].

Четвёртое стихотворение цикла «Ты сказала, что Саади…» было написано 19 декабря 1924 года. В нём развивается тема любви. В стихотворении «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..» чувства поэта к персиянке ясны, хотя они не выражены прямой речью. Оно построено на противопоставлении подзадоривающей шутки персиянки и серьёзного ответа лирического героя.

Стихотворение выражает ревнивое чувство восхищения поэта красотой Шаганэ. Чтобы передать это восхищение Есенин прибегает к излюбленному в персидской поэзии сравнению красоты возлюбленной с красотой розы – лучшего цветка сада : все розы должны быть уничтожены, чтобы они не могли соперничать с Шаганэ:

Я б порезал розы эти,

Ведь одна отрада мне –

Чтобы не было на свете

Лучше милой Шаганэ.

[«Ты сказала, что Саади…» С. 179]

В третьем и четвёртом стихотворениях цикла появляется новый образ: персиянка Шаганэ. Образ этот очень конкретен. Невольно возникает мысль, нет ли за ним прототипа? Может быть женщина с этим именем действительно встречалась с Есениным?

В середине декабря 1924 года преподавательница армянской школы в Батуми, Шаганэ Нерсесовна Тальян возвращалась домой после занятий с малышами. У дверей школы она заметила молодого человека. Быстрый взгляд, брошенный в его сторону, подсказал, что это не местный житель. Незнакомец не подошёл к ней, а стал следовать за нею. Весь путь до дома она чувствовала что молодой человек идёт следом. Не на шутку встревоженная бесцеремонным поведением, Шаганэ постаралась побыстрее добраться до своей комнаты. Познакомились они 16…17 декабря 1924 года. Приезжий оказался Сергеем Есениным. Представил его журналист местной газеты Л. О. Повицкий. На другой день Повицкий устраивал у себя на квартире вечер поэзии, на который должны были прийти журналисты, литературная молодёжь. На этом вечере Есенин читал стихи. Молодые женщины льнули к нему. Он интересовался только Шаганэ. Отодвинув одного из журналистов сел рядом, обнял. Она резко отстранилась.

На следующий день, выйдя из школы, опять увидела поэта на том же месте. В глубине души она была уверена, что он больше не придёт. Протянула радушно руку. То, что поэт дожидается, было даже приятно. Она была первой слушательницей стихотворения «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..»: «В декабре 1924 года на третий день знакомства Сергей Александрович преподнёс мне стихотворение «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..», второе стихотворение «Ты сказала, что Саади…» было написано на обороте фотографии, где на берегу моря были сфотографированы стоя Сергей Есенин, Л. О. Повицкий и двое незнакомых мне мужчин. Над стихотворением было написано: «Милой Шаганэ», а в конце стояла подпись С. Есенин ». [9, С. 28]. Она удивилась, какое отношение может иметь к стихотворению. Есенин объяснил что пишет цикл стихотворений, героиня – персиянка. Он назвал её Лалой, теперь хочет чтобы имя у неё было другое – Шаганэ. Никогда более в последующие годы Шаганэ не слышала ничего подобного, когда те же стихи читались профессиональными чтецами и актёрами. Но тогда она только спросила, кто же такая Лала? Ответил, что это имя вымышленное. Не поверила. Лишь много позже убедилась, что поэт сказал правду.

Они продолжали встречаться: «Всегда приходил с цветами, - вспоминала Шаганэ Нерсесовна Тальян, - иногда с розами, но чаще с фиалками». [9, C. 36] Она с волнением слушала его стихи, понимала и принимала их, но ни во что, казалось, ни ставила его поэтическую известность. И это ему нравилось. Она коротко и точно излагала своё мнение о стихах.

На его взгляд, Шаганэ была как-то очень восточна внешне, подвижна и жизнерадостна. Она любила подшутить над увлечением поэта старыми персидскими классиками, над отношением этих классиков к женщине.

В стихотворении «Никогда я не был на Босфоре…» поэт ведёт разговор с персиянкой, здесь имя Шаганэ заменено местоимением «ты». Поэт говорит в первых строках что увидел в её глазах «море, полыхающее голубым огнём»:

Никогда я не был на Босфоре,

Ты меня не спрашивай о нём.

