Александр Иосифович Неусыхин – исследователь и педагог – родился 19 января 1898 года в Москве. Раннее детство провёл на Смоленщине, в селе Борисовщина, где служил земским врачом его отец – И.Я. Неусыхин. Мать – Е.А. Неусыхина, урождённая Именитова, была фельдшером. Родители Неусыхина пристально следили за литературой, литературной критикой, во время наездов в Москву интересовались театральными новостями, музыкой, а жизнь рассматривали как исполнение долга служения людям. Родители оказали огромное влияние на духовное становление сына. Он с детства впитал атмосферу демократической интеллигенции с её высокой гуманитарной культурой, верностью своим убеждениям, способностью к сочувствию и состраданию, отсутствием снобизма и элитарного высокомерия. После развода родителей, тяжко пережитого единственным сыном, мать Неусыхина работала в сёлах Ярославской губернии.
После краткого периода жизни в Риге и обучения в реальном училище, Неусыхин переехал в Ростов-Ярославский, там ему посчастливилось обучаться в одной из лучших гимназий России, где директором был известный историк, один из одарённых учеников П.Г. Виноградова, С.П. Моравский, а историю преподавал незаурядный педагог Е.А. Мороховец. Их влияние на Александра-гимназиста было велико и плодотворно. Несмотря на трудные условия жизни – мать работала в селе, а он жил один на частной квартире и был очень стеснён в средствах, - Неусыхин в 1916 году окончил Ростовскую гимназию с золотой медалью и с отметкой об особой склонности к гуманитарным наукам. Однако, уважая волю отца, он поступил на медицинский факультет московского университета, где уделял особое внимание общей биологии. Возможно, что проявившийся впоследствии ряд черт его исследовательского почерка – стремление к точности и скрупулёзности, чёткость в выражении своих мыслей, особое внимание к методике исследования – отчасти сформировались в процессе обучения в биологических и химических практикумах, где он работал присущей ему уже тогда добросовестностью и основательностью.
Но ярко выраженное призвание к истории победило. В 1918 году он перевёлся на историко-филологический факультет, который окончил в конце 1921 года. Его руководителем все эти годы был Петрушевский, принимавший студентов в свои семинары с большим выбором и лишь после особого экзамена.
Трудовая жизнь Неусыхина началась уже в студенческие годы: в 1920-24 годы он работал в институте Маркса и Энгельса, расшифровывал некоторые рукописи Энгельса; сотрудничал в редакции Большой советской Энциклопедии. Уже в 20-е годы, будучи ещё совсем молодым человеком, Неусыхин составил себе имя множеством статей, критических обзоров и рецензий на книги К. Бюхера, В. Зомбарта, О. Шпенглера, Г. Кунова, Л.И. Мечникова и других, ставших заметными вехами на пути развития европейской исторической науки. По окончании университета он стал аспирантам – тогда – Института истории Российской Ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИОН), где в 1929 году защитил кандидатскую диссертацию “Оющественный строй древних германцев”1. Тогда же началась его педагогическая деятельность: в 1927-1930 годы Неусыхин был доцентом Педагогического института им. К. Либкнехта. В эти же годы Неусыхин предпринял серьёзное исследование трудов Макса Вебера, безусловно, оказавшего на него значительное влияние. Его статьи “Социологическое исследование Макса Вебера о городе” (1923) и “Эмпирическая социология” Макса Вебера и логика исторической науки” (1927) были первыми тогда попытками ввести работы Вебера в оборот отечественной исторической науки. Однако обещанный автором в 1927 году в примечании к статье анализ исторической логики Макса Вебера не увидел света, а задуманный перевод “Протестантской этики” не был осуществлён, так как публиковать его в то время было практически невозможно. Ещё раз Неусыхин вернулся к Веберу, написав рецензию на книгу А. Шельтинга о логике исторического познания у Вебера, но эта работа оказалась в архиве учёного.
20-е годы принесли большие перемены в личной жизни. В 1922 году он женился на Маргарите Николаевне Кобленц, с которой он познакомился ещё в Риге. В ней он обрёл истинного друга и помощницу, разделявшую все его интересы, с неизменной приветливостью принимавшую в двух крохотных комнатках коммунальной квартиры на Малой Бронной, где они прожили почти всю жизнь – лишь за два года до кончины Александра Иосифовича они переселились в маленькую квартиру хрущёвской пятиэтажки, - многочисленных студентов и аспирантов, вечерами приходивших на назначенные и незапланированные консультации и беседы чуть ли не ежедневно. Теплоту и участие, человечность и гостеприимство верной спутницы учёного ощутили на себе многие поколения студенчества и молодых учёных. По образованию биолог, как и единственная их дочь Елена, Маргарита Николаевна некоторое время работала в библиотеке Наркомпроса, но затем посвятила себя семье. Когда в середине 50-х годов Александр Иосифович в результате нервного заболевания руки не смог сам писать, его книги, статьи, рецензии, многочисленные отзывы на монографии и диссертации коллег писала под диктовку жена, а это было нелёгким трудом. Да и тем, что сам историк, с детства не отличавшийся крепким здоровьем, с развившейся с годами болезнью сердца, неустанным трудом не раз доводивший себя до изнеможения, дожил почти до 72 лет, он обязан преданной заботе своей жены. До самой своей кончины в 1982 году она много сил отдавала разбору его архива.
Постоянный интерес к новым веяниям в западной историографии и особенно высокая оценка трудов Вебера, их значимости для историков создали в Неусыхину в официальных кругах репутацию еретика. Это усугублялось тем, что Неусыхин не мог мыслить и писать по сложившимся догматическим шаблонам, приспосабливаться и отказываться от собственного мнения. Это и имел ввиду А.М. Деборин, называя его “одиозным”.
Смелое выступление Неусыхина в 1928 году в дискуссии по поводу новой книги Петрушевского, подвергнутой разгрому ортодоксальными догматиками, считавшими себя подлинными марксистами, завершило опалу. Неусыхин посмел встать на защиту бесконечно уважаемого им учителя, пытался разъяснить присутствовавшим смысл книги и научную позицию Петрушевского, его стремление разобраться в новых течениях в западной исторической науке и выступить против устаревших теорий и штампов. Петрушевского так и не поняли, а его непокорный ученик, упорно отказывавшийся идти “в ногу со временем”, стремившийся защитить марксизм от вульгаризации, был назван “печальным представителем школы Петрушевского”. Это клеймо лежало на Неусыхине вплоть до конца 50-х годов – ещё не раз в течение жизни принудить его к отречению от учителя, к необоснованной критике его взглядов, но никогда, даже при угрозах воспрепятствовать публикации его монографии уже в 1956 году, он не поступился принципами человека и учёного и не совершил недостойного поступка.
В 1930-1934 годах Неусыхин, как и многие историки, остался не у дел и был вынужден работать не по специальности – референтом Всесоюзной ассоциации сельскохозяйственной библиографии при Библиотеке им. В.И. Ленина.
Книга, глубоко им продуманная, занимавшая важное место в его творческих планах – “Проблемы исторического мышления”, также не состоялось; остался лишь проспект с набросками отдельных мыслей и пометкой на рукописи: “Книга, которая никогда не будет напечатана”.
C 1934 года и до конца дней Неусыхин – старший научный сотрудник Института истории Академии наук СССР. До конца 30-х годов Неусыхин имел возможность напечатать лишь несколько статей для первого издания БСЭ.
С 40-х годов он опубликовал серию статей, посвящённых варварским Правдам, а в 1946 году защитил докторскую диссертацию “Собственность т свобода в варварских Правдах”. Затем вышли монографии, определившие его облик как исследователя2.
В 1945-1946 годах, когда Неусыхин завершал работу над докторской диссертацией, ещё можно было надеяться на какую-то, пусть ограниченную возможность высказывать свои мысли. После лета 1946 года исчезли последние следы относительной либерализации военных лет, что немедленно сказалось и на положении науки и учёных. После 1946 года Неусыхин уже не смог бы защитить свою работу, ибо в ней сопоставлялись и взаимно обуславливались собственность и свобода как основополагающие институты на начальных этапах развития варварского общества, лежащие в основе его социального членения, являвшиеся его структурирующими опорами, несущей конструкцией. Впоследствии из этого разовьётся концепция варварского дофеодального общества как общества переходного периода, стоявшего вне формаций, признание которых в то время было обязательным. Писать и даже говорить об этом при жизни Неусыхина было невозможно. Позднее эта работ была переработана и издана под названием “Возникновение зависимого крестьянства…”, акценты были сдвинуты в сторону развития крестьянства, и острота в постановке и решении проблемы как бы замаскирована.
В 60-х годах на этой основе выросла концепция варварского общества как общества особого переходного периода, не вписывавшегося ни в одну из известных по учению марксизма социально-экономическую формацию – ни в первобытнообщинную, ни в рабовладельческую, ни в феодальную. Догматическое мышление было глубоко чуждо Неусыхину, хотя интерес к учению К. Маркса, возникший ещё на гимназической скамье, он сохранил всю жизнь. Неусыхин ценил в Марксе его историзм и понимал, что именно эта сторона Марксова учения подвергалась наибольшим искажениям.
Концепция дофеодального периода – вынужденная уступка принятым тогда схемам в терминологии – как длительного переходного периода, занимавшая важное место в системе взглядов Неусыхина, оставалась непонятой, вызывала критику, когда он излагал её на научных заседаниях. Он резюмировал её в двух статьях3, которые и завершили его научную деятельность. Верный своей идее отыскания корней и индивидуальных особенностей, учёный стремился показать, как медленно и своеобразно и вместе с тем органично создавались предпосылки нового общественного строя, который ни на каких стадиях исторического развития не может возникнуть внезапно. Концепция переходного периода имеет не только конкретно-историческое, но и социологическое значение.
Заслугой Неусыхина была разработка представлений об обществе варваров, заселивших Европу и давших её новую жизнь, как об обществе чрезвычайно сложном, не функционирующем уже на очень ранней стадии без института собственности, хотя и обладавшем специфической природой, на которой и зиждилась градуированная, отнюдь не для всех слоёв одинаковая свобода, что противостояло представлениям о примитивности варварского общества.
В истории Неусыхина интересовали критические моменты изменения происходивших процессов и даже не столько сами эти рубежи, сколько подспудная подготовка к ним в течение длительного времени, “вынашивание новых изменений”. Он подводил к представлению о множественности стадий развития, о переходных периодах и промежуточных типах. Его занимало не столько отношение к последующему развитию событий, сколько к предшествующему, начатки тех или иных явлений в истории, генезис как самоценность. Рассматривая ранние общества как живой организм, он своим анализом разрушает миф об элементарности структур общественного организма в пору его генезиса.
Книги и статьи Неусыхина не легки для чтения, они требуют сотворчества, мысль его сложна. Время может поправить какие-либо конкретные наблюдения учёного, но его метод отыскания истины, способы “вживания” в исторический материал, убеждённая вера в самоценность исторического бытия на каждом этапе развития ещё долго будет сохранять свою плодотворность.
Особую и значительную роль в жизни Неусыхина играло преподавание, постоянное общение со студентами и научной молодёжью. Он преподавал на историческом и филологическом факультетах Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ), историческом факультете Московского государственного университета и ряде других вузов Москвы, а во время ВОВ, в 1941-1943 годах – Томска и Свердловска, где был в эвакуации.
В 1938 году Неусыхин был утверждён в звании профессора. Этот человек, невысокого роста, очень скромный, не обладавший импозантной наружностью, тем не менее притягивал к себе людей. Привлекал взгляд его серых глаз, полный понимания, сочувствия, непритворного интереса к душевному миру собеседника, независимо от того, кем он был – начинающим студентом или академиком, захватывало обаяние его личности, нестандартность незаурядного интеллекта, доброта – при том, что он был строгим и требовательным руководителем, душевность и подлинный демократизм в общении. Ученики обычно всегда провожали его после занятий или заседаний кафедры в МГУ или сектора в Институте истории, останавливались на перекрёстках и в воротах дома на Малой Бронной, и это было время интереснейших бесед, которые надолго врезались в память, как и незабываемые вечера у него в доме, когда после консультаций по специальности начиналось “посвящение” в современную философию, чтение стихов – Александр Иосифович был замечательным чтецом, не уступавшим эстрадным. Особенно он любил Блока, Пастернака, Мандельштама, мало кому известных тогда у нас Рильке, Георги, Валери и др. Он не раз сожалел о том, что существенным недостатком образования довоенного и послевоенного поколения студентов-историков является недостаточная осведомлённость в философии и литературе. Он говорил, что историк, чем бы он не занимался, должен читать философскую литературу и разбираться в ней.
Лекционные курсы Неусыхина, читавшиеся историкам и филологам МИФЛИ и МГУ и других вузов, отличались отточенностью формы, блестящей архитектоникой, увлекательностью изложения без каких-либо внешних эффектов. В общих курсах истории средних веков он с редким умением отыскивал общее в особенном и особенное в общем течении исторического процесса. Излагая историю отдельных стран, он обращал особое внимание на корни их исторического развития, связь явлений и событий, генезис и значимость наиболее характерных институтов, возникающих в недрах общества, прежде чем они становились на службу развивающейся государственной власти и затем оказывали обратное воздействие на жизнь народа.
Его подчёркнутый интерес к коням исторических явлений, исторических напластований, индивидуумов, стремление преподносить студентам отдельные исторические эпохи и феномены в общем контексте мировой культуры, понимавшейся им очень широко – от уровня орудий земледелия, до изощрённых произведений человеческой мысли, - делали его лекции захватывающе интересными, хотя и трудными для восприятия. Он как бы заставлял студентов работать вместе с собой, входить изнутри в историческую ткань, чтобы лучше понимать смысл совершившегося.
В своих специальных курсах Неусыхин не ограничивался стройным изложением поставленных проблем, а вводил слушателей в лабораторию исследования, подробно знакомил с источниками, методикой их обработки, степенью изученности в специальной литературе. Он не однократно читал спецкурсы по истории Германии, каждый раз обновляя ход своих размышлений, привлекая новую литературу.
Целиком на анализе источников был построен спецкурс “История права и средневековых учреждений”, собиравший большую аудиторию: лекции посещали не только студенты, но и аспиранты, и молодые преподаватели, и научные работники.
Подлинной школой работы над историческими документами были практикумы и спецсеминары Неусыхина – он учил в них не только ремеслу историка, но и ответственности, самоконтролю, интеллектуальной честности, высоко ценил самостоятельность, хотя всегда готов был прийти на помощь, ободрить в минуты уныния, когда студент начинал тонуть в обширной литературе – он рекомендовал иностранную литературу уже на втором курсе, а тем, кто ссылался на плохое знание языка, советовал изучить язык именно в процессе чтения, - и в труднейших текстах памятников, самый подбор которых исключал возможность пересказа или иллюстративного метода работы. Зато как окрыляла студента его похвала за доклад или удачный ответ на экзамене.
Он очень пострадал в 1949 году, когда в ходе разгромной компании был объявлен космополитом. Он остался на работе и в Институте истории, и в МГУ, но от чтения общего курса Неусыхина отстранили. Его специальные курсы были сведены на нет, число студентов, специализирующихся у него, сократилось; ряд учеников, рекомендованных им в аспирантуру, заставили работать у других руководителей (фактически же они продолжали консультироваться у него).
В 1959 году он расстался с университетом, так как было запрещено совмещать преподавание с работой в академических институтах, что нанесло большой вред высшему образованию. Но поразительно то, что факультет не нашёл возможности произнести хотя бы слово благодарности профессору, отдавшему многие годы самоотверженного труда студентам. Неусыхин узнал о своей отставке из уст служащей бухгалтерии. Он был потрясён, хотя работа всю жизнь не ради благодарности или внешних успехов, а по велению внутреннего долга.
Крайне велико эпистолярное наследие учёного. Число корреспондентов превышает 100 человек.

Литеретатура

1. Новая и новейшая история. 1992. N3.
2. Средние Века. Выпуск 42. 1978.