Алексеев В.П.
Общество в XX в., пожалуй, впервые осознало свою реальную связь с географической оболочкой Земли, с ее биосферой. До этого, в ранние эпохи истории человечества, процветали идеи если и не абсолютного, то очень важного и в каких-то аспектах определяющего влияния географической среды на динамику общества и формирование его этнического разнообразия (Монтескье) или безгранично мощной силы техногенеза, приравненного к геологическим силам (Вернадский, Ферсман). В вульгарно-натуралистической литературе последних десятилетий первое рассматривалось как географический детерминизм исторического процесса, второе — как выражение безграничного могущества человеческого знания, которому нет преград.
Недооценка географической обусловленности исторического процесса вычеркнула из нашей исторической науки многие важные страницы: недостаточно учитывались размеры территории и демографические характеристики; игнорировался сам человек как творец исторического процесса (как это ни парадоксально в марксистской литературе); мало внимания уделялось изучению производительных сил общества; жалкое существование влачили палеоантропология, археозоология, археоботаника, история техники; отсутствовали сколько-нибудь последовательные попытки понять и охарактеризовать экономическую инфраструктуру в первобытном и даже средневековом обществе. Безграничная вера в человеческое знание и человеческое деяние привела к еще более плачевному результату — необратимым экологическим кризисам, которые в большей или меньшей степени охватили всю нашу планету.
Наверное, именно на пересечении все более отчетливого понимания влияния географической среды на формирование хозяйственного, культурного и даже антропологического своеобразия человеческих коллективов, проживавших и проживающих в разных ландшафтах, и осознания губительного их воздействия на природу, особенно в ходе развития научно-технического прогресса, и возникли на протяжении XX в. многие принципиально новые явления – начала и продолжает формироваться наука, все более получающая права гражданства под именем экологии человека, происходит экологизация человеческого знания, экологизируется человеческое мышление и создаются предпосылки для формирования глобального экологического мировоззрения. История сейчас ставит вопрос так: чтобы выжить, мы должны превратиться из жестоких хозяев земли, какими мы были многие десятилетия, в ее друзей и союзников.
Каков был переход от общеэкологических исследований к разработке проблематики экологии человека и как эта последняя формировалась постепенно в недрах общей экологии?
Наверное, не столько разрушения, нанесенные человечеством природе, ибо экологические кризисы имели место задолго до современности, сколько обратное их влияние на человеческое общество (загрязнение среды — отравление воды и пищи, атомные взрывы и катастрофы — врожденные уродства и раковые заболевания и т. д.) провоцировало постепенное создание экологии человека сначала как системы идей о характере взаимодействия природы и общества, а затем уже перенесение этой системы на исторический процесс. Разумеется, подобная последовательность отражает больше логико-гносеологический подход, чем конкретно-исторический, так как экология человека строилась с самого начала представителями разных областей знания, среди которых историки и археологи занимали не последнее место. Поэтому она не только отражает настоящее, но и аккумулирует прошлый опыт человечества.
Все эти более или менее очевидные рассуждения необычайно усложняются при пристальном рассмотрении того, что же собою в действительности представляет экология человека и каково ее место в системе других наук, каковы ее внутренняя структура и функциональные связи составляющих ее разделов. Здесь столько точек зрения, сколько умов, сколько голов.
В чем же дело и почему очертить содержание экологии человека оказывается столь сложно? Причина единственная — двойственная природа самого человека и в какой-то мере проистекающая из этого двойственная природа всего человечества. О двойственной природе человека — биологической и социальной, биосоциальной, социально-биологической — написаны горы томов, но среди их авторов нет единства, как нет единства и в оценке процесса, который привел к формированию современного человечества, — был ли то антропогенез или антропосоциогенез. И на то есть свои причины, обусловленные спецификой человечества в сравнении со всеми другими видовыми совокупностями животных.
Репродуктивный барьер считается одним из физиологических признаков вида. Можно ли думать, что между современными людьми и неандертальцами имел место этот самый генетический барьер? Наличие морфологически переходных форм, заведомое сосуществование неандертальцев и современных людей на протяжении тысячелетий, встречаемость в пространстве говорят скорее против репродуктивной изоляции. Если же она не имела места, то, следовательно, обе формы принадлежали одному виду, как считает сейчас западноевропейская и американская наука, или, во всяком случае, не были типичными видами. Если это был один вид, то он был какой-то странный, интенсивно эволюционировавший во времени, вид, далекий от мономорфности, в пределах которого входящие в него популяции относились к разным ступеням эволюционного развития. А морфологические различия между расами — они очень масштабны при сравнении с различиями локальных форм других видов. А панойкуменное расселение — пожалуй, только вошь может сравниться в этом отношении с человеком, но и она расселилась вместе с ним. Все это демонстрирует порядочную специфичность современного человечества, на закономерности развития которого нельзя смотреть, как мы смотрели на закономерности развития грибов, бабочек, сельдей, крокодилов и белых медведей.
Это тривиальное утверждение не вызывает ни малейших сомнений само по себе, ясно, что социум не есть хронологическое и территориальное продолжение других видов, что общество управляется социальными закономерностями. Но далее начинаются противоречия и разночтения: что понимать под социальными закономерностями, сколько по-настоящему фундаментальных факторов управляет развитием и функционированием общества, каковы границы их действия на общественное поведение отдельной личности, какова взаимная роль в историческом процессе так называемой толпы и так называемых героев, справедлив ли известный тезис о зависимости надстройки от базиса и исчерпывают ли эти структуры всю историческую действительность, какую роль в истории играла и играет психология народных масс — все эти и другие вопросы до сих пор составляют предметное поле исторических исследований разных исторических школ и разных направлений.
На первый взгляд, отклоняясь от темы, но на самом деле пытаясь ближе подойти к ее решению, выделим две предметные сферы исторического исследования, которые до сих пор не осознавались как самостоятельные и рассматривались в едином потоке исторического процесса, — историю событий и историю прогресса, понимаемого в самом широком смысле слова, включая не только технические нововведения, но и достижения мысли.
Совершенно очевидно, что в истории событий роль личности громадна. Субъективные свойства людей, занимавших ключевые позиции в разных обществах и стоявших во главе общественных движений, во многом предопределяли последовательность и характер событий и ход истории. Именно этим, надо полагать, объясняется огромное место, занимаемое биографическим жанром в исторической литературе, даже в тех исторических сочинениях, авторы которых смотрят на исторических деятелей только как на выразителей массового сознания, будь то марксистская, агностическая, социально-психологическая или демографическая точки зрения.
Не то история прогресса, медленного движения всех форм человеческой культуры, начиная с технических средств, того, что Маркс и Энгельс назвали производительными силами, и кончая накоплением знаний. Разумеется, и в этом случае личностный момент играет свою роль — многие выдающиеся научные и технические открытия, культурные достижения связаны с конкретными именами, но много ли таких имен, особенно в ранней истории человечества: знаем ли мы, кто изобрел колесо, где впервые научились доить коз, кому первому пришло в голову проложить дорогу между двумя селениями, как научились люди печь хлеб и делать вино, сколько бесплодных попыток было предпринято, пока загорелся первый горн, кто изобрел топор и молоток и т. д.
Да и в более поздние эпохи, чем ближе к современности, тем больше любой прогресс или заметный шаг в расширении знаний связаны с коллективными усилиями, а в нашем веке это стало правилом. Никакой первооткрыватель, как бы гениален он ни был, не может перешагнуть через достигнутый уровень технических достижений и традиционную логику, каждое открытие в науке и технике постепенно подготавливается предшествующим развитием, и только в сочинениях Т. Карлейля (английский историк и философ XIX в., автор концепции «культа героев», которые якобы и творят историю. — Прим. ред.) гении выглядят не имеющими корней инопланетянами. Поэтому объективное влияние любой самой даровитой личности, так сказать, героя, на ускорение прогресса неизмеримо меньше, чем на череду событий. Отсюда и необходима дифференцированная оценка роли личности в мировой истории: в разных сферах она различна и несопоставима, если речь идет о поступательном движении вперед в целом и о событийном компоненте исторического процесса.
Уже этот небольшой экскурс в обсуждение роли ведущих участников исторического процесса — лидеров и народных масс — показал специфику социальной жизни человечества в сравнении с коллективной жизнью животных и выглядит красноречивым фактом, демонстрируя все же ограниченный эвристический потенциал социобиологии. В то же время он важен и в том отношении, что применительно к нашей теме позволяет сразу же ответить на вопрос о наиболее фундаментальном историческом факторе в системе «природа — общество», это не отдельные лидеры, а народные массы, именно они определяют спектр влияния общества на природу и аккумулируют природные импульсы, будь то стихийные бедствия, стабильное давление среды на человеческие популяции, антропогенно благоприятные сочетания природных условий или резкие и скачкообразные их изменения.
Разные формы взаимодействия общества и природы и их динамика относятся к одним из главных составляющих человеческого прогресса, отдельные события человеческой истории хотя и оказывают на них в отдельных случаях заметное воздействие, но оно не является ни направленным, ни сколько-нибудь длительным. Поэтому вся сфера человеческой экологии, а именно к ней и относится проблема, сформулированная в заглавии статьи, в той мере, в какой эта сфера включает в себя историческую тематику, имеет дело с обобщенными характеристиками, в ней нет места героям, и потому она безымянна. Имена и фамилии героев заменены в ней названиями археологических и других культур, народов, разнообразных общественных групп разных эпох. За каждым из них стоит совокупность людей, но их деятельность и общественное поведение характеризуются суммарно, чтобы их можно было сопоставить с генерализованными же оценками природных процессов.
Из сказанного вытекает, что совокупность человеческих популяций во всех их природообусловленных проявлениях и воздействиях на природу есть, безусловно, предмет экологии человека. Природа в той мере, в какой она влияет на человеческое общество, тоже должна рассматриваться в антропоэкологических параметрах. Однако кроме этих двух существенных компонентов антропоэкологического знания есть еще один, который занимает особое место: речь идет о биологии человеческих популяций, которая хотя и связана с их социальной жизнью, но ведет себя самостоятельно по отношению к факторам окружающей среды. В то же время сама по себе биология не участвует в антропогенном воздействии на природу, ее влияние идет через общественные действия людей, а не через их биологические свойства. Однако будучи нейтральными по отношению к изменениям географической среды, эти биологические свойства сами подвергаются ее влиянию, их локальные изменчивость и эволюция, как показывают многочисленные антропологические исследования, обусловлены процессами биологической адаптации, идущими при интенсивном участии естественного отбора. Иными словами, триединство «человеческая культура — человеческая биология — географическая среда», включая биотическую составляющую, т. е. природу в широком смысле слова, объединены в систему (изучение которой и составляет основной предмет экологии человека, с точки зрения автора) несимметричными связями. Подсистемы «человеческая культура — человеческая биология» и «человеческая культура — природная среда» объединены двусторонними связями, тогда как внутри подсистемы «человеческая биология — природная среда» связь односторонняя и идет, как только что было отмечено, от среды к биологии, а не наоборот.
Не менее интересна и временная динамика биологических характеристик человеческих популяций, их, так сказать, микроэволюция. В общей биологии до сих пор не прекращается дискуссия о возможном принципиальном различии в закономерностях, управляющих разными формами эволюции — микроэволюцией (видовой и внутригрупповой уровни) и макроэволюцией (надвидовой уровень), но сейчас мало кто сомневается, что естественный отбор играет роль решающего фактора в первом случае.
Многие специалисты в области физической антропологии и философы неоднократно писали (особенно часто — в России) об ослаблении роли отбора в ходе эволюции предков человека. Более того, в 1960-1980-е годы эта гипотеза в нашей стране разделялась почти всеми и приобрела чуть ли не директивный характер, некоторые верят в нее до сих пор. Между тем она противоречит фактам. Если для разнообразных форм группового полиморфизма (заметных различий для разных особей из одной группы) по группам крови и белкам сыворотки селективный путь формирования можно считать доказанным лишь частично, то для гемоглобина S, обеспечивающего защиту от малярийной инфекции, он доказан полностью.
Хотя соответствующих исследований практически нет, почти нет и сомнений в том, что генетическая природа современного человека существенно изменена по сравнению с генетической природой людей, живших до эры научно-технической революции. Сегодня много пишут о значительном расширении угрозы раковых заболеваний, и статистика в этой сфере действительно удручающая; вся проблема оправданно рассматривается в рамках глобального загрязнения среды, накопления радикалов и атомных отходов в воде и почве, концентрации вредных веществ растениями. Но разве параллельно этому не появляется пока еще не очень объяснимая, но фактически убедительная информация о людях, достаточно хорошо переносящих высокие дозы радиоактивности? Генетический код не мог не испытать селективной перестройки в этом случае, как не мог не перестроиться в отношении выработки устойчивости к авитаминозам и многим другим образовавшимся сейчас неблагоприятным условиям среды. Здесь простирается просторное поле социально значимой исследовательской деятельности, которая теоретически закрывается гипотезой снятия отбора в современном обществе.
Все сказанное есть попытка объяснить своеобразие места человеческой биологии или человека как биологического существа в триединстве «человек — культура — природа». Взаимоотношениями между этими тремя компонентами исчерпывается, с моей точки зрения, содержание экологии человека, и дальше можно было бы перейти к трактовке проблемы исторического взаимодействия общества и природы и наоборот, но для полноты изложения следует подчеркнуть, что далеко не все авторы разделяют высказанную трактовку содержания экологии человека.
Многие философы, исходя из абстрактного принципа четкого подразделения человеческого знания на отдельные области и существования определенной границы между социальными и естественными науками, предлагали считать экологию человека сугубо социальной отраслью науки. А это, строго говоря, неправомерно даже с той точки зрения, что безусловно экологическая тема — взаимоотношение общества и географической среды — включает в себя, скажем, избыток или недостаток микроэлементов в среде и, как следствие, формирование в тех или иных местах специфических заболеваний — эндемий, что при всех обстоятельствах никак нельзя отнести только к социальной сфере. Американский археолог К. Бутцер выпустил книгу «Археология как экология человека», в которой попытался показать, что именно археологическое знание лежит в основе экологии человека, так как оно позволяет получить простые модели антропоэкологических процессов, обсуждение и проработка которых позволяют выявить простые исходные связи внутри самой антропоэкологической системы. Наконец, немало физических антропологов и биологов подразумевают под антропоэкологией изучение адаптивных процессов в человеческих популяциях.
Масштаб антропогенных воздействий на природу позволяет с известной условностью наметить пять громадных периодов, каждый из которых характеризовался своей спецификой влияния общества на природу и природы на общество. Первый из них может быть назван эпохой первого экологического кризиса, т. е. начального разрушения экологического равновесия между обществом и природой. Этот кризис начался, похоже, с самых ранних этапов истории человечества и продолжался на всем протяжении развития охотничьего хозяйства.
После него человечество перешло к земледелию и скотоводству, т. е. сделало следующий шаг в освоении природной среды. Если реакция среды на первый экологический кризис имела своим последствием исчезновение крупных млекопитающих, то освоение новых земель в связи со скотоводством и земледелием привело к обезвоживанию больших массивов земель и эрозии почвы, замене степных травостоев на полупустынные и пустынные, наступлению степи на лес.
Дальше следует новый этап — создание городских поселений и сопровождающей их среды, т. е. концентрация производства в определенных районах в такой степени, что эта искусственная среда преобразовывала ландшафт, в корне меняла его, а концентрация населения и определенных видов его деятельности создавала новые ландшафтные зоны, никак не напоминавшие предшествующие.
Постепенно производство развивается до глобальных масштабов, и наступает эра грандиозных миграций вещества и энергии, охватившая весь или почти весь земной шар. Наконец, в современную эпоху мы имеем громадный рост численности человечества и массированную разработку новых технологий, преобразующих лицо нашей планеты в самых разнообразных аспектах.
Эти пять эпох — пять периодов глобального расширения сферы действия человеческой цивилизации и освоения планетарного и космического пространства, одновременно изменяющегося как отношения человечества к природе, так и воздействия природы на человечество. Они и могут рассматриваться как основные вехи исторической периодизации системы «природа — общество».
С XX веком неразрывно связывается научно-техническая революция, и это справедливо. Но наверняка эта революция важна не столько сама по себе, сколько как толчок к созданию и техническому использованию новых технологий, из которых применение атома является наиглавнейшим, но далеко не единственным. Что это принесло человечеству — нет нужды лишний раз повторять: фантастическую техническую оснащенность, но и чудовищные техногенные катастрофы, все более и более носящие глобальный характер. Параллельно XX век дал человечеству резкий скачок численности, демографический бум, что наряду с военными, национальными конфликтами, порочной идеологией, программирующей производство в тупиковых направлениях, порождает голод во многих районах. Я называю этот пятый этап этапом демографического взрыва и новых технологий и хочу подчеркнуть, что он, по-видимому, играет решающую роль в выборе дальнейшего пути развития: в сторону гибели человечества и, наверное, всей биосферы планеты или в сторону выживания и решения стоящих перед нами драматических проблем.
Делая общий вывод из сказанного, следует подчеркнуть, что взаимодействие между природой и обществом развивалось отнюдь не гармонично, а порождая все усиливавшиеся экологические кризисы. И хотя этапы в предложенной выше периодизации называются по-разному, в зависимости от ведущего технологического или культурного фактора на том или ином отрезке истории, в основе их характеристики лежит именно это представление — о возрастающей в ходе истории конфликтности природы и общества. Хотелось бы надеяться, что мы, наконец, осознав эту конфликтность и поняв вытекающую из нее опасность, задумаемся всерьез над тем, как их предотвратить.
Антропогенез, антропосоциогенез — понятия антропологии, означающие процесс историко-эволюционного формирования человека, его физического типа и социальной сущности.
Археозоология, археоботаника — разделы биологии, изучающие соответственно ископаемых животных и ископаемые растения.
Морфологический — относящийся к изменчивости организма человека; форме и строению организма.
Палеоантропология — отрасль антропологии, изучающая физические типы ископаемых людей.
Панойкуменное расселение — заселение человеком всего пространства Земли.
Полиморфизм в биологии — наличие в пределах одного вида резко различающихся особей; противоположен мономорфизму.
Репродуктивный — относящийся к размножению.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.ecolife.ru/