Я в твоих глазах увидел море,

Полыхающее голубым огнём.

[«Никогда я не был на Босфоре…» С.180]

поэтому, ему всё равно что он не видел Босфора, и не важно, что глаза у реальной Шаганэ – карие. Используя приём антитезы во второй строфе печаль от того, что не состоялась поездка в Багдад, легко искупается радостью, что есть красавица Шаганэ. Поэт сравнивает глаза любимой с морем, видит в них голубое пламя, то удивительное сияние что восходит к небу над чёрным морем в жаркий полдень, говорит о красивом стане её, обращается к неё ласковыми словами. К Шаганэ здесь отнесены совершенно изумительные в истории любовной поэии строки:

Я сюда приехал не от скуки –

Ты меня, незримая, звала.

И меня твои лебяжьи руки

Обвивали, словно два крыла.

[«Никогда я не был на Босфоре…» С.180]

В шестом стихотворении цикла «Свет шафранный вечернего края…» - так же, как и в пятом, не называется имени Шаганэ, оно заменено местоимением «ты». Ведущая тема этого стихотворения – борьба с чадрой. Поэт говорит, обращаясь к Шаганэ:

Мне не нравится, что персияне

Держат женщин и дев под чадрой

[«Свет вечерний шафранного края…» С. 181]

Вся тональность стихотворения – мягкая, сердечная – свидетельствует о добром и уважительном отношении поэта к Шаганэ. Он ласково и нежно зовёт её «дорогая».

Продолжаются встречи с батумской учительницей: спокойные, дружеские. « 4 января 1925 года – Сергей Александрович преподнёс мне сборник «Москва кабацкая» с собственной надписью сделанной чёрным карандашом». [9, С. 28] 26 января 1925 года поэт пишет Вержбицкому запоздалые строки: «Завёл новый роман». Это, конечно, сказано к слову. По существу, никакого романа нет: охотно встречаются уважающие и хорошо понимающие друг друга люди.

19 – 20 февраля 1925 года Есенин уехал из Батуми. Они расстались. В памяти поэта навсегда осталась молодая батумская учительница-девочка-мать, которой он был обязан чудесным чувством гордой дружбы-любви. Под этим впечатлением он и создал героиню цикла персиянку Шаганэ, обессмертив женщину, ставшую её прообразом.

Окончание работы над стихотворениями «В Хоросане есть такие двери…» и «Голубая родина Фердуси…» происходило уже в Москве. Эти стихотворения объединены общей темой прощания с Персией и персиянкой Шаганэ. Есенин вновь возвращается к имени персиянки Шаганэ, чередуя его с местоимением «ты». Он ласково говорит о «Задумчивой пери», о том, что голос её - «нежный и красивый», что она дала ему, поэту, «красивое страдание». Конкретизируя образ персиянки, он вводит в характеристику отношений с нею мотивы романа, отмечает, что не смог найти пути к сердцу персиянки; он озадачен, спрашивает, «зачем и кому», ему, поэту, песни петь, если равнодушна к ним Шага:

Ни к чему в любви моей отвага.

И зачем? Кому мне песни петь? –

Если стала неревнивой Шага…

[«В Хоросане есть такие двери…» С. 184]

Эта мысль пронизывает всё стихотворение. Многократно усиливает и умножает впечатление от неё повторяющаяся строка «Но дверей не смог я отпереть». Лишь слегка варьируемая поэтом, эта мысль повторяется в 1, 5 – строке первой строфы, в 4 строке третьей строфы, и во 2 строке пятой строфы.

Шаганэ достигает несравненно большего успеха, чем все остальные женщины, к которым было расположено сердце поэта: он не может забыть её, и поэтому уезжая из Батуми, говорит ей: «Про тебя на родине мне петь».

Тема прощания со страной роз и её жительницей Шаганэ возникает в этом стихотворении впервые. Впрочем, прощание с персиянкой не кажется поэту окончательным: «До свиданья пери, до свиданья», говорит он дважды в пятой строфе.

В стихотворении «Голубая родина Фирдуси…» Есенин продолжает чередовать имя Шаганэ с местоимением «ты». Поэт называет персиянку «Дорогая Шага», надеется, что она не сможет забыть приезжего «уруса», уверяет её сам, что «навеки» забыть не сумеет, потому и дальше будет рассказывать о ней в стихах своих. Конкретизируя и углубляя в персиянке черты из жизни батумской учительницы, поэт, знающий её трудную судьбу, говорит, полемизируя с её настроением:

Я твоих несчастий не боюсь,

Но на всякий случай твой угрюмый

Оставляю песенку про Русь:

Запевая, обо мне подумай,

И тебе я в песне отзовусь…

[«Голубая родина Фирдуси…» С. 185]

Но на этом цикл «Персидские мотивы» не закончился. В период с 6 – 8 августа 1925 года написано стихотворение «Руки милой – пара лебедей…». Он возвращается к образу персиянки Шаганэ:

Пел и я когда-то далеко

И теперь пою про это снова,

Потому и дышит глубоко

Нежностью пропитанное слово.

[«Руки милой – пара лебедей…» С. 187]

Вновь зовёт Есенин персиянку «милой Шагой». В стихотворении он совершенствует образ «Лебяжьих рук». Теперь он говорит : «Руки милой – пара лебедей».

«Отчего луна так светит тускло…» Данное стихотворение является промежуточным звеном любовной лирики персидского цикла. Поэт обращается к кипарисам и цветам с вопросом: «Отчего луна так светит тускло?». Не получает от них ответа и горько жалуется о том персиянке Лале. Лишь роза рассказывает поэту об измене Шаганэ:

Лепестками роза расплескалась,

Лепестками тайно мне сказала:

«Шаганэ твоя с другим ласкалась,

Шаганэ другого целовала.

Говорила: «Русский не заметит…

Сердцу – песнь, а песне – жизнь и тело…»

И он заключает: оттого луна так тускло светит,

Оттого печально побледнела.

[«Отчего луна так светит тускло…» С.188]

Есенин и Тальян расстались в феврале 1925 года в тёплых и дружеских отношениях. С тех пор они не виделись. Эпизод с изменой Шаганэ был придуман поэтом для завершения романа с персиянкой. В стихотворении «Руки милой – пара лебедей…» он развил эту тему спросив:

Я не знаю, как мне жизнь прожить:

Догореть ли в ласках милой Шаги

Иль под старость трепетно тужить

О прошедшей песенной отваге?

Получает, наконец, конкретное выражение в цикле и роль, предоставленная Лале. Она – действующее лицо (резонёр), через посредство которого поэт выражает своё отношение к персиянке Шаганэ. Грустная в целом тональность стихотворения получает оптимистическую окраску в последней переломной строфе:

Слишком много виделось измены,

Слёз и мук, кто ждал их, кто не хочет.

…………………………………………

Но и всёж вовек благословенны

На земле сиреневые ночи.

III. Выхватил наган и выстрелил в Есенина.

(версия гибели)

Днем, накануне смерти Есенин написал прощальное стихотворение:

До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,

Не грусти и не печаль бровей,-

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

Есенин передал это стихотворение своему ленинградскому другу, поэту Вольфу Эрлиху, который вспоминал: "Есенин нагибается к столу, вырывает из блокнота листок, показывает издали: стихи. Говорит, складывая листок вчетверо и кладя его в карман моего пиджака: "Тебе". Устинова (приятельница Эрлиха) хочет прочесть. "Нет, ты подожди, останется один - прочитает..." Простились. С Невского я вернулся вторично: забыл портфель. Есенин сидел у стола спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе была развернута папка. Простились вторично". [41, C. 52]

Стихотворение осталось в кармане у Эрлиха, но прочитал он его только на следующий день, когда Есенина уже не было в живых.

Утром 28 декабря 1925 года поэта нашли повесившимся в номере ленинградской гостиницы "Англетер". Был вызван участковый, и на свет появился первый документ, связанный со смертью Есенина.

