В.Е. Борейко, Киевский эколого-культурный центр
Нужно сказать большое спасибо и экоцентризму и биоцентризму за их вклад в развитие экологической этики, за разрушение антропоцентризма. Однако жизнь не стоит на месте, и в настоящее время их уже нельзя назвать современными и универсальными теориями экологической этики.
Биоцентристы в своих взглядах допустили три серьезные ошибки: во-первых, практически не учли данные науки экологии; во-вторых, не распространили моральные отношения на виды живых существ и экосистемы и, в-третьих, ограничились лишь млекопитающими, забыв о низших животных, растениях, бактериях и т. п. Биоцентризм, по сути, является расширением классической человеческой этики на отдельные живые существа, принадлежащие к высшим животным.
Экоцентристы оказались не лучше своих оппонентов, также совершив три ошибки: во-первых, недостаточно учли взгляды классической этики; во-вторых, не распространили моральные отношения на отдельные живые существа и, в-третьих, экоцентризм совершенно не интересуется моральными проблемами домашних, сельскохозяйственных и подопытных животных, наиболее эксплуатируемых человеком. Утки, коровы, подопытные собаки, лягушки и ромашки оказались бесправными. Современный экоцентризм, по сути, является чистой экологией с небольшой приправой из этического лексикона.
Хотя основоположник экоцентризма, американский эколог О. Леопольд, задумывался о необходимости включения в моральное сообщество не только экосистем самих по себе, но и животных и растений: “Этика земли попросту расширяет пределы сообщества, включая в него почвы, воды, растения и животных, которые все вместе и объединяются словом “земля”, – писал он (Леопольд, 1983).
Конечно, наука экология делает значительный вклад в экологическую этику, так как вообще научное понимание делает вклад в классическую этику.
Вместе с тем необходимо предостеречь от слишком большой надежды на экологию, как это часто происходит в случае экоцентризма. Мы должны избегать опасности превращения экологии во “всеобщее мировоззрение”. Как наука экология может сделать большой вклад в наше понимание природы. Однако на многие природоохранные вопросы, имеющие социальный характер, экология ответа не дает, ибо не может заменить собою философский этический анализ. Это во-первых. И во-вторых, опора только на экологию приводит к стандартной надежде на быстрое технологическое решение, то есть устранение следствия, а не причины.
Очень недалеким и опасным для общественной морали является мировоззрение некоторых “чистых” экоцентристов, не воспринимающих необоснованные страдания и гибель отдельных живых существ по вине человека. А вместе с тем еще в Талмуде сказано: “Кто сохранит одну жизнь, это все равно, как если бы он спас весь мир, кто уничтожит одну жизнь, – это все равно, как если бы он уничтожил весь мир”.
Живые существа, и в особенности высшие животные, могут страдать, испытывать горе, и поэтому было бы несправедливо и глупо оценивать их как “бездушные винтики” в экологических системах, или считаться с их благом только когда они “объединены” в виды или подвиды.
Лауреат Нобелевской премии К. Лоренц писал о диких гусях: “Гуси обладают поистине человеческой способностью испытывать горе (…). Горюющие люди, а также гуси, легко становятся жертвами несчастных случаев” (Лоренц, 1984).
Каждое живое существо, как справедливо полагает Пол Тейлор, “является особым теологическим центром жизни со своим собственным достоинством” (Борейко, 2004).
Если мы пришли к пониманию, что нужно ограничивать страдания человека, то почему мы не расширим его до ограничения страданий живых существ? Перефразируя известную поговорку: плохо, когда за деревьями не видят леса, но не лучше, когда за лесом не видят дерева.
Нет смысла искусственно раздувать противоречия между эко- и биоцентризмом. Гораздо целесообразнее говорить о том, что их объединяет, что у них общего, что может послужить основанием для общей платформы экологической этики.
Это – следующие важные моменты: 1) все, и индивиды, и виды живых существ, и экосистемы обладают собственным благом, правами, своей внутренней ценностью, ибо ценны сами по себе и сами для себя; 2) гибель природы – это гибель как всех живых существ, так и экосистем; 3) и экоцентризм, и биоцентризм считают природу моральным партнером (субъектом морали); 4) обе эти идеологии выступают против антропоцентризма.
Экобиоцентризм сближает оба взгляда, он берет все лучшее, что есть в био- и экоцентризме. Он своего рода двухполюсный подход и золотая середина. Как писал Нильс Бор: “Противоположности не противоречивы, а дополнительны”. Так называемые противоположности эко- и биоцентризма, на самом деле – необходимые качества полноценной экологической этики, взаимодействующие и взаимодополняющие друг друга. Любое искусственное разделение биоцентризма и экоцентризма может привести к необъективному анализу ситуации и выдаче неправильных экоэтических рекомендаций. В принципе, нет ничего плохого в том, что в экологической этике существуют различные направления. Если мы рассмотрим другие этические, философские или политические теории – марксизм, утилитаризм, консерватизм, либерализм – они также состоят из различных взглядов, течений, направлений, порой апеллирующих друг другу. Например, в либерализме спорят два подхода – утилитарный либерализм (ставящий во главу угла добро) и этический либерализм (подчеркивающий главенство права). Однако по существу эти взгляды только дополняют, обогащают друг друга. Но вернемся к экобиоцентризму.
Экобиоцентризм распространяет моральную ответственность человека и на отдельные особи живых существ, и на виды живых существ, и на экосистемы, используя на равных знания экологии и классической этики. Важное преимущество экобиоцентризма, в отличие от био- и экоцентризма, состоит в том, что он мешает принятию чисто технических, упрощенных решений, например, за счет простого уничтожения отдельных живых организмов (как в случае с экоцентризмом), или за счет недооценки блага экосистем (как при биоцентризме), экобиоцентризм заставляет человека думать и принимать решения, которые были бы приемлемы как и для него, и для экосистемы, и для живых существ.
Так, отстрел оленей охотниками, дабы сохранить лесной подрост (что, в принципе, поддерживается голым экоцентризмом), не приветствуется экобиоцентризмом. Экобиоцентризм заставляет человека искать более взвешенные, экологически продуманные и гуманные решения.
Следует отметить, что индивидуальные права имеют смысл для тех существ, которые являются индивидами. Но и неживая природа самоценна, и поэтому индивидуальному праву на жизнь волка или орла здесь соответствует коллективное право экосистемы, моря, гор на существование. Поэтому можно признать, что в природе существует два рода прав: права человека как личности вместе с правами животного как личности (обобщенного человека), с одной стороны, и права видов и дикой природы как Совершенно Иного – с другой. Здесь мы видим, как справедливо считает В. Агафонов, ключ к разрешению вопроса о соотношении прав индивидуального волка и экосистемы. Бессмысленно спорить: чьи права важнее – индивида или экосистемы: они качественно различны, так как обладают самостоятельной ценностью. Также бессмысленно спорить, что вкуснее: соль или сахар, так как это вещи из разных вкусовых категорий. Так и моральные права волка и экосистемы относятся к разным этическим категориям.
Если мы рассматриваем благо отдельного волка, встав на его сторону, для него важнее его собственное, волчье право, если мы рассматриваем благо экосистемы – то для экосистемы важнее ее экосистемное право. Встав на сторону кого-то одного, мы одновременно попираем право другого, что является несправедливым.
Постановка вопроса: чьи права важнее – волка или экосистемы, порождена конфликтным мышлением, которое заводит нас в тупик, и от которого нужно избавляться, занимаясь экологической этикой.
Конечно, вклад волка в общие эволюционные и экологические процессы несравним с вкладом экосистемы. Так же как вклад одного человека в развитие человеческой цивилизации несравним с вкладом целой нации. Однако это не означает, что правами и достоинством этого одного человека можно пренебрегать.
Теоретически, договорившись махнуть рукой на одного человека (или на одного волка), мы рискуем тем самым ступить на так называемый “скользкий склон”, когда допустимым будет пренебречь также двумя, тремя, четырьмя людьми (волками) и т. д. Кстати, подобный пример анализируется в Библии. Авраам, узнав, что Бог хочет уничтожить за грехи Содом, спрашивает его: “а как быть с 50 праведниками, которые там могут жить”, Бог отвечает, что если они там есть, то в таком случае он не будет разрушать город. Тогда Авраам спрашивает: “а если праведников будет 45”. Бог отвечает, что в таком случае он также не будет разрушать город. Тогда Авраам снижает количество до 40, 35, 30 и так далее. Дойдя до 10 праведников, Бог заявляет, что также не будет уничтожать город, и не выдержав спора с Авраамом, уходит. Некоторым экологам, которые часто с цинизмом и насмешками относятся к стараниям экоэтиков защищать права отдельных живых существ, не мешало бы знать эту библейскую притчу.
Этически регламентируя свои отношения с природой, мы должны стараться учитывать права и интересы всех и вся, от малого до великого в природе, от особи до вида и экосистемы.
Экобиоцентризм, в отличие от экоцентризма и биоцентризма, стоит более жестко на позиции невмешательства в дела природы, позволяя ей самой разрешать возникающие у нее проблемы.
Примером экобиоцентрического отношения к природе должны стать наши заповедники, а также заповедные зоны национальных парков, где под абсолютной охраной обязаны находиться не только экосистемы или виды живых существ, но и их отдельные представители. Предвестниками экобиоцентризма можно считать племена североамериканских индейцев и некоторых других туземцев. Индейцы называли экосистемы (дикую природу) своей матерью, а живые существа – братьями, имеющими права.
Конечно, экобиоцентризм не исключает возникновение конфликтных ситуаций, когда человеку в своих отношениях с природой, в тех или иных случаях, приходится выбирать, чьи права и блага важнее защитить: лягушки или экосистемы. В одних ситуациях предпочтение может быть отдано отдельным особям, в других – экосистеме. Например, когда стоит вопрос сохранения редкого вида лягушки, насчитывающего всего десятки особей, то ради защиты каждой из них допустимо несколько потеснить и обычные виды, и даже экосистемы. И наоборот, когда уникальная экосистема страдает от расплодившегося обычного вида, например, домашней свиньи, то в этом случае возможны меры по ограничению ее численности.
В любом случае требуются дальнейшие дискуссии по этой теме и разработка специальных экоэтических правил и принципов на случай разрешения конфликтов между правами отдельных живых существ и правами экосистемы, как в человеческом обществе разработаны подобные правила на случай разрешения конфликтов между правами человека и правами государства, организаций и т. п.
Другой пример: соблюдение прав особей домашних, сельскохозяйственных животных, или особей диких, находящихся в неволе. Чистый экоцентризм вообще не рассматривает эти вопросы, поэтому здесь нет никаких противоречий между биоцентрическим и экоцентрическим направлениями.
Теперь давайте рассмотрим педагогические вопросы воспитания чувственного отношения к природе в рамках экобиоцентризма. Известно, что человек начинает знакомство с миром природы с отношений эмоционально-чувственных к малому и только затем поднимается на уровень рассудочных и понятийных форм. Трудно представить, чтобы ребенок научился уважать сразу в целом вид животного или экосистему, испытывать к ним эмоциональные чувства. Скорее всего он научится сопереживать отдельному животному или растению (в рамках биоцентризма), а затем, постепенно, станет расширять свои моральные представления, включая в него представителей других, менее известных животных, растений, виды и наконец, экосистемы. Такой постепенный подход возможен только в рамках экобиоцентризма, сочетающего биоцентрическое и экоцентрическое направления.
Откровенно говоря, я не верю тем природоохранникам, которые прикрываясь заботой об экосистемах, не обращают внимания на гибель или страдания отдельных животных или растений. Без заботы о малом не может быть быть заботы о большом.
Борейко В.Е. (2004): Философы дикой природы и природоохраны. 2-е изд. К.: КЭКЦ. 1-160.
Леопольд О. (1983): Календарь песчаного графства. М.: Мир. 1-248.
Лоренц К. (1984): Год серого гуся. М.: Мир. 1-191.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.ln.com.ua/