А. Б. Орлов, доктор психологических наук, заместитель директора Института дошкольного образования и семейного воспитания РАО, сертифицированный специалист по человекоцентрированной экспрессивной терапии.
Я нахожу, что думать — это очень трудное занятие, особенно когда думаешь о тех или иных фрагментах своего собственного опыта... Подобное размышление очень часто вызывает тревогу и смятение, поскольку понимаешь, насколько нелепыми покажутся большинству людей те мысли, которые для меня весьма значимы. У меня такое впечатление, что если я пытаюсь найти смысл моего собственного опыта, то это ведет меня почти всегда в направлении, которое обычно расценивается как абсурдное.
К. Роджерс Основоположник
Человекоцентрированный подход в области психотерапии и психологического консультирования представлен прежде всего классическими работами К. Роджерса.
Роджерс (Rogers) Карл Рэнсом (8 января 1902 г., Оак-Парк, Иллинойс, США — 4 февраля 1987 г., Ла-Хойя, Калифорния, США) — выдающийся американский психолог, автор получившей распространение во всем мире (второй по степени распространенности в мире после психоанализа 3. Фрейда) недирективной, клиенте- или человекоцентрированной (person-centered) психотерапии, один из основоположников и лидеров гуманистической психологии.
Сразу же отметим, что ставший уже привычным в отечественной психологии перевод терминов «person-centered therapy» и «person-centered approach» как «личностноцентрированная терапия» и «личностноцентрированный подход» не является, на наш взгляд, вполне точным: принимая во внимание общепринятое в англоязычной психологической литературе различение терминов person (человек) и personality (личность), психотерапию и подход Роджерса следует обозначить как «центрированные на человеке» или «человекоцентрированные». Термин «personality» Роджерс использует исключительно в следующих сочетаниях: «personality theory», «personality and beheviour changes» и «personality inventory». Все эти словосочетания используются в публикациях 30—50-х годов и служат для обозначения сугубо психологических (теоретических, психодиагностических, коррекционых) аспектов работы Роджерса. Термин «person» используется Роджерсом в 60— 80-е годы применительно к совершенно иным, собственно психотерапевтическим сторонам работы: «becoming a person», «personal growth», «fully functioning person», «emerging person», «personal encounter», «person of tomorrow», «person to person».
Соотношение «personality» и «person» в работах Роджерса может быть понято следующим образом: «personality» — один из психологических атрибутов (наряду, например, с self, behaviour и т. д.), «person» — специфика человекоцентрированной психотерапии — работа не с теми иди иными симптомами и проблемами, не с теми или иными поведенческими проявлениями, когнитивными схемами, личностными особенностями, но с конкретным человеком во всей его целостности.
С начала 20-х годов жизнь Роджерса была связана с психологией. Образование он получил в Висконсинском университете (степень бакалавра в 1924 году), в теологической семинарии и в Учительском колледже Колумбийского университета (степень магистра в 1928 году, доктора философии в 1931). Практическую работу Роджерс начал в 1927 году в качестве сотрудника Института по уходу за детьми в Нью-Йорке. Год спустя он получил место в Отделе изучения ребенка Общества по профилактике жестокого обращения с детьми в городе Рочестере (штат Нью-Йорк). В 1939 году он стал директором этого Отдела и в том же году возглавил Рочестерский консультационный центр.
На протяжении почти шести десятилетий Роджерс сочетал психотерапевтическую деятельность с преподавательской и исследовательской работой, был профессором медицинской психологии в университете штата Огайо (1940—1945), где он занимался также реабилитацией демобилизованных военнослужащих (1944—1945), преподавал в университете Чикаго и работал в качестве исполнительного секретаря Чикагского консультационного центра (1945—1957), был профессором Висконсинского университета (1957—1963). В этот период своей деятельности Роджерс интенсивно разрабатывает теоретические аспекты психотерапии и теории личности, а также методы консультационной и психотерапевтической работы. Диапазон его клиентуры очень широк — от студентов университета до пациентов психиатрических клиник.
Возникнув в 40-е годы в качестве недирективной или клиентоцентрированной психотерапии, человекоцентрированный подход получил чрезвычайное распространение в 60—70-е годы, и до сегодняшнего дня он оказывает явное влияние на всю область психотерапевтической и консультационной практики (см., например, Кан, 1997; Сатир, 1992; Cormier, Cormier, 1991 и др.). Кроме того, человекоцентрированный подход явился одним из источников гуманистической психологии — особого направления современной психологической науки, возникшего в начале 60-х годов в США. Ее основоположниками и признанными лидерами были Карл Роджерс, Абрахам Маслоу и Ролло Мэй. Зародившись в качестве оппозиции психоанализу и бихевиоризму, гуманистическая психология очень быстро получила признание большого числа профессионалов и стала действительно реальной «третьей силой» в современной психологии (см. Грининг, 1988). Наиболее значимые публикации Роджерса в 40—60-е годы: Counselling and psychotherapy (1942); Client- centered therapy (1951); Psychotherapy and personality change (1954); On becoming a person (1961); The therapeutic relationship and its impact: a study of psychotherapy with schizophrenics (1967).
С 1964 года Роджерс был сотрудником, а затем директором Западного института поведенческих наук в городе Ла-Хойя, штат Калифорния, где в 1968 году им был основан Центр изучения человека и где он работал вплоть до своей кончины в 5987 году. В этот период научные разработки Роджерса вышли за пределы психотерапии как таковой и оформились в так называемый человекоцентрированный подход, который был реализован сначала в области возрастной и педагогической психологии, а затем в области социальной и политической психологии. Основные труды этого периода: Freedom to learn (1969, 1983); On encounter groups (1970); Becoming partners: marriage and its alternatives (1972); On personal power (1977); Away of being (1980).
Начиная с середины 40-х годов признание Роджерса в психологических и психотерапевтических кругах неуклонно возрастало (Evans, 1978). Труды Роджерса в области психотерапии и психологии личности (шестнадцать книг и более двухсот научных статей) получили широкое международное признание, были переведены на многие языки. Роджерс был почетным доктором многих американских и западноевропейских университетов. Роджерс был членом Национального исполнительного комитета Американской ассоциации социальных работников (1945— 1946), президентом Американской психологической ассоциации (1946—1947), первым президентом Американской академии психотерапевтов (1956—1957), одним из основателей Ассоциации гуманистической психологии (1963). Он был единственным американским психологом, удостоенным двух важнейших почетных наград Американской психологической ассоциации — Distinguished Scientific Contribution Award (1957) и Distinguished Professional Contribution Award (1972). Американской ассоциацией гуманистической психологии ему было присвоено почетное звание Гуманист года (1964). По результатам опросов, проведенных в 1982 году двумя ведущими психологическими журналами США (Journal of.Counselling Psychology, American Psychologist), Роджерс получил рейтинг самого влиятельного американского психолога. В самом начале 1987 года, незадолго до его кончины, кандидатура Роджерса была выдвинута на Нобелевскую премию мира. (Более подробные сведения о биографии К. Роджерса см.: Kirschenbaum, 1995.)
Роджерс прошел путь от индивидуального психотерапевтического взаимодействия с клиентом к работе с малыми группами, а затем нациями: клиентоцентрированная психотерапия (50-е годы) эволюционировала в 60—70-е годы в человекоцентрированное обучение и, наконец, в 80-е годы воплотилась в человекоцентрированную политику (Kirschenbaum, Henderson, 1989). В последние годы жизни Роджерс много работал в «горячих точках» планеты — в Северной Ирландии, Южной Африке, Центральной Америке. В 1986 году он посетил Советский Союз.
До последних дней своей жизни Роджерс продолжал активную творческую деятельность в науке. Многие отечественные психологи с благодарностью вспоминают дни совместной работы с Роджерсом во время его пребывания в России (см.: Rogers, 1987; Гаврилова, Снегирева, 1989; Орлов, 1995). В одной из своих книг он писал, что личностный, человечный способ бытия в мире — это бесконечный процесс становления. Жизнь Роджерса — лучшее подтверждение этой гуманистической идеи.
