С. Друговейко-Должанская

"На протяжении всей истории русской орфографии происходила борьба с "лишними" буквами, увенчавшаяся частичной победой при реформировании графики Петром I (1708-1710 гг.) и окончательной победой при орфографической реформе 1917-1918 гг." 1

В пылу полемики, возникавшей вокруг этой проблемы, рождались не только солидные научные трактаты, хорошо известные историкам науки, но и оригинальные поэтические произведения, остроумные эпиграммы, блестящие литературные мистификации. Обзор текстов такого рода мы и предлагаем здесь.

Начало этой литературной традиции было положено, по-видимому, М.В. Ломоносовым, написавшим в 50-е годы XVIII в. юмористическую сценку "Суд российских письмен, перед Разумом и Обычаем от Грамматики представленных"2. В сценке Грамматика выносит на суд Разума и Обычая "российские письмена, которые давно имеют между собою великие распри о получении разных важных мест и достоинств. Каждое представляет свое преимущество. Иные хвалятся своим пригожим видом, некоторые приятным голосом, иные своими патронами, а почти все старинною своею фамилиею". Буквы высказывают взаимные претензии: Аз жалуется на Он, на что последний отвечает: "Ты так презрен, что почти никаких российских слов не начинаешь". Буквы осуждают Ер, который "место занял, подобие как пятое колесо". Ять возмущается поведением Е, который, по его словам, "выгоняет меня из мста, владния и наслдия, однако я не уступлю. Е недоволен своим селением и веселием, меня гонит из утшения: Е, пускай будет довольствоваться женою, а до двиц дела нет" и т. д.

Бурный всплеск интереса к различным филологическим и педагогическим проблемам, связанным с русской азбукой, возникает в 20-30-е годы XIX столетия, после выхода в свет "Пространной русской грамматики" Н.И. Греча, когда в периодической печати появляются многочисленные отклики на предлагаемые Гречем изменения в составе русского алфавита.

Впрочем, недостатка в реформаторах системы русской азбуки не было и десятилетием раньше. Еще в 1809 г. журнал "Цветник" опубликовал подробную статью Д. Языкова "Замечания о некоторых русских буквах", где автор, излагая историю создания славянского алфавита, замечает: "Отдавая полную справедливость отцу наших письмен <...>, должно однако же признаться, что из греческой азбуки перенес он в нашу и такие [буквы. - С. Д-Д.], которые там сами по себе или в составлении с другими имели различные выговоры, а у нас получили одинакие /, , , , , , /, и еще такие, которые могли составляться / , /. Это самое сделало славенское наше правописание отменно затруднительным. <...> Затруднение славенского правописания давно уже заставило выбросить из нашей гражданской азбуки многие буквы, которые, не принося ни малейшей пользы, составляли одно только школьное умничанье; ибо звук их находился или в других знаках, или мы его потеряли. Несмотря однако же на это, все еще в нашей азбуке остается несколько одинаковых букв, из коих некоторые служат загадкою и преткновением"4. Далее следует подробное доказательство нецелесообразности употребления и Ъ: "Буква , потеряв настоящий свой выговор, походит на древний камень, не у места лежащий, о который все спотыкаются и не относят его в сторону затем только, что он древний и некогда нужен был для здания <...> Для меня непонятно, зачем предки наши сделали Ъ сторожем всех согласных конечных букв. Звук, издаваемый им, то есть тупой, находится во всех языках; но кроме нашего ни в котором нет особенного для него знака...". Автор предлагает использовать в функции разделительного твердого знака паерок, который "можно заимствовать из церковных наших книг".

Продолжая начатую Языковым тему, В.Г. Анастасевич в статье "Нечто о Российской абевеге", опубликованной в 1811 г. журналом "Улей"5, рассуждал о необходимости облегчить изучение русской грамоты детьми и иностранцами "удобнейшим расположением порядка букв и уничтожением еще кажущихся излишними". Он полагал, что порядок букв в русском алфавите принят произвольно, "хотя некоторые и находят в нем какой-то нравственный смысл". В методических целях Анастасевич предлагал "первыми в азбучном порядке" поставить гласные буквы, исключив из их числа i десятиричное, ижицу, но введя "мягкое О или <...>, или Ё".

Также, по его мнению, следовало бы исключить Щ, Ъ, Ь, поскольку из двух последних "первый претерпел уже несколько гонений и едва со временем устоит, будучи даже с виду уродом", второй же мог бы уступить место более удобному обозначению мягкости: двоеточию над смягчаемой согласной. Согласные в алфавите предлагается расположить "по смежности органной, или, так сказать, по порядку клавишей произношения, то есть: губные сжатые, отверстые, зубные, поднебные и гортанные". В конечном итоге алфавит, рекомендуемый Анастасевичем, выглядит следующим образом: А. Е. И. О. У. - Б. П. М. - В. Ф. - 3. С. Ц. Л. - Н. Ж. Ш. Ч. Р. - Д. Т. - Г. К. X., т. е. включает всего лишь 24 буквы плюс 4 знака: твердый / '/ в функции разделительного Ъ и над Е, чтобы заменить букву Э; мягкий / "/ над гласными для замены букв Я, , , , Ю и над смягчаемыми согласными вместо Ь; краткий / v / для замены О на А в безударных слогах и долгий / — / для замены Ё на О после согласных.

Подобных доморощенных реформаторов русской азбуки едко высмеял М.Н. Загоскин. В одном из его сатирических очерков выведен некий литератор, сочиняющий новую русскую азбуку. "А что вы хотите переменить в азбуке?" - спрашивают его. "Говорите тише! - отвечает он. - Я хочу... Но нет, я не смею вам поверить этой тайны. Почем знать, вы не остережетесь, откроете ее другим, и тогда, чего доброго, прежде, нежели моя книга выйдет в свет, какой-нибудь любитель ижицы убьет меня из-за угла камнем"6.

Одним словом, вопрос о необходимости реформы русского алфавита словно бы витал в воздухе. Литераторы то и дело иронизировали над "грамотеями", вольно обращающимися с правилами орфографии и грамматики. "В вывесках, кажется, все возможные ошибки сделаны и еще придумываются. Но вот что замечательно: уж пусть бы ошибались в местах сомнительных, неопределенных, - нет, ошибаются там, где ошибиться, кажется, нельзя; никто не мудрствует так лукаво, как вывесочные грамотеи. По темному понятию, неясному слуху, они знают, что где-то ставится и где-то Е, в одном месте вставляется Ъ, а в другом не вставляется, одна речь отделяется занятою, а другая точкою. Посмотрите же, какое употребление они делают из этих своих сведений. Посмотрите, где они ставят точки, запятые, Ь, Е и Ъ? ВЪХОТЪ.ВТРАХЪТIРЪ. Скажите, не лучше было бы, чтоб они не знали ничего о и Е, о Ъ и Ь?"7.

Реформаторский проект, предложенный Н.И. Гречем в его "Пространной русской грамматике"8, был весьма умеренным. "Излишними" Греч назвал буквы i десятиричное, ижицу, фиту и Щ, но при этом настаивал на сохранении , ибо полагал, что в некоторых случаях его произношение отличается от Е и, кроме того, что "составление и происхождение оной [т.е. - С. Д.-Д.] есть совершенно иное". Предлагал он также сохранить и букву Э "для выражения точного произношения некоторых слов, в коих гласная Е выговаривается чисто, без присоединения Й". "Неосновательным" считал Н.И. Греч требование некоторых писателей изгнать из русского алфавита букву Ъ или заменить ее другими знаками. Вместе с тем, по мнению Греча, ощутима явная недостаточность "в согласных знака для густого дыхания, латинской буквы h", а в гласных - "в выражении двугласного звука ЙО".

Тем не менее и этот проект приобрел как сторонников и продолжателей, так и противников. Прежде всего, как и предугадал семью годами ранее М.Н. Загоскин, появились защитники у буквы "ижица", которую Греч вовсе "изгонял из алфавитного Эдема". Н.И. Надеждин опубликовал в "Вестнике Европы" обширное юмористическое стихотворение, в котором от лица гонимой всеми Ижицы обращался с просьбой о заступничестве:

Державный первенец письмен,

Вождь алфавитов неизменной,

Старейший брат среди племен

Великой азбучной вселенной;

Глава согласных и гласных,

О Аз!.. одна из сестр твоих,

Гонимая повсюду злобно,

К тебе подъемлет взоры скорбно

И от неистовства врагов

Под твой спешит укрыться кров.

Не откажи в своей деснице

Последней спице в колеснице!..9

Ижица подробно излагает свою родословную, а также историю алфавита у греков, римлян и славян, где она находила "прием не менее радушный".

Но, о беда!.. трикраты горе!

Четырехкратно ах! увы! -

И в тихой, тихой, скромной доле

Я не сносила головы!

Враги нашли меня - наперли,

Наддали...стиснули, шумят...

Анафемствуют, кричат

И в азбуке мой лик затерли...

За что?.. сама не знаю я!

..........................................

Не те, конечно, времена:

Сошла с учености цена, -

горестно заключает Ижица свою исповедь.

Другая юмористическая дискуссия, с подобной же персонификацией буквенных наименований, возникла по поводу буквы Ъ. Находившийся в то время в Петербурге Александр Гумбольдт высказал свое мнение о бесполезности буквы "ер" в русском алфавите, на что один из русских литераторов (либо П.А. Вяземский, либо А.А. Перовский-Погорельский) ответил статьей в форме челобитной к немецкому ученому от обиженной им буквы; эта статья, как и заключительное письмо А. Гумбольдта, была помещена в "Литературной газете"10. В своем пространном послании буква Ъ обращала внимание читателей на свое древнее происхождение и многочисленные заслуги перед отечественной грамматикой, излагая причины, которые служат препятствием к ее исключению из русского букваря: "Никто не осмеливался отвергать действительность мою и оспаривать те заслуги, кои оказала я и доныне оказываю российскому языку. Только в исходе минувшего столетия некоторые безвестные вводители новизны, искавшие славы Эростратов, замышляли лишить меня прав моих; но общее мнение скоро изрекло им правый суд, и нападения их были заглушены окриком наших отличнейших и ученейших литераторов. Что до меня касается, то я с жалостию смотрела на моих ненавистников, и никогда, ни на миг не поселили они во мне страха о моем существовании. <...> Удостоив меня вашим покровительством, вы наложите на них молчание, а меня навсегда оградите от всякого нового нападения". "Мир заключен между нами навсегда!" - восклицал Гумбольдт в ответном послании, соглашаясь с доводами в пользу буквы Ъ.

Однако и столь высокое покровительство не спасло букву Ъ, впрочем, как и остальные "гонимые" буквы от дальнейших нападок. В 1828 г. П.Л. Яковлев, брат лицейского товарища Пушкина, анонимно издал в Москве свое сочинение, озаглавленное "Рукопись покойного Клементия Акимовича Хабарова, содержащая рассуждение о русской азбуке и биографию его, им самим писанную, с присовокуплением портрета и съемка с почерка сего знаменитого мужа". От лица издателя некто кочующий книгопродавец Евгений Третейский рассказывает в ней о своем знакомстве с типографским наборщиком К.А. Хабаровым и обещании издать через двадцать пять лет после смерти последнего труд всей его жизни: "Усовершенствованную русскую азбуку или средства облегчить изучение оной и способ сократить число русских букв, поясненные примерами". Автор рукописи предлагает "из економических видов" сократить число букв алфавита, среди которых ему кажутся "бесполезными" I десятиричное, Щ, Ъ, Ь, , Э, , и недостающими и Й. Впрочем, относительно последних Хабаров заявляет следующее: "В моей азбуке они не нужны: Е с двумя точками наверху заменит , а знак v над А, Е, И, О, У, Ы, Ю, Я заменит Й". Такое сокращение числа букв преследует, по мнению автора рукописи, педагогические цели, ибо "к чему затруднять доступ к благодетельному источнику изъяснять свои мысли посредством знаков?".

Сочинение П.Л. Яковлева подробно обсуждалось в нескольких русских журналах. В общем не полемизируя с идеями Хабарова, рецензенты книги единодушно высказывались за то, что "цель, с которою она написана, есть уже, по русской поговорке, старая шутка. Все попытки изменить нынешнюю азбуку, кажется, не достигают своей цели. "Употребление есть тиран", - говорили древние римляне. И если употребление сие не мешает успехам просвещения, то оставим его в покое и не станем биться из пустяков"11. "Замечания, отчасти справедливые, но - usus tyrannus. Нам еще грех пожаловаться на свою азбуку: какова французская, английская?" - вторил рецензент "Московского вестника"12. "Думаем, что предположения г-на Хабарова останутся мечтою <...>. Грустно думать, что он 22 года посвятил изысканиям без пользы, но людей не переучишь. Русский народ привык к , Э, , Ъ, Ь, Щ и скорее согласится спорить без конца о том, где которую из сих букв ставить должно, но не захочет выкинуть их из азбуки", - замечал в "Московском телеграфе" Н.А. Полевой 13.

Равнодушный прием, встретивший сочинение К.А. Хабарова, не охладил, тем не менее, пыла ревнителей реформирования русской азбуки. В 1831 г. появился новый проект русской грамматики, предложенный неким А. Буковым (очевидно, это не подлинная фамилия автора, а псевдоним, "рифмующийся" с содержанием сочинения) "не для нынешнего, а для будущего поколения, которое будет идти самою мерною, тихою походкою" 14. Здесь автор вновь задавался вопросом, стоит ли излагать русскую азбуку "в полном комплекте тридцати пяти букв". Вспоминая о ставших уже историей русского алфавита "зело", "пси" и "кси", он замечал, что "они погибли от своей праздности". Но, по мнению Букова, в составе букваря и до сих пор существуют буквы, которые "нахально поселились в черную сотню и незаслуженно получили право гражданства". Излишними он считает буквы Э, Ъ, Ь, а также и "крючковатое Щ, с которым соединено воспоминание о щепетильных подьячих старого века, столь искусно щупавших щедродательных челобитчиков словами аще, аще бы...". Рассуждая об употреблении Е и , он замечает, что "многие подадут голос к искоренению последней - не по бесполезности ее, а по чувству мщения <...> Сколько раз от ошибочного ее потребления пропускали апелляционные сроки, теряли проценты и целые имения?". Что же касается и , то "разве буквы сии не совершенная амальгама для нашего слуха? <...> Глас народа, глас Божий! А народ редко пишет так как и букву ; ставит или невзначай или поневоле".

В отличие от многих реформаторов азбуки А. Буков настаивает на символическом значении названий букв: "В их звуках - моя философия: я нахожу в них первое впечатление младенчества, знание, способность говорить - драгоценное преимущество человека <...> Я усматриваю постепенность, достойную подражания: развитую мысль первоначального существования. Aз - человек родится; Буки - страшится всего в младенчестве; Веди - начинает познавать; получает Глагол (слово) и уверяется, что Добро Есть, Живет на Земле".

Вопросы о символическом значении начертаний букв и возможной интерпретации азбучного именника славянского алфавита как связного текста были также одними из самых модных в начале девятнадцатого столетия.

В 1829 г. в "Московском вестнике" напечатана статья Д.А. Облеухова 16, являвшая типичный для тех лет пример дилетантского фантазирования на филологическую тему: автор пытался здесь доказать, что буквенные знаки различных древних языков - это "обезображенные следы простых первоначальных образов, представлявших органы человеческого тела, а имена сих букв представляют отношения к именам сих же самых органов", поскольку все эти "гиероглифы" "Творец природы соединил в живой органический алфабет в теле прекраснейшего своего создания - человека". По мнению Облеухова, такими главнейшими символами должны считаться "органы, составляющие отличительный признак каждого пола", а также глаз, ухо, нос, рот и рука, "что составит семь главных органов, семь главных гиероглифов всего существующего и семь главных букв алфабета натуры, содержащих в себе корни всеобщего языка и чувственные образы коренных понятий, категорий, или первоначальных оснований всех действий человеческого разума". Согласно своей теории, автор статьи усматривал, например, в латинском L явное сходство с изображением носа, в М - начертание рта, в буквах древнееврейской азбуки находил подобие бороды, подбородка, пальца и т. п.

Тремя годами позже журнал "Телескоп" опубликовал сочинение О. Евецкого "Гипотетический ход человеческого ума, изобретающего графику" 17, автор которого, задаваясь вопросом, "как мог ум человеческий, в первые времена своего существования, обозначать и передавать свои мысли, чувствования и деяния, явления природы, события истории", анализирует графические системы различных времен и народов и приходит к следующим выводам: "Изобретение графического искусства разделяется на две главные эпохи: в течение первой физические и метафизические предметы изображались реальным образом, т. е. самым начертанием оных (= кариографика), а во второй - знаками фонетическими (= фонографика). Реальные начертания представляли или мысли (= идеографика), или слова (= логографика); знаки же фонетические изображали либо склады (= силлабографика), либо буквы (= стихиографика). Иногда начертания сии и знаки употреблялись в совокупности". Полагая, что каждая азбука "в первообразе" имеет некий символический, "мистический смысл", поскольку сами на звания букв соответствуют "именам предметов либо физических, либо метафизических на том языке, которого азбуку составляют", автор приходит к заключению о первоначальном существовании только 19 букв, "имена которых составляют следующий связный текст: "Я, Бог Всеведущий, заповедываю: хорошо есть жить произрастениями земли и, подобно людям, мыслить. В том наш покой. Произноси наставление (сие) с чувством".

В одном из следующих номеров "Телескопа" О. Евецкому возражал рецензент, скрывшийся за литерой К.: "Не проще ли отпирается ларчик?.. Аз Буквы Ведый. Глагол Добро Есть Зело! Земля И Иже (на ней) Люди! Мыслите: Наш Он Покой! Рцы Слово Твердо. <...> Далее идут по дошедшей до нас азбуке слова без смысла: Ук, Ферт, Хер, которые может быть вставлены и после, без долгого умничанья, <...> но потом опять проглядывает смысл: От Цы Червь Ша Ща. Не окончание ли это какого глагола при воспоминании об отцах?.. Б, Ж, К и другие некоторые буквы прибавлены после. <...> Червь, или Чер - Ша Ща - может быть, это окончание от дошедшего до нас в виде Ук, Ферт, Хер, а в самом деле первоначально выговаривавшегося иначе?" 18.

В настоящее время именослов славянской азбуки вновь привлекает к себе внимание как объект для попыток интерпретации его в качестве связного текста, некой заповеди первоучителя последующим поколениям. Однако, как правило, нынешние исследователи принимают во внимание лишь одно из предшествующих предположений по этому поводу, сделанное Н.Ф. Грамматиным в примечаниях к изданию "Слова о полку Игореве" 19. Издатель впервые отмечал, что славянская азбука, "кроме простого названия букв, заключает в себе смысл; первоначальное их название, вероятно, было следующее: <...> Я Бога ведаю, глаголю: добро есть [тому], живет [в древне-славянской грамматике Вин. пад. сходен с Им. и живет что, а не на чем] на земле кто и, как люди, мыслит; наш Он [т. е. Бог] покой рцу, Слово [т. е. имя Божие; перевод греческого логос] твержу, и пр. Мысль весьма приличная для того, кто познал истинного Бога и стал мыслить, подобно людям, т. е. посредством письма изображать свои мысли".

Столь продолжительную известность предположения Н.Ф. Грамматина приобрели, без сомнения, благодаря резкому отзыву о них Пушкина: "Буквы, составляющие славенскую азбуку, не представляют никакого смысла. Аз, буки, веди, глаголь, добро etc. суть отдельные слова, выбранные только для начального их звука. У нас Грамматин первый, кажется, вздумал составить апофегмы из нашей азбуки. <...> Как это все натянуто!" 20.

Тем не менее "апофегматы" О. Евецкого и безвестного рецензента К. представляют не меньший интерес для истории науки, тем паче, что нынешние исследователи именослова славянской азбуки в своих интерпретациях не слишком далеки от своих предшественников.

Список литературы

1 Иванова В.Ф. Современный русский язык. Графика и орфография. М., 1976. С.50.

2 Ломоносов М.В. Полн. собр. соч.: В 11 т. Т. 7. М.; Л., 1952. С.381-388.

3 Сочинения М. В. Ломоносова с пояснительными примечаниями акад. М. И. Сухомлинова. Т.4. СПб., 1898. С.26О-262.

4 Цветник. 1809. Ч.2. № 4. С.55-81.

5 Улей. 1811. № 2. С.95-103.

6 Соревнователь просвещения и благотворения. 1821. Ч. 15. Кн.1. № 7. С.71-72; см. также: Круглый А.О. М.Е.Лобанов и его отношения к Гнедичу и Загоскину // Исторический вестник. 1880. Авг. С.68-87.

7 Погодин М.Н. Прогулка по Москве // Современник. 1836. Т.З. С.260-265.

8 Греч Н.И. Пространная русская грамматика. СПб., 1827. С.59, 77.

9 Надеждин Н.И. Уполномоченный от Ижицы. Ижица к Азу // Вестник Европы. 1828. Ч. 162. № 23. С. 187-194.

10 Литературная газета, 1830. 16 апр. С. 172-177.

11 Сын Отечества. 1828. Ч.120. № 8. Отд.5. С.81-84.

12 Московский вестник. 1828. Ч.2. № 17. С.69-73.

13 Московский телеграф. 1828. Ч.21. № 11. С.503-506.

14 Буков А. Введение в новейшую русскую грамматику // Молва. 1831. № 19. С.1-9.

15 Сперанский М.Н. Русские подделки рукописей в начале XIX в. // Проблемы источниковедения. М., 1956. Т.5. С.72.

16 Облеухов Д. Отрывки из письма к N о гнероглифическом языке // Московский вестник. 1829. Ч.4. С. 105-134.

17 Телескоп. 1832. Ч.8. № 7. С.324-341.

18 К. О русской азбуке. Отрывок из письма // Телескоп. 1832. Ч.7. № 23. С.430-432.

19 Слово о полку Игореве / Изд. Н. Ф. Грамматиным. М., 1823. С.113.

20 Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т.7. М., 1962. С. 35О-351.