Из всех теорий Рикардо теория ренты самая знаменитая, она навсегда останется связанной с его именем. Эта теория так известна, что еще и ныне она является одним из классических экзаменационных вопросов.
Вопрос о ренте (т.е. земельном доходе; английское слово rent просто означает арендная плата) занимал не одного Рикардо, он волновал всех экономистов его времени, и особенно его страны. С первой половины XIX века проблема ренты господствует над всей английской политической экономией, а впоследствии, как будет рассказано ниже, она переносится в учение о национализации земли и создает успех книге Генри Джорджа. Во Франции она нашла лишь слабый отзвук, потому что Франция не только после революции, но даже и раньше революции была уже страной мелкой собственности. Арендные отношения далеко не покрывали всей земли, как в Англии, и даже там, где они существовали, они не носили Английского характера. Не было также во Франции в таком чистом виде, как в Англии, этого трехэтажного, построенного, казалось самой природой общественного здания, в котором скрывалась вся экономия распределения: внизу - рабочий, получающий свою заработную плату, над ним - крупный фермер - капиталист, добывающий свою прибыль, а на самом верху - лендлорд, взимающий свою ренту.
Происхождение ренты по Мальтусу и Рикардо. Две первые категории дохода легко было объяснить, но откуда происходила последняя категория, этот доход, который создал английскую аристократию, а с ней и историю Англии? Мы знаем, что физиократы, называвшие его чистым продуктом, видели в нем щедрость природы, дар Бога и что сам Адам Смит, несмотря на то, что он перенес с земли на труд роль творца богатства, допускал, что значительная часть земельного дохода, по крайней мере одна треть, обязана своим происхождением и содействию сил природы.
Мальтус написал особую книгу, посвященную этому вопросу, и Рикардо отдает ему должное за выработку "истинной доктрины ренты". Мальтус брал за исходный по крайней мере пункт объяснения физиократов и Адама Смита, т.е. он видит в ренте "естественный результат известного сообщенного Богом земле качества, которое дает земле силу прокормить больше людей, чем нужно для обработки ее". Но у него рента не результат только физического закона, она является также результатом экономического закона; это значит, что у земли есть исключительная привилегия самой создавать спрос на свои продукты и, следовательно, сохранять и бесконечно увеличивать свой собственный доход и свою собственную ценность. Почему? Потому что народонаселение всегда стремится идти вровень или даже обгонять массу средств существования, иначе говоря, потому что повсюду родится по меньшей мере столько людей, сколько земля может прокормить. Это новое объяснение земельной ренты есть вывод из закона Мальтуса, т.е. из закона постоянного давления народонаселения на производство.
Наконец, Мальтус отмечает в ренте еще другой характер, - верное и важное замечание, которое покажется соблазнительным для теории Рикардо, - а именно то, что при неодинаковом плодородии земель вложенные в них капиталы; по необходимости дают неодинаковую прибыль и эта разница (difference) между нормальной высотой прибыли на земле средней плодородности и высшей нормой прибыли на землях, более плодородных, как раз и составляет к выгоде собственника плодороднейших земель специальную категорию ренты - дифференциальную ренту, как назовут ее впоследствии.
Эта рента представлялась Мальтусу, так же как раньше физиократам, совершенно законной и вполне отвечающей интересам общества. Для первоначальных собственников она была лишь справедливым вознаграждением "за их силу и талант", а для тех, кто позже купил землю, она является таким же вознаграждением, потому что земля эта куплена ими вместе с плодами труда и таланта. Несомненно, она существует независимо от труда собственника, но это то же, что главный выигрыш, otium cum dignitate (достойный досуг), который есть справедливое вознаграждение за всякое похвальное усилие.
Рикардо пойдет совершенно новым путем. Он радикально порвет связь с учением физиократов и Адама Смита, которое сохранилось еще у Мальтуса, и с пренебрежением отбросит всякое сотрудничество природы в деле создания ренты. Этот банкир, хотя он был также крупным землевладельцем, не был заражен суеверным представлением о природе и, несомненно, охотно обратился бы к ней с вопросом, который был задан позже: что это за женщина? В противовес знаменитой фразе Адама Смита он цитирует фразу Беканена: "Пустая мечта воображать, что земледелие дает чистый продукт, потому что природа вместе с трудом человека содействует делу обработки земли, и отсюда получается рента". Он даже покажет, как мы увидим ниже, изящно опрокинув теорию, что в ренте проглядывает больше жадность, чем щедрость земли.
Доказательством того, что плодородие земли, по крайней мере само по себе, никогда не может производить ренту, служат, например, новые страны или колонии. Если в них земель больше, чем требуется их для нужд населения, они не дают никакой ренты даже тогда, когда отличаются удивительным плодородием. "Кто подумает покупать право на обработку земли, когда столько земель свободных и, следовательно, готовых к услугам кого угодно". Так когда же появляется рента? Только тогда, когда "рост населения принуждает разрабатывать земли низшего качества или хуже расположенные". Вот узел теории Рикардо. Далекая от того, чтобы носить на себе следы благородства природы, рента нарождается от досадной необходимости, а именно от редкости хороших земель и вызываемой народонаселением нужды прибегать к относительно плохим землям. “Рента - создание ценностей, а не создание богатств", - говорит Рикардо. Глубокая мысль, она осветит много тайн в экономической науке. Что хочет он сказать? Он противопоставляет друг другу, с одной стороны, богатство, рождающееся из обилия и довольства, а с другой - ценность, рождающуюся от преодоления преград и затраты усилий, и заявляет, что рента входит не в первую, а во вторую категорию.
Все-таки мы не можем считать это объяснением ренты, ибо трудно понять, как чисто отрицательный факт - недостаток плодородной земли - может произвести доход. Лучше сказать: если редкость годных для обработки земель есть условие появления ренты, то это еще не значит, что она является причиной ее. Причиной является высота цен земледельческих продуктов, скажем хлеба, сама определяемая увеличением труда и забот, связанных с эксплуатацией более неблагодарной земли. Так что в конце концов создает ренту на земле, производящей хлеб, и служит мерилом ее труд, необходимый для производства хлеба на землях последней категории из всех обработанных земель.
Предположим (как часто говорит Рикардо), что на поступившей в обработку земле первого разряда один гектолитр хлеба требует десяти часов труда и что цена хлеба 10 франков за гектолитр. Но для того, чтобы прокормить население, растущее согласно законам Мальтуса, необходимо пустить в обработку земли второго разряда, на которых гектолитр хлеба требует 15 часов труда. Немедленно в той же пропорции поднимется цена хлеба, скажем до 15 франков, и, следовательно, собственники земель первого разряда получат сверх стоимости некоторый излишек в 5 франков на гектолитр - это и есть рента. Но вот подходит время пустить в обработку земли третьего разряда, на которых для производства одного гектолитра хлеба потребуется 20 часов труда. Немедленно цена хлеба поднимется до 20 франков, и у землевладельцев первого разряда излишек, или рента, поднимается с 5 до 10 франков на гектолитр, а землевладельцы второго разряда в свою очередь получают излишек в 5 франков на гектолитр. Таким образом, появился новый слой рантье - более скромных, стоящих ниже первого слоя. Собственники земель, третьего разряда в свою очередь сделаются рантье, когда наступит нужда обратиться к землям четвертой категории, т.д.
Против этой теории приводили то возражение, что иерархия земель в ней придумана для целой демонстрации ее. Однако в этом пункте Рикардо ничего больше не сделал, как только перевел на научный язык оценку, которую часто приходится слышать от крестьян, когда они, не колеблясь, потому что это переходит у них от отца к сыну, говорят вам: "Вот хорошая земля, а вот плохая!"
Рикардо, которого обыкновенно представляют человеком абстрактного ума, был очень практичным и очень хорошим наблюдателем, который лишь обобщал в формулах факты, происходившие вокруг него и занимавшие общественное мнение и парламент. Повышение ренты, следовавшее за повышением цен на хлеб в конце XVIII и в начале XIX века, было самым поразительным явлением экономической истории Англии. В течение почти всего XVIII века наивысшая цена хлеба была 60 шиллингов и несколько пенсов за квартер. Но в 1795 г- цена поднимается до 92 шиллингов, а в 1801 г. - до 177 шиллингов. Почти утроилась по сравнению с прежней ценой! Эта чудовищная цена, вызванная исключительными причинами, между которыми особенно следует отметить войны против Наполеона и континентальную блокаду, конечно, недолго стояла, но все-таки с 1810 по 1813 г. средняя цена оставалась в 106 шиллингов.
Это обстоятельство указывало на то, что повышение цены хлеба объясняется не случайными только причинами, но и тем роковым фактом, что наличных земель стало недостаточно для прокормления населения и что следует расчистить новые земли, где бы они ни находились, даже наихудшие. Пастбища, которые некогда покрывали английскую почву, с каждым днем отступали перед плугом. В эту эпоху завершается вековая несправедливость Enclouse Acts (огораживание земель), т.е. законов, в силу которых лендлорды включали в свои имения свободные земли, составлявшие общинную собственность. Очень красноречиво графическое изображение, сделанное Кэннаном, показывает внутреннюю связь между числом каждый год вотированных законов в enclouse (огораживании и повышением цен хлеба.
Назначенная в 1813 г. Палатой общин комиссия для проведения анкеты о ценах на хлеб (так как землевладельцы боялись понижения их, когда с восстановлением мира станет возможным ввоз) пришла к выводу, что на новых, обращенных к обработке землях нельзя производить хлеба ниже 80 шиллингов за квартер (34 франка за гектолитр). Какой довод в пользу теории Рикардо.
Однако нет ли какого-нибудь средства для того, чтобы избежать необходимости обрабатывать земли второго или третьего разряда? Нельзя ли сначала с помощью интенсивной обработки увеличить доход со старых земель? Можно, конечно, до известного предела, но бессмысленно было бы воображать, что на ограниченной поверхности можно производить неограниченное количество средств существования. Есть повсюду известный предел, более или менее эластичный, который прогрессом сельскохозяйственных знаний, несомненно, может быть отодвинут за границы всякого предвидения, но земледелец останавливается далеко от этого идеального предела, потому что практика ему подсказала, что, как говорит пословица, "игра не стоит свеч", т.е. потому, что добавочный труд и издержки, которые следовало бы вложить в землю, далеко не оправдываются той добавочной прибылью, которая получится с земли. Это называется "законом убывающего плодородия".
Этот закон, предполагающийся уже теорией Мальтуса, необходим для понимания теории Рикардо. Впрочем, он был раньше их открыт и сформулирован с удивительной простотой Тюрго: нельзя допустить, что двойные затраты дают двойной продукт, писал последний. И Мальтус пришел к выводу, что по мере того, как расширяется обработка земли, непрерывно уменьшаются годовые надбавки к среднему годовому доходу. Рикардо видел, как закон проявлял свое действие у него на глазах. Он часто говорит, хотя очень неясно, об уменьшении дохода с капиталов, вложенных как бы последовательными слоями в данную землю, и он замечает, что даже в этом случае, т.е. когда нет необходимости отыскивать новые земли, появится рента.
В самом деле, останемся на наших участках № 1, которые производят хлеб по 10 франков за гектолитр, и предположим, что когда необходимость потребует добавочного сбора посева, вместо того чтобы расчищать участки №2, мы попытаемся достичь увеличения продукта на участках № 1. Этим мы ничего не достигнем, потому что новые гектолитры продуктов с № 1 будут стоить по 15 франков, точно так же как гектолитры, произведенные на №2, и их цена будет законом на рынке. Таким образом, цена всех гектолитров поднимется до 15 франков, и землевладелец также получит ренту, потому что его 2 гектолитра продадутся за ту же повышенную цену 15+15=30 франков, хотя ему они стоили только 10+15 = 25 франков.
Чтобы не обращаться к землям худшей категории, есть еще одно средство: с помощью эмиграции и колонизации поискать вдали от своей страны земель, равноценных по своему качеству с землями первой категории, или, еще проще, покупать продукты этих плодородных заморских земель в обмен на продукты промышленности, к которым не применяется закон убывающего плодородия.
Но и здесь следует принять в расчет труд по перевозке, который
прибавится к труду по производству и приведет к тому же самому результату, а именно к ренте с участков земель, ближе расположенных к рынку, к ренте, обусловленной преимуществом положения. "Отдаленность равнозначна бесплодности", - говорит Ж.Б. Сэй. В Америке есть земли, дающие хлеб по 10 франков за гектолитр, но если за перевоз его нужно заплатить по 5 франков за гектолитр, то ясно, что хлеб, доставленный в Англию, будет стоить 15 франков, т.е. как раз по той самой цене, которая получилась бы при обработке земель второй категории, и английские собственники участков первой категории будут иметь ту же самую ренту в 5 франков. Впрочем, это третье средство чуть только намечено Рикардо, который не мог еще подозревать, какое чудовищное развитие оно получит полвека спустя, что оно перевернет его закон о ренте в странах Европы и отвергнет все таившиеся в нем угрозы.
Положения теории Рикардо. Великая теория Рикардо, кажущаяся с первого взгляда очевидной, заключает в себе, однако, несколько положений, к которым следует поближе присмотреться. Одни из них можно рассматривать как истины, окончательно воспринятые наукой, а другие - нет.
1. Теория предполагает, что продукты неодинаково плодородных земель, представляя неодинаковые затраты труда, продаются всегда по одной и той же цене, имеют одну и ту же меновую ценность. Действительно ли неоспоримо это, принятое нами сначала без возражений, положение? Конечно, неоспоримо при предположении, что дело идет о продуктах одного и того же рода и качества, как например, хлеб. Действительно, когда доставленные на данный рынок товары довольно однородны и покупателю нет нужды делать различие между ними, то нельзя допустить, что он согласится заплатить за один товар дороже, чем за другой. Впоследствии Стенли Джевонс назовет это "законом безразличия''.
2. Теория предполагает, что меновая ценность, одинаковая для всех тождественных продуктов, определяется максимальным трудом, т.е. трудом, необходимым для производства того из этих продуктов, на который пошло его больше всего.
Это противоречит теории ценности Рикардо. Известно, что у него ценность всякой вещи определялась трудом, необходимым на ее производство. Уже Адам Смит говорил, что ценность пропорциональна затраченному труду, но только в примитивных обществах. Для цивилизованных же обществ он, напротив, заявлял, "что в них есть очень немного товаров, вся меновая ценность которых получается только из труда". Смит допускал, что труд - один из факторов ценности, но не единственный. Каковы же были другие? Очевидно, земля и капитал.
Но Рикардо, как это любят делать абстрактные умы, упрощает дело, вычеркивая два последних фактора, и у него остается только труд. Что касается земли, то он исключает ее из ценности, указывая на то, что рента нисколько не содействует созданию ценности, а, наоборот, сама создается ею. Не потому хлеб продается дорого, что земля дает ренту, а земля дает ренту потому, что хлеб дорог. "Совершенная разумность этого принципа, - говорит он, - имеет величайшее значение в политической экономии". Что касается капитала, то это не что иное, как труд, - нет необходимости делать из него особый фактор, достаточно понимать под трудом "не только непосредственно в производстве примененный труд, но и труд, вложенный в орудия, в машины, в строения, которые служат для создания капитала". Однако Рикардо не очень удовлетворялся этим объяснением, состоящим в сведении капитала к труду. И действительно, для такого крупного капиталиста, каким был Рикардо, данное положение должно было быть особенно беспокойным. Он очень был смущен примером с дубами и винами, которые, старея, приобретают большую ценность. И в письме к Мак-Куллоху он пишет:” Тщательно обдумав этот предмет, я прихожу к выводу, что относительная ценность вещей определяется двумя причинами: 1) относительным количеством труда, необходимым на его производство, 2) относительной продолжительностью времени, необходимого для того, чтобы принести результат этого труда на рынок". Итак, он догадывался о наличии нового и весьма отличного от труда фактора, которому впоследствии Бем-Баверк придаст такое громадное значение.
Обычно говорят, переиначивая теорию Рикардо, что ценность определяется стоимостью производства, и вправе говорить так, потому что он сам говорит это. Но одно дело сказать, что ценность определяется трудом, и совсем другое дело сказать, что она определяется суммой заработных плат и прибылей (предполагая ренту исключенной). В этом пункте, как и во многих других, только ясность мысли спасла Рикардо от упрека в допущении формального противоречия.
Пойдем дальше. Для объяснения феномена ренты недостаточно сказать, что ценность определяется трудом. Предположим для простоты, что на рынке три мешка хлеба, из которых на каждый потрачено неодинаковое количество труда, так как, по предположению, один произведен на земле плодородной, а другие - на неблагодарной земле, но имеют они все одинаковую ценность. Нужно узнать, какое из этих трех количеств труда определяет ценность хлеба. Рикардо отвечает: максимальное количество - мешок хлеба, произведенного в самых неблагоприятных условиях, - издает закон для рынка.
Но почему бы, наоборот, не сделать этого мешку с хлебом, произведенным в более благоприятных условиях, или мешку со средним хлебом?
Это было бы невозможно. Предположим, что три мешка с хлебом, находящиеся на рынке, появляются с трех разрядов участков А, В, С, где необходимое для производства хлеба количество труда соответственно равно 10, 15, 20. Если стоимость производства хлеба определяется участком С, то невозможно допустить, чтобы рыночная цена была ниже 20, ибо если бы она была ниже, то участок С не обрабатывался бы; но ведь мы предположили, что нельзя обойтись без его продуктов. Нельзя допустить, чтобы рыночная цена была выше 20, ибо в таком случае пустили бы в обработку участки четвертой категории и хлеб их появился бы на рынке, но так как мы предположили, что хлеба достаточно для удовлетворения потребности, то увеличение предложения привело бы к падению цен до непереходимого минимума 20.
Нужно удивляться в этом примере диалектической изворотливости, с помощью которой Рикардо удалось объяснить доход, независимый от всякого труда, каковым является рента, как раз таким законом, на основании которого всякая ценность происходит от труда. Но все же объяснение это скорее изящно, чем доказательство, ибо из него в конце концов явствует, что из всех мешков на рынке только один такой, в котором ценность и труд действительно совпадают. Во всех остальных количество труда и количество меновой ценности абсолютно и безгранично расходятся.
Хотя ныне большинство экономистов допускают, что ценность ни в коем случае не продукт труда, а отражение в вещах желаний человека, однако закон Рикардо тем не менее остается верным, только понимать его нужно в том смысле, что конкуренция, стремящаяся свести цену вещей к уровню стоимости производства, не может свести ее ниже максимальной стоимости производства, т.е. ниже цены, необходимой для возмещения издержек, потраченных на производство самого дорогого из всех спрашиваемых на рынке товаров. И в этом смысле она верна не только по отношению к землевладельческим продуктам, но и по отношению ко всем продуктам вообще, и, следовательно, она имеет гораздо большее значение, чем то, которое ей придавали ее авторы. Впоследствии мы увидим, что ныне открывают присутствие ренты во всех доходах. Правда, распространенная и разжиженная таким образом рента несколько утратила свой первоначальный и определенный характер, который она имела в теории Рикардо. Ныне она является не более как результатом известных благоприятных обстоятельств, могущих представиться в любом положении, так что ныне помышляют даже говорить о "ренте потребителей".
3. Теория Рикардо предполагает, что всегда существует определенная категория земель, которая не дает ренты, потому что она возмещает только расходы по обработке. Иными словами, теория предполагает существование только дифференциальных рент и останавливается только на последнем из рассмотренных Мальтусом случаев.
В этом отношении, по-видимому, Мальтус был ближе к истине, чем Рикардо. Ибо, если весьма возможно, что существуют земли, вовсе не дающие ренты, - будут ли это плодородные земли в колониях, потому что их слишком много, или даже земли, находящиеся в метрополии, но очень бедные, - все-таки очевидно, что в обществе, достигшем известной степени густоты населения, одного факта наличия земли в ограниченном количестве достаточно, чтобы сообщить всем землям и их продуктам ценность редкости, независимую от неравенства получаемого с них дохода. Но ничто не изменится от этого, если даже они будут одинаково плодородны, ибо нет из них ни одной такой, которой не сняли бы за деньги. Но кто согласится взять землю, которая возместит только эквивалент издержек на обработку?
Очень хорошо понятно, почему Рикардо не хотел допустить существования категории рент, появление которой объясняется просто ограниченностью количества земель. Потому что он вступил бы в противоречие со своей теорией, которая не знала иной ценности, кроме ценности, происходящей от труда. И все-таки он должен был сделать уступку и допустить исключения для некоторых редких продуктов, "количество которых не может быть увеличено никаким трудом... для таких, например, как драгоценные картины, статуи, книги, медали, изысканные вина и т.д.", но, с его точки зрения это была лишь совсем маленькая брешь, которую он поспешил скорее закрыть, чтобы не думать о ней, ибо, если бы он допустил пройти через нее такому огромному богатству, как земля, всей его теории грозило бы падение.
* * *
Основания знаменитости теории ренты Рикардо. Такова эта теория ренты - самая знаменитая теория из всех экономических доктрин, которая вызвала столько страстных нападок, каких не вызвала ни одна теория, не исключая даже теории Мальтуса. Много есть оснований для этого.
1. Прежде всего, открывая глаза на существование в обществе многочисленных антагонизмов, она ниспровергала прекрасный естественный порядок, который считался непреложным. Действительно, если эта доктрина правильна, то интересы землевладельца находятся в оппозиции не только с интересами других классов, участвующих в дележе социального дохода, антагонизм неизбежен между участниками дележа, но также и с общим интересом общества. Каковы же в действительности интересы землевладельца?
Прежде всего он заинтересован в том, чтобы возможно быстрее увеличивались население и потребности его, чтобы люди вынуждены были разрабатывать новые земли; затем он также заинтересован в том, чтобы новые земли были по возможности самые бедные, ибо благодаря этому они потребуют очень много труда и тем повысят ренту; чтобы человек отдавался все более и более тяжелому труду для разработки все более и более неблагодарных земель, - вот самый верный для рантье путь к богатству.
Землевладельцы как класс особенно заинтересованы, - как бы ни был на первый взгляд парадоксален такой вывод, - в том, что-бы сельскохозяйственные науки вовсе не процветали. Ибо, как бы ни был незначителен их прогресс, он непременно приведет лишь к тому, что даст возможность собирать с одного и того же участка больше продуктов, следовательно, помешает закону убывающего плодородия проявлять свое действие и вследствие того будет понижать цену товаров и ренту, так как не будет нужды пускать плохие участки в обработку. Словом, поскольку рента измеряется препятствием, как высота воды в бассейне высотой плотины, все то, что понижает препятствие, ведет к понижению ренты. Однако следует отметить, что каждый землевладелец в отдельности заинтересован во введении сельскохозяйственных улучшений на своей земле, так как прежде, чем эти улучшения получат достаточно широкое применение, чтобы понизить цены и сократить поле обработки, у него будет время получить барыш с излишка своих посевов. И возможно, что, если все землевладельцы будут таким образом рассуждать, частные интересы в конце концов сами себя обманут к выгоде общественного интереса. Но не следует слишком полагаться на это.
Рикардо констатирует этот антагонизм и даже тщательно подчеркивает его, и несомненно, благодаря изучению его он сделался таким решительным фритредером, каким не был Адам Смит. У Адама Смита и у физиократов свобода торговли основывалась главным образом на общем представлении о гармонии интересов, между тем как у Рикардо она опирается на один достоверный факт - на повышение цены хлеба и ренты - и является единственным действительным средством против прискорбной тенденции их к повышению. Согласно его теории, свободный доступ товаров из-за границы свидетельствует об обращении в обработку земель, столь же богатых или более богатых, чем земли Британских островов, следовательно, избавляет от тяжелой необходимости обращаться к землям худшего качества и приостанавливает повышение ренты. Он даже старается убедить землевладельцев, что в их интересах согласиться на свободу торговли даже ценой некоторого замедления в росте их доходов, или по крайней мере он ставит им в упрек их слепое сопротивление идее свободной торговли. "Они не видят, - говорит он, - что всякая торговля стремится к увеличению производства и что благодаря росту производства увеличивается общее благосостояние, хотя в результате его может быть некоторая потеря для отдельных лиц. Чтобы не противоречить самим себе, им следовало бы попытаться остановить всякие усовершенствования и в земледелии, и в мануфактуре и всякие изобретения машин".
2. Представляя доход землевладельца не основанным на труде и антисоциальным, теория ренты особенным образом компрометировала право частной собственности на землю. За это ее должны были так страстно критиковать экономисты консервативного лагеря. Нужно, однако, заметить, что Рикардо, по-видимому, не предвидел удара, который он наносил институту частной собственности. Его спокойствие, нас ныне изумляющее, можно объяснить тем фактом, что его теория снимает с землевладельцев всякую ответственность. Действительно, поскольку рента в отличие от прибыли или заработной платы не фигурирует в стоимости производства, поскольку она не определяет повышения цены хлеба, а, наоборот, сама определяется ею, постольку землевладелец является невиннейшим существом из всех трех участников дележа; он играет чисто пассивную роль, он не производит своей ренты, он терпит ее.
Пусть будет так. Но именно того факта, что землевладелец не играет никакой роли в создании ренты, что с него как бы снимается ответственность за неприятные последствия от нее, - этого одного факта, по-видимому, также достаточно для того, чтобы разрешить право собственности землевладельца, если только предполагается, что право частной собственности на землю создается только трудом. Эта именно сторона вопроса поразила современника Рикардо, экономиста Джемса Милля: последний предложил конфисковать ее (или, как ныне сказали бы, социализировать ренту с помощью налога) и тем стал предтечей учений о национализации земли в лице Коленса, Госсена, Генри Джорджа, Вальраса.
3. Наконец, теория ренты вызвала живую критику, потому что, подкрепляя зловещие законы Мальтуса, она таила в себе мрачное будущее для человеческого рода. Она действительно показывает, что всякое общество, прогрессируя и увеличиваясь, принуждается обрабатывать все более и более неблагодарные земли, прибегать ко все более и более тяжелым средствам производства, и, таким образом, она представляется как бы научной демонстрацией проклятия Книги Бытия: "Земля станет проклятием для тебя: в поте лица твоего будешь есть хлеб твой".
Правда, Рикардо не заходил так далеко в своем пессимизме, чтобы верить, что вследствие фатальной деградации самого драгоценного из орудий производства, а именно того, который дает насущный хлеб, человеческий род будет осужден на голодную смерть и расшибет себе голову о каменную стену. Нет, он допускал, что некоторые другие благотворные силы, прогресс сельскохозяйственных знаний и приложение капиталов в более широком масштабе преодолеют это препятствие. "Хотя обрабатываемые в настоящее время земли качеством гораздо хуже тех, которые обрабатывались раньше в течение целых веков, и хотя, следовательно, производство стало гораздо труднее, однако кто может сомневаться, что количество ныне получаемых с земли продуктов значительно больше того, которое получалось в прошедшие времена”.
Таким образом, теория Рикардо не отрицала прогресса, но она открывала перед обществом крутую гору, становившуюся все более и более тяжелой для подъема и ведшую если не к голоду, то во всяком случае к дороговизне. И если, действительно, подумать только о том, что Британские острова должны были бы теперь извлекать из своей почвы пищу для сорока пяти миллионов жителей, станешь ли говорить, что предсказания Рикардо были ошибочными?
Ныне, конечно, легко упрекать Рикардо, что он не сумел предвидеть чудовищного развития перевозочных средств и ввоза пищевых продуктов, которые имели своим последствием не только остановку в росте ренты, но и прямо обратное движение ее. Ныне вопли землевладельцев в Англии и во всех странах Старого Света, по-видимому, опровергают теорию Рикардо". Но кто же знает окончательное ли это опровержение? Неминуемо настанет день, когда страны Нового Света будут так заселены, что должны будут беречь для себя и сами потреблять весь хлеб, который они ныне вывозят, и кто знает, не вернется ли тогда в Англии и во всех других странах Европы к ренте ее тенденция к повышению после того, как она один момент, т.е. несколько веков, была в стационарном положении или даже понижалась?
Правда, можно в известной мере, даже при недостатке ввоза иностранных продуктов, рассчитывать на прогресс сельскохозяйственного знания, и мы видели, что Рикардо очень охотно допускал такую возможность. Мы увидим, что другие экономисты, Кери и ученик Бастиа Фонтеней, выставляли в противовес теории Рикардо совершенно противоположную теорию, а именно ту, что экономическая деятельность в использовании естественных сил всегда начинала с наиболее слабых (потому что их легче было покорить себе и потому что сам человек вначале был слабым), чтобы постепенно подняться к самым могущественным, но вместе с тем и наиболее непокорным силам, что земля не составляет исключения из этого закона и что, таким образом, земледельческая индустрия становится не менее, а все более производительной.
Но эта теория, являющаяся отрицанием закона убывающего плодородия, опирается на весьма спорную аналогию. Когда речь идет о будущем индустрии, то можно предположить, что существуют еще малоиспользованные силы или даже такие, существование которых не подозревают, что, может быть, даже существует химическая, или внутриатомная, энергия, и что все таит в себе неисчерпаемые источники будущей мощи промышленного развития. Но иначе обстоит дело для сельскохозяйственной промышленности. Предполагая даже, что удастся обогатить землю неиссякаемым запасом азота, черпаемого из атмосферы, или фосфатов, добываемых из глубин почвы, все же, по-видимому, человеку придется наталкиваться на ограниченность времени и пространства, которая обуславливает развитие всех живых существ, а наряду с ними и сельскохозяйственных продуктов. Теория Рикардо останется в силе до тех пор, пока не будет изобретено средство производства белка.