Человекоцентрированный подход, изначально возникший благодаря работам Роджерса в сфере индивидуальной психотерапии и психологического консультирования (Rogers, 1942; Rogers, 1951), получил впоследствии применение и распространение в таких областях, как психология личности (Rogers, I961), педагогика и педагогическая психология (Rogers, 1969; Rogers, 1983; Rogers, Frieberg, 1994; Aspy, Roebuck, 1988; Combs, 1988), социальная психология (Rogers, 1969), психология семьи (Rogers, 1972), политическая психология (Rogers, 1977; Rogers, 1982; Rogers, 1986b). В настоящее время данный подход широко представлен международными и национальными профессиональными ассоциациями (такими, как Ассоциация развития человекоцентрированного подхода, Южноафриканская ассоциация человекоцентрированного подхода), институтами (среди которых Центр исследования человека, Институт человекоцентрированной экспрессивной терапии, Институт человекоцентрированного обучения), постоянно действующими семинарами (одним из них является Ла-Хойская программа: Международные семинары по человекоцентрированно-му подходу), периодическими изданиями («Person-Centered Review»), значительным числом практикующих психотерапевтов и психологов- консультантов во многих странах мира.
Основные идеи и понятия
Основные научные постулаты теории Роджерса широко известны: вера в изначальную, конструктивную и творческую мудрость человека; убеждение в социально-личностной природе средств, актуализирующих конструктивный личностный потенциал человека в процессах межличностного общения; понятие о трех «необходимых и достаточных условиях» межличностного общения, способствующих личностному развитию и обеспечивающих конструктивные личностные изменения («безусловное позитивное принятие другого человека», «активное эмпатическое слушание», «конгруэнтное самовыражение в общении»); представление о закономерных стадиях протекания группового процесса, возникающего в указанных социально-личностных условиях, и о его столь же закономерных терапевтических результатах.
Характерной особенностью данных постулатов или принципов является их специфический научный статус. В системе идей Роджерса все эти постулаты существуют одновременно и как сугубо теоретические положения, и как вполне конкретные научные факты. Их статус как эмпирически воспроизводимых фактов в настоящее время бесспорен. Всегда и везде при соблюдении выявленных и тщательно проанализированных Роджерсом условий общения наблюдается особый межличностный (групповой) процесс, приводящий к определенным личностным изменениям участников общения.
Н. Роджерс резюмирует эти принципы-факты следующим образом (Rogers N., 1993, р. 3-4): «Клиентоцентрированный, или Человекоцентрированный, подход, разработанный моим отцом, Карлом Роджерсом, акцентирует роль терапевта, проявляющего эмпатию, открытость, честность, конгруэнтность и заботу, когда он слушает индивида или группу и помогает их росту. Эта философия включает в себя убеждение в том, что каждый человек обладает самоценностью, достоинством и способностью к самоуправлению. Философия Карла Роджерса основана на доверии к неотъемлемому, присущему каждому индивиду внутреннему импульсу в направлении роста и развития. Исследование терапевтического процесса, проведенное Карлом Роджерсом, выявило, что исцеление происходит тогда, когда клиент чувствует себя принятым и понятым. Почувствовать себя принятым и понятым — редкий опыт, особенно тогда, когда вы испытываете страх, гнев, горе или ревность. И тем не менее исцеляют именно эти моменты принятия и понимания. В качестве друзей или терапевтов мы часто полагаем, что в этих случаях должны иметь готовый ответ или же должны дать совет. При. этом, однако, мы игнорируем исключительно важную истину. Самый большой дар мы даем человеку тогда, когда искренне вслушиваемся во всю глубину его эмоциональной боли и проявляем уважение к способности человека найти свой собственный ответ». Важная особенность человеке центрированного подхода—глобальное доверие к человеку, тогда как для западной цивилизации в целом и для большинства ее социальных институтов (управления, производства, образования, здравоохранения, семьи, религии) характерно столь же глобальное недоверие к человеку. Сам человек традиционно рассматривается как изначально, от природы неуправляемый, ленивый, нелюбознательный, больной, эгоистичный, аморальный и греховный, как тот, кто должен находиться под постоянным внешним попечительством и присмотром.
Человекоцентрированный подход рассматривает человека совершенно иначе, постулирует существующую в каждом человеке актуализирующую тенденцию — тенденцию расти, развиваться, реализовывать весь свой потенциал. Тем самым данный подход доверяет конструктивному и направленному движению человека ко все более полному развитию и стремится высвободить это движение.
Основные положения человекоцентрированного подхода состоят в том, что, во-первых, внутренняя природа (или сущность) человека позитивна, конструктивна и социальна и, во- вторых, эта природа начинает обнаруживать и проявлять себя в человеке каждый раз, когда в его взаимоотношениях с другим человеком (или другими людьми) существует атмосфера безусловного позитивного принятия, эмпатического понимания и конгруэнтного самопредъявления.
Вот как формулирует в одной из своих последних прижизненных публикаций основные положения человекоцентрированного подхода сам Роджерс (Rogers, 1986a, р. 197-198): «Центральная гипотеза этого подхода кратко может быть сформулирована так: человек обладает в самом себе огромными ресурсами для самопознания, изменения Я- концепции, целенаправленного поведения, а доступ к этим ресурсам возможен только в том случае, если создается определенный климат благоприятствующих психологических установок. Существуют три условия, которые образуют такой климат, обеспечивающий рост и развитие, — идет ли речь об отношении между терапевтом и клиентом, родителем и ребенком, лидером и группой, учителем и учащимся, руководителем и подчиненным. В действительности эти условия применимы в любой ситуации, в которой целью является развитие человека.... Первый элемент — это подлинность, искренность или конгруэнтность. Чем более терапевт является самим собой в отношении с клиентом, чем менее он отгорожен от клиента своим профессиональным или личностным фасадом, тем более вероятно, что клиент изменится и продвинется в конструктивном ключе. Подлинность означает, что терапевт открыто проживает чувства и установки, которые имеют место в данный момент. Существует соответствие, или конгруэнтность, между тем, что он испытывает на соматическом уровне, что представляет в сознании, и тем, что сообщает клиенту. Второй по важности установкой для создания климата, благоприятствующего изменению, является принятие, забота или признание — безусловное позитивное принятие. Когда терапевт ощущает позитивную, неосуждающую, принимающую установку по отношению к клиенту безотносительно к тому, кем этот клиент в данный момент является, терапевтическое продвижение или изменение более вероятно. Принятие терапевтом предполагает позволение клиенту непосредственно переживать все свои чувства — смущение, обиду, возмущение, страх, гнев, смелость, любовь или гордость. Это бескорыстная забота. Когда терапевт признает клиента целостно, а не условно, продвижение вперед является более вероятным.
Третий благоприятствующий аспект отношения — эмпатическое понимание. Это означает, что терапевт точно воспринимает чувства, личностные смыслы, переживаемые клиентом, и передает это воспринятое понимание клиенту. В идеальном случае терапевт так глубоко проникает во внутренний мир другого, что может прояснить не только те смыслы, которые тот осознает, но даже и те, что лежат чуть ниже уровня осознания. Это специфическое, своего рода активное слушание — одна из самых мощных известных мне сил, обеспечивающих изменение».
