Сергей Маратович Гуриев, ректор Российской экономической школы, директор Центра экономических и финансовых исследований и разработок (ЦЭФИР) в Российской экономической школе.
Трудно угадать, какую именно нишу займет Россия в мировом разделении труда через 10 лет. Впрочем, очевидно, что для обеспечения высокого уровня жизни недостаточно хорошего инвестиционного и предпринимательского климата, необходимо (и, возможно, достаточно) иметь высокий уровень образования. А для того чтобы система высшего образования была конкурентоспособной через 10 лет, нужно действовать уже сейчас. Иначе даже в случае успеха структурных реформ Россия станет развивающейся страной со средним уровнем доходов, но не догонит развитые страны ни за 10, ни за 30 лет.
Российское общество не до конца осознает всю глубину проблем российского образования. Несмотря на бурный рост количества образовательных учреждений и специальностей, качество образования оставляет желать лучшего. Научные и преподавательские кадры молодого и среднего возраста уехали за границу или предпочли работу в частном секторе, а преподаватели постарше уйдут на пенсию в ближайшие 5-10 лет. Финансируемые государством образовательные программы не востребованы российской экономикой: выпускники естественно-научных и инженерных институтов и факультетов работают не по специальности или уезжают за границу. Низкий спрос российского рынка труда на российское образование ярче всего отражается в количественных оценках так называемой рентабельности инвестиций в человеческий капитал. В отличие от развитых стран, где каждый дополнительный год образования при прочих равных характеристиках приводит к увеличению зарплаты на 10%, в России соответствующий показатель равен лишь 4-5%. Другими словами, неэффективность образования дорого обходится российской экономике: производительность труда специалиста с пятилетним высшим образованием могла бы быть выше на четверть (формула сложных процентов за пять лет превращает 10% годовых в 61%, а 5% годовых — в 26%; в свою очередь, 161% на четверть больше, чем 126%).
Большинство россиян уверены в том, что образование и наука — это классические общественные блага, которые должны предоставляться государством, причем бесплатно для потребителей. В этом россияне не одиноки — большинство европейцев также согласны с тем, что рыночным механизмам в образовании и науке не место. И в России, и в Европе в секторе образования и науки доминируют государственные университеты и исследовательские институты. В то же время в США (и во многих развивающихся странах) ключевую роль играют как раз частные университеты, которые являются лидерами как в образовательной, так и в исследовательской деятельности. Какая модель лучше? В мировом академическом сообществе уже не осталось сомнений: именно американские вузы на голову превосходят своих конкурентов и в образовании, и в науке. Лучшие студенты со всего мира стремятся попасть в американские университеты. В рейтингах качества исследований американские университеты занимают 17 из 20 ведущих позиций.
Чем обусловлено лидерство американских университетов? Почему им удается привлекать огромные финансовые ресурсы и лучшие таланты? Как это ни странно, но ответ на этот вопрос можно найти как раз при помощи экономического анализа. Ключевую роль в успехе американских университетов играют стимулы, конкуренция, гибкость в структуре управления и финансирования.
Еще один миф заключается в том, что «американский опыт неприменим в России». Во-первых, отдельные истории успеха в европейских и развивающихся странах показывают, что стимулы и конкуренция работают не только в американской образовательной системе. Во-вторых, некоторые достижения уже имеют место и в России.
Главная проблема российского образования заключается в том, что оно рассматривается обществом как часть «социальной сферы», а не как производственная отрасль. И в программе правительства на период до 2010 г., и в программах ведущих политических партий реформа образования обсуждается в разделе социальной политики. Если же принять точку зрения, что высшее образование представляет собой хотя и очень специфическую, но все же часть рыночной экономики, а университеты — это корпорации (хотя и производящие как частные, так и общественные блага), то сразу становится ясно, как создать эффективные стимулы. Как и в других отраслях, в образовании необходима рыночная конкуренция.
Не нужно изобретать велосипед: ключевые институциональные изменения давно реализованы не только в образовании других стран, но и в российской корпоративной среде. Во-первых, это прозрачность и современное корпоративное управление. В отличие от ведущих российских корпораций, российские университеты даже не публикуют годовых отчетов. Как инвесторам удалось внедрить в российском корпоративном мире моду на прозрачность, так и обществу (крупнейшему инвестору в российском образовании) нужно сделать прозрачность и подотчетность модными и в университетах: государство, студенты, абитуриенты и родители должны знать, на что тратятся деньги и как принимаются решения.
Во-вторых, нужна система независимого мониторинга качества. Образование — это специфический продукт, потребительская стоимость которого полностью не проявляется не только в момент «покупки», но даже и через некоторое время после окончания всего курса. Для эффективного функционирования такого рынка необходим институт независимых рейтинговых агентств, подобных тем, что существуют в других сферах, например, на рекламном рынке специальные агентства измеряют долю и рейтинг аудитории СМИ. Эти организации могли бы, используя данные о карьере и заработках выпускников, исследовательских успехах преподавателей, предоставить обществу информацию не только о процессе производства знаний внутри университета, но и о его результатах.
В-третьих, необходимо внедрение института студенческих кредитов. Аналогично тому как потребительский кредит резко расширяет рынок товаров длительного пользования, студенческие займы предоставляют гораздо большие возможности для образовательного бизнеса. Это в первую очередь относится к ведущим университетам, дипломы которых позволяют добиться самого существенного роста зарплаты выпускников. Элитное образование стоит дорого, поэтому оно может оказаться недоступным для многих абитуриентов, которые вполне могли бы расплатиться после окончания учебы. Институт образовательных кредитов — это не только рыночный способ достижения социальной справедливости (платное, но доступное образование), но и фактически единственная возможность заработать деньги в секторе элитного образования, во многом определяющем конкурентоспособность страны на мировом рынке.
В-четвертых, следует поощрять реструктуризацию отрасли: слияния и поглощения, выход на рынок новых игроков, в том числе и негосударственных вузов. По аналогии с пакетом законов о дебюрократизации необходимо выравнивание условий конкуренции для государственных и частных вузов как на бумаге, так и на деле.
Создание реальной конкуренции на образовательном рынке ни в коем случае не означает ухода государства из образования. Государство может и должно финансировать фундаментальные исследования в вузах, стипендии для талантливых и нуждающихся студентов, субсидировать процентные ставки по студенческим кредитам. Однако именно рыночные институты позволят повысить эффективность государственного участия в высшем образовании и создать условия для притока в образование частных денег. Впрочем, для привлечения крупных пожертвований необходимы совершенно особые институты — так называемые капитальные фонды (endowment).
Опыт других стран, и в первую очередь США — лидера в области науки, образования и интеграции науки и образования, показывает, что для создания современных исследовательских университетов недостаточно просто увеличения финансирования, конкуренции, дерегулирования и прозрачности. Нужно еще и исправление системы финансирования, системы управления и стимулов внутри университетов.
В рейтингах американских университетов по качеству исследований бросается в глаза безусловное лидерство частных заведений. Почему это так? Привычное объяснение «частные университеты богаче» не вполне удовлетворительно. В США государственные университеты имеют доступ ко всем тем же источникам финансирования, что и частные, плюс государственный бюджет. Безусловно, государственные университеты не могут назначать слишком высокую плату за обучение, но вопреки распространенному мнению, плата за обучение не является существенным источником дохода ведущих частных университетов. Например, в бюджете Принстонского университета плата за обучение составляет лишь около 20% всех доходов, а всем нуждающимся студентам (таких более половины) предоставляются скидки или даже полное освобождение от платы.
Главное преимущество частных университетов — это более гибкая система управления, которая позволяет обеспечить им «инвестиционную привлекательность» и привлечь большее количество пожертвований, чем в бюрократизированных государственных университетах.
Ключевую роль в управлении университетами играют советы, которые в разных университетах называются по-разному — советы попечителей, наблюдательные советы или даже «корпорации» (например, в Гарварде и Массачусетсом технологическом институте), но играют одну и ту же роль. Именно совет отвечает за соответствие деятельности университета его миссии. Поэтому неудивительно, что совет принимает активное участие в деятельности университета, а президент университета (должность, соответствующая нашему ректору) подотчетен совету в той же (или даже в большей) степени, что генеральный директор корпорации подотчетен совету директоров.
Совет, в частности, отвечает и за разумное использование привлеченных средств. Не случайно, что ведущие частные университеты — это как раз те, которым удалось накопить самый большой капитал: проценты с него позволяют финансировать до 40% расходов университета. По данным на 2004 г., капитальный фонд Гарварда составлял 22,5 млрд. долл. (на 19 тыс. студентов), Йеля — 12,7 млрд. (11 тыс. студентов), Стэнфорда и Принстона — по 9,9 млрд. (на 15 и 6 тыс. студентов соответственно), Массачусетского технологического института — 5,9 млрд. (на 10 тыс. студентов).
Наличие такого долгосрочного источника финансирования, как капитальный фонд, позволяет поддерживать систему высокооплачиваемых пожизненных (tenure) и долгосрочных (tenure-track) контрактов для профессоров. Именно эта система пожизненных и долгосрочных контрактов (tenure-track/tenure) и обеспечивает правильные стимулы для передовых научных исследований. Долгосрочный горизонт дает ученому возможность сконцентрироваться на серьезных научных проектах, а не на тех, которые дают быстрый (но не всегда прорывной) результат. Безусловно, получатели пожизненных контрактов проходят очень жесткий отбор. Зато, получив такой контракт, старшие профессора больше не опасаются конкуренции со стороны молодых талантливых коллег, а наоборот, помогают им, так как от научной репутации всего университета в конечном счете зависит его процветание. При этом молодые ученые, которые стремятся получить пожизненный наем, вынуждены работать с наибольшей отдачей. А ведь производительность ученого максимальна как раз в молодости.
Можно ли воспроизвести успех американских частных университетов в российских государственных? Нет никаких причин считать, что это невозможно.
Во-первых, и в США штаты, поставившие себе задачу построить ведущие госуниверситеты, вполне с ней справились. Такие штаты Среднего Запада, как Мичиган, Висконсин и Миннесота, построили госуниверситеты, которые входят в первую или вторую десятку по различным дисциплинам. Штат Калифорния создал разные системы стимулов для учебных университетов (Калифорнийский университет — California State University) и для элитных исследовательских университетов (университет Калифорнии — University of California). При этом элитные исследовательские университеты (особенно Беркли и UCLA в Лос-Анджелесе) на равных конкурируют с частными университетами.
Во-вторых, у России как раз сейчас (в условиях благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры) есть средства для формирования начальных капиталов исследовательских университетов.
В-третьих, в нашей стране наконец-то появляются возможности для формирования эффективных советов. Первое поколение успешных предпринимателей и топ-менеджеров начинает отходить от дел, а эмигрировавшие в Америку и Западную Европу ученые достигли достаточно многого в своей научной карьере для того, чтобы принять участие и в судьбе своих российских alma mater. Поэтому нет сомнений в том, что при желании нам удастся создать если не 200, то хотя бы 20 компетентных советов.
Образование и наука — это самые главные отрасли в экономике XXI в. Как же наладить успешное производство «мозгов» и их правильное использование? Это хотя и не вполне обычный, но все-таки бизнес, который подчиняется экономическим законам. В частности, в образовании и науке есть рынок продуктов — идей, и есть рынок труда. Эти рынки формируют стимулы к инвестициям в человеческий капитал и к его применению в той или иной области знаний и в конкретной стране. Научно-образовательная отрасль отвечает на вызовы рынков путем формирования специфических структур, завоевывающих все большую популярность не только в США, но и во всем мире. Это вертикально интегрированные исследовательские университеты, которые управляются советами директоров, обладают капиталом (капитальный фонд) и необычными пожизненными и долгосрочными трудовыми контрактами. Экономический анализ стимулов для исследователей и преподавателей в американских университетах показывает, что — в отличие от все более отстающей традиционной европейской (и советской) модели образования и науки — все эти причудливые институты вполне жизнеспособны в рыночной экономике.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.elitarium.ru/