"АКТ

28 декабря 1925 года составлен настоящий акт мною уч. надзирателем 2-го от. Л. Г. М. Н. Горбовым в присутствии управляющего гостиницей Интернационал тов. Назарова и понятых. Согласно телефонного сообщения управляющий гостиниц*ей граж. Назарова В. Мих. о повесившемся гражданине в номере гостиницы. Прибыв на место мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина в следующем виде: шея затянута была не мертвой петлей, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места, где обнаружен повесившийся лежала опрокинутая тумба, и канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с веревки и при осмотре его было обнаружено на правой руке повыше локтя с ладонной стороны порез на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную рубашку, черные носки и черные лакированные туфли. По предъявленным документам повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года".

За понятых под этим "Актом" расписались Всеволод Рождественский, П. Медведев, М. Фроман и В. Эрлих (все - литераторы).

Друг Есенина поэт Иван Грузинов пишет о том, что в той же гостинице жил видный партиец, литературный функционер Георгий Устинов, который "Есенина просто обожал и как поэта, и как друга. Сергей стучался к нему перед тем, как повеситься. Георгия Устинова не оказалось дома. Если бы завязалась беседа, не завязалась бы петля и не написалось бы несколько провинциальное предсмертное стихотворение".

Смерть поэта потрясла современников. "Сотни людей спрашивали меня; "Почему он сделал это?" - пишет друг Есенина Анатолий Мариенгоф и в своих мемуарах пытается найти ответ на этот вопрос.

"Где-то, когда-то мне довелось прочесть биографию шотландской принцессы XV века. Если память не наменяет, ее звали Маргаритой.

Умирая, принцесса сказала:

- Плевать на жизнь!

Ей было девятнадцать лет.

Никто не слышал последних слов Есенина. Да и вряд ли в унылом номере петербургской гостиницы "Англетер" в последнюю минуту он разговаривал с собой. Этой дурной театральной привычки я никогда не замечал за ним. Но с 1923 года, то есть после возвращения из свадебного заграничного путешествия (с Айседорой Дункан), весь смысл его существования был тот же, что и у шотландской принцессы:

- Плевать на жизнь!.." [41, С. 104]

Далее Мариенгоф сожалеет о том, что почти все влюбленности Есенина были "для биографии":

Есенин - Шаляпина (дочь певца).

Есенин - Дункан.

Есенин-Толстая (внучка Льва Николаевича).

А свою единственную любовь, по мнению Мариенгофа,- Зинаиду Райх,- Есенин упустил.

"В последние месяцы своего трагического существования,- продолжает Мариенгоф,- Есенин бывал человеком не больше одного часа в сутки.

От первой, утренней, рюмки уже темнело его сознание.

А за первой, как железное правило, шли - вторая, третья, четвертая, пятая...

Время от времени Есенина клали в больницу, где самые знаменитые врачи лечили его самыми новейшими способами. Они помогали так же мало, как и самые старейшие способы, которыми тоже пытались его лечить.

...К концу 1925 года решение "уйти" стало у него маниакальным. Он ложился под колеса дачного поезда, пытался выброситься из окна, перерезать вену обломком стекла, заколоть себя кухонным ножом.

А накануне Есенин был у Николая Клюева. Среди треплющихся лампадок читал стихи своему "старшему брату" в поэзии.

Клюев сидел на некрашеной дубовой лавке под иконой Миколы Чудотворца.

- Ну, как? - тихо спросил Есенин Стихи-то?

Старший брат троекратно облобызал его:

- Чувствительные, Сереженька. Чувствительные стишки. Их бы на веленевой бумаге напечатать, с виньеточками: амурчики, голубки, лиры. И в сафьян переплесть. Или в парчу. И чтоб с золотым обрезом. Для замоскворецких барышень... Помнишь, как Надсона-то переплетали? А потом – Северянина Игоря, короля поэтов. Вот бы, Сереженька, и твои стишки переплесть так же. После этих слов Есенин заплакал. Это была его последняя встреча..." [41, С. 120]

А выводы Мариенгофа таковы: "Есенинская трагедия чрезвычайно проста. Врачи это называли "клиникой". Он и сам в "Черном человеке" сказал откровенно: Осыпает мозги алкоголь. Вот проклятый алкоголь и осыпал мозги, осыпал жизнь". [А. Мариенгоф «Роман без вранья»]

В 1990 году вокруг смерти Есенина развернулась очередная дискуссия. На этот раз на основе посмертных фотографий поэта, снятых в гостинице, во время судебно-медицинской экспертизы, на похоронах была поставлена под сомнение добровольность ухода его из жизни. На этих фотографиях, утверждает сторонница версии о насильственной смерти, видна "черная круглая пробоина, помимо раны на лбу. Иногда меня пытались уверить, что это просто гематома. Специалисты по судебно-медицинской экспертизе, к которым я обратилась, полагают, что это похоже на след от пули или удара". [41, C.145]

Другой адепт этой версии также ссылается на найденные в архивах фотографии, в частности, на такую, где "Есенин лежит на диване... волосы взлохмачены, верхняя губа опухшая, правая рука в окоченении повисла в воздухе. На ней следы пореза. И сколько я ни всматривался в фотокарточку, признаков наступления смерти от удушения не видел. Не было высунутого изо рта языка, придающего лицу висельника страшное выражение. Да и удивлял сам факт, что труп положили на диван, ведь у повешенных ослабевают мышцы мочевого пузыря и другие мышцы". [41, C. 152]

Вышеуказанные доводы опираются лишь на фотографии, которые, как известно, могли быть отретушированы. Пока не найдены негативы, доводы эти будут оставаться достаточно сомнительными. Кроме того, есть свидетельства людей, видевших Есенина после смерти. Так, Иван Грузинов писал о похоронах поэта: "В гробу лежало чужое лицо. Всегда пышные кудри были зачесаны гладко назад. Это делало лицо чужим и парикмахерским. Исчезло все озарявшее выражение. А лицо мы помним не по его чертам, а по выражению глаз и губ. Я стоял в голове: были видны плохо замазанные ссадины на лице. Это Сережа бился о паровое отопление, уже вися". [41, C.157]

Впрочем, сторонники версии о насильственной смерти выискивают и иные доказательства. Так, один из них удивляется, как мог "такой аккуратный в жизни Сергей Александрович даже в минуту отчаяния перевернуть все в номере буквально вверх дном, вывернуть наизнанку содержимое своего чемодана. Странно, но уже в ходе освидетельствования номера местными властями таинственно исчез со спинки стула пиджак поэта. В высшей степени нелогично заключение тех лет, что след на лбу Есенина - это след ожога от горячей трубы водяного отопления. В те дни в Ленинграде было тепло и отопление не работало. Очевидно, что человек с проломленным черепом и ранами на теле не мог сам взобраться на высокую тумбочку (высотой 1,5 метра) и повеситься...".

Если внимательно читать мемуаристов - современников Есенина, то на многие доводы сторонников версии убийства можно найти контрдоводы. Например, миф об аккуратности поэта легко развеивается таким воспоминанием Мариенгофа, относящимся к 1923 году: "...[Есенин] поднимает крышку. В громадном чемодане лежат бестолковой кучей - залитые вином шелковые рубашки, перчатки, разорванные по швам, галстуки, носовые платки, кашне и шляпы в бурых пятнах. А ведь Есенин был когда-то чистюлей!"

Итак, спор продолжается.

IV. Заключение.

Стихотворения Есенина о любви, обращённые к женщинам с которыми он пытался связать свою судьбу, различны по степени художественного совершенства. Есть среди них

и произведения невыдающиеся, а в раннем творчестве – и не самостоятельные. Но они безгранично искренни, предельно чисты, и большинство из них пронизано той задушевностью чувств, которая отличает неподдельную и вечную поэзию.

Стихи эти обладают большой притягательной силой. В них запечатлено человеческое страдание, вызванное то жаждой любви, то сознанием её неполноценности, то стремлением к её торжеству. Очень сложная гамма эмоций сопровождает это страдание. В нём раскрывается личность поэта, вбирающая в себя большой мир социальных и нравственных ценностей. Этим в конечном счёте определяется общезначимость лирической поэзии, её способность вызвать у читателя сопереживание, заставить его применить к себе лирическую ситуацию, лирический сюжет. Есенин обладал этой способностью в громадной мере, когда разговаривал с современниками, и обладает ею теперь, когда разговаривает с людьми другой эпохи.

Поэт Н. Рыленков очень тонко подметил те обстоятельства социального быта, те исторические условия, которые придавали особое звучание любовной лирике Есенина в двадцатые годы. Он писал: «Безошибочным чутьём поэта Есенин угадывал, какая жажда человеческой нежности накопилась в душе его современников, прошедших по суровым дорогам войны и революции. Эту жажду утоляли лучшие пейзажные и любовные стихи Есенина ». [24, C. 8].

Но «жажда человеческой нежности» была присуща и самому поэту. Мы проследили этапы смятения и скорби поэта. Всё это он выразил в своих стихах. Есенин писал о том, что никогда не врёт в своих произведениях. Все его стихи посвященные любимым женщинам – это исповедь перед ними, раскрытие самых заветных и сокровенных тайн души поэта. Он так и не нашёл той единственной, любимой женщины с которой мог бы связать свою судьбу. Поэтому то и звучит любовная лирика так печально, так безысходно. В этом то и заключается его трагедия.

V. Библиография.

Автобиографии // Есенин С. А. собр. Сочинений в 5 тт. том 5 – М.: 1968 С. 7-26
Азадовский К. «Последняя ночь» // Звезда 1995 №9 С. 127 – 139
Базанов о Есенине // Русская литература 1974 №4 С. 19-35
Батыгин А. «В смерти Есенина виноват парад планет?» //Российская газета 1997 – 4 апреля С.32
Березарк И. Штрихи и встречи – Л.: 1928 С. 41 – 52
Бирюков В. Под узбекскими звёздами // Труд – 1999 – 23 ноября С. 5
Бланкоф Ж. Неизвестные автографы С. Есенина // Наше наследие 1990 - №3 С. 15-19
Белоусов В. Г. Сергей Есенин. Литературная хроника, ч1. «Советская Россия », М., 1969, стр. 169 -170
Белоусов В. Г. Персидские мотивы (о стихах С. Есенина) – М., 1968
Варшавский Л. Г. Хомчук Н. И. К биографии поэта. З. Райх и С. Есенин // Русская литература – 1976 №3 С. 160 – 170.
Васильева Г. Есенин и Айседора // Мир женщины 1997 №3 С. 28 – 30
Воспоминания о Сергее Есенине – М.: 1965
«…Горько видеть жизни край». С. Есенин и С. Толстая // Наше наследие 1995 №34 С. 59 – 69
Дункан И. Мандугал А. Р. Айседора и Сергей: фрагменты книги // ЛГ – досье 1993 №4 С. 3
Дюранти У. Сергей Есенин и Айседора Дункан в «Стойле Пегаса» // Русь – 1994 №11 С. 115 – 116
Друзин В. В близи и на расстоянии – М.: 1974 С. 9 – 34.
Есенин-Вольпин А. С. Есенина она любила, но меня любила больше // Литературная газета. 1996 – 24 января – (№4) С. 6
Есенин С. Воспоминания родных – М.: 1985
Есенина А. А. Родное и близкое. Воспоминания. – М.: Сов. Россия 1968.
Ермилов Л. Кто он, С. Есенин? : к вопросам о великом поэте России // Встреча – 1991 №12. С. 43-44.
Есенин и современность (сборн. под ред. М. Базанова, Н. Ю. Прокушева) – М.: Современник 1975
Есенинская тетрадь // Наш современник 1990 №10 С. 154-181
Ефимов В. Из истории несостоявшейся поездки С. Есенина за границу. //Вопросы литературы. 1983
Есенин С. А. в воспоминаниях современников в 2 тт./ вступ. Статья сост. А. А. Козловский – М.: Худ. литер. 1987
Есенин С. мнимый и подлинный. Или новое о том, что давно известно // Литературная газета – 1994 – 16 марта (№11)
Есенин С. Проблемы творчества. вып. 2-й /сост. П. И. Юшкин, О. И. Юшкина – М.: Современник 1985.
Жарова А. Имя тонкое растаяло как звук // Мир женщины – 1998 №4 С. 15 – 17
Жизнь Есенина: Рассказывают современники /сост. С. П. Кошечкина – М.: Правда 1988.
Зайцев п. Н. Из воспоминаний о встречах с поэтом // Литературное обозрение 1996 №1 С. 15 – 22
Кинел Л. А. Дункан и С. Есенин главы из книги «Под пятью орлами»: пер. с англ. // Звезда 1995 №9 150 – 154
Коробов В. Шесть женщин С. Есенина // Москвичка – 1998 №№5 – 10
Кострикин Н. Кто убил и кто инсценировал самоубийство Есенина // Литературная Россия 1996 7 июля (№23) С. 5

М.: 1986 С. 100-114.

Куняев С. Куняев С. Товарищи по чувствам по перу… // Прометей т14 – П 81 М.: Молодая гвардия 1987 С. 312 -327
Кузнецов В. Н. тайна гибели Есенина. По следам одной версии – М.: Современник 1998
Куняев С. Смерть поэта. Версия. // Человек и закон – 1989 №8 С. 79-91.
Куняев С. «Сергей Есенин» глава 2 из книги // Юность – 1995 №10 С. 58-68.
Куприй Н. Дуэль на Кавказе // Литературная Россия – 1998 №41 С. 13.
Леонтьев Н. И всё таки это убийство! //Русский вестник – 1995 №27 (сентябрь) С. 8
Лескова Н. Девушка в белой накидке// Труд-7 – 2001 – 19 июля С. 10
Ломан А. П. Земсков В. Ф. Дарственные надписи Есенина (инскрипты). // Русская литература -1970 №3 С.157 -167
Лысцов И. Убийство Есенина – М.: 1992
Маслов А. Убийство С. Есенина просто миф // Комсомольская правда – 2000 – 28 декабря
Морохов Ф. Ложь и правда о гибели Есенина // Русь – 1994 №11 С.106 -114.
Морохов Ф. Убийство поэта: (О трагической судьбе С. А. Есенина) //Молодая гвардия – 1994 №7 С. 180 – 198
Наумов Е. И. С. Есенин. Жизнь и творчество М – Л.: Просвещение 1965
Норовчатов С. Берега времени – М.: 1996
Неизвестные воспоминания о Есенине // Знамя 1999 №12 С.114-128
Письма Есенина С. К М. П. Бальзамовой (1912 – 1915) // Москва 1969 №1 С. 213-220.
Панфилов А. Есенин без тайны – М.: Народная книга 1994.
Поляков В. Санитар военного санитарного поезда – ефрейтор С. Есенин // Встреча – 1995 №9 С. 39 -40
Поспелов Весенней гулкой ранью. Неизвестный автограф Есенина // огонёк – 1987 №30 С.30
Прокушев Ю. А. Сергей Есенин – М.: 1960
Прокушев Ю. Сергей Есенин в 1918 году // Прометей: Альманах – М 1967 П 81 №4 С. 313-319
Прокушев Ю. Последний адресат С. Есенина: (к биографии поэта) // Москва 1980 №10 С. 200-212
Прокушев Ю. Л. Юность Есенина – М.: Московский рабочий 1963.
Сергеев А. Ты такая ж простая как все. А. Миклашевская и С. Есенин. Встреча, любовь, разлука. // Земля нижегородская – 1995 – 10 июня С. 13
Сергеев А. Ты такая ж простая как все. А. Миклашевская и С. Есенин. Встреча, любовь, разлука. // Земля нижегородская – 1995 – 10 июня С. 13
Силов В. Без купюр: Есениана // Литературная Россия 1997 №33 С. 10
Сидорина Н. «Знак того что вместе нам сгореть (женщины в жизни С. Есенина) // Россия молодая – 1994 10 – 12 С 88 – 91
Сидорина Н. Меня хотят убить. О последних днях жизни С. Есенина // Слово – 1989 №60 С. 68 – 73
Сидорина Н. Поэта убивают за стихи. О С. А. Есенине // Сельская жизнь 1997 25 декабря С. 15
Тайны тысячелетий – М.: 1998 С. 398 – 408
Титоренко В. Выхватил наган и выстрелил в Есенина // Чудеса и приключения 2000 №6 С 28 – 31
Толстая-Есенина С. А. Последняя жена Есенина: Письма Толстой-Есениной к М. Н. Шконской, Б. М. Эйхенбауму и Е. К. Николаевой (1923 – 1944) // Новый мир 1995 №9 С. 196 – 208
Хлысталов Э. Смерть на Ваганьковском кладбище // Чудеса и приключения – 2001 №9 С. 29 – 30
Холщевников В. Е. Стихотворение и поэзия – Л.: 1991 С. 247 – 255
Шубникова-Гусева Н. Последний подарок Есенина // Труд 1999 – 28 декабря С. 5
Шумихин С. В. Есенин и миф о Есенине // Литературное обозрение 1996 №1 С. 4-12
Шубникова-Гусева А. «Мы все в это время любили»: О трёх прототипах Анны Снегиной // Труд - 1997 – 4 октября
Шуравлёв А. Тот образ во мне не угас// Литература – приложение к газете «1-е сентября» 2001 №28 С. 14 -15

Отзыв

О дипломной работе студента V курса филологического факультета АГПИ им. А. П. Гайдара Кульчёнкова Д. И. на тему: «Адресаты любовной лирики С. Есенина».

В дипломной работе Кульчёнкова Д. И. «рассматривается любовная лирика С. Есенина разных лет жизни писателя» (С. 4) в прямой соотнесённости с фактами биографии, с образами тех женщин, которые вдохновили поэта на создание того илит иного лирического шедевра.

Сам выбор темы и подход к её освещению не традиционен: каждый раздел основной части исследования посвящён той или иной избранницы Есенина и тем стихам которые были посвящены ей (прямо или косвенно). Дипломник, обладая навыками журналистской работы с архивами, сумел обосновать филологический анализ интересными биографическими данными.

Не все адресаты любовной лирики Есенина представлены в работе, но цель такая и не стояла: во-первых, Кульчёнков Д. И. наиболее известные широкому кругу читателей и поклонников поэта имена, обойти которые было невозможно, они хрестоматийны, они у всех на слуху (это Анна Сардановская, Лидия Кашина, Ольга Сно, Зинаида Райх, Айседора Дункан, Августа Миклашевская ), во-вторых, рамки студенческой выпускной аттестационной работы не позволили упомянуть всех «муз Есенина».

Дипломник делает первые шаги в создании классификации любовных стихотворений Есенина в соответствии с их адресатами, выверяет степень освещённости взаимоотношений поэта и возлюбленной биографическими фактами (мемуары, дневники, научная и критическая литература).

Работа актуальна, самостоятельна, имеет практическую значимость, так как материалы её являются подспорьем учителю-словеснику для разработки уроков и факультативов по творчеству Есенина.

Раздел, касающийся версии гибели поэта, несколько нарушает логику подачи материала по теме работы, но это на первый взгляд, так как Кульчёнков Д. И. по-своему мотивирует уход поэта из жизни тем, что ему некем было жить, а значит, и некому было посвящать свои песни любви и дружбы. Ссылаясь на А. Мариенгофа, дипломник, говоря о последних днях жизни писателя, опять упоминает женские имена (Шаляпина, Дункан, Толстая), так называемые «влюблённости для биографии». Таким образом, версия гибели Есенина основывается на выводе, что любовь поэта к женщинам обернулась для него гибелью ещё при жизни и подвела к последней черте: «Плевать на жизнь!» (С. 56).

К недостаткам отнесём несколько небрежное оформление (не пропечатанный шрифт, не выверенные в отдельных местах работы опечатки).

Дипломная работа Кульчёнкова Д. И. достойна высокой оценки.

Научный руководитель:

Кандидат филологических наук, доцент

Винокурова Н. Н.

Дипломная работа: Адресаты любовной лирики С. Есенина

Похожие работы: