По мере того, как создавалась Русская земля, усложнялись общественные отношения и возникало государство, постепенно вырабатывались и те правила общежития, которыми определяется отношение людей друг к другу, всех к каждому и каждого, ко всем, на основе общей пользы и выгоды ради всеобщего мира и тишины; создавалось, другими словами, право страны, которое прежде всего и больше всего выражается в суде, разбирающем те столкновения отдельных лиц друг с другом, которые эти лица не в силах помирить своими средствами, и им приходится обращаться к той силе, власти и значение которой они признают. Пока государства не было и люди жили отдельными родами и племенами, судьей всех споров и разногласий, карателем всех преступлений и проступков был в роду — старейшина рода, в племени — старейшина племени, один или сообща с наиболее старейшими главами отдельных семей. Этот суд творился на виду у всех и сводился к тому, что устанавливал вину преступившего обычаи человека и отдавал его в распоряжение того, кто потерпел от обиды. Обычай установил и степень взыскания с виновного. Если виновный нанес кому-либо материальный ущерб, то должен был возместить сделанную им кражу, потраву, порчу скота или оружия равноценным из своего запаса; если виновный был убийцей, то сам платил жизнью, падая от руки родственников убитого. Таким образом, в суд древних времен участвовали и лица, всеми признаваемые за судей, и сами судившиеся, потерпевшие, получавшие от суда право взыскать свой ущерб с обидчика.
Когда земли восточных славян распались на городовые области и в каждом городе во главе власти стали князья и веча, то князь и вече сделались источниками суда и расправы. С появлением варяжских князей суд делается даже более княжеским, чем вечевым. И наша летопись, когда рассказывает о призвании князей, отмечает, как главное назначение князя, держание суда людям. «Поищем себе князя иже бы владел нами и судил по праву», — говорили новгородцы, посылая гонцов к Рюрику и братии его. Суд становится доходной статьей князя, потому что за суд он получает особые взносы с ищущих суда, и потому, конечно, всячески старается это свое право суда сохранить только за собой и оградить его от всяких покушений со стороны веча. Это удается князьям; о судах в XI, XII вв. мы читаем в летописях, как явлении княжеского обихода. Владимир Мономах в своем «Поучении» приказывает своим детям каждый день держать суд людям. Князь Ростислав хотел постричься в монахи, и печерский игумен уговаривает его не делать того, а лучше делать свое княжеское дело — «в правду суд судит».
Князь сам, конечно, не мог судить все дела во всем княжестве и поручал обыкновенно вместо себя держать суд по городам своим наместникам — посадникам и управителям — тиунам. Эти доверенные князя, его тиуны, оставили по себя недобрую память. То обстоятельство, что суд являлся доходной статьей князя, которую он поручал в заведывание своими тиунами, за что давал им часть дохода, распаляло в них хищничество. Летопись, как только заговорить о тиунах, то больше всего рассказывает о том, как «начаша тиуны грабити, людей продавати, князю не ведущу». Такое поведение тиунов было столь обычно, что возникали вопросы: где им быть на том свете за их неправедное житие и поступки? Конечно, на тиуна можно было жаловаться князю; но, во-первых, частенько и сам князь был лаком до «кун», а во-вторых, это нам теперь легко говорить, что можно жаловаться князю, когда к нашим услугам организованный порядок жалобы, пути и средства сообщения, а ведь тогда часто за дверь своего дома нельзя было выйти без топора или рогатины в руках, всякое же путешествие являлось подвигом.
Каждую зиму князь отправлялся обыкновенно на «полюдье», т.е. за сбором дани с подвластных ему городов и местностей. Останавливаясь на погостах, куда отдельные семьи и роды свозили дань, князь тут же и творил суд. Дома, в том городе, где считалась резиденция, князь творил суд у себя на дворе, сидя на своем крыльце. Кругом собирались дружинники. На дворе задолго до появления князя толпились тяжущиеся и обвиняемые, свидетели и просто любопытные.
Один за другим подходили тяжущиеся и обвиняемые к крыльцу, рассказывали князю, в чем заключается тяжба, или какое преступление совершил обвиняемый, и князь, поговорив с дружинниками, выслушав хорошо знающих старые обычаи людей, стариков и свидетелей—«видоков» и «послухов», ставил свой приговор «по старине и по пошлине», т.е. по обычаю, какой пошел от предков. Кроме наказания, виноватая сторона платила штраф в пользу князя.
Писанного закона тогда не существовало, и приговор ставился на основании обычая, устно передававшегося от отца к сыну, из поколения в поколение. Обычай основывался на естественных побуждениях человеческой природы и мало считался с какими-либо нравственными ограничениями. Убьет кто-нибудь человека — близкие родичи убитого из естественного чувства мести стремились убить погубителя; побьют кого — побитый чувствует злобу и добивается возможности выместить ее на обидчики; украдут у кого-либо—потерпевший понятно, старается отыскать вора, отобрать у него похищенное, да еще постарается причинить вору какое-либо зло, чтобы отвадить его от воровства.
Такого рода побуждения и легли в основу судебных обычаев древности. «Око за око, зуб за зуб, кровь за кровь» — вот основной смысл их.
Принятое и распространенное христианство нанесло решительный удар такому положению дела. Христианство учило людей любить друг друга, воздавать добром за зло, прощать врагов. Христианское учение говорило, что преступление — зло, нанесенное брату - человеку другим человеком, и есть не только ущерб, наносимый другому, и нарушение обычая людей, но и грех перед Богом.
Возник затем ряд житейских явлений, в которых с языческой точки зрения не было ничего злого или преступного, не было видимого ущерба или убытка, причиняемого злой волей, но по христианскому взгляду был грех; к числу таких проступков относятся: многоженство, обида слабого, развод, несоблюдение церковных правил, возвращение в язычество новокрещенных и др.
Судьями по такого рода делам стали епископы. Они, во-первых, судили всех людей по всем церковным делам; им подведомственны были, например, такие дела, как святотатство, развод и т.п.; во-вторых, их суду подлежали по всем делам все люди церковные, т.е. священники, монахи, клирошане, словом, все те, кто находился под покровительством церкви.
Первые епископы на Руси были греки, не знавшие русских судебных обычаев, а меж тем им приходилось судить по чисто-светским делам целые разряды людей.
Тогда-то вот, для сведения духовных судей, и потребовалось записать судебные обычаи. Первая запись обычных законов была сделана, вероятно, во времена княжения Ярослава, сына Владимира Святого, поэтому эти первые русские записанные законы и называются Ярославов суд, или Русская Правда, т.е. русские законы. «Соуд Ярославль Володимирица, правда роусьская», — так озаглавлен древнейший список Правды.
Существуют два основных текста Русской Правды — краткий и пространный. Краткий текст считается более древним и самостоятельным, нежели пространный. Правда древнейших списков не делится на статьи; мало того, отдельные предложения не отделены одно от другого никакими знаками препинания. Самые описки Правды дошли до нас в сравнительно очень поздних копиях, с большими описками и ошибками, внесенными переписчиками; повторения пропуски, недописки, неясность изложения — обычны в списках Правды. Для уразумения текста древнейшей Правды ученые разбили его на статьи, руководствуясь смыслом их. Таких статей, или параграфов, в древнейших списках установлено 25. Пространные списки Правды испещрены заголовками, которые написаны в строку киноварью — красной краской. Статей в пространной Правде насчитывается до 159 по так называемому Троицкому списку конца XV века. Древнейшие списки Русской Правды, известные доселе, относятся к XIII веку. Читать Русскую Правду, особенно в краткой ее редакции, очень трудно. «Представьте себе рукопись, — говорить проф. В. И. Сергеевич, — написанную хотя и четко, но со словами не вполне написанными, а под титлами, со словами, не отделенными одно от другого, а поставленными слитно и без знаков препинания. Не только слова не отпилены друг от друга и придаточные предложения от главных, но и главные от главных. Где прекращается мысль автора, что с чем слито и что от чего отделить — на это нет ни малейшего намека в рукописи. Это дело самого читателя.
Списки пространной Правды находят в Кормчих, т.е. в списках церковных законов, в «Мерилах Праведных»[1], в летописях. Краткая Правда записана только один раз в Новгородскую летопись. То обстоятельство, что пространная Правда встречается в Кормчей и Мериле Праведном, и свидетельствует, кто и зачем ею пользовался: конечно, духовные судьи при разборе светских дел или тяжб.
Если бы Русская Правда была официальной записью закона, в нее, конечно, вошли бы статьи о таких судебных обычаях, которые являлись необходимой принадлежностью древнего суда даже в московское время. Одним из таких обычаев было «поле», т.е. «судебный поединок тяжущихся, их драка орудием до смерти или тяжелой раны одного из бойцов, причем победивши и выигрывал тяжбу. Об этом обычай у русских знают греки и арабы Х века, знает наше предание и позднейшая судебная практика московского времени. Но Правда молчит об этом обычай. Дело в том, что духовенство всегда возражало против этого языческого обычая; церковь даже наказывала епитимьей и наказанием поединщиков. Понятно, что она не могла в свое судебное руководство включить этого осуждаемый ею обычай и присуждать к нему тяжущихся.
Не найдем мы в Русской Правде и указаний на существование пыток и смертной казни. Тем не менее, и пытка и смертная казнь были известны нашей древности. Только церковь, памятуя начала любви и всепрощения, лежащие в основе ее и вне ее, не могла самостоятельно прибегать к этим кровавым обычаям и потому не включила их в свое судебное руководство. К тому же самое тяжкое преступление, как душегубство, татьбу с поличным, церковный суд разбирал всегда с согласием княжеского суда, который, вероятно, и произносил, когда этого требовал обычай, смертный приговор. Существовал, таким образом, обычай осужденного церковным судом не давать в руки светской власти и суда, если приор должен был вести за собой казнь. В летописи есть все, что христианские епископы первые указали князю Владимиру, только что оставившему язычество, на его право казнить разбойников. Эти разбойники были, вероятно, те ненавистники христианства, которые отказались принять крещение и скрылись в лесах около Киева, откуда и повели борьбу с новокрещенами. Летопись рассказывает об этом так. Когда умножились разбои около Киева, то епископы пришли к князю Владимиру и сдавали ему: - «Вот умножились разбойники отчего не казнишь их?» Владимир ответил: - «Боюсь греха!». Епископы же сказали ему: - «Ты поставлен от Бога на казнь злым, а добрым на милованье; следует тебе казнить разбойников. Но, конечно, испытывая вину их!».
Владимир отверг тогда виры, так назывался штраф за преступление, обычное наказание, которое несли по закону русскому преступники, и стал казнить их. Но это новшество вызвало недовольство в народе. Пришли тогда к князю опять епископы, но уже в сопровождении старцев градских, и сказали: - «Рать многа; пусть лучше будет попрежнему вира» И Владимир сказал: - «Пусть так будет!»—и восстановил обычай отцов и дедов.
С течением времени обычай забывался, самих обычаев накопилось так много, что трудно стало держать их в памяти; было и так, что давно возникшие обычаи не согласовались ни с позднейшими ни с новыми условиями жизни. При судопроизводстве происходила от всего этого путаница. Тогда, и княжеский суд начал пользоваться записями судебных обычаев.
В дошедших до нашего времени списках Русской Правды, кроме записей старинных судебных обычаев, находим уставы и узаконены князей киевских — Ярослава, его сыновей, Владимира Мономаха.
Князья давали свои уставы, когда возникала в жизни такая потребность, которую в судебном отношении нельзя было подвести ни под один обычай. Так, например, сыновья Ярослава отменили под влиянием христианского учения кровавую месть; отменили они также убийство раба за оскорбление свободного человека; Владимир Мономах дал устав о взимании процентов по займам, более милостивый к одолжившим.
В Русской Правде всякое дело называется «тяжбой», или «тяжей». В настоящее время то лицо, которое что-либо ищет на суде, которое вчинает дело, называется истец, а тот, против которого иск направлен, которое должно отвечать потому, что с него ищут, называется ответчиком. Русская Правда и то и другое лицо называет истцами, так что при чтении ее трудно бывает иногда понять, об истцах или об ответчиках она говорит. Суд времен Русской Правды никогда не начинает судить по собственному почину. Пострадавший, истец, должен был сам начать следствие, собрать свидетелей, улики и привлечь ответчика к суду. Так было даже в случаях убийства. Положим, находили около села мертвое тело. Если убитый был человек никому неизвестный, то никакого следствия и суда не было. Начать судебное дело могли только люди, близкие убитому, его родственники. Родственники убитого требовали от села или от улицы, в пределах которой было совершено убийство, помощи для разыскивания убийцы, собирали «видоков», т.-е. людей, видивших убийство или знавших о нем. Обвиняемый со своей стороны искал «послухов», свидетелей своего доброго поведения. Затем все шли на суд. «Послухов» надо было представить семь человек. При производстве суда случалось, что «видоки» и «послухи» «называли», т.е. являлись сами. Опрос свидетелей и розыск украденного так изображается в статьях Русской Правды:
«Если придет на двор (т. е. в суд) человек в крови или в синяках, то свидетеля ему не искать, а обидчик пусть платит продажу — 3 гривны; если же не будет на потерпевшем знаков, то пусть приведет свидетелей и пусть они покажут слово в слово с истцом, и тогда зачинщик заплатит обиженному 60 кун; а если придет в крови, да сам окажется зачинщиком и это подтвердят свидетели, то вменить ему в платеж (т. е. во взыскание) то, что его побили».
«Кто купит на рынке что-либо краденое, коня, одежду или скотину, тот пусть приведет в свидетели двух свободных мужей или мытника (мыт — пошлина); если он станет говорить, что не знает, у кого купил вещь, то идти за него тем свидетелям к присяге; истцу взять свою вещь, а с тем, что с той вещью пропало, проститься; ответчику же проститься со своими кунами, потому что не знает, у кого купил; а если впоследствии он узнает, у кого купил, то пусть возьмет свои куны; продавец же пусть заплатить хозяину вещи за то, что с ней пропало, да продажу князю».
Суд начинался с того, что следствие поверялось путем допроса истца и ответчика, их присяги, поединка, суда Божия между ними путем испытания их железом и водой. В заключение суд произносил приговор.
Клятва при присяге называлась тогда «ротой». По договору Олега с греками известно, что язычники клялись Перуном, слагая с себя щит и оружие. После утверждения христианства присяга заключалась в целовании креста и Евангелия при произнесении слов, призывающих имя Божие во свидетельство истины. Присягать могли и истец и ответчик. Отказ от присяги вел за собой обвинение. Если обе стороны шли на присягу, то спор их должен был разрешиться поединком. В некоторых случаях, не довольствуясь показаниями «послухов», тогдашний суд прибегал и к таким мерам, как испытание огнем или водой. Состояло это испытание в том, что обвиняемый, не сознающийся в своей вине, должен был взять голыми руками из огня кусок раскаленного железа или из котла с кипящею водой вынуть камешек. Если рука оставалась невредимой – обвиняемого оправдывали. Для решения спора между двумя сторонами, когда ни одна не хотела уступать, а показания свидетелей разнились, прибегали к жребию. Жеребья клались в определенном месте, и слепец должен был взять один из них. Оправдывали того, чей жребий попадался под руку слепому.
В тех случаях, когда у кого-нибудь украли какую-либо вещь и обокраденный находил ее у другого лица, а это лицо утверждало, что купило эту вещь у третьего, собственник вещи вместе с теми, у кого он находил ее, шел к тому, у кого держатель вещи купил ее; если этот продавец купил ее еще у кого-нибудь, то шли втроем к тому, у кого она была куплена продавцом, и т.д. до тех пор, пока не находили вора. Это хождение со двора во двор называлось «сводом». Обокраденный должен был производить его до суда, сам, и только в некоторых случаях судья давал потерпевшему на помощь при своде «отрока», т.е. низшего служителя при суде.
Исполнение приговора часто принадлежало торжествующей стороне: обиженный холопом свободный человек мог «бити его развязавши», несостоятельного должника кредитор прямо с суда сам уводил к себе домой или вел на торг для продажи, спорную вещь собственник сам брал у ответчика.
Главное содержание Русской Правды составляет определение деяний, которыми одно лицо причиняет другому вред физический и материальный. За некоторые из этих деяний закон полагает лишь вознаграждение в пользу потерпевшего, за другие, сверх того, еще и правительственную кару со стороны князя.
Русская правда начинается с постановлений Ярослава и его сыновей относительно убийства; Ярослав ограничил право кровавой мести, оставив его только за ближайшими родственниками убитого, а сыновья Ярослава совсем отменили месть за убийство. Эти первые статьи гласят: «Аж убьет муж мужа, то мстити брату брата, любо отцу, любо сыну, любо браточаду, любо братню сынови; ожели не будет кто его мстя, то положити за голову 80 гривен аче будет князь муж или тивуна княжа, ачели будет русин, любо грид, любо купец, любо тивун бояреск, любо мечник, любо изгой, любо словенин – то 40 гривен положити дань», т.е. убьет муж мужа, то мстить брату за брата, либо отцу, или сыну, либо двоюродному брату, или племяннику; а если некому будет мстить, то положить за голову 80 гривен, коли будет (убит) княжий муж или тиун княжий; если же убит будет русин, или грид, либо купец, либо тиун боярский, либо мечник, либо изгой, или словенин – то 40 гривен положит за него.
«По Ярославе же пакы совокупившеся сынове его Изяслав, Святослав, Всеволод и мужи их: Коснячько, Перенег, Никифор, и отложиша убиение за голову, не кунами ся выкупати, а ино, все яко же Ярослав судил, токоже и сынове его уставиша», т.е.: после же Ярослава опять собрались сыновья его: Изяслав, Святослав, Всеволод, и мужи их: Коснячко, Перенег, Никифор, и отменили убиение за голову, но (установили) выкупаться кунами (т.е. деньгами); а иное все, как Ярослав судил, так и сыновья его уставили. Штраф, который оплачивается по Русской Правде преступником-убийцей князю, назывался «вирой»; та сумма, которую преступник платил родственникам убитого, носила название «головничества»; если преступник не был убийцей и не причинил увечья, то штраф в пользу князя назывался «продажа», а вознаграждение потерпевшему — «урок».
Если село или улица, где было совершено убийство, не могла или не хотела выдать убийцу, то платила следуемый штраф сообща по раскладки; такой штраф назывался «дикая вира».
Конокрадство и поджог карались «потоком и разграблением»; это значить, что преступника выгоняли из села или из города и отымали у него имущество.
Штрафы взимались тогдашними деньгами—гривнами кун. Гривной кун называли тогда слиток серебра, обыкновенно продолговатой сплющенной формы.
Слово «гривна» значит фунт, а слово «куны» - деньги. Надо думать, что до появления серебра меновым знаком у славян были меха, по преимуществу куньи. Название куны осталось и для обозначения металлических меновых знаков. В разное время, сообразно тому, дешево или дорого на Руси было серебро, гривна кун имела не одинаковый вес. В начале X века она равнялась приблизительно 1/3 фунта, в XI и начале XII в. она весила даже 1/2 фунта, а к концу XII и в XIII в. уже только 1/4 фунта. По мере того, как торговля падала, привез серебра становился меньше, оно дорожало, и соответственно уменьшался вес гривны кун. Гривна кун делилась на части – на 20 ногат, 25 кун и 50 резан; резана делилась на векши; эти названия – тоже воспоминания о том времени, когда драгоценными мехами пользовались и как деньгами. По Русской Правде можно видеть, что металлические и меховые меновые знаки были в ходу одновременно и одна меховая ногата равнялась 2 1/2 кунам серебряным. Владимир Святой первый из русских князей начал чеканить монету, явно подражая византийским образцам; чеканил свою монету и Ярослав Мудрый. Но эти первые опыты чеканки своей монеты вряд ли были широко поставлены, и Русь при этих князьях и долго после них в смысле денежных знаков употребляла гривны, т.е. слитки серебра определенного веса. Название «гривна» произошло, как думают, от того, что первоначально носили серебряные обручи, как шейное-гривное-украшение.; части ожерелья определенного веса и образовали гривны кун.
В Русской Правде точно и аккуратно расценено, когда и сколько должен платить обвиненный или неправый. Так, например, по Русской Правде за убийство полагалось:
За княжего отрока, или конюха или повара – 40 гривен (за голову).
За сельского тиуна княжего или земледельческого – 12 гривен; за рядовича (наемного рабочего) – 5 гривен; столько же и за боярского (тиуна и рядовича).
За ремесленника и ремесленницу – 12 гривен.
За смерда (простолюдина) и за холопа –5 гривен; за рабу – 6 гривен.
За кормильца (дядьку) – 12 гривен; столько же и за кормилицу, будет ли это холоп или раба.
Если кто ударит кого батогом, либо чашей, либо рогом, либо тыльной (тупой) стороной меча, то 12 гривен; а если (обиженный), не стерпит того, ударит мечом (обидчика), то вины в том ему нет.
Если кто поранит другому руку и рука отпадет или отсохнет, или поранит ногу, глаз или нос, то платить полувирье, 20 гривен, а потерпевшему за увечье 10 гривен.
Кто отрубит другому какой-либо палец —3 гривны продажи (т.-е. пени князю), а самому потерпевшему — гривну кун.
Если толкнет муж мужа, либо (рванет) к себе, либо (оттолкнет) от себя, либо по лицу ударит, или жердью ударит, а явятся двое свидетелей, то 3 гривны продажи; если же обвинять будут варяга или колбяга (т.е. иностранца), то должно выставить полное число свидетелей (против обидчика) и принести присягу.
Так же тщательно рассчитаны «уроки» и «продажи» за похищение чужого имущества. Например: за кобылу — 60 кун, за вола — гривну, за корову—40 кун, за «третьяку»,т. е. трехлетку (лошадь или корову) — 30 кун, за «лоньщину», т.е. двухлетку — полгривны, за теленка — 5 кун, за свинью — 5 кун, за порося — ногату, за овцу — 5 кун, за барана — ногату, за жеребца «оже не вседано нань», т.е. неезженого — гривну кун, за жеребя — 6 ногат, за коровье молоко - 6 ногат. Это все урочные цены (или платежи потерпевшему за покражу) для смердов, которые (в случае воровства) платят еще продажу (или пеню) князю.
Так в Русской Правде оценено и переведено на деньги всякое преступное деяние. Оценивая назначаемая по Русской Правде наказания, проф. В. О. Ключевский говорить, что хотя Русская Правда и уметь отличать обиду, причиненную лицу, от ущерба, причиненного его имуществу, но и личную обиду рассматривает преимущественно с точки зрения хозяйственного ущерба. Она строже наказывает за отсечение руки, чем за отсечение пальца, потому что в первом случае потерпевший становился мене способным к труду, т.е. к приобретению имущества. Смотря на преступления преимущественно как на хозяйственный вред. Правда и карала за них возмездием, соответствующим тому материальному ущербу, какой они причиняли. Когда господствовала родовая месть, возмездие держалось направления: жизнь за жизнь, зуб за зуб. Потом возмездие перенесено было на другое основан1е, которое можно выразить словами: гривна за гривну, рубль за рубль. Это основание и было последовательно проведено в системе наказаний по Русской Правде. Правда не заботится ни о предупреждении преступлений ни об исправлении преступной воли. Она имеет в виду лишь непосредственные материальные последствия преступлений и карает за них преступника материальным же, имущественным убытком. Закон как будто говорит преступнику: «Бей, воруй, сколько захочешь, только за все плати исправно по таксе».
Эта такса, как видно из приведенных статей, разработана очень тщательно. За одни преступления полагается и штраф в пользу князя и возмещение убытка потерпевшему, а за другие - только потерпевшему. Это значит, что Правда различала преступления, грозившие целому обществу, от преступлений, наносивших ущерб только отдельному лицу, т.е. различала дела уголовные и гражданские, говоря на языке нашего времени и быта.
Гражданские дела – это те, где разбираются споры двух сторон из-за чего-либо, например, из-за наследства, из-за имущества и т.п. В гражданском деле нет преступника или обвиняемого, а есть только спорящие из-за этого права. В уголовных делах разбираются поступки лиц, причинивших вред окружающим. Например, убийство, составление подложного духовного завещания, кража - се это дела уголовные. В уголовном деле есть преступник и потерпевший. Дело суда – покарать преступника в возмездие за зло, причиненное им, и восстановить, насколько можно, нарушенную злой волей справедливость. В гражданском деле суд никого не карает, а только разбирает тяжбу, устанавливает право тяжущихся по закону на предмет их тяжбы и взыскивает разве только судебные издержки с тяжущихся.
В этом отношении интересны те статьи Русской Правды, в которых говорится о том, как наследуется имущество после умершего. Здесь определено, какая часть выдается вдове, детям и другим родственникам, когда наследство должно отойти к князю, кто разбирает на суде спор о наследстве и какое вознаграждение ему за это полагается.
Правда вникала в характер преступления и различала, например, преступления, совершенные в запальчивости, от тех, которые были следствием злого умысла. За убийство в ссоре она налагала меньшее наказание, нежели за разбой; если кто зарежет по злобе чужого коня или скотину, тот должен был уплатить урочную цену владельцу животного и платил усиленную «продажу» князю. Если кто у кого выдернет бороду или вырвет ус, то платить за обиду 12 гривен; за отрубленные же палец полагалось 3 гривны пени. Следовательно заметное обезображивание, хотя и менее тяжкое, наказывалось иногда более сурово, чем значительно сравнительное увечье.
Итак, в Русской Правде все сведено на деньги, на уплату деньгами или имуществом за понесенный вред. Плата покрывает все и является возмездием за преступление.
Понятия о преступлены, как о грех не только перед людьми, но и перед Богом, задачи исправления преступника наказанием — нет в Русской Правде. Этот «закон русский» - преследует совсем иные цели, поставленные ему тогдашней жизнью.
Идеалом жизни было в те времена «богатырство», когда человек был, богат и силен, хорошо вооружен и имел много имущества, которым жил и торговал и по Русской Правде имущество человека ценится дороже его здоровья и безопасности; одна пеня князя в 3 гривны кун и одно возвышении убытка — 1 гривна — грозит и за отсечение пальца и за покражу охотничьего пса на месте лова. Произведете труда для Правды важнее рабочей силы человека; поэтому имущественная безопасность, целость капитала, неприкосновенность собственности обеспечиваются в Правде личностью человека; если купец, торговавши в кредит, делался несостоятельным по своей вини, то кредиторы могли продать его в рабство; наемный сельский рабочий, получивши при найми от хозяина ссуду и обязавшийся за нее работать на хозяина, терял личную свободу и превращался в раба, полного холопа, за попытку убежать от хозяина не расплатившись по отношению к князю Правда делит все общество на два слоя: на княжих мужей и людей. «Княжими мужами» Правда называет тех, кто служить князю, составляет его дружину. Это были военные люди, которые дрались с врагом плечо о плечо со своим князем и помогали ему во всех делах его княжеских; за это они получали жалованье и полное содержание от князя. «Людьми» Правда называет всех свободных жителей сел и городов. Люди несвободные, рабы, называются в Правде холопами. По Русской Правде холопов не всегда даже можно счесть за людей: Правда относится к ним, как к вещам или рабочей силе, находящейся в полном распоряжении хозяина, за убийство холопа Правда требует не виры и головничества, а «продажи» в пользу князя и «урока» в пользу хозяина, как за порчу чужой вещи; если же убийцей холопа был его хозяин, то он не нес никакого наказания, кроме церковного покаяния.
«Если холоп ударить свободного человека, да убежит в хоромы, а господин его не выдаст, то платит за него господину 12 гривен; а затем, если где тот обиженный встретит своего обидчика, который его ударил, то Ярослав установил было убить холопа, а сыновья его, по смерти отца, уставили денежный выкуп: взять с господина гривну кун за сором, либо разложить холопа и побить (но не убить)».
Холопами становились все взятые в плен, и это был тогда самый обильный источник холопства, затем холопами становились все неоплатные должники, дети холопов, «плод от челяди», конечно, тоже были холопы, и Русская Правда считает их одинаково с приплодом от скота собственностью господина, которая переходит к его наследникам.
Холопство могло возникать и по доброй воле. Русская Правда перечисляет три источника такого холопства обельного, или полного: 1) продажа себя в присутствии свидетеля хотя бы за полгривны, 2) женитьба на рабе и 3) поступление на службу к кому-либо тиуном или ключником без уговора о сроке службы – «тиунство без ряду, или привяжет к себе ключ без ряду».
По имущественному состоянию Русская Правда различает бояр, смердов и наймитов, или ролейных закупов. Боярином Русская Правда называет богатого рабовладельца и земледельца, обладающего большими количествами пахотной земли и лесных угодий. Это значит, что обладатель большого денежного капитал захватывал для пользования большие пространства земли, а починенные ему люди, его рабы и наймиты использовали эти земли в интересах своего хозяина. Такие бояре выходили и из среды княжеских дружинников и из среды богатых горожан.
Но преимущественно называют тогда боярином служилого человека – «княжа мужа». Смердами Русская Правда называет людей, которые обрабатывали землю от себя, а наймитами, или ролейными (ролья - пашня) закупами, она называет тех земледельцев, которые селились на землях, занятых другими, брали у собственников земли ссуду на ее обработку и обязывались уплачивать свой долг как трудом, так и натурой. Это были полусвободные люди, которых известный хозяйственный неуспех легко превращал в холопов. Хозяин мог телесно наказывать наймита, на суде свидетельство наймита принималось лишь в очень незначительных случаях, даже за некоторые преступления, например, за кражу, наймит отвечал не сам, и пеню за него платил хозяин, в полного холопа которого наймит и превращался после этого.
Особенно тонко и отчетливо разработаны в Правде статьи, касающиеся различных имущественных сделок и обязательств. «Правда, - говорит проф. В.О. Ключевский, - строго отличает отдачу имущества на хранение – «поклажу» от «займа», простой заем, одолжение по дружбе – от отдачи денег в рост из определенного условленного процента, процентный заем краткосрочный от долгосрочного и, наконец, заем – от торговой комиссии и вклада в торговое компанейское предприятие из неопределенного барыша или дивиденда. Правда дает, далее, определенный порядок взыскания долгов с несостоятельного должника при ликвидации его дел, умеет различать несостоятельность злостную от несчастной. Что такое торговый кредит и операция в кредит – хорошо известно Русской Правде. Гости, иногородние или иноземные купцы «запускали товар» за купцов туземных, т.е. продавали им в долг. Купец давал гостю, купцу-земляку, торговавшему с другими городами или землями, «куны в куплю», т.е. на комиссию для закупки ему товара на стороне; капиталист вверял купцу «куны в гостьбу», т.е. для оборота из барыша».
Русская Правда содержит в себе ряд статей о взимании процентов. «Если кто отдаст куны в рез (т.е. в рост или на проценты), или мед в настав, или жито в присып (т.е. с процентами), то следует ему ставить свидетелей: как он уговаривался, так ему и взять рост. Месячный рез за малое время брать по уговору; а зайдут куны за год (и не последует в этот срок уплаты), то взять заимодавцу куны в треть (т.е. за две куны – третью, или 50 процентов), а месячный раз не считать; если же не будет свидетелей… то рчи ему так: промиловал еси (т.е. промахнулся) оже еси не ставил послухов (свидетелей)». Мономах установил: 1) если кто взял три раза «куны в треть», то терял право на получение самого капитала, и 2) понизил проценты по займам, установив брать 20 %.
Таким образом, Русская Правда является выражением и отражением таких интересов, которые могли выработаться в обществе, главным занятием которого является торговля. В Правде все переведено на деньги, за преступлениями она наказывает денежными взысканиями, само преступление рассматривается ею только как хозяйственный ущерб, который виноватый должен возместить. Сложиться такие законодательные постановления, конечно, могли в большом торговом городе, все интересы жителей которого являются так или иначе связанными с торговлей. Если бы мы не знали по другим источникам, какое значение в жизни Руси X-XII вв. имела торговля, то характер сохранившихся в Русской Правде законов заставил бы нас это почувствовать.
Главнейшие пособия: Н.Л. Дювернуа, «Источники права и суд в древней России»; М.В. Владимирский-Буданов, «Обзор истории русского права», вып. I; В.О. Ключевский, «Курс русской истории», ч. I; В.И. Сереевич, «Лекции и исследования по древней истории русского права», т. I; М.А. Дьяконов, «Очерки общественного и государственного строя древней Руси»; Н.Я. Максимейко, «Опыт критического исследования Русской Правды» и другие сочинения.
[1] Так назывались сборники, составлявшиеся в старину и заключавшие в себе различные статьи из Св. Писания, судебного и законодательного характера, выписки из церковных уставов и Русскую правду; сборники эти, надо думать, служили своего рода руководством для старинных судей.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://allpravo.ru/
Русская Правда
Русская Правда. Русская Правда из всех памятников 1-й половины 2-го периода отличается чисто русским характером, выработанным русскою жизнью; она свидетельствует о тех юридических верованиях, коими жило русское общество того времени, хотя и в ней есть несколько статей не русского происхождения (из Судного Закона), но они переделаны на русский лад. В Судном Законе, Уставе Владимира видно влияние византийского права; здесь же все чужеземное откинуто и все заимствованное переделано по-русски. У нас под именем Русской Правды разумеется сборник законодательных памятников и называется Правдою Русскою Ярослава Владимировича. Но Ярослав издал лишь первые семнадцать статей. Затем этот памятник постоянно пополнялся впоследствии. Есть прибавления сыновей Ярослава, Мономаха и других. Некоторые прибавления относятся даже к концу XII в. и началу XIII-го. Из этого памятника видно, как росли и изменялись юридические верования общества. Один и тот же вопрос решается несколько раз и притом различно.
Внешняя история Русской Правды. Начнем с литературы этого памятника. Первое ученое открытие Русской Правды в позднейшее время принадлежит Татищеву, который отыскал ее в одной Новгородской летописи XV века, и, объяснив ее своими примечаниями, представив в Императорскую Академию в 1738 году. Потом Шлецер, пользуясь списком ли Татищева, или каким другим близко подходящим, издал Русскую Правду в первый раз в 1767 году. Список Правды, который был у Татищева, принадлежит к древнейшей редакции этого памятника. Через 20 лет после Шлецеровского издания найдены еще два списка Русской Правды: один отыскан в Ростовской летописи; он представляет весьма немногие, но довольно важные отмены против упомянутого Новгородского, и употреблен Академиею в дополнение при издании Татищевской рукописи, которая была напечатана Академиею во 2-й книге продолжения Древней Вивлиофики. Второй список доставлен в Академию Крестининым; он выписан из одной Кормчей, принадлежавшей сольвычегодской Благовещенской церкви. Список сей гораздо полнее прежних и совершенно позднейшей редакции; в нем уже находятся законы Владимира Мономаха. Он напечатан в 3-части продолжения Древней Вивлиофики.
Потом отысканы еще шесть списков Русской Правды в 1791 году и по сим спискам известный исследователь древностей, генерал-майор Болтин, составил новое издание Русской Правды в 1792 году, в С.-Петербурге; потом оно без перемен было повторен в 1799 году в Москве. Издание это сделано с переводом Правды на новый язык и с разными примечаниями, но в нем важный недостаток в том, что издатель не позаботился описать рукописей, которыми пользовался, и, принявши одну рукопись за главный оригинал, вносил в текст варианты из других рукописей без означения, что это именно варианты и взяты из такой-то рукописи. Рукописи, которыми пользовался Болтин, очевидно содержали в себе Правду позднейшей редакции, ибо в издании помещены и законы Мономаха. Вообще издание Русской Правды Болтина полнее Крестининского.
В 5-й раз Русская Правда издана Московским Обществом Истории и Древностей Российских, в первой части достопамятностей в 1815 году, по списку взятому из Кормчей XIII столетия, хранящейся в синодальной библиотеке и считающейся древнейшею из всех доныне известных. Это издание общества отличается пред всеми другими верностью и отчетливостью, с которыми был снят подлинник и напечатан текст; при нем есть варианты из прежних изданий и ученое предисловие, составленное Калайдовичем. Самая рукопись, по содержанию одинаковая с Болтинскою, много разнится особым порядком статей; относится она к XVI веку, хотя и помещена в Кормчей XIII вика.
6-е издание Русской Правды находится в Софийском Временнике, изданном под редакциею Строева в 1821 году по двум вновь открытым рукописям XV и XVI столетий. Здесь Русская Правда издана в полнейшем виде со многими прибавлениями против прежних изданий.
7-е издание Русской Правды сделано по списку XIII века, принадлежавшему Обществу Истории и Древностей Российских. Оно находится во 2-й части достопамятностей, напечатанной в 1843 году; сим изданием занимался член общества г. Дубенский. Текст Русской Правды в рукописи, с которой напечатано сие издание, по полноте принадлежит к одному разряду с списками Синодальным и Крестинина, но отличается от того и другого порядком расположения некоторых статей и прибавлением статьи о коне порченом и коньи. Ближе всех подходить к этой редакции список Русской Правды, помещенный в Кормчей XV века, принадлежащей библиотеке Чудовского монастыря.
8-е издание Русской Правды сделано профессором Калачевым в его исследовании о Русской Правде, изданном в 1846 году. В этом издании текст Правды напечатан по 30 спискам и расположен в известном порядке статей, не в том, в каком они находились в котором либо из списков, а в порядке, придуманном самим издателем; а именно - все статьи Русской Правды у него разбиты на 4 отдела: в 1-м помещены статьи, относящиеся к государственному праву, во 2-м-к гражданскому праву, в 3-м - статьи, относящиеся к преступлениям и наказаниям, и в 4-м статьи, относящиеся к судопроизводству. Такое разделение статей, конечно, показывает полный состав Русской Правды, но имеет то важное неудобство, что уничтожает настоящей характер памятника, представляет его не в том виде, каков он есть сам по себе.
9-е издание Русской Правды выдано в свет в том же 1846 году тем же профессором Калачевым; оно составлено по четырем спискам разных редакций, по каждому списку отдельно: 1-е по списку Академическому, тому самому, по которому в первый раз была издана Русская Правда Шлецером, список этот XV века; 2-е по Троицкому списку, относящемуся к концу ХIV века; редакция Правды находящейся в сем списке чаще всего встречается в рукописных кормчих; 3-е по Карамзинскому списку, находящемуся в одной новгородской летописи ХV столетия; здесь редакция Правды одинакова с редакциею ее в Софийском Временник; и, наконец, 4-е по списку князя Оболенского, взятому из одной кормчей второй половины XVII столетия; редакция Правды, здесь помещенная, отлична от всех предшествовавших и указывает на позднее составление, вероятно уже в конце XIV или начале XV столетия. Это издание одно из лучших и удобнейших для пользования Русскою Правдою.
Кроме изданий Русская Правда возбудила много исследований в нашей литературе. О Русской Правде более или менее писали все, занимавшиеся русской историей и русским правом; иные отвергали подлинность Русской Правды, называли ее подделкою позднейших летописцев, другие защищали мнение противоположное; иные называли Правду чисто славянским древним законодательством, общим для всех славянских племен, другие, напротив, называли ее переводом германских древних уложений; иные же находили в Правде смесь узаконений скандинавских, германских, византийских и славянских. Результатом всех сих споров в настоящее время составилось в науке положение, что Русская Правда не подделка позднейших летописцев, а подлинное законоположение древней Руси, что в Русской Правде заключаются именно те законы, которые употреблялись на Руси в практике и что в сии законы вошли элементы: славянский, скандинавский и византийский, ибо во время издания Русской Правды русское общество находилось под влиянием сих трех элементов. А посему, не занимаясь отдельным разбором каждого мнения, мы прямо перейдем к внешней истории Русской Правды, как подлинного памятника древности и, разберем основания его подлинности.
Здесь прежде всего рождается вопрос: к какому времени должно отнести начало Русской Правды? По всем почти спискам, какие только теперь известны, начало Русской Правды относится ко времени Ярослава Владимировича, ибо все списки имеют заглавие: «Суд Ярославль Владимирич», или «Устав в. к. Ярослава Владимировича о судех».
Конечно, все дошедшие до нас списки Русской Правды не восходят ранее ХIII столетия, но мы не можем отвергать их свидетельство, ибо и летописи говорят, что Ярослав «дал новгородцам Правду и Устав, списав грамоту, рече: посему ходите и держите якоже списах вам». (Соф. 134). Да и самое содержание Правды, в первоначальном ее виде, свидетельствует, что она вполне согласна с духом того времени, к которому ее относят списки: в Правде еще отличены русин, варяг и славянин, что, конечно, могло быть только при Владимире, и Ярославе и может быть при их детях, впоследствии же резкое различие, в показанных элементах русского общества, неминуемо должно было изгладиться, и не могло уже входить в законодательство, что мы действительно и видим в позднейших редакциях Русской Правды, где уже не упоминается ни о варягах, ни о русинах; так например в Карамзинском списке, относящемся к XV столетию, не встречается имени варяг, а в списке князя Оболенского уже не упоминается и о русине.
Другой вопрос при рассмотрении внешней истории Русской Правды состоит в том: для кого написана Русская Правда? По свидетельству летописей, Ярослав первоначально написал Правду для Новгородцев в 1019 году, когда, по прогнании Святополка, окончательно завладел Киевом. В летописи сказано, что Ярослав «нача вои делити: старостам своим по 10 гривен, и отпусти я домов; и дав им правду и устав, списав грамоту, рече: по сему ходите и держите, якоже списах вам». (Соф. 134). Следовательно, Русская Правда первоначально была дана Новгородцами, а впоследствии с разными изменениями перешла в Киев и другие владения Руси, как увидим при дальнейшем разборе сего памятника в разных редакциях. Против свидетельства летописи в нашей ученой литературе есть возражение, состоящее в том, что, по смыслу летописи, Ярослав дал Новгородцам льготную грамоту в награду за их пособие в войне с Святополком, а в Русской Правде нет и помину о льготах. Но, при рассмотрении Русской Правды, это возражение вполне уничтожается. Стоит только припомнить, что главный доход князя от суда состоял собственно в сборе судебных пошлин, а в Русской Правде, в первой редакции, ни в одной статье нет и помину о пошлинах в пользу князя; следовательно, Русская Правда в первом своем составе, как она была дана Новгородцам, вместе с судною грамотою представляла в себе и грамоту льготную - она освобождала Новгородцев от судных пошлин в пользу князя и, конечно, эти льготы, это освобождение в то время должны были считаться важными и за них новгородцы всегда сильно вступались в своих отношениях к преемникам Ярослава. Впрочем, вероятно, Ярослав дал Новгородцам еще и другие льготные грамоты, которые до нас не дошли и на которые впоследствии ссылались Новгородцы в своих сношениях с князьями; но присутствие других льготных грамот не препятствует принять и Русскую Правду, в первоначальном ее виде, как льготную грамоту.
Третий вопрос, при рассмотрении внешней истории Русской Правды, состоит в том: Правда, данная Новгородцам, была ли принята в других владениях Руси? На это Русская Правда отвечает утвердительно: в ней мы находим известие, что по смерти Ярослава: «паки совокупившееся сынове его: Изяслав, Святослав, Всеволод, и мужи их Коснячько Перенег, Никифор Киянин, Чудин, Микула и отложиша убисние за голову, но кунами ся выкупати; а ино все, якоже Ярослав судил, такоже и сынове его уставиша». Здесь мы видим с одной стороны некоторое изменение Ярославова закона, а с другой - указание, что Правда, данная Новгородцам, была принята и в других владениях Руси, ибо пред приведенным известием в одном списке состоит заглавие: «Правда уставлена Русской земли». Потом далее встречаем, в измененной сыновьями Ярослава Правде, следующую статью: «А конюх старый у стада 80 гривен, яко уставил Изяслав в своем конюсе, его же убили Дорогобудьци». Эта статья приводить в примерь приложение Правды на практике в Дорогобуже еще до формального изменения ее сыновьями Ярослава; следовательно уже и при Ярославе, или, по крайней мере, вскоре по смерти Ярослава, Русская Правда была действующим законом не в одном Новгороде, но и в Дорогобуже, а, конечно, и в других краях Руси. Здесь рождается еще вопрос в той ли форме действовала Правда в других русских владениях, в какой была дана Новгородцам, т. е. была ли она там льготною грамотою, освобождающею от судебных пошлин? Очевидно она не была льготною грамотою в других областях Руси; на это мы имеем свидетельство в устав Ярослава о вирных пошлинах, и помещенном в Академическом списке Русской Правды, после изменений, деланных в Правде сыновьями Ярослава. В этом уставе прямо сказано, что вирники должны оканчивать сбор виры на князя в продолжении недели: «а до недели виро сберут вирницы». Этот устав о вирах оставлен сыновьями Ярослава без изменения и назван прямо Ярославовым: «то ти урок Ярославль». Следовательно виры и другие судебные пошлины сбирались при Ярослав также, как при Владимире и его предшественниках, и Русская Правда, изданная Ярославом, отменяла судебные пошлины только в Новгороде, в других же владениях она вероятно определяла, сколько каких пошлин с какого судного дела должно идти в казну князя. Но списков Ярославовой Правды с назначением пошлин до нас не дошло и потому мы об этом ничего не можем сказать утвердительно. Наконец, должно еще решить вопрос: который, из дошедших до нас списков Русской Правды, принадлежит по своей редакции Ярославу, или иначе: которая из редакции Русской Правды, как мы уже видели, приписывается Ярославу? Но уже первая статья в каждой редакции ясно свидетельствует, что всех редакций нельзя приписать Ярославу, что они составлялись в разное время, ибо ни в одной редакции первая статья не походит на первую же статью другой редакции. Так в редакции, к которой принадлежит Академический список Русской Правды, в первой статье сказано: «Аще небудет кто мстяй, то 80 гривен за голову, аще. будет русин, любо гриден, любо купчина, любо ябетник, любо мечникь; аще изгой будеть, любо словенин, то 40 гривен положити за нь». В Троицком списке напротив стоить: «положити за голову 80 гривен, аче будет княж муж, или тиун княж, аще ли будет русин, или гридь, любо купец, любо тиун болярск, любо мечник, любо изгой, или словенин, то 40 гривен положити за нь». А в списке Исторического Общества: «За голову 80 гривен ачи будет ли муж княж или тиуна княжа; ачи будет горажанин, любо гридь, любо купецъ, любо тиун боярскь, любо мечник, любо изгой, любо словенин, то 40 гривен положити за нь». Наконец в списке князя Оболенского уже сказано: «положити за голову 80 гривен, любо рассудити по мужи смотря». Это простое сопоставление одной первой статьи разных редакций ясно говорит, что все они составлялись в разное время, ибо в каждой из них свое разделение лиц на классы и свое значение классов; так, например, в первой редакции купец, гридь и русин отнесены к высшему разряду в 80 гривен за голову; напротив, в Троицком списке - те же лица отнесены к низшему разряду по 40 гривен за голову. А в списке Исторического Общества вместо русина уже стоит горожанин и также отнесен к низшему разряду в 40 гривен. Наконец, в списке князя Оболенского вира уже не разделяется на два разряда и вместо деления на классы сказано: «любо рассудити по мужи смотря». Конечно, такое разнообразие и несходство нельзя приписать ошибке или своеволию переписчиков, ибо здесь заметен порядок и постепенность в распределении классов, явно указывающее на постепенное развитие, общественного устройства.
А посему, чтобы определить, которая из редакций старшая, или которая принадлежит Ярославу, нужно принять в соображение состояние общества на Руси в Ярославово время. Ярослав был праправнук Рюрика, первого князя на Руси, и жил во втором столетии от приглашения варяго-руссов; при его отце, Владимире, варяги составляли главную дружину киевского князя. Потомки варяго-руссов, приведенных Рюриком, в продолжении каких-либо 150 лет, т. е. в 3-х или 4-х поколениях, еще резко отличались от славян, между которыми жили на Волхове и в Приднепровье, и, как одноплеменники князей, конечно, считались последними выше, дороже славян; но в последующее время, особенно при удельном разновластии, русины уже потеряли свое прежнее значение, а потом и совершенно должны были затеряться, ибо и славяне на Руси все стали называться Русью. Такое постепенное изменение в общественном значении русина мы находим и в редакциях Правды: в 1-й редакции русин отнесен к первому разряду, во 2-й—ко второму, а в 3-й—русин, как класс, исчезает, и вместо него стоит горожанин. Следовательно, по общественному значению русина, первую редакцию, т. е. Академический список Правды, должно признать старшею, т. е. современною Ярославу, хоть самый список, в котором она дошла до нас, относится и к XV столетию. Старшинство этой редакций резко обозначается и другими статьями, коих всего семнадцать. Потом в том же списке прямо начинается Правда, уже измененная сыновьями Ярослава: «Правда уставлена Русской земли; егда ся совокупил Изяслав, Всеволод», и проч. В прочих редакциях Правда, измененная Ярославовыми сыновьями, начинается прямо после первой статьи: «убьет муж мужа, то мстити брату брата», следующие же за сим 16 статей Ярославовой Правды в прочих редакциях опускаются - явно, что сии редакции уже позднейшего времени. Притом, в статье: «аже холоп ударит свободна мужа», во всех других редакциях сказано: «то Ярослав был уставил убити ми но сынове его по отцы уставиша на куны, любо ли бити и развязавше, любо ли взяти гривна кун». И в Академическом списке мы действительно находим статью, по которой обиженный имел право убить холопа: «а за тем где его налезут ударенный той муж, да бьють его». Явно, что Академический список принадлежит к древнейшей редакций самого Ярослава. Наконец, в одной только этой редакций ни в одной статье не упоминается о судебных пошлинах в пользу князя; а Ярославова Правда, данная Новгородцам, по смыслу летописного свидетельства, именно должна была носить на себе характер льготной грамоты, освобождающей от судебных пошлин, следовательно и по сему признаку мы должны признать Академически список Правды древнейшею редакциею, принадлежащею самому Ярославу.
Многие из исследователей считают Академический список Русской Правды сокращенным и не полным; говорят, что летописец выписал в него не всю Ярославову Правду, а только сделал выборки из нее, и притом неудачно, опустивши существенные статьи сего законодательного памятника, именно - все относящиеся к гражданскому праву, которые встречаются в других редакциях Правды. Но простое сличение Академического списка Правды с другими ее редакциями уже ясно показывает, что это не сокращение, а особый самостоятельный памятник, имеющий свой характер, которого уже незаметно в других редакциях. Для примера возьмем хоть 2-ю статью; она в Ярославовой Правде, т. е. в Академическом списке, изложена так: «Или будет кровав или синь надражен, то не искати ему видока человеку тому; аще не будет на нем знамения никотораго же, то ли приидет видок', аще ли не может, то ту конец. Ожели себе не может мстити, то взяти ему за обиду 3 гривны, а летьцу мзда». Но та же статья в другой редакции носит уже иной характер и изложена так: «Аже приидет кровавь муж на двор или синь, то видока ему неискати, но платити ему продажу три гривны; аще ли не будет на нем знамения, то привести ему видок - слово противу слова; а кто будет почал тому платити 60 кун. А че же и кровавь приидет или будет сам почал, а вылезут послуси, то то ему за платеж, оже и били». Очевидно, что здесь первая редакция не есть сокращение второй, ибо в ней есть особое назначение - за лечение ран, а во второй этого назначения нет, хотя вторая редакция изложена подробнее первой. Такой же получим результат из сравнения и остальных статей первой редакции с таковыми же статьями следующих редакций. Следовательно, ясно, что первая редакция не есть сокращение или выборка из последующих редакций. Но здесь еще может родиться мнение, что первая редакция, ежели и не есть сокращение последующих, то по крайней мери дошла до нас не вполне, в отрывках, по прихоти летописца, который сохранил этот памятник. Но и с таким мнением нельзя согласиться. Мы не имеем никакого права обвинять летописца в сокращениях; он сохранил Ярославову Правду в полном ее состав, он ничего в ней не переменил, он даже сохранил неприкосновенным язык сего памятника, ибо язык, на котором написана дошедшая до нас Ярославова Правда, дышит неподдельною древностью и нисколько не походить на язык летописи, в которой она сохранилась. Недоумения же, которые могут родиться от недостатка в Ярославовой Правде статей, относящихся к гражданскому праву, разрешаются тем, что, как мы уже частию видели выше, в Ярославово и Владимирово время для судебных дел гражданского права и даже частию уголовного, был особый законодательный памятник, дошедший до нас под именем Закона Судного людем. Закон Судный и Русская Правда имеют друг с другом самую тесную связь - они друг друга дополняют и объясняют: чего недостает в Русской Правде, то дополняется Судным Законом, и чего нет в Судном Законе, то находим в Русской Правде. Памятники сии в таком отношении друг к другу находились не только при Ярославе, но и во все последующее время, в которое действовала и развилась Русская Правда. Она постепенно переносила, пересаживала к себе статьи Судного Закона я мере того, как статьи сии изменялись согласно с требованиями русской жизни, и принимали на себя русский характер. Это пересаживание и перенесение статей из Судного Закона в Русскую Правду началось уже при Ярославе, чему мы имеем явные доказательства в его Правде. Так, например, в Ярославовой Правде уже требуются в подтверждение жалоб свидетели, именно видоки, что прямо взято из Судного Закона, ибо по древним русским обычаям, засвидетельствованным договорами Олега и Игоря, свидетели не требовались на суд. Или - Русская Правда изменяет статью о наказании того, кто своевольно возьмет чужого коня, и заменяет телесное наказание вору денежною пенею. Наконец, все статьи гражданского права, которые мы встречаем в последующих редакциях Русской Правды, явно перенесены туда из Судного Закона, что мы частию уже видели при разборе сего памятника, и что еще подробнее увидим впоследствии при разборе разных редакций Русской Правды. Таким образом, недостаток статей гражданского права в редакции Правды, которую мы приписываем Ярославу, не только не уничтожает доверия к этому памятнику, в том именно виде, в каком он до нас дошел, но и еще более увеличивает его, ибо, по соображению всех обстоятельств дела, всякое дополнение Ярославовой Правды и помещение статей гражданского закона свидетельствовало бы об искажении и подновлении сего памятника и колебало бы доверие к нему. Все редакции Русской Правды явно свидетельствуют, что первая ее редакция, принадлежащая Ярославу, не могла быть в ином каком-либо виде, как только в том, в каком сохранилась в Академическом списки, ибо весь период русского законодательства, объемлющий постепенное развитие Русской Правды. представляет постоянную борьбу начал, выраженных в Судном Закон и в других византийских узаконениях, перенесенных к нам в Номоканоне, с началами права чисто русскими, национальными. Борьба сия выражалась постепенным сообщением византийским началам чисто русского характера и перенесением их в Русскую Правду, и, наконец, разрешилась тем, что Судный Закон и другие византийские узаконения, принятые у нас, и Русская Правда слились вместе в Судебник царя Ивана Васильевича и в его Стоглаве.
Содержание Ярославовой Правды. Законы Ярославовой Правды по содержанию делятся на три отдала: первый содержит в себе узаконения об устройстве, второй - о личных оскорблениях, третий – о делах но нарушению прав собственности.
Отдел первый. Первому вопросу у Ярослава посвящена одна первая статья. В ней сказано: «Аще убьет муж мужа, то мстити брату брата, любо отцю, любо сыну, любо брату – чаду, ли братнюю сынови, оже не будет кто его мьстяй, то положить за голову 80 гривен, аще ли будет княжь муж, или тиун княжь. А если будет Русин, горожанин, любо гридь, или купец, или тиун болярьскый, или мечник, любо изгой, ли Словенин, 40 гривен положити за нь». Из этой статьи ясно, что в делах по убийству и в Ярославово время основным законом была месть. Русское общество того времени не могло еще отказаться от этого исконного своего обычая. Но тем не мене настоящая статья свидетельствует, что русское общество подвинулось вперед в период времени от Олега и Игоря до Ярослава. По законам сих последних, месть за убитого была предоставлена всем родственникам его и единственное спасение от этой мсти было бегство. По закону же Ярослава месть ограничивалась степенями родства, так что только ближайшие родственники убитого - отец, сын, брат, племянник, дядя - могли мстить убийце. Если же не было ближайших родственников, то никто не имел права мстить, а только взыскивалась с убийцы в пользу родственников убитого определенная пеня. Дале, по Олегову договору все имущество убийцы без изъятия следовало ближайшим родственникам убитого, хотя бы и у самого убийцы оставались дети. Напротив того, по Ярославовой Правде, не все имение достается родственникам убитого, а лишь определенная пеня, смотря по общественному состоянию убитого. Это положение Ярослава указывает на ограничение мести. Здесь является предварительно оценка преступления на место прежней безотчетной мести. Дети преступника не лишаются всего состояния, у них берется лишь законная пеня. Это постановление указывает на влияние христианства и сильное развитие общественной жизни. По Ярославовой Правде вознаграждение за убийство есть дело частное. Дальние степени родства не имели права вознаграждения. Следовально, Русская Правда не уничтожает частного, личного характера наказания. По Русской Правде видно, что закон не разбирал, как убил убийца - злонамеренно, или нет. Во время Ярослава все убийцы были одинаково виновны и одинаково подвергались мести родственников, которые не заботились о причинах и побуждениях, которые были мотивом к убийству, а довольствовались одним простым фактом. Из Ярославовой Правды видно, что закон заботился не об уничтожении прежней мести, а только о том, чтобы ограничить ее, чтобы остановить бесконечную резню. Таким образом, законы Ярослава об убийстве суть ограничение, видоизменение мести.
Второй отдел Правды содержал в себе узаконения о личных оскорблениях. Он состоит из 8 статей, в которых разбираются разного рода побои и определяются наказания за них. Личным оскорблением тогда считались только побои, а оскорбления словами, как напр. брань, клевета, не считались оскорблением. По крайней мере мы не видим в Русской Правде и других позднейших узаконениях, чтобы что либо, за исключением побоев, запрещалось законом, как личное оскорбление. Уже только в судебнике мы встречаем запрещение «лаяния», т. е. брани, на которую закон смотрит, как на личное оскорбление. Здесь точно также, как и в законе об убийств, основной закон — право частной мести. Обиженному предоставлялось на выбор — или мстить обидчику, или взыскать с него плату за оскорбление. Плата эта по Ярославовой Правде определялась так: 1) если кто кого прибьет до крови, или наделает синяков руками, а не оружием, то платить три гривны выкупа за обиду и сверх того платить обиженному за лечение. Статья (ст. 2. Ак. сп.), в которой изложено это законоположение, представляет любопытный факт борьбы нашего законодательства с византийским. Статья эта есть явно переделка подобной статьи судного закона (в 25 главе), но в Правде эта статья принимает чисто русский характер и подводится под русское начало меси. 2) Если кто ударит кого палкой, или иным чем и даже мечем, но не обнаженным, то платит 12 гривен за обиду. Статьи (ст. 3 и 4. Ак. сп.), сюда относящиеся, представляют повторение Олегова и Игорева договоров о побоях; в них даже сохранены все формы прежних законов, именно,— по законам Олега и Игоря, за удар мечем, или другим орудием, назначалось 5 литр серебра; та же пеня назначается и Ярославовой Правдой, только греческие литры переменены здесь на русские гривны и посему положено 12 гривен. Дале, по Олегову закону, если кто не мог уплатить 5 литр серебра, то платил обиженному сколько мог, а в остальном клялся, что ему негде взять. Тот же порядок сохранен и в Ярославовой Правде. 3) Если кто кого ударит обнаженным мечем по ноге, или по руке, так что нога или рука отпадут, то платит за это 40 гривен. 4) Если кто кому отрубит палец, то платить за это три гривны обиженному. 5) Если кто у кого вырвет бороду или ус, то платит ему за обиду 12 гривен (ст. 5, 6 и 7. Ак. сп.). Замечательно, что борода или ус ценились дороже, чем палец. Это свидетельствует о сильном развитии на Руси личности, так как заметное обезображение ценилось дороже, чем незаметное увечье. 6) Если кто на кого вынет меч, но не ударит, то платит за это одну гривну. Статья (ст. 8. Ак. сп.), в которой изложено это узаконение, замечательна тем, что здесь наказывается и самое покушение на убийство, или насилие, что указываешь на строгое охранение в обществе тишины и мира и свидетельствует о сильно развитом общественном устройств. 7) Если кто толкнет кого от себя, или к себе, то платит за это три гривны обиженному. Во всех этих статьях закон, как и при Олеге, поддерживает права мести. Очевидно, эти статьи были изданы в отмену статей Судного Закона, несогласных с духом общества. Но влияние Судного Закона было так сильно, что Ярослав не мог уже вполне отрешиться от византийского права и обратиться к старым русским обычаям. По старым русским обычаям в делах по личным оскорблениям судебными доказательствами были знамение (знаки от побоев) и рота. Ярослав отменил роту и ввел новое судебное доказательство, чисто византийского происхождения,- свидетелей или видоков. В Правде сказано: «Оже приидет кровав муж, или синь, то видока ему не искати. Аще ли не будет на нем знамения, то привести ему видок»; а если обвиненный не мог найти свидетелей, то иск его прекращался. Ярослав оставил роту в одном только случае - если обиженный был Варяг, или Колбяг. Это, вероятно, потому, что ни в Скандинавии, ни в Померании не было введено христианство и тому Ярослав не хотел подчинить Варягов и Колбягов христианским законам.
Третий отдел Ярославовой Правды заключает в себе узаконения по делам нарушения собственности. Статьи, сюда относящиеся, числом 8, могут быть разделены на два разряда. Статьи первого разряда говорят о наказании преступников, а во втором излагается порядок судопроизводства по делам нарушения права собственности. Закон, в случае нарушения права собственности, не думает об общественном наказами преступника, а только взыскиваешь с него обиду, помогает частному лицу восстановить право, взыскивая с преступника в пользу обиженного. Ясно, что и здесь самое наказание преступника является еще в форме частной мести. Первые три статьи взяты из Судного Закона, только телесное наказание заменено здесь пенею в три гривны. Пеня эта налагалась: 1) за укрывательство чужого раба, 2) за своевольное и без ведома хозяина употребление чужого коня и 3) за произвольное присвоение себе оружия, коня, платья, или иной какой либо вещи (ст. 10, 11 и 12 Ак. сп.). Преступник в этом случае, кроме цены покраденной вещи, должен был платить еще пеню в три гривны собственнику. Эти статьи подтверждают высказанную выше мысль, а именно, что основанием законных преследований преступника было вознаграждение; следовательно, наказание являлось в форме частной мести, хотя произвол лица был устранен и его место заняло правительством определенное мщение. Ту же пеню, т. е. три гривны, должен был платить должник, отвергавший свой долг (ст. 14 Ак. сп.). Он считался вором и судился, как таковой. - Второй разряд узаконений настоящего отдела представляешь важное свидетельство о тогдашнем порядке суда и вообще об устройстве тогдашнего общества. В этих статьях говорится во 1), что укрывателю чужого раба давалось три дня сроку, чтобы объявить об укрывающемся рабе и вывести его на торг; если же он этого не делал, то считался вором и подвергался пене в три гривны (ст. 10 Ак. сп.). 2) Хозяин, увидавши у другого своего коня, оружие, платье, или другую вещь, не мог ее взять, но мог только требовать, чтобы тот, у кого он ее увидел, указал на того, от кого он получил, и вел бы его на свод к нему, если же тот не шел на свод, то ему давалось 5 дней срока найти поручителей, что вещь не украдена, а приобретена законно (ст. 13 Ак. сп.). Если в предшествующих узаконениях мы видим преобладание частного произвола над началом общественного благоустройства и порядка, то в этой статьи замечаем обратное явление. В ней закон ограждает неприкосновенность владения против предъявления недоказанных правь на вещь. В этой же статье мы встречаем поручителей и судебные сроки что указывает на развитие судебного устройства на Руси. 3) Если должник станет отпираться от долга, то кредитору представлялось право представить 12 свидетелей, которые могли бы подтвердить, что кредитор действительно давал взаймы то, что требует с должника (ст. 14, Ак. сп.). Статья, где излагается это узаконение, есть единственная статья во всей Ярославской Правде из гражданского права. Она вошла сюда потому, что ее нет в Судном Законе; следовательно, на Руси в Ярославово время долги взыскивались иным путем, чем в Византии. Византийские законы о кредите были неприложимы у нас, так как у нас не было маклеров, заемных писем и прочих мер, которыми ограждался там кредит. 4) Господин, отыскавший своего пропавшего раба у какого-либо хозяина, мог требовать у последнего, чтобы тот вел его на свод тому, у кого он купил раба; а этот должен был привести его к другому, у кого он купил, а другой к третьему, у которого господин брал его раба, или вместо раба деньги, и предоставлял ему дальнейшие розыскания вора (ст. 15, Ак. сп.). Порядок суд засвидетельствованный этими статьями, был чисто общинный по делам о нарушении прав собственности. Дела решались сводом, свидетелями, или поручителями, для отыскания которых предоставлялось 5 дней сроку. Суд производился миром, обществом, без участия князя и его посадника,— следовательно, на чисто общинном начали. Все сделки производились публично, при свидетелях, так что, в случай иска, каждый член общества ограждал свое право сводом, поручительством и свидетелями, а если не мог этого сделать, то признавался виновным.
Определив пени и порядок суда в делах о нарушены собственности, закон определяет те случаи, в которых нарушение права собственности не бывает преступно, не подлежит наказанию Этих исключительных случаев два. Во 1) когда раб ударил свободного человека, то обиженный мог безнаказанно убить его. Мало того, если ударивший раб укрывался в доме господина своего, то последний должен был выдать его обиженному, или заплатить 12, гривен; но и затем обиженный, встретя где-нибудь оскорбившего его раба, мог убить его и не платить пени (ст. 16, Ак. сп.). Здесь обида, полученная от раба, оценивается в 12 гривен, одинаково с обидою от свободного человека, очевидно потому, что здесь вину его принимает на себя господин, следовательно и обида перестает быть обидою от раба. Но отсюда нельзя заключать, чтобы обида от раба считалась наравне с обидою от свободного человека. Обиженный имел право убить раба даже и тогда, когда он получил от господина законное вознаграждение за обиду. Следовательно, без вмешательства господина раб платил за обиду жизнью, а не пенею, и следовательно обида от раба не считалась наравне с обидою от свободного человека. Второй случай состоял в том, что кто, взявши с дозволения хозяина оружие, или платье испортил бы его, то, по закону Ярослава, пени он не платить, а должен был отдать только цену вещи (ст. 17, Ак. сп.).
Эти узаконения показывают, что Русская Правда составлена по исконным русским обычаям, основанным на общинном начале, хотя и не без влияния Судного Закона. А с другой стороны, те же узаконения свидетельствуют, что памятник сей есть именно та судно-льготная грамота, которую Ярослав дал Новгородцам в благодарность за усердную помощь в войнах его с Святополком, ибо во всей грамоте нет и помину не только о судных пошлинах князю, но и о каком-либо участии князя в судных делах - во всей грамоте мы видим, что суд по всем делам принадлежал обществу, миру, а не князю. Конечно, это была привилегия только Новгородцев, а не общий порядок суда на Руси, ибо по летописям мы знаем, что князья были призваны судить и рядить и это право всегда за ними оставалось.
Устав Ярослава о вирных уроках. Устав этот во всех списках приписывается Ярославу, поэтому мы не имеем права сомневаться в его подлинности, тем боле, что самое содержание его, подходящее к характеру Русской Правды, не позволяет относить его к другому времени. Устав этот свидетельствует о вирном устройстве того времени; из него видно, что виры составляли главный доход князя, что засвидетельствовано и летописями. По свидетельству Ярославова устава виры собирались для князя самим обществом и князь в известные сроки посылал своих вирников для получения их. Когда при Ярославе старинная месть была ограничена и за убийство назначена была денежная пеня, то, в случае совершения преступления, обиженный жаловался обществу и общество уже взыскивало с виновного и вело счет преступлениям. Другой счет вел, вероятно, княжеский посадник. Приезжавший в известное время вирник получал накопленную виру по числу преступлений. Сборы вирных пошлин и расчеты вирника производились быстро, ибо они оканчивались не более, как в неделю В устав сказано: «До недели же вире сберут вирницы». Вирник получал содержание от той общины, в которую посылался для сбора вир. Содержание его так определялось в уставе: «Вирнику взяти 7 ведер солоду на неделю, да овен, или полоть, или две ногаты, а в середу куна, оже сыр, а в пятницу тако же, а куров ему по двое на день, а хлебов 7 на неделю, а пшена 7 уборковь, а гороху також, а соли 7 головажень; то ти вирнику с отроком; а кони 4, а овес коним сути на рот; вирнику 8 гривен, а десять кун перекладная, а метальнику 12 векошь, а ссадная гривна». Это определение корма вирника показывает, что вирник был довольно значительным лицом у князя- Подробности, с какими определяется содержание вирника, а также формальное назначение числа лошадей ему во время объездов для сбора вир и предписание того, в какой срок он должен собрать все виры, свидетельствуют о замечательной строгости и определенности в распределении прав и обязанностей княжеских слуг. Отсюда видно, что доходы дружинников от управления не были произвольными поборами, а с достаточною точностью определялись самим законом, а это, в свою очередь, свидетельствует о значительной степени развития тогдашней администрации. При вирнике был официальный служитель, называемый переда. Кроме кормления вирников, были строго определены доходы мостников. По Ярославову уставу о мостниках, мостник получал по одной нагате в неделю, и сверх того после каждой починки моста, или гордьбы - по 1 ногате. Нет сомнения, что доходы и других княжеских чиновников были определены с такою же точностью, на что мы имеем много свидетельств в последующих, так называемых наказах и вообще подобная определенность существовала, вероятно, и по всем частям тогдашней администрации.
Правда сыновей Ярослава. Постепенное развитие русского общества имело неизбежными своим следствием сознание несоответствия Правды Ярослава с новыми потребностями общества. Это сознание несоответствия вызвало через 17 лет после смерти Ярослава пополнение Правды его сыновьями. С этою целью они собрались в Киеве в 1072 году с избранными мужами: Коснячком, Перенегом, Никифором, Чудином и Микулою и составили новую Правду для всей Руси. Новая Правда ограничивалась тоже одними уголовными постановлениями. Правду сыновей Ярослава можно разделить на три отдела. Первый, состоящей из 11 статей, заключает в себе узаконения о преступлениях против лица; второй, состоящий из 13 статей, заключает в себе узаконения по делам о нарушении прав собственности; третий — из 2 статей — говорить о суде и судебных пошлинах.
В первом отделе основным началом служит полное отменение мести и замена ее денежными выкупами. В первой статье Правды прямо сказано: «Сынове Ярослава отложиша убиение за голову, но кунами ся выкупати». В первых трех статьях в этом отделе Правды определено кому когда платить виру, или не платить. Первая статья говорит - когда убийца платит виру сам, без участия общины. По закону сыновей Ярослава это назначается в том случае, когда убийство учинено в обиду, т.е. с намерением ограбить и вообще с дурным умыслом. В Правде это выражалось так: «Оже кто убиет огнищанина в обиду, то виру платити 80 гривен, а людем не надобе». Здесь мы видим замечательное движение вперед русского законодательства под влиянием Судного Закона. Надо заметить вообще, что византийское законодательство вносило новые начала в русскую жизнь. В Ярославовой Правде закон обращал внимание на один внешний факт, намерение же преступника совершенно не бралось в расчет; напротив, в Правде сыновей Ярослава рассматривается и самый мотив преступления, берется во внимание не только факт, но и воля преступника, который, в случае, если совершил преступление с умыслом, отвечал за преступление один, без пособия общины. Русский закон принял во внимание начало римского права: in maleficiis voluntas spectator non exitus. Вторая статья определяет, когда виру платило общество. Это имело место в трех случаях: 1) когда убийство было совершено в разбое. 2) когда убийцы не было на лицо и в 3) когда его не отыскалось: «а оже убьют огнищанина в разбой, или убийца не ищут, то вирное платити в ней же верви голова лежит». Под именем разбоя тогда понималось не то, что теперь, т. е. нападете на человека с целью ограбить, - это называлось тогда грабежом; под именем же разбоя разумелась драка, возникшая вследствие ссоры, нечто в роде западной дуэли. Чтобы отомстить за невыносимое оскорбление, в то время существовал такой обычай: оскорбленный, набрав ватагу своих приятелей, приезжал в дом обидевшего, бил и колотил что попадалось под руку, и если в этом случай совершалось убийство, то оно называлось совершенным в разбое. Очевидно, убийство было не из желания ограбить, часто невзначай. Другие два случая, когда виру платила община, были: когда убийцы нет на лицо, или когда он неизвестен, когда общество не знает, или не хочет выдать убийцы, считая его хорошим человеком. Эти узаконения свидетельствуют, что русская земля в то время была разделена на общины, называвшиеся вервями, члены которых были связаны круговой порукой, так что в случай совершения преступления одним из ее членов, виру платила вся община. Община могла даже отказать в выдаче убийцы. Вервь платила виру лишь за тех, которые были связаны круговою порукою. Вирное устройство было исконным на Руси и не составляло поэтому учреждения Русской Правды; указания на него мы имеем еще в договорах Олега и Игоря. Так, в договоре Олега сказано, что нанесший кому-либо личное оскорбление, если не в состоянии был заплатить виру, должен был поклясться в том, что ему некому помочь. Третья статья говорить о разряде убийств, за которые никто не платить, или когда убийство не считалось преступлением. К этому разряду носится убийство вора во время кражи. За это убийство ни сам виновник, ни общество не отвечало. В закон сказано: «Оже убьют у которыя татьбы, то убить и в пса место». Впрочем, и здесь закон, желая ограничить произвол хозяина, считает убийство не преступным лишь в том случае, когда вор защищался; а если вор позволил себя связать, то убить его нельзя. Закон говорит, что если хозяин успел связать вора, то, продержав его до утра, должен был вести его на княжий двор, а если посторонние засвидетельствуют, что хозяин убил связанного вора, то также убийство считается в обиду, и убийца платил виру сам, без пособия общины. Разрешивши эти общие вопросы, когда кому платить виру, обратимся к тем статьям Правды сыновей Ярослава, в которых определяется самое количество выкупа или головщины, идущих не князю, а потерпевшему. Этих статей четыре; в них говорится, что за убийство огнищанина, княжих - тиуна и старшего стадного конюха - по 80 гривен, за убийство княжих отроков, конюхов и поваров - 40 гривен, за убийство сельского княжего старосты, рабы кормилицы и раба кормильца - 12 гривен, а за убийство княжего рядовича - смерда и холопа - по 5 гривен. Здесь ясно закон говорить только о княжих людях, а не о земских и выставленный в этих статьях платеж относится не к вирами а к головщинам, т. е. к выкупам за голову, потому что здесь показан платеж и за холопа и за рабу, а по общему смыслу всего древнего законодательства вира платилась только за свободных людей, а не за рабов. Раб тогда считался вещью, а не лицом, и потому за его голову не полагалось виры, а только платилось хозяину вознаграждение и особая пошлина князю, называвшаяся продажею.
Относительно личных оскорблений Правда сыновей Ярослава представляет три статьи. В первой говорится, что окровавленный, или с синяками человек не обязан представлять свидетелей; во второй, что за побои смерда без княжеского позволения платится за обиду три гривны; в третьей говорится, что за побои огнищанина, тиуна, или княжеского мечника платится за обиду 12 гривен. Здесь закон опять говорить об одних княжих людях, а не о земцах, следовательно, по отношению к земцам узаконения Правды Ярослвовой остались в прежней силе. В такой же силе остались постановления Ярославовой Правды относительно различия побоев разног рода. Сыновья Ярослава не упоминают о них в своей Правде именно потому, что подробности эти остались неизменны. Сынова Ярослава говорят в своей Правде лишь о том, в чем были сделаны изменения. В Правде сказано: «А ино все, яко же Ярослав судил, такоже и сынове ело уставиша».
Второй отдел заключаешь в себе статьи о нарушена прав собственности. Статьи этого отдела разделяются на три разряда. В первом разряде определяется плата пени за покраденные вещи, которую должен был выплатить вор, если у него не окажется налице покраденных вещей. Здесь княжеский конь оценивался в 3 гривны, а конь смерда в 2 гривны, кобыла — в 60 резаней, вол в 1 гривну, корова в 40 резаней, баран в 1 ногату. Во второго разряде статей излагаются различные пени, которые должны были платить уличенные в нарушении права собственности. Пени эти были следующие: 1) за увод чужого раба 12 гривен, 2) за кражу коня или вола из кляти и гривну и 30 резаней. А если в одном воровстве участвовали несколько лиц, то с каждого по 3 гривны в 30 резаней. В статье об этом сказано: «Оже их было 18, то по 3 гривны и 30 резаней платить мужеви». 3) За порчу чужой межи — 12 гривен, за порчу княжей борти — 3 гривны, а за порчу борти смерда — 3 гривны. В статьях 3-го разряда говорится о мелкой краже, а также обозначаются цены за покраденные вещи и пене или продажи за них в пользу князя. Здесь замечательно то, что продажа за мелкую кражу назначается вдвое более против цены покраденной вещи; так, гусь оценивался в 30 резаней; а продажа за покражу его назначалось в 60 резаней; кроме того, если в краже участвовали 10, или боле человек, то каждый из них должен был платить продажи по 60 резаней.
В отделе узаконений против нарушителей нрава собственности, особенно обращают на себя внимание следующие постановления: 1) в первой статье за убийство раба назначается пеня в 5 гривен а за увод раба платилось 12 гривен, следовательно боле, чем вдвое. Это показывает, что русское общество того времени смотрело на раба, как на вещь. Убийство раба не могло принести никому пользы, следовательно не могло быть часто, напротив, увод раба приносил большую или меньшую пользу тому, кто уводил, следовательно это преступление совершалось чаще, а следовательно должно быть наказываемо строже. Во 2) в Правде сыновей Ярослава делается различие между одиночными воровством и воровством, совершенным целою шайкою, причем за последнее пеня была более. В 3) в Правде сыновей Ярослава особенно замечательна статья о порче межей. В Ярославовой Правде о ней не и помину. Но, конечно, необходимо должно допустить, что меры против порчи межей :существовали, как в Ярослававо время, так и прежде него, потому что и в это время русский народ был земледельческим народом, а следовательно дорожил своими полями, тем более. что тогда было еще очень немного обработанных полей. Межевыми знаками служили ямы, зарубки на деревьях и разные естественные признаки. Отсутствие в Ярославовой Правде узаконений относительно порчи межей можно объяснить тем, что Ярослав, конечно, представлял разбирательство дел этого рода или старому обычаю, или, что всего вероятнее, Судному Закону, в котором есть статья о порче межей. Но через 50 лет после смерти Ярослава русское общество уже настолько развилось, что не могло оставаться ни при обычном праве, ни при Судном Законе, полагавших телесное наказание, несогласное с русским духом, и потребовало законов новых. Поэтому-то сыновья Ярослава и помещают в своей Правде статью относительно порчи межей. По Правде сыновей Ярослава, порча межей считалась очень важным преступлением - за нее назначалась пеня в 12 гривен, равная пени за увоз раба.
Третий отдел Правды сыновей Ярослава заключает статьи о суде и судебных пошлинах по уголовным делам. Отдел этот состоит из двух статей. Первая из них говорить, что «пойманного вора должно вести на княжий двор», т. е. к князю, или наместнику его, или к тиуну. Статья эта прямо отрицает самоуправство: по ней, убивши вора, связанного и не могшего никому вредить, считался убийцею и приговаривался за это к плате виры. Во 2-й статье этого отдела определяются следующие судебные пени: а) емцу, т. е. тому кто ловил вора, 10 резаней; б) княжему мечнику - 1 куна от гривны; в) в десятину на церковь 15 кун; г) князю три гривны. Если же дело будет оценено в 12 гривен, то емцу 70 кун, в церковь 2 гривны, а князю 10 гривен. Это распределение судебных пошлин очевидно относится к преступлениям по нарушению прав собственности; относительно преступлений против личности оставлен был во всей силе старый Ярославов устав «о вирных уроках и продажах». Подробное рассмотрение Правды сыновей Ярослава показывает, что она составляет продолжение, пополнение и развитие Ярославовой Правды, но не составляет ее повторения. Она ясно выражает понятие русского общества ее времени о праве, понятие, которое оно имело в течение нескольких десятков лет по смерти Ярослава и которое в это время довольно развилось. Так, Ярослав в своей Правде еще не мог отменить совершенно месть родственников за убитого, он только ограничил ее, определив, кто из родственников убитого мог мстить за него. Сыновья же Ярослава прямо отрицают законность права мести. Они заменяют месть пенями, которые в их Правде разделяются на три вида, именно: когда общество должно платить за убийцу, когда — сам убийца, и, наконец, когда пеня отменялась и убийство не вменялось в преступление. Точно также и в делах по нарушению прав собственности сыновья Ярослава на столько опередили своего отца, что уже разграничили воровство единичное от воровства шайками. Это разграничение указывает на возникновение в русском обществе новых вопросов и на развившуюся в нем потребность яснее определять общественные отношения. Но как видно из предыдущего, и Правда сыновей Ярослава еще не выходить из пределов законов уголовных: в ней нет узаконены по гражданскому праву, а одни только узаконения уголовные.
Русская правда XII столетия. Развитие общественной жизни на Руси породило новые вопросы., требовавшие законодательного решения. потому Русская Правда не могла оставаться на той же ступени развития, на какой она была при сыновьях Ярослава. Вместе с развитием общества развиваются и его законы. Конечно, общество этом своем движении опережает закон, который, таким образом остается позади, но все-таки и он движется. Хотя в русское общество не входило новых элементов до самого татарского нашествия, но тем не мене прежние элементы его: варяжский, славянский и византийский постепенно изменялись и принимали один характер - чисто русский. Это постепенное слияние элементов должно было изменять развитие общества, а это изменение должно было отразиться на законодательстве. Следы этого развиты общества мы замечаем в дальнейших изменениях и редакциях Русской Правды. Действительно, в последующих редакциях Русской Правды мы встречаем ясные доказательства постепенного развития и изменения Правды Ярослава и Правды сыновей его. При внимательном рассмотрении последующих редакции Русской Правды нельзя не заметить, что они не суть повторение, или искажение Правды Ярослава и Правды сыновей его, но составляют отдельные законодательные памятники разных времен, приспособленные к разным степеням развитая русского общества. При рассматривании редакций Русской Правды последующих времен нельзя не заметить, что почти во всех них упоминается о Русской Правде Ярославовой редакции и о ее изменении при сыновьях Ярослава. Это обстоятельство служить прямым указанием на то, что все редакции Русской Правды после сыновей Ярослава составляют отдельные законодательные памятники, которые не должно смешивать с двумя, рассмотренными нами.
Содержание Правды XII века во всех списках начинается следующими словами: «Суд Ярославль Володимиричь, Правда Русская». Несмотря на такое заглавие, она, очевидно, не есть Ярославова Правда отдельный законодательный памятник, в котором из Ярославовой Правды и Правды сыновей его заимствована только одна первая статья, все же прочее в ней составляет новость, основанную на новых началах, выработанных русским обществом. Поэтому, заглавие: «Суд Ярославль Володимирич» - собственно можно отнести только к одной первой статье, которая действительно взята из Ярославовой Правды. Правду XII столетия можно разделить на 4 отдала: в первом из них говорится о преступлениях против жизни, во втором - о личных оскорблениях, в третьем - о нарушены прав собственности, в четвертом излагаются узаконения о займах. Из этого разделения статей мы ясно видим, что памятник сей, подобно предшествующим, еще преимущественно относится к уголовному законодательству,- из гражданского права в нем помещен только один отдел – займах
Первый отдел. Правда XII века начинается первой статьей Ярославовой Правды и Правды сыновей его, отменивших месть за убийство и заменивших ее кунами. Указавши, таким образом, на основное начало законодательств предшествующего времени, Правда XVII века приступает к развитию юридических понятий своего времени, именно, излагает узаконения о вирах. Она во 1-х определяет, что такое дикая вира и головщина и кто платил их. По этому определению, дикою вирою называлась а) пеня за убийство, совершенное во время разбоя, или когда нет на-лицо убийцы, или же когда община не хочет выдать его; b) пеня за убийство, учиненное ссоре; с) вира за убийство, учиненное на пиру явно, а не скрытно. Отличительный характер дикой виры был тот, что ее платил не сам убийца, а целая община вервь, к которой принадлежал убийца, и притом община платила эту виру не вдруг, а погодно, в течении нескольких лет. Основанием для платежа дикой виры общиною служило то, что совершивший убийство был сам членом этой общины или верви, и состоял вкладчиком по постоянному и каждогодному платежу дикой виры, хотя бы он и не совершил убийства. В законе прямо сказано; «Будет ли головник их в верви, то за не к ним прикладывают того же деля им помогати головнику (убийце)». Итак, дикую виру, т. е. пеню князю за убийство, головник платил не один, а при помощи целой общины. Но самую головщину, т. е. плату родственникам за голову убитого, он платил один, тут община не помогала ему. В той же статье говорится: «А головничество, и то самому головнику; а в сороце гривен (т. е. дикую виру) заплатити ему из дружины (т. е. вместе с членами верви) свою часть». Из учреждения дикой виры видно, что здесь действовало юридическое понятие о вменении. Общество, вервь, не вменяло в преступление убийство в 3-х показанных нами случаях, считало это убийство неумышленным, или, по крайней мере, извиняло убийцу, находило его хорошим членом и потому помогало ему, как своему вкладчику, в плате виры и не выдавало его. Во 2-х, настоящей памятник определяет: когда не допускается дикая вира, т. е. когда платил виру сам убийца. Во-первых, виру платил тот убийца, который убил другого без ссоры, без причины со стороны убитого, а единственно с злым умыслом, чтобы его ограбить. Такой убийца в законе прямо назван разбойником; за него вервь не платила, а напротив самого его с семейством а со всем именем отдавала «на поток и на разграбление». В законе сказано: «за разбойника люди не платят, но выдадят самого всего и с женою и с детьми на поток и на разграбление».Община явно не терпит злоумышленного убийцу; она не только защищает его, а, напротив, исключает его из своих членов как нетерпимого злодея, и убийство с злым умыслом считается достойным строгой кары. Во-вторых, пособием общины в уплате виры не пользовались те из убийц, хотя бы и неумышленных, которые не принадлежали ни к какой верви, не вкладывали своей доли в дикую виру: «аже кто не вложится в дикую виру», говорится в законе, «тому люди, не помогают, но сам платит». Здесь головник, хотя и сам платит, без пособия общины, но он, как неумышленный убийца, следовательно, терпимый член, не изгоняется из общины, не отдается на поток и на разграбление; он по-прежнему остается членом общины, только сам, своими средствами уплачивает виру и годовщину, так как он не вкладывался в дикую виру. В-третьих, настоящий памятник говорить о так называемой поклепной вире. Поклепною вирою называлась вира, платимая тем, на кого падало подозрение в убийстве, или кого уличили в убийств свидетели, но кто не был схвачен во время самого совершения убийства. Закон в таком случай требует суда и судебными доказательствами признает свидетелей, а ежели их не будет, то испытание железом. Для полного доказательства совершенного преступления по закону требуется 7 свидетелей, ежели истец будет Русский, а ежели Варяг, или другой иноземец, то достаточно 2 свидетелей, т. е. обвиняемый признается преступником, ежели семь, или двое свидетелей подтвердят обвинение. Но Русская Правда допускает поклеп в убийстве и иск только в таком случае, когда найден будет еще не разложившийся труп, когда же будут найдены только кости, или до того истлевший труп, что убитого нельзя и узнать, в таком случае ни иск, ни суд по закону не допускаются. В законе сказано: «А на костех и мертвеце не платити виры, оже имени не ведают, ни знают его». Это ясно показывает, что в XII веке уголовное дело только то тогда разбиралось, когда были истцы по этому делу, т. е. процесс бы чисто обвинительный.
Относительно узаконений о вирных пошлинах Правда XII столетия следует уставу Ярослава о вирных уроках, только несколько изменяет его, именно: 1) вирные уроки она разделяет на два разряда: а) на виры в 80 гривен и b) на виры в 40 гривен. Вместо вирного урока в 60 гривен в пользу вирника, как это узаконяет Ярославова Правда, Правда XII века узаконяет брать в пользу вирника от 80 гривен 16 гривен, а от 40 гривен 8. Кормы же вирнику Правда XII века определяет так же, как и Ярославова Правда. Далее в настоящем отдали помещена оценка, почем платить за каждую голову годовщины. Эта оценка одинакова с оценкою по Правде сыновей Ярослава, только здесь прибавлено: во 1-х, разделение княжеских служителей на два разряда, причем к первому, в 80 гривен за голову, отнесены тиуны - огнищный и конюший; а ко второму, в 40 гривен, княжие отроки, конюхи и повара,- следовательно, младшая дружина; во 2-х, в двенадцати-гривенную годовщину включены ремесленники и ремесленницы, а в пяти-гривенную к княжеским рядовичам причислены и боярские рядовичи. Первый отдел настоящего памятника оканчивается статьею о пошлинах, платимых в том случай, когда кто оправляется от обвинения в убийств; здесь пошлины в пользу княжого отрока брались одинаково с оправданного и с обвинителя. В законе сказано: «А кто свержеть виру, то гривна кун сметная отроку; а кто и клепал, а тому дати другую гривну».
Во втором отделе о личных оскорблениях настоящий памятник перечисляет те же преступления, какие перечислены и в Правде Ярослава. Самое наказание остается большею частью прежним, но настоящий памятник развивает некоторые новые юридические понятия, на которые прежнее законодатели не обращали внимания. Так, например, в статье: «оже кто кого ударить батогом....» в Ярославовой Правде просто назначена пеня в 12 гривен, согласно с Олеговым договором; в настоящем же памятнике к пени в 12 гривен прибавлено еще: «Не терпя ли противу тому тнеть мечем, то вины ему в том нет». Или в статье: «Аже приидет кровав муж на двор (княжь)» по Ярославову закону предоставлялось на волю обиженного или мстить, или взять три гривны за обиду и плату за леченье, а обида доказывалась на суде знаками на теле: ранами, синяками и проч., а за недостатком их - свидетелями. Точно тот же порядок удержан и в настоящем памятники, но здесь прибавлено, что свидетели должны говорить «слово противу слова» с обвинителем и сверх того сказано, что кто начал драку, тот обязан платить, сверх 3 гривен обиженному, 60 кун и еще 3 гривны продажи в казну княжескую. Это узаконение вошло в Правду XII века прямо из Судного Закона, в который оно вошло из Юстинианова кодекса. Если же окажется по указанно свидетелей, что избитый, пришедший жаловаться, сам начал драку, то лишался права на получение вознаграждения за обиду. В закон сказано: «Аще и кровав приидет а будет сам почал, а вылезут послуси, то то ему за платеж, оже и били». Следовательно, в Правде XII столетия принималось уже в расчет, кто начал драку; прежде же достаточно было показать знаки побоев, или привести свидетелей, чтобы получить вознаграждение за обиду; теперь же, кто начал драку, хотя бы он и действительно был оскорблен, или потерпел побои, тот терял всякое право на вознаграждение от обидчика и не имел права жаловаться. Следовательно, закон здесь обращал внимание и судил не по одному факту, а по причинам, вызвавшим факт, чего в прежнем русском законодательстве не было заметно. Таким образом, отдел о личных оскорблениях замечателен для нас в том отношении, что в нем разбирается не один факт, а также и мотив факта, или воля совершившего преступление.
Третий отдел о преступлениях против прав собственности представляет очень много нового о порядки суда и следствиях по этим делам, что тогда известно было под именем свода. Статьи о своде начинаются измененною статьею Ярославовой Правды о том же предмет. По Ярославовой Правде, увидавший свою пропавшую вещь в руках другого не мог тотчас брать ее, а должен был требовать свода; а ежели владевший покраденною вещью не шел свод, то в течете 5 дней должен представить поручителей в том, что он купил, а не украл опознанную вещь. В настоящем же памятник во 1-х поручительство и пятидневный срок отменены. Это отменены очевидно произошло оттого, что сроки и поручительство заимствованы были из византийского Номоканона и как несогласные с духом русского общества, не могли долго держаться в русском законодательстве; во 2-х последствия свода выражены довольно определенно, тогда как у Ярослава они вовсе опущены. В настоящем памятник прямо сказано, что найденный посредством свода настоящий тать должен платить хозяину покраденной вещи и все то, что пропало вместе с нею. Например, хозяина пропала лошадь с телегою и с разными товарами в телеге; если хозяин увидал у кого-либо свою пропавшую лошадь и посредством свода открыл настоящего татя, то тать должен заплатить ему и за телегу с товарами, хотя они у него не были найдены. Далее, настоящий памятник полагает границы сводам, именно: в одном городе свод должен производиться до конца, т. е. пока не отыщется настоящий тать; но если свод придется вести по разным городам и деревням, то по новому закону истец идет только до третьего свода, и третий за лицо, т. е. за найденную у него краденую вещь, должен заплатить истцу деньги, а с самою покраденною вещью, или лицом, идти до конца свода, т. е. пока найден будет настоящий тать, который должен был платить все: и пеню, или продажу, князю, и другие вещи, пропавшие вместе с найденною, а также и все расходы по сводам. Притом при сводах соблюдался такой порядок: если тот, у кого найдена покраденная вещь, скажет: «я купил ее на торгу», то должен представить двух свободных мужей, или мытника, при которых совершена покупка, и ежели притом скажет, что не знает у кого купил, то вместе с своими свидетелями должен будет присягнуть в том, что найденная у него вещь действительно куплена им на торгу у неизвестного лица при свидетелях, которые также должны дать клятву. После этого вещь отдавалась истцу, а покупщику предоставлялось искать того неизвестного, у которого он купил ее, и если, хотя и чрез долгое время, этот неизвестный находился, то должен был возвратить взятые у покупщика деньги и заплатить хозяину вещи все то, что пропало вместе с нею и выплатить пеню или продажу в казну князя. Дале, в настоящем отделе говорится, что при отыскании украденного раба порядок свода был назначен тот же, какой и для отыскания пропавших вещей: настоящий хозяин раба шел только до третьего свода, у третьего брал раба, а своего оставлял ему, как поличное, чтобы идти ему до конечного свода и, когда на конечном своде отыскивался настоящий тать, то раб, оставленный в поличное, возвращался хозяину его, а тать платил все убытки по своду и продажу князю в 12 гривен. В заключении о сводах настоящий памятник повторяет закон Ярославовых сыновей, что вор, пойманный при воровстве, в случае сопротивления, мог быть безнаказанно убит хозяином, поймавшим его; но если хозяин возьмет вора живым и свяжет, а потом, вместо того, чтобы вести на княжий двор, убьет его связанного, то за это подвергается пени в 12 гривен. Настоящий отдел Правды XII века закапчивается пятью статьями о количестве продажи, или пени, за разные кражи и о законной цене разным вещам, которую вор должен платить хозяину вещи в случай, если не будет вещи на лицо. Статьи эти почти все взяты из Правды сыновей Ярослава и только некоторые из них изменены и пополнены. Наконец, в заключении этого отдела сказано, что продажа или пеня за татьбу налагалась только тогда, когда тати были люди свободные; ежели же тати были рабы, то на них, как на несвободных, не налагались пени, а только господа их платили вдвое против покраденного. В законе сказано: «Оже будет холопи тати, либо княжи, либо болярскыи, либо чернцевы их же князь продажею не казнить, занеже суть не свободни, то двоичи платити к исцу за обиду». Это совершенно новый закон, неизвестный ни Ярославовой Правде, ни Правде сыновей Ярослава. Но в основных своих чертах закон этот вполне согласен с Ярославовой Правдой, которая не признает личности в холопе, а считает его безгласною собственностью господина наравне с домашними животными; как в случай нанесения какого-либо вреда домашними животными, за убыток, понесенный при этом, платил хозяин, которому принадлежали животные, так и холопу не вменялись преступления и за него, как за домашнее животное, должен был отвечать господин. Таким образом, Правда XII века в узаконениях о преступлениях против прав собственности имеет те же основания, как и Ярославова Правда и Правда сыновей Ярослава, только в Правде XII в. отдел этот несколько пополнен и особенно отличается развитием поняты о порядке свода, или отыскания татя.
Четвертый отдел Правды XII века составляют законы о займах и процентах. Отдел этот, как и предшествовавший, начинается статьею Ярославовой Правды о взысками долгов: «Аще кто взыщет кун на друзе, а он ся учнет запирати, то оже на нь послуси выведеть, то ти пойдут на роту, а он возьмет куны свои; занеже не дал есть ему за много лет, то платити, ему за обиду 3 гривны». Здесь против Ярославовой Правды прибавлено только то, что послухи, представленные истцом, должны идти на роту, т. е. дать клятву; у Ярослава же клятвы с послухов не требовалось. Но Правда XII века, принявши за основание Ярославову Правду, относительно взыскания долгов пошла еще далее, постоянно имя в виду дать более удобства и определенности, как заключению займа, так и взысканию долга. Русская Правда XII века освободила купцов от представления свидетелей: суд, по новому закону, принимал .купеческие иски по долгам и без свидетелей, только ответчик, или должник должен был очистить себя клятвою, ежели отпирался от долга. В законе сказано: «Аще кто купец купцу даст в куплю куны или в гостьбу, то купцу пред послужи кун не имати: послуси ему не надобе, но ити ему самому роте, оже ся учнеть запирати». Во-2) настоящее узаконение освобождает от представления свидетелей, когда кто свои вещи, или деньги, отдает на сохранение; по новому закону, в случай спора, приниматель очищал себя присягою, и тем оканчивал дело. «А оже кто поклажеи кладет у кого либо то ту послуха нет, у кою товар тот лежит; но оже начнет большим клепати, тому идти роте у кого лежало, како толко еси у мене положил, за неже ему благо деял и хранил». Этот закон очевидно был издан в отмену 27 главы Судного Закона, которая требовала в этом случай свидетелей и других доказательств. Явно, что эта глава Судного Закона, как узаконение не туземное, которое требовало многих и сложных доказательств, оказалась несогласною с духом русского общества и в XII веки была заменена настоящим не сложным узаконением - требованием роты. В настоящем отделе Правды XII века помещены две совершенно новые статьи о процентах. В прежних узаконениях - ни у Ярослава, ни у сыновей его нет и помину о процентах, а Судный Закон даже прямо запрещал брать проценты: Аще даси брату нищу взаим, говорится в Судном Закон, не буди на нь нападая, ни за долги роста. Это правило любви христианской, предложенное церковью, очевидно оказалось неисполнимым в русском обществе,- проценты, не смотря на запрещение, все-таки брались и, конечна, при запрещении брались в гораздо большей мере, нежели когда они были дозволены. Посему русское законодательство должно было отступиться от запрещения процентов и обратиться к другим началам, именно: принять меры, чтобы условия процентов были более гласны и не производили споров, а также продолжительных и разорительных тяжб. С этою целью 46 статья настоящей редакции Русской Правды на первый раз узаконяет только то, чтобы проценты назначались при свидетелях, и чтобы кредитор сверх условленных процентов не требовал новых. В законе сказано: «Аще кто куны дает в резы, или медь в наставы, или жито присып, то послухи ему ставити како ся с ним будет рядиль тако же ему имати». Далее закон не ограничивается одною гласностью условий, ибо проценты и при гласности могли быть обременительны, и к гласности присоединяет еще и меры процентов; он установляет, чтобы заимодавец, если месячный долг затянется на год, не имел права брать месячные проценты с своего должника, а переводил их на годовые и третные. Притом, в настоящем законе подтверждено, что при назначены процентов непременно должны быть свидетели; в противном случае заимодавец не только лишался процентов, но не имел права взыскивать и самый капитал. Из этого общего правила было допущено только одно исключение: небольшие суммы, до 3 гривен кун, заимодавец мог давать без свидетелей и мог подтвердить свой иск, в случае неплатежа долга только клятвою. В законе сказано: «А месячный рез оже за мало дний, то ему плати; а зайдут куны до того же году, то дадят ему куны в треть, а месячный рез погренути, послухов ли не будет, а будет кун три гривны, то ити ему про свои куны роте». А ежели кредитор давал взаймы без свидетелей боле трех гривен, то судья говорил ему так словами закона: «Привиновался еси, аже еси послуха не ставил». Таким образом, Русская Правда XII века представляет с одной стороны постепенное развитие Правды Ярославовой и Правду сыновей Ярослава, а с другой дает несколько статей, неизвестных ни Правде Ярослава, ни Правде сыновей его, и показывающих, что в русском законодательстве в XII веке мало-помалу стали вводиться юридические обычаи общества, которым таким образом, сообщилась обязательная сила закона. Так и всегда бывает в естественном развитии законодательства; сперва является обычай, по мере развития общества обычай слабеет и на место его являются положительные законы. Но основа народного юридического обычая не теряется в положительных законах, а проводится в них во всей своей силе.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://allpravo.ru/