Как свидетельствуют результаты многочисленных эмпирических исследований, проводившихся в течение полувека в США и других странах, всякий раз, когда возникают все эти условия, способствующие личностному росту, наблюдаются позитивные поведенческие и личностные изменения. Контекст этих изменений может быть очень разным — от психологического консультирования и преподавания до практики переговорных процессов и психотерапии психозов. Наряду с триадой фасилитирующих установок (безусловное позитивное принятие, конгруэнтность и эмпатическое понимание) в своих последних работах Роджерс указывал на еще одно условие, стимулирующее процессы личностного роста. Так, в цитировавшейся выше публикации он писал (Rogers, 1986а, р. 199): «Я обнаружил, что, когда я ближе всего к моему внутреннему, интуитивному "я", когда я каким-то образом соприкасаюсь с неизвестным во мне, когда, возможно, я нахожусь в отношении с клиентом в слегка измененном состоянии сознания, тогда все, что бы я ни делал, оказывается целительным. Тогда просто мое присутствие освобождает и помогает. Я не могу ничего сделать, чтобы приблизить это состояние, но, когда я могу расслабиться и быть ближе к своей трансцендентальной сущности, тогда я в отношении с клиентом могу вести себя странным и импульсивным образом, которому я не могу найти рациональных оправданий и который никак не связан с моими мыслительными процессами. Однако каким-то странным образом такое поведение оказывается верным. В такие моменты кажется, что мой внутренний дух вышел вовне и прикоснулся к внутреннему духу другого человека. Наше отношение трансцендирует себя и становится частью чего-то большего. Имеют место существенные и очевидные рост, исцеление, энергия». Роджерс не уставал повторять, что человекоцентрированный подход — это не теоретическая доктрина и не практическая психотерапевтическая техника, но способ существования людей (в том числе и психотерапевтов). Этот способ существования находит свое выражение в поведении, сознании и личности его субъектов. Этот способ существования создает психологический климат, способствующий человеческому развитию, позитивным и конструктивным изменениям в людях и их взаимоотношениях. В психотерапевтической практике этот способ существования облегчает процессы самоисследования и самораскрытия клиента, содействует его движению, «внутреннему путешествию» в направлении к подлинному «я», к своей собственной сущности. Безоценочное принятие и эмпатическое понимание каждого чувства, каждой мысли, каждого смысла, которые клиент обнаруживает в своем опыте, требует от психотерапевта чрезвычайной сенситивности и такого деликатного проникновения в его приватный мир, при котором он чувствует себя во все большей безопасности в отношениях с психотерапевтом, все более склонным выражать самые разные фрагменты своего внутреннего мира (фантазии и интуиции, образы и влечения, ассоциации и приватные мысли). Подобное эмпатическое понимание-проникновение может оказаться настолько глубоким, что интуиция психотерапевта, оказывается в состоянии выявлять утраченные самим клиентом фрагменты его внутреннего мира и тем самым восстанавливать его целостность.
Психотерапевт, реализующий человекоцентрированный подход, не склонен руководить своим клиентом, вести его, он доверяет клиенту, «мудрости его целостного организма», поскольку он неосознанно, но тем не менее лучше любого специалиста знает путь к собственному исцелению. Важная задача психотерапевта — доверять, свидетельствовать это знание и этот путь, быть рядом с клиентом, быть «на его стороне», двигаться с его «скоростью», разделяя с ним все превратности «внутреннего путешествия». Важный аспект психотерапевтической помощи — способствование полноте переживаний клиента. Только в том случае, если то или иное переживание оказывается прочувствованным во всей своей глубине и во всем объеме, оно может стать живым, свободным и преобразующимся.
Человекоцентрированный подход в психотерапии каждый раз инициирует очень сложный и до сих пор во многом загадочный процесс исцеления, движения клиента от пункта «homo partialis» к пункту «homo totus». «Для того чтобы сделать этот процесс возможным, психотерапевту крайне важно полностью присутствовать в качестве понимающего и проявляющего заботу человека, однако самые важные события происходят в чувствах и ощущениях клиента» (Rogers, 1986a, р. 208).
Идея свободного, «целостно функционирующего человека», представленная в ряде работ Роджерса, предполагает свободу и ответственность, целостность и гармоничность, актуализацию и реализацию всех потенциальных возможностей человека. Ориентация на данную систему ценностей, на процессы «становления человека» привела Роджерса к неизбежному разрыву с «истеблишментом», определила особое качество его личности, которое можно назвать «гуманистической революционностью». Он сам неоднократно отмечал революционный характер последовательных теоретических и практических выводов и следствий своей системы научных идей, их очевидную конфронтацию с «конвенциональной авторитарной структурой» современного общественного устройства. Если отвлечься от всех идеологических клише, то возникает следующий вопрос: что в действительности происходит в психотерапевтической, педагогической и политической практике, когда ими начинает овладевать гуманистическая идея? Во-первых, такая практика начинает субъективизироваться. Все проблемы, какими бы частными или, напротив, глобальными они ни казались (от конфликта в конкретной семье до проблемы всеобщего разоружения), рассматриваются как сугубо человеческие проблемы. Иначе говоря, любая гуманистическая практика начинает осознавать и признавать значимость не столько объективных обстоятельств («вещей», «сил», «условий» и т. п.) и даже не столько мыслей и действий людей, сколько их глубоких переживаний, эмоций и чувств. Во-вторых, такая практика становится все более и более диалогической и феноменологической: психотерапевт, педагог, политик, работающий в гуманистической традиции, не стремится к достижению своих собственных целей, не превращает других людей в средства достижения этих целей: он пытается понять и адекватно выразить одновременно и свои собственные переживания, и переживания своих партнеров по межличностному общению; стремясь стать все более эмпатичным (сочувствующим) и конгруэнтным (искренним в выражении собственных переживаний), он гораздо больше внимания начинает уделять не тому, что происходит вовне, а тому, что происходит внутри, во внутреннем феноменологическом мире своего «я» и «я» своих партнеров.
В-третьих, гуманистическая практика вполне осознанно отказывается от парадигмы целенаправленных психотерапевтических, педагогических, политических и подобных воздействий, в ходе которых неизбежно манипулирование людьми, затрудняющее их самодетерминацию и самоактуализацию; эта практика альтернативна «лечению», «преподаванию», «формированию», «осуществлению руководящей роли» ит. п., поскольку она тождественна созданию условий, «фасилитации» (от англ, facilitate — способствовать, стимулировать) свободного развития людей, то есть развития, осуществляющегося в соответствии с их собственными целями и стремлениями. Особенности психотерапевтической системы
Двумя наиболее важными особенностями человеке центрированной психотерапевтической системы являются, во-первых, ее изначальное становление вне какого-либо традиционного психотерапевтического подхода, «экспириентализм» как опора ее автора главным образом на свой собственный личный психотерапевтический опыт и, во-вторых, ее «спокойная революционность» — инновационный характер основных элементов психотерапевтической системы — теории, техники и практики психотерапевтического общения. Роджерс создает новый психотерапевтический миф, трансформирует психологическую модель человека в направлении абсолютного доверия пациенту, клиенту, человеку. Задавая основное теоретическое различение между двумя способами существования, двумя формами детерминации поведения человека — «ценностным процессом» и «ценностной системой», Роджерс (Rogers, 1964) объясняет всю сферу психопатологии от неврозоподобных состояний до психозов следствием непринятия и вытеснения из жизни взрослого человека существования в логике «ценностного процесса», свободного от каких-либо фиксаций, динамичного и открытого опыту личностного роста. В этой связи в качестве основной проблемы и задачи психотерапии видится исцеление как обретение человеком своей утраченной целостности посредством принятия и самопринятия.
Для решения данной задачи старая психотерапевтическая «техника» с ее приоритетами диагностики и интерпретации оказывается совершенно непригодной. Вот почему Роджерс в качестве основного технического средства берет на вооружение саму терапевтическую беседу и такие ее составляющие, как отражение переживаний и активное эмпатическое слушание (зеркальную обратную связь, адресованную клиенту в сочетании с концентрацией психотерапевта на его переживаниях). Подобная «техника» утрачивала статус совокупности самостоятельных приемов, становилась средством сверки пониманий клиента и психотерапевта и обнаруживала свою глубокую укорененность в самой практике психотерапевтического общения (и производность от этой практики) во всей ее сложности.
Тем самым «техника» человекоцентрированной психотерапии обнаруживала явную тенденцию к слиянию с психотерапевтической практикой. В области психотерапевтической практики Роджерс также выступает в качестве радикального реформатора. Об этом свидетельствуют и его стремление предельно психологизировать психотерапевтическую практику (критика медицинской модели, медицинской диагностики и медицинского видения человека как пациента, использование вместо понятия «пациент» понятия «клиент», а затем понятия «человек»), и разработка недирективной., клиентоцентрированной психотерапии, а затем человекоцентрированного подхода, и стремление сместить центр психотерапевтической проблематики с лечения (избавления от симптомов и адаптации) на исцеление как обретение целостности человека со всем его потенциалом, как его самореализацию. Процессуальной целью психотерапии становится при этом самоисследование человека, а конечной целью — «полноценно функционирующий человек», сущностной характеристикой которого является экзистенциальный способ бытия как реализации ценностного процесса в жизни взрослого человека. Роджерс пересматривает не только содержание и цели психотерапевтической практики, но и представление о ее основном средстве, в качестве которого в человекоцентрированном подходе выступает фасилитация личностного роста.
Практика — вот тот элемент психотерапевтической системы, который лег во главу угла человекоцентрированного подхода. Именно поэтому практика с самого начала оказывается предметом особого внимания, предметом исследования. Показательно в этой связи, что Роджерсу принадлежит заслуга первой публикации полного дословного текста психотерапевтических сеансов на основе аудиозаписей вместо практиковавшихся ранее автор- ских пересказов психотерапевтической работы (случай Герберта Брайана. См. Rogers, 1942). Именно в области психотерапевтической практики Роджерсу удается изучить и описать необходимые и достаточные условия эффективности психотерапевтического процесса, то есть личностные установки психотерапевта: безусловное позитивное принятие, эмпатическое понимание и конгруэнтность (Rogers, 1957). К области практики относится и классическое описание терапевтического процесса, его семи основных «стадий» (блокады опыта, отстраненности опыта, объективизации опыта, прорыва блокады опыта, текучести и внутренней диалогичное™ опыта, полноценного опыта переживаний «я» как процесса опыта) и основных эффектов: освобождение чувств, самопринятие и доверие к «я», конгруэнтность, открытость опыту, интегрированность как слияние дезинтегрированных внутренних инстанций (I — «я» наблюдающее, mе — «я» переживающее, self — «я» живущее) в одно целое (Rogers, 1961). Психотерапевтическая практика становится при этом практикой глубокого вовлечения психотерапевта (на правах фасилитатора, спутника и более опытного клиента) в жизнь и внутренний мир клиента, практикой партнерства и участия.
Рассмотренные выше особенности человекоцентрированной психотерапевтической системы могут быть проиллюстрированы на примере известного клинического случая Эллен Вест, к анализу которого обратился Роджерс в одной из своих публикаций (Роджерс, 1993, р. 69—74): «Главным недостатком в ее лечении было то, что никто из врачей, похоже, не отнесся к ней как к человеку — личности, достойной уважения, способной к самостоятельному выбору, чей внутренний опыт является самой надежной опорой и самым точным ориентиром. Однако, судя по всему, с ней обращались как с объектом. Ее первый аналитик помогает ей прояснить ее чувства, но не пережить их. Это только усиливает ее отношение к себе как к объекту и еще больше отстраняет ее от жизни своими собственными чувствами, опоры на свой собственный внутренний опыт. "Я кричу, но они не слышат меня", — эти слова Эллен звучат у меня в ушах... никто не проявил к ней уважения в достаточной мере, чтобы по-настоящему услышать ее голос: ни родители, ни оба ее аналитика, ни врачи. Все они видели в ней существо, неспособное отвечать за собственную жизнь, чьи переживания обманчивы, чьи внутренние чувства недостойны принятия. Могла ли она при таком отношении к себе всерьез слушать себя, относиться с уважением к тому, что происходит внутри нее? Если бы Эллен Вест пришла сегодня в мою консультацию или ко многим из известных мне коллег, то ей смогли бы помочь. Терапевтические взаимоотношения, в которых различные стороны ее "я" были бы безоценочно приняты, помогли бы ей обнару- жить, что, оказывается, возможно безопасно выражать свое "я" более полно. Убедившись в том, что другой человек способен понять и разделить с ней смысл ее внутреннего опыта, она почувствовала бы, что вовсе не обречена на одиночество и ей совсем не обязательно отгораживаться от людей. Кроме того, она заметила бы, что постепенно начинает ладить сама с собой, что ее тело, ее чувства, ее желания отнюдь не являются ее врагами, а представляют собой дружественные и конструктивные части ее самой. Мы можем оказать существенную помощь другому только тогда, когда мы взаимодействуем с ним на глубоком личностном уровне как два равноправных и достойных уважения человеческих существа, когда мы лично рискуем в этих взаимоотношениях, когда мы воспринимаем другого человека как личность, способную к выбору своего собственного направления в жизни. Только в таком случае происходит по-настоящему глубокая встреча, утоляющая боль одиночества и клиента, и терапевта».
Как уже отмечалось, Роджерс выделяет три основные психотерапевтические установки в качестве необходимых и достаточных условий эффективности психотерапевтического процесса и, более того, в качестве необходимых и достаточных условий любого позитивного изменения личности человека в любых коммуникативных контекстах: безусловное позитивное принятие, эмпатическое понимание и конгруэнтное самовыражение.
Понятие безусловного позитивного принятия (unconditional positive regard) было изначально предложено и разработано С. Стендалем в неопубликованной диссертации 1954 года. Терапевт переживает безусловное позитивное принятие, если чувствует принятие каждого аспекта опыта клиента, как если бы он являлся его частью. Такое принятие означает, что не существует каких-либо условий принятия, ничего похожего на установку типа «вы мне нравитесь, но только при условии, если вы такой или такая». Безусловное позитивное принятие представляет собой противоположный полюс по отношению к избирательной оценочной установке, к условному принятию: «Вы плохи в этом, хороши в том». Безусловное принятие предполагает, в частности, принятие как «хороших» (позитивных, зрелых, просоциальных) переживаний и чувств, так и «плохих» (болезненных, продиктованных страхом, инфантильных, асоциальных) фрагментов эмоционального опыта клиента, как стабильных и последовательных проявлений клиента, так и его нестабильности и непоследовательности. Безусловное позитивное принятие означает проявление заботы о клиенте, но такой заботы, которая не является опекой или средством удовлетворения тех или иных потребностей самого терапевта. Это — забота, сохраняющая за клиентом возможность оставаться автономным, отдельным человеком, не посягающая на его собственный опыт, его собственные переживания и чувства. Роджерс рассматривал данную терапевтическую установку не как некую абсолютную личностную диспозицию, существующую по принципу «все или ничего», но как континуум проявлений принятия от условного до безусловного. В этом смысле безусловное позитивное принятие как предельная, крайняя точка данного континуума есть не что иное, как теоретическая абстракция. Это означает, что в психотерапевтической реальности эффективный, действительно помогающий психотерапевт переживает состояние безусловного позитивного принятия лишь в отдельные моменты общения с клиентом; в этом общении неизбежно присутствуют и другие типы принятия: вре- мя от времени условное позитивное принятие, а порой и условное негативное принятие. Сама эффективность психотерапевтической работы во многом зависит от соотношения данных типов принятия в коммуникативной практике конкретного психотерапевта. Что же касается безусловного позитивного принятия, то в качестве компонента континуума принятия оно присутствует в любых межличностных взаимодействиях, хотя, к сожалению, как правило, в «гомеопатических» пропорциях. Эмпирическим свидетельством присутствия безусловного позитивного принятия в общении психотерапевта и клиента является совпадение характеристик этого общения в восприятии психотерапевта и супервизора по следующим позициям: нет отвержения и отвращения по отношению к чему-либо, что говорит и что выражает клиент; нет ни одобрения, ни осуждения в адрес клиента и того, что он говорит, но лишь просто принятие; есть ощущение теплоты, проявляемой к клиенту: и к его слабостям, несовершенствам, проблемам, и к его сильным сторонам, к его потенциалу в целом; нет склонности судить и оценивать то, что сообщает клиент.
Для характеристики эмпатического понимания, эмпатии, по Роджерсу, весьма существенны три особенности эмпатического процесса. Выявление и фиксация данных особенностей представляют собой, на наш взгляд, саму суть вклада Роджерса в развитие современных представлений об эмпатии. Мы имеем в виду, во-первых, сохранение в эмпатическом процессе собственной позиции эмпатирующего, сохранение психологической дистанции между ним и эмпатируемым или, другими словами, отсутствие в эмпатии отождествления между переживаниями эмпатируемого и эмпатирующего (что, собственно, и отличает данный процесс от фенотипически сходного процесса эмоциональной идентификации), во-вторых, наличие в эмпатии сопереживания (каким бы по своему знаку и содержанию ни было переживание эмпатируемого}, а не просто эмоционально положительного отношения (симпатии) эмпатирующего к эмпатируемому; в-третьих, динамичный (процесс, действие), а не статичный (состояние, способность) характер феномена эмпатии. Данные отличительные признаки эмпатии подчеркиваются многими авторами. Следует отметить, что первый из указанных отличительных признаков эмпатии (так называемое условие «как если бы») появляется в работах Роджерса уже в 50-е годы: «Ощущать личный мир клиента, как если бы он был вашим собственным, но без какой- либо утраты этого качества "как если бы" — вот что такое эмпатия... Ощущать гнев, страх или смущение клиента, как если бы они были вашими собственными, и однако же без привнесения вашего собственного гнева, страха или смущения — вот то условие (терапевтического процесса.—А. О.), которое мы пытаемся описать» (Rogers, 1957. Цит. по: Kirschenbaum, Henderson, 1989, p. 226). Данный признак эмпатии отмечается Роджерсом в ряде его последующих определений эмпатии лишь в неявной, косвенной форме. Приведем для иллюстрации одно из наиболее полных определений эмпатии, данное Роджерсом в книге «Способ бытия». Отмечая процессуальную, а не статичную природу эмпатии,
Роджерс пишет: «Она (эмпатия. — А. О.) означает вхождение в личный перцептивный мир другого и основательное его обживание. Она подразумевает сенситивность к постоянно изменяющимся в этом другом человеке чувственным смыслам, которые плавно переходят друг в друга, — к страху или гневу, или нежности, или смущению, или чему бы то ни было еще, что переживает он или она. Эмпатия означает временное проживание в жизни другого человека, осторожное перемещение в ней без того, чтобы делать какие-либо оценки; эмпатия означает ощущение смыслов, которые он или она едва ли осознают, но без стремления раскрыть неосознаваемые чувства, поскольку это могло бы быть слишком угрожающим.,. Эмпатия означает частую сверку с человеком в отношении точности ваших ощущений и руководствование теми реакциями, которые вы получаете от него. Вы являетесь надежным спутником человека в его внутреннем мире» (Rogers, 1980а,р. 142). Вместе с тем, концептуальное различение эмпатии и идентификации было не одномоментным действием, но скорее процессом, который, начавшись в середине 50-х годов, продолжался почти два десятилетия и был обозначен рядом промежуточных «кентаврических» понятий. Дж. Уоткинс в этой связи пишет: «Под точной эмпатией Роджерс понимает способность терапевта полно и точно понимать реакции клиента и особенно заключенные в них переживания... Дискутируется вопрос, действительно ли Роджерс требует, чтобы понимание было основано на сходном переживании, которое терапевт актуально ощущает в данный момент. В одной из работ (Rogers, 1951) Роджерс писал: "Переживание вместе с клиентом, проживание его установок, но не в терминах эмоциональной идентификации со стороны консультанта, а скорее в терминах эмпатической идентификации, когда консультант воспринимает отвержения, надежды и страхи клиента посредством погружения в эмпатический процесс, но без того, чтобы самому, в качестве консультанта, ощущать эти отвержения и надежды, и страхи". В более позднем высказывании Роджерс (см. Shlien, 1961, р. 304) определяет эмпатию следующим образом: "Она (эмпатия. — А. О.) означает, что он (терапевт. -— А. О.) ощущает и понимает непосредственное осознание клиентом своего собственного личного мира; это означает не только обнаружение тех аспектов опыта, которые клиент уже способен вербализировать, но также тех несимволизированных аспектов его опыта, которые каким-то образом оказываются понятыми посредством тонких невербальных проявлений клиента с помощью чувствительного радара психотерапевта. Умелый терапевт ощущает мир клиента, как если бы он был его собственным, но без какой-либо утраты этого качества как если бы". Он утверждает (см. Rogers, 1959), что если это "как если бы" качество утрачивается, то мы имеем дело с состоянием идентификации. Роджерс, очевидно, считает, что как только эмпатия превращается в идентификацию, консультант уже больше не способен полно понимать клиента, поскольку для того чтобы делать это, необходимо, чтобы он сохранял свою объективность» (Watkins, 1978, р. 85—86). Если поначалу психотерапевты, работавшие в рамках клиентоцентрированного подхода (в частности, Раскин. См. Rogers, 1951, р. 29), настаивали на проживании чувств и установок клиента для того, по-видимому, чтобы отойти от медицинской (диагностической и интерпретационной) модели терапевтического процесса, то в более поздних работах в рамках данного направления вполне однозначно подчеркивается необходимость «как если бы» качества эмпатии (см. Tornlinson, Whitney, 1970). Мерри, один из британских сторонников и пропагандистов человекоцентрированного подхода, прямо указывает на данную особенность эмпатии: «Особое качество эмпатии, которое делает ее столь творческим способом бытия в терапии, состоит в том, что она позволяет нам войти в личный эмоциональный мир другого человека, как если бы мы были этим другим человеком (без утраты качества "как если бы")» (Merry, 1990, р. 13). С нашей точки зрения, указанные выше признаки достаточно четко ограничивают «зону неопределенности», существующую применительно к содержанию понятия эмпатии, и в значительной степени обеспечивают однозначность в его понимании, поскольку задают его различение от фенотипически сходных когнитивно-эмоциональных процессов. Рассматривая структуру эмпатического акта, мы полагаем, что вряд ли правомерно расширительно рассматривать «акт эмпатии» как межличностную трансакцию, то есть включать ответную реакцию эмпатируемого в сам акт эмпатии. Во-первых, эмпатируемый может по целому ряду причин быть «слеп и глух» даже к адекватно и полно выраженной в поведении эмпатии. Во-вторых, эмпатия с предельно редуцированным поведенческим компонентом (а именно такую эмпатию демонстрируют выдающиеся психотерапевты) может быть гораздо более эффективной, нежели эмпатия с выраженным «коммуникативным компонентом». В этой связи можно высказать предположение, что эмпатируемый воспринимает акт эмпатии не столько посредством его обнаружения в вербальном и невербальном поведении эмпатирующего, сколько посредством восприятия (как правило, на неосознаваемом уровне) иных, более тонких составляющих общего семантического поля коммуникации (Менегетти, 1992). И наконец, в-третьих, акцент на коммуникативном (поведенческом) компоненте эмпатии, на эмпатических базовых навыках, как показывает, в частности, опыт подготовки профессиональных психотерапевтов (Боуэн, 1992), может приводить к выхолащиванию собственно эмоционального, первичного момента эмпатии, провоцируя при этом ощущения внутренней опустошенности и неконгруэнтности терапевта и в конечном итоге приводя к утрате им самим возможности эмпатического слышания. Существенной стороной эмпатического переживания является процессуальность, движение, динамика. Только в движении (процессе) возможно следование с дистанцией в один шаг — «как если бы я был он». Для этого процесса следования необходима реальность, в противном случае будет иметь место оценивание эмоционального отклика на нечто возникающее в воображении, что приближается к интерпретации.
Если в случае эмпатии речь идет о сопереживании эмоциональному состоянию другого человека, то в случае конгруэнтности — о переживании своих собственных чувств, об их открытости себе и другим людям. Конгруэнтность является одним из трех необходимых и достаточных условий (наряду с эмпатией и безоценочным позитивным принятием) эффективного психотерапевтического контакта и отношения, на которых делается акцент в рамках человекоцентрированного подхода.
Термин «конгруэнтность» введен в психологию Роджерсом для описания: а) соответствия «идеального "я"», «я» и «опыта» в жизни человека; б) динамического состояния психотерапевта, в котором различные элементы его внутреннего опыта (эмоции, чувства, установки, переживания и т. п.) адекватно, неискаженно и свободно проживаются, осознаются и выражаются в ходе работы с клиентом. В случае конгруэнтности (и в отличие от эмпатии) речь идет о переживании человеком своих собственных чувств, об их открытости себе и другим людям. Эмпатия и конгруэнтность — различные психологические феномены. Эмпатия — это процесс безоценочного сопереживания одного человека реальным и актуальным переживаниям другого при соблюдении эмпатирующим условия «как если бы» и при его невмешательстве в процесс осознания своих переживаний эмпатируемым. Конгруэнтность — это процесс безоценочного принятия и осознания человеком своих собственных реальных и актуальных ощущений, переживаний и проблем с их последующим точным озвучиванием в речи и выражением в поведении способами, не травмирующими других людей (или, иначе говоря, при соблюдении человеком условия «как если бы» это озвучивание и выражение было адресовано ему самому). Мерри определяет конгруэнтность следующим образом: «Кон- груэнтность — это такое состояние бытия, в котором мы наиболее свободны и аутентичны в качестве самих себя и не испытываем потребности втом, чтобы предъявлять фасад, прятать себя, например, за маской или ролью "эксперта". Конгруэнтность наблюдается в тех случаях, когда наши внутренние чувства и переживания точно отражаются нашим поведением, когда нас можно воспринимать и видеть такими, какие мы есть на самом деле» (Merry, 1990, р. 10).
Конгруэнтность можно рассматривать не только как особый психологический феномен, но и как характеристику общения, а также как особый режим (наряду с режимом эмпатии) эффективной работы любого фасилитатора (психотерапевта, консультанта, учителя, родителя).
С некоторой долей условности, а также принимая во внимание процессуальный характер анализируемых феноменов и разные степени их возможной выраженности, мы можем рассмотреть следующие комбинации. Терапевт может быть одновременно: конгруэнтным и эмпатичным (это возможно в том случае, когда в психотерапевте «все спокойно» и ничто не мешает ему концентрироваться на другом, на эмпатическом понимании этого другого); конгруэнтным и относительно неэмпатичным (когда собственные переживания терапевта оказываются настолько интенсивными и устойчивыми, что мешают ему концентрироваться на клиенте него переживаниях); эмпатичным и относительно неконгруэнтным (часто именно отстранение от себя, отодвигание на второй план своих собственных эмоциональных содержаний, то есть определенная неконгруэнтность терапевта является важным условием активного эмпатического слушания). Конгруэнтность и эмпатичность — это не только разные психологические феномены, но и различные, как правило, чередующиеся, режимы профессиональной работы настоящего фасилитатора (см., например, Gordon, 1975). Именно поэтому, на наш взгляд, Роджерс не допускает их объединения, сведения друг к другу, различает их, не образует концептуальных «кентавров» типа «конгруэнтная эмпатия» или «эмпатическая конгруэнтность» (см. Орлов, Хазанова, 1993). Вплоть до настоящего времени в рамках человекоцентрированного подхода эмпатия, конгруэнтность и безусловное позитивное принятие другого рассматриваются как различные условия эффективного терапевтического процесса.
Главная задача психотерапевта, работающего в русле человекоцентрированного подхода, — создать особую атмосферу общения с клиентом, то есть: а) принимать его без каких-либо предварительных условий, таким, каков он есть; б) понимать клиента, не оценивая, но сопереживая ему, понимать его не умом, но сердцем; в) быть с клиентом, открыто и откровенно общаясь с ним, не скрываясь и не прячась от него за маской профессионала-эксперта. Только такое общение терапевтично. Именно оно актуализирует, стимулирует и усиливает — фасилитирует — позитивную природу (внутренний потенциал) человека, следствием и проявлением чего и оказывается собственно психотерапевтический эффект — психическое исцеление, оздоровление и развитие человека.
В практической работе человекоцентрированного психотерапевта и психолога- консультанта клиент находит внимательного, сочувствующего и деликатного собеседника, уделяющего особое внимание эмоциональным составляющим проблем клиента — переживаниям и чувствам. Гуманистическая человеко-центрированная психотерапия более, чем любая другая практика такого рода, заслуживает названия системы «внутренней работы», то есть работы человека с самим собой, совершаемой в пространстве собственного внутреннего мира (разумеется, при активном соучастии в этой работе психотерапевта). В этой связи становится понятным, почему именно эту разновидность психотерапевтической практики выбирают для себя клиенты, для которых их собственный субъективный, внутренний мир не менее важен, чем мир внешний, объективный, для которых характерна общая интровертированная установка и относительно высокие уровни сенситивности, вербального и общего интеллектуального развития.
Психотерапевтическая практика в русле человекоцентрированного подхода включает не только индивидуальную, но и групповую работу (например, «группы встречи» — разновидность групповой психологической работы в целях стимулирования личностного роста участников в атмосфере безусловного позитивного принятия, эмпатии и конгруэнтности. См. Петровская, 1982; Рудестам, 1990; Burton, 1969), не только вербальное, но и невербальное самоисследование (например, «экспрессивную человекоцентрированную психотерапию» — работу с клиентом средствами живописи, ваяния, танца, пения. См. Rogers N., 1993).
Группа встречи (encounter group) — особый вид групповой психологической работы, фокусирующейся не столько на групповом процессе как таковом и не столько на процессе развития навыков межличностных взаимодействий, сколько на поиске аутентичности (подлинности) и открытости в межличностных взаимоотношениях. Основной постулат, на котором базируется группа встречи, состоит в том, что само качество межличностного общения зависит от внутриличностных отношений человека, то есть от его отношений к самому себе. Главные параметры межличностных взаимодействий в группе встречи — концентрация на чувствах и переживаниях, осознание самого себя, чувство ответственности, самораскрытие, фокусировка на происходящем «здесь и теперь».
Группа встречи в ее современном виде возникла на основе групповой психотерапевтической практики и концепций основной и открытой встречи, разработанных в 60-е годы Роджерсом и Шутцем. Концепция основной встречи базируется на вере в возможность позитивного конструктивного личностного роста в атмосфере безоценочного позитивного принятия, эмпатии и конгруэнтности (Rogers, 1972; Rogers,1975). Концепция открытой встречи основывается на идее интеграции осознанных переживаний и телесных ощущений, других эмоционально блокированных фрагментов индивидуального опыта и завершении незавершенных энергетических циклов (Schutz, 1973; Шутц, 1993).
Хотя группа встречи возникла как разновидность психотерапевтической группы, она используется в основном как форма групповой работы в целях стимулирования процессов личностного роста. Количество участников группы встречи варьирует от нескольких человек до нескольких сот человек. Вариантами группы встречи являются так называемые группы «диабазиса», группы «марафона», группы «анонимных алкоголиков» и группы «обнажения» (Рудестам, 1990).
В группе встречи ведущий, или фасилитатор, проявляет эмпатию (сочувствие) по отношению к переживаниям членов группы, не использует оценочных суждений, практикует самораскрытие, что способствует постепенному возникновению в группе атмосферы доверия. Создание и развитие данной атмосферы в группе способствует свободе исследования, осознания и выражения членами группы личностно значимых фрагментов своего индивидуального опыта, своих мыслей и чувств. Отсутствуют, как правило, запланированные процедуры и упражнения, использующиеся в других (центрированных на лидере) видах групповой психологической работы для того, чтобы структурировать процессы групповой динамики, преодолеть сопротивление участников раскрытию личностных установок и включить в групповой процесс всех членов группы. Полноценное самораскрытие во взаимоотношениях членов группы возможно только после того, как группа приобретет определенный опыт и пройдет через основные этапы группового процесса: знакомство участников группы; ощущение фрустрации из-за отсутствия структуры; первые попытки самораскрытия и личностное сопротивление этому; описание прошлых, более безопасных событий и чувств; открытое выражение негативных переживаний; выражение любых переживаний, возникающих «здесь и теперь»; попытки исследования личностно значимых тем и проявления самопринятия; основная встреча (см. Орлов, 1995). Основной акцент в работе группы встречи делается на самоисследовании участников группы, поиске ими аутентичности, на искренности и открытости в выражении чувств и переживаний, благодаря чему постепенно складывается атмосфера принятия и самопринятия в общении, которая воспринимается участниками группового процесса как теплая, поддерживающая и личностно безопасная. Все это помогает участникам групповой работы углубляться в собственный опыт, исследовать как позитивные, так и негативные его стороны, осознавать и принимать их. Опыт вне-ролевого общения ведет к нарушению конвенциональных коммуникативных стереотипов и, следовательно, к более непредвзятому и непосредственному восприятию, более глубокому и неискаженному пониманию членами группы самих себя. Перенос навыков и ценностей внеролевого общения, полученных в ходе тренинговых занятий, в сферу каждодневных коммуникаций является одним из внутренних психологических ресурсов человека, его общей психологической культуры, эффекты которой проявляются прежде всего в обращении человека к новым сторонам личности его партнеров по общению, к новым способам и средствам самовыражения и рефлексии. В качестве типичных эффектов группы встречи можно указать следующие: расширяется сфера осознания человеком самого себя; появляется тенденция уделять своим отношениям с другими людьми столько же внимания, сколько содержанию общения; возникает стремление принимать нестандартные, творческие идеи партнеров по общению, а не реагировать на эти идеи как на угрозу; более вероятными оказываются конструктивные решения межличностных разногласий и проблем; повышается самооценка; усиливаются чувства эмпатии и близости по отношению к другим людям и окружающему миру в целом; изменения общения наблюдаются как в профессиональной сфере, так и в сфере отношений с близкими людьми — супругами, родителями, детьми, друзьями.
Группа встречи часто используется как средство при решении различных коммуникативных проблем, связанных с преодолением межкультурных (расовых, этнических, политических, межпоколенных, профессиональных) конфликтов (Rogers, 1986b; Rogers, 1987; Rogers N., 1993). Вместе с тем главная задача группы встречи состоит не в том, чтобы помочь человеку выжить в социуме и адаптироваться к нему, а в том, чтобы способствовать самоактуализации человека, созданию условий для преодоления им отстраненности и отчужденности от самого себя. Экспрессивная человекоцентрированная психотерапия разработана дочерью Карла Роджерса Натали Роджерс (09. 10. 1928, Рочестер, штат Нью-Йорк) — известным американским психотерапевтом.
Н. Роджерс получила образование в университетах Де Поу, штат Индиана (степень бакалавра в 1948 году), Брэндейс, штат Массачусетс (степень магистра в 1960 году), Саммит, штат Луизиана (степень доктора философии в 1993 году). С 1974 года имеет частную психотерапевтическую практику в Калифорнии, работает также в качестве лицензированного психолога и психотерапевта в различных медицинских и учебных учреждениях Бостона, Кембриджа, Бруклина, Гонолулу. В периоде 1974 по 1995 год руководит различными тренинговыми программами для профессионалов по человекоцентрированной терапии, психотерапевтической работе с женщинами, человекоцентрированной экспрессивной терапии. В 1975-1980 годах вместе со своим отцом была инициатором и кофасилитатором международных профессиональных тренинговых программ в США, Европе и Японии. Основные этапы ее профессионального и личностного становления получили отражение в автобиографической монографии «Возникающая женщина: декада преобразований середины жизни», вышедшей к настоящему времени двумя изданиями (1980,1989) и переведенной на пять языков. В 1984 году Н. Роджерс основала организацию «Ресурсы творчества и сознания» — кросс-культурное объединение исследователей творчества в целях обогащения жизни, укрепления мира, стимулирования духовного развития. Впоследствии данная организация была преобразована в Институт человекоцентрированной экспрессивной терапии (Сайта Роза, штат Калифорния), в котором Н. Роджерс продолжает работать по настоящее время в качестве ведущего сотрудника и тренера 400-часовой двухлетней программы для профессионалов по человекоцентрированной экспрессивной психотерапии. Н. Роджерс сочетает преподавательскую работу в различных учебных и исследовательских учреждениях штата Калифорния (Институт трансперсональной психологии, Университет Сан-Франциско, Университет Джона Ф. Кеннеди, Университет Сонома, Институт интегральных исследований) с практической работой в различных странах мира (в Германии, Греции, Мексике, России, Японии) в качестве руководителя групп, для которых главными при обсуждении являются проблемы творчества, ненасильственного решения конфликтов, личностной самоактуализации.
Как отмечает Н. Роджерс, ее подход к терапии основан на следующих ключевых принципах гуманистической психодинамической теории индивидуального и группового процесса:
• «Личностный рост имеет место в безопасном, поддерживающем окружении.
• Безопасное, поддерживающее окружение создается фасилитаторами (учителями, терапевтами, руководителями групп, родителями, коллегами), которые являются подлинными, теплыми, эмпатичными, открытыми, честными, конгруэнтными и заботливыми.
• Эти качества лучше всего осваиваются, если первоначально переживаются на собственном опыте.
• Отношения клиент—терапевт, учитель—учащийся, родитель- ребенок, жена—муж, партнер—партнер могут быть контекстом для проживания всех этих качеств.
• Личностная интеграция интеллектуального, эмоционально го, телесного и духовного измерений происходит по мере рефлексии и выражения элементов этого жизненного опыта» (Rogers N., 1993, р. 8). Данным принципам в полной мере отвечает психотерапевтическое кредо Н. Роджерс:
• «Я сознаю, что внутреннее путешествие может быть пугающим, веселым, утомительным предприятием.
• Я буду рядом с вами, но не буду назойливой.
• Я верю, что вы знаете, как позаботиться о себе. Я не буду нести ответственность за вас или же отбирать у вас вашу силу
• Я не буду также покидать вас.
• Я буду уважать вас и ваши решения, которые вы принимаете для себя. Я верю в ваши способности.
• Я буду поддерживать и ободрять вас в вашем внутреннем путешествии.
• Я могу иногда быть вызовом для вас и вашей системы убеждений, но я всегда буду уважать вас и вашу правду.
• Я буду поощрять вас опробовать что-то новое, рисковать в неизвестном вашего внутреннего мира, но я никогда не буду подталкивать вас.
• Я буду предлагать вам средства экспрессивных искусств, чтобы помочь вам открыть вашу природную креативность и обнаружить вашу внутреннюю сущность. Вы свободны не пользоваться этими средствами.
• Иногда я буду высказывать свое мнение и давать вам обратную связь, но я всегда буду проверять, насколько она значима для вас.
• Я буду делать все, чтобы чтить мои и ваши границы.
• Я буду делиться с вами моими ценностями и убеждениями, так что вы будете знать, почему я говорю или делаю то, что я говорю и делаю.
• Я всегда открыта тому, чтобы учиться у вас.
• Я совершаю ошибки, делаю то, что мне не нравится, и иногда я ввожу в заблуждение. В таких случаях я признаюсь в этом. Я могу сказать: "Я виновата"» (Rogers N., 1993, р. 103- 104).
Терапевтическая система, разработанная Н. Роджерс и в систематическом виде представленная в ее монографии «Творческая связь: целительная сила экспрессивных искусств» (1993), представляет собой синтез чел о веко центрирован но го подхода с различными методами и техниками арт-терапии (Роджерс Н., 1990; Роджерс Н., 1995; Rogers N., 1993). Вместе с тем, как отмечает Н. Роджерс, «гуманистическая терапия на основе экспрессивных искусств отличается от аналитической или медицинской модели арт- терапии, в которой искусство используется для того, чтобы продиагностировать, проанализировать и "пролечить" людей» (Rogers N., 1993, p. 2). В русле человекоцентрированного подхода, напротив, эти искусства являются мощными средствами для обнаружения, проживания и принятия человеком неизвестных аспектов своего «я».
«Включая творческие искусства в мою терапевтическую практику, — пишет Н. Роджерс, — я использую термин "человекоцентрированная терапия на основе экспрессивных искусств" (person-centered expressive arts therapy)... Терапия на основе экспрессивных искусств использует различные искусства — движение, рисование, живопись, ваяние, музыку, литературное творчество, вокализацию и импровизацию — в условиях, обеспечивающих поддержку человека, и с целью стимулирования его личностного роста, развития и исцеления... Использовать искусства экспрессивно — это значит войти в наш внутренний мир для того, чтобы обнаружить находящиеся в нем переживания и затем выразить эти переживания посредством художественных форм, движения, звука, литературного творчества или драматизации» (Rogers N., 1993, p. 1—2). Таким образом, экспрессивные искусства используются в качестве невербальных языков, позволяющих человеку выражать элементы своего внутреннего мира, исследовать свой творческий потенциал, активизировать процессы самоисследования. Исходные идеи человекоцентрированного подхода получают в психотерапевтической системе Н. Роджерс свое дальнейшее развитие. Безусловное позитивное принятие клиента находит свое выражение в акцентировании не столько продуктов экспрессивного творчества клиента, сколько самого процесса художественного творческого экспрессивного самовыражения. Эмпатическое понимание клиента налагает абсолютный запрет на какие- либо интерпретации психотерапевтом продукта и процесса творчества, в фокусе внимания оказываются самоинтерпретации клиента («Что это для вас означает?»; «Что это вам говорит?»). Другими словами, столь характерное для традиционной арт-терапии толкование как средство понимания клиента уступает здесь место контекстуальному пониманию, сверкам пониманий (причем пониманий не только вербально-смысловых, но и кинестетических, визуальных, звуковых, тактильных) как средству фасилитации более объемного и целостного понимания клиентом самого себя. Конгруэнтность также оказывается уже не частичной, относящейся лишь к вербальному каналу выражения осознаваемых переживаний, но тотальной, охватывающей всю совокупность каналов или языков самовыражения.
Использование в терапевтическом процессе различных экспрессивных искусств создает особый феномен «творческой связи» (creative connection), заключающийся, по мнению Н. Роджерс, в усиливающемся взаимодействии экспрессивных искусств как языков самовыражения, во взаимном усилении терапевтических эффектов этих искусств, в движении экспрессивной психотерапевтической практики к внутреннему ядру (сущности иди правде) человека, в обретении человеком целостности и внутренней связи со всеми живыми существами. Основные идеи и принципы, воплощенные в психотерапевтической системе Н. Роджерс, можно сформулировать следующим образом: все люди обладают природной способностью к творчеству; творческий процесс исцеляет; исцеление достигается погружением в переживания; переживания являются тем туннелем, по которому мы должны пройти, чтобы обрести целостность; творческая связь экспрессивных искусств приближает человека к его внутреннему ядру, или сущности; существует связь между нашей сущностью и сущностью всех существ; на пути к собственной сущности или целостности человек обнаруживает свою связанность со всем миром.
БОУЭН М. В. Б. (1992) Духовность и личностно-центрированный подход // Вопросы психологии. № 3-4.
ГАВРИЛОВА Т. П., СНЕГИРЕВА Т. В. (1989) К итогам работы в группах К. Роджерса и Р. Сэнфорд. Сообщение I. Принципы гуманистического общения и опыт освоения их в групповом взаимодействии // Новые исследования в психологии и возрастной физиологии. № 2.
ГРИНИНГ Т. (1988) История и задачи гуманистической психологии // Вопросы психологии. № 4.
КАН М. (1997) Между психотерапевтом и клиентом: Новые взаимоотношения. — СПб.: БСК.
МЕНЕГЕТТИ А. (1992) Психология жизни. —СПб.: Роза Мира.
ОРЛОВ А. Б., ХАЗАНОВА М. А. (1993) Феномены эмпатии и конгруэнтности // Вопросы психологии. № 4.
ОРЛОВ А. Б. (1995) Психология личности и сущности человека: Парадигмы, проекции, практики. — М.: Логос.
ПЕТРОВСКАЯ Л. А. (1982) Теоретические и методические проблемы социально- психологического тренинга. — М.: Изд-во МГУ.
РОДЖЕРС К. (1993) Эллен Вест и одиночество // Московский психотерапевтический журнал. № 3.
РОДЖЕРС К. (1994) Взгляд на психотерапию. Становление человека. — М.: Прогресс- Универс.
РОДЖЕРС Н. (1990) Творчество как усиление себя // Вопросы психологии. № 1.
РОДЖЕРС Н. (1995) Путь к целостности: человекоцентрированная терапия на основе экспрессивных искусств // Вопросы психологии. № 1.
РУДЕСТАМ К. (1990) Групповая психотерапия. — М.: Прогресс. САТИР В. (1992) Как строить себя и свою семью. — М.: Педагогика-Пресс.
ШУТЦ В. (1993) Глубокая простота. — СПб.: Роза Мира.
ASPY D. N.. ROEBUCK F. N. (1988) Carl Rogers's contributions to education // Person-centered review. 3(1).
BURTON A. (1969) Encounter: theory and practice of encounter groups. — San Francisco.
COMBS A. W. (1988) Is there a future for humanistic or person-centered education?//Person-centered review. 3 (i).
CORMIER W. H., CORMIER L. S. {1991) Interviewing strategies for helpers. — Pacific Grove, CA: Brooks/Cole Publishing Company.
EVANS R. (1978) Carl Rogers: The Man and His Ideas. — N. Y.: E. P. Dutton.
GORDON Тн. (1975) Teacher's Effectiveness Training. — N. Y.: Peter H. Wyden.
KIRSCHENBAUM H. (1995) Carl Rogers // Suhd М. М. (Ed.) Positive regard: Carl Rogers and other notables he influenced. — Palo Alto.
KIRSCHENBAUM H., HENDERSON V. (Eds.) (1989) The Carl Rogers reader. — Boston: Houghton Miffiin Company.
MERRY T. (1990) A guide to the person-centred approach. — Loughton: Gale Centre Publications.
ROGERS C. (1942) Counselling and psychotherapy: new concepts in practice. — Boston: Houghton Miffiin Company.
ROGERS C. (1951) Client-centered therapy. — Boston: Houghton Miffiin Company.
ROGERS C. (1957) The necessary and sufficient conditions of therapeutic personaiity change // J. of Consulting Psychology. 21 (2).
ROGERS C. (1959) A theory of therapy, personality and interpersonal relationships, as developed in the client-centered framework // Koch S. (Ed.) Psychology: A Study of a Science. Formulations of the Person and the Social Context. — N. Y: McGraw-Hill. Vol. 3, 184-256. ROGERS C. (1961) On becoming a person. — Boston: Houghton Miffiin Company.
ROGERS C. (1964) Toward a modern approach to values//J. of Abnormal and Social Psychology. 68.
ROGERS С. (1969) Freedom to learn: a view of what education might become. — Columbus, OH: Charles Merrill.
ROGERS C. (1972) Becoming partners: marriage and its alternatives.—N. Y.: Delacorte Press.
ROGERS C. (1972) The process of the basic encounter group. Small group communication / Cathcart R. et al. (Eds.) — N. Y.
ROGERS C. (1975) On encounter groups. — Harmondsworth: Penguin books.
ROGERS C. (1977) Carl Rogers on personal power: inner strength and its revolutionary impact. — N. Y: Delacorte Press.
ROGERS C. (1980a) A way of being. —Boston: Houghton Mifflin Company.
ROGERS C. (1980b) Client-centered psychotherapy // Kaplan H. t, Sadock B, J. and Freedman A. M. (Eds.) Textbook of Psychiatry, 3. -— Baltimore: William and Wilkins Co.
ROGERS C. (1982) A psychologist looks at nuclear war // J. of Humanistic Psychology. 22 (4). ROGERS C. (1983) Freedom to learn for the 80?s. — Columbus, Toronto, London, Sydney: Charles E. Merrill Company, A Bell, Howell Company.
ROGERS C. (1986a) A Client-centered/Person-centered Approach to Therapy / / Kutash L, Wolf A. (Eds.) Psychotherapist's Casebook. — Jossey-Bass, 197-208.
ROGERS C. (1986b) The Rust workshop//J. of Humanistic Psychology. 26 (3).
ROGERS C. (1987) Inside the world of Soviet professional // J. of Humanistic Psychology. 27 (3).
ROGERS C., FREIBERG H. (1994) Freedom to Learn. 3-rd edition. — N. Y, Oxford, Singapore, Sydney: Maxwell Macmillan International.
ROGERS N. (1980) Emerging woman. A decade of rnidlife transitions. — Santa Rosa: Personal Press.
ROGERS N. (1993) The Creative Connection: Expressive Arts as Healing. — Palo Alto: Science, Behavior Books, Inc.
SCHUTZ W. (1973) Elements of Encounter. — N. Y.
SHLIEN J. M. (1963) A client-centered approach to schizophrenia // Burton A. (Ed.) Psychotherapy of the psychoses. — N. Y: Basic Books.
TOMLINSON T. M., WHITNEY R. E. (1970) Values and strategy in client-centered therapy: A means to an end// HartJ.H., TomlinsonT.M. (Eds.) New directions in client-centered therapy. —- Boston: Houghton Mifflin Company.
WATKINS J. G. (1978) The therapeutic self. — N. Y, London: Human Sciences Press.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.terpsy.ru