Гвоздецкий В. Л.
Становление и развитие отечественной истории техники является неотъемлемой частью научных интересов историографов разных поколений. Ими опубликовано большое количество исследований. Однако эти работы, как правило, представляют собой лишь пересказ фактов, летописную хронику событий. Осмысление же богатейшей фактуры, разработка теоретических проблем дисциплинарного развития оставались вне исследовательских усилий. Одна из таких лакун — периодизация развития отечественной истории техники. Этому вопросу и посвящена данная работа. Начало. Время первых поисков и обретений
Основные события, связанные с дисциплинарным становлением отечественной истории техники и формированием историко-технического сообщества, относятся к XX в. Для более ранних периодов времени характерны эпизодичность и немногочисленность историко-технических сюжетов. Как правило, они представляли собой небольшие вкрапления в описания машин и механизмов. Историко-технических работ в их современном понимании были единицы, и посвящены они, главным образом, горно-рудному производству и его основной энергетической базе — паросиловым установкам [1–4]. В последние десятилетия XIX и начале XX вв. заметно возрастает интерес к историко-техническим работам. Тематика их становится разнообразнее, количество увеличивается. Эта тенденция особенно характерна для журнальных публикаций, что было связано с ростом числа научно-технических изданий. "Записки Императорского Русского технического общества", "Техник", "Техническое образование", "Труды Политехнического общества", "Электричество", "Железнодорожное дело", "Ежегодник автомобилиста", "Автомобиль и воздухоплавание", "Вестник общества технологов", "Вестник инженеров" и др. — таков спектр технических изданий, многие из которых группировались вокруг Политехнического общества при Императорском Московском техническом училище, Императорского Русского технического общества (ИРТО) и его Московского отделения. Все перечисленные издания уделяли значительное внимание публикациям по отраслевой истории техники. Многие известные конструкторы и инженеры выступали как авторы, исследовавшие развитие горного дела и металлургии, электро-, тепло- и гидроэнергетики, железнодорожного и автомобильного транспорта, авиации и кораблестроения. Традиционной тематикой журналов была разработка наследия выдающихся ученых и изобретателей. Периодически печатались работы, описывавшие способы конструирования машин и механизмов, то есть исследования, которые с позиций сегодняшнего дня могут быть отнесены к истории технических наук. Наибольший интерес представляли работы техниковедческой направленности, исследования общих проблем развития и строения техники в социо-культурном и философском контекстах. Усилиями выдающихся русских инженеров начала XX в. А. П. Гавриленко, В. И. Гриневецкого, В. Л. Кирпичева, А. Л. Павловского, П. Н. Страхова и др. были обстоятельно разработаны такие и на сегодня не потерявшие своей теоретическо-практической значимости вопросы, как техническое творчество и инженерная деятельность, машина и орудие, инженер и техника, открытие и изобретение, технический приоритет и авторское право и т. д. Самой яркой фигурой среди отечественных историков техники, техниковедов, инженеров-философов был П. К. Энгельмейер, разработавший теорию строения, развития и социально-философского смысла техники. Сущность его теоретических построений заключается в следующем. Техника в ее узко каноническом понимании призвана через воздействие на материю способствовать человеку в его хозяйственной деятельности, обеспечивать рост производительности индивидуального и общественного труда. Технические средства (машины, механизмы, орудия труда) воплощают в себе технические знания, восходящие к фундаментальным наукам, которые, в свой очередь, являют собой целостную систему законов строения и функционирования окружающего нас мира. Таким образом, расширительное толкование техники включает в себя и технические знания, и фундаментальные науки, и, наконец, самою природу. При этом Энгельмейер выступает последовательным идеологом активного вторжения в природу, ее покорения и завоевания. Он декларирует, что "техника — это покорение природы природой". Этот тезис о подчинении человеком природы, в отличие от современных идей сохранения и невмешательства, отражал распространенные в начале века взгляды апологетов техницизма как стратегии прогресса и развития цивилизации. Антропогенное воздействие на природу, согласно Энгельмейеру, является сутью технического творчества человека. Оно имеет трехактное строение (замысел — знание — осуществление) и замыкает на себя, с одной стороны, науку как путь к постижению истины, а с другой — искусство, рождающее красоту. Иными словами, всякое техническое средство базируется на системе научных знаний и одновременно реализует эстетические устремления человека. Триада "наука (истина) — техника (польза) — искусство (красота)" в своей завершенности и самодостаточности воплощает гармонию и целостность мироздания. Таким образом П. К. Энгельмейер через цепочку знаний, с одной стороны, и через творчество и человеческую деятельность, с другой, выводит понятие техники на уровень природы, космоса, вселенной. Как бы подводя черту под своим видением техники, философ-инженер заключает: "Техника — искусственная ближайшая природа, которой цивилизованный человек себя окружил и изолировал от природы настоящей" (Цит. по [5, с. 71]). Техниковедческие модели Энгельмейера перекликаются, а по ряду положений и смыкаются с современными изысканиями в области техносферы, трактовками техники как второй природы или искусственной среды обитания. Перу Энгельмейера принадлежат и оригинальные построения в области концептуального осмысления историко-технического процесса. Наряду с разработкой проблем развития техники в традиционном ключе, он выдвинул нетрадиционную и даже пародоксальную для своего времени идею параллелизма и наложения технической истории и учения об эволюционном развитии. Время показало, что дискуссионная по своей необычности доктрина технического дарвинизма имеет право на существование. Один из ее приверженцев, отечественный исследователь Б. И. Кудрин по аналогии с теорией естественного отбора разработал концепцию информационного отбора, предложив и введя в научный оборот специальную дифиницию "технетика" [6]. Другой исследователь, С. Тулмин, успешно разрабатывает идеи и механизмы экстраполяции теории естественного отбора на науку в целом, использования дарвинизма как общей методологической модели для описания эволюции научных гипотез и концепций [7]. В целом вклад П. К. Энгельмейера в историю техники значителен и актуален1. Заложенные в начале XX столетия исследовательские традиции и содержательный задел в области истории техники и техниковедения оказались устойчивыми к революционно-гражданским потрясениям 1920-х гг. Историко-техническая мысль продолжала развиваться. Ее движение необходимо рассматривать в контексте общей социальной ситуации и тех идейно-политических позиций, которые занимали инженерный корпус и техническая профессура России в отношении происходившего в стране. Техническая интеллигенция, исповедуя технократические идеалы и ценности, полагала, что единственной столбовой дорогой цивилизационного развития страны является научно-технический прогресс. При этом, как считал председатель Российского технического общества (РТО), выдающийся инженер П. А. Пальчинский2 , локомотивом технического гения страны и народа является инженерный корпус. Следовательно, на нем лежит особая ответственность за восстановление и промышленное строительство России. "Нет инженера вне сознания его гражданских обязанностей и вытекающих из этого его гражданских прав и никогда при этих условиях ни один инженер не может позволить себе сказать, что до него не касаются те или другие вопросы общества", — заявлял в 1921 г. на Съезде инженеров-металлистов Пальчинский, и далее он пламенно взывал к аудитории: "…русскому инженерству придется дать определенный ответ как перед историей, так и своим детям, когда они спросят, что они делали тогда, когда страна погибала, когда в ней уничтожались моральные и материальные ценности,— что вы сделали?" [8]. Установка не только на профессиональную, но и на социальную ответственность, стремление помочь Отечеству в критический для него час предопределили сотрудничество технической интеллигенции с советской властью. Наиболее ярким примером этого служит программа хозяйственного восстановления и строительства страны , так называемый план ГОЭЛРО, в разработке и реализации которого приняло участие более 240 крупнейших ученых, инженеров, организаторов производства. При этом в идеологическом плане подавляющая часть инженерного корпуса относилась к новому устройству страны критически настороженно. Она последовательно и настойчиво отстаивала идею примата научно-технического начала над социально-политическим. С чувством беспокойства и боли за страну П. А. Пальчинский в декабре 1926 г. в неотправленном письме председателю СНК А. И. Рыкову утверждал, что наука и техника являются более важными факторами формирования общества, чем коммунистическая идеология, что нынешнее столетие представляет собой не эпоху интернационального коммунизма, а эпоху интернациональной техники и что не Коминтерн, а "Техинтерн" нам следует признать. На стремление технической интеллигенции к сотрудничеству советская власть отвечала поначалу сдержанной взаимностью. Не по причине чувств и порядочности, у нее просто не было выбора. Знаковым шагом в отношении коммунистических лидеров страны к ее инженерному корпусу явилось Постановление СНК от 25 августа 1921 г. "О мерах к поднятию уровня инженерно-технического знания в стране и к улучшению условий жизни инженерно-технических работников в РСФСР". Этот документ содействовал преодолению социально-экономических и организационно-правовых трудностей, испытывавшихся научно-техническим сообществом. 5 марта 1917 г. был создан Всероссийский союз инженеров, переименованный год спустя во Всероссийскую ассоциацию инженеров, а в 1926 г. — во Всесоюзную ассоциацию инженеров (ВАИ). Учрежденный в 1915 г. журнал "Вестник инженеров" стал официальным печатным органом ВАИ. В рамках Всесроссийской ассоциации инженеров, Политехнического общества и Русского технического общества велась обширная научно-исследовательская и просветительская работа в области философских, социо-культурных и общетеоретических проблем развития техники. Большое место уделялось и разработке вопросов историко-технической конкретики. Развитию истории техники способствовала активность отечественных ученых в рамках международного сотрудничества, и, в первую очередь, участие в созданном в 1924 г. германо-советском научно-просветительском обществе "Культура и техника". Его сопредседателями являлись А. Эйнштейн и А. И. Рыков. Немецкий инженерный корпус всегда отличал повышенный интерес к философско-исторической компоненте технического развития. При этом особое внимание уделялось промышленному потенциалу России. Учреждение общества обусловило постановку комплекса работ по истории техники и технических наук двух стран, их промышленного взаимодействия и сотрудничества. Предусматривалось чтение публичных лекций крупнейшими учеными России и Германии на принципах межгосударственного обмена. Так, весной 1925 г. председатель Союза немецких инженеров К. Матчосс вступил в Москве с циклом лекций по проблемам развития техники и техниковедению. Это событие буквально всколыхнуло научно-техническую общественность города и резко повысило интерес к работам по истории техники. 5 мая 1927 г. на Общем собрании Политехнического общества (председатель — заслуженный профессор П. К. Худяков) был создан "Кружок по общим вопросам техники" под руководством П. К. Энгельмейера. Это было первое в России неформальное общественное объединение, ставившее своей задачей изучение истории техники и проблем техниковедения. Основными направлениями в деятельности кружка были: – изучение общей, отраслевой и региональной истории техники; – анализ связей и взаимодействия техники с наукой, искусством, хозяйством, правом, этикой и "общим укладом жизни"; – разработка научно-биографического наследия выдающихся инженеров и формирование теории технического творчества; – совершенствование системы технического образования. Деятельность кружка развивалась в двух направлениях. В рамках научно-исследовательской программы на его заседаниях, проходивших два раза в месяц, заслушивались доклады с последующим их обсуждением. В сообщениях Н. К. Голованова, В. В. Добровольского, Л. В. Дрейера, А. К. Кауфмана-Клементьева, П. К. Энгельмейера, И. Н. Юровского и др. рассматривались дисциплинарный статус, предмет и метод истории техники, развитие конкретных отраслей производства, практика инженерного дела и изобретательства, психология технического творчества, лицензирование и патентное дело, социологические, культурологические и религиозно-мистические аспекты технической действительности, мотивы "технэ" и материальной культуры в творчестве крупнейших писателей и художников. Вторым направлением работы членов кружка являлась организационно-практическая деятельность. В опубликованном ими обращении "К работникам техники и промышленности", в частности говорилось, что "…история техники не есть вопрос пустого любопытства, а является серьезным делом, разработка ее необходима, притом не для одних техников, но и с общеисторической и в то же время и с педагогической точки зрения… Необходимо собрать свидетельства оставшихся в живых деятелей отходящей полосы в истории нашей техники и промышленности; следует, в меру досугов, писать свои воспоминания… Необходимо позаботиться о сохранении памятников и реликвий историко-технического характера, имеющихся в СССР, каковыми являются всевозможные здания, мосты и прочие сооружения, машины, орудия и т. п., имеющие историко-техническую ценность" [ 9, с. 400]. Стратегическими целями кружка было учреждение общероссийского журнала по истории техники и создание специализированного историко-технического музея. При посредничестве крупнейших историков техники Германии Ф. Фельдхауса и К. Матчосса кружок осуществил публикацию в немецком журнале "Mдnner der Technik" материалов о русских инженерах, изобретателях, мастерах. Кружковцы развивали наработки и традиции начала века. Они творили как бы при зашторенных окнах, их менталитет и мироощущение воплощали минувшую эпоху серебряного века. Время бравурных маршей и краснокосыночниц входило в непреодолимое противоречие с идеалами "инженеров-белоподкладочников", философствовавших о религиозных и духовно-мистических аспектах технического творчества. Невозможно было втиснуть яркие индивидуальности в новый и один на всех политический мундир. Большевистская действительность не могла смириться с наличием деидеологизированных попутчиков, и логической развязкой ситуации явилось директивное прекращение в 1929 г. деятельности Кружка по общим вопросам техники. С его закрытием завершился первый этап становления отечественной истории техники (конец XIX в. — 1929 г.). Окончилась эпоха свободных научных и организационных исканий. Наступало время жестких идейно-политических реалий 1930–1950-х гг.
В конце 1920-х — первой половине 1930-х гг. техническая политика руководства страны заключала в себе два диаметрально противоположных начала: с одной стороны, были подвергнуты гонению широкие слои профессуры ВТУЗов, инспирированы судебно-политические процессы против выдающихся инженеров, конструкторов, руководителей производства (дела Промышленной партии, шахтинской группировки, "антисоветской организации в НКПС", "контрреволюционного центра в ВСНХ и Госплане" и др.), прекращена деятельность ВОИ и ее печатного органа "Вестник инженеров". В то же время была развернута широкомасштабная пропагандистская кампания, воспевавшая индустриализацию страны и ее централизованно-плановое начало, техническое перевооружение народного хозяйства, формирование новой рабоче-крестьянской технической интеллигенции. Приведем одну образную характеристику этой политики, взятую из журнала "Вестник инженеров и техников": "Интегралы и дубина, философия и молот, научная лаборатория и завод, ученый доклад и винтовка, техника и марксизм — все это звенья одного развернутого наступления на остатки капитализма в нашей стране, все это орудия нашего ураганного штурма на вековую отсталость" [10].
"Ураганный штурм на вековую отсталость" требовал серьезного интеллектуального обеспечения, которое соединяло бы в себе новую идеологию и научно-техническое содержание. Одним из путей решения этой задачи было, согласно постановлению ноябрьского пленума ЦК ВКП(б) 1929 г., формирование марксистской истории техники. В резолюции партийного форума указывалось, что "…необходимо обеспечить в программах ВТУЗов конкретную экономику и марксистскую историю техники" [11, с. 338]. Установка пленума ЦК ВКП(б) дала мощный импульс развитию историко-технической мысли, формированию сети научных, учебных и просветительских заведений.
В 1930 г. в Комакадемии при Институте техники и технической политики открывается сектор истории и методологии техники. Год спустя в Ленинграде в Доме инженерно-технических работников организуется секция марксистской истории техники. Исторической вехой дисциплинарного развития становится 1932 г. Постановлением общего собрания Академии наук на базе Комиссии по истории знаний (КИС) в Ленинграде создается Институт истории науки и техники (ИИНТ) АН СССР. Его работу возглавил Н. И. Бухарин. Институт состоял из шести секций, в том числе и секции истории техники. Ее председателем был В. Ф. Миткевич. В следующем, 1933 г., при КВТО ЦИК СССР учреждается Комиссия марксистской истории техники, одной из задач которой являлась разработка учебных программ для высших и средних специальных технических заведений.
Организационное начало преподаванию истории техники положил В. В. Данилевский, по инициативе которого еще в 1928 г. в Харькове были основаны профильные кафедры в Университете, Сельскохозяйственном и Полиграфическом институтах. В последующие годы кафедры истории техники создаются в ряде ВТУЗов крупнейших городов страны. Разрабатываются и читаются общий курс марксистской истории техники, а также истории техники в отдельных отраслях. В целях популяризации этой области в 1932 г. при Доме ученых в Москве была создана специальная группа, занимавшаяся пропагандой отечественного и мирового опыта технического развития.
Значительное внимание уделялось формированию музейно-мемориальной сети. Роль флагмана здесь отводилась созданному в 1932 г. в Ленинграде при ИИНТ Музею истории науки и техники. Эти и другие организационные шаги (Подробнее см. [12]) были сопряжены с одновременным проведением большого количества исследований.
Авторами историко-технических трудов являлись, как правило, крупные ученые. Из-под пера В. В. Данилевского, Г. М. Кржижановского, В. Ф. Миткевича, А. А. Ратцига, С. Г. Струмилина, М. А. Шателена, К. И. Шенфера и др. вышли фундаментальные работы, не потерявшие и сегодня своей научной значимости (См. [13–16] и др.). В это же время были учреждены и начали выходить из печати несколько серийных изданий. В 1931 г. ЦК ВКП(б) принял постановление "Об издании "Истории заводов"", предопределившее публикацию трудов по развитию отечественных предприятий и ремесел. С 1933 по 1936 гг. в Трудах ИИНТ увидели свет девять выпусков "Архива истории науки и техники". Интереснейшие исследования были опубликованы на страницах шести сборников "История техники", выпущенных в 1934–1937 гг. Комиссией по марксистской истории техники при КВТО ЦИК СССР.
Работы рассматриваемого периода своей фундаментальностью и скрупулезностью продолжали традиции российской исторической школы. Исследовались история отраслей отечественной техники, в первую очередь энергетической и горно-металлургической, опыт мирового технического развития (много внимания уделялось эпохам Античности, Возрождения, машино-фабричного производства), наследие выдающихся инженеров и изобретателей.
Работы отмечала четкость и строгость тематических границ. Проблематика исследований сводилась к изучению технологий, машин, механизмов, орудий труда и т. п. Методологическим обоснованием такого техницистского подхода являлось марксистское толкование техники как материального субстрата, артефакта, искусственно созданных технических средств деятельности человека и общества. На всю полифонию прошлых толкований техники, обилие философско-техниковедческих умозрений минувшего было наложено строжайшее табу. Отныне все исследования катились по единой идеологически выверенной колее. Любой шаг в сторону "буржуазно-техниковедческих рудиментов" мог обернуться для ученого трагическими последствиями. На страже идеологической чистоты исследований стояли конформисты от науки, принявшие новые правила политической игры и готовые в любую минуту по сигналу заклеймить инакомыслие и организовать печатную обструкцию, как например опубликованная в "Вестнике АН СССР" за 1937 г. статья А. А. Зворыкина "Ликвидировать до конца последствия троцкистско-бухаринского вредительства на фронте истории науки и техники" [17]. Таким был механизм формирования марксистской парадигмы истории техники, определившей на долгие годы границы и содержания ее дисциплинарного исследовательского поля.
Дальнейшее развитие историко-технической мысли тесно связано с ИИНТ и теми организационно-структурными метаморфозами, которые он пережил в 1930–1950 гг. На смену ликвидированному в 1938 г. постановлением Президиума АН СССР Институту истории науки и техники пришла учрежденная в том же году Комиссия по истории АН СССР, которую возглавил С. И. Вавилов. В период 1943–1945 гг. в Академии наук создается Институт истории естествознания (ИИЕ) и несколько комиссий по истории отраслевой науки. В рамках этой кампании организуется и Комиссия по истории техники (КИТ) при Отделении технических наук (ОТН) АН СССР. Ее работой в течение шести лет руководил академик Б. Н. Юрьев. В 1950 г. председателем КИТ становится чл.-корр. АН СССР А. М. Самарин. Согласно постановлению СМ СССР и соответствующему решению Президиума АН СССР в сентябре 1953 г. на базе ИИЕ и КИТ создается существующий и поныне Институт истории естествознания и техники (ИИЕТ).
В 1940-е гг. исследовательские приоритеты были отданы отечественной тематике. Вначале это объяснялось идеологией военного времени, а позже — развернувшейся кампанией против космополитизма и преклонения перед Западом. На рубеже 1940–1950-х гг. появился ряд скороспелых публикаций, содержавших элементы деформации и даже фальсификации в пользу отечественных приоритетов. Вместе с тем по-прежнему проводились фундаментальные исследования, базировавшиеся на выверенной фактуре и обширной источниковой базе. Наибольший интерес представляют работы В. В. Данилевского "Русская техника"* и Н. И. Фальковского "Москва в истории техники" [18, 19]. Тематически отвечая идеологическим требованиям, они вместе с тем являют собой труды, базирующиеся не только на письменных, но и вещественных исторических источниках. Рукописи, архивная периодика, старопечатные издания, экспонаты музеев, патентные привилегии, промышленно-археологические свидетельства прошлого Урала, Сибири и Москвы — все это органически вплетено в единую ткань книг, и сегодня представляющих большую научную и культурно-художественную ценность.
Развитие историко-технической мысли во второй половине 1950-х гг. в значительной степени связано с кафедрой истории техники МЭИ и работавшего на ней профессора И. Я. Конфедератова (Подробнее см. [20, 21]). Его главной заслугой является постановка и разработка комплекса теоретических проблем технического развития. Согласно Конфедератову, анализ смены одного вида техники другим проводится на основе иерархии ряда исследовательских подходов. Схематически их можно представить в такой последовательности: оценка с позиции внешних и внутренних факторов; исследование потребности, возможности и экономической целесообразности; изучение необходимых и достаточных условий; рассмотрение количественных и качественных характеристик развития; анализ показателей интенсивности, эффективности и надежности.
Особое внимание ученый уделял исследованию количественных и качественных сторон технического развития. Предложенная Конфедератовым концепция количественного развития техники, по характеру схожего с геометрической прогрессией, легла с основу его полемики с американским ученым Д. Прайсом, сторонником так называемой логистической кривой (Подробнее см. [22–25]).
Качественное развитие техники характеризуется, согласно Конфедератову, показателями интенсивности, эффективности и надежности. Первые (давление, температура, скорость, напряжение и др.) имеют тенденцию роста; вторые (к.п.д., удельные материальные и энергетические затраты на выпуск промышленной продукции) — тенденцию асимптотического приближения к объективно существующему пределу, который определяется законами природы, реализуемыми в технических системах.
Совместный анализ количественных и качественных характеристик развития подвел Конфедератова к исследованию механизма возникновения тенденции перехода к новой технике. "Качественные показатели, оценивающие степень использования законов природы, — писал он,— имеют тенденции замедленного роста. Стабилизация значений к.п.д. машин при резком росте потребления вырабатываемой ими продукции служит признаком возникновения тенденции перехода к новым машинам, вырабатывающим ту же продукцию на основе использования других законов природы" [26, с. 44-45]. Безусловно, к оценке выдвинутых Конфедератовым концепций нужно подходить исторически с учетом временной коррекции как характера развития техники, так и уровня историко-технических исследований.
Развитие техники исследуется ученым через призму социальных факторов и той роли, которую играют здесь разработчики и создатели технических средств. Устраняя противоречие между потребностями общества в определенном уровне производства и возможностями удовлетворения их с помощью существующей техники, изобретатели и конструкторы реализуют одно из следующих положений: – создание нового технического объекта; – изыскание нового способа получения технической продукции; – разработка более эффективных производственных методов. При исследовании проблемы "человек — техника" Конфедератов отмечает, что главное назначение орудий труда и машин заключается в замене работника при выполнении им пяти трудовых функций: транспортной, технологической, энергетической, контрольно-управляющей и логической.
В конструктивном и логическом планах техника социально не детерминирована; в то же время проанализированный исследователем статистический материал XIX–XX вв. показал, что "…темпы ее развития, его характер и направление определяются общественными законами" [26, с. 22]. Таким образом, Конфедератов исходил из дуализма техники, проявляющегося в единстве ее природной основы и социальных функций. Двойственность техники экстраполируется им и на историю техники, являющуюся одновременно и технической и социальной наукой.
Результатом изучения эволюции истории техники стала разработанная Конфедератовым концепция трех уровней исследования. Первый уровень — фактологический. "Факт,— отмечал он,— необходим как исходная позиция обобщения, но сам по себе недостаточен для научных обобщений" [27, с. 21]3. Второй уровень — аналитический. Его сердцевиной является историко-технический анализ. Переход на более высокую исследовательскую ступень возможен тогда, когда собирательная фаза историко-технических работ в основном завершена. Третий уровень характеризуется выявлением и изучением тенденций и закономерностей технического развития. Главное значение таких исследований заключается в том, что "…установленные на основе наблюдаемых фактов тенденции и направления развития могут с достаточной степенью достоверности быть экстраполированы в будущее" [27, с. 23].
Для критиков фактологических работ, доказывающих их неполноценность и даже ущербность, предложенная Конфедератовым трехярусная модель историко-технических исследований является несомненным аргументом в их пользу. Она стимулирует и сторонников решения историей техники прогностических задач. Попытка увязки в единую линию развития знаний о прошлом техники и выработанных на их основе прогнозов на перспективу имеет давнюю и периодически напоминающую о себе традицию. Еще в начале века немецкий физик и философ В. Оствальд отмечал, что если история техники — наука, то как всякая наука она выявляет, изучает и формулирует законы, соединяющие в единую линию прошлое, настоящее и будущее [28]. Следовательно, она может и должна решать проблемы прогнозирования, то есть реализовывать не только познавательные, но и практические функции. Сторонники этой концепции утверждают (См., например [29]), что разработка прогноза — одна из важнейших целевых установок истории техники. В этой связи необходимо отметить, что история техники, являясь частью единой исторической науки, изучает прошлое. В этом ее целеполагание и самодостаточность. Формирование прогнозов — задача других наук. История техники имеет опосредованное отношение к разработке перспектив технического развития. Она формирует у инженерного сообщества общую и профессиональную культуру, историзм мышления, эрудицию в отношении развития и техники в целом, и ее отраслевых компонент. Эти знания повышают аргументацию и профессионализм суждений о будущем, суждений, имеющих исключительно ассоциативно-вероятностный, предположительный характер. Таковы, по нашему мнению, прогностические пределы истории техники. Апология идей экстраполяции по трем точкам кривой в завтрашний день — не что иное как профанация чрезвычайно сложной задачи, решением которой профессионально занимаются прогнозисты, футурологи, социологи, науковеды и др.
Дисциплинарный крен в 1960-е гг. в сторону теоретико-методологических вопросов — результат изысканий не только И. Я. Конфедератова, внесшего, несомненно, главный вклад в эту проблему, но и других исследователей, и в первую очередь Ю. С. Мелещенко и С. В. Шухардина [30, 31]. Изменение акцентов в тематике, профиле, жанрах, методах исследований оставляли, начиная с 1930-х гг., незыблемой господствовавшую исследовательскую парадигму — марксистское толкование истории техники и детерминированные им границы и содержание проблемного поля. Обусловленные идеологическим императивом методологические и тематические пределы позволяют рассматривать период 1930–1960-х гг. как время "малого круга".
В эти десятилетия состоялась институционализация направления: история техники обрела свое место в квалификационной номенклатуре наук, сформировалась система действенных исследовательских структур, увидели свет десятки трудов, получивших широкое признание в России и за рубежом, сложились устойчивые механизмы воспроизводства кадров.
На рубеже 1960–1970-х гг. начинается постепенное расшатывание господствовавшей несколько десятилетий марксистской парадигмы истории техники. Она уже не являлась столь незыблемой и самодостаточной, как прежде. Ее концепция становится предметом обсуждений и дискуссий. Стержневое понятие техники как материального субстрата и артефакта обрастает дополнительными истолкованиями. В результате к началу 1990-х гг. сформировалась расширительная трактовка дефиниции, рассматривавшая технику не только как совокупность искусственно созданных средств труда, но и как результат человеческой деятельности, часть культуры, овеществленное знание законов природы и т. д. Произошел как бы постепенный возврат по спирали к энгельмейеровским наработкам начала века. При этом в основе расширения трактовки техники лежат принципы преемственности, куммулятивности, эволюции. Новое толкование "технэ" не перечеркнуло прежнее, а расширило и углубило его.
Следствием обновления и развития базовой дефиниции явилось расширение тематического спектра историко-технических исследований, увеличение площади и границ дисциплинарного поля. Предметом анализа ученых, наряду с техникой в традиционном ее понимании, становятся высокие и новейшие технологии, технические науки, техническая деятельность, комплекс техниковедческих проблем, социальная история техники, наконец, сам человек как создатель и потребитель техники. Происходит постепенный процесс расширения "малого круга" истории техники. Сформировавшаяся в прошедшие десятилетия дисциплинарная сердцевина обрастает относительно самостоятельными тематическими блоками. Окаймляя "малый круг", они представляют "большой круг" или целостную систему соотнесенных между собой проблем и направлений. Возможность и потребность в их разработке детерминированы единством необходимых и достаточных условий, а именно: исчерпывающей теоретической и методологической продвинутостью дисциплины и наличием социального заказа.
Одним из тематических фрагментов "большого круга" истории техники является современная научно-техническая революция (СНТР). Этот феномен, сформировавшийся в 1960-е гг., вызвал к жизни множество исследований философов, социологов, науковедов, экономистов, специалистов в области прикладных наук и инженерного дела. В разработку проблемы включились и историки техники. На рубеже 1970-х гг. в ИИЕТ АН СССР под руководством С. В. Шухардина создается комплексное подразделение для изучения СНТР. Сущность разработанной коллективом концепции изучается в следующем.
Согласно марксистской догматике, человечество в своем развитии проходит пять социально-экономических формаций. Становление и развитие каждой из них имеет двухфазный характер. На первом этапе происходит социальная революция. Она дает импульс второму этапу, в рамках которого развивается техническая революция. Ее сущность заключается "…в появлении и внедрении изобретений, вызывающих переворот (коренное изменение) в средствах труда, видах энергии, технологии производства и общих материальных условиях производственного процесса" [32, с. 34]. Техническая революция обусловливает и одновременно перерастает в производственную революцию, представляющую собой "…процесс, при котором на основании новых технических средств создается способ производства, характеризуемый новым разделением труда, новым местом производителей и новыми общественными отношениями в производстве, новой социальной структурой общества" [32, с. 34]. В результате технической и производственной революций формируется новый уклад техники, новый технологический способ производства, новая материально-техническая база общества.
Концепция СНТР восходит к историческому опыту технических революций и их проявлению в условиях различных общественно-экономических формаций. Радикальные преобразования первобытно-общинного способа производства связаны с изобретением лука, стрел, каменных топоров и мотыг. Для рабовладельческого строя главным было освоение выплавки железа из руд и изготовление железных орудий труда и оружия. Техническая революция эпохи феодального строя характеризуется развитием гидроэнергетики, доменного производства, книгопечатания, огнестрельного оружия, изобретением компаса и часов. Сущностью технического прорыва в условиях формирования фабрично-промышленного производства явилось изобретение и внедрение рабочих машин, возникновение и развитие энергетики пара.
Для всех четырех технических революций характерны качественные сдвиги в области собственно искусственных средств труда — орудий, машин, механизмов, то есть техники в ее классическом марксистском понимании. Наука на всех четырех этапах, согласно рассматриваемой концепции, остается вне содержания технических революций, поскольку она оказывает лишь опосредованное воздействие на производство.
Иначе обстоит дело в период пятой, социалистическо-коммунистической, общественной формации. Протекающая техническая революция является не просто технической, а научно-технической. Это объясняется резким возрастанием роли фундаментальных и прикладных знаний в обеспечении промышленных процессов и, как следствие этого, превращением науки в непосредственную производительную силу. По мнению авторов доктрины, установленная ими сущность СНТР наиболее полно проявляется в процессах автоматизации. Здесь, заменяя человека в его контрольно-управляющих и логических функциях, наука становится самостоятельным фактором технологического процесса, непосредственным духовным элементом производства.
Помимо автоматизации, как главной детерминанты СНТР, пятая техническая революция характеризуется развитием атомной энергетики, радиоэлектроники, кибернетики, созданием новых материалов, освоением и изучением космоса. От прошлых революций СНТР отличает то, что она, во-первых, не просто техническая, а научно-техническая; во-вторых, охватывает практически весь индустриальный спектр; в-третьих, представляет собой не стихийный, а сознательный и направляемый процесс; в-четвертых, развивается более быстрыми темпами, чем предшествующие.
Изложенная модель СНТР (Подробнее см. [32]) совпадает или приближается к аналогичным разработкам В. И. Белозерцева, С. А. Кугеля, Ю. С. Мелещенко, Ю. М. Шейнина и других отечественных исследователей. Теперь, по истечении трех десятилетий, можно констатировать условность и схематизм ряда положений доктрины, ее идеологическую ангажированность и методологическую уязвимость, изменение в приоритетах направлений и проблем развития социума. Вместе с тем "научные хороводы" 1960-1970-х гг. вокруг СНТР сыграли и свою положительную роль. Они способствовали росту популярности и значимости историко-технического сообщества, расширили предметное поле направления, увеличили арсенал общетеоретических наработок, развили методологическую оснащенность исследований.
Важнейшей системообразующей компонентой "большого круга" истории техники является история и теория технических наук. Эпизодически и точечно эта проблема исследовалась давно. Но только во второй половине 1960-х гг. ее разработка обретает организационную и предметную целостность. В 1969 г. в Ленинградском отделении ИИЕТ АН СССР создается специализированная группа методологических и социальных проблем техники и технических наук. Основное внимание коллектив сосредоточил на изучении технических наук. Благодаря энергии и таланту руководителя группы Ю. С. Мелещенко, активности его учеников и коллег — О. М. Волосевича, Б. И. Иванова, В. В. Чешева и др. — новое направление становится приоритетным и приковывает к себе внимание широких кругов научной общественности. Молодое подразделение вскоре превращается в общепризнанный центр по изучению технических наук. Группой был проведен ряд таких представительных форумов как конференция "Взаимосвязь технических и общественных наук" (1971) и симпозиум "Взаимосвязь естественных и технических наук" (1973). Итогом деятельности коллектива стала реализация исследовательского проекта "Методологические и социальные проблемы техники и технических наук", состоявшего из трех коллективных монографий [33–35]. Творческая планка энтузиастов была столь высока, что после кончины в 1972 г. лидера школы Ю. С. Мелещенко еще несколько лет исследовательская инерция генерировала оригинальные разработки единомышленников, среди которых особое место занимает монография Б. И. Иванова и В. В. Чешева "Становление и развитие технических наук" [36].
Ленинградской школой была разработана целостная система знаний, включавшая такие вопросы, как генезис технических наук; объект, предмет и метод исследования; формирование технического языка, графической и математической символик описания; техническая теория и идеальные объекты; единство знаний и деятельности; периодизация технических наук и основные этапы их развития; технические знания и СНТР; функционирование системы "фундаментальные знания — технические науки — инженерная практика"; классификация технических наук и их соотнесенность с естественными и общественными науками; закономерности развития и строения технических наук.
Наиболее значимым итогом изысканий в области технических наук стал факт обретения ими самостоятельного статуса в макросистеме наук. Была преодолена негативная позиция определенных кругов ученых в отношении самостоятельности технических наук, и более того, самого факта их наличия. Так, например, Б. М. Кедров в своих классификационных моделях выделял в автономные блоки лишь естественные, общественные и философские науки. Недооценка и занижение статуса технических наук имеет устойчивую и давнюю традицию. Еще в 1803 г. Г. Гегель писал: "Что теперь называется наукой: специалист по расположению террас или "Общее руководство по искусству расположения террас". Так делаются наукой разработка торфа, возведение дымовых труб, скотоводство" [37, с. 530]. В сказанном просматривается неприятие и сожаление по поводу неизбежного и все возраставшего вторжения производственно-прикладных знаний в мир высоких абстракций и научных прозрений. Истории техники понадобилось много десятилетий, чтобы утвердить в общественном сознании сам факт существования технических наук, показать, что энергетическая и ресурсодобывающая техника и технологии (по терминологии Гегеля, — строительство труб и разработка торфа) есть важнейшие производные технических наук, а шире — результаты приложения науки к практике5 .
Деятельность ленинградской школы дала мощный импульс изучению технических наук в исследовательских и учебных центрах Москвы, Новосибирска, Ростова-на-Дону, Томска и др. При разработке направления много внимания уделялось таким проблемам, как становление и функционирование научных школ, формирование организационных структур, динамика кадров, развитие коммуникационных систем сообщества, анализ общественно-политического контекста и т. д. Подобные вопросы обрели в последнее время единый и модный эпитет "социальная история техники".
Историография свидетельствует, что историко-технические изыскания развивались по линии приоритетного исследования материального субстрата техники, ее имманентного начала. Каноническая, инженерная история техники разрабатывала закономерности развития, его движущие силы, эволюционные и революционные фазы, узловые точки роста, необходимые и достаточные условия перехода к новой технике, количественные и качественные характеристики, показатели интенсивности, эффективности и надежности и т. д. Классическое исследование представляло собой фактографическую экспозицию технических средств и конструкций, дат, событий, мест, лиц. В центре внимания находился или анализ, или описательная экспликация технических устройств, технологических процессов, эксплуатационных характеристик и конструктивных параметров.
Техника по своей природе социальна, она онтологически связана с обществом и человеком. В любом самом "инженерном", техническом исследовании присутствует социальная компонента. Она проявляется скрыто или явно в организации производства, разработке, создании и внедрении технических средств, функционировании инженерно-технического сообщества, мотивации деятельности изобретателя и конструктора. Но социальный контекст выступает лишь как фон, средство во всестороннем и объективном изучении технического объекта. Социальная компонента является внешней по отношению к технической сердцевине исследования, она остается вне дисциплинарного исследовательского пространства.
Существуют принципиально иные работы, относящиеся к так называемой гражданской истории техники. Эти исследования представляют собой как бы перевернутое, зеркальное отражение инженерных историко-технических трудов. Приоритеты проблемного ряда здесь расположены в обратном порядке. Социальная тематика выступает в качестве главенствующей, а техническая компонента является лишь вспомогательным методологическим инструментарием.
Если в условно названных нами "инженерной" и "гражданской" историях техники техническая и социальная компоненты находятся в диаметрально противоположных фазах, то в социальной истории техники оба начала обретают равную значимость, примат одного над другим утрачивается6 . И инженерная, и социальная составляющие перестают быть лишь фоном, контекстом, внешне нейтральным фактором по отношению друг к другу, они органично включаются в ткань исследуемой технической проблемы. Социальная компонента в ее предельно широком толковании (политические, экономические, психологические и др. аспекты) из внешнего фактора, по отношению к технической составляющей, становятся внутренним, вступая в непосредственное взаимодействие с предметным содержанием техники. Исходя из сказанного, предложим следующее определение предмета социальной истории техники.
Предметом социальной истории техники является развитие технических средств, технологий, фундаментальных и прикладных технических наук, технической деятельности и человека как создателя и потребителя техники в неразрывной взаимосвязи как с социумом в целом, так и с жизнью и деятельностью научно-технического и инженерно-конструкторского сообществ, создающих и реализующих окружающую нас техническую реальность или техносферу6 .
Для российских ученых важным участком истории техники являются социальные аспекты развития отечественной техники. За прошедшие десятилетия опубликовано немало фундаментальных исследований, содержащих тщательно проработанную социальную фактуру (См., например [40–42]). Вместе с тем, специфика политических условий функционирования советской науки не могла не сказаться на деятельности историков техники. В этой связи возникает как минимум три проблемы. Первая из них связана с изучением, пропагандой и защитой глубоких и объективных работ крупнейших исследователей прошлого — Л. Д. Белькинда, В. С. Виргинского, И. Я. Конфедератова, А. А. Радцига и др. В период 1920–1950-х гг. рядом авторов были выпущены субъективные и искажающие реальность труды (См., например [43, 44]). Такие работы требуют переосмысления, критических исправлений и, в конечном счете, проведения новых исследований. Третья проблема связана с существовавшими десятилетиями запретами на большие тематические массивы — эмиграция инженерно-технической интеллигенции, научное наследие репрессированных ученых и конструкторов, использование СССР промышленного потенциала нацистской Германии и др. Ликвидировать существующие "белые пятна" — одна из серьезных задач историков техники. Первые шаги в этом направлении уже сделаны [45, 46].
Наряду с социальной историей техники в последние годы все более заметным тематическим блоком становится музейная проблематика. Исследование специфики и общности истории техники и научно-технических музеев предпринято нами и представлено в настоящем сборнике (См. статью "Научно-технический музей в системе историко-технических исследований").
В поле зрения истории новейшей техники находится резко усиливающееся в последнее время антропогенное воздействие на окружающую среду. Сохранение равновесного состояния системы "природа — техносфера — социум", оценка технической деятельности человека и ее влияния на мироздание, реализация концепции устойчивого развития — важнейшие вопросы дисциплины.
Техногенное вторжение в природу уже привело к целому ряду трагических последствий. О двух из них, носящих всеобщий характер, необходимо сказать подробнее. Во-первых, принципиально изменились последствия антропогенного воздействия на среду обитания. Если до недавнего времени природа находила в себе силы и ресурсы для самовосстановления, то последние десятилетия XX столетия демонстрируют нам множество примеров необратимых потерь в окружающем живом мире. Природа по ряду важнейших направлений и характеристик исчерпала свои компенсаторные свойства и вплотную подошла, используя медицинскую терминологию, к состоянию декомпенсации, то есть отсутствию возможности самостоятельно восстанавливаться и справляться с антропогенными и техногенными нагрузками. Во-вторых, аномально-гипертрофированное развитие технических мультисистем привело к качественному изменению соотнесенности человека и созданного им технического мира. Из творца и властелина техноструктур человек превратился в часть самой системы, стал ее заложником и вопреки своей воле зачастую вынужден соотносить и приспосабливать поступки к алгоритму действий созданной им же суперструктуры. Последняя, используя вызревшую в ней потенцию отчуждения и подчиняя себе внешние и внутренние формы человеческого поведения, генерирует и реализует самостоятельность и способность к саморегуляции и самодвижению.
Следствием утраты природой сил к самовосстановлению и функционирования суперструктур уже по своим, не зависящим от человека законам стало массовое развитие технофобии. "Поворот общества в его отношении к технике,— свидетельствует немецкий исследователь Х. Ленк,— был в два последних десятилетия ошеломляющим... Если (в 1972 г.) 72% населения считало технику "скорее за благо", а лишь 3% — "скорее проклятием", то первый показатель снизился до 50% в 1976 г. и до 30% в 1981 г.; второй же показатель поднялся до 18%. Следовательно, вместо трех четвертей населения теперь технику считают благом только одна треть! И почти одна пятая часть — в шесть раз больше, чем в 1972 г. — считает технику проклятием! У молодежи (возраст — от 16 до 20 лет) картина еще более разительная: "благословляющих" технику в 1972 г. было 83%, а в 1981 г. — 23%!" [47, с.19]
Усилению и закреплению чувства технофобии способствуют некоторые, характерные для XX в. тенденции развития технического мира. Отмечено, что разработка и реализация любой крупномасштабной инженерной программы намного опережают осознание последствий этого. Иными словами, создание гиперструктур, в которых изначально хотя бы с минимальной степенью вероятности присутствует фактор риска, разрушения, катастрофы, сопровождается неизвестностью, в лучшем случае осознанием поливариантности последствий. А это не может находить понимания среди широких кругов населения. Другой особенностью является увеличение всегда существовавшего разрыва между духовной и материальной культурами. Возрастающее отставание духовной культуры и, как следствие, морально-этических норм и нравственности в условиях невиданного индустриально-техногенного прорыва человечества, характеризующегося всевластием и господством силы и знания, также является для социума предостережением в отношении "технэ" и сигналом к формированию системы запретов.
Развитию антитехницистских настроений способствуют и научные изыскания. Укажем на широко известный доклад Д. и Д. Медоузов "Пределы роста" (1972 г.), выполненный в рамках анализа мирового развития, проведенного Римским клубом. В этом докладе путем построения глобальных моделей были подтверждены тревожные пророчества Т. Р. Мальтуса почти 200-летней давности о грядущем исчерпании всех земных ресурсов. В данном контексте одним из актуальнейших вопросов является изыскание путей жизнеобеспечения землян как в XXI в., так и на более отдаленную перспективу.
Очевидно, что в процессе решения проблемы технические системы будут все более усложняться. Степень их уязвимости и подверженности дестабилизирующим влияниям также возрастет. В целях минимизации таких последствий необходимо решить ряд социальных, научно-технических и нравственных проблем, в том числе: – опустить планку научно-технического риска до минимально возможной величины; – полностью исключить в общемировых масштабах конфликтные ситуации; – создать систему подготовки "инженеров-энциклопедистов" полидисциплинарного профиля; – обеспечить максимально возможную информационную открытость; – содействовать формированию в общественном и индивидуальном сознании чувства меры, достаточности и самоограничения и др.
Роль истории техники в разрешении очерченных проблем достаточно велика. Ее главный потенциал заключен в возможностях демонстрации предостерегающих уроков прошлого, а их в рамках исторического развития триады "природа — техносфера — социум" не счесть.
Прошло более трех десятилетий с тех пор, как отечественная история техники вступила в третий период своего развития — период формирования большого дисциплинарного круга. Масштабы и результаты проведенных за это время исследований значительны. Вместе с тем не приходится ожидать окончания третьего периода. Экспоненциальный характер научно-технического прогресса позволяет прогнозировать появление новых проблемных блоков и, как следствие, резкое разрастание тематического спектра направлений. Это приведет к дальнейшему развитию и усложнению господствующей историко-технической парадигмы. А, как было показано выше, переход от одного периода к другому обусловлен именно сменой парадигм. Таковы дисциплинарные реалии на пороге третьего тысячелетия.
И последнее. Как быть сегодня с несомненно главной задачей историко-технической науки — подведением итогов технического развития в XX столетии? Сто лет назад П. К. Энгельмейер издал небольшую книгу "Технический итог XIX столетия" [48]. Это были апология, торжественный гимн техническому прогрессу. Техника представлялась как единственный и всеспасительный путь развития и России и мира в целом. Сегодня создать работу аналогичного звучания по итогам XX столетия чрезвычайно трудно. Не из-за объема и сложности проблемы, а из-за невозможности однозначно ответить на главный вопрос: чего же больше, хорошего или плохого, принес человечеству технический прогресс в XX столетии? В этом главная трудность и науки в целом, и ее неотъемлемой части — истории техники.
1. Ф. Ч. Паровые машины. История, описание и приложение их. Взятые из сочинений Пертингтона, Стефенсона и Араго. СПб. 1838.
2. Божерянов Н. Описание изобретения и постепенного усовершенствования паровых машин. СПб. 1842. 2. Хотинский М. История машин, пароходов и паровозов. СПб. 1853.
3. Араго Ф. Историческая заметка о паровых машинах. СПб. 1861.
5. Горохов В. Г. Петр Клементьевич Энгельмейер. М. 1997. 224 с.
6. Кудрин Б. И. Введение в технетику. Томск. 1991. 384 с.
7. Тулмин С. Человеческое понимание. М. 1984.
8. Центральный государственный архив Октябрьской революции (ЦГАОР) СССР. Ф. 3348. Оп. 1. Ед. хр. 695. Л. 28 об.–29.
9. К работникам техники и промышленности //Вестник инженеров. 1928. № 8.
10. За большевизацию науки и техники //Вестник инженеров и техников. 1931. № 4.
11. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М. 1970. Т. 4.
12. Илизаров С. С. Материалы к историографии истории науки и техники. М. 1989.
13. Богаевский Б. Л. Техника первобытно-коммунистического общества. М.-Л. Т. 1. 1936.
14. Данилевский В. В. И. И. Ползунов. Труды и жизнь первого русского теплотехника. М.-Л. 1940.
15. Ратциг А. А. История теплотехники. М.-Л. 1936.
16. Струмилин С. Г. Черная металлургия в России и СССР. М.-Л. 1936.
17. Зворыкин А. А. Ликвидировать до конца последствия троцкистско-бухаринского вредительства на фронте истории науки и техники //Вестник АН СССР. 1937. № 4-5. С. 14-24.
18. Данилевский В. В. Русская техника. Л. 1947.
19. Фальковский Н. И. Москва в истории техники. М. 1950.
20. Гвоздецкий В. Л. Иван Яковлевич Конфедератов. М. 1984.
21. Гвоздецкий В. Л. Вопросы истории науки и техники в трудах И. Я. Конфедератова //ВИЕТ. 1983. № 2. С. 153–161.
22. Конфедератов И. Я. О законах развития науки и техники на современном этапе // ВИЕТ. 1970. ¹ 2 (31).
23. Konfederatov Ivan. Exponential or logistical low of scientific development. XII Congress International d’Histoire des Sciences. Paris. 1968.
24. Прайс Д. С. Исследование об исследовании //ВИЕТ.1970. № 2 (31).
25. Прайс Д. С. Малая наука, большая наука /Наука о науке. М. 1966.
26. Конфедератов И. Я. Техника и закономерности ее развития /Белькинд Л. Д., Веселовский О. Н., Конфедератов И. Я. История энергетической техники. М. 1960.
27. Конфедератов И. Я. Формирование истории техники как научной дисциплины //ВИЕТ. 1975. № 1 (50).
28. Оствальд В. Изобретатели и исследователи. СПб. 1909.
29. Алексеев Г. Н. Технический прогресс — комплексные закономерности, проблемы и перспективы. Тбилиси. 1991.
30. Мелещенко Ю. С. Техника и закономерности ее развития. Л. 1970.
31. Шухардин С. В. Основы истории техники. М. 1961.
32. Современная научно-техническая революция /Под ред. С. В. Шухардина М. 1970.
33. Взаимодействие технических и общественных наук. Л. 1972.
34. Специфика технических наук. М. 1974.
35. Взаимодействие естественных и технических наук. М. 1976.
36. Иванов Б. И., Чешев В. В. Становление и развитие технических наук. Л. 1977.
37. Гегель Г. Работы разных лет. М. Т. 2. 1971.
38. Бернал Дж. Наука в истории общества. М. 1956.
39. Симоненко О. Д. Сотворение техносферы: проблемное осмысление истории техники. М. 1994.
40. История энергетической техники СССР. В 3-х т. М.-Л. 1957.
41. Очерки развития техники в СССР. В 5-ти т. М. 1967–1978.
42. Очерки истории техники в России. В 4-х т. М. 1971–1976.
43. Гладков И. А. В. И. Ленин и план электрификации России. М. 1947.
44. Шершов С. Ф. Ленинско-сталинская электрификация СССР. М. 1951.
45. Соболев Д. А. Немецкий след в истории советской авиации. М. 1996.
46. Российские ученые и инженеры в эмиграции. М. 1993.
47. Ленк. Х. Размышления о современной технике. М. 1996.
48. Энгельмейер П. К. Технический итог XIX века. М. 1898.
1. В последние годы обширное наследие ученого переживает своего рода ренессанс. К нему приковано внимание многих немецких исследователей (П. К. Энгельмейер был выходцем из обрусевших немцев). В Московском техническом университете проводятся Энгельмейеровские чтения. Его жизни и деятельности посвящен ряд публикаций. 2. П. А. Пальчинский является одной из наиболее ярких и загадочных в своих научных, политических и житейских перепетиях фигур инженерной России первых десятилетий XX в. Пройдя путь от студента до заместителя Министра торговли и промышленности и председателя РТО, не раз сменив свои идеологические пристрастия (он был близок к анархистам, эсэрам, социалистам), он всегда оставался фрондером, стоял в оппозиции и к самодержавию, и к советской власти. Они ему платили тем же. В 1905 г. он был сослан в Сибирь, при большевиках трижды препровождался в тюрьмы. В дни октябрьского переворота руководил обороной Зимнего дворца. Любил жизнь во всех ее проявлениях, грешил, был необузданным, страстным, истовым российским правдолюбцем. В 1928 г. его арестовали на квартире в Ленинграде и вскоре убили без всякого судебного разбирательства. Историкам техники еще предстоит сказать объективные и выверенные слова справедливости об этом удивительном сыне России. 3. В. В. Данилевский является единственным историком техники, удостоенным Сталинской премии (1942 г.) за монографии "И. И. Ползунов. Труды и жизнь" (1940 г.) и "История гидросиловых установок в России до XIX в" (1941 г.). 4. В анналах научной мысли содержится множество подобных высказываний исследователей, философов, историков о методологической недостаточности факта как такового: "Изучая, экспериментируя, наблюдая, старайтесь не оставаться у поверхности фактов. Не превращайтесь в архивариусов фактов. Пытайтесь проникнуть в тайну их возникновения. Настойчиво ищите законы, ими управляющие" (И. П. Павлов), "…факты в науке не самое важное дело; этого не знают иные философы, но это знает каждый истинный ученый. Наука никогда не имеет голого эмпирического характера; главное в ней — метода" (Н. Н. Страхов), "Большая детализация исторических фактов и тем самым большая ответственность перед историческими подробностями,.. могут придать только искусственный статус индивидуальному стилю в работе, заблуждениям и путанице" (Т. Кун), "…хроника — тело истории, из которой ушел дух, она труп истории" (Р. Дж. Коллингвуд), "…открыть, отыскать все факты — не наука, а работа над фактами есть наука" (Ф. М. Достоевский). 5. О единстве и взаимосвязи науки и техники четко высказался Дж. Бернал: "Необходимо всегда помнить, — писал он 50 лет назад,— что наука является полноценной лишь в том случае, если она является указывающей. Наука не предмет чистого мышления, а предмет мышления, постоянно вовлекаемого в практику и постоянно подкрепляемого практикой. Вот почему наука не может изучаться в отрыве от техники" [ 38, с. 26]. 6. Модель "инженерной", "гражданской " и "социальной" истории техники вполне применима и к истории истории техники, то есть ее историографии. Примерами "инженерной", "гражданской" и "социальной" историографии могут служить уже рассмотренные нами исследования [21, 12, 20].